В статье доктора исторических наук, профессора, заведующей кафедрой социально-гуманитарных дисциплин Бийского технологического института Алтайского государственного технического университета имени И. И. Ползунова Екатерины Александровны Дегальцевой рассматриваются геополитические аспекты создания и деятельности Алтайской духовной миссии в дореволюционный период, проанализированы направления и результаты этой деятельности. Выявлена связь оформления Алтайской духовной миссии с освоением региона, его характеристиками, особенностями колониальной политики империи. Обосновывается значение теории фронтира для понимания мультикультурных и мультирелигиозных характеристик региона. Выделена роль митрополита Макария в становлении работы Алтайской духовной миссии в отдаленных районах. Делаются выводы о многофункциональном характере деятельности Алтайской духовной миссии, вышедшей далеко за пределы своей изначальной цели.

История Алтайской духовной миссии (АДМ), созданной в 1830 г., остается актуальной в силу сохраняющихся религиозных противоречий между странами и народами. Исторический опыт «мягкой силы», используемый расширяющейся империей, может быть востребован и в области национальной политики современных государств. Алтай остается регионом, привлекающим различные религиозные секты, в том числе и криминальной направленности, что актуализирует его геополитическую миссию в трансграничных и религиозных аспектах.

Деятельности Алтайской духовной миссии в дореволюционный период, как и личности Макария, посвящено большое количество исследований: рассмотрены просветительские (Н. С. Модоров, Ю. А. Крейдун, М. Р. Маняхина), образовательные (Ю. М. Гончаров, О. А. Орлова, В. П. Каравайкин), художественные (А. П. Адлыкова, С. Н. Тарбанакова), социальные и благотворительные (В. Демьяненко, Д. В. Кацюба) аспекты[1]. Подробно исследованы структура организации, ее эпистолярное наследие, влияние на старообрядцев, источники изучения (Л. М. Дмитриева, Е. Маслич, К. Ю. Иванов и др.). В Горно-Алтайском государственном университете (ГАГУ) сложилась научная школа под руководством Н. С. Модорова, защищено большое количество диссертаций по истории Алтайской духовной миссии (Б. Пивоваров, 1988; Н. В. Расова, 2002; А. П. Адлыкова, 2003; И. М. Санженаков, 2008 и др.). В ГАГУ около 20 лет проводятся Макарьевские чтения (в сентябре 2022 г. прошли 17‐е). В Алтайском государственном университете (АлтГУ) систематизирована и зарегистрирована база данных по тюркским лексемам на материалах эпистолярного наследия Алтайской духовной миссии. Значительную научную и информативную ценность представляют магистерская и кандидатская диссертации протоиреев Бориса Пивоварова и Георгия Крейдуна, руководителя миссионерского отдела АДМ[2].

Особый исследовательский интерес вызывает работа турецкого историка Х. Аслантюрка «Просветительская деятельность АДМ как пример организации идеологического давления российского государства»[3]. Его статья посвящена национальной и конфессиональной политике, проводившейся Российской империей в отношении нерусских общин на Алтае. Взяв для своих выводов данные, собранные Н. С. Модоровым, историк делает выводы, что это была политика русификации и христианизации, которая приобрела институциональный характер с учреждением в 1830 г. в Улале Алтайской духовной миссии во главе с архимандритом Макарием (Глухарёвым). Особое внимание уделяется им образовательной деятельности миссии, которая началась с обучения на местном языке русскими миссионерами в одной школе двадцати учеников, а со временем охватила десятки школ и тысячи учеников[4]. В данном исследовании рассматривается деятельность руководителей миссии в этой сфере и подчеркивается роль учебных заведений Алтайской духовной миссии в русификации и христианизации народов Алтая.

На самом деле стратегия и проводимая политика любой империи по управлению захваченными территориями носит разносторонний характер. Долгое время интерес российского государства к колонизируемым (Сибирь) и сопредельным регионам (в частности, Китаю и Монголии) носил преимущественно коммерческий характер, обусловленный, однако, и геополитическими факторами. Уже с XVIII в., начиная осваивать Сибирь, российские власти пытаются наладить более активную торговлю с сопредельными территориями.

Колонизация Сибири постепенно вносила изменения во внутреннюю и внешнюю политику в России. Новые задачи и заботы касались в первую очередь местного инородческого населения и отношений с соседями — Монголией и Китаем. Монголия, питавшая большие симпатии и дружбу, давно мечтала «перейти под покровительство Белого Царя», и бийский купец А. Д. Васенев призывал русское правительство не оставаться безучастным и вмешаться во внутренние дела страны[5]. По его мнению, право на это давала многолетняя торговля в Монголии. Он говорил о необходимости создания между Россией и Китаем государства-буфера в связи с растущей угрозой. В случае игнорирования он опасался разгрома Монголии и усиления влияния враждебного соседа на Россию.

Тотальная неграмотность, удаленность и отсутствие удобных путей сообщения долгое время являлись причинами отстраненности центральных властей от управления регионом. В течение первых десятилетий после освоения власть здесь держали местные воеводы. История сохранила массу свидетельств жестокости, коррупции, пренебрежения интересами местных народностей.

Обращаясь к изучению ментальных проблем, в том числе связанных с религиозным самосознанием на ранних этапах истории Сибири, П. М. Головачёв выводил их из влияния экономических факторов. «В течение XVII столетия население Сибири жило под властью элементарных общественно-экономических факторов, когда на первом плане стоят чисто материальные, экономические, хозяйственные вопросы и интересы, и вся несложная жизнь вращается вокруг этого центрального пункта»[6]. Однако представляется важным и влияние религиозных факторов на повседневные бытовые практики местных жителей.

В общественном мнении середины XIX в. складывалось представление об упадке народной религиозности на окраинах, что мешало решению важной геополитической задачи — продвижению на Восток, о чем говорили тогда славянофилы и панслависты. Они считали, что Россия находится в духовном родстве с Востоком, связана с ним общностью традиций, и потому ее провиденциальная задача состоит в том, чтоб оживить спящий Восток, быть посредницей в его сближении с Западом, внести туда европейскую культуру и просвещение[7]. Сибирский историк П. М. Головачёв скептически относился к подобным высказываниям и к тому, что миссия России на Востоке заключается в том, что она введет туда православие, так же как и к мысли о главенстве России на Востоке, что Россия должна стать вершительницей судеб Востока. В доказательство своих взглядов П. М. Головачёв приводит факты крещения пленников русскими, чтобы сделать «невозможным их освобождение»[8].

Сибирь населяли народности с разными верованиями, также сюда стекались люди с разными религиозными представлениями. В конце XVII в., после строгих указов против старообрядцев началось их переселение в Сибирь, а после введения в начале XVIII в. рекрутских наборов за Урал устремились сотни беглых. Языческие верования инородцев и появившиеся здесь в начале XIX в. сектанты заставили власть задуматься о необходимости нравственно-религиозного просвещения. Архивы канцелярии генерал-губернатора Восточной Сибири и Иркутской духовной консистории содержали десятки секретных дел о распространении сосланными в Сибирь по религиозным делам своих убеждений. И хотя М. М. Сперанский, будучи сибирским генерал-губернатором, распорядился оставить духоборцев в покое по причине того, что они никого не обращали в свою веру, документы говорят об обратном. М. В. Муратов, исследовавший данный вопрос в начале ХХ в., отмечает, что «местное население Сибири, в котором мало распространены религиозные искания, все же не до такой степени было к ним глухо»[9]. В конце 1820‐х — начале 1830‐х гг. в официальной статистике, которую местные власти старались занижать, отмечались случаи уничтожения и поругания икон, проявление активности сект субботников, духоборцев, молокан и иконоборцев[10]. Причем власти были обеспокоены тем, что иудейские секты субботников, распространившиеся в это же время в Иркутской губернии, создавались не евреями, а русскими[11]. Забот добавляла и активность мусульман в регионе. В своих дневниках бийский купец А. Д. Васенев писал о множестве разоренных мусульманским или дунганским восстанием городов и сел[12]. К тому же с конца XVIII в. из Сибири стали поступать донесения о пьянстве и невежестве духовенства. Архимандрит Ксенофонт в феврале 1831 г. докладывал в Иркутскую духовную консисторию, что многие священники не умеют правильно читать церковные книги и петь по нотам, большинство не подготовлены к просимому сану и вообще ничего не читают, кроме псалтыри[13].

По официальным данным, население Западной Сибири (включая Киргизские степи) к середине XIX в. разделилось по вероисповеданию следующим образом: 78% составляли христиане, 20% — магометане, 0,2% (4542 человека) приняли римско-католическую и лютеранскую веру и 0,13% (2631 человек) — иудеи[14]. В Томской губернии, куда входил географический Алтай, католиков насчитывалось 2,3%, и число их постепенно росло за счет прибывавших ссыльных поляков, иудеев было 3%, раскольников — 1,4% (официальные данные, фактически их было значительно больше), а мусульман — всего 1,1%. В отдельных городах наблюдалась своя специфика. Так, в г. Мариинске Томской губернии в 1864 г. было зарегистрировано 3,1% сектантов и 7,2% иудеев, а в Каинске — уездном городке той же губернии — 14,2% иудеев. Восточная Сибирь была еще разнообразнее за счет многочисленных «инородцев»[15].

На примере Минусинского округа П. М. Головачёв описывает складывающуюся религиозную идентичность местных жителей. Эту местность историк образно сравнивает с оригинальным живым музеем всевозможных сект и религиозных учений, «взошедших на российской почве, перенесенных в Сибирь ссыльными и переселенцами и очень часто принимающих на новом месте и новые формы»[16]. Алтай в этом смысле тоже не отставал.

Чистота веры в приграничных территориях империи стала важной задачей национальной политики. Именно поэтому в Западной Сибири местом деятельности будущей православной миссии был выбран Алтай: и как пограничная территория, и как место большого скопления язычников — алтайцев. Формально миссия была основана в 1828 г. тобольским архиепископом Евгением (Казанцевым), а фактически начала свою деятельность с 1830 г., когда сюда приехал архимандрит Макарий (Глухарёв), возглавившей миссию с центром в Улале. Он резко отличался от других служителей веры: был разносторонне образован, писал стихи, обладал самоотверженностью и трудолюбием, понимал важность распространения образования среди инородцев, отличался щедростью и добротой. Его преемник Стефан Ландышев перенял эти качества у учителя и наставника.

Правительство сразу поддержало идею создания миссии, считая, что просвещение инородцев должно было идти именно через Церковь и носить религиозный характер. Особое внимание уделялось окраинам, откуда шли донесения об ослаблении позиций русского духовенства, упадке Православной Церкви в целом. Более всего это касалось Сибири.

В рассматриваемом регионе приобщение инородцев к православию стало частью проводимой государственной политики, которая приобретала геополитическую окраску. Деятельность Русской Православной Церкви здесь рассматривалась в качестве довлеющего фактора для инородцев в интересах их сближения с русским населением и закрепления наших окраин[17]. С. Г. Рыбаков, служивший накануне революции чиновником Департамента духовных дел иностранных исповеданий МВД, в своих воззрениях придерживался официальной доктрины православного традиционализма. Он искренне надеялся, что «христианское культуртрегерство», «русские просветительные усилия» в отдаленных регионах смогут постепенно одержать верх[18]. В свою очередь, тогдашний обер-прокурор К. П. Победоносцев надеялся путем подобного культуртрегерства утвердить в народном сознании, «что в особенности важно на окраинах <…> чувство национальности и понятие о просвещении, связанном с церковью»[19].

Вообще исследование влияния Алтайской духовной миссии на религиозное мировоззрение этнических меньшинств в условиях фронтира выводит нас на дихотомию «центр — провинция», содержащую в себе элементы конфликтов и противоречий. В любой империи центр нес в себе модернизирующее начало нередко противостоящей этой модернизации провинции.

Несмотря на важность задачи, изначально государство нередко экономило на АДМ. За первые двадцать лет государственное содержание миссии увеличилось в 10 раз, однако первое время ей приходилось выживать на частные пожертвования. Благотворителей в Тобольске и Москве находил сам архим. Макарий. Он постоянно обращался к своим многочисленным друзьям, знакомым, а также духовным чадам с просьбой о помощи для миссии и с благодарностью принимал ее. Так, в январе 1834 г. он обратился к своему другу Г. Т. Мизку с просьбой: «Помогите мне, Григорий Тимофеевич, если можете, и разделите со мной тяготу мою. Можете ли прислать мне 150 рублей?»[20]. Из переписки архимандрита Макария с Мизком следует, что Григорий Тимофеевич присылал в миссию книги, церковную утварь, иконы. В 1834 г. в ответ на просьбу отца Макария прислать подрясник и напрестольный крест (напрестольный крест был украден у отца Макария в Москве, а подрясник, подаренный преосвященным Иовом, износился) прислал кипарисовый крест на престол с подножием, четыре шелковых платка, шелковое полотенце для выноса креста, закладку на Евангелие, три пары поручей, несколько воздухов и воздушков, по полфунта смирны и ладану, 20 аршин шерстяной материи и 7 шелковой. Осенью 1833 г. отец Макарий, будучи в Барнауле, попросил академика Мягкова написать шесть икон на железных листах, а одному из тамошних столяров поручил сделать иконостас, который планировалось употребить для новой походной церкви[21].

Деятельность миссии развернулась не только вокруг возведения миссионерских станов, церквей и часовен, где крестили инородцев, но и по изучению алтайского языка, созданию словаря, переводов религиозной литературы, молитв на алтайский язык. До революции ею были созданы более 30 отделений, около сотни церковно-приходских школ, Бийское миссионерское катехизаторское училище, больницы и приюты, приходские попечительства, иконописная мастерская. При школах открывали пасеки, учили церковному пению.

Национальный вопрос приобретал все более важное государственное значение, и правительство постепенно стало оказывать значительную поддержку созданной организации. Миссия создавалась в первую очередь в целях поддержки Русской Православной Церкви и в итоге стала важнейшим орудием русской политики в регионе. Власти понимали, что нельзя добиться усиления своих позиций на окраинах только формальными методами. «Всего важнее, — указывал обер-прокурор, — охранять там источники нашей нравственной силы, незаметно для глаз, но существенно привлекающей к нам сочувствие местного населения»[22].

Не все, разумеется, шло гладко. Нередко некоторые крещеные богачи-инородцы метались от одной веры к другой, так и не придя к их нравственным заповедям. Среди алтайцев большую известность имел Назар Степанович Куртегешев[23]. Крестившись, он даже построил на собственные средства церковь и щедро помогал ей впоследствии, однако, как вспоминали его земляки, мог «одновременно приносить жертвы и шайтану». В случае болезни Куртегешев («а хворал он вчастую по приверженности к запою») сначала исповедовался и причащался у русского священника, а если не помогало — посылал гонца в тайгу за шаманом[24].

Большая часть остяков также считала себя христианами и носила медные крестики. Однако, по мнению В. М. Флоринского, отразившего имперский взгляд на эту проблему, ничего христианского не имела: «…ни Божьего храма, ни обрядов, ни идей. По существу, они остаются язычниками-фетишами, грязными, грубыми, совершенно неразвитыми»[25]. Некоторые инородцы крестились по 2–3 раза, в душе так и оставаясь язычниками. Менее зажиточные, особенно теленгуты, смотрели на православную миссию как на «вредное учреждение и удалялись от нее вглубь гор»[26]. Принятие православия они считали равносильным потере национальности. Как справедливо отмечает М. В. Шиловский, курс на приобщение аборигенных этносов Сибири к западной модели цивилизационного развития вел к «социокультурному расколу внутри формирующихся национальных элит, отстаивающих альтернативные варианты национального самосознания»[27]. Однако количество крещеных инородцев и действительно перешедших в православие за всю историю миссии впечатляют.

С учебой было сложнее: по воспоминаниям томского купца и мецената П. И. Макушина, который заведовал в Горном Алтае миссионерским училищем, в 1860‐е гг. учеников набирали за плату. Миссия выделяла по несколько пудов ячменя родителям: отдать даром своих детей в учение они не соглашались[28].

Активизация работы Алтайской духовной миссии пришлась на 1880–1890‐е гг., что было связано в том числе с увеличением финансирования. К 1895 г. миссия имела до 70 членов, 14 станов, 47 церквей и молитвенных домов, два монастыря, приходское попечительство и многие благотворительные учреждения. Около своих станов она успела посадить на оседлое жительство более 10 000 кочевников[29].

Таким образом, деятельность миссии привела к христианизации местного населения, произошло увеличение грамотности в 4 раза, миссия активно влилась в процесс подготовки к введению в стране всеобщего начального образования[30]. В итоге дореволюционная деятельность миссии вышла далеко за пределы изначально поставленных задач и помимо религиозного носила еще и культурно-просветительный, благотворительный, научный, а чаще — полифункциональный характер и стала фактором геополитических процессов закрепления Российской империи на окраинах.

Источники и литература

1. Адлыкова А. П. Иконописание в Алтайской духовной миссии // Макарьевские чтения: материалы XVII международной научно-практической конференции, Горно-Алтайск, 23–24 сентября 2022 г. / отв. ред. В. Г. Бабин. Горно-Алтайск: БИЦ ГАГУ, 2022.
2. Аслантюрк Х. Просветительская деятельность АДМ как пример организации идеологического давления российского государства // Турецкий журнал российских исследований. 2020. № 3. С. 79–93.
3. Головачёв П. Россия на Дальнем Востоке. СПб.: Издание Е. Д. Кусковой, 1904.
4. Головачёв П. Сибирь в екатерининской комиссии. Этюд по истории Сибири XVIII века. М.: Тип. В. Ф. Рихтер, 1889.
5. Головачёв П. У сибирских староверов и сектантов // Тобольские губернские ведомости. 1896. № 41. С. 1021.
6. Государственный архив Омской области (ГАОО). Ф. 3. Оп. 3. Д. 3712. Л. 2об.
7. Дегальцева Е. А. Образ жизни сибиряков во второй половине XIX — начале XX в. Бийск: Изд-во Алт. гос. техн. ун-та, 2005.
8. Козьмин М. З. Прошлое и настоящее сибирских сектантов-субботников // Еврейская старина. СПб., 1912. Вып. 1. С. 1–9.
9. Крейдун Г. Алтайская духовная миссия в 1830–1919 гг.: структура и деятельность. URL: https://azbyka.ru/otechnik/bogoslovie/altajskaja-duhovnaja-missija-v-1830—1919‐gody-struktura-i-dejatelnost/ (дата обращения: 7.02.2023).
10. Муратов М. В. Духоборцы в Восточной Сибири в первой половине XIX в. Иркутск, 1923.
11. «На почве общей для них религии — ислама». С. Г. Рыбаков о мусульманском движении в России // Источник. 2003. No 4. С. 9–13.
12. Наумов Н. Горная идиллия // Русское богатство. 1880. No 5. С. 134–159; № 6. С. 110–123.
13. Остроумов Н. Колебания русского правительства на миссионерскую деятельность православной русской церкви. Казань, 1910.
14. Победоносцев К. П. Письма к Александру III. М., 1999.
15. Савельев А. Из жизни сибирского духовенства в первой половине XIX столетия // Сибирский архив. Иркутск, 1912. № 11. С. 849–855.
16. Сибирский купец А. Д. Васенев. Часть вторая. Документы и письма. Барнаул: АлтГУ, 1994.
17. Флоринский В. М. Заметки и воспоминания // Русская старина. 1906. No 4. С. 137–149.
18. Шиловский М. В. Основные направление политики правительства по отношению к Сибири во второй половине XIX — начале XX в. // Сибирское общество в контексте модернизации XVIII–XX вв. Новосибирск, 2003. С. 36–37.

 

[1] Адлыкова А. П. Иконописание в Алтайской духовной миссии // Макарьевские чтения: материалы XVII международной научно-практической конференции, Горно-Алтайск, 23–24 сентября 2022 г. / отв. ред. В. Г. Бабин. Горно-Алтайск: БИЦ ГАГУ, 2022; Крейдун Г. Алтайская духовная миссия в 1830–1919 гг.: структура и деятельность. URL: https://azbyka.ru/otechnik/bogoslovie/altajskaja-duhovnaja-missija-v-1830—1919‐gody-struktura-i-dejatelnost/ (дата обращения: 7.02.2023).

[2] Крейдун Г. Алтайская духовная миссия в 1830—1919 гг.: структура и деятельность. URL: https://azbyka.ru/otechnik/bogoslovie/altajskaja-duhovnaja-missija-v-1830—1919‐gody-struktura-i-dejatelnost/ (дата обращения: 7.02.2023).

[3] Аслантюрк Х. Просветительская деятельность АДМ как пример организации идеологического давления российского государства // Турецкий журнал российских исследований. 2020. No 3. С. 79–93.

[4] Аслантюрк Х. Просветительская деятельность АДМ как пример организации идеологического давления российского государства // Турецкий журнал российских исследований. 2020. No 3. С. 89.

[5] Сибирский купец А. Д. Васенев. Часть вторая. Документы и письма. Барнаул: АлтГУ, 1994. С. 17.

[6] Головачёв П. Сибирь в екатерининской комиссии. Этюд по истории Сибири XVIII века. М.: Тип. В. Ф. Рихтер, 1889. С. 41.

[7] Головачёв П. Россия на Дальнем Востоке. СПб.: Издание Е. Д. Кусковой, 1904. С. 1.

[8] Там же. С. 2.

[9] Муратов М. В. Духоборцы в Восточной Сибири в первой половине XIX в. Иркутск, 1923. С. 26.

[10] Там же. С. 31.

[11] Козьмин М. З. Прошлое и настоящее сибирских сектантов-субботников // Еврейская старина. СПб., 1912. Вып. 1. С. 1–2.

[12] Сибирский купец А. Д. Васенев. Часть вторая. Документы и письма. Барнаул: АлтГУ, 1994. С. 65.

[13] Савельев А. Из жизни сибирского духовенства в первой половине XIX столетия // Сибирский архив. Иркутск, 1912. № 11. С. 850, 854.

[14] Государственный архив Омской области (ГАОО). Ф. 3. Оп. 3. Д. 3712. Л. 2об.

[15] Государственный архив Омской области (ГАОО). Ф. 3. Оп. 3. Д. 3712. Л. 2об.

[16] Головачёв П. У сибирских староверов и сектантов // Тобольские губернские ведомости. 1896. № 41. С. 1021.

[17] Остроумов Н. Колебания русского правительства на миссионерскую деятельность православной русской церкви. Казань, 1910. С. 10.

[18] «На почве общей для них религии — ислама». С. Г. Рыбаков о мусульманском движении в России // Источник. 2003. № 4. С. 9.

[19] Победоносцев К. П. Письма к Александру III. М., 1999. С. 21.

[20] Адлыкова А. П. Иконописание в Алтайской духовной миссии // Макарьевские чтения: материалы XVII международной научно-практической конференции, Горно-Алтайск, 23–24 сентября 2022 г. / отв. ред. В. Г. Бабин. Горно-Алтайск: БИЦ ГАГУ, 2022. С. 7.

[21] Адлыкова А. П. Иконописание в Алтайской духовной миссии // Макарьевские чтения: материалы XVII международной научно-практической конференции, Горно-Алтайск, 23–24 сентября 2022 г. / отв. ред. В. Г. Бабин. Горно-Алтайск: БИЦ ГАГУ, 2022. С. 7.

[22] Победоносцев К. П. Письма к Александру III. М., 1999. С. 62.

[23] Дегальцева Е. А. Образ жизни сибиряков во второй половине XIX — начале XX в. Бийск: Изд-во Алт. гос. техн. ун-та, 2005. С. 23.

[24] Наумов Н. Горная идиллия // Русское богатство. 1880. № 5. С. 149.

[25] Флоринский В. М. Заметки и воспоминания // Русская старина. 1906. № 4. С. 137.

[26] Наумов Н. Горная идиллия // Русское богатство. 1880. № 6. С. 117.

[27] Шиловский М. В. Основные направление политики правительства по отношению к Сибири во второй половине XIX — начале XX в. // Сибирское общество в контексте модернизации XVIII—XX вв. Новосибирск, 2003. С. 36.

[28] Дегальцева Е. А. Образ жизни сибиряков во второй половине XIX — начале XX в. Бийск: Изд-во Алт. гос. техн. ун-та, 2005. С. 59.

[29] Крейдун Г. Алтайская духовная миссия в 1830–1919 гг.: структура и деятельность. URL: https://azbyka.ru/otechnik/bogoslovie/altajskaja-duhovnaja-missija-v-1830—1919‐gody-struktura-i-dejatelnost/ (дата обращения: 7.02.2023).

[30] Дегальцева Е. А. Образ жизни сибиряков во второй половине XIX — начале XX в. Бийск: Изд-во Алт. гос. техн. ун-та, 2005.

 

Источник: Дегальцева Е. А. Алтайская духовная миссия (1830–1920): геополитические аспекты деятельности // Вестник Кузбасской православной духовной семинарии. 2023. № 3 (14). С. 58–68. DOI 10.56859/29490847_2023_3_58.