Съезды православного духовенства и мирян в контексте других форм общественной самоорганизации 1917 года

Заметной составляющей церковной революции 1917 г. в России были съезды духовенства и мирян^[1]. Именно они оказались в фокусе внимания исследователей, изучавших трансформации церковного организма после февральских месяцев 1917 г. Во многом это было обусловлено достаточно обширной (для того периода) источниковой базой: еще выходившие «Епархиальные ведомости» и периодические издания, созданные на их основе, регулярно помещали отчеты или протоколы съездов епархиального уровня (реже — окружного или уездного). Также отчеты о съездах хранились в архивах органов церковного управления всероссийского уровня — Святейшего Синода и Собора 1917–1918 гг., куда направляли резолюции съездов по тем или иным вопросам церковной и общественной жизни. В отдельных случаях материалы о работе съездов сохранились и в региональных архивах. С опорой на эти источники были написаны содержательные обзоры работы съездов одной или нескольких епархий^[2]. Есть значимые исследования, в которых тот или иной аспект «низовой церковной политики» 1917 г. прослежен на материале нескольких епархиальных форумов революционного времени. Эталонными с этой точки зрения работами являются исследования петербургского историка П. Г. Рогозного, в которых прослежена история борьбы епископата с другими церковными группами за власть в епархиях в 1917 г.^[3]

Примечательно, что в своих оценках епархиальных съездов революционной поры и их последствий историки заметно расходятся. Например, крупнейший американский исследователь истории русского православия Г. Фриз смотрит на них как на органы «церковной революции», деятельность которых способствовала разрушению прежней, имперской системы церковной власти^[4]. Другие исследователи, в частности Д. Скарборо, отмечают, что участникам съездов часто был свойственен консервативный подход к тем или иным проблемам церковной жизни и они стремились следовать нормам церковного права^[5]. Нам представляется, что такого рода противоположные оценки не исключают одна другую. Съезды могли одновременно носить разрушительный характер для прежней системы церковного управления епархиального уровня (хотя и далеко не каждый!) и при этом в каких-то вопросах занимать сугубо консервативную позицию. Делегаты съездов могли быть радикальны и консервативны одновременно. Это зависело от обсуждавшегося вопроса и от состава участников съездов. Так, по политическим вопросам тот или иной съезд мог выступать с революционных позиций, в вопросе епархиального управления стоять на консервативных началах (например, отвергать возможность избрания мирянина на епископскую кафедру), а в приходском вопросе занимать компромиссную позицию, признавая право прихожан распоряжаться приходским имуществом, но отрицая их право удалять священников из приходов.

В связи с этим представляется продуктивным для анализа места епархиальных съездов в контексте церковной революции 1917 г. поставить две взаимосвязанные задачи: во-первых, описать съезды как особый феномен церковно-общественной самоорганизации 1917 г., во-вторых, поставить их в контекст общероссийских трансформаций власти революционных месяцев, сопоставив со съездами, конференциями, совещаниями различных социальных и общественных групп и объединений, а также с советами и их съездами как формами общественной самоорганизации^[6]. Вторая из названных задач представляется настолько масштабной, что не может быть решена в рамках одной статьи. Поэтому мы выскажем отдельные наблюдения о сходстве и различиях церковных съездов и других форм общественной самоорганизации 1917 г.^[7] и тем самым попробуем сделать первые шаги в направлении решения этой задачи.

Следует пояснить, почему мы считаем возможным сравнивать съезды духовенства и мирян не только со съездами различных общественных групп и объединений, но и с советами солдатских, рабочих и крестьянских депутатов. Возможность такого сопоставления нам кажется уместной уже потому, что некоторые советы представляли собой масштабные общественные форумы, превосходившие по числу участников многие съезды. Напомним, что в Петроградский совет к середине марта 1917 г. входило около 3 тыс. делегатов (около 2 тыс. делегатов от солдат и 800 от рабочих)^[8]. Можно сказать, что общее собрание совета в то время было гигантским съездом наиболее активных сил, участвовавших в Февральской революции. Не менее важно, что основания для сопоставления с советами давали сами епархиальные съезды, направляя, например, «братское приветствие» советам солдатских, рабочих и крестьянских депутатов^[9]. Обычно такого рода приветствия рассматриваются как казусы, обусловленные аберрациями церковного сознания революционной поры. Мы же предлагаем интерпретировать их как важный маркер самоощущения современников, не видевших непреодолимой границы между этими формами самоорганизации населения.

Генеалогия съездов духовенства и мирян 1917 г.

Впрочем, историческая основа у епархиальных съездов и советов была различна, хотя — как мы увидим далее — и не во всем. Если советы были порождением революции 1905–1907 гг.^[10], то предыстория епархиальных съездов была заметно длиннее, поскольку созыв съездов 1917 г. опирался на предшествующую полувековую традицию. Согласно семинарскому Уставу 1867 г., епархиальное духовенство могло избирать своих представителей для участия в педагогических и распорядительных собраниях по управлению семинариями, для чего собирались епархиальные съезды духовенства. Данные съезды обсуждали вопросы, связанные с финансированием семинарий и женских епархиальных училищ, имели полномочия обкладывать духовенство епархии сборами на различные расходы по «духовно-учебной части». Позднее такие епархиальные съезды духовенства принимали решения о создании в епархиях свечных заводов, доходы от которых также шли на финансирование духовных учебных заведений^[11].

Важно напомнить существенную деталь: съезды второй половины XIX — начала ХХ в. можно рассматривать как органы сословного самоуправления, парадоксальным образом возникшие тогда, когда само духовное сословие юридически (но не фактически!) было ликвидировано. При этом епархиальные съезды той эпохи объединяли лишь высшую страту приходского духовенства — пресвитеров, тогда как дьяконы и псаломщики на съезды епархиального духовенства епархиального уровня не допускались^[12]. Эта ситуация станет поводом для бурных внутрисословных столкновений 1917 г. между пресвитерами и младшими клириками, ареной которых окажутся в том числе и епархиальные съезды.

В период революции 1905–1907 гг. съезды духовенства приобрели более демократический характер, в некоторых из них участвовали представители мирян и низшие члены приходского клира. Съезды в период этой революции рассматривали достаточно широкий круг вопросов, связанных с проблемами церковного самоуправления, а иногда поднимали и политические вопросы. Так, съезд духовенства Владимирской епархии, созванный в конце 1905 г., обсуждал, как пастырям относиться к «освободительному движению» и к «пропаганде разных политических партий»^[13]. Широкую известность получил съезд духовенства и мирян Рижской епархии 20 сентября — 6 октября 1905 г., присвоивший себе наименование «собора»^[14]. После революции 1905–1907 гг. практика созыва таких съездов сошла на нет. Но именно к опыту съездов-«соборов» 1905 г. апеллировали участники съездов 1917 г., актуализируя «революционную генеалогию» последних^[15]. В этом они сближались с советской формой общественной самоорганизации.

Вместе с тем съезды 1917 г. лишь отчасти могут быть названы преемниками епархиальных съездов духовенства 1867–1905 гг.^[16] Можно сказать, что съезды 1917 г. базировались на предшествующей традиции в том случае, когда тон на них задавало белое духовенство. Последнее обладало опытом формулирования и отстаивания своих сословных интересов (полученным как раз на епархиальных съездах дореволюционной эпохи) и привносило на съезды 1917 г. стихию сословного конфликта (между приходскими клириками и епископами, между младшими и старшими членами приходского клира), часто замаскированного под политическую риторику. Яркие примеры такого рода — столкновения в Орле и в Нижнем Новгороде, где диаконы и псаломщики создали свои организации (Временный исполнительный комитет Орловского объединенного духовенства и мирян в первом случае и Комитет объединенного духовенства и мирян во втором) и диктовали свою волю епархиальным съездам, по сути захватив власть в епархии^[17]. Причем в обоих случаях речь шла не только о противостоянии низшего духовенства более высоким его стратам и церковной интеллигенции, но и сельского духовенства — городскому, прежде всего духовенству губернских центров.

С другой стороны, когда съезды 1917 г. оказывались способны освободиться от сословной стихии, они выступали как новый феномен самоорганизации церковного сообщества, лишь отчасти связанный с предшествующей традицией. Важным условием такого освобождения было значимое по численности участие мирян. Так, на прошедшем 3–6 мая 1917 г. владимирском съезде духовенства и мирян, в котором участвовали 370 человек, миряне составляли значительное большинство. Это позволяло им с легкостью пресекать попытки представителей духовенства провести резолюции, ограничивающие права прихожан и приходов. В частности, съезд признал приход собственником церковного имущества, подтвердил выборность духовенства и даже признал право мирян увольнять неугодных пастырей^[18].

Этот пример наглядно иллюстрирует наблюдение Г. Фриза, который указывал на ограниченность «клерикального либерализма». Последний, по его словам, распространялся на Церковь, а не на местные, приходские церкви, то есть предполагал расширение прав духовенства в рамках церковного института в целом, но не изменение его положения и статуса в рамках прихода, которое могло быть следствием расширения прав мирян^[19]. Такая ограниченность «клерикального либерализма» говорит как раз о его сословном характере.

Динамика созывов церковных съездов 1917 г. и механизм формирования их состава

Санкция высшей церковной власти на созыв съездов была дана в мае 1917 г.^[20] Но первые такие форумы состоялись еще в марте. Наибольшее их число прошло в течение весны и лета 1917 г., с осени движение съездов пошло на спад^[21]. Вместе с тем мы знаем, что съезды разного уровня продолжали проходить и в конце 1917 г., и в 1918 г. Так, в адрес Всероссийского церковного собора 1917–1918 гг. поступили сообщения о Енисейском епархиальном съезде духовенства и мирян, прошедшем в декабре 1917 г., об экстренном Костромском епархиальном собрании духовенства и мирян, состоявшемся в мае-июне 1918 г., о епархиальном съезде духовенства и мирян Архангельской епархии, имевшем место в июне 1918 г., и др.^[22]

Такая динамика движения по созыву церковных съездов 1917 г. полностью соответствует динамике созывов форумов других социальных групп и корпораций, пик которых пришелся на март-октябрь 1917 г. Например, по подсчетам томского историка Э. И. Черняка, в Сибири в течение марта-октября 1917 г. проходило в среднем по 64 съезда, конференции и совещания ежемесячно, с ноября 1917 по май 1918 г. — в среднем по 52 таких форума в месяц, с июня по ноябрь 1918 г. — по 33 в месяц. Если учитывать только форумы сибирских профессиональных групп, органов самоуправления и кооперативных организаций (не принимая во внимание партийные, рабочие и крестьянские съезды, конференции и совещания), то 54% их было проведено в марте-октябре 1917 г., 29% — с ноября 1917 по май 1918 г. и 17% — с июня по ноябрь 1918 г. Правда, по наблюдению того же исследователя, некоторые социальные группы, в частности рабочие, начали проявлять большую активность именно после октябрьского переворота, но это было скорее исключением из общего правила^[23].

На первый взгляд, созыв церковных съездов шел интенсивно: в ряде епархий в течение 1917 г. состоялось до трех съездов епархиального уровня. Сегодня мы можем говорить о том, что в центральных органах власти (государственных и церковных) в течение 1917 г. были получены сообщения о 61 епархиальном съезде и о 318 съездах духовенства либо духовенства и мирян в городах, уездах, благочиниях, корпораций преподавателей духовных учебных заведений, служащих синодальных контор (например, Московской), как минимум об одном съезде на уровне викариатства. Также в ряде епархий прошли собрания монашествующих епархиального уровня (например, в Московской, Пензенской, Ярославской). Состоялось не менее семи съездов военного духовенства различных фронтов и армий (не считая собраний фронтов по выбору делегатов Всероссийского церковного собора), два съезда духовенства и духовенства и мирян Маньчжурии, проживавших в полосе отчуждения Китайской восточной железной дороги^[24]. Поскольку до центральных органов власти информация доходила не обо всех съездах, приведенные цифры надо рассматривать как минимальные. Кроме того, в 1917 г. состоялось шесть всероссийских съездов: духовенства и мирян (1–12 июня, Москва), военного и морского духовенства (1–11 июля, Могилев), ученого монашества (7–14 июля, Московская духовная академия), представителей монастырей (16–23 июля, Троице-Сергиева лавра), единоверцев (23–29 июля, Нижний Новгород), миссионерский (25 июля — 5 августа, Григорьевский Бизюков монастырь Херсонской епархии). Таким образом, сегодня мы располагаем информацией примерно о 400 церковных съездах 1917 г.

Между тем на фоне других съездов 1917 г. эти числа не выглядят внушительно. Например, только в Сибири с марта по октябрь 1917 г. состоялось 87 крестьянских съездов, то есть больше, чем всех церковных съездов епархиального уровня. А вместе с форумами других социальных групп и организаций в этот период в Сибири прошло 576 съездов, конференций и совещаний. Всего же с марта 1917 по ноябрь 1918 г. в Сибири состоялся 1141 форум различных общественных и политических организаций и объединений, в котором приняли участие порядка 45–50 тыс. человек^[25]. Таким образом, можно сказать, что общественно-политическая активность сибиряков в названный период почти в три раза превышала активность православного сообщества всей России. При этом на Сибирь приходилось чуть более 5% населения страны. Говорит ли это о более низкой активности церковного общества или о том, что съезды духовенства и мирян не были самой популярной формой церковной самоорганизации, — предстоит выяснить в дальнейшем.

Состав участников епархиальных съездов формировался путем выборов на собраниях приходов, благочиннических округов и уездов^[26]. В разных епархиях процедура формирования съездов могла быть различной, что заметно сказывалось на их составе: в каких-то случаях они состояли практически исключительно из духовенства, на других съездах со значительным перевесом преобладали миряне. Но в целом, судя по всему, формирование состава церковных съездов проходило на более регулярной основе, чем, например, делегатов советов. Последние порой пополнялись новыми членами не только через выборы, но и стихийно^[27]. Тем самым система рекрутирования членов епархиальных съездов была ближе к системе рекрутирования таких форумов, как профессиональные и крестьянские съезды 1917 г. с довольно четким территориальным представительством. С другой стороны, были случаи, например в Курске, Орле и Нижнем Новгороде, когда в состав церковных съездов включались «исполнительные комитеты», созданные теми или иными группами духовенства (как правило, младшими членами клира), так сказать, на идейной основе^[28].

Решения церковных съездов 1917 г.

Съезды духовенства и мирян обсуждали самый широкий круг вопросов церковной и государственной жизни^[29]. Они высказывались о предпочтительном устройстве государственной власти в России, о будущем государственно-церковных отношений, об экономической политике (например, по вопросу о земле), о социальном и материальном положении духовенства, о формах церковного самоуправления и т. п. Высказываясь по политическим вопросам, съезды, как правило, следовали за настроениями общества. Они чаще всего приветствовали произошедший политический переворот, хотя могли по-разному расставлять акценты. Какие-то съезды безоговорочно и восторженно приветствовали произошедшую смену государственной власти, какие-то характеризовали падение монархии как явление «воли Божией», другие подчеркивали, что Церковь примет «ту форму государственного устройства, которая будет создана самим народом»^[30]. Чаще всего звучали слова о поддержке Временного правительства и о доверии к будущему Учредительному собранию, но иногда высказывалась и прямая поддержка той или иной формы правления (например, «демократической республики» на Владимирском, Воронежском, Пензенском, Черниговском, Екатеринбургском и других епархиальных съездах весны-лета 1917 г.)^[31].

Нужно сказать, что политические декларации церковных форумов ничем не отличались от аналогичных постановлений съездов, конференций и собраний других общественных организаций и социальных групп. В первые месяцы после падения монархии такие форумы специально собирались, чтобы приветствовать революцию и высказать свою поддержку Временному правительству^[32]. Характерно, что на церковных съездах регулярно обсуждался вопрос о земле — один их самых насущных для большинства российского населения. В резолюциях съездов часто высказывалось согласие поступиться земельной собственностью церкви в пользу крестьян; в каких-то случаях делегаты прямо высказывались в пользу национализации земли, как это было обозначено в программе партии социалистов-революционеров. Но большинство съездов предлагали отложить решение этого вопроса до Учредительного собрания или до окончания войны^[33].

Вместе с тем церковные форумы имели и свою четко выраженную специфику. Только они обсуждали проблемы государственно-церковных отношений и внутреннего церковного устройства^[34]. Важным вопросом, поднимавшимся на съездах, было будущее государственно-церковных отношений. Высказываясь за свободу вероисповедания, съезды не допускали мысли о полном «отделении церкви от государства на началах готовых западных образцов»^[35]. Они выступали за сохранение за Православной Церковью статуса корпорации публичного (а не частного) права и за поддержку ее со стороны правительства, оговариваясь в некоторых случаях, что государство «обязано будет оказывать свою материальную поддержку и законное покровительство» всем религиозным организациям страны, «соблюдая в то же время внутреннюю свободу и независимость в делах каждого [религиозного] установления»^[36]. Причем ряд съездов (например, Астраханский, Могилевский, Полтавский, Тобольский и др.) подчеркивали, что Православная Церковь в ряду других исповеданий России должна иметь первенствующее значение. В контексте тезиса о сотрудничестве Церкви и будущего российского государства на съездах часто звучали пожелания, чтобы духовенство в будущем содержалось за счет «казенного жалования»^[37]. Такое единодушие участников съездов объяснялось влиянием концепции государственно-церковных отношений П. В. Верховского^[38].

Однако основное внимание участники съездов уделяли вопросам церковного управления как всероссийского, так и епархиального и приходского уровней. В целом большинство церковных форумов выступали за демократизацию церковного управления, отказ от старых бюрократических начал, утверждение принципов «соборности» и «выборности». Практически повсеместно звучала идея о необходимости созыва Всероссийского церковного собора и о преобразовании Синода в его исполнительный орган (например, в резолюции Могилевского съезда). Также практически повсеместно раздавались голоса о необходимости ликвидации на епархиальном уровне консистории и о ее замене избираемым «пресвитерским советом» или «епархиальным советом» из клириков и мирян. При этом съезды могли по-разному решать основной вопрос епархиального управления — о балансе власти между епископом и избранным епархиальным съездом/собранием/собором органом управления. Какие-то съезды (например, Тверской) большие полномочия предлагали предоставить епархиальным советам, предусматривая возможность заявления ими протеста против действий епископа перед епархиальным съездом. Другие съезды (например, Московский) занимали более умеренную позицию, предлагая закрепить за органами коллегиального управления епархиального уровня совещательные функции при епископе^[39].

Приходский вопрос вызывал наиболее сильные разногласия участников съездов. Нужно иметь в виду, что съезды проходили на фоне разворачивающейся «приходской революции», в ходе которой прихожане брали руководство приходами в свои руки. Они стали сами управлять приходским и храмовым имуществом, определять размеры платы за требы, отбирать причтовые земли, переставали платить епархиальные сборы, в некоторых случаях удаляли неугодных членов причтов и избирали новых. Некоторые съезды признавали «приходскую революцию» свершившимся фактом (например, собрание духовенства и мирян одного из благочиний Олонецкой епархии, чрезвычайный съезд духовенства и мирян Екатеринбургской епархии, упоминавшийся выше Владимирский епархиальный съезд). Другие съезды занимали более сдержанную позицию или стремились пересмотреть результаты «приходской революции». Некоторые из съездов, как и рядовое духовенство, не подвергали сомнению имущественные права прихожан, но считали нужным урегулировать «выборное начало» (например, Волынский, Иркутский, Могилевский, Полоцкий, Рязанский, Тамбовский и Херсонский епархиальные съезды духовенства и мирян). На местах звучали и конкретные предложения по регламентации выборов членов приходских причтов. Их объединяло стремление уравновесить в процедуре избрания голос прихожан голосом местного духовенства^[40].

В связи с разнонаправленной реакцией церковных съездов на действия мирян в рамках «приходской революции» уместно поставить вопрос о влиянии резолюций этих форумов на ситуацию на местах. Складывается впечатление, что решения съездов не оказывали на нее никакого влияния. Прихожане продолжали явочным порядком реализовывать права, взятые ими весной 1917 г.: управлять церковным имуществом, сокращать или отменять сборы в пользу епархиальных учреждений, изменять пропорции раздела причтовых доходов, влиять на назначение в приходы духовенства. В некоторых случаях съездам приходилось обращаться к приходам и униженно просить их о сохранении финансирования духовно-учебных заведений или о выделении средств на работу самих епархиальных форумов и порой получать в ответ на свое обращение отказ^[41]. Очевидно, имел место дефицит властных рычагов — такой же, какой наблюдался в этот период у советов, даже у самого известного из них^[42].

Историк В. П. Булдаков отмечает: «Объективно Петроградский Совет оставался безвластным: он не имел ни аппарата, ни финансовых средств. Он обладал лишь некоторым нравственным авторитетом, который использовался главным образом на то, чтобы убедить массы в легитимности решений, исходящих от Временного комитета Государственной думы. Правда, положение изменилось с появлением под давлением солдат приказа № 1 Петроградского совета, ставящего столичный гарнизон — единственную реальную силу Февраля — под свой политический контроль. <...> Вольно или невольно Совет получил важнейший и единственный рычаг власти (но не управления)»^[43]. Церковные форумы, как радикальные, так и умеренные, обрести такой рычаг реализации власти не могли. Между тем был один аспект, в рамках которого церковные съезды, безусловно, были органами власти. Речь идет о выборах епархиальных архиереев.

Выборы епархиальных архиереев

На съездах 1917 г. переросли в острые конфликты давно назревшие противоречия внутри духовного сословия. Эти конфликты, из-за которых съезды приобретали скандальную репутацию, привлекали большое общественное внимание. Благодаря работам П. Г. Рогозного «борьба за власть» в епархиях между епископатом и местным духовенством достаточно хорошо освещена в историографии. По его подсчетам, в течение 1917 г. правящие архиереи были смещены в 15 епархиях из 67 (что составляет 22%)^[44]. В отдельных случаях, как, например, в Москве и Петрограде, смена архиереев произошла по решению новой государственной власти. Но большинство смещенных архиереев стали жертвами недовольства ими со стороны младших членов клира. Впрочем, были примеры, когда местное духовенство и миряне выступали (хотя и не всегда удачно) в защиту своих епископов от попыток удаления их гражданской властью или радикально настроенными членами клира (Житомирская, Полтавская, Рязанская, Харьковская епархии).

Замещение освободившихся архиерейских кафедр в 1917 г., как правило, происходило посредством выборов, которые проходили на съездах духовенства и мирян. Процедура выборов регламентировалась «Общими правилами об избрании епархиальных епископов», утвержденными Синодом 5 июля 1917 г. (Для прошедших ранее этой даты выборов в Черниговской, Петроградской и Московской епархиях соответствующими епархиальными комиссиями были выработаны отдельные правила.) Согласно правилам от 5 июля, выборы делегатов на избирательный епархиальный форум носили двухступенчатый характер: сначала выборы происходили на уровне приходов, затем на уровне благочиний. На самом избирательном съезде избранным считался кандидат, набравший более половины голосов. Избранный кандидат должен был утверждаться Синодом. Всего в 1917 г. выборы архиереев на епархиальных съездах прошли в 11 епархиях (то есть в 16% от их общего числа): Черниговской (3 мая), Петроградской (21 мая), Московской (24 июня), Тульской (22 июля), Курской (9 августа), Владимирской (9 августа), Рязанской (22 июня, 9 августа), Харьковской (11 августа), Орловской (12 августа), Саратовской (14 августа), Екатеринбургской (25 мая, 8 августа, 26 октября). В Рязани и Екатеринбурге результаты выборов не были утверждены Синодом; архиереи были назначены туда высшей церковной властью^[45].

Определенные параллели этим процессам можно увидеть в том, как после февраля 1917 г. замещались высшие административные должности на уровне губерний. Ближайшим аналогом должности епархиального преосвященного в гражданской сфере была позиция губернатора. Как известно, Временное правительство централизованно ликвидировало должности губернаторов, военных губернаторов, вице-губернаторов и помощников военных губернаторов. Полномочия первых лиц в губерниях были переданы «губернским комиссарам Временного правительства». Первоначально ими стали председатели губернских земских управ (в земских губерниях). Назначение их из центра вызвало протест со стороны местных общественных органов. В связи с этим уже в марте 1917 г. начался процесс переизбрания правительственных комиссаров, и к концу апреля из 55 председателей губернских земских управ свою должность сохранили лишь 23 человека (42%). Позднее МВД назначало комиссаров по согласованию с местными общественными комитетами. Последние в некоторых случаях сами избирали комиссаров^[46]. При этом «комиссары “обрастали” различными советами, комиссиями, отделами и т. д. Таким образом, весной 1917 г. власть на местах фактически принадлежала не комиссару Временного правительства, а комиссариату, на смену насаждаемому из центра принципу единоначалия пришел принцип коллегиального управления, проводимый местными исполкомами общественных организаций»^[47]. Впрочем, историки отмечают, что в большинстве случаев реальных властных рычагов не имели и эти органы; иногда казалось, что такими рычагами обладают советы и тыловые гарнизоны. Это признавали сами губернские комиссары, которые указывали, что «без активной поддержки» советов «власть комиссара сводится к нулю»^[48].

Совершенно очевидно, что масштабы трансформации региональной церковной власти не шли ни в какое сравнение с тем сломом прежней системы регионального управления, который происходил в гражданской сфере. Ни революционное правительство, ни местные активисты не посягали на сам принцип архиерейской власти. Они могли мечтать о «чистке» «распутинского» или «черносотенного» епископата, но не об упразднении должности епископа. В лучшем случае они могли претендовать на участие через выборы в определении кандидатуры епархиального архиерея, но масштаб такого участия заметно уступал степени вторжения местных общественных институтов в дела гражданского губернского управления. Не шла речь и о ликвидации принципа единоначалия в епархиальном управлении. Отдельные епископы из тактических соображений могли вступать в коалиции с местными организациями духовенства или духовенства и мирян, кооптировать их в состав съездов, опираться на них в решении задач епархиального управления^[49]. Однако полномочия этих организаций в конечном счете зависели от воли того преосвященного, который решил заключить с ними союз. Роль Синода как органа центрального церковного управления, который утверждал решения съездов, также была заметно более весома, чем Министерства внутренних дел. Последнее, по сути, потеряло рычаги воздействия на местных управленцев, ограничиваясь процедурой их формального утверждения. Мы видим, что Церковь сохранила систему централизованного управления в ситуации революционной стихии, хотя Синод и отдельные архиереи и сделали некоторые шаги навстречу новым формам церковно-общественной самоорганизации.

Заключение

Съезды духовенства и мирян были частью процесса стихийной самоорганизации российского общества после падения старой системы власти. Они базировались на пятидесятилетнем опыте работы органов сословного самоуправления белого духовенства и, хотя в 1917 г. вышли за пределы сословных форумов, несли на себе их «родимые пятна», поскольку оказались ареной разрешения внутрисословных конфликтов. Эта внутренняя гетерогенность церковных съездов обусловила их конфликтность и отличала их от более монолитных форумов крестьян или интеллигенции. При этом там, где стихия сословного противостояния не была ярко выражена, например в силу региональных особенностей, конфликтность церковных съездов была значительно ниже. Так, в частности, произошло в Тобольске, где августовский съезд 1917 г. прошел в конструктивном ключе. Описавшая его работу американский исследователь Е. Евтюхова обратила внимание на организованный и в целом спокойный характер Тобольского съезда в сравнении с бурным и конфликтным съездом Нижегородской епархии^[50]. Столь разительное отличие двух церковных форумов 1917 г., на наш взгляд, объясняется значительной разницей в сословном составе тобольского и нижегородского духовенства. В Тобольской епархии, как и во всей Сибири, в начале ХХ в. значимую часть приходского духовенства составляли выходцы не из духовного сословия, тогда как в Поволжском регионе число выходцев из духовного сословия среди новорукоположенных священников в предреволюционный период только росло^[51]. Тем самым, если в Тобольской епархии сословная социальная парадигма уходила в прошлое, а с ней слабели и застарелые внутрисословные конфликты, то в Нижегородской епархии процесс шел в обратном направлении: сословная парадигма укреплялась, а внутрисословные противоречия обострялись. Результат этих разнонаправленных процессов наглядно продемонстрировали съезды обеих епархий 1917 г.

Одновременно мы видели, что интенсивность созывов церковных съездов ощутимо уступала аналогичной активности других социальных групп и общественных объединений. Состав церковных форумов за рядом ярких исключений, как правило, формировался на основе регулярного представительства, построенного по территориальному принципу, что сближало съезды духовенства и мирян с собраниями профессиональных корпораций и крестьянских съездов, но не с советами, часто пополнявшимися стихийно. Политические заявления церковных форумов по существу не отличались от подобных заявлений других съездов 1917 г., но только съезды духовенства и мирян последовательно занимались обсуждением государственно-церковных отношений и будущей системы церковного управления. В этом отношении они также сближались с форумами профессиональных объединений, кооперативных организаций и других подобных сообществ, которые помимо общеполитических вопросов обсуждали прежде всего специализированные темы, непосредственно касавшиеся деятельности их членов. При этом именно предложения съездов относительно будущего церковного устройства носили противоречивый характер (что мы отметили в начале этой статьи), находясь в зависимости от того, какая из групп, клирики или миряне, доминировала на конкретном форуме. Единодушие съездов наблюдалось разве что в вопросах о принципах государственно-церковных отношений и о необходимости созыва Всероссийского церковного собора с участием епископов, приходских клириков и мирян. Тем самым съезды сыграли свою роль в утверждении в церковном сознании значимости Священного собора Православной Российской Церкви 1917–1918 гг.

Выборы епископов, прошедшие в ряде епархий на съездах духовенства и мирян, находились в русле трансформаций принципов регионального управления, имевших место в России после февраля 1917 г. Однако епархиальная церковная власть оказалась затронута этими изменениями в гораздо меньшей степени, чем гражданская на уровне губерний. Важной особенностью было сохранение значимой роли Синода как органа центрального церковного управления. Остается открытым вопрос о степени влияния съездов как формы самоорганизации церковного общества революционного времени и их решений на новую систему церковного управления. Мы видели, что движение по созыву любых съездов, не только церковных, с осени 1917 г. начало сходить на нет. В Церкви на их место должны были прийти органы управления, созданные в соответствии с решениями Собора 1917–1918 гг., а последний далеко не всегда принимал во внимание постановления съездов и санкционировал их практику. Тем самым формы самоорганизации 1917 г. в будущем не сохранились бы, но опыт участия в них не мог пройти без следа.

Список литературы

Беглов А. Л. Православный приход на закате Российской империи: состояние, дискуссии, реформы. Серия: Церковные реформы: Дискуссии в Православной Российской Церкви начала ХХ века. Поместный Собор 1917–1918 гг. и предсоборный период. М., 2021.

Бирюкова Ю. А. Исповедь в застенках ВЧК: К биографии историка и общественного деятеля профессора протоиерея П. В. Верховского // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2012. Вып. 5 (48). С. 87–104.

Бирюкова Ю. А. Проблема сохранения баланса либерального и консервативного начал на съездах духовенства и мирян Юга России в 1917 г. // Омский научный вестник. Серия: Общество. История. Современность. 2021. Т. 6. № 4. С. 17–25. DOI: 10.25206/2542-0488-2021-6-4-17-25.

Гайда Ф. А. Либеральная оппозиция на путях к власти (1914 — весна 1917 г.). М., 2003.

Документы Священного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 годов. Т. 14: Протоколы заседаний и материалы Отдела о благоустроении прихода / отв. ред. А. Л. Беглов. М., 2017.

Документы Священного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 годов. Т. 16: Протоколы заседаний и материалы Отдела о правовом положении Церкви в государстве, Комиссии о мероприятиях духовной власти по поводу декретов народных комиссаров и Комиссии для выработки мероприятий в связи с последними распоряжениями советской власти о Церкви / отв. ред. К. В. Ковырзин. М., 2019.

Документы Священного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 годов. Т. 25: Документы Комиссии о гонениях на Православную Церковь и Комиссии о мероприятиях к прекращению нестроений в церковной жизни Священного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 гг. / сост. К. В. Ковырзин, Н. А. Кривошеева; отв. ред. К. В. Ковырзин. М., 2021.

Каиль М. В. Церковь в революции: организация и работа Всероссийского съезда духовенства и мирян 1917 г. // Новейшая история России. 2013. № 1 (6). С. 241–255.

Каиль М. В. Церковь в эпоху революций: состояние православного общества по материалам Всероссийского съезда духовенства и мирян 1917 г. в Москве // Государство, общество, Церковь в истории России ХХ века: Материалы XI Международной науч. конференции. Иваново, 2012. Ч. 2. С. 248–254.

Ковырзин К. В. Поместный Собор 1917–1918 гг. и поиски принципов церковно-государственных отношений после Февральской революции // Отечественная история. 2008. № 4. С. 88–97.

Ковырзин К. В. Российская Православная Церковь и поиски принципов церковно-государственных отношений после Февральской революции (март 1917 г. — январь 1918 г.): дис. … канд. ист. наук. М., 2010.

Косар Д. «Духовные пролетарии» и легитимность Всероссийского Церковного Собора 1917–1918 гг. // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. 2019. № 1–2 (37). С. 127–152.

Леонтьев П. Я. Революция в Церкви: съезды духовенства и мирян в 1917 году // Церковь в истории России. Сб. 2. М., 1998. C. 214–248.

Мангилева А. В. Социокультурный облик приходского духовенства Пермской губернии в XIX — начале XX в. Екатеринбург, 2015.

О привлечении духовенства и паствы к активному участию в церковном управлении // Всероссийский церковно-общественный вестник. 1917. 6 мая. № 21. С. 3.

Пярт И. П. Практики соборности в Рижской епархии: Съезды духовенства в начале XX века // Церковь и время. 2018. № 3 (84). С. 109–146.

Рогозный П. Г. Православная Церковь и русская революция: Очерки истории. 1917–1920. М., 2018.

Рогозный П. Г. Церковная революция 1917 г.: Высшее духовенство Российской Церкви в борьбе за власть в епархиях после Февральской революции. СПб., 2008.

Российская революция 1917 года: власть, общество, культура: в 2 т. / отв. ред. Ю. А. Петров. М., 2017.

Российское духовенство и свержение монархии в 1917 году: Материалы и архивные документы по истории Русской православной церкви / cост. М. А. Бабкин. М., 2008.

Савва (Тутунов), игум. Епархиальные реформы. Серия: Церковные реформы: Дискуссии в Православной Российской Церкви начала ХХ века. Поместный Собор 1917–1918 гг. и предсоборный период. М., 2011.

Скарборо Д. Московская епархиальная революция // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. М., 2019. № 1–2 (37). С. 104–126.

Слесарев А. В. Движение церковного обновления в Могилевской епархии после Февральской революции 1917 г.: Чрезвычайный Съезд духовенства и мирян // «ΧΡΟΝΟΣ»: Церковно-исторический альманах. 2016. № 3. С. 95–137.

Фриз Г. «Воцерковление» 1917 года: церковный кризис и приходская революция // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. 2019. № 1–2 (37). С. 30–57.

Фриз Г. Революция в Церкви: Епархиальные съезды, 1905–1917 гг. // «Губительное благочестие»: Российская Церковь и падение империи: сб. ст. / ред. П. Г. Рогозный. СПб., 2019. C. 267–315.

Черняк Э. И. Революция в Сибири: съезды, конференции и совещания общественных объединений и организаций (март 1917 — ноябрь 1918 года). Томск, 2001.

Шкаровский М. В. «Религиозная революция» 1917 г. и ее результаты // 1917-й: Метаморфозы революционной идеи и политическая практика их воплощения: Материалы науч. конференции / отв. ред. С. В. Моисеев. Новгород, 1998. С. 61–76.

Шубин А. В. Великая Российская революция: от Февраля к Октябрю 1917 года. М., 2014.

Evtuhov C. The Church’s Revolutionary Moment: Diocesan Congresses and Grassroots Politics in 1917 // Russian Culture in War and Revolution, 1914–22, Book 1: Popular Culture, the Arts, and Institutions / M. Frame, B. Kolonitskii, S. G. Marks, M. K. Stockdale, eds. Bloomington, 2014. P. 377–402.

Freeze G. L. Prelude to Revolution in the Church: Diocesan Congresses of Parish Clergy // Вестник Санкт-Петербургского университета. История. 2019. Т. 64. Вып. 4. С. 1272–1286.

Freeze G. L. Priests and Revolution: The Parish Clergy of Vladimir in 1905 // Rethinking the Russian Revolution of 1905: The Russian Revolution of 1905 in Transcultural Perspective: Identities, Peripheries, and the Flow of Ideas / F. Fischer von Weikersthal, F. Grüner, S. Hohler, F. Schedewie, R, Tuchtenhagen, R. Utz, K. Wezel, eds with the assistance of G. L. Freeze. Bloomington, 2013. Р. 19–38.

Paert I. Conciliarity in the Borderlands: the Riga Orthodox Council (Sobor) of 1905 and the Church Reform Movement in Imperial Russia // The Journal of Ecclesiastical History. 2022. P. 1–23.

Scarborough D. Russia’s Social Gospel. The Orthodox Pastoral Movement in Famine, War, and Revolution. Madison; Wisconsin, 2022.

• Автор выражает сердечную признательность историкам Ф. А. Гайде и П. Г. Рогозному за замечания и дополнения, сделанные в ходе обсуждения этой работы.
• См.: Шкаровский М. В. «Религиозная революция» 1917 г. и ее результаты // 1917-й: Метаморфозы революционной идеи и политическая практика их воплощения: Материалы науч. конференции / отв. ред. С. В. Моисеев. Новгород, 1998. С. 61–76; Леонтьев П. Я. Революция в церкви: съезды духовенства и мирян в 1917 году // Церковь в истории России. Сб. 2. М., 1998. C. 214–248; Evtuhov C. The Church’s Revolutionary Moment: Diocesan Congresses and Grassroots Politics in 1917 // Russian Culture in War and Revolution, 1914–22, Book 1: Popular Culture, the Arts, and Institutions / M. Frame, B. Kolonitskii, S. G. Marks, M. K. Stockdale, eds. Bloomington, 2014. P. 377–402; Слесарев А. В. Движение церковного обновления в Могилевской епархии после Февральской революции 1917 г.: Чрезвычайный Съезд духовенства и мирян // «ΧΡΟΝΟΣ»: Церковно-исторический альманах. 2016. № 3. С. 95–137; Косар Д. «Духовные пролетарии» и легитимность Всероссийского Церковного Собора 1917–1918 гг. // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. М., 2019. № 1–2 (37). С. 127–152; Бирюкова Ю. А. Проблема сохранения баланса либерального и консервативного начал на съездах духовенства и мирян Юга России в 1917 г. // Омский научный вестник. Серия: Общество. История. Современность. 2021. Т. 6. № 4. С. 17–25.
• См.: Рогозный П. Г. Церковная революция 1917 г.: Высшее духовенство Российской Церкви в борьбе за власть в епархиях после Февральской революции. СПб., 2008; Он же. Православная Церковь и русская революция: Очерки истории. 1917–1920. М., 2018.
• См.: Фриз Г. «Воцерковление» 1917 года: церковный кризис и приходская революция // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. 2019. № 1–2 (37). С. 30–57; Он же. Революция в Церкви: Епархиальные съезды, 1905–1917 гг. // «Губительное благочестие»: Российская Церковь и падение империи: сб. ст. / ред. П. Г. Рогозный. СПб., 2019. С. 267–315.
• См.: Скарборо Д. Московская епархиальная революция // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. 2019. № 1–2 (37). С. 104–126; Scarborough D. Russia’s Social Gospel. The Orthodox Pastoral Movement in Famine, War, and Revolution. Madison; Wisconsin, 2022. P. 158–189.
• О съездах и советах как форме общественной самоорганизации ср.: Черняк Э. И. Революция в Сибири: съезды, конференции и совещания общественных объединений и организаций (март 1917 — ноябрь 1918 года). Томск, 2001. С. 229–230; Шубин А. В. Великая Российская революция: от Февраля к Октябрю 1917 года. М., 2014. С. 194–195. Ср.: «Съезды в 1917 г. стали формой общественного бытия, основным видом гражданской и политической активности всего населения, и духовенство, имея более чем полувековую традицию проведения съездов, неизбежно должно было “влить в старые мехи новое вино”» (Леонтьев П. Я. Революция в церкви: съезды духовенства и мирян в 1917 году. C. 220).
• Мы сосредоточимся на рассмотрении форумов регионального уровня и не будем предметно анализировать феномен Всероссийского съезда духовенства и мирян, проходившего в Москве с 1 по 12 июня 1917 г. Как самый представительный церковный форум до открытия Поместного собора Российской Церкви 1917–1918 гг., он требует специального изучения. См. о нем: Каиль М. В. Церковь в эпоху революций: состояние православного общества по материалам Всероссийского съезда духовенства и мирян 1917 г. в Москве // Государство, общество, Церковь в истории России ХХ века: Материалы XI Международной научной конференции. Иваново, 2012. Ч. 2. С. 248–254; Он же. Церковь в революции: организация и работа Всероссийского съезда духовенства и мирян 1917 г. // Новейшая история России. 2013. № 1 (6). С. 241–255.
• Российская революция 1917 года: власть, общество, культура: в 2 т. / отв. ред. Ю. А. Петров. М., 2017. Т. 2. С. 85. Тверской исследователь Т. Г. Леонтьева обращала внимание на возможность сопоставления по количеству присутствующих Всероссийского съезда духовенства и мирян и первого Всероссийского съезда советов (см.: Там же. С. 44).
• См., например: Evtuhov C. The Church’s Revolutionary Moment: Diocesan Congresses and Grassroots Politics in 1917 // Russian Culture in War and Revolution, 1914–22, Book 1: Popular Culture, the Arts, and Institutions / M. Frame, B. Kolonitskii, S. G. Marks, M. K. Stockdale, eds. Bloomington, 2014. P. 392. Более того, Курский чрезвычайный съезд духовенства и мирян августа 1917 г. допустил — правда, после бурной дискуссии — до участия в своих заседаниях представителей исполнительного комитета местного совета (cм.: Рогозный П. Г. Православная Церковь и русская революция… С. 149–151).
• Истории советов посвящена обширная литература. Мы сошлемся только на издания последних лет, в которых даны и содержательные историографические обзоры: Российская революция 1917 года: власть, общество, культура / отв. ред. Ю. А. Петров: в 2 т. М., 2017. Т. 1. С. 530–562, 564–568; Т. 2. С. 80–97; Стрекалов И. Н. Народные Советы в общественном сознании России в 1905–1917 гг.: дис. … канд. ист. наук. М., 2019.
• См.: Фриз Г. Революция в Церкви: Епархиальные съезды, 1905–1917 гг. С. 270–272; Леонтьев П. Я. Революция в церкви: съезды духовенства и мирян в 1917 году. C. 217–218; Беглов А. Л. Православный приход на закате Российской империи: состояние, дискуссии, реформы. М., 2021. С. 165–168.
• См.: Мангилева А. В. Социокультурный облик приходского духовенства Пермской губернии в XIX — начале XX в. Екатеринбург, 2015. С. 384–385; Фриз Г. Революция в Церкви: Епархиальные съезды, 1905–1917 гг. С. 270–272, 315; Беглов А. Л. Православный приход на закате Российской империи. С. 165–168.
• См.: Фриз Г. Революция в Церкви: Епархиальные съезды, 1905–1917 гг. С. 275; Freeze G. L. Priests and Revolution: The Parish Clergy of Vladimir in 1905 // Rethinking the Russian Revolution of 1905: The Russian Revolution of 1905 in Transcultural Perspective: Identities, Peripheries, and the Flow of Ideas / F. Fischer von Weikersthal, F. Grüner, S. Hohler, F. Schedewie, R. Tuchtenhagen, R. Utz, K. Wezel, eds with the assistance of G. L. Freeze. Bloomington, 2013. Р. 19–38; Freeze G. L. Prelude to Revolution in the Church: Diocesan Congresses of Parish Clergy // Вестник Санкт-Петербургского университета. История. 2019. Т. 64. Вып. 4. С. 1272–1286.
• См.: Васильев А. Первое явление воскресающей соборности. Рижский епархиальный собор 20 сент. — 6 окт. 1905 г. // Церковные ведомости. Прибавления. 1905. № 48. 26 ноября. С. 2047–2062; Пярт И. П. Практики соборности в Рижской епархии. Съезды духовенства в начале XX века // Церковь и время. 2018. № 3 (84). С. 109–146; Paert I. Conciliarity in the Borderlands: the Riga Orthodox Council (Sobor) of 1905 and the Church Reform Movement in Imperial Russia // The Journal of Ecclesiastical History. 2022. P. 1–23.
• См.: Evtuhov C. The Church’s Revolutionary Moment. P. 392.
• Ср.: Фриз Г. Революция в Церкви: Епархиальные съезды, 1905–1917 гг. С. 315.
• См.: Леонтьев П. Я. Революция в церкви: съезды духовенства и мирян в 1917 году. C. 223–229; Рогозный П. Г. Православная церковь и русская революция. С. 90–97, 137–143; Evtuhov C. The Church’s Revolutionary Moment. P. 388–391.
• См.: Беглов А. Л. Православный приход на закате Российской империи. С. 823–824.
• См.: Freeze G. L. Priests and Revolution: The Parish Clergy of Vladimir in 1905. Р. 38.
• Легитимация съездов была проведена определением Синода «О привлечении духовенства и паствы к активному участию в церковном управлении» от 1–5 мая 1917 г. (опубликовано 6 мая). Определение было разработано синодальной комиссией, созданной 13 апреля под председательством архиепископа Новгородского Арсения (Стадницкого). Определение предоставляло приходам право обсуждать на приходских собраниях не только местные дела, но и в целом вопросы церковной жизни, а прихожанам — участвовать в благочиннических, уездных и епархиальных съездах; съезды с участием мирян в благочиниях получили право избирать благочинных и т. п. Определение предписывало «в ближайшие дни» собрать епархиальные съезды духовенства и представителей от приходов и духовных учебных заведений — для обсуждения не только вопросов, касавшихся данной епархии, «но и общих вопросов о положении Православной Церкви в Русском государстве в связи с произошедшими переменами в строе государственного управления и предстоящим созывом Церковного Собора и Учредительного Собрания, а также вопросов о желательных преобразованиях в церковном управлении и церковно-общественной жизни с тем, чтобы о принятых съездами решениях и о высказанных пожеланиях по общим вопросам было доложено Святейшему Синоду». Тем самым синодальное определение задало программу обсуждения вопросов на съездах; съезды принимали резолюции или воззвания по самому широкому спектру проблем как церковных, так и общегосударственных преобразований (см.: О привлечении духовенства и паствы к активному участию в церковном управлении // Всероссийский церковно-общественный вестник. 1917. 6 мая. № 21. С. 3).
• Ср.: Леонтьев П. Я. Революция в церкви: съезды духовенства и мирян в 1917 году. C. 217, 222–223. Впрочем, надо иметь в виду, что с осени 1917 г. церковная периодика (прежде всего епархиальные ведомости, где обычно публиковались материалы съездов) начинает выходить все менее регулярно, и информация о съездах конца года могла просто не сохраниться.
• См.: Документы Священного Собора... Т. 16. С. 393–394; Т. 14. С. 655–659; Т. 25. С. 463–470.
• См.: Черняк Э. И. Революция в Сибири. С. 188, 227.
• Подсчитано по: Российское духовенство и свержение монархии в 1917 году: Материалы и архивные документы по истории Русской православной церкви / сост. М. А. Бабкин. М., 2008. С. 555–563.
• См.: Черняк Э. И. Революция в Сибири. С. 149–150, 226–227.
• Ср.: Леонтьев П. Я. Революция в церкви: съезды духовенства и мирян в 1917 году. C. 226–227; Evtuhov C. The Church’s Revolutionary Moment. P. 384.
• См.: Российская революция 1917 года. Т. 2. С. 85.
• См.: Рогозный П. Г. Православная церковь и русская революция. С. 142–143, 149–151; Evtuhov C. The Church’s Revolutionary Moment. P. 389–390.
• См.: Леонтьев П. Я. Указ. соч. C. 230–232. Напомним, что такая широкая программа была санкционирована упоминавшимся выше синодальным определением от 1–5 мая 1917 г.
• Российское духовенство и свержение монархии в 1917 году. С. 155.
• См.: Там же. С. 159, 165, 167, 172–175, 184.
• Ср.: Черняк Э. И. Революция в Сибири. С. 187.
• См.: Российское духовенство и свержение монархии в 1917 году. С. 154, 162, 165, 171–173, 188. Ср.: Черняк Э. И. Указ. соч. С. 153–154.
• Впрочем, некоторые вопросы, касавшиеся церковной жизни, обсуждались и на других форумах. В частности, вопрос о преподавании Закона Божия в школах не раз дискутировался на учительских съездах 1917 г., причем порой с противоположными результатами: одни из них высказывались за исключение этого предмета из школьной программы, другие — за сохранение в обязательном качестве для тех детей, «родители которых считают себя православными». Исследователи признают, что вопрос о Законе Божием был «наиболее дискуссионным в программе демократизации школьного образования» (см.: Черняк Э. И. Указ. соч. С. 198–199).
• Российское духовенство и свержение монархии в 1917 году. С. 170.
• Там же. С. 158.
• Там же. С. 160, 163, 168–172, 176–182, 184, 189–190, 192.
• Профессор права Варшавского, затем Донского (в Ростове-на-Дону) университета П. В. Верховский сформулировал «кооперационную модель» государственно-церковных отношений, делавшую акцент на сотрудничестве Православной Церкви и русского государства. Концепция предполагала закрепление за Церковью статуса первой среди равных религиозных организаций в стране, а также правовую и материальную поддержку Церкви со стороны государства. После Февральской революции П. В. Верховский активно популяризировал эти идеи. В результате они нашли отражение в резолюциях епархиальных съездов и Всероссийского съезда духовенства и мирян и легли в основу законопроектов Предсоборного совета и определений Всероссийского церковного собора 1917–1918 гг. (см.: Ковырзин К. В. Поместный Собор 1917–1918 гг. и поиски принципов церковно-государственных отношений после Февральской революции // Отечественная история. 2008. № 4. С. 88–97; Он же. Российская Православная Церковь и поиски принципов церковно-государственных отношений после Февральской революции (март 1917 г. — январь 1918 г.): дис. … канд. ист. наук. М., 2010; Бирюкова Ю. А. Исповедь в застенках ВЧК. К биографии историка и общественного деятеля профессора протоиерея П. В. Верховского // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2012. Вып. 5 (48). С. 87–104).
• См.: Савва (Тутунов), игум. Епархиальные реформы. М., 2011. С. 259–265.
• См.: Беглов А. Л. Православный приход на закате Российской империи. С. 813–826.
• См.: Там же. С. 814–821.
• См.: Российская революция 1917 года. Т. 2. С. 82–88.
• Российская революция 1917 года. Т. 2. С. 84.
• См.: Рогозный П. Г. Церковная революция 1917 г. С. 139.
• См.: Рогозный П. Г. Церковная революция 1917 г. С. 201.
• См.: Российская революция 1917 года. Т. 1. С. 487–489.
• Российская революция 1917 года. Т. 1. С. 488.
• Гайда Ф. А. Либеральная оппозиция на путях к власти (1914 — весна 1917 г.). М., 2003. С. 344–345, 347.
• См.: Рогозный П. Г. Православная Церковь и русская революция. С. 137–143; Scarborough D. Russia’s Social Gospel. The Orthodox Pastoral Movement in Famine, War, and Revolution. Madison; Wisconsin, 2022. P. 158–189.
• См.: Evtuhov C. The Church’s Revolutionary Moment. P. 398.
• Подробно о региональных особенностях социального облика духовного сословия в начале ХХ века см.: Беглов А. Л. Православный приход на закате Российской империи. С. 168–174, 907–915.