118
  • Научные статьи

«Учился в университете»: что стоит за этой фразой?

Опубликовано: 15 октября 2025

Автор

image

Феофанов Александр Михайлович

Кандидат исторических наук

Источник

Феофанов А. М. «Учился в университете»: что стоит за этой фразой? // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2025. Вып. 124. С. 42–54. DOI: 10.15382/sturII2025124.42-54

image

Студенты Императорского Московского университета. 1912 год

Аннотация. В данной статье рассматривается проблема дефиниций «студент» и «обучение в университете» в Российской империи XVIII — первой четверти XIX в. Автор приходит к выводу, что выражение источников «учился в университете» (XVIII — первой четверти XIX в.) в словарях конца XIX — начала XXI в. было ошибочно приравнено к таким словосочетаниям, как «окончил университет», «был студентом», и проникло в научную литературу. Игнорировалось выражение «переведен в университет», а также то, что понятие «студент» принципиально отличается от понятия «вольный слушатель». Не все, кто «учился в университете», имели звание студента и слушали профессорские лекции, не все, кто назывался студентом, слушали университетские лекции, и не все, кто слушал лекции, были студентами. Студенты были в разных учебных заведениях, и не только в них (например, при Коллегии иностранных дел). До введения в 1819 г. звания «действительного студента», официально приравненного к 14-му классу, студенты имели только право претендовать при определении на службу на первый обер-офицерский ранг, но формально этого чина еще не имели. Их положение практически соответствовало в бюрократической логике статусу титулярных юнкеров, которые по самому своему названию («титулярные») еще не имели чина, а только примерно были ему равны.

Вопрос о социальном статусе «студента» в Российской империи — важная научная проблема. Важная во многом в силу своей кажущейся ясности и интуитивной «понятности». Но эта «ясность» ведет к «самому непростительному греху» для историка — анахронизму. Как уже отмечалось, «во многих фундаментальных энциклопедиях и академических словарях (как дореволюционных, так и советских, и современных), можно встретить выражение “учился в университете”, что часто ошибочно приравнивается к таким словосочетаниям, как “окончил университет”, “был студентом”, и распространено в научной литературе. При этом совершенно игнорируется выражение “переведен в университет”, что применительно к Московскому университету XVIII — начала XIX в. означало, что ученик гимназии окончил ее, получил степень студента и, отучившись год в ректорском классе, был допущен к слушанию профессорских лекций»[1]. Такие грубые неточности допускал С. П. Шевырев, один из первых историков Московского университета, в эпохальном труде которого встречается такой пример: «Студент Дмитрий Голенищев был исключен вовсе за нехождение на лекции, и имя его объявлено в газетах; но он с раскаянием пришел к куратору, и был вновь им принят в Университет»[2]. При этом внимательный анализ источников без сомнения демонстрирует, что упомянутый «студент» был всего лишь учеником (а не студентом!) гимназии Московского университета[3]. И эта ошибка встречается у патриарха изучения Московского университета, к тому же жившего еще в Российской империи и гораздо глубже понимавшего социальные реалии старого режима.

Путаница с определениями «студент» и «ученик» частично обусловлена состоянием источников. Ошибки встречаются и в фундаментальном сборнике документов по истории Московского университета, и в биографических словарях, в том числе автора этой статьи[4]. Яркий пример такой ошибки — А. Шурлин, который назвал себя студентом, что и отразилось в его формулярном списке[5]. После внимательного изучения газеты «Московские ведомости», в которой публиковались списки студентов и учеников гимназии Московского университета, стало очевидным, что Шурлин 1767 г. был еще гимназистом, но никак не студентом[6]. Каким образом такая существенная неточность вкралась в его формулярный список: была ли это с его стороны сознательная ложь (поскольку звание студента позволяло претендовать на более высокий чин) или это канцелярская ошибка при переписывании документа, не ясно.

Еще одна путаница связана с братьями Малиновскими — Алексеем и Василием Федоровичами. Василий действительно был студентом Московского университета, а Алексей не получил этого звания и остался лишь гимназическим учеником, не получив студенческую шпагу. При этом местом службы оба выбрали Иностранную коллегию, но при определении на службу первый получил звание актуариуса (обер-офицерский чин по Табели о рангах), а второй был принят только с чином канцеляриста (канцеляристы не входили в Табель о рангах, поскольку были ниже 14-го ранга)[7]. Однако их обоих могут назвать студентами, а в таком авторитетном издании, как Большая российская энциклопедия, указано, что Алексей Федорович «окончил» Московский университет в 1778 г.[8]

Подобные ошибки, вызванные отождествлением студентов и учеников университетской гимназии, которые обозначались в делопроизводственных материалах как «учившиеся в университете», очень часто встречаются в научной литературе и диссертациях.

Авторы предисловия к недавно изданным «Сибирским заметкам» чиновника Ипполита Канарского так описывают этого сочинителя: «Выходец из обер-офицерских детей, студент Московского университета (неизвестно, закончил ли он курс и на каком факультете учился; если бы закончил, то должен был сразу получить чин титулярного советника)»[9]. Хотя в его послужном списке, обширная цитата из которого приведена в этой же вступительной статье, указано следующее: Ипполит Канарский «26.5.1802 в службу вступил из учеников Имп[ераторского] Моск[овского] университета к делам Вятского гражд[анского] губернатора и причислен к казенной палате с чином губ[ернского] рег[истратора]. 8.9.1802 по Имен[ному] Выс[очайшему] указу произведен в кол[лежские] рег[истраторы]»[10]. То есть в документе Канарский прямо называется учеником, а не студентом, почему и не сразу получает чин 14-го класса — коллежского регистратора (чин губернского регистратора не входил в классные чины Табели о рангах и относился к группе низших канцелярских служителей), хотя и достаточно быстро. Что касается чина титулярного советника, то для этого следовало бы получить в университете звание магистра.

Студенты практически с самого начала бытия Московского университета могли претендовать на обер-офицерские (классные) чины, основываясь на конкретных законах Российской империи. Это право было дано недорослям из шляхетства сенатским указом от 17 мая 1756 г.[11], но быстро распространилось на всех выпускников Университета, получивших звание студента. Основанием для этого являлся параграф 21 Проекта об учреждении Московского университета, в котором говорилось о «протекции ко ободрению» выпускников Университета, и под «протекцией» тут явно подразумевались именно чины. При этом в конкретных кейсах, при внимательном анализе послужных (формулярных) списков и других материалов чинопроизводства становится видно, что это право не всегда удавалось отстоять. Особенно руководство Университета ходатайствовало о студентах, прослушавших полный курс наук, как, например, о разночинцах (т. е. не дворянах!) Алексее Артемьеве и Иване Борзове, которые первыми окончили в 1770 г. юридический факультет[12].

Многие студенты, основываясь на высочайших и сенатских указах 1755 и 1756 гг. в своих челобитных указывали на это свое преимущество при определении в статскую (гражданскую) службу и получали искомые чины 12-го или 13-го классов по Табели о рангах «за упражнение в науках немалое время»[13]. Увы, были и исключения, когда они зачислялись на службы низшими канцелярскими чинами, хотя имели право на более высокие, как тогда говорили, «обер-офицерские», звания. Конечно, это касалось в первую очередь так называемых разночинцев, то есть людей недворянского происхождения. Дворянам было гораздо проще поступить на службу, да и скорость развития карьеры у них была в несколько раз выше, чем у простолюдинов.

Сословие учащегося играло далеко не второстепенную роль. Так, Правительствующим Сенатом был награжден классным чином ученик (!) дворянской гимназии (не студент) И. В. Юницкий, сын польского шляхтича[14], хотя в сенатском указе 17 мая 1756 г., на который сослались при этом решении, ясно сказано, что давать обер-офицерские чины следует «обучившимся высоким наукам», как положено и по Регламенту Санкт-Петербургской Академии наук 24 июля 1747 г.[15] Очевидно, такая «невнимательность» была связана с благородным происхождением Юницкого[16].  

В Российском государственном историческом архиве сохранились групповые формулярные списки павловской эпохи. В одном из таких списков за 1799 г. можно увидеть, что «студенты» выделены в отдельную категорию, ниже 14-го чина Табели о рангах (коллежского регистратора), но выше губернских регистраторов (канцелярский ранг, ниже первого классного чина)[17].

Любопытно, что воспитанников Сухопутного шляхетного корпуса, выпущенных из Корпуса с чином «кадета», правительство в 1765 г. постановило «числить выше унтер, а ниже обер-офицерского чина»[18]. Это очень сильно напоминает служебный статус студентов, вписанный в чиновную систему Российской империи.

На законодательном уровне соотношение чинов и ученых степеней изменилось в 1790 г., когда именным указом от 16 декабря «О правилах производства в статские чины» было велено «студентов, которые, приобрев успехи в науках, пожелают вступить в гражданскую службу, оных по одобрениям и испытаниям определять в чины Регистраторов и тому подобных, из которых уже они далее будут производимы»[19]. Данный указ часто упускают из вида исследователи, поскольку в Уставе 1755 г. эти правила не были четко прописаны, и самым очевидным кажется приписать связь ученых степеней и чинов по «Табели о рангах» реформам начала XIX в. — «Предварительным правилам» 1803 и Уставу 1804 гг.[20]

При определении на службу студенты ссылаются именно на этот указ 1790 г. Вот пример студента — воспитанника гимназии Академии наук. Иван Иванович Правдин, как следует из формулярного списка чиновников Ассигнационного банка за 1802 г., был 34-х лет, происходил «из секретарских детей», крестьян не имел. В 1784 г. поступил в гимназию Академии наук, «где за успехи в науках произведен студентом» (25.01.1787). На службу поступил в правление Ассигнационного банка (26.07.1787) всего лишь через полгода получения звания студента. Состоял в должности «держателя дневных записок» с 1789 г. Получил первый классный чин коллежского регистратора 31 декабря 1791 г.[21] На этом примере видно, что «студенты» Академии наук по своему статусу вполне соответствовали университетским студентам и пользовались такими же правами на чины при поступлении на службу.

Вот второй пример: Алексей Григорьев, 20 лет[22], «из духовного звания». С 1 февраля 1792 г. — гимназист Академии наук. Уволен для определения в службу «с награждением студентскаго звания» (19.10.1798). Был определен в Мануфактур-коллегию и произведен коллежским регистратором «с того времяни, как он в коллегию определен»[23]. Здесь мы тоже видим, что звание студента использовалось в первую очередь для получения первого классного чина. Более того, Григорьев не был сначала произведен студентом, а потом отчислен из Академии, он сразу же был направлен на государственную службу с одновременным награждением званием студента. Так же поступали и выпускники университетской московской гимназии, награжденные званием студента.

         Известный переводчик, один из основателей Вольного общества любителей словесности, наук и художеств, Михайло Козьмич Михайлов (происходил из дворян, но крестьян не имел) «в службу вступил из студентов Императорской Академии наук в Главное почтовых дел правление тем же званием» 15 декабря 1793 г. Обращает на себя внимание формулировка — «тем же званием», то есть студентом! Был произведен в коллежские актуариусы 31 декабря 1794 г. Затем служил в канцеляриях Государственного совета и государственного контролера[24].

Приведем еще несколько примеров. Ефим Иванович Федоровский, 49 лет, «из духовного звания». Студент Московского университета (с 1782 г.) «по представлению онаго (т. е. Университета. — А. Ф.) Правительствующим Сенатом за успехи в науках и хорошее поведение произведен в провинциальные секретари» 13 ноября 1786 г.[25] Это достаточно высокий чин для первого определения на службу, 13-го класса. Впрочем, именно 13-й класс будет встречаться нам как награда при выпуске у студентов разных учебных заведений и будет соответствовать очень разным чинам.

А вот эти строки из формулярного списка, если не понимать значения звания «студента», могут поставить в тупик неопытного исследователя. Никифор Петрович Чичагов (из дворян, крестьян не имеет) «в службу вступил из студентов Московской губернской гимназии Правительствующего Сената в 1-й Департамент» 13 марта 1807 г. «Награжден чином коллежского регистратора с старшинством с того же числа»[26]. Странное на первый взгляд выражение «вступил из студентов Московской губернской гимназии» (можно решить, что в Московской губернской гимназии были студенты, но почему тогда это гимназия, а не университет?) объясняется следующим образом. На выпускных экзаменах Московской губернской гимназии, которые принимали профессора Московского университета, выпускники гимназии получали звание студента, а ректор Университета вручал им шпаги. При этом окончившие гимназию ученики из податных сословий получали аттестаты с правом поступления в Университет в качестве вольных слушателей[27]. Про «вольных слушателей» в университете подробнее будет рассказано чуть ниже, это тоже отдельная категория учащихся из податных сословий, то есть логика здесь не учебная, а сословная.

Как следует из списка учеников, окончивших курс гимназии (и этого нет в формулярном списке), Никифор Чичагов окончил ее в 1806 г. и, следовательно, в начале следующего года поступил на службу, не учась в Университете[28]. Списки студентов, поступивших в Московский университет, печатались в «Московских ведомостях», но именно за 1806 г. список не был напечатан. А в этом году, кстати, в Университет поступил А. С. Грибоедов! Список за 1806 г. удалось найти в архиве, в отчетах по Московскому учебному округу, но Чичагова там нет[29]. Любопытно, что выпускником Московской губернской гимназии 1805 г. (т. е. получил студенческую шпагу за год до выпуска Никифора Чичагова) был Алексей Петрович Терликов, известный содержатель пансиона, в котором будут учиться Александр Страхов (брат археографа П. М. Страхова), великий актер П. С. Мочалов и археолог А. Ф. Вельтман.

Но студенты были не только в Московском или Академическом университетах или духовных академиях. Вот пример студента Учительской семинарии (будущего Главного педагогического института). Любопытно, что учебное заведение в деле за 1802 г. называется «гимназией», хотя официально это название Учительская семинария получит только в 1803 г. Этот студент — Григорий Случановский, 25 лет (в 1802 г.), «из священнических детей». Учился в Могилевской семинарии с 1790 г., поступил в Учительскую семинарию 6 марта 1795 г. Был произведен студентом и определен на службу в контору Учительской гимназии к письменным делам (15.04.1797). Потом перешел на службу в Государственный заемный банк (22.06.1798). Получил чин коллежского регистратора 23 ноября 1798 г. «с старшинством со дня вступления в службу», то есть благодаря званию студента, а не выслуге этого чина за время службы[30].

Кроме того, «студенты» были и при Коллегии иностранных дел, и в Горном корпусе, и даже в петербургском Водоходном училище. Училище было учреждено 29 января 1786 г. для подготовки моряков торгового флота и закрыто в 1797 г.[31] Таким студентом был Семен Головачевский, 22 лет, из «церковников». В 1788 г. поступил в Водоходное училище учеником, с 1797 г. — студент. Определен на службу в Коммерц-коллегию (27.07.1799), перешел в Мануфактур-коллегию (05.02.1801), произведен коллежским регистратором «со дня определения его в статскую службу»[32]. Видим аналогичную ситуацию с вышеописанным примером Григория Случановского.

В формулярном списке чиновников Саратовской губернии за 1814 г. упоминается Петр Григорьевич Железнов, 37 лет. С 1785 г. он кадет Горного корпуса, студент — с 20 марта 1791 г. Поступил на службу шихтмейстером 13-го класса (06.04.1791)[33]. Отметим, что часто именно с чином 13-го класса поступали на службу многие студенты Московского университета или выпущенные в переводчики воспитанники Академии наук. А вот Аким Венедиктович Сунцов — «из поповских детей». Учился в Московском университете, «где за успехи в гимназических науках произведен студентом» 30 июня 1787 г. Слушал лекции и был уволен из Университета «по выдержании екзамена» 6 мая 1791 г. Служил протоколистом Казанского губернского магистрата с 21 июля 1791 г., потом бухгалтером горных банковых заводов[34].

А вот пример не дворянина и не сына священника или чиновника: Владимир Васильевич Сумароков, 38 лет (на 1814 г.), «из отпущенных вечно на волю людей», то есть из крепостных. Из студентов МУ в Экспедицию приисков каменного угля «определен к письмопроизводству» 01.05.1798. Берг-коллегией произведен в берг-гешворены 13-го класса 19 сентября того же 1798 г.[35] Как следует из аттестата, сохранившемся в деле «О выдаче маркшейдеру 9-го класса Сумарокову аттестата об окончании Московского университета» (1816), c 15 ноября 1788 г. он учился в разночинной гимназии Московского университета, в феврале был принят на казенное содержание (что свидетельствует о его бедности). 30 июня 1794 г. был произведен в студенты, с 17 августа 1795 г. слушал профессорские лекции: 1) немецкой литературы, 2) натуральной истории, 3) теоретической философии. Также приводится более развернутое описание лекционного курса: слушал лекции и обучался логике и метафизике у Брянцева, энциклопедии всех наук у Баузе, российскому красноречию и истории у Чеботарева, натуральной истории у Пркоповича-Антонского, статистике у Гейма, чистой математике у Аршеневского, римским правам у Баузе, российскому практическому законоискусству у Горюшкина и опытной физике у Страхова. 29 апреля 1798 г. был «откомандирован для службы к действительному статскому советнику Львову по порученной ему экспедиции приисков и разработки каменного угля». Служил на Богословских медеплавильных заводах[36]. При этом в аттестате, как и во всем деле, нет указаний на социальный статус Сумарокова. О его происхождении мы знаем из формулярного списка, в котором, в свою очередь, нет списка лекций и других подробностей об учебе.

Тимофей Прокофьевич Шмаков, 36 лет (на 1814 г.), «из обер-офицерских детей», крестьян не имеет. Здесь следует пояснить, что выражение «обер-офицерские дети» не означало, что отец студента был обер-офицером, то есть находился на военной службе в чинах с 14-го по 9-й класс (далее шли штаб-офицерские и генеральские звания). «Обер-офицерскими детьми» называли детей чиновников тех же 14-го — 9-го классов по Табели о рангах, но на статской службе. Принципиально здесь то, что офицеры (не из дворян) имели право оформить потомственное дворянство (такие выслужившиеся новые дворяне вносились в часть II дворянских родословных книг), а статские чиновники считались личными дворянами, носили шпаги (как и студенты), но их дети не относились к благородному сословию, занимая некоторое промежуточное место в сословной системе Российской империи. Тимофей Шмаков в Императорское Горное училище вступил кадетом в феврале 1790 г. Произведен в студенты 29 августа 1798 г., «из оного выпущен с тем же чином (курсив мой. — А. Ф.), получа право горного офицера» 15 февраля 1799 г. Шихтмейстером 13-го класса произведен 31 декабря 1801 г.[37] «Тем же чином» — то есть студентом.

Такая же формулировка про «тот же чин» студента встречается у другого горного чиновника, маркшейдера Ивана Осиповича Покатило (из дворян, крестьян нет, 33 лет). Кадетом он стал в 1792 г., студентом — 3 августа 1797 г., выпущен 15 февраля 1799 г. Шихтмейстером 13-го класса произведен 31 декабря 1801 г. Слова про «тот же чин» есть и у маркшейдера Федора Ипполитовича Королькова (из обер-офицерских детей, 33 года). Кадетом он стал, как и Покатило, в 1792 г., студентом — в 1798 г., выпущен 15 февраля 1799 г. Шихтмейстером 13-го класса произведен 31 декабря 1801 г.[38]

Видно, что горный «студент» по статусу выше кадета и примерно равен обер-офицерским чинам. Из горных кадетов, кстати, производились при выпуске лишь в унтер-офицерские чины[39].

Известны также «студенты» Коллегии иностранных дел, хотя, конечно, никакого университета при Коллегии не существовало. В «Стате» Коллегии иностранных дел (ок. 1720 г.) были предусмотрены 10 учеников «для обучения письма и дел»[40]. В «Инструкции о должности секретарей экспедиций Коллегии иностранных дел и прочих чинов ее канцелярии» (11.04.1720) упоминаются ученики, «которые учатца иностранных языков» у переводчика Шевиуса[41]. Очевидно, ученики, упоминающиеся в «Стате», — это будущие коллегии-юнкера, которые впервые получат такое название в Генеральном регламенте 1720 г., а ученики иностранных языков — «студенты» Коллегии иностранных дел.

В главе XXXVI Генерального регламента «О молодых людях для обучения при канцелярии» (далее эта глава называется «О коллегии юнкерах») говорится, чтобы таковые «прилежным списыванием дел в письме и в арифметике обучались, и при случающейся ваканции, ежели они к делу способны и доброй натуры и поступки суть, употреблены быть могли, к чему позволяется из шляхетства допущать, и быть им под управлением секретаря, которой повинен их определять и ко всяким делам, в коллегии сущим, и смотреть, дабы оные обучались как письму, так и всем делам, принадлежащим во оном коллегии, дабы со временем могли производить в вышние чины по градусам»[42]. В «Табели о рангах» (1722) происходит разделение на титулярных юнкеров, которые еще учат языки и находятся при Коллегии «без рангов», и коллегии-юнкеров, которые уже числились в 14-м классе. «Титулярный» здесь означает именно отсутствие ранга, звание, а не чин, синоним — слово «зауряд»[43].

Студенты Коллегии иностранных дел часто упоминаются в документах петровской эпохи, и в последующее время[44]. А штатом Коллегии иностранных дел 1779 г. были прямо предусмотрены «студенты», на содержание которых сумма выделялась общая с переводчиками, актуариусами и канцеляристами[45].

Характерно, что у переводчика Франца Шевиуса, обучающего языкам при Иностранной коллегии в 1720 г., был сын Христиан, который был «по обучении латинскаго, францускаго и российскаго языков на иждивении отца своего, определен в Коллегию Иностранных дел в 1751-м году студентом. И потом определением оной коллегии произведен в 1753-м году коллегии-юнкером»[46]. Это редкий случай, когда в своем послужном списке чиновник имел звания и студента, и юнкера. Чаще всего и из студентов, и из юнкеров производили сразу в актуариусы или в переводчики.

Любопытно, что в высочайше утвержденном докладе министра иностранных дел «О определении в Коллегию иностранных дел переводчиков, юнкеров, актуариусов и других чинов, и о производстве их в чины» (16.07.1806) университетские студенты принимались чинами 14-го класса, как и дворяне, сдавшие экзамен при Коллегии на знание языков, географии, истории и статистики, но дети «приказных служителей не из дворян» принимались «по таковом же испытании» только студентами. Что же касается юнкеров, то 2 апреля 1811 г. именным указом производство в коллегии-юнкеры было официально отменено.

Такое положение, во время которого юноши, особенно из сословий, положенных в подушный оклад, получив «студентское» звание, обретали права «обер-офицерства», то есть личного дворянства. В 1811 г. был издан указ, который отделил «вольных слушателей» от собственно «студентов». К категории «вольных слушателей» были отнесены выходцы из податных сословий (положенных в подушный оклад). Это было сделано с целью затруднить им выход из своего звания и поступление на государственную службу, а также связанное с этим получение личного, а в перспективе и потомственного дворянства[47].

Нельзя не сказать и о том, что «важной вехой на пути предотвращения досрочного выхода студентов из университета явилось введение степени “действительного студента”, которая с 1819 г. только и давала право на чин 14-го класса[48] (с 1822 г. — 12-го класса[49]) и для получения которой необходимо было непрерывно слушать лекции в течение трех лет. Так, известный поэт Александр Полежаев, по причине происхождения (незаконнорожденный, оформленный как сын купца) не мог поступить студентом в Московский университет и числился вольным слушателем. И только по окончании учебы, на основании указа Сената, Полежаев был исключен из податного состояния и получил степень действительного студента»[50].

Какие выводы можно сделать из всего сказанного? В литературе часто встречается такое словосочетание, как «учился в университете», что понимается следующим образом: молодой человек поступил в университет, имел звание студента и (вероятно) окончил университет. Забывается, что в XVIII в. понятие «университет» понималось широко, и учащимися в нем считались и гимназисты, и воспитанники Благородного пансиона, а не только собственно студенты, слушавшие курсы профессорских лекций. Более того, звание студента совсем не означало, что получивший его молодой человек будет ходить на лекции университетских профессоров. Многие выпускники гимназии получали звание студента и сразу определялись на службу с классными чинами. Другие же оставались в Ректорском классе университетской гимназии, совершенствуясь в латинском языке для понимания будущих профессорских лекций, и, соответственно, посещать эти лекции могли только спустя год занятий в упомянутом классе. Поэтому через год в публикации списка учащихся в Университете в «Московских ведомостях» у таких способных студентов появлялась отметка «переведен в университет», то есть допущен к слушанию лекций.

В первой четверти XIX в. профессорские лекции посещали не только студенты, но и «вольные слушатели» из податных сословий, которые получали чин «действительного студента» только по окончании полного курса наук.

Студенты были в разных учебных заведениях, и не только в них (например, при Коллегии иностранных дел). До введения в 1819 г. звания «действительного студента», официально приравненного к 14-му классу, студенты имели право только претендовать при определении на службу на первый обер-офицерский ранг, но формально этого чина еще не имели. Их положение практически соответствовало в бюрократической логике статусу титулярных юнкеров, которые по самому своему названию («титулярные») еще не имели чина, а только примерно были ему равны.

Список литературы

Воевода Е. В. Иноязычная подготовка российских дипломатов в XVIII веке // Вестник университета. 2009. № 32. С. 28–30.

Воскресенский Н. А. Законодательные акты Петра I: редакции и проекты законов, заметки, доклады, доношения, челобитья и иностранные источники. М.; Л., 1945.

Документы и материалы по истории Московского университета второй половины XVIII века / подгот. к печати Н. А. Пенчко [в 3 т.]. Т. 1: 1756– 1764. М., 1960; Т. 3: 1767–1786. М., 1963.

Зуев А. В. Подготовка моряков торгового флота в Санкт-Петербурге в дореформенный период // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение: Вопросы теории и практики. Тамбов, 2013. № 4. Ч. 2. С. 84–86.

Каменский А. Б., Ерамова Л. А. Жизнь и приключения сочинителя «Сибирских заметок» // «Сибирские заметки» чиновника и сочинителя Ипполита Канарского в обработке М. Владимирского. М., 2021. С. 9–46.

Лавринович М. Б. Как поссорились Николай Петрович с Алексеем Федоровичем: патрон-клиентские отношения в русском обществе рубежа XVIII–XIX вв. // Российская история. 2016. № 3. С. 91–110.

Мельникова И. Г. Формулярные списки как источник изучения чиновничества в первой четверти XIX века // Бюрократия и бюрократы в России в XIX и XX веках: общее и особенное: Материалы XII Всероссийской конференции. М., 2008. С. 293–300.

Серов Д. О. Строители Империи: Очерки государственной и криминальной деятельности сподвижников Петра I. М., 2023.

Феофанов А. М. Студенты Московского университета второй половины XVIII — первой четверти XIX века: Биобиблиографический словарь. М., 2013.

Феребов А. Н. Купцы среди дворян: к проблеме формирования социального состава учащихся Благородного пансиона при Московском университете // Чертковский исторический сборник. Вып. 2: Российская империя во времени и пространстве. М., 2019. С. 201–217.

Шевырев С. П. История императорского Московского университета, написанная к столетнему его юбилею, 1755–1855. М., 1998.



  • Феофанов А. М. «Студент» и «учеба в университете»: проблема дефиниций (XVIII — первая четверть XIX века) // Поволжский вестник науки. 2019. № 2 (12). С. 23.
  • Шевырев С. П. История императорского Московского университета, написанная к столетнему его юбилею, 1755–1855. М., 1998. С. 88.
  • См.: Документы и материалы по истории Московского университета второй половины XVIII века / подгот. к печати Н. А. Пенчко. М., 1960. Т. 1: 1756–1764. С. 197; Московские ведомости. 1760. № 34; 1761. № 34.
  • Феофанов А. М. Студенты Московского университета второй половины XVIII — первой четверти XIX века: Биобиблиографический словарь. М., 2013.
  • Характеристику формулярных списков см.: Киселев И. Н., Мироненко C. B. О чем рассказали формулярные списки // Число и мысль: cб. Вып. 9. М., 1986. С. 6–31; Подмазо A. A. Формулярные (послужные) списки как источник // Эпоха наполеоновских войн: люди, события, идеи. Материалы IV научной конференции. Москва, 26 апреля 2001 г. М., 2001. С. 169–174; Шилов Д. Н. Формулярные списки руководителей ведомств и членов Государственного совета: проблема достоверности источника // Quaestio Rossica. 2022. № 3. С. 1104–1120.
  • Московские ведомости. М., 1767. № 58.
  • Подробнее о Малиновском см.: Лавринович М. Б. Как поссорились Николай Петрович с Алексеем Федоровичем: патрон-клиентские отношения в русском обществе рубежа XVIII– XIX вв. // Российская история. 2016. № 3. С. 91–110.
  • См.: Долгова С. Р. Малиновский Алексей Федорович // Большая российская энциклопедия. Т. 18. М., 2011. С. 657–658.
  • Каменский А. Б., Ерамова Л. А. Жизнь и приключения сочинителя «Сибирских заметок» // «Сибирские заметки» чиновника и сочинителя Ипполита Канарского в обработке М. Владимирского. М., 2021. С. 29.
  • «Сибирские заметки» чиновника и сочинителя Ипполита Канарского в обработке М. Владимирского. С. 26.
  • ПСЗ. № 10.558.
  • См.: Документы и материалы по истории Московского университета второй половины XVIII века / подгот. к печати Н. А. Пенчко. М., 1963. Т. 3: 1767–1786. С. 396–399.
  • Феофанов А. М. «Студент» и «учеба в университете»: проблема дефиниций (XVIII — первая четверть XIX века). С. 24.
  • РГАДА. Ф. 286. Оп. 2. Д. 52. Л. 250, 251, 253.
  • Там же. Л. 252 об.
  • См.: Феофанов А. М. Указ. соч. С. 24.
  • См.: Там же. См. также: РГИА. Ф. 1343. Оп. 2. Д. 168. Л. 166 об.
  • См.: Высочайше утвержденные пункты об изменениях в положении кадетского корпуса. 26 сентября 1765 г. // Полное Собрание Законов Российской Империи (ПСЗ). Собрание первое: С 1649 по 12 декабря 1825 года. СПб., 1830. Т. 17. № 12481.
  • ПСЗ. Собрание первое. Т. 23. № 16930.
  • См.: Университет в Российской империи XVIII — первой половины XIX века / под общ. ред. А. Ю. Андреева, С. И. Посохова. М., 2012. С. 299; Андреев А. Ю. Возникновение системы российских ученых степеней в начале XIX в. // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2015. Вып. 1 (62). С. 62–89.
  • РГИА. Ф. 1349. Оп. 6. Д. 502. Л. 23 об.
  • Данные из формулярного списка Мануфактур-коллегии за 1802 г.
  • РГИА. Ф. 1349. Оп. 6. Д. 496. Л. 21 об.
  • Там же. Оп. 4. 1814 год. Д. 3. Л. 1 об.
  • РГИА. Ф. 1349. Оп. 4. Д. 6. Л. 10 об.
  • Там же. Д. 3. Л. 2 об.
  • См.: Гобза И. Столетие Московской 1-й гимназии. 1804–1904 гг.: Краткий исторический очерк. М., 1903. С. 58, 59.
  • См.: Там же. С. 239.
  • РГИА. Ф. 733. Оп. 95. Д. 181.
  • РГИА.Ф. 1349. Оп. 6. Д. 496. Л. 13 об.
  • ПСЗ. № 16316; Зуев А. В. Подготовка моряков торгового флота в Санкт-Петербурге в дореформенный период // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение: Вопросы теории и практики. Тамбов, 2013. № 4. Ч. 2. С. 84.
  • РГИА. Ф. 1349. Оп. 6. Д. 496. Л. 23 об.
  • Там же. Оп. 4. 1814 год. Д. 115. Л. 49 об.
  • Там же. Д. 113. Л. 83 об. — 84 об.
  • Там же. Д. 6. Л. 342 об.
  • ЦГА г. Москвы. Ф. 418. Оп. 112. Д. 207. Л. 2, 2 об., 12.
  • РГИА. Ф. 1349. Оп. 4. 1814 год. Д. 6. Л. 264 об.
  • Там же. Л. 265 об., 266 об.
  • РГИА. Ф. 1349. Оп. 4. 1814 год. Д. 6. Л. 305 об., 306 об.
  • Воскресенский Н. А. Законодательные акты Петра I: редакции и проекты законов, заметки, доклады, доношения, челобитья и иностранные источники. М.; Л., 1945. С. 534.
  • См.: Там же. С. 526.
  • ПСЗ. № 3534. С. 154.
  • См.: Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. СПб.; М., 1909. Т. 4. Стлб. 770; Зауряд // Словарь русского языка XVIII века. СПб., 1992. Вып. 8. Залезть – Ижоры. С. 129.
  • См.: Серов Д. О. Строители Империи: Очерки государственной и криминальной деятельности сподвижников Петра I. М., 2023; Воевода Е. В. Иноязычная подготовка российских дипломатов в ХVIII веке // Вестник университета. 2009. № 32. С. 28–30.
  • ПСЗ. Т. 44. Ч. 2: Книга штатов. № 14834. С. 163.
  • «Скаски» елизаветинской России: [Опрос сановников, сотрудников госучреждений, придворных при дворе Елизаветы Петровны, 1754–1756 гг.] / публ. [и вступ. ст.] К. А. Писаренко // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв.: альманах. М., 2007. [Т. XV]. С. 153.
  • Подробнее см.: Феофанов А. М. Студенчество Московского университета XVIII — первой четверти XIX века. М., 2011. С. 44–45.
  • ПСЗ. № 27646.
  • Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. СПб., 1864. Т. 1. Стб. 1532–1534.
  • Феофанов А. М. «Студент» и «учеба в университете»: проблема дефиниций (XVIII — первая четверть XIX века). С. 26.
  • ВКонтакте

  • Telegram

  • Электронная почта

  • Скопировать ссылку

Источник

Феофанов А. М. «Учился в университете»: что стоит за этой фразой? // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2025. Вып. 124. С. 42–54. DOI: 10.15382/sturII2025124.42-54