Доклад Комолова Николая Анатольевича, кандидата исторических наук, доцента кафедры историко-правовых и общегуманитарных дисциплин Воронежского филиала Российского государственного социального университета, и Комоловой Элины Владимировны, кандидата исторических наук, преподавателя кафедры философии и истории Воронежского института ФСИН России, на научной конференции молодых исследователей «История христианского просвещения и духовного образования в России», проводимой Кафедрой Церковной Истории МПДА. Доклад был озвучен 26 декабря 2010 года.

Основателем Воронежской духовной семинарии стал епископ Феофилакт (Губанов), прежде настоятель таких известных обителей, как Кирилло-Белозерский и Ипатьевский монастыри. Еще в 1744 г. Феофилакт сделал запрос о славяно-латинской школе. Для поиска следов ее существования была даже образована специальная комиссия, которая не смогла выполнить свою задачу из-за того, что соответствующие документы сгорели 25 апреля того года в пожаре в архиерейской канцелярии. Справедливости ради надо отметить, что первоначально ни архиерей, ни остальное духовенство не проявляли особого рвения в вопросе развития духовного образования. И здесь не обязательно следует усматривать злой умысел или торжество невежества. Просто очевидные проблемы с материальной базой будущей семинарии, доминирование среди учебных предметов латыни, штудирование которой представлялось делом бессмысленным, стали факторами, заставляющими местное духовенство не торопиться с учреждением семинарии. Парадоксален факт, что Синод понятия не имел об отсутствии в Воронеже семинарии и узнал об этом только из жалобы архимандрита Дивногорского монастыря Лазаря на епископа Феофилакта. Настоятель, приглашенный еще Вениамином (Сахновским) в качестве учителя славяно-латинской школы, сидел без дела и просил владыку отпустить его из епархии, но ответа не получал. Тогда Лазарь пожаловался на архиерея, заинтересовав тем самым Синод в вопросе о состоянии духовного просвещения в Воронеже[1]. Это и ускорило учреждение здесь семинарии.

Данное событие стало кульминацией сложного процесса развития духовного образования в Воронежской епархии, поэтому дореволюционные краеведы уделяли ему повышенное внимание. Поскольку архив Воронежской духовной семинарии не сохранился, то в первую очередь работы П.В. Никольского, а также Н.И. Поликарпова, Т.М. Олейникова, В.В. Литвинова и др. являются для современных исследователей важным источником информации об историческом пути старейшего в крае учебного заведения. Между тем, в фонде Воронежской духовной консистории, отложившемся в ГАВО, сохранилось более 20 дел, которые относятся к истории семинарии 70-х – 90-х гг. XVIII в. Они второстепенны и не вносят принципиальных изменений в канву событий тех лет. Тем не менее некоторые дела заслуживают нашего обращения к ним с вкраплением их в краткий обзор семинарской истории второй половины XVIII в.

Указ об учреждении Воронежской духовной семинарии состоялся 31 мая 1745 г. Представители архиерея ездили по епархии, осматривали детей священников, протопопов, дьяконов, причетников 7–15 лет (Духовный Регламент возраст принимаемых учеников ограничивал 10 годами), составляли списки «годных к учению». Отобранные лично епископом ученики отсылались затем к учителю Л. Стасевичу. Последний должен был составить особый школьный каталог, в котором следовало подробно фиксировать данные о воспитанниках, «кто из них понятен и непонятен или посредствен или же весьма туп». В феврале 1746 г. начались занятия, по бумагам значилось 124 ученика, к концу года реально остался 51[2]. В 1747–1751 гг. в семинарии числилось 24–36 учеников, многие из них были в бегах. Перед епископом Феофилактом стояла трудная задача обеспечить семинарию материальным содержанием и самими учениками. А это было особенно сложно, поскольку родители, не понимая смысла в латинизированном семинарском обучении и не желая поэтому тратиться на своих детей, прятали их от наборщиков. Ввиду этого от правящего архиерея требовалась необыкновенная и последовательная жесткость руководства. Это качество и характеризовало личность сурового епископа Феофилакта, что в сочетании с его длительным 14-летним управлением епархией стало очень благоприятным фактором для укоренения Воронежской семинарии.

Первыми ее преподавателями были выпускники духовных учебных заведений Киева и Харькова, славившихся своим высоким уровнем образования. В дальнейшем семинария стала выпускать и своих учителей, сюда поступали также преподаватели из семинарий Троице-Сергиевой и Александро-Невской лавр. Обязанности учителей состояли в обучении учеников, присмотре за их поведением, ведении «школьного каталога». В Воронежской духовной семинарии насчитывалось шесть классов, поэтому она относилась к неполным (в полных семинариях имелось 8 классов). В низших классах ученики в основном изучали латинскую грамматику, в двух высших – пиитики и риторики они учились сочинять стихи и составлять речи. Первый учитель Лукиан Васильевич Стасевич (Стасиевич) по заключенному с ним контракту получал в год 72 руб. денежного жалованья, продовольствие от архиерейского дома, включая полведра водки и два ведра простого вина, квартиру и личного повара[3]. Следующему учителю жалованье было уменьшено до 36 руб., зато в рацион добавлены мясо и рыба, но почему-то в 9 раз увеличено количество вина. Результат не заставил себя долго ждать: учитель Ф. Оранский спился, забросил работу и вскоре умер[4].

Располагалась семинария при архиерейском доме, сначала «под колокольней»[5], а с правления Кирилла (Ляшевецкого) в особом флигеле. Содержалась она за счет хлебных сборов с духовенства и монастырей, штрафов со священников, укрывавших детей от учения, и «школьных денег». Все провинциальные семинарии испытывали чрезвычайные трудности в своем содержании. Но для Воронежской духовной семинарии эти проблемы были крайне болезненны. Так, еще в 1738 г. Синод предписал епископу Иоакиму прислать ведомости о количестве собранного с монастырей и церквей его епархии, начиная с 1721 г. хлеба на школы. Архиерей отвечал, что подобного сбора никогда не было, так как монастыри и пустыни в Воронежской епархии «весьма убогие», монахи и даже настоятели сами выполняют всю работу, а школьники содержатся на деньги отцов.

Помимо бедности обителей существовала и другая проблема. Многие из них существовали не за счет пашни (а значит, положенную на школы долю зерна взять было не с чего), а с оброчных мельниц и рыбных ловель[6]. В итоге, Синод в 1747 г. приказал семинарских учеников от бедных родителей довольствовать, сколько возможно, собираемым хлебом с монастырей и церквей, а обеспеченных родителей обязать самим содержать своих отпрысков. Тем самым, первая категория семинаристов, не получая пропитания, была обречена на побег. Нищенское содержание учеников, заставлявшее одних бежать, а желающих учиться искать побочные заработки, скудное жалованье учителей, суровость школьной дисциплины, решительное преобладание среди предметов латыни (на нее отводилось 24 часа в неделю) – все это вызывало обоснованное непонимание рядового духовенства и не способствовало престижу семинарского образования. Приходилось принимать жесткие меры, сажать под караул «за нерадение к семинарии» чиновников консистории, устраивать облавы на беглых учеников с участием действующих семинаристов[7]. Именно вследствие строгих действий епископа семинария устояла и даже сделала некоторые накопления. Они позволили, во-первых, построить в 1752 г. новый семинарский дом, который, правда, вскоре сгорел от умышленного поджога, а во-вторых, завести в 1757 г. первую в истории города библиотеку. Инициатором ее создания стал преподаватель семинарии Прокл Бухартовский, сам автор ряда богословских сочинений. Его начинание было поддержано епископом Феофилактом, а следующий владыка Кирилл (Ляшевецкий), когда-то бывший преподавателем и библиотекарем семинарии в Троице-Сергиевой лавре, приложил немало личных усилий для расширения книжного фонда.

В 1762 г. епископ Иоанникий (Павлуцкий), являясь противником латинского образования, официально закрыл семинарию, используя тот факт, что в ней остался всего один учитель низшего класса. Это событие следует объяснять с позиции неприятия многими представителями великорусского духовенства не образования вообще, а именно латыни. В отличие от своего ученого предшественника малоросса Кирилла (Ляшевецкого), Иоанникий с религиозным домашним образованием был более ортодоксален в своих взглядах. Поэтому студентов семинарии он распустил по домам, а часть употребил в «черную работу» при архиерейском доме. Закрыв доступ распространению латыни, епископ основал две славяно-российских школы в Воронеже и Острогожске. Здесь и шло обучение части бывших семинаристов «славянской грамоте»[8].

Святитель Тихон I (Соколов) уже в августе 1763 г., принимая во внимание прошения детей священно- и церковнослужителей об определении их к церквям на разные должности, притом что одни малограмотны, а другие читать и «вовсе не умеют», приказал учредить в городах славянские школы для обучения их чтению, пению и письму. Учителями следовало определять с общего согласия «добрых, честных и знающих» священников[9]. В 1765 г. Святитель Тихон восстановил семинарию. Он лично посещал классы, награждал отличившихся одеждой, денежным жалованьем, а провинившихся наказывал. Так, один из виновных учеников «домовой архиерейской школы» был отправлен в Задонский монастырь под пристальный надзор настоятеля для выполнения любой работы, другой послан в Дивногорский монастырь для обучения до его исправления[10].

В свое время донские казаки просили освободить своих священников от обязанности посылать детей в семинарию. Под давлением высшего государственного учреждения страны – Сената, Синод вынужден был сделать соответствующее указание епископу Феофилакту. В то же время в 1747 г. дискутировался вопрос об учреждении духовной семинарии в центре Войска Донского г. Черкасске на содержании казаков для обучения детей местного духовенства. По ходатайству Тихона I эта семинария была открыта. Для новых учебных заведений Святитель выписал «ученых людей» из Киевской духовной академии. В 1765 г. в Воронеж прибыли два учителя – богослов П.Ф. Лубяновский и философ И.П. Коростовцев. И хотя оба были определены в Елецкую школу, философ стал вскоре преподавать в Воронежской семинарии. Также Святитель Тихон предписал, чтобы духовенство, обучив своих детей начаткам знаний, представляло их в возрасте 10 лет в духовные правления для последующего отбора в школу[11].

При епископе Тихоне II (Якубовском) (1767–1775) семинария пришла в упадок, по всей видимости, был закрыт высший класс риторики[12], которым тогда и заканчивалось в ней обучение. Это тем более странно, ибо архиерей был весьма образованным человеком, закончил Киевскую духовную академию, исправлял должность ректора Ярославской духовной семинарии. В то же время при Тихоне II продолжала существовать семинария в Черкасске. В 1768 г. в ней обучалось 19 человек, она «больше напоминала школу грамотности и постепенно клонилась к упадку»[13].

Дальнейшее развитие Воронежской семинарии связано с именем епископа Тихона III (Ступишина-Малинина) (1775–1787). В ней стали преподаваться немецкий и французский языки, увеличилось финансирование, открылись высшие философский (1777 г.) и богословский (1779 г.) классы. В 1775 г. была учреждена должность «надзирателя» семинарии (с 1793 г. – ректор). В 1780 г. состоялся первый выпуск студентов, окончивших полный учебный курс. Больше внимания в семинарии начинает уделяться проповеднической миссии приходского духовенства. В 1779 г. прекратила существование семинария в Черкасске, поскольку донское духовенство перестало отчислять средства на ее содержание. Короткое время просуществовали и духовные училища для детей донского духовенства, устроенные при Предтечеве Донецком и Успенском Донецком монастырях[14].

При епископах Иннокентии (Полянском) и Мефодии (Смирнове) Воронежская духовная семинария продолжала развиваться. Ее библиотека стала одной их лучших, открылись новые классы (словесный, нотный, рисования, уставный), сложился устойчивый преподавательский коллектив, префектом семинарии был назначен Е.А. Болховитинов, сыгравший огромную роль в ее развитии в 1790-е гг.[15]. Повысилось качество образования, стимулировалась творческая активность студентов. В 1793 г. в Москве был напечатан переведенный с французского языка труд «Волтеровы заблуждения…». Общим редактором выступил сам Е.А. Болховитинов, а непосредственные переводчики – 3 учителя и 5 наиболее талантливых студентов семинарии – получили каждый в награду по экземпляру этой книги без переплета[16].

В 1797 г. в семинарии значилось 445 учащихся, но в действительности их было в половину меньше, остальные числились в бегах. В богословском классе по бумагам значилось 20 человек (в действительности было 11), в философском – 32 (реально 22), в классе риторики – 67 (48), поэзии – 46 (10), синтаксиса – налицо все 22 учащихся, высшем грамматическом классе – 71 (14), низшем грамматическом – 143 (35), начальном «словесном» – 44 (43). 80 человек факультативно изучали греческий язык, 24 – еврейский, 46 – математику. Из 205 учащихся на казенном содержании состояло 30 человек, на родительском коште – 145, на доходах с приходов, за ними закрепленных – 12, остальные, вероятно, на собственном пропитании[17].

В 1797 г. многие священно- и церковнослужители обратились к епископу Мефодию (Смирнову) с просьбой позволить их детям перестать обучаться в семинарии из-за дороговизны стоимости квартир и продовольствия в Воронеже. В результате по прошению архиерея Синод разрешил в том же году основать малое духовное училище в Острогожске и содержать его из части суммы, положенной на Воронежскую семинарию. Здесь могли учиться дети духовных лиц из отдаленных от Воронежа мест. Возможно, что при архиерейском доме также существовала школа для обучения детей служителей. По крайней мере, она точно была при епископе Иннокентии (Полянском).

На протяжении всей второй половины XVIII в. наибольшей проблемой для семинарии являлась значительная убыль учеников, что объяснялось крайне скудным материальным обеспечением. Екатерина II, запретив брать на семинарию сборы с церквей и монастырей, «школьные деньги» обещала ежегодно отпускать «знатную» денежную сумму от казны. Оклад этот был в 1765–1777 гг. всего 435 руб. 70 коп, в 1777–1780 гг. – 653 руб. 55 коп. Учитывая рост цен и увеличение числа семинаристов, этих сумм явно не хватало. Воронежские архипастыри, начиная со Святителя Тихона I, прилагали значительные усилия, чтобы увеличить семинарское содержание. В результате в 1780 г. годовой оклад на духовную семинарию увеличился до 2000 руб., а с 1797 по 1817 гг. – 3500 руб. ежегодно. Во многих епархиях для нужд школ активно использовались денежные штрафы с духовенства, с правления Святителя Тихона I они стали «важной статьей дохода на семинарские нужды». Кроме того, поступали и частные пожертвования.

Со второй половины XVIII в. во многих семинариях появились стипендиаты приходов – студенты, содержащиеся за их счет и обязанные по окончании учения туда возвратиться в качестве священников. Этот источник восполнения кадров служителей стал использоваться после 1765 г. Первоначально старательный семинарист получал должность после изъявления прихожанами и причтом своего согласия, а с 1800 г. архиереи получили от Синода право прямо их назначать на вакантные места. Сложившаяся практика привела к обоснованному недовольству местного духовенства, которое и так не будучи слишком обеспеченным, вынуждено было делиться частью доходов с семинаристом, не участвовавшим в службах. В то же время студенты часто просили воронежского епископа о перемене прихода, стремясь занять более «хлебные» места, что также вызывало раздражение причта. Число семинаристов стипендиатов колебалось от 12 (1797 г.), около 30 (конец XVIII в.), в 1804 г. – уже 144[18].

К концу XVIII в. благодаря как изменению правительственной политики, так и значительным усилиям Е.А. Болховитинова, Воронежская духовная семинария стала важным культурно-образовательным центром для местного края, выпускающим учителей для народных училищ, чиновников присутственных мест[19]. Она формировала интеллектуалов, внесших значительный вклад в развитие общественной и литературной жизни в Воронеже и крае.