В досинодальную эпоху институт пастырства как духовного попечения в России был востребован, как правило, для тех, кто искал ответа на свои духовные вопросы в монастырях. Окормление приходскими священниками остального населения ограничивалось богослужениями, участием в Таинствах и исполнением треб. Слово же «пастырь» (как путеводитель, духовный наставник) до середины XVIII века закрепилось за архиереями, чья духовная жизнь должна была быть примером для подражания. Но почему тогда получилось, что на рубеже XIX–XX веков Церковь явила духовных подвижников из числа приходского духовенства? Какую эволюцию пережили российские духовные школы, что подготовка таких пастырей из числа приходского духовенства стала возможной? В рамках статьи кандидата теологии, старшего преподавателя кафедры общей и русской церковной истории и канонического права Православного Свято-Тихоновского университета Андрея Владимировича Дружинина предполагается ответить на вопрос, как развитие духовного образования в синодальный период повлияло на формирование российского пастырства и какие исторические уроки позволяет извлечь изучение данного процесса.

Пастырство как дар священства

Подготовка духовенства в любую эпоху в той или иной степени соотносится с нуждами будущего служения. Священническое служение, понимаемое как один из высших даров Бога человеку данное через Таинство, упоминается в церковных текстах с первых веков. Под пастырством же в православной традиции понимается «одно из проявлений дара священства», когда «священник получает в таинстве благодатную силу и власть — помогать людям восходить к Богу»[1].

В русской церковной традиции именование пресвитеров пастырями начинается не ранее рубежа XVIII–XIX вв. Это было связано с тем, что священник начинает рассматриваться как человек, способный повлиять на общество.

Разное значение в связи с этим имеют понятия «подготовка духовенства» и «пастырская подготовка». Последнее появляется в синодальный период и понимается нами как подготовка к служению, в основании которого лежат Предание и накопленный Церковью опыт пастырства, отвечающие запросам эпохи в соответствии с откровением Божиим, отраженным в догматах и сохраняемый в церковной традиции.

Хотя трудно говорить о полном перечне вневременных характеристик пастырства, тем не менее из пастырского богословия известно, что одним из принципов, которые должны руководить человеком в принятии священства, является желание всей своей жизнью, сердцем, волей без остатка бескорыстно послужить Христу в силу безраздельной к Нему любви. В смысле той любви, которая была явлена в предельном своем выражении на Голгофе. При этом православный священник обязан обеспечить преемственность Священного Предания, опираясь в своем служении на опыт предшественников.

Особая острота пасторологических проблем, которую мы обнаруживаем сегодня в кризисе священства в западных христианских конфессиях и возрастающей потребности найти адекватный пастырский ответ на вызовы возрождающегося в новых поколениях неоязычества, особенно на юге нашей страны, остро ставит вопрос о роли духовных школ в формировании пастыря.

Конечно, школа не несет полной ответственности за жизнь своего выпускника, однако в реалиях, сформировавшихся с конца XVIII в. в России, зачастую она является последним местом перед принятием священства, в котором эти принципы пастырского служения могут быть ставленнику сообщены, и в этом смысле ответственна за то, насколько они им усвоены.

Решение такой задачи сегодня осложняется комплексным характером исследуемой нами проблемы — поиском духовно-учебных подходов к пастырской подготовке в конкретных исторических условиях.

Те же проблемы были актуальны и для наших предшественников в середине синодальной эпохи на рубеже XVIII-XIX вв. — именно в этот момент мы видим предпосылки для формирования традиционной духовной школы и постулирование пастырской подготовки в качестве ее приоритетной задачи.

Напомним, что потребность в духовном руководстве в его аскетическом понимании в досинодальный период демонстрировали люди, решившие принять иноческий чин и стремящиеся связать свою жизнь с монастырем. Источником же духовного авторитета для монашествующих были такие подвижники, как свтт. Димитрий Ростовский, Тихон Задонский, Митрофаний Воронежский, Иоасаф Белгородский, прп. Паисий Величковский. А запросы приходской паствы — будь это город или село — ограничивались участием в богослужении и в Таинствах. Отношение к священнику именно как к пастырю, подразумевающее духовное наставничество, начинает формироваться только в последнюю четверть XVIII в. в контексте борьбы с иноконфессиональным влиянием и прозелитизмом в западных епархиях Российской империи[2] (см. ниже).

Последующий за этим период можно охарактеризовать как становление русского православного пастырства параллельно с развитием пастырской подготовки. Тем не менее, и он был полон трудностей и противоречий.

Представление о приходском священнике как пастыре складывалось постепенно, и не только в церковных текстах, но и в обществе. И только конец синодальной эпохи ознаменован появлением выдающихся пастырей-пресвитеров, которые дополнили ряд воспринимаемых до сих пор в качестве пастырей — архиереев и старцев (в первую очередь насельников Оптиной пустыни).

Что стало стимулом для их появления? Успешность реформ духовного образования для пастырской подготовки или иные процессы? Для ответа на эти вопросы обратимся к истории и попробуем разобраться, что она позволяет почерпнуть для современной духовной школы.

Неизбежность реформы

В эпоху Нового времени в Европе решение проблем подготовки духовенства было связано с возникновением в конфессиональном богословии запроса на пастырское руководство и священника как субъекта его осмысления[3]. В России этот процесс, как уже говорилось, происходит в течение второй пол. XVIII в. по двум причинам. С одной стороны, в церковной среде формируется запрос на специальную подготовку, отвечающую нуждам священнического служения и подразумевающую систематическое богословское образование.

А с другой, возрастает иноконфессиональное или раскольническое давление на паству и приходы. Прежде всего речь о епархиях Российской империи, расположенных на западных территориях современных Украины и Белоруссии и даже Смоленской области, где иезуиты и униаты вели активную проповедь вплоть до запрета иезуитского ордена папой римским Климентом XIV в 1773 году, стараясь переманить в унию максимальное число прихожан и вступая в небезуспешные дискуссии с православным духовенством. Даже не гнушались моральным унижением и физическим воздействием на священников и архиереев. И часто православные священники, не имея должной богословский подготовки, не выдерживали спора с униатами и не знали, что им возразить, как показать, чем православная вера отличается от униатства.

Здесь нельзя недооценивать влияние эпохи Просвещения, для которой характерна, с одной стороны, критика любой институциональной религии, а с другой — повышение требований к ее представителям, что обнаруживает изменение отношения к приходскому священнику с позиции церковной мысли.

Нужно понимать, что осмысление пастырства современниками хотя и основывалось на Священном Писании и Предании Церкви, но в богословском дискурсе не было востребовано. Идея сопоставления приходского священника, например, со Христом в контексте пастырского служения Спасителя еще не была распространена. В результате трансформации понимания пастырства в учебный процесс духовных школ приносятся практические элементы: чтение творений отцов Церкви, чтение источников канонического права, первые опыты чтения книг, содержащих наставления приходским пастырям.

Однако две составляющие учебного процесса — теоретический и практический — не согласовывались друг с другом, что не позволяло внедрить единые подходы подготовки духовенства в духовных школах (семинариях и академиях).

Проблему такой несогласованности должна была решить по мысли ее разработчиков духовно-учебная реформа 1808–1814 гг. Она подразумевала централизацию управления духовными школами, создание ступенчатой системы школ (приходские, уездные училища, семинарии, академии), внедрение единых подходов к преподаванию на всем каноническом пространстве Русской Церкви. Реформа позволила заложить основы для единых принципов пастырской подготовки. Наибольшее значение при этом имеет личный вклад архим. Филарета (Дроздова), соединившего в комплексе итоговых текстов реформы опыт пастырского служения Церкви, опыт духовных школ и вписавшего их в актуальное богословие и реалии эпохи.

Прецедент святителя Филарета (Дроздова)

Будучи первым ректором СПбДА, действующей по новым правилам с 1809 г., архимандрит, а впоследствии святитель Филарет по завершении первого выпускного курса, проведения ревизий духовных школ (дореформенных семинарий) разных округов, в 1814 г. создает систему распределение учебных предметов и часов, которая входит впоследствии в знаменитый Architectonica theologica, или «Обозрение богословских наук…» (Собрание мнений и отзывов... Т. 1). Она представляет собой комплексное дополнение Устава 1814 г., скупо описывающего концептуальное содержание духовного образования, дополняя его конкретными идеями о том, как достичь главной цели духовных школ — «воспитания юношества, Церкви посвященного»[4]. Таким образом создается прецедент, когда в учебный курс происходит введение пастырского богословия и появляется возможность для учебно-методической разработки данной области[5].

Само выделение целостного блока практических дисциплин для нужд подготовки священников впервые поставило вопрос о соотнесении учебного процесса с нуждами будущего служения, а их состав и методика преподавания определялись стремлением органически внести вневременное служение пастыря в конкретную историческую эпоху с ее характерными вызовами.

Теперь в программе семинарий у студентов появилась возможность изучать пастырское богословие, богословие собеседовательное (совр. гомилетика), учение о древностях церковных (литургика), учение об отцах Церкви (патристика). Одновременно свт. Филарет настойчиво проводил мысль о том, чтобы никакие организационные или административные задачи, стоящие перед приходским священником, не должны заслонять главного — его пастырской деятельности в окормлении своей паствы.

Тем не менее не все задуманное святителем однозначно и своевременно внедрялось в учебный процесс. И хотя его предложения учитывались в окончательном варианте Устава и рассылались несколькими циркулярами, в некоторых округах они встречали неприятие ревнителей «старых порядков», которые получили образование в латинизированных школах XVIII в. Наиболее яркими оппонентами Дроздова стали митрополиты Серафим (Глаголевский) и Евгений (Болховитинов). Но были и объективные причины: подавляющее число семинарий не могли обеспечить выполнение предписаний в силу материальной скудости — для найма преподавателей на новые дисциплины элементарно не хватало средств.

Как следствие, некоторые дисциплины не преподавались до сер. 1830-х гг., пока материальное положение в целом не выровнялось. В итоге несмотря на то, что слова «пастырство» и «пастырская подготовка» были известны уже в 1820–1830-х гг., само пастырское богословие как особый предмет, готовящий к служению, формируется только к 1840-1850 гг. На этом начальном этапе он состоит в изложении обязанностей пресвитера из классической книги «О должностях пресвитеров», написанной еще в 1770-х гг., иногда с авторским комментарием преподавателей (читающих этот предмет в учебном заведении) к актуальным вопросам, важным для данной эпохи[6]. Хотя по мнению исследователей «образ описываемого в книге священника, наделенного чертами античного оратора, чьим главным орудием является слово, был далек от российских реалий»[7], он в целом соответствовал представлению ряда иерархов о священническом служении в эту эпоху.

Следует отметить, что несмотря на принятые в советское время оценки, государственное регулирование деятельности духовных школ в течение всего периода являлось лишь внешним стимулом преобразований учебного процесса. Обер-прокурор Синода в этих случаях был в первую очередь проводником воли православного Государя, а не самостоятельным действующим лицом. Наоборот, можно увидеть опору правительства на епископат в содержательных богословских вопросах. В итоге каждое общецерковное изменение внедрялось в учебный процесс благодаря компромиссному решению Императора с учетом мнения всех действующих лиц, имевших отношение к преобразованиям. Однако, несмотря на такое сотрудничество, современникам не удалось достичь цели по формированию единых принципов пастырской подготовки в рамках духовных школ, потому как среди епископата отсутствовал единый подход к богословскому пониманию пастырства как такового.

Главными представителям двух противоположных точек зрения можно считать святителя Филарета (Дроздова) и митр. Филарета (Амфитеатрова), вокруг которых образовались группы единомышленников[8].

Две точки зрения

Две точки зрения на вопрос, что такое современный пастырь, оформились к 1860-м гг. в публикациях наиболее читаемой церковной периодики («Христианское чтение «(СПбДА), «Труды Киевской духовной академии», Прибавления к изданию Творений святых отцов в русском переводе (МДА), «Православный собеседник» Казанской духовной академии и др.). Согласно свт. Филарету (Дроздову) пастырь должен быть просвещенным интеллектуалом-ритором (проповедником) — носителем т. н. «духовной учености» (например, таким был протоиерей Александр Горский). А по мнению сторонников митр. Филарета (Амфитеатрова), священнику достаточно быть исполнителем ряда обязанностей, круг которых ограничивается богослужением, совершением таинств и прочих возложенных священноначалием и гражданским законодательством обязанностей (ведение метрических книг родившихся, венчавшихся, умерших). У Филарета (Дроздова) безусловно это также подразумевалось, но акцент был шире.

Это противоречие во взглядах не позволяло сформулировать единые подходы к вопросу пастырской подготовки и сохраняло разрыв между теорией и практикой в духовно-учебном процессе. Таким образом, противоречие в том, что должно быть приоритетом в пастырском служении, осталось неразрешенным и в рамках духовно-учебных реформ 1860-х гг. Более того, оно усилилось в дальнейшем из-за ослабления интереса к проблематике в среде ученого духовенства и священноначалия. В середине XIX в. в деятельности духовных школ изменились приоритеты. От акцента на многогранность подготовки будущего священнослужителя как в семинарии, так и в академии, формирования у него широкого мировоззрения, был сделан переход к другим идеям Устава 1814 г., что привело к тому, что школа ослабила интерес к подготовке и воспитанию пастыря.

Основное внимание священноначалия в контексте эпохи Великих реформ, было обращено на решение задач ликвидации замкнутости духовного сословия, расширении возможностей для детей духовенства в свободном выборе образования, открытости духовного образования для всех сословий. В академии же акцент смещается в сторону специализации научно-богословских исследований и смене самих методов богословия в сторону идей «немецкого университета исследования», использованию критических методов в отрыве от Предания. Результатом такого подхода, например, стал следующий парадокс: несколько десятилетий пастырское богословие в академиях преподавалось мирянами, что невозможно представить ни до, ни после.

Неудивительно, что закономерным итогом этих процессов стало то, что дискуссия о том, кто такой пастырь, продолжалась в ученой богословской среде, а дискуссия о том, как этого пастыря готовить в рамках духовной школы прекратилась.

Результат административных преобразований не заставил себя долго ждать. Вопреки благим ожиданиям, многие дети духовенства стали выбирать университетское образования после первых курсов семинарий, но при этом духовные школы не наполнились студентами из других сословий.

Учитывая, что в ходе духовно-учебных реформ 1860-х гг. вопросу богословскому осмыслению пастырства реформаторы не уделили должного внимания, а административные, финансово-хозяйственные вопросы стали главными в подготовке будущего духовенства, в среде воспитанников семинарий закрепились тенденции по распространению нигилизма, идей народничества и социализма. Эти идеи, созвучные времени, были очень актуальны в обществе и публицистике, сама судьба устройства России обсуждалась теперь публично, а лидерами общественного мнения стали яркие публицисты, литераторы и философы. Между тем семинаристам в процессе обучения не предлагалось равного по силе ответа на эти злободневные темы.

К Всероссийскому Поместному Собору 1917–1918 гг. Церковь подошла с множеством дискуссионных вопросов о духовном образовании. И одним из них стал вопрос существующих проблем пастырской подготовки. Дискуссия на эту тему велась как в рамках предсоборного присутствия, так и на самом Соборе. В частности, в документах прослеживается противопоставление общины «семейного типа» логике прихода как учреждения. То есть вопрос о роли пастыря вышел на уровень дискуссии о том, что такое приход: христианская община или территориальное учреждение? Были дискуссии и на другие темы, прозвучал ряд оригинальных решений, которые не успели воплотиться в жизнь по причине набирающих интенсивность гонений от безбожной власти.

Вместе с тем невозможно отрицать и тот факт, что во многом духовная школа несмотря на внутренние противоречия, процессы модернизации и секуляризации в обществе явилась хранителем того образа пастыря, который мог быть воспринят человеком, желающим послужить Христу. Именно основным идеям святителя Филарета (отодвинутым на второй план в угоду новомодным политическим, социальным идеям, современной позитивистской философии и науке) и последующей богословской дискуссии 1830–1850-х гг., студенты, у которых, образно говоря, «горело сердце» за проповедь Христа, могли найти питательную почву в трудах таких богословов, как свтт. Феофан Затворник и Игнатий (Брянчанинов). «Остро чувствовавший духовные запросы общества, свт. Игнатий отмечал, что уже во второй половине XIX в. “исповедующий священник” все более воспринимается как приходской духовник, к которому стали предъявляться до сих пор не применяемые “монашеские” требования личной святости и духовной опытности. И одновременно, отношения священника с прихожанами перестали ограничиваться только отпущением грехов и начали предполагать проникновение во “внутренний мир” кающегося»[9].

Трудно говорить о соотношении таких ревнителей служения, однако их число оказалось достаточным для того, чтобы аккумулировать этот опыт в экстремальных для Церкви условиях, обеспечить его преемство сквозь годы тяжелых гонений в лице лучших образцов вплоть до наших дней. А наиболее самоотверженные в своем служении пополнили список святых ХХ столетия из числа приходского духовенства — св. прав. Иоанн Кронштадтский, св. прав. Алексий Мечев, сщмч. Сергий Мечев, священноисповедник Роман Медведь, св. Иоанн Восторгов, сщмч. Владимир Амбарцумов и др.

Таким образом, к концу XIX века в сфере приходской жизни возникает новое явление русской религиозности: приходские священники как особый тип святости. Причем в отличии от монашеской, священническая аскеза подразумевала погружение в жизнь мира, имея в своей основе частое служение Литургии и частое причащение.

Но есть еще один существенный фактор, который невозможно обойти. Все упомянутые священники, по сути, были неординарными личностями, чья жизнь во Христе иногда вызывала недоумение и непонимание современников. Например, праведный Иоанн Кронштадтский в силу необычайной харизматичности даже обвинялся в сектантстве. Однако причисление к лику святых знаменует актуальность их пастырского служения с точки зрения Церкви в тех условиях, когда Россия погружалась в пучину воинствующего безбожия, и говорит об одобрении самого перехода от священства как набора обязанностей к пастырству как личному участию священника в жизни прихожан и просвещения мира светом Христовой Истины. Эти истинные служители Христовы, безраздельно посвятившие окормлению русского народа всю свою жизнь без остатка, также оставили после себя труды, а иногда и служа личным примером пастыря, во многом позволили сохранить в безбожное время не только преемство духовно-учебной традиции, но принципы пастырской подготовки. В эпоху продолжающегося возрождения и развития духовного образования в новых условиях они остаются этими образцами и осмысление их деятельности и богословия в приложении к современным условиям составляет неисчерпаемый источник как для пастырского вдохновения, так и для формулировки новых духовно-учебных парадигм.

Главная задача духовной школы

История духовной школы учит нас тому, что как только фокус духовного образования смещается с пастырской подготовки на иные безусловно важные задачи, подготовка духовенства постепенно накапливает пласт неразрешимых проблем. Таким образом, главной задачей духовной школы во все времена остается удержание основного фокуса на привитии ставленнику верного понимания пастырства, имея которое он не поставит интересы служения ниже каких-либо других, а значит не оставит его как невозможно оставить объект жертвенной любви.

Сегодня эта задача кажется более трудной, чем это было для наших предшественников с учетом отсутствия православного быта и с распространением мировоззренческого плюрализма. Отчасти сегодня это решается точечным введением дисциплин, посвященных актуальным вопросам современности: семейная жизнь священнослужителя, присутствие священника в медийном пространстве и пр. Тем не менее комплекс задач, стоящих перед современным приходским священником, еще труднее описать в ограниченной по времени образовательной программе, к тому же требующей соблюдения обязательных требований светского законодательства в его динамичном развитии. В связи с этим с особой остротой ощущается необходимость донесения до молодого ставленника вневременных принципов пастырского служения, привития готовности ответить на современные вызовы для пастырства, с которыми сталкивается молодой священник. Такая подготовка принципиально не сводима к парадигме компетентностного подхода, принятого в профессиональном образовании: в сущности, пастыря нельзя подготовить, в том смысле, в котором можно говорить о подготовке врача или юриста. Насколько сегодня удается сохранить такой фокус? Этот вопрос требует постоянного внимания как со стороны епископата, так и со стороны руководства духовных школ, а учет отрицательного исторического опыта позволяет избегать соответствующих ошибок.

 

Список использованной литературы

1. Дружинин А. В. Митрополит Филарет (Дроздов) и подготовка пастырей в российской духовной школе в 1-й половине XIX в. // Вопросы теологии. – 2023. – Т. 5. – № 2. – С. 244-262. – https://doi.org/10.21638/spbu28.2023.205.
2. Дружинин А. В. Предназначение духовной школы в николаевской России согласно мнениям ученого духовенства (1837-1840 гг.) // Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. – – № 2 (34). – С. 214-231. – DOI: 10.24412/2224-5391-2021-34-214-231.
3. Дружинин А. В. Формирование пастырского богословия как академической дисциплины на примере МДА (1814–1869 гг.) // Богословский вестник. 2020. № 1 (36). С. 179-201. DOI: 10.31802/2500-1450-2020-36-1-179-201.
4. Лютько, Е. И. Нормация священника в России Нового времени: генезис процесса и основные этапы / Е. И. Лютько // Вопросы философии. – 2022. – № 12. – С. 114-125. – DOI 10.21146/0042-8744-2022-12-114-125.
5. Лютько, Е. Становление «церковной субъективности» в России на примере нормативных текстов о православном духовенстве (XVIII-XIX вв.) / Е. Лютько // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. – 2019. – Т. 37. – № 3. – С. 237-252. – DOI 10.22394/2073-7203-2019-37-3-237-252.
6. О священстве, пастырстве и духовничестве. Беседа с протоиереем Вадимом Леоновым // [Портал «Православие.ру»]. URL: https://pravoslavie.ru/60274.html (дата обращения: 1.07.2023).
7. Сухова Н. Ю. «Воспитание юношества, Церкви посвященного»: духовно-учебная реформа 1808–1814 гг. и святитель Филарет // Филаретовский альманах. – – №7. – С. 140-162.
8. Сухова, Н. Ю. Пастырское богословие в Российской духовной школе (XVIII - начало XX в.) / Н. Ю. Сухова // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Серия 1: Богословие. Философия. – 2009. – № 1(25). – С. 25-43.
9. Черный, А. И. Как возможно духовное руководство? Читая святителя Игнатия (Брянчанинова) / А. И. Черный // Филаретовский альманах. – 2023. – № 19. – С. 56-75.

 

[1] О священстве, пастырстве и духовничестве. Беседа с протоиерем Вадимом Леоновым // https://pravoslavie.ru/60274.html.

[2] См., напр.: Сухова, Н. Ю. Пастырское богословие в Российской духовной школе (XVIII – начало XX в.) / Н. Ю. Сухова // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Серия 1: Богословие. Философия. – 2009. – № 1(25). – С. 29.

[3] Лютько, Е. И. Нормация священника в России Нового времени: генезис процесса и основные этапы / Е. И. Лютько // Вопросы философии. 2022. № 12. С. 114-125.

[4] Сухова Н. Ю. «Воспитание юношества, Церкви посвященного»: духовно-учебная реформа 1808–1814 гг. и святитель Филарет // Филаретовский альманах. 2011. №7. С. 140-162.

[5] Дружинин А. В. Митрополит Филарет (Дроздов) и подготовка пастырей в российской духовной школе в 1-й половине XIX в. // Вопросы теологии. 2023. Т. 5. № 2. С. 244-262.

[6] Дружинин А. В. Формирование пастырского богословия как академической дисциплины на примере МДА (1814–1869 гг.) // Богословский вестник. 2020. № 1 (36). С. 179-201.

[7] Лютько, Е. Становление "церковной субъективности" в России на примере нормативных текстов о православном духовенстве (XVIII-XIX вв.) / Е. Лютько // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. 2019. Т. 37, № 3. С. 243.

[8] Подробнее см.: Дружинин А. В. Предназначение духовной школы в николаевской России согласно мнениям ученого духовенства (1837-1840 гг.) // Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. 2021. № 2 (34). С. 214-231.

[9] Черный, А. И. Как возможно духовное руководство? Читая святителя Игнатия (Брянчанинова) / А. И. Черный // Филаретовский альманах. 2023. № 19. С. 56-75.

 

Источник: Богослов.Ru