«Символ» и символический язык

Многие ученые и богословы ХХ в. пытались определить и сформулировать дискурс, который мог бы успешно описывать не только рациональные категории, но и понятия, a priori лишенные конкретной однозначности. Существенные изменения в философии (лингвистический поворот и обнаружение эпистемологического разрыва) привели к глубокому пересмотру оснований метафизики и обращению к языку как альтернативе картезианского cogito. Это побудило философов (например, Мартина Хайдеггера или Жака Деррида) прибегнуть к поиску и созданию новых терминов, более точно передающих смысл их идей. Подобные процессы открыли новые перспективы и в области богословия. В попытке найти новый язык описания многие богословы (архим. Киприан (Керн), прот. Александр Шмеман, Пауль Тиллих, Карл Ранер, митр. Иоанн Зизиулас и др.) использовали понятие «символ» (символический язык) в качестве альтернативы рациональному дискурсу.

1. «Символ»

В экзегезе понятия «символ» исторически сосуществуют две полярные богословские тенденции. Одна признает за «символом» возможность быть связующим звеном с трансцендентным, реально приобщать человека Богу. Вторая, напротив, отрицает эту возможность и рассматривает «символ» как «аллегорию», нечто изобразительное, лишенное причастности символизируемой реальности.

Подобная ситуация, по нашему мнению, фундирована историческим контекстом развития богословского языка Церкви, а также самой структурой «символа», который является встречей «двух планов бытия», видимого и невидимого, означаемого и означающего, «образа» и «идеи»^[1]. При сохранении внимания к обоим этим «планам бытия» и одновременно определенной дистанции между ними «символ» воспринимается наиболее цело и гармонично. С. С. Аверинцев определял подобное состояние как «диалектическое состояние тождества в нетождестве», когда «предметный образ и глубинный смысл выступают в структуре символа как два полюса, немыслимые один без другого... но и разведенные между собой и порождающие между собой напряжение»^[2]. Именно в этом «напряжении» и заключается сущность «символа».

При смещении смыслового акцента в сторону любого полюса (идеи или образа) понятие либо бесконечно расширяется и теряет собственный смысл («ибо смысл теряет вне образа свою явленность»^[3]), либо перерождается в аллегорию, чистую «образность», «внешность» («образ вне смысла рассыпается на свои компоненты»^[4]). Нетрудно заметить, что оба процесса равно приводят к деградации смысла и элиминации «символа» как такового.

2. «Символ», «образ» и «знак»

С. С. Аверинцев предлагает рассматривать понятие «символ» во взаимосвязи с такими понятиями, как «образ» и «знак». Он определяет «символ» как «образ, взятый в аспекте своей знаковости, и ...знак, наделенный всей органичностью мифа и неисчерпаемой многозначностью образа»^[5]. «Образ» и «знак» в данном определении и есть два полюса («предметный образ» и «глубинный смысл»), которые в состоянии «диалектического тождества в нетождестве» и порождают понятие «символ».

Помимо указанной Аверинцевым взаимосвязи с «символом», понятия «образ» и «знак», взятые обособленно, имеют собственные глубокие богословские корни. С целью определения семантических границ выбранных терминов и характера их цитации святыми отцами нами были определены соответствующие им греческие термины (τό σύμβολον^[6], ή εἰκών^[7], ό τύπος^[8]) и осуществлен перевод этих рубрик из словаря Лампа.

Анализ статей выявил следующее:

1. Наиболее частое употребление термина «образ» (ή είκών) в силу ключевой антропологической позиции в Священном Писании^[9], а также большого количества цитат, связанных с иконоборческой полемикой (ID). Шесть родов икон перечисляет прп. Иоанн Дамаскин^[10] (IА).

2. В границах применения терминов «символ», «образ» и «знак» содержатся как примеры, предполагающие единство десигната и денотата, так и представляющие отсутствие подобной связи терминов с описываемой реальностью.

a. «Символ» «представляет реальность (часто сверхчувственную), отличную от него самого (св. Дионисий Ареопагит использует его в значении αληθεια, истина)»^[11]. Символом названы евхаристические Дары как до, так и после освящения у свт. Евсевия Кесарийского, в Постановлениях Апостольских (23, 5), у Палладия монаха, в «Диалогах» со свт. Иоанном Златоустом, у свт. Феодорита Кирского, св. Дионисия Ареопагита и прп. Максима Исповедника (В5). При этом недостаточно реалистичным при описании таинства термин «символ» считали Федор Мопсуестийский и Петр Лаодикийский (В5). Но в то же время свт. Иоанн Златоуст употребляет «символ» в значении, противоположном реальности, и как внешний обряд (А8).

b. В отношении «образа»: от «репрезентации реальности» у св. Климента и свт. Кирилла Александрийских (IIА), «места единения Бога с человеком в душе» у св. Климента, Оригена, прп. Макария Египетского, свт. Григория Нисского, прп. Анастасия Синаита (IIID); «иконы Бога» (синоним — «человека») (IIIF3), «Сына как «образа» Отца» (IVС), «Духа как „образа“ Отца и Сына» (IVF), — до «картины» или «статуи императора» (IВ). В обесценивающем смысле «плод воображения» у св. Климента Александрийского, св. Дионисия Ареопагита, прп. Максима Исповедника. Характеристика мимолетности в экзегезе 38 псалма^[12] у свтт. Афанасия и Кирилла Александрийских.

c. «Знак» есть: «первоисточник» у свт. Василия Великого, свт. Григория Нисского (А3), «начертание или знак Креста» у св. Дионисия Ареопагита, Евсевия Кесарийского, свт. Василия Великого, Василия Селевкийского (С1). В то же время термин употреблялся докетами в значении призрачного тела, полученного Христом при Крещении (С3).

3. Синонимичное употребление

a. «Символ» = «знак» в следующих значениях: «стандарт», «эмблема», «знак», «тип» и «образ небесных реальностей», «грядущих вещей», «обряд», в контексте таинства Крещения. Кроме того, «символ» употреблялся в значении «знака» свт. Василием Великим, свт. Григорием Нисским, свт. Кириллом Иерусалимским и свт. Иоанном Златоустом (А4). А «знак» в значении «символа» — свт. Евлогием Александрийским, св. Дионисием Ареопагитом. В значении символизма — в «Пастыре» Ерма (Видение 3.11.4) (D5).

b. «Символ» = «образ» в следующих значениях: «христианские обряды» и «таинства», «Евхаристия», «евхаристические Дары», «образ как репрезентация реальности», «место встречи Бога и человека». Кроме того, «символ» употреблялся в значении «образа» Евсевием Кесарийским, св. Дионисием Ареопагитом, Патр. Иоанном V Иерусалимским (А7), а «образ» в значении «символа» — Евсевием Кесарийским, Василием Селевкийским (ΙΙА3).

c. «Знак» = «образ». В самом определении терминов «знак» (отпечаток/оттиск) и «образ» (оттиск чего-либо), а также в значениях: «репрезентация», «изображение», «подобие», «рисунок, родственный с образом», «образец», «пример», «текст», «описание». Кроме того, «знак» употреблялся в значении «образа» Евсевием Кесарийским, мч. Иустином Философом, Марком Диаконом, св. Климентом Александрийским, св. Феодоритом Кирским, Синезием Киренским (В), а «образ» в значении «знака» — Евсевием Кесарийским, Василием Селевкийским (ΙΙА3). «Образ, выдавленный в целостном человеческом составе» (IIIВ2), у свт. Кирилла Александрийского «образ» буквально описывает прямое значение слова ό τύπος. Сщмч. Ириней Лионский использует «знак» в значении «прообраз» (D6).

Проведенный исторический обзор показывает, что в святоотеческом словаре термины «символ» (τό σύμβολον), «образ» (ή εἰκών) и «знак» (ό τύπος) достаточно широко использовались (в том числе и по отношению к евхаристическим Дарам как до, так и после преложения) и имели значительные пересекающиеся синонимичные области. Также нами установлено противоречивое употребление терминов как в значении единства с обозначаемым предметом, так и в переносном, аллегорическом смысле.

В современных словарях мы также можем наблюдать синонимичное употребление терминов. Свящ. Григорий Дьяченко приравнивает понятия «образ» и «символ»^[13]. В словаре Ольги Седаковой слову «образ» соответствует тринадцать значений, среди которых одно из первых «Прообраз, символ (τύπος, σύμβολον)»^[14].

4. Символический язык

Представленный анализ выявляет корреляцию взятой за основу исследования методики определения «символа» Аверинцевым и святоотеческой традиции, что позволило нам определить «символ», «образ» и «знак» как базовые понятия символического языка, в своем взаимопроникновении образующие единое смысловое пространство религиозного символа. Структуру символического языка можно представить следующим образом:

Рис. Структура символического языка

Центр диаграммы представляет собой область Тайны, Неведомого, Иного, который каким-либо образом (зрительный или любой другой чувственный образ, опыт «прикосновения», «встречи», «присутствия», «события») запечатлевается в нашем сознании при помощи первичных базовых понятий символического языка, одно из оснований которых всегда обращено к Нему. Ведь изначальное понимание «символа» по Аристотелю и есть указание на Иное: «Указание на недостающую половину, на другое — вот символ в начальном понимании»^[15].

В то же время представленная структура символического языка предполагает нежесткое разграничение и взаимопроникновение базовых терминов («символа», «образа» и «знака») между собой, что позволяет полнее и глубже говорить о Тайне. В. В. Бибихин писал: «Знак возникает, когда определенная видимая, слышимая или как-то еще присутствующая для нас фигура наполняется значительностью, принадлежащей не этой фигуре, а событию»^[16]. Здесь понятие «знака» описывается как ситуация символического единства, а именно наполнения «значительностью события» понятия «фигуры/образа».

Например, икона есть в первую очередь зрительный образ. Однако она содержит в себе и категорию «знака» («Ибо честь, воздаваемая образу, восходит к первообразу, и поклоняющийся иконе поклоняется ипостаси изображенного на ней»^[17] (первообраз = прообраз = знак), и двойственность символической природы, без которой икона теряет свою духовную глубину и перспективу: «Поскольку неизобразимое мыслится в тех же категориях, что и видимое, исчезает язык символического реализма и Божественная трансцендентность снижается до уровня житейских понятий»^[18].

Схожие мысли в отношении появления «образа» как опыта «прикосновения» можно встретить в работе Гастона Башляра «Поэтика пространства»: «Когда образ возникает в сознании как непосредственное порождение сердца, души, бытия человека, захваченного в реальный момент своей жизни»^[19]. Подобная обращенность символического языка к Иному дает возможность каким-то образом говорить о Нем, осуществляет хрупкую связь человека с Тайной: «На уровне поэтического образа двойственность субъекта и объекта становится мерцающей, переливчатой, подверженной беспрестанным инверсиям»^[20].

Французский психоаналитик и философ Жак Лакан, анализируя природу рождения символов, описывает схожую с выявленной нами кольцевую структуру языка (см. рис.), помещая в ее центр понятие «смерть». Лакан настаивал на том, что подобное представление не следует воспринимать как метафору, но как указание на «некую структуру», которую «символическая логика топологически описывает как кольцо»^[21].

5. Символический язык в текстах Священного Писания и чинопоследования таинств

На основании выявленной нами структуры символического языка интересно рассмотреть вопрос использования при переводе Священного Писания и чинопоследования таинств понятий «символ», «образ» и «знак» как иллюстрации их сущностного и смыслового единства.

Так, в посланиях апостола Павла читаем: «Аще бо сообразни (συμφυτοι — сросшиеся^[22]) быхом подобию смерти Его, то и воскресению будем» (Рим. 6:5); «Сей, будучи сияние славы и образ (χαρακτηρ^[23] 1. Отпечаток, оттиск, печать; 2. Изображение, образ, икона; 3. Лицо, лик, выражение лица; 4. Множ. черты лица; 5. Форма, фигура; 6. Человек, лицо, личность; 7. Резное или чеканное изображение; 8. Письменный документ; 9. Наклонение глагола^[24]) ипостаси Его» (Евр. 1:3). Мы видим, что использование слов «сообразны» и «образ» в данных контекстах перевода не вполне однозначно. Но в самом замысле перевода слово «образ», очевидно, призвано выразить, в первом случае, мысль о единении верующего со Христом, а во втором — мысль о единении Самого Христа с ипостасью Отца. А это и есть, по сути, функция «символа», заключенная в символическом языке описания данной тайны, — объединить две половины расколотого. Похожим образом в Рим. 5:14, Рим. 6:17, 1 Кор. 10:6 греческое слово ό τύπος (мн. τύποι) переводится на русский язык как «образ»^[25].

Подобную взаимопроницаемость терминов мы встречаем и в переводе чинопоследования таинств. В таинстве Крещения: «И вообрази (μόρφωσόν^[26] 1. Придание формы, создание, формирование; 2. Форма, вид/облик/образ/очертание; 3. Воплощение, конкретная форма; экзегеза Рим. 2:20, толкование «буквы» Закона; 4. Выражение; 5. Подобие, фигура/образ; 6. Внешний вид, видимость в противоположность реальности^[27]) Христа твоего в хотящем паки родитися моим окаянством»^[28]. И в таинстве Покаяния: «Сам и ныне умилостивися о рабе твоем, и подаждь ему образ (у Иоанна Постника^[29], откуда эта молитва вошла в чинопоследование исповеди, этой фразы нет, а в Великом Евхологии 1891 г. эта молитва отсутствует) покаяния, прощение грехов и отпущение»^[30]. В приведенных примерах слово «образ» употребляется одновременно и в глубоко символическом смысле (как незримая связь с Богом), и в знаковом («вообрази» = запечатлей, отпечатай, придай форму): «подаждь образ» как знак, пример, понимание.

Подытожим сказанное. Понятия «символ», «образ» и «знак» занимают значимое место в святоотеческой письменности и богословском словаре наших дней. Границы понятия религиозного «символа» гармонично и полно определяются в его взаимосвязи с понятиями «образ» и «знак». Во взаимосвязи друг с другом они образуют кольцевую структуру языка религиозного символа (символического языка), в центре которой заключена Тайна.

Ключевыми особенностями данного дискурса являются взаимопроникновение выбранных базовых понятий и их антиномичная природа, одновременно описывающая и скрывающая Тайну. Подобное определение «символа» в рамках символического языка позволяет нам снять кажущиеся противоречия в экзегезе понятия, а также непротиворечиво и гармонично воспринимать святоотеческое наследие, особенно в области сакраментологии. Перспективным продолжением начатого исследования будет выявление сущностных характеристик символического языка и решение вопроса о возможности гармоничного описания с его помощью таинств Церкви.

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

1.  Ευχολόγιον το Μεγα: Περιέχον τας των επτά μυστηρίων ακολουθίας, τας των χειροτονιών τάξεις, κατά την εν τω αρχιερατικώ ερμηνείαν την τε των εγκαινίων του ναού ακολουθίαν, και την εν Βουκορεστίω έκδοσιν› τας τε άλλας ακολουθίας και ευχάς, και τα Αποστολοευάγγελα των επισημοτέρων εορτών. / Επιθιορθωθέν και εξακρυβωθέν υπό του Αειμνήστου Σπυρίδωνος Ιερομονάχου Ζερβού... Βενετία: Εκ του Ελληνικού Τυπογραφείου Ο Φοίνιξ, 1891. Σ. 138.

2.  Joannes Patriarcha Constantinopolitanas vulgo Jejunator // PG. 88. Col. 1897С.

3. Lampe G. W. H. A Patristic Greek Lexicon. OXFORD , 1961. 1568 р.

4. Аверинцев С. С. София-Логос: Словарь. Киев: Дух и Лiтера, 2001. 912 с.

5. Башляр Г. Поэтика пространства. М.: Ад Маргинем Пресс, 2014. 376 с.

6. Бибихин В. В. Символ и другое [Электронный ресурс] URL: http://www.bibikhin.ru/simvol_i_drugoe#p1991 (дата обращения: 13.04.2024).

7. Бибихин В. В. Язык философии [Электронный ресурс] URL: http://www.bibikhin.ru/yazik_filosofii (дата обращения: 12.04.2024).

8.  Подстрочный перевод Библии [Электронный ресурс] URL: https://manuscript-bible.ru/OT/Ps.html (дата обращения: 18.04.2024).

9. Иоанн Дамаскин, прп. Три защитительных слова против порицающих святые иконы или изображения. Сергиев Посад: Свято-Троиц. Сергиева Лавра: РФМ, 1993. 248 с.

10. Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М: Гнозис, 1995. 192 с.

11. Лосев А. Ф. Диалектика мифа. / Сост., подг. текста, общ. ред. А. А. Тахо-Годи, В. П. Троицкого. М.: Мысль, 2001. 558 с.

12.  Новый Завет на греческом языке с подстрочным переводом на русский язык. / гл. ред. А. А. Алексеев. РБО, 2013. 1405 с.

13.  Орос VII Вселенского собора [Электронный ресурс] URL: https://perseus.narod.ru/christianity/Dogmat-VII.htm (дата обращения: 13.04.2024).

14.  Полный церковнославянский словарь / сост. свящ. Григорий Дьяченко. М.: Отчий дом, 2004. 1120 с.

15. Седакова О. А. Церковнославяно-русские паронимы. Материалы к словарю. М.: Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина, 2005. 428 с.

16.  Требник. М.: Издательство Московской Патриархии, 2010. 768 с.

17. Успенский Л. А. Богословие иконы Православной Церкви. М.: Издательство братства во имя святого князя Александра Невского, 1997. 656 с.

• Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. С. 48.
• Аверинцев С. С. София-Логос: Словарь. С. 386–387.
• Там же. С. 387.
• Там же.
• Там же. С. 386.
• Lampe G. W. H. A Patristic Greek Lexicon. P. 1282.
• Lampe G. W. H. A Patristic Greek Lexicon. P. 410–416.
• Lampe G. W. H. A Patristic Greek Lexicon. P. 1418–1420.
• Сотворение человека «по образу Божьему» (III А) (ссылки даны на разделы рубрик словаря).
• Иоанн Дамаскин, прп. Три защитительных слова против порицающих святые иконы или изображения.
• Lampe G. W. H. A Patristic Greek Lexicon. P. 1282.
• «Конечно, согласно видению (έν είκόνι) проходит человек...» (Пс. 38:7) [Орос VII Вселенского собора [Электронный ресурс] URL: https://perseus.narod.ru/christianity/Dogmat-VII.htm (дата обращения: 13.04.2024)].
• Полный церковнославянский словарь / сост. свящ. Григорий Дьяченко. С. 366.
• Седакова О. А. Церковнославяно-русские паронимы. Материалы к словарю. С. 215.
• Бибихин В. В. Символ и другое [Электронный ресурс] URL: http://www.bibikhin.ru/simvol_i_drugoe#p1991 (дата обращения: 13.04.2024).
• Бибихин В. В. Язык философии [Электронный ресурс] URL: http://www.bibikhin.ru/yazik_filosofii (дата обращения: 12.04.2024).
• Новый Завет на греческом языке с подстрочным переводом на русский язык. / гл. ред. А. А. Алексеев.
• Успенский Л. А. Богословие иконы Православной Церкви. С. 95.
• Башляр Г. Поэтика пространства. С. 10.
• Там же. С. 12.
• Иоанн Дамаскин, прп. Три защитительных слова против порицающих святые иконы или изображения. С. 90.
• Лосев А. Ф. Диалектика мифа. / Сост., подг. текста, общ. ред. А. А. Тахо-Годи, В. П. Троицкого. С. 953.
• Lampe G. W. H. A Patristic Greek Lexicon. P. 1259.
• Там же. P. 1513.
• Лосев А. Ф. Диалектика мифа. / Сост., подг. текста, общ. ред. А. А. Тахо-Годи, В. П. Троицкого. С. 951, 955, 1034.
• Ευχολόγιον το Μεγα: Περιέχον τας των επτά μυστηρίων ακολουθίας, τας των χειροτονιών τάξεις, κατά την εν τω αρχιερατικώ ερμηνείαν την τε των εγκαινίων του ναού ακολουθίαν, και την εν Βουκορεστίω έκδοσιν› τας τε άλλας ακολουθίας και ευχάς, και τα Αποστολοευάγγελα των επισημοτέρων εορτών. / Επιθιορθωθέν και εξακρυβωθέν υπό του Αειμνήστου Σπυρίδωνος Ιερομονάχου Ζερβού…
• Lampe G. W. H. A Patristic Greek Lexicon. P. 886.
• Требник. С. 43.
• Joannes Patriarcha Constantinopolitanas vulgo Jejunator // PG. 88. Col. 1897С.
• Требник. С. 83.