Голоса мальчиков широко использовались в церковных хорах в дореволюционной России. Введение их в хоры было связано с изменением характера песнопений, когда унисонное пение стало под влиянием западной традиции, завезенной киевскими певчими, заменяться многоголосьем; появилась необходимость в более высоких голосах для исполнения верхних партий партитур, записывающихся уже не крюками, а нотами. Сначала появились альты, которые больше, чем дисканты подходили к звучанию теноров и басов и могли заменять собой высокий теноровый фальцет. Партитуры для трех голосов – тенора, баса и альта – широко встречались в конце XVII и начале XVIII века. Вскоре вслед за альтом был введен и высокий детский голос – дискант, необходимый для исполнения уже основательно закрепившегося в России партесного пения[1].
В Государевом хоре детские (отроческие) голоса, альты и дисканты, стали появляться уже в конце XVII века. Мальчики-певчие были очень востребованы при царском, а затем и при императорском дворе. Императрица Анна Иоанновна (1730-1740) уделяла большое внимание их воспитанию, поэтому по ее именному указу от 21 сентября 1738 года, в Малороссии, в городе Глухове, была учреждена певческая школа, целью которой было готовить музыкально одаренных детей для дальнейшей работы в качестве придворных певчих[2]. Об учреждении этой школы известно также из доклада в Кабинет министров заместителя гетмана, генерал-аншефа Якова Кейта (шотландец, находившийся на русской службе с 1728 по 1747 год) от 14 января 1741 года, в котором доносятся цели и задачи школы: «набирать со всей Малой России из церковников, також из казачих и мещанских детей и из прочих и содержать всегда в той школе до 20 человек, выбирая, чтоб самые лучшие голосы были, и велеть их регенту обучить киевского и партесного пению, и которые пению обучены будут, из тех по вся году лучших присылать ко двору е. и. в. [Её Императорского Величества] человек по 10, а на те места паки вновь набирать»[3]. Параллельно с этим Анна Иоанновна открыла школу для малолетних певчих и в Санкт-Петербурге; в соответствующем указе говорится: «Повелеваем отныне впредь для придворной капеллы содержать при дворе нашем из малолетних малороссийского народа людей обученных нотного пения до двенадцати человек…»[4].
Как видим, открытие двух певческих школ в Глухове и в Санкт-Петербурге было связано с подготовкой малолетних певчих для пения в капелле при императорском дворе, весь процесс был под контролем императрицы Анны Иоанновны, а затем, с 1741 года, императрицы Елизаветы Петровны (1741-1762). Елизавета Петровна также тщательно следила за качеством пения в Придворной капелле. В ее царствование продолжали привозить мальчиков-певчих из Глухова, в тот момент резиденции гетмана графа Кирилла Григорьевича Разумовского, брата Алексея Григорьевича Разумовского, фаворита Елизаветы Петровны. Именно таким образом в 1759 году в семилетнем возрасте в Санкт-Петербург попал уроженец города Глухова Дмитрий Степанович Бортнянский, будущий директор (1796-1825) Придворной певческой капеллы. Став директором Капеллы, Бортнянский добился существенного улучшения материального положения певцов-мальчиков: «малолетний певчий стал получать столько, сколько в старину получал уставщик, т. е. директор капеллы, – 120 руб. годового содержания, причем взрослые певчие получали 60 руб. жалованья и 40 руб. порционных»[5].
Такое пристальное внимание царских особ к мальчикам-певчим было еще связано с тем, что они принимали участие в оперных постановках при дворе. Известно, что Бортнянский в детские годы также пел в опере. Русский музыкальный критик и композитор Николай Иванович Компанейский пишет, что в царствование Елизаветы Петровны «считалось срамом, чтобы честная девка пела на театре, а потому в опере исполняли женские роли придворные певчие, в том числе и гениальный наш композитор Дмитрий Степанович Бортнянский рядился в юбку»[6].
Традиция пополнять хор Придворной певческой капеллы малолетними певцами из Малороссии продолжалась вплоть до начала XX века. В 1904 году начальник Капеллы для этой цели командировал уставщика Капеллы Ф. К. Черемховича и придворного певчего Д. А. Зеневича в южные губернии, чтобы они в течение месяца ездили по Киевской, Полтавской, Черниговской и другим южным губерниям и отбирали желающих поступить в Капеллу. В разделе «Хроника С.-Петербурга» «Русской музыкальной газеты» за 1907 год говорится, что принято может быть только 14 человек. Такое же количество детей было привезено в 1897 году композитором и учителем пения Придворной капеллы Евстафием Степановичем Азеевым, все мальчики были с хорошими голосами и с природными музыкальными способностями[7]. О результате этой командировки известно, что 27 ноября того же 1904-го года привезенных мальчиков прослушивали начальник Капеллы граф Александр Дмитриевич Шереметев, его помощник Николай Кленовский и учителя пения. Все мальчики, 14 человек, произвели хорошее впечатление своими голосами и внешним видом, их возраст был от 8 ½ до 10 лет, с пением ранее они не были знакомы, так как в Киевской, Полтавской и Черниговской губерниях, из которых они были привезены, пением начинают заниматься с 10-11 лет. Так же в заметке говорится, что набор певчих-детей в Малороссии производится не только для Придворной певческой капеллы. В Чернигов, например, в том же году приезжал регент из Баку, а в Киеве почти во все хоры набираются по контракту малолетние певчие из окрестных сел и деревень. Но не все регенты добросовестно выполняли условия контракта, в результате чего дети после «спадения с голоса» (потери голоса после возрастной подростковой мутации) оставались без образования и, следовательно, без возможности зарабатывать себе на жизнь. Подобное положение дел приводило к тому, что были нередки судебные процессы между родителями и регентами[8].
Возвращаясь к XVIII веку, следует сказать, что кроме Императорской капеллы были капеллы частные, в которых пели крепостные и купленные музыканты, среди которых были певчие-мальчики. О том, что таких певчих брали в наем или покупали, говорит, ссылаясь на «Московские ведомости» за 1795 год, музыкальный историк и критик Н. Ф. Финдейзен в «Очерках по истории музыки в России»: «Продается музыкант и певчий, который играет на скрипке и поет баса, он же и хороший подлекарь»; «потребны тенорист и альтист, которые пели б своим голосом»; «потребен дышкантист, умеющий петь по партесной ноте»[9].
Другое положение дел было в Патриаршем хоре, где певчие оставались в своем неизменном составе (тенора и басы) вплоть до времени учреждения Святейшего Синода в 1721 году.[10] Были ли детские голоса в первой половине XVIII века в Синодальном хоре? Доподлинно неизвестно. Историк церковного пения священник Василий Металлов предполагает, что в 1752 году в Синодальном хоре уже пели мальчики: «На том выражении ключарей, что к Богослужениям часто приходят только старые да м а л ы е, можно полагать с вероятностью, что около того времени (1752 г.) в Синодальном хору были уже маленькие певцы – дисканты и альты»[11]. Но официально певчие-дети были введены в Синодальный, бывший Патриарший хор, только в 1767 году, когда был утвержден императрицей Екатериной II (1762-1796) и Московской синодальной конторой новый штат Синодального хора. Хор увеличился до 26 человек, мальчиков было четверо – два альта и два дисканта. В 1772 году в хоре было уже 14 мальчиков. В статье «Из истории Московскаго Синодального Училища церковного пения» за 1911 год говорится, что начальное учреждение Синодального училища связано с появлением первых малолетних певчих в составе Синодального хора: «О первой, ранней поре училища может быть речь лишь с того времени, когда малолетние певчие впервые появляются в составе Синодального хора, ранее состоявшего только из одних взрослых певчих – теноров, баритонов и басов»[12].
Но обучение было поставлено плохо из-за отсутствия достаточного финансирования и плохо разработанного учебного плана. Поэтому с годами все больше и больше назревала необходимость реформы образовательного процесса Синодального училища. В 1818 году, спустя 50 лет после утверждения первого штата Училища, синодальные певчие жаловались о своих нуждах министру народного просвещения и духовных дел, князю Александру Николаевичу Голицыну, о том, что малолетние певчие после обучения в Синодальном училище «кроме пения и музыки остаются ничему другому не научены, даже порядочно писать не выучиваются»[13]. В связи с чем, вырастая, остаются без средств к существованию и возвращаются к своим бедным родителям, в то время как в Придворной певческой капелле после «спадения с голоса» певцы определяются «в службы чинами классными, а из архиерейских хоров – во священники»[14].
Просьба синодальных певчих была принята во внимание, и князь Голицын обратился с письмом к архиепископу Московскому Августину (Виноградский, 1818-1819), который сделал представление Синодальной конторе с предложением учить малолетних певчих в приходских и уездных училищах, а если будут способны, то и в семинариях, но не покидая при этом хор. 30 апреля 1819 года Святейшим Синодом предложение было одобрено и в сентябре того же года 14 малолетних певчих были разосланы для обучения по училищам: двенадцать в приходские и двое в уездное. Но уже в 1829 году этот вопрос вновь стал актуальным. Синодальный ризничий, который вместе с протопресвитером Успенского собора управлял Синодальным хором, доносил Синодальной конторе, что «малолетние певчие, по причине спевок и служб, не имеют времени ходить в школы и не успевают в ученьи»[15]. В связи с чем в 1830 году синодальный ризничий о. Порфирий (Петр Гаврилович Божанов, иеромонах, синодальный ризничий с 1828 по 1834 год) и протопресвитер Иаков Дмитриевич Никольский (протопресвитер Большого Успенского собора с 1816 по 1839 год) составили инструкцию для инспектора, в которой он должен был отчитываться о поведении учеников, успехах в учебе, нуждах в одежде, питании и учебных принадлежностях. Мерами наказания и исправления были лишение прогулки, лишение «стола» и стояние на коленях. Утверждение хорошего финансирования для инспектора, который должен был следить за учебным процессом, дисциплиной и материальным обеспечением учащихся, значительно повлияло на улучшение качества образования подопечных Синодального училища. Хор окончательно сформировался как смешанный[16], из больших и малых певчих, что связано, по словам Металлова, с утверждением для Синодального хора партесного четырехголосного репертуара Придворной певческой капеллы, для исполнения которого были необходимы высокие детские голоса. В таком составе из взрослых мужчин (теноров и басов) и детей (дискантов и альтов) хор просуществовал вплоть до революции 1917 года.
В 1857 год был утвержден новый штат Синодального хора и Синодального училища при нем, численность хора увеличилась до 54 человек, из которых 30 были певчие-мальчики.
В 1912 году для поступления мальчиков в Синодальное училище предъявлялись следующие требования: «В Московское Синодальное училище церковного пения принимаются мальчики исключительно в приготовительный класс, возрастом от 8 ½ до 9 ½. Для поступления необходимы: хороший здоровый голос и музыкальный слух, грамотность, знание молитв и начальные сведения по арифметике. В училище принимаются дети всяких сословий, православного вероисповедания, на полное казенное содержание. Синодальное училище по музыкальным предметам дает высшее, а по научным – среднее образование»[17]. В следующем 1913 году во втором номере «Хорового и регентского дела» говорится, что «Св. Синод постановил преобразовать Московское Синодальное училище церковного пения, пользующееся правами среднего учебного заведения, в высшую школу с правами и целями консерватории»[18].
Кроме Синодального хора, Придворной певческой капеллы, архиерейских хоров, частных капелл, приходских и монастырских храмов, существовал еще один тип церковных хоров, в которых пели мальчики – это войсковые (полковые) хоры. Это были уникальные учреждения в дореволюционной России. Музыкальный критик, духовный композитор и регент Федор Владимирский в «Хоровом и регентском деле» за 1910 год пишет: «мне напр., до переезда в Новочеркасске не приходилось даже и слышать о существовании этих хоров, а между тем они имеют за собою историческое прошлое»[19]. Старейшим войсковым церковным хором он называет хор Войска Донского, отмечая при этом, что, по тем сведениям, которые ему удалось собрать, Кубанское казачье войско тоже имело певческий хор, схожий по устройству с хором Войска Донского. Главной особенностью полковых (войсковых) хоров являлось то обстоятельство, что в них взрослые певчие (тенора и басы) отбывали обязательный срок строевой службы пением в хоре в течение четырех лет. При этом определенная денежная сумма выделялась из войсковых средств на содержание певчих, приглашенных со стороны, в их число входили мальчики, которые пели, например, в Донском войсковом хоре вместе с девицами: «Общая же сумма, которая здесь ассигнована на содержание хора (помимо регента и помощника) из войсковых средств доходит по новому положению (с июля 1910 г.) до 9000 руб. в год. Эти деньги идут на уплату жалованья дискантам, альтам (вольные мальчики и девицы), а также вольнонаемным певцам-солистам (тенор, бас и октавист)»[20].
Хор Лейб-гвардии Измайловского полка состоял из 77 человек, из них мальчиков-певчих было 40: 25 дискантов и 15 альтов. Мальчики в большинстве случаев были сиротами и как низшие чины пользовались в полку полным содержанием и бесплатным обучением[21].
Исследователь русского церковного пения И. А. Гарднер пишет, что в подобных хорах участие женщин было исключено: «понятно, что в таких хорах женщины не участвовали и партии верхних голосов исполнялись исключительно мальчиками»[22], но, как мы видим из слов Владимирского, были военные хоры, в которых принимали участие и девицы; пели они партию альта вместе с певчими-мальчиками, в отличие от партии дисканта, которую, как правило пели, только одни мальчики. Подобное сочетание голосов использовалось повсеместно в начале XX века в церковных хорах и войсковые (полковые) хоры не являлись исключением.
Мальчики рекрутировались главным образом из детей-сирот и из семей солдат, одевались в форму воинской части, при которой они состояли; жили на полном содержании в интернатах, существовавших при этих воинских частях. Образование получали в рамках низшей школы, обучались игре на музыкальных инструментах, а при «спадении с голоса» оставались в качестве музыкантов при своих частях, отбывая таким образом воинскую повинность. Ссылаясь на свой личный опыт, при описании устройства полковых хоров, Гарднер пишет: «В моей ранней юности мне пришлось близко познакомиться с одним из таких хоров – с хором Севастопольского порта, с его старшим регентом В. Ф. Оглоблинским и со вторым регентом М. И. Шепелем, а среди мальчиков-певчих я имел несколько приятелей»[23].
Дети, поющие в Синодальном хоре и Придворной певческой капелле были в самом выигрышном положении, но также и другие церковные хоры Санкт-Петербурга создавали хорошие условия для певчих-детей. Например, в Исаакиевском соборе мальчики кроме казенного содержания и обучения имели жалованье 1600 руб. в год на всех, которое распределялось от 3-х до 45 руб. каждому в зависимости от способностей[24].
Количество певчих Казанского собора Санкт-Петербурга к 1902 году доходило до 60 человек, взрослых и детей (мальчиков). Мальчики набирались из воспитанников духовного училища и семинарии. Взрослые певцы имели жалованье от 30 до 40 руб. в месяц и казенную квартиру с отоплением и освещением, мальчики жалованья не получали, но обеспечивались содержанием на полном пансионе и обучением в школе с 4-летним общеобразовательным курсом[25]. Также при Казанском соборе был еще и любительский хор, в который входили абсолютно все желающие, независимо от пола и возраста (в том числе и дети), «лишь бы был голос и развитой слух»; хор этот пел в праздничные дни ранние литургии и вечерни[26].
В хоре Ильинской церкви Охтинского порохового завода, состоящем из 18 человек, было 6 дискантов (мальчики) и 4 альта (мальчики и девочки). Все дети этого хора набирались из местных школ. Любопытно заметить, что девочки имели возможность, в зависимости от способностей, получать бóльшую сумму вознаграждения, по сравнению с мальчиками – от 50 копеек до 9 руб. в месяц, в то время как верхний предел заработка мальчиков был только 5 руб. в месяц[27].
Были, конечно, и хорошо организованные церковные хоры в Москве, например, основанный в 1886 году хор Ф. А. Иванова, состоящий из более 200 человек, из которых 100 были мальчики. Мальчики капеллы Иванова жили в специальном интернате, ходили в организованную для них школу и обучались какому-нибудь дополнительному ремеслу, чтобы после «спадения с голоса» иметь возможность зарабатывать себе на жизнь[28].
Хоры Санкт-Петербурга и Москвы имели в большинстве своем отличную организацию, певчие-дети были хорошо обеспечены и получали образование. Но картина в провинции была намного печальнее, как в приходских хорах, так и в архиерейских. О масштабе проблемы мы можем узнать из большого количества статей и заметок, посвященных этой проблеме, в музыкальных и хоровых газетах и журналах конца XIX – начала XX века. В связи с этим вопросом создавались общества защиты детей, собирались целые заседания и советы в попытках решения вопроса эксплуатации детей-певчих в церковных хорах. Например, в журнале «Хоровое и регентское дело» за 1910 год публикуется протокол собрания членов Харьковского церковно-певческого общества взаимопомощи. Целью протокола было показать певческую среду, ее бытовые условия на примере хора в Преображенской церкви на Москалевке, руководимого И. М. Туроверовым. В частности, в этом протоколе говорится о тяжелом положении певчих-детей. В качестве примера «рабской» эксплуатации регентом певчих, а особенно певчих-детей, дается описание спевки хора, состоящего из 120 человек: «Классная комната, вмещающая в себя от силы 20-25 чел. учеников, в момент спевки вмещает более 120 чел. певчих, рассказывает один из участников собрания. Нужно ли говорить о чрезвычайной тесноте, о неимоверно высокой, банной температуре, в которой певчие проводят кряду два-три часа. Прибавьте к этому, что раздеться негде, и певчие вынуждены в зимнее время париться в своих теплых костюмах и в галошах. Это в течение 2-3 часов, при температуре не поддающейся измерению. А вентиляция – одна вентиляционная дыра-дверь. Заметьте, что почти все взрослые певчие курят и в момент спевок, и – это вы знаете – курят с какой-то особой, мрачной настойчивостью, без перерыва, закуривая одну папиросу за другой. Ведь это за вечер не меньше 500 штук папирос. Бедные певчие, бедные их легкие, несчастные девицы, а еще более – дети!»[29] Далее говорится о том, что дети-певчие находятся в постоянной беспрерывной работе: праздничные и воскресные богослужения, церковные требы, спевки (не менее трех в неделю). Один из участников собрания говорит, что «дети в хорах работают больше, чем лошади бельгийской конки»: «Зимой, в мороз, осенью под дождем, в рваной одежонке с «алчущими» сапогами, тянутся дети, напр., на кладбище, сопровождая покойников. Голодныя – ибо дети не всегда успевают перекусить что-нибудь. И только и радости у маленькаго певчаго на кладбище, если родственники покойнаго дадут по пятачку на булку, что далеко не всегда случается. Родственники не знают, что из уплаченных ими за требу денег детям не достается ничего»[30]. В заключении протокола подводится итог: если взрослым певчим живется плохо при установившейся регентами больших хоров эксплуатации труда, то маленьким певчим – просто невыносимо.
За исключением Синодального хора и Придворной певческой капеллы, мальчики в начале XX века во многих церковных хорах пели вместе с женщинами, при этом женщины (кроме любительских и хоров при учебных заведениях) всегда получали денежное вознаграждение, мальчики же не всегда, иногда они просто содержались на полном пансионе, как, например, в петербургском хоре К.К. Бирючева, образованном в 1889 году и состоящим к 1910 году из 63 профессиональных певцов и любителей, среди них было 20 дискантов (мальчики), 15 альтов (женщины и мальчики), 13 теноров и 15 басов. В отчетности за 1910 год говорится об отсутствии денежной оплаты для мальчиков в пользу их полного содержания: «Взрослые получают от 15 до 35 руб., женщины – от 10 до 18 руб., мальчики же, не имея денежнаго вознаграждения, содержатся на полном пансионе»[31].
В небольших приходских хорах не существовало общежитий для певчих-детей; как правило, они были из беднейших семей и набирались в хор из церковноприходских, городских и народных училищ. В качестве вознаграждения от лиц, которые их заказывали для частных богослужений, они получали только чаевые, «на орешки»; но со временем ситуация стала меняться, благодаря обществам защиты детей и обществам по защите прав певчих, направленных на решение социальных проблем[32].
Все больше и больше к началу XX века назревало проблем, связанных с использованием детских голосов в церковных хорах, большинство регентов готовы были вводить женские голоса вместо голосов мальчиков. Эта тема активно обсуждалась в музыкальных газетах и журналах. Изначально женщины стали появляться в маленьких хорах приходских церквей, но, несмотря на большие преимущества участия женских голосов во время богослужения, было еще много сторонников голосов-мальчиков. В 1907 году в журнале «Музыкальный труженик» были приведены результаты опроса преимуществ и недостатков голосов-женщин и голосов-мальчиков. По результату опроса, становится ясно, что основным преимуществом пения мальчиков в хоре была чистота тембра, чистый голос без оттенков страстности, без вибрато. Во всем остальном мальчики уступали женщинам. Перечислим основные минусы:
– труд по обучению мальчиков был очень затратным, как только мальчик выучивался петь – у него ломался голос, происходила мутация – «спадение с голоса»;
– «спадение с голоса» приводило к социальной проблеме – мальчик оставался без работы, чаще всего не наученный никакому другому мастерству;
– очень часто работа мальчика в хоре принимала форму эксплуатации, в том числе и в качестве чернорабочего в доме у регента[33];
– поведение мальчиков на клиросе нередко сопровождалось серьезными шалостями;
– женщины и девочки более развитые, и соответственно поют более осознанно;
Были такие церковные композиторы и регенты, которые были категорически против пения мальчиков, даже если оно было одновременным с женщинами. Например, церковный композитор Александр Гречанинов считал, что это негативно сказывается на звучании хора: «при замене мальчиков женщинами выиграет то, что хор надолго может сохранить свой неизменный состав, чего достигнуть с мальчиками по причине мутации голоса нельзя»[34]. Также он считал, что введение женских голосов в церковный хор благоприятно скажется на морально-нравственном облике коллектива и привнесет больше порядочности в жизнь и нрав хора.
А господин «N» пишет в «Русской музыкальной газете» за 1904 год, что дети, поющие в большинстве церковных хоров – зло, и для поющих, и для пения: «Могут ли мальчики 9-13 лет работать больше взрослых одной с ними специальности? Читают по-славянски, поют по нотам, но сознательного произношения слов быть не может»[35]. Дальше автор статьи пишет: «В архиерейском хоре возможен случай, что мальчик говорит: овес, овес, овес, затем аксёс, аксес, аксес, и наконец, уже на 13-м году, теряя голос, узнает, что надо петь ἄξιος (достоин). Бывают в этом роде случаи и с славянским текстом, вместо: «ты еси иерей по чину Мелхиседекову» – восьмилетний церковнослужитель пищит: «ты из е в р е й по чину М е л к о с и д е л к о в у»[36]. Он говорит, что мальчики поют в хоре с 8-9 до 14-15 лет, спавшие с голоса становятся не у дел и удаляются из хора, не имея в итоге никаких навыков для зарабатывания на жизнь, и противопоставляет осознанное пение взрослых неосознанному пению детей: «одна половина хора – тенора и басы – взрослые люди, хорошо грамотные и знающие церковную службу; другая – дисканты и альты – дети, утомленные «постановкой голоса», заучиванием нот, непонимающие смысла слов и уже вследствие своего возраста не сознающие значения пения в церкви»[37]. В номере 15 той же газеты за тот же год мы видим ответ некоего господина Ефимовича, который считает неверным данные утверждения и пишет в качестве ответа на эту заметку следующее: «Едва ли допустима подобная замена (детских голосов – женскими) со стороны канонических правил. Мальчики, по моему мнению, могут работать не менее взрослых. Сознательного пения и понимания текста песнопений нет не только у мальчиков, но очень часто и у теноров и басов, а иногда и у регента. Кроме того мальчику необходимо участвовать в церковном хоре и для того, чтобы впоследствии хоры не остались без мужских голосов»[38].
Несмотря на острые споры, касающиеся замены голосов мальчиков голосами женщин, значительные преимущества последних привели к тому, что к моменту революции 1917 года женские голоса почти полностью вытеснили в церковных хорах голоса мальчиков[39].
Как уже упоминалось ранее, голоса мальчиков-певчих с самого начала их использования в церковных хорах и до революции 1917 года одновременно применялись в оперных постановках и на концертах, что было очень распространенным явлением. Об этом, в частности, мы можем прочитать в переписке П. И. Чайковского и М. А. Балакирева: «В прошлом году во время постановки моей оперы ,,Пиковая Дама” в Киеве я был поражен необычайной красотой тембра детских голосов из хора г. Калишевского (поющего в Киевском Софийском соборе), участвовавших в исполнении оперы»[40]. Далее Чайковский говорит о незавидном и бесправном положении малолетних певчих, речь, в частности, идет о сопранисте Грише, своего рода киевской знаменитости, послушать которого люди специально приходили в Киевский Софийский собор, и который участвовал в постановках оперы Чайковского «Пиковая Дама». Чайковский пишет, упоминая Гришу и регента собора господина Калишевского: «Теперь г. Калишевский пишет мне, что к величайшему изумлению всего Киева, Митрополит Платон [Городецкий, 1882 – 1 октября 1891] не взлюбил голоса этого солиста и приказал его прогнать. Калишевский просит меня по мере сил попытаться спасти бедного ребенка, приведенного в отчаяние распоряжением митрополита Платона. Но что я могу сделать. Мне пришло в голову, что, быть может, Капелла нуждается в солисте, и что вы его возьмете в Царский хор. Не знаю, каков Гриша теперь, но в прошлом году голос его был удивительно красив, и нет причин предполагать, что он стал хуже»[41]. Письмо это написано 1 октября 1891 года.
Из дальнейшей судьбы этого мальчика известно только то, что Балакирев посоветовал Чайковскому в письме от 10 октября того же 1891 года направить Гришу в Киевское музыкальное училище «и побудить заправителей тамошних принять участие в мальчике, из которого выжат весь сок, и затем он выброшен на улицу за ненадобностью, как обыкновенно делается в певческих хорах без всякого сострадания»[42].
Часто малолетние певчие подвергались избиению со стороны регента[43]. Но надо отметить, что все-таки регенты-драчуны несли наказание за побои детей-певчих. В статье «О малолетних певцах: письмо в редакцию» говорится о штрафах, уплачиваемых регентами за избиение детей[44]. Но также бывали и более серьезные судебные приговоры, например, в «Русской музыкальной газете» за 1904 год пишется, что в Астрахани мировой судья приговорил к аресту на один месяц регента В.А. Власова за то, что тот нанес во время всенощного бдения мальчику Романову «несколько ударов по лицу и выгнал в шею с клироса»[45].
Компанейский отмечает, что общество защиты детей помогало защитить малолетних певчих от регентов-драчунов, но масштаб был такой, что оно не справлялось, ибо «общество не может посадить на скамью подсудимых всех драчунов-регентов, имя коих легион»[46]. Он подчеркивал, что в церковных хорах гибнет тысяча будущих граждан, так как возраст мальчиков, поющих в хоре – от 10 до 15 лет, тот период, когда они должны готовить себя к будущей жизни, получать образование и выбирать себе будущую профессию, в этот период должен воспитываться гражданин. Но спевки, богослужения и изучение теории музыки поглощают все их время. В итоге, по мнению Компанейского, в церковных хорах гибнут будущие граждане[47].
О том, как вся эта ситуация выглядела со стороны детей, мы можем узнать из воспоминаний Александра Павловича Чехова, брата Антона Павловича Чехова. Отец их, Павел Егорович жил в Таганроге, имел свою лавочку и регентовал неподолгу хорами в разных церквах, используя своих детей в качестве певчих. Регентовать, по словам Александра Чехова, он страстно любил, чего нельзя было сказать о его детях. Александр Чехов пишет, что его брату Антону особенно тяжело было петь в церковном хоре, так как у него не было ни голоса, ни слуха. Антон горько жаловался на свою детскую судьбу: «– Господи, что же это за жизнь анафемская? – плакал он. - Все товарищи радуются воскресенью. Каждый из них хорошо выспится, а потом целый день будет гулять, бегать и ходить в гости; а мы, как какие-нибудь арестанты, должны вставать чуть свет и целый день ходить по церквам и петь. Когда же это кончится?»[48]
Еще одним негативным фактором, по мнению современников, влияющим на нравственное воспитание детей, поющих вместе со взрослыми мужчинами в хоре, было участие в так называемых «бродячих концертах», то есть в славлении – хождении по домам в праздники с концертами. Вот что об этом пишет «Русская музыкальная газета» за 1907 год: «Случается, что в некоторых домах взрослых певчих приглашают «выпить и закусить»…, а в это время у ворот переминаются с ноги на ногу, плохо одетые, дрожащие от зимнего холода или насквозь пронизывающей осенней мглы и слякоти, бедные малыши… Все это вредно действует на малышей, так как пороки и вообще все худое быстро прививаются и усваиваются впечатлительной детской душой… После такого хождения хор надолго деморализуется, певчие остаются без голосов и схватывают разные простудные болезни»[49].
В своей критике детского труда музыкальные газеты и журналы касались также и высшего духовенства, епископов. Например, в статье «Церковно-певческое дело. Клиросные пираты» Компанейский, называя детей-певчих белыми арапчатами, несомненно, имея ввиду рабский труд детей, описывает какой ценой дается эффект ангельского пения на архиерейских службах: «Когда Владыка, с трикириями в руцех, возведя очи горе, провозглашает тягучим голосом: «и посети виноград сей», приходит ли на ум иерарху, знаменующему своею особою Самого Господа Иисуса Христа, какою ценою покупается религиозный эффект ангельского пения «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный» нежными детскими голосами белых арапчат, исполлатчиков. Сколько подзатыльников съели бедные мальчуганы прежде чем вызубрили, под скрипку, петь чисто эту мелодию. На верху стоит грозный деспот, в парче и бархате, вознесенный на крыльях орлика к небесам превыше царей земных, а там, внизу ступеней солеи, три ребенка в лохмотьях, ситцевых рубашонках, прикрытых блестящим глазетом стихарей. Эти дети проданы хоросодержателю нищей-матерью, как продаются дети содержателям цирков и акробатам»[50].
Таким образом и без того сложный вопрос использования мальчиков в церковных хорах омрачался «клиросным пиратством», то есть их похищением. Дети попадали в безвыходную повинность через продажу их родственниками «клиросным пиратам» – хоросодержателям. Например, на одного мальчика с чудесным голосом в одном из городов России (город не указывается) охотились «клиросные пираты» и в итоге хоросодержатель одной из церквей этого города «переманил к себе Авдотку, за приличное угощение дяди его, портного»[51]. Хоросодержатели выслеживают детей с хорошими голосами, зная, кто из регентов хорошо ставит голос и обучает их, и в тот момент, когда мальчик доходит до хорошего певческого уровня, они выходили на родителей или родственников ребенка и начинали вести с ними торг. Затем, после «условленного угощения», они похищали ребенка. Иногда похищение певчих-детей совершалось и с более подлой целью – сместить регента со своего места, чтобы занять его самим. Происходило это накануне храмовых праздников, когда должен служить архиерей: «перед храмовым праздником, когда служит Владыка, пират похищает огулом лучших певчих, без которых хору мат. Происходит скандал, хор поет скверный, Владыка изволит гневаться и приказывает старосте подыскать лучшего регента»[52].
Подобное хоровое «пиратство» совершалось по всей России. Но самые опасные пираты, по словам Компанейского, – это агенты Придворной певческой капеллы, отследить которых было очень сложно, потому что они действовали тайно, направляемые хоросодержателями Капеллы, не ставя в известность высшее начальство, которое, довольное результатом, не задавало лишних вопросов: «самый страшный для хоросодержателя набег учиняют капелльские пираты. С этою целью они похищают белых арапчат не только у хоросодержателей Петербурга и Москвы, но охотятся по всем городам России. Ловцы являются к хоросодержателям, под видом уполномоченных волею высшего придворного начальства и требуют, чтобы те добровольно отказались в пользу капеллы от своих лучших певчих для определения их в капеллу. Высшее начальство, довольное результатами пения, не подозревает, что виновниками качества пения являются не их подчиненные, труд которых обходится на вес золота, а те провинциальные учителя»[53].
В той же статье, из слов самого Компанейского, мы видим, что В. С. Орлов и А. Д. Кастальский не согласны со столь драматичной оценкой пения детей в Капелле и Синодальном хоре, а наоборот считают, что у мальчиков, попадающих в Придворную певческую капеллу и Синодальный хор, прекрасно складывается карьера.
Надо отметить, что Гарднер – современник описываемых событий, считал, что такое большое количество негативных статей в начале XX века про использование детского труда в церковных хорах было вызвано общественным брожением революционных идей после событий 1904-1906 годов, и коренилось в неудовлетворенности регентов и певчих профессиональных хоров своим правовым и экономическим положением. Вот что он пишет об этом: «В петербургских изданиях «Русская музыкальная газета», «Музыкальный труженик» и даже в московском старообрядческом журнале «Старообрядческая мысль» начинают попадаться (иногда довольно резкие) статьи на церковно-певческие, социально-юридические темы. Авторы таких статей скрывались большей частью или под псевдонимами, или под инициалами. «В статьях и заметках этих попадаются подчас речевые обороты, свойственные прессе революционного направления, как, например, «эксплуатация», «закрепощение», «капиталист» и другие подобные выражения, свидетельствующие о том, что авторы таких сообщений интересовались не столько церковным пением, сколько внесением в церковные хоры нервных социальных настроений; иногда даже создается впечатление, что авторы таких заметок имеют специальной целью разжечь в певчих и у регента недобрые чувства и потому намеренно сгущают краски без особенной к тому надобности»[54].
Подводя итог, можно сказать, что вклад детей в певческое искусство России весьма ощутим. На протяжении веков дети трудились на клиросе вместе со взрослыми, разделяя с ними все тяготы и украшая нежными детскими голосами богослужение; были случаи, когда через пение на клиросе мальчик-певчий мог достигнуть самого высокого положения в обществе, как, например, Дмитрий Степанович Бортнянский, который был любим при дворе двух императриц, Елизаветы Петровны и Екатерины Великой, и двух императоров – Павла I и Александра I. Процесс развития певческой культуры России был, несомненно, связан с развитием государства, веяния эпохи отражались на судьбах маленьких тружеников, со временем все больше и больше общество стало обращать внимание на тяжелый труд певчих-детей, появлялись общества защиты маленьких певчих, все чаще закон вставал на сторону ребенка, но революция 1917 года оборвала многие надежды, храмы замолчали, и надолго традиция использования детских голосов в церкви была предана забвению. В наше время во множестве храмов на богослужении поют дети; несмотря на исторические перипетии, связь времен сохранилась, но пение детей в церкви уже имеет совершенно иную форму.
Библиография
А. П. Чехов на клиросе (к десятилетию со дня его смерти) // Хоровое и регентское дело. – 1914. № 9.
Аркадьев Церковно-певческое дело: хроника // Русская музыкальная газета. – 1904. № 51-52.
Владимирский Ф. В. Войсковые хоры // Хоровое и регентское дело. – 1910. № 11.
Гарднер И. А. Богослужебное пение Русской Православной Церкви, в 2-х томах. – Сергиев Посад, 1998. – Т. 2.
Гречанинов А. Т. Где и как пробивать брешь // Хоровое и регентское дело. – 1909. № 1.
Дерущиеся регенты // Русская музыкальная газета. – 1907. № 46.
Из жизни (Церковно-певческое дело в Харькове) // Хоровое и регентское дело. – 1910. № 2.
Из истории Московскаго Синодальнаго Училища церковнаго пения // Хоровое и регентское дело. – 1911. № 12.
Из переписки П. И. Чайковского и М. А. Балакирева // Хоровое и регентское дело. – 1913. № 2.
Известия и заметки // Хоровое и регентское дело. – 1913. № 2.
К сведению // Хоровое и регентское дело. – 1912. № 2.
Компанейский Н. И. Церковно-певческое дело. Клиросные пираты // Русская музыкальная газета. – 1907. № 24-25.
Локшин Д. Л. Замечательные русские хоры и их дирижеры. – Изд. 2-е, доп. – М: Музгиз, 1963.
Металлов Василий, свящ. Синодальные, бывшие патриаршие певчие // Русская музыкальная газета. – 1901. № 19-20.
Металлов Василий, свящ. Синодальные, бывшие патриаршие, певчие // Русская музыкальная газета. – 1898. № 10.
Периодическая печать о музыке // Русская музыкальная газета. – 1904. № 46.
Петербургские церковные хоры (продолжение) // Хоровое и регентское дело. – 1910. № 2.
Петербургские церковные хоры // Хоровое и регентское дело. – 1910. № 1.
Серебряков Г. С. Церковно-певческое дело. По поводу статьи «Кого кормят церковные певцы» (письмо в редакцию) // Русская музыкальная газета. – 1907. № 22-23.
Финдейзен Н. Ф. Очерки по истории музыки в России с древнейших времен до конца XVIII века. – Вып. IV. – Москва, Ленинград: Музсектор, 1928.
Финдейзен Н. Ф. Очерки по истории музыки в России с древнейших времен до конца XVIII века. – Вып. VI. – Москва, Ленинград: Музсектор, 1929.
Хроника. С.-Петербург: разные известия // Русская музыкальная газета. – 1904. № 40.
Энциклопедический словарь / Под редакцией проф. И. Е. Андреевского. – СПб.: Изд-во Ф. А. Брокгауз и И. А. Ефрон, 1891. – Т. IV.
N. Заметки: XVII. Пение в православной церкви // Русская музыкальная газета. – 1904. № 4, 15.
N. Пение в православной церкви // Русская музыкальная газета. – 1904. № 10.
S. th. О малолетних певцах: письмо в редакцию // Русская музыкальная газета. – 1902. № 17.
[1] Металлов Василий, свящ. Синодальные, бывшие патриаршие, певчие // Русская музыкальная газета. – 1898. № 10. С. 847-849.
[2] Гарднер И. А. Богослужебное пение Русской Православной Церкви, в 2-х томах. – Сергиев Посад, 1998. – Т. 2. С. 178.
[3] Финдейзен Н. Ф. Очерки по истории музыки в России с древнейших времен до конца XVIII века. – Вып. IV. – Москва, Ленинград: Музсектор, 1928. – С. 28.
[4] Гарднер И. А. Богослужебное пение Русской Православной Церкви, в 2-х томах. – Сергиев Посад, 1998. – Т. 2. С. 151.
[5] Финдейзен Н. Ф. Очерки по истории музыки в России с древнейших времен до конца XVIII века. – Вып. VI. – Москва, Ленинград: Музсектор, 1929. – С. 266.
[6] Компанейский Н. И. Церковно-певческое дело. Клиросные пираты // Русская музыкальная газета. – 1907. № 24-25. Стб. 588.
[7] Хроника. С.-Петербург: разные известия // Русская музыкальная газета. – 1904. № 40. Стб. 883.
[8] Аркадьев Церковно-певческое дело: хроника // Русская музыкальная газета. – 1904. № 51-52. Стб. 1296.
[9] Финдейзен Н. Ф. Очерки по истории музыки в России с древнейших времен до конца XVIII века. – Вып. IV. – Москва, Ленинград: Музсектор, 1928. – С. 72.
[10] Металлов Василий, свящ. Синодальные, бывшие патриаршие, певчие // Русская музыкальная газета. – 1898. № 10. С. 847-849.
[11] Металлов Василий, свящ. Синодальные, бывшие патриаршие, певчие // Русская музыкальная газета. – 1901. № 19-20. Стб. 514.
[12] Из истории Московскаго Синодальнаго Училища церковнаго пения // Хоровое и регентское дело. – 1911. № 12. С. 251.
[13] Там же. – С. 252.
[14] Металлов Василий, свящ. Синодальные, бывшие патриаршие, певчие // Русская музыкальная газета. – 1901. № 23-24. Стб. 607.
[15] Из истории Московскаго Синодальнаго Училища церковнаго пения // Хоровое и регентское дело. – 1911. № 12. С. 252.
[16] Смешанным называли, до введения женских голосов, церковный хор, состоящий из голосов мальчиков и мужчин.
[17] К сведению // Хоровое и регентское дело. – 1912. № 2. С. 40.
[18] Известия и заметки // Хоровое и регентское дело. – 1913. № 2. С. 38.
[19] Владимирский Ф. В. Войсковые хоры // Хоровое и регентское дело. – 1910. № 11. С. 271.
[20] Там же. – С. 272.
[21] Петербургские церковные хоры (продолжение) // Хоровое и регентское дело. – 1910. № 2. С. 41.
[22] Гарднер И. А. Богослужебное пение Русской Православной Церкви, в 2-х томах. – Сергиев Посад, 1998. – Т. 2. С. 605.
[23] Там же.
[24] Петербургские церковные хоры // Хоровое и регентское дело. – 1910. № 1. С. 13.
[25] Там же. – 1910. № 2. С. 42.
[26] Там же. – С. 43.
[27] Там же. – С. 41.
[28] Локшин Д. Л. Замечательные русские хоры и их дирижеры. – Изд. 2-е, доп. – М: Музгиз, 1963. – С. 86-87.
[29] Из жизни (Церковно-певческое дело в Харькове) // Хоровое и регентское дело. – 1910. № 2. С. 39.
[30] Там же. – С. 40.
[31] Петербургские церковные хоры // Хоровое и регентское дело. – 1910. № 1. С. 10.
[32] Гарднер И. А. Богослужебное пение Русской Православной Церкви, в 2-х томах. – Сергиев Посад, 1998. – Т. 2. С. 590.
[33] S. th. О малолетних певцах: письмо в редакцию // Русская музыкальная газета. – 1902. № 17. Стб. 493.
[34] Гречанинов А. Т. Где и как пробивать брешь // Хоровое и регентское дело. – 1909. № 1. С. 6-7.
[35] N. Заметки: XVII. Пение в православной церкви // Русская музыкальная газета. – 1904. № 4. Стб. 103.
[36] Там же. – Стб. 104.
[37] Там же.
[38] Там же. – № 15. Стб. 399-400.
[39] Гарднер И. А. Богослужебное пение Русской Православной Церкви, в 2-х томах. – Сергиев Посад, 1998. – Т. 2. С. 590.
[40] Из переписки П. И. Чайковского и М. А. Балакирева // Хоровое и регентское дело. – 1913. № 2. С. 27.
[41] Там же. – С. 27-28.
[42] Там же. – С. 28.
[43] Дерущиеся регенты // Русская музыкальная газета. – 1907. № 46. Стб. 1049-1050.
[44] S. th. О малолетних певцах: письмо в редакцию // Русская музыкальная газета. – 1902. № 17. Стб. 493.
[45] N. Пение в православной церкви // Русская музыкальная газета. – 1904. № 10. Стб. 266-267.
[46] Периодическая печать о музыке // Русская музыкальная газета. – 1904. № 46. Стб. 1088.
[47] Там же.
[48] А. П. Чехов на клиросе (к десятилетию со дня его смерти) // Хоровое и регентское дело. – 1914. № 9. С. 161.
[49] Серебряков Г. С. Церковно-певческое дело. По поводу статьи «Кого кормят церковные певцы» (письмо в редакцию) // Русская музыкальная газета. – 1907. № 22-23. Стб. 554-555.
[50] Компанейский Н. И. Церковно-певческое дело: Клиросные пираты // Русская музыкальная газета. – 1907. № 24-25. Стб. 585.
[51] Там же. – Стб. 586.
[52] Там же. – Стб. 586-587.
[53] Там же. – Стб. 587.
[54] Гарднер И. А. Богослужебное пение Русской Православной Церкви, в 2-х томах. – Сергиев Посад, 1998. – Т. 2. С. 591-592.
Источник: Богослов.Ru