«Церковь может быть Богочеловеческим обществом, конечно, не потому что мы – богоизбранные или открылись Богу, или подвигом всего существа делаемся близкими, сколько-то достойными Божией любви. Церковь – Богочеловеческое общество, потому что первый Член Церкви – это Богочеловек Господь наш Иисус Христос...
Церковь является тем Богочеловеческим обществом, в котором живет полнота Божества и человечество и в святости своей, и в подвиге своем, и в греховности своей».
Что еще можно добавить к тому, что уже говорено на всяких съездах, конференциях, симпозиумах и что уже написано.
Читайте, слушайте его. Ведь МА говорил прямо и просто, обращаясь к каждому человеку в отдельности, и обращался к каждому сердцу. Слушайте, читайте и поступайте так, как он этого желал. Как будто нет ничего проще.
И о чем он говорил? О любви Божией, о встрече с Богом, о том, что Бог стал человеком, чтобы человек мог стать Богом. И это было не отвлеченное богословствование, а эмпирическое, экзистенциальное откровение, дарованное ему самим Господом в юности.
Мне кажется, глядя на жизнь этого замечательного человека, что он видел свое призвание передать другим людям свой опыт, и говорить об обожествлении не только отдельного человека, но и той человеческой общины, которую мы называем Церковь.
Мне хотелось бы попытаться обсудить как это у него осуществлялось, как на протяжении своей жизни он пытался претворить в реальную жизнь этот идеал.
Можно, вероятно совсем искусственно, как любая схема, разделить этот путь на три стадии.
Во первых: МА как отдельная личность, как человек, и как член своей семьи.
Во вторых: как молодой приходской священник,
и в третьих: как эпархиальный архиерей.
Владыко был удивительно скрытный человек, что может многих удивить, так как при других он всегда казался открытым, его любящая душа как бы светилась, его взгляд был полон любви. Но про себя он только говорил то, что ему казалось нужным для проповеди. Рассказы про детство, несчастная, бедная жизнь русского мальчика в эмиграции в Париже, про чуть ли не фанатическую любовь к родине, где он не родился. Мудрые слова отца, которые так много для него значили.
Но нам нельзя забывать, что в каком-то отношении, маленький Додик был глубоко несчастным ребенком. Родители разошлись. Его мать была не легким человеком. Отца он не так часто видел. Они принадлежали к той части русской эмиграции, которые мало общего имели с церковью. Владыко сам подчеркивал чувство отчужденности жизни в чужой и не гостеприимной стране.
Мы все помним его рассказ о том, как он юношей, в 14 лет решил, что если в течение года не найдет смысл жизни, то покончит с собой. И такое решение свидетельствует не только о решимости и силе характера молодого мальчика, но и говорит о том глубоком отчаянии, в котором он находился в то время. Но об этом, о нестчасливой семейной обстановке и о других причинах, он мало рассказывал. Нам он описывает только ту картину, которая необходима, чтобы передать слушателю потрясшее его явление Спасителя во время чтения евангелия от Марка. Он к этому возвращается постоянно, повторяет всю жизнь.
Вы может быть не знаете те прошения в сугубой эктeние про Россию, которые он до конца жизни употреблял. Четвертая из них начинается со слов 'Якоже некогда гонителя верных Твоих, Савла, Апостолом Твоим Павлом дивно соделал еси...' . Насколько он себя считал 'гонителем' я не знаю. Мы знаем, что в церковь ходить он не любил, и что он обнаружил простое средство, что не долго стоять в церкви. Если на голодный желудок глубоко вздохнуть ладаном, можно заставить себя упасть в обморок! Но он не дает на секунду сомневаться в том, что встреча со Христом, 'дивно соделала Андрея в апостола Антония'.
Он нам мало говорит о подвиге, о молитвенном правиле, о посте, о внутренней работе над собою эти первые годы после этой встречи, после его обращения ко Христу, к церкви. Он принимает тайное монашество, и не совсем ясно, почему этот постриг должен был быть 'тайным'. Тайное монашество не обычно в православной традиции, и во Франции не было гонения на христиан. Отчасти, я так думаю, причины были семейные — любящий сын не хотел ничем причинить боль матери. Для человека, у которого не было большой, близкой семьи, мама была все. И надо сказать, что никакой тайны в этом монашестве не было, для тех, кто его хорошо знали. Как мне рассказывала Татьяна Борисовна Бер, 'Мы все знали, ведь он не скрывал, и всем было виден под белой рубашкой парамон'.
Этот первый этап в жизни МА можно видеть как подготовительный. В течении каких то 22-24х лет идет интенсивная работа над собой. Школа, университет, медицина, война, работа врачом в послевоенном Париже, это не короткий срок. Это время когда мы не видим особенно близких, с небольшими исключениями, людей. Нет активной приходской жизни. Нет общины.
И вот наступает второй этап в его жизни, его приезд в Англию, и начало его служения как приходской священник в нашем небольшом приходе в Лондоне в 1949. Я говорю наш, так как это был приход в которой ходила наша семья — бабушка, мама, и мы с братом. В то время, было два храма. Домашний, в Upper Addison Gardens, и большой храм Апостола Филиппа на Виктории. Служили поочередно, одну неделю в домашнем храме а другую в храме св Филиппа, которую мы делили с заграничным синодом. Приход был небольшой, около ста человек. Англия после революции не принимала русских беженцев, и только те, кто имел британское гражданство или семейные связи пускался. Приход до 1945 года был под Митр. Евлогием, но вскоре после окончания войны, Митр. Николай Крутиский (Ярушевич) приехал с делегацией в Англию и убедил о. Владимира Феокритова, кот. тогда был настоятелем, перейти под Москву.
Как настоятель, приходской священник он сразу начинает работать над созданием близкой, тесной общины. Кроме богослужения, он начал издавать приходской вестник, открывает воскресную школу, куда я ходил. Собирает прихожан на регулярные беседы. Через некоторое время понимает, что многие не говорят по-русски. Сам учиться английскому — сколько у него анекдотов на эту тему — и начинает вести английский кружок. Когда храм св. Филиппа закрылся в 1953, так как он был в аварийном состоянии, и только был временно предоставлен православным русским англиканской церковью, приход собирался каждое воскресенье и на праздники в малом домашнем храме. Но места для всех уже не хватило, стояли в коридое, на лестнице, а на Рождество и Пасху праздновали в местной англиканской церкви.
Он решается на очень смелый шаг. Принять и взять на себя и на ответственност прихода новый, огромный храм. И это уже говорит о том, что за небольшое время, всего за семь лет, он считает, что приход достаточно созрел, чтобы пойти на такой шаг. О приобретении нового храма он часто рассказывал, и повторять здесь излишне. Но что мне хотелось бы здесь подчеркнуть, что небольшой приход теперь стал настоящей общиной, где не только молились в храме, но встречались, делились, знали дрг друга. Вскоре после этого состоится его хиротония во епископа Антония Сергиевского (1957).
Этот период совпадает с проповеднической деятельностью, и его аудитория не только приход, но одновременно и вся Великобритания и Россия. Начинается рост прихода с появлением англичан, услышавшие его голос по радио, увидевшие его по телевизору и на многих беседах и публичных лекциях. Появление многих новых англоязычных прихожан положило начало служению на двух языках. Приход растет, и не разделяется на две группы — англоязычных и русских, а как единая община.
Дети, которых было не много, когда он сперва приехал в Лондон — нас было человек 20 в воскресной школе — подрастают, и с его благословения начинаются детские лагеря. Сперва небольшая группа присоединились к уже существующим лагерям во Франции (1956-7), но скоро начали устраивать свои лагеря в Уельсе. Главным организатором была Татьяна Борисовна Бер, Татиша, как ее все знали. На фотографиях вы видите МА в шортах, играя в воллейбол, проводящего беседы, участника спекталкей. Эти лагеря продолжают работать и по сей день.
Начинают и появляться и новые приходы, и новые священники. Уже существует новая епархия — Сурожская. И здесь можно сказать начинается третий и последний этап, и новые вопросы, и новые проблемы. Если МА удалось создать из своего прихода общину, как собрать и создать единую, уже не малую а крупную епархию.
Я хочу здесь отметить два самых главных момента в созидании епархии. Было несколько приходов, самый большой — Лондонский, потом Оксфорд, Бристол, и другие на много меньше, разбросанные в разных частях Британских островов. Более активные члены приходов иногда встречались на других съездах, как например содружества Св Албания и Сергия. Встречались раз в год, на праздик Успения в соборе. Мы обратились к владыке с предложением почему бы и нам не устроить съезды для православных. Это дало ему идею начать наши епархиальные конференции. Приезжали со всех приходов, со всей Англии, приглашали прекрасных докладчиков. Но главное слово всегда были выступления Владыки. Было всем абсолютно ясно, что эти встречи для него были невероятно важными, они давали ему возможность обратиться ко всей своей пастве. Было глубокое чувство единства, и Божественная литургия на съездах становилась действительно пиром любви.
Второе момент было создания эпархиального собрания и работа над новым, Сурожским, уставом. Об этом он тоже сам много рассказывал, и нет нужды здесь повторять прекрасный анализ сделанный на этой конференции четыре года назад Еленой Владимировной Беляевой. Встреча всего духовенства, с избранными представителями из всех приходов вместе обсуждали новый устав, и большой круг вопросов относящиеся к жизни в эпархии. Помимо эпархиальных собраний, которые проводились два раза в год, Владыко собирал отдельно все духовентство. Взаимно решались пастырские проблемы, обсуждались вопросы священников.
Вот, в таких общих чертах, Владыко Антоний старался создать богочеловеческое общество. Зная прекрасно все наши слабости, раздоры, отсутствие взаимной любви — а как часто он об этом говорит в своих проповедях, и зовет к такой любви — тем не менее создавал настоящую церковь.
Нельзя не сказать еще одно. Для него было огромной трагедией раздоры и распря в своей епархии последние два-три года своей жизни. Но об этом еще рано говорить.
Все из нас, собравшиеся здесь в память владыки Антония, имеем свое представление об этом человеке. У каждого есть свое любимое место, цитата, рассказ или наставление. Может быть потому что он так часто повторял, мне всегда помняться две цитаты. Первое, Иринея Лионского, которое Владыка так часто повтрорял: 'Бог стал человеком, чтобы человек мог стать Богом'. И второе, как древние язычники, глядя на христиан первых веков говорили: 'Смотрите, как они любят друг друга'. Те из нас, кто ходили к нему на исповедь, никогда не забудут, как он произносил слова 'Се чадо, Христос невидимо стоит...'. И невольно вспоминаем, как пред ним, в 14 летнем возрасте, Христос невидимо стоял.
Пока перед нами всеми, в центре нашего личного духовного опыта, в наших семьях, в нашем приходе, в общине стоит Христос, мы можем повторить слова Владыки; Церковь – Богочеловеческое общество, потому что первый Член Церкви – это Богочеловек Господь наш Иисус Христос...