В статье религиоведа, главного редактора сайта «Православная традиция» Владимира Ивановича Немыченкова исследуется место притчи в Евангелии, ее структура, основная терминология. Анализируются малоизвестные христологические толкования притчи у Тертуллиана, Амвросия Медиоланского, Иеронима Стридонского, Климента Александрийского, Кирилла Александрийского, Иоанна Златоуста, Феофилакта Болгарского и др. святых отцов. Критикуется отрицание искупительного смысла притчи у протестантских авторов (К. Барт, К. Бломберг и др.). Подробно рассматриваются интерпретирующие притчу тексты Триоди постной. Приводятся догматические замечания по вариантам иконографии притчи о блудном сыне. Дается авторская интерпретация притчи как метафоры истории спасения падшего человечества. Основная мысль автора заключается в том, что главным действующим лицом «притчи о двух сыновьях» (или «о блудном сыне») является неназванный «третий» сын – Сын Божий, скрытый под образом тельца. А подлинная драма состоит не в отношениях отца с младшим и старшим сыном, а в «заклании» Богом Отцом единородного Своего Сына, ради «пира веры» – Евхаристии, в которой происходит усыновление по благодати падшего человечества, т. е. «приемных» (а не природных) чад Божиих.

Предисловие

В свое время святитель Амвросий Медиоланский за богатство смыслов назвал притчу о блудном сыне «Evangelium Evangeliorum» («Евангелие Евангелий»), или «сердцевина Евангелия».

Эта притча, имеющаяся только у евангелиста Луки, получила несколько наименований: о милосердном отце, о двух братьях, о блудном сыне, о потерянном сыне, о двух сыновьях и др. Однако в притче неявно присутствует еще один Сын, о котором говорят и толкователи Евангелия, и тексты Триоди постной.

У древних отцов Церкви и современных православных авторов эта притча имеет множество глубоких и разноплановых толкований и комментариев: буквально-исторических, аллегорических, нравственных, догматических и др. Среди основных тем притчи:

– грехопадение прародителей, история рода человеческого[1];

– природа греха, покаяние (осознание грешником своего падения, сожаление о содеянном и смиренное обращение к Небесному Отцу);

– отношения «мытарей» и «фарисеев», праведников и грешников (зависть, самомнение, законничество, братское прощение);

– отношения отцов и детей;

– отношения избранного народа (Израиля) и язычников;

– Церковь и ее литургическая жизнь (таинства крещения, миропомазания, покаяния и Евхаристия);

– наконец, Сам Спаситель, прикровенно присутствующий в притче в образе евхаристического «тельца упитáнного», заколаемого и едомого.

В той или иной степени перечисленные темы находят отражение в проповедях и статьях разных авторов. В данной работе основное внимание будет сосредоточено на образе Спасителя, который по большей части остается как бы в тени других, более очевидных и ярких тем данной притчи.

Отрицание в данной притче искупительного смысла и указаний на Крестную жертву Христа характерно в основном для протестантского богословия.

Между тем и структура самой притчи, и ее место в евангельской истории и в богослужении Православной Церкви, и святоотеческая традиция ее толкования достаточно ясно говорят о крестной жертве Спасителя, прикровенно присутствующей в притче.

1. Место притчи в Евангелии, ее структура и термины

Согласно притче (Лк.15:11–32), у некоего человека было два сына. Младший сын попросил отца разделить им имение и, получив свою часть, ушел в другую страну, где промотал наследство, начал нуждаться, раскаялся и вернулся домой. Отец, радуясь его возвращению, приказал слугам заколоть откормленного теленка и устроить пир. Старший сын, вернувшись домой с поля и узнав от слуги о причинах веселья, не захотел принять в нем участия. В ответ на просьбу родителя присоединиться к общей радости он упрекает отца за то, что тот встретил младшего сына с не подобающей тому честью, которой никогда не оказывал ему. Отец мягко увещевает его радоваться возвращению брата домой.

1.1. Место притчи в Евангелии

Непосредственно перед рассказом о блудном сыне Господь произносит еще две притчи – о потерянной овце (Лк. 15:4–7. Ср. Мф. 18:12–14) и потерянной драхме (Лк. 15:8–10), в которых на бытовых примерах повествует о радости человека, обретшего то, что он считал утраченным, и сравнивает эту радость с ликованием на небе о кающемся грешнике.

Стоит заметить, что ранее этих трех притч Христос дает наставление «множеству народа», слушающему Его, о необходимости «отрешиться от всего, что имеет» (своих родных и самой жизни), о принятии своего креста и следовании за Ним (Лк. 14:25–35), т. е. о готовности к самопожертвованию ради Бога и истины.

Все это Господь говорит во время последнего путешествия в Иерусалим, когда совершает «путь на Страсти». В хронологии евангельских событий притча занимает место между вторым (Лк. 9:43–45) и третьим предсказанием (Лк. 18:31–34) Христа о Своем будущем страдании и смерти. На будущую искупительную жертву Спасителя указывает и сама притча, в которой можно заметить прикровенный жертвенный контекст.

1.2. Структура притчи

Вся притча делится на две части: а) события, связанные с разделом имения, уходом младшего сына и пребыванием его в дальней стороне (Лк. 15: 11–19); б) события после его возвращения домой (Лк. 15:20–32).

В первой части смысловым центром повествования является младший сын. Во второй части читатель видит драму отношений отца со своими сыновьями: покаяние вернувшегося домой блудного сына, радость и милосердие к нему отца, недовольство старшего сына и попытка отца ввести в «дом веселья» сего осердившегося «праведника».

Однако во второй части трижды говорится еще об одном персонаже притчи, а именно об откормленном теленке («телце упитáнном»). На радостях заклать тельца повелевает своим рабам отец (Лк. 15:23). Потом слуга (вполне нейтрально) говорит о том же старшему сыну в ответ на его вопрос о причинах веселья в доме (Лк. 15:27). Наконец, в третий раз, старший сын ставит заклание тельца в укор своему отцу (Лк. 15:30)[2].

Известно, что в Евангелиях Господь часто прибегал к приему повторения важных смысловых частей Своих проповедей с тем, чтобы сказанное Им было хорошо усвоено – понято и запомнено – слушателями. Троекратное повторение Спасителем слов о заклании «тельца питомого» на протяжении 13 евангельских стихов (т. е. через каждые три-четыре стиха) по значимости ставит этот «закадровый» персонаж притчи по крайней мере в один ряд с тремя ее главными действующими лицами.

Кто же он? Что можно сказать о нем из анализа текста Священного Писания?

1.3. «Телец упитáнный», ὁ μόσχος ὁ σιτευτός

Итак, на протяжении своего рассказа Христос трижды (Лк:15:23, 27, 30) употребляет одно и то же выражение: «откормленный теленок», «телец упитáнный», или «питóмый» (ц.-сл.), ὁ μόσχος ὁ σιτευτός (др.-греч.).

Греческое слово ὁ μόσχος буквально означает «молодая ветвь, отпрыск». Обычно употребляется в разговоре о молодых животных: теленок, телец; молодая корова; молодой бык[3]. В Новом Завете этот термин встречается еще три раза: в Откровении св. Иоанна Богослова (Откр. 4:7), в Послании к Евреям (Евр. 9:12, 19), а также в Деяниях апостолов в форме глагола μοσχοποιέω – «делать тельца» (Деян. 7:41). Причем во всех случаях, кроме первого, μόσχος обозначает жертвенное животное.

В Септуагинте термином μόσχος обычно переводятся еврейские обозначения молодых животных из крупного рогатого скота (бакáр), употреблявшихся в пищу и в качестве жертвоприношений. В Пятикнижии Моисеевом термин μόσχος употребляется 128 раз (в других книгах Ветхого Завета – еще 98). В книге Числа телец (μόσχος) упоминается в перечислении пасхальных жертвоприношений (Числ. 28:16, 19). Неоднократно говорится о жертвенных тельцах и в Псалтири, например, в 50-м псалме: «тогдá возложáтъ на олтáрь твóй телцы́ (μόσχους)» (Пс. 50:21) (заметим, что и сам псалом написан как бы от лица блудного сына).

Второе слово из указанного словосочетания, σιτευτός («упитáнный, откормленный») более редкое. В Новом Завете оно встречается только в данной притче, а родственное ему слово σιτιστός – один раз в схожем контексте в Евангелии от Матфея в притче о званных на брачный пир: «тельцы (ταῦροί) мои и что откормлено (τὰ σιτιστὰ), заколото (τεθυμένα)» (Мф. 22:4). Оба термина восходят к слову ὁ σῖτος, означающему хлеб (на поле, в зерне); жито, а также хлеб (приготовленный как пища), продовольствие, корм[4].

В Септуагинте термин σιτευτός также малоупотребителен. Он встречается как в бытовом смысле (3 Цар. 4:23), так и в жертвенном контексте, причем в том же словосочетании ὁ μόσχος ὁ σιτευτός (Суд. 6:25, 28; Иер. 46:21).

1.4. Заклание (θύω)

В тексте притчи также трижды говорится о заклании тельца, для чего употребляется один и тот же термин «заколоть», которым переведен греческий глагол θύω – «жертвовать, сжигать или приносить жертву, закалать» (причем первоначально θύω значило: дымить, сжигать жертву)[5].

В Новом Завете кроме данной притчи этот глагол употребляется еще несколько раз. В нежертвенном смысле заклания животных в пищу (Мф. 22:4; Деян. 10:13; 11:7) и убийства: тать «убиетъ (θύσῃ)» (Ин. 10:10).

В качестве жертвенного термина в Новом Завете θύω встречается чаще, причем в таких случаях на церковно-славянский язык он переводится строго по смыслу как «жрети» в отличие от русского синодального перевода, в котором используются описательные выражения «совершить жертвоприношение» (Деян. 14:13), «приносить жертву» (Деян. 14:18; 1 Кор. 10:20).

Употребление этого глагола в жертвенном смысле имеет место как для языческих жертв так и в отношении жертв истинному Богу, в том числе в пасхальном контексте. В последнем случае синодальный перевод предпочитает глагол «заколоть» (см.: Лк. 22:7; Мк. 14:2). Апостол Павел употребляет этот термин (θύω) в отношении к Самому Христу: «ибо Пасха наша, Христос, заклан за нас (и́бо пáсха нáша за ны́ пожрéнъ бы́сть Христóсъ; καὶ γὰρ τὸ πάσχα ἡμῶν ἐτύθη Χριστός)» (1 Кор. 5:7).

В Септуагинте греческий глагол θύω соответствует еврейскому глаголу завáх и употребляется как в повседневном, так и в культовом смысле, в том числе в отношении пасхального агнца (Втор. 16:2, 5, 6).

1.5. Выводы

В притче о блудном сыне трижды используется выражение «заколоть откормленного теленка» (Лк. 15: 23, 27, 30). Все три слова из этого словосочетания, в большей или меньшей степени, имеют коннотации с жертвоприношением как в новозаветном, так и в ветхозаветном контексте.

Причем в сознании грекоязычного читателя Священного Писания словосочетание «откормленный теленок» («телец упитáнный»; ὁ μόσχος ὁ σιτευτός) связано как с животным, при заклании которого проливается кровь, так и с хлебом (ὁ σῖτος), которым он выкормлен, причем с очевидной жертвенной коннотацией термина «телец» (μόσχος) как в Ветхом, так и в Новом завете. Это следует принять во внимание, чтобы понять появление соответствующих ассоциаций уже у ранних толкователей этой притчи.

В греческом тексте заклание «тельца упитáнного» более явно, чем в русском или славянском, ассоциируется с жертвоприношением в силу специфически культового происхождения и употребления глагола θύω.

2. «Телец упитáнный» в экзегетической и гомилетической традиции

Аллегорию крестной жертвы Сына Божия в заклании тельца упитанного и Евхаристии в радостном пире по случаю возвращения блудного сына видели уже отцы ранней Церкви как на Западе, так и на Востоке. Им следовали и более поздние толкователи вплоть до нашего времени. Среди них Тертуллиан (ок. 165–220), Амвросий Медиоланский (ок. 339–397), блаж. Иероним Стридонский (342–420), Климент Александрийский (ок. 150 – ок. 215), Кирилл Александрийский, Иоанн Златоуст (ок. 347–407), блаж. Феофилакт Болгарский, свт. Григорий Палама (XIV в.), свт. Филарет (Дроздов), свт. Игнатий (Брянчанинов), свт. Николай Сербский (Велимирович) и др.

2.1. Западная традиция

Один из самых ранних комментариев на притчу у латинских авторов принадлежит Тертуллиану (ок. 165–220). В своем труде «О скромности» Тертуллиан дает аллегорическое толкование. Отец – это Бог, дом – Церковь, члены которой «заняты божественной работой, имея изобилие небесного хлеба». Младший сын олицетворяет язычников или христиан, а старший – иудеев (но с большими оговорками, поскольку «иудей в наши дни, не меньше чем младший сын, растратив имение Божие, является нищим в чужой стране, до сих пор служа своим князьям, то есть князьям мира сего»). Когда блудный сын («отступник») вернется в дом отца, ему вернут прежнюю «одежду» – «одеяние Святого Духа», «кольцо» – «знамение и печать крещения» и «Христос снова будет “заклан” (et rursus illi mactabitur Christus)» (ср.: Лк. 15:23). В доме сын «питается “тучностью” тела Господа – Евхаристией (opimitate Dominici corpus vescitur, Eucharistia)». Зависть старшего сына объясняется не тем, что «иудеи были невинны и послушны Богу, а тем, что они завидовали спасению народа, будучи явно теми, кто должен был быть «всегда с отцом». Поэтому иудеи были недовольны еще первым призванием христиан, а не их покаянием и повторным восстановлением[6].

Амвросий Медиоланский (ок. 339–397) обращается к притче дважды. Так, во второй книге «О покаянии» он пишет: блудный сын – это кающийся грешник, по его возвращении к Отцу «заклан был для него телец, чье заклание изображает страсти Господни, через которые дается нам небесное таинство». Отец «приказывает заклать тельца; ибо Пасха наша, Христос, заклан за вас (1 Кор. 5:7). Ибо когда приемлем кровь Господню, тогда возвещаем смерть Его. И поскольку Он однажды за всех пострадал, то прощаются нам грехи, когда приемлем таинство тела Его»[7].

Более подробно святитель толкует притчу в «Изъяснении Евангелия от Луки» (Liber 7, nn. 213–243)[8].

В целом придерживаясь традиционного понимания под «отцом» из притчи Бога Отца, святитель иногда отступает от этого правила. Так, он пишет, что объятия отца означают, что Христос освобождает кающегося от ига рабства и заменяет его Своим «легким игом» (Мф. 11:30) (n. 230, p. 264). Заколение откормленного теленка (“occiditur et vitulus saginatus”) означает, что «нам великодушно дано принять участие в Общении священных таинств, питая себя плотью Господа (carnem Domini) и становясь сильными в духовной добродетели». Этой «плотью теленка заплачено за [наш] грех (carnem vituli, quae pro peccatis liehat)»[9] (n. 232, p. 265).

Притча показывает, что «пир, подготовленный небесным Отцом, есть наше спасение; и радость Отца есть наше искупление от греха». Если принять во внимание, что жертва за грех – это Единородный Сын (“hostia pro peccatis Filius est”), то можно увидеть, что Отец обретает радость в возвращении потерянной овцы (Лк. 15:3–7). Поэтому Отец и Сын имеют одну и ту же радость, одно и то же действие в основании Церкви (“una est Patris et Filii delectation, una operatio in Ecclesiae fundamento”)[10] (n. 233, p. 265, col. 1762).

По мысли свт. Амвросия, младший сын в притче – это язычники, ставшие христианами, а старший символизирует иудеев. Святитель довольно подробно разбирает поведение старшего сына, давая ему оценку в весьма резких выражениях. Так, он пишет: «Завистливый человек требует козленка; невинный – просит только, чтобы Агнец был заклан за него» (n. 237, p. 266, col. 1762). Иудеи «просят для себя козленка, зловонную жертву (haedum, mali odoris sacrificium). Иудей требует козленка; христианин – Агнца. Поэтому иудеям выдан Варавва (см.: Лк. 23:18), а за нас заклан Агнец (nobis Agnus immolator). Отсюда у них – зловоние преступления (fetor est criminum), у нас – отпущение греха (remissio peccatorum), сладостное по [даруемой] надежде, приятное по плодам. Требовать козленка значит ожидать Антихриста; ибо Христос есть жертва благоуханная (boni odoris est victima)» (n. 239, p. 267, col. 1763).

По выражению святителя, «крови пророков было недостаточно, чтобы искупить иудеев». Поэтому жалоба старшего сына о козленке показывает, что «иудеи утратили обряды своих древних жертвоприношений. Они не получили пользы от чьей-либо крови, но Церковь получила пользу от Крови Христа» (n. 240, p. 267, col. 1763).

Иудеи не могут понять и принять волю Божию о призвании язычников (n. 241, p. 267, col. 1763–1764). Однако Небесный Отец хочет спасти и иудея, а потому говорит: «Ты всегда со мной» (Лк. 15:31), «или как иудей [верный] Закону (quasi Judaeus in Lege), или как праведный [человек] в общении (quasi justus in communione). Но особенно ты со Мной, если ты перестанешь быть завистливым» (n. 242, p. 267, col. 1764). «Все мое твое» (Лк. 15:31), – говорит отец. «Либо иудей обладает таинствами Ветхого Завета, либо [как] крещеный – еще и [таинствами] Нового [Завета]» (n. 243, p. 268, col. 1764).

Таким образом, выбор остается за «старшим сыном». Очевидно, по мысли святителя, в этом и состоит смысл открытого конца притчи.

Младший современник свт. Амвросия, блаженный Иероним Стридонский (342–420), создатель Вульгаты, знаток Священного Писания, в послании, обращенном к римскому папе Дамасу, дал подробнейшее толкование притчи[11].

Иероним пишет, что человек, имевший двух сыновей (Лк. 15:11), – это Бог. «Что же касается до слов два сына, то почти все Писания полны ручательств за призвание двух народов», – пишет он, т. е. Израиля и язычников[12].

Более точно под младшим сыном «должно разуметь мытарей и грешников, призываемых Господом к покаянию; в таинственном же смысле здесь пророчествуется о будущем призвании язычников», – пишет Иероним (с. 91).

Под «наемниками» в доме отца Иероним понимает тех из «иудеев, которые сохраняют заповеди закона только ради настоящих благ». Они «справедливы и милосерды» не ради самой добродетели, но ради того, чтобы «получить в награду от Бога земное счастье и долгую жизнь», т. е. не по любви к отцу, а из страха, чтобы «чрез нарушение повеленного не лишиться желаемого» (с. 87).

Проступок младшего сына в том, что он «оставил мать, небесный Иерусалим» и «согрешил пред отцом» тем, что «оставил Зиждителя» и покланялся идолам, служа своим страстям, нечистым духам и диаволу в далекой стране. Сын намеревается просить отца принять его в число наемников, т. е. сделать «как бы одним из иудеев, которые чтут» Бога «только ради обещания настоящих благ» (с. 88).

Однако Бог, «Который наперед знает все будущее, идет навстречу ему, и чрез Слово свое, принявшее плоть от Девы, предваряет возвращение своего младшего сына». Бог «пришел на землю прежде, чем тот вошел в дом признания. Пал на выю его, то есть принял тело человеческое» (с. 88). Своими объятиями Господь возложил «на младшего сына легкое ярмо Свое, то есть легкие повеления Своих заповедей». Бог говорит с грешником не через пророков, но Сам принимает человеческое тело и лобзает его во плоти (Лк. 15:20) (с. 89).

Признавая себя недостойным именоваться сыном, «по голосу природы, по той сущности, которую даровал ему некогда отец, он с трепетом произносит истинное имя» и «называет Бога отцом». Это научает, что не только святые могут так обращаться к Богу, полагает Иероним (с. 89).

За покаяние сын получает «одежду Духа Святого», перстень – «знамение уподобления Христу» и сапоги, без которых нельзя «праздновать пасху», а в них должно ходить уже не «по плоти, но по духу» и «благовествовать мир» (с. 90).

Пир, который устраивает отец ради вернувшегося сына (Лк. 15:23–24), – это образ Евхаристии: «Упитанный телец, закалаемый ради спасения кающегося, есть сам Спаситель, Коего плотью мы каждодневно питаемся, кровью – напаяемся. <…> Этот пир совершается каждодневно; каждодневно отец принимает сына; всегда Христос закалается верующим» (с. 90–91).

Фигура старшего сына противоречива. Он не может обозначать святого, поскольку тот «не завидует обращению брата». Работа старшего сына в поле указывает на то, что он «в земных заботах, далеко» удален «от благодати Святого Духа и отчего совета», что роднит его с тем, кто отказался от участия в «большом ужине» ради купли земли в предыдущей притче Спасителя (Лк. 14:18) и иными подобными (с. 91–92).

В жалобе старшего сына о козленке Иероним видит сетования Израиля о своих страданиях (с. 95). Однако и сам сын виноват перед отцом в том, что внутренне дистанцируется, желая «пировать без него». Отец предлагает лучшее – заколотого теленка, но сын просит для себя иного (Лк. 15:29) (с. 95).

«Зачем просишь козленка ты, для которого готов агнец? – вопрошает Иероним. – И чтобы ты не притворялся, будто не знаешь, что агнец готов, Иоанн указал тебе его в пустыне: се, Агнец Божий, вземляй грехи мира (Ин. 1:29). И отец, как милостивый и принимающий раскаяние, просит тебя есть тельца, не закалая козла, который стоит ошуюю. Но в конце века ты сам заколешь для себя козла, антихриста, и с друзьями своими, нечистыми духами, напитаешься его плотью… <…> Сознает и теперь Израиль, что был заклан телец питомый: знают, что пришел Христос, но мучаются завистью, и не хотят спасения без погибели брата» (с. 95–96).

В заключение Иероним пишет, что «притча может быть понимаема в приложении к святому и грешнику вообще». И пространно доказывает, что и праведник может быть завистником, ибо пред Богом нет праведного ни одного (с. 97).

Как видим, у ранних западных авторов в толковании притчи заметна сильная антииудейская полемика, вследствие чего «телец упитанный» как чистая жертва Агнца противопоставляется нечистой жертве «козленка», которая ассоциируется с Антихристом.

2.2. Восточная традиция

Во фрагментах творений основоположника Александрийской богословской школы Климента Александрийского (ок. 150 – ок. 215) сохранилось окончание толкования притчи о блудном сыне. Климент пишет, что для торжества в честь возвращения сына «закалается откормленный теленок (ό μόσχος ό σιτευτoς θύεται); о котором также говорится, как об агнце (не буквально); однако никто не может считать его малым; но он великий и величайший (ό μέγας καi μέγιστος)». Величие агнца в том, что это «“Агнец Божий (τού θεού άμνος), Который берет на Себя грех мира” (Ин. 1:29), Который “как овца, веден был на заклание”». Это «жертва (τo θύμα) полная жизненной силы. <...> Ибо Он был всецело предан и посвящен Господу» и выращен до таких избыточных размеров, чтобы «наполнить ядущих Его (πληρώσαι τούς έσθίοντας αύτoν) и питающихся Им. Ибо Он и плоть, и хлеб (ό καi σάρξ καi άρτος ών), и отдал Себя нам в обоих [видах], чтобы быть съеденным. Потом приходящим к Нему сыновьям Отец отдает теленка (τὸν μόσχον), который и закалается и съедается (καi θύεται, κai τρώγεται). Но тех, кто не приходит к Нему Он преследует и лишает наследства, и оказывается самым могучим быком (ταύρος)»[13].

В одной из истолковательных проповедей на Евангелие от Луки, дошедших до нас на древнесирийском языке, Кирилл Александрийский (ок. 375–444), толкуя притчу о блудном сыне, называет Спасителя «откормленным теленком», которого отец из притчи заклал, когда его блудный сын вернулся с покаянием. И далее добавляет: «Ибо называем ли мы Его тельцом или козленком, Христос должен пониматься как жертва, принесенная за грех <…> не только для язычников, но и для того, чтобы искупить Израиль»[14].

Особенно ярко говорит о жертвенном тельце и евхаристическом смысле пира в притче Иоанн Златоуст (ок. 347–407). В 96-й беседе[15] святитель говорит, что два сына – это праведники и грешники. Златоуст описывает встречу кающегося сына как возобновление его участия в Литургии, за что отца и упрекает старший сын.

Отец наделяет вернувшегося сына лучшей одеждой, перстнем, обувью и велит заколоть откормленного теленка (Лк. 15:23). «Какого тельца Он называет упитанным? – вопрошает святитель. – Какого?.. с готовностью склоняющего Свою шею желающим заклать Его. Итак, заколите Того, Кто добровольно закалается; заколите Того, Кто животворит закалающих; заколите закалаемого и не умирающего, заколите Того, Кто разнимается на части, и разнимающих Его освящает; заколите вкушаемого знающими Его и никогда не истребляемого; заколите Того, Кто вкушающих Его делает блаженными. И вкусив Его, все будем радоваться…»

Далее святитель вкладывает в уста ангелов слова, возглашаемые ими при совершении Таинства Евхаристии: «свят Отец, давший в жертву Тельца упитанного, не познавшего греха <…> свят Сын, Агнец, всегда приносимый в жертву волею и всегда живой; свят Утешитель, Дух Святой, совершающий жертву»[16].

В утешение старшему сыну, т. е. праведникам, отец говорит: «Церковь – твоя, жертвенник – твой, телец упитанный – твой, жертва – твоя... Я ничего не отнял у тебя, чтобы отдать ему… И тебя почитаю за добродетель, и его милую за прекрасное возвращение; и тебя люблю за твою жизнь, и его за исправление...»[17].

В другой своей проповеди свт. Иоанн Златоуст говорит об откормленном теленке из притчи: «Кто это, как не Христос, Который дается достойным после крещения… Кто между иудеями и эллинами верует, что телец заклан и мир утвержден? – вопрошает святитель и восклицает. – О, телец девственной телицы, святое дитя невозделанной утробы! О, телец закланный и живой, всегда нами ядомый и неиждиваемый!»[18].

Блаж. Феофилакт Болгарский (сер. XI – нач. XII вв.), следуя за свт. Иоанном Златоустом, пишет: «Кто есть упитанный “телец”, закалаемый и ядомый, это не трудно понять. Он есть <…> истинный Сын Божий. Поскольку Он Человек и принял на Себя плоть <…> поэтому назван Тельцом. Телец Сей <…> есть Телец “откормленный”, поелику определен на сие Таинство “прежде создания мира” (1 Пет. 1:20). <…> Хлеб, который мы ломим, по виду своему состоит из пшеницы, посему [Он] может быть назван откормленным пшеницею, а по духовной стороне есть Плоть, посему может быть назван Тельцом, и таким образом Один и Тот же есть Телец и упитанный. Итак, всякий кающийся и делающийся сыном Божиим <…> причащается Сего упитанного Тельца и бывает причиной веселья для Отца и рабов Его, ангелов и священников…»[19].

Традиция понимания под тельцом из притчи Сына Божия, а под праздничной трапезой Евхаристию получила продолжение в исихастской среде. Святитель Григорий Палама (1296–1359) говорил: «Этот Телец – Сам Господь, Который выходит из сокровенности Божества... И как Человек, явившись на земле, как Телец закалается за нас грешных, и как насыщенный Хлеб предлагается нам в пищу. К тому же Бог устраивает общую радость и пиршество со святыми Своими…»[20].

Свт. Геннадий II Схоларий (ок. 1400–1472), патриарх Константинопольский, ученик св. Марка Эфесского, предельно смягчает привычную критику старшего брата из притчи, но также понимает под пиром Евхаристию. Святитель пишет, что отец двух братьев – образ Отца Небесного – по величайшему состраданию и человеколюбию к кающемуся грешнику «удостаивает его таинственной и духовной Пищи и вместе с Собой делает его участником Ее». А старший брат, оставшийся верный Божиим заповедям, уклонился от «участия на пиршестве не по зависти <…> но потому, что был поражен тем благоволением, с которым Отец отнесся к сбежавшему и распутному сыну, и больше всего поразило его то, что тот стал причастником Жертвы: потому что это был предельный Дар в отношении покаявшегося…»[21].

О Сыне Божием в образе «тельца упитанного» и Евхаристии под видом праздничной трапезы писали святители и архиереи Русской и Сербской Церкви: архиепископ Никифор (Феотокис) (1731–1800)[22], свт. Филарет (Дроздов) (1782–1867)[23], свт. Игнатий (Брянчанинов) (1807–1867)[24], свт. Николай (Велимирович) (1981–1956)[25] и др.

Хоть и кратко, но говорят об этом и современные православные проповедники как русские[26], так и зарубежные[27]. Впрочем, есть исключения.

Так, Михаил Макракис, сравнивая притчи о блудном сыне и о званных на брачный пир, пишет несколько пространнее: в обеих притчах «пир представляет собой аллегорию Божественной литургии… Откормленный теленок, поданный на этом пире <…> олицетворяют собой Сына Божия». И добавляет: «“Теленок, – пишут святые отцы, – это Сын Божий, пир – Божественная литургия, собрание и жизнь Церкви”. И, как говорит Кирилл Александрийский, “откормленный теленок – это Христос, непорочное жертвенное животное, взявшее на себя грех мира, приносимое в жертву и съедаемое”». Из этого М. Макракис заключает, что согласно учению святых отцов, «заклание откормленного тельца в притче <…> олицетворяет таинство Святой Евхаристии – центра Божественной литургии». А «участие в пире, где “отец заколол откормленного теленка”, в “великом пире”, “великой жертве” – принятие Святых Таин – <…> символизирует духовное воскресение человека от смерти греха»[28].

2.3. Отрицание искупительного смысла в притче

Существует и противоположная традиция, выразителями которой в основном являются протестанты.

Например, Карл Барт (1886–1968) в своем знаменитом труде «Церковная догматика»[29] писал: «В притче нет ни единого слова об Иисусе Христе и совершенном в Нем искуплении», но в ней неявно присутствует христологическое содержание, отрицаемое многими исследователями XX в., включая Гарнака. К. Барта не удовлетворяет толкование Гельмута Голльвицера (Helmut Gollwitzer), согласно которому Иисус в притче – это отец, выбегающий навстречу сыну. Он предпочитает «заменить или, скорее, дополнить его другим» (р. 22).

К. Барт отвергает и простое отождествление Иисуса с «откормленным теленком», которое в свое время «предположил Амвросий» (т. е. свт. Амвросий Медиоланский). По мнению К. Барта, главной фигурой притчи является младший сын. Именно в его судьбе – уходе от отца и возвращении к нему – он видит сходство с искупительным путем Христа. Путь блудного сына – это путь «потерянного Израиля» и «потерянного языческого мира». Сын Божий «принимает идентичность и солидарность с этим потерянным сыном, безоговорочно заняв его место, взяв на Себя его грех и позор, его беззаконие». При этом уход блудного сына «на страну далечу» есть лишь жалкая карикатура на приход Сына Божия в падший мир из Своего Небесного отечества и пережитое им в мире унижение (р. 23). Уход и покаянное возвращение блудного сына всего лишь подобие и слабое отражение восхождения Иисуса в нашей тварной природе к силе и славе Своего Небесного Отца. Иисус предшествует всем людям и ведет их за Собой как Царь.

Старший сын, «книжник и фарисей», не понял ни действий младшего сына, ни любви их общего отца, и потому он не принимает своего брата, а значит, отвергает Христа. Этот «старший сын», в конце концов, «приведет Его на крест». Этот сын есть персонификация вражды против Богочеловека (р. 24).

Подтверждение допустимости такой христологической интерпретации притчи К. Барт видит в словах отца слугам: «сын мой был мертв и ожил» (Лк. 15:24) и старшему сыну: «брат твой сей был мертв и ожил» (Лк. 15:32), считая их слишком сильными, чтобы быть применимыми к потерянному сыну. Два этих стиха, полагает К. Барт, приглашают не к аллегорическому, но типологическому христологическому изложению притчи (р. 25)[30].

В другом месте «Церковной догматики» К. Барт поясняет, что Иисус имел грешную человеческую природу, подобно всем людям, включая и блудного сына из притчи. «Он был таким же человеком, как и мы, Его состояние не отличалось от нашего. Ибо Он принял на себя нашу плоть – такую природу, в которой и Он претерпевал искушение возобновить грех бытия и мышления, неготового к покаянию. Таким образом, Его безгрешность не была Его состоянием, но Она была делом Его бытия, в котором Он отразил искушение, пребывая во плоти. <…> Он не отказался быть великим грешником, который несет покаяние: Он сам стал одной потерянной овцой из ста, одной потерянной драхмой из десяти, блудным сыном (Лк 15:3–32), Судимым»[31].

Как видим, искупление по К. Барту заключается в принятии Сыном Божиим греховной человеческой природы и ее преодоление в подвиге земного бытия. Места крестной жертве он не находит и потому так просто, мимоходом отвергает аллегорию свт. Амвросия о «тельце упитанном».

Американский исследователь Нового Завета Крейг Бломберг писал: «Докритическая экзегеза (отцов Церкви. – В.Н.) не только постоянно истолковывала притчи как аллегории, но и безусловно принимала основных персонажей различных историй за символы самого Иисуса». К. Бломберг считает такие интерпретации (отождествление Христа с милосердным самарянином, пастухом, ищущим пропавшую отцу, и т. п.) неубедительными и потому неверными с научной точки зрения (т. е. «критической экзегезы»). О некоторых толкованиях он говорит, что в них «набожность берет верх над трезвой экзегезой»[32]. В частности: «Знаменитая теория Карла Барта, приравнявшего Иисуса к блудному сыну, компенсирует часто отмечавшийся недостаток образов искупления в притчах», – пишет К. Бломберг[33].

К. Бломберг считает, что не следует «подвергать аллегоризации любую второстепенную деталь», к которым он, наряду с прочими (слуги, одеяние, кольцо, обувь), относит и «упитанного тельца». Эти детали соответствуют «известным обычаям и повседневному опыту аудитории Иисуса и лишь усиливают основные темы, связанные с главными персонажами». Такие подробности можно сократить или заменить, «не искажая содержащееся в притче учение, как это нередко происходило в древней аллегоризации», – утверждает К. Бломберг[34].

Таким образом, американский библеист не только отрицает присутствие в притче жертвенного смысла искупления человеческих грехов Христом, но, в отличие от К. Барта, и вообще не находит указания на Сына Божия.

На умаление или отрицание жертвенного аспекта в притче протестантскими экзегетами указывается и в «Толковой Библии» под редакцией А.П. Лопухина: «И. Вейс старается найти в притче о блудном сыне мысль, что для спасения человека достаточно одной любви Божией. В притче, говорит он, нет ни малейшего намека на крест Христов и на необходимость искупления. Пусть грешник раскается – и Бог сейчас же простит, без всякой искупительной жертвы. Эта мысль усматриваема была в притче еще унитариями (социнианами), так думали и германские рационалисты XIX века. Но Тренч справедливо говорит, что нельзя требовать от притчи, чтобы она содержала в себе целое христианское учение о спасении», – пишут составители[35].

Однако свт. Николай (Велимирович), напротив, очень высоко ставит значение притчи о блудном сыне, видя в ней в сжатой форме изложение истории грехопадения прародителей и спасения человечества. «…Эта с виду простая притча обымает сущность всей истории рода человеческого, от падшего Адама до величайшего Праведника, Господа нашего Иисуса Христа, Который в отношении к человечеству, Адаму и его потомкам, есть как бы Старший Сын Отца Небесного – хотя Единый Рожденный, а не усыновленный», – пишет он[36].

2.4. Выводы

Подведем кратко итоги представленного обзора.

2.4.1. Телец упитанный

Святые отцы, толкующие притчу о блудном сыне, согласно понимают под закалаемым «тельцом питомым» Господа Иисуса Христа. Плотью этого Тельца заплачено за грех человечества (свт. Амвросий).

Некоторые толкователи (например, свт. Амвросий) прямо связывают заклание «тельца упитанного» с закланием пасхального агнца – Иисуса Христа, цитируя апостола Павла: «…Пасха наша, Христос, заклан за нас» (1 Кор. 5:7).

Дом отца в притче символизирует Церковь, которая избыточествует «небесным хлебом» (Тертуллиан). Голод блудного сына в далекой стране есть алкание «божественной пищи». Пиршество в честь возвращения младшего сына – это Евхаристия. Плоть теленка – Плоть Сына Божия, подаваемая верным в Таинстве.

«Объятия отча», т. е. милосердие отца к блудному сыну, есть вочеловечение Единородного Сына Небесного Отца. Единородный Сын предназначен к закланию ради спасения человечества.

У ранних отцов заметна сильная антииудейская полемика, вследствие чего позиция старшего сына как ветхого Израиля, не принявшего Мессию, получает резко отрицательную оценку. Вводится антитеза: телец – козленок, в которой первый есть Христос, а последний – Антихрист. Поэтому козленок – «зловонная жертва», а «требовать козленка – ожидать Антихриста» и т. п. (Амвросий Медиоланский, Иероним Стридонский).

У некоторых толкователей акцент делается на покаянии грешников и удивлении верных милосердию Бога-Отца, приобщающего кающихся Телу и Крови Своего Единородного Сына и тем примиряющего с Собой (св. Геннадий Схоларий).

Для протестантского богословия характерно отрицание жертвенного аспекта в притче, отказ от аллегорического отождествления «тельца упитанного» с Сыном Божиим.

Как ни странно, но схожую с протестантами позицию занимают и некоторые современные православные верующие. Они не хотят признавать в притче о блудном сыне указания на Крестную жертву Сына Божия и Евхаристию, хотя и не отрицают необходимость того и другого для нашего спасения. Им достаточно видеть лишь умильно-утешительную историю о всепрощающей Божией любви. Они видят «объятия Отча», раскрытые навстречу кающемуся грешнику (т. е. им самим), но отказываются замечать и помнить о цене этих объятий, на которую прикровенно указывает притча и о которой говорят современные православные проповедники, прямо указывая на Распятие Сына Божия[37].

Отчасти в этом можно винить современные издания переводов на русский язык западных трудов по библеистике, которые распространяют ошибочные воззрения. Другая причина кроется в том, что современному человеку кажутся надуманными и бездоказательными аллегорические толкования святых отцов. Ему гораздо понятнее «прагматика жизни»: что и за какую цену может получить он сам[38]. Но, думается, что главная причина состоит в том, что в наше время распространения «гламурного православия», эдакого «православия light», и человеку трудно понести груз своей личной вины за крестную смерть Сына Божия и искренней благодарности Небесному Отцу за столь высокую цену Его всепрощающих объятий.

2.4.2. Единородный Сын и приемные дети

Как видно из святоотеческих толкований, «телец» есть третий, а точнее, конечно, Первый, но сокровенный, сын отца из притчи, на которого почему-то мало обращают внимание современные проповедники и толкователи, пристально вглядывающиеся и вдумывающиеся в значение образов старшего и младшего сыновей и многозначительных символов (одежда, перстень, обувь…).

В евангельском контексте «старший сын» – это фарисеи, законники, первосвященники и старейшины народа израильского, а «младший сын» – грешники: мытари и блудницы.

В историческом плане старший, «праведный» сын – это ветхий Израиль, служащий Богу Отцу согласно Закону, а младший – это язычники, блуждающие в «стране далекой» от истинного Бога и призванные стать Новым Израилем, христианами[39].

И евреи, и язычники – сыны Божии по благодати и усыновлению. Однако истинный сын Отца, сын по естеству, только один – Сын Божий.

Не весь ветхий Израиль захотел войти в дом Отца – Церковь Христову, в которой кающиеся грешники вкушают от Плоти и Крови «тельца упитанного», входят в славу Отца и получают от Него усыновление. Но те, что вошли, углубляют прежнее сыновство по избранию усыновлением по естеству, причащаясь не божественной, но человеческой природы Господа и Спаса нашего Иисуса Христа и становясь Новым Израилем. В Церкви Новый Израиль обретает залог вечной жизни с Богом.

Взаимоотношения обоих сыновей с отцом довольно ясны и понятны и притом лишены настоящего трагизма. Оба сына, каждый по-своему, огорчают любящего их отца. Перед нами – житейская драма отношений отца с детьми.

Подлинная же трагедия кроется в отношениях отца с сокровенным сыном. На этом невидимом и пренебрегаемом «третьем сыне» сбываются слова Писания: «он есть камень, пренебреженный <…> зиждущими, но сделавшийся главою угла, и нет ни в ком ином спасения» (Деян. 4:11).

Богослужебные тексты Триоди постной, составленные святыми отцами, приоткрывают нам тайну отношений Отца и Сына в притче, а также привносят новые смыслы в толкование притчи. К ним теперь и переходим.

3. «Телец упитáнный» в Триоди постной

Как полагают специалисты, в современной (печатной) Триоди постной сочетаются две традиции: константинопольская, в которой притча о блудном сыне воспоминается во вторую подготовительную Неделю, и иерусалимская, согласно которой этой притче была посвящена вторая неделя Великого поста. Кроме того, тема блудного сына присутствует в службах будних дней третьей и других седмиц поста. Как пишет И. Карабинов, Иерусалимская церковь сохраняла собственную систему воскресных чтений в период Великого поста «до X–XI вв., когда она уже переняла константинопольский евангелистарий»[40].

Триодь постная складывалась на протяжении веков. Сохранились тексты различных ее редакций. Как бы там ни было, но на сегодня Церковь использует в своей богослужебной практике книгу с вполне определенными текстами стихир, канонов, паремий, синаксарей и т. п., в которых отражена общецерковная вера согласно правилу: Lex credendi est lex orandi («закон веры – есть закон молитвы»).

Как пишет А.А. Лукашевич, кроме подготовительной Недели о блудном сыне раскрытию притчи «в современной Триоди посвящены также 1-й канон на утрене 2-й недели и все самогласны 3-й седмицы Великого поста. То же содержание имеют надписанные именем Иосифа Студита трипеснец в понедельник и подобны на “Господи, воззвах” в понедельник и среду 3-й седмицы поста»[41].

Рассмотрим, как интерпретируется притча о блудном сыне в Триоди постной.

3.1. Подготовительная Неделя о блудном сыне

В синаксаре этой Недели телец и пир в притче хотя и кратко, но однозначно толкуются как Христос и Евхаристия: по возвращении блудного сына «тельца упитанного его ради закалает, Сына Единороднаго, Отец и плоти Его дает причаститися, и крови»[42].

Более содержательна гимнография Триоди. Рассмотрим некоторые примеры.

Отметим, что все вечерние и утренние стихиры службы этой Недели написаны св. Стефаном Савваитом († ок. 807)[43], а канон на утрени (глас 2) принадлежит перу «знаменитого сицилийца св. Иосифа Песнописца» († 883), пострадавшего в период иконоборчества[44].

Уже в самом начале службы Церковь возвещает в вечерней стихире: «Познаим братие, таинства силу, от греха бо ко отеческому дому востекшаго блуднаго сына преблагий отец предустрет лобзает, и паки своея славы познание дарует: и таинственное вышним совершает веселие, закалая тельца упитаннаго (θύων τὸν μόσχον τὸν σιτευτόν), да мы достойно сожительствуем, заклавшему же человеколюбному отцу (θύσαντι φιλανθρώπῳ πατρί) и славному заколению (τῷ ἐνδόξῳ θύματι), Спасу душ наших»[45].

Подробно эту и две другие стихиры Недели разбирает прот. Георгий Рой. По его словам, речь идет «о таинстве покаяния блудного сына», а также «о таинстве искупающей все грехи Жертвы Христовой» в ее евхаристическом контексте. «Принесение этой Жертвы и приобщение ей – есть залог достойного пребывания в славе Отчей, в Его доме. Участие в этой Жертве восстанавливает родственные отношения между блудным сыном и Отцом»[46].

От себя добавим, что в стихире Сын Божий («телец» и «заколение») закалается («жрется») Отцом. Это соответствует смыслу евхаристической молитвы (Institutio) в Литургии свт. Иоанна Златоуста: «...мир Твой тако возлюбил еси, якоже Сына Твоего Единородного дати, да всяк веруяй в Него не погибнет...»[47].

Судя по текстам большинства стихир, церковная молитва обращена к Небесному Отцу, аллегорией которого является отец из притчи. Однако есть два интересных исключения в хвалитных стихирах.

В первой стихире (глас 2) песнотворец обращается ко Господу, называя Его «Спасителем», что указывает на Христа: «Блуднаго глас приношаю Ти, Господи: согреших пред очима Твоима благий, расточих богатство Твоих дарований. Но приими мя кающася Спасе, и спаси мя»[48].

А в песнопении на славу (глас 6), по-видимому, происходит отождествление Отца и Сына: «Отче благий, удалихся от Тебе <…> обращься к Тебе вопию: сотвори мя яко единаго от наемник Твоих: мене ради на Кресте пречистеи Твои руце прострый, да <…> в первую одежду облечеши мя, яко един многомилостив»[49]. Контекст притчи в этих стихирах очевиден.

Анализ текста канона на утрени позволяет сделать следующее наблюдение. В текстах св. Иосифа Песнописца, написанных в контексте притчи, отец есть аллегория Отца Небесного, а обращение автора ко Христу происходит в более общем контексте покаяния и прошений о спасении[50]. Однако из этого правила существует множество исключений, когда, по-видимому, Христос отождествляется с отцом из притчи. Например: «Объятия твоя простер Христе, милостивно приими мя, от страны дальныя греха и страстей обращающася»[51], седален после 3-й песни канона[52], оба эксапостилария Триоди (в первом эксапостиларии адресат молитвы прямо именуется «Спасом» и «Отцом»)[53] и др.

3.2. Вторая неделя Великого поста

В настоящее время эта Неделя по преимуществу посвящена свт. Григорию Паламе[54]. Но в иерусалимской традиции она была посвящена воспоминанию притчи о блудном сыне. Следы этой службы остались в нашей печатной Триоди в виде первого канона на утрени, авторство которого приписывается иерусалимскому песнописцу IX века св. Феофану Начертанному. «После восстановления православия в 842 г. он был сделан митрополитом Никейским», поэтому он являлся «полуиерусалимским и полуконстантинопольским песнописцем», – замечает И. Карабинов[55].

Св. Феофан в целом придерживается традиционного понимания притчи, понимая под отцом Отца Небесного, но иногда меняет обращение на Сына Божия. В некоторых случаях песнописец довольно ясно указывает на причастие кающихся Телу Христову: «Боголепно восприим нищету мене <…> Собою к Себе присвояеши, и освящаеши мя к веселию Человекоблюче: тело Твое божественное Слове, воззвание мое, веселия творя»[56].

В начале третьей песни канона первый тропарь обращен к Отцу, второй – к Логосу («Слову»), который будет судить мир в конце времен, третий – к Спасу, отождествляемому с отцом в притче: «…от Тебе Спасе, далече бых блудный, ныне же зову Ти: согреших, согреших, спаси тепле прибегающего милосердию Твоему»[57].

Наконец, есть у св. Феофана один тропарь и о закланном тельце: «Радости и веселия ныне, мене ради заклавшемуся Твоему тельцу, исполни сего от Тебе чающую мою душе Боже: заблуждена приими мя, и умерщвлена к жизни возведи, и в божественную одежду спасения, в нетление мя облеци»[58].

В стихире автор от лица кающегося грешника («блудного сына») обращается к Богу Отцу («Боже») с мольбой исполнить его душу радостью и облечь в божественную одежду нетления и спасения, поскольку (или: после того как) Сын Божий («Твой телец») заклался «мене ради». В отличие от приведенной выше стихиры в Неделю о блудном сыне[59], здесь подчеркивается самозаклание Сына.

3.3. Седмицы Великого поста

Третья и некоторые другие седмицы Великого поста содержат стихиры и трипеснцы св. Иосифа Песнописца, тексты которых сохраняют связь с притчей о блудном сыне (первый канон на утренях принадлежит св. Иосифу, а второй с общей темой покаяния – «господину Феодору»)[60].

В текстах, посвященных теме блудного сына, св. Иосиф по преимуществу отождествляет отца из притчи с Небесным Отцом, но делает и исключения. Так, в трипеснце утра вторника говорится, что «преблагий Отец» «банею крещения» присвоил Себе человека и украсил богатством, но он обнищал, пожелав поработать «неплодным помыслом»[61] и потому просит милости Христа на Его суде: «…милостив буди ми Господи <…> праведный судие, малое мое воздыхание за милость велию прием Христе…»[62].

Во вторник вечера 3-й седмицы в самогласне на стиховне «блудный сын», обращаясь к Отцу Небесному, просит принять его («присвоить к Себе»), несмотря на грех против своего сыновства, ради смерти Единородного Сына, пострадавшего на кресте по благоволению Отца: «Отца Тя создaтеля написaти дерзaю Господи, животное сый земнородное, Твоего причащaяся образа, аще и сыновства погреших, блyдно пожив, и забвeнием Твоих даров иждив богaтство. Да не убо отречeши мя, Твоему благоволивый Сыну Единородному, крест мене рaди плотию и смeрть претерпети: но ублажив присвой к Себе человеколюбче»[63].

Крестную смерть Христа естественно связать с закланием «упитанного тельца» в притче, тем более что присвоение Отцу происходит через «причащение образа» Отца, т. е. Сына Божия (ср. Евр. 1:3; 2 Кор. 4:4; Колос. 1:15; Филип. 2:6). На такое же понимание настраивает и паремия из книги Притчей Соломоновых, которая читается перед пением этой стихиры.

В паремии (Притч. 8: 32–36; 9:1–11) говорится, что Премудрость создала дом, заколола жертву («заклá своя́ жéртвенная»; ἔσφαξεν τὰ ἑαυτῆς θύματα) и приглашает всех неразумных вкусить от уготовленной трапезы из хлеба и вина (Притч. 9:1–6)[64].

Хотя в изданиях Евангелия не встречается ссылка на 9-ю главу из книги Притчей в качестве параллельных мест к притче о блудном сыне, некоторые коннотации смыслов очевидны. Вероятно, составители Триоди не случайно поставили эти тексты рядом.

Богослужебные тексты седмицы сохраняют тему блудного сына и одновременно приуготавливают верующих к Крестопоклонной неделе, а значит, и к особенному воспоминанию о крестной жертве Спасителя.

В Евангелии имеются три притчи, связанные с темой пира (Мф. 22:2–14; Лк. 14:16–24; Лк. 15:11–32), причем в двух из них (первой и третьей) упоминается заколение. Во всех трех притчах присутствуют «неразумные» среди званных, которые по разным причинам отказываются прийти. Объединяет же все три притчи один и тот же «персонаж по умолчанию»: названный или не названный «телец упитанный» и заколотый. Именно о нем идет речь и в указанной паремии. По общему святоотеческому толкованию[65], Премудрость – это Сын Божий, дом – это Богородица и Церковь, трапеза (хлеб и вино) – это Евхаристия. В таком случае «своя жертвенная» (τὰ ἑαυτῆς θύματα) – это Сам Христос. Характерно, что в греческом тексте в качестве притяжательного местоимения «свой» использовано возвратное местоимение ἑαυτυ («себя самого, себя самой»).

«…Здесь идет речь о том великом священнодействии в Церкви Христовой, в котором действенно воспоминается крестная смерть Агнца Божия, за нас грешных предавшего Себя на заклание и пролиявшего Свою Кровь… – пишет епископ Виссарион. – Впрочем, не одно таинство Евхаристии здесь разумеется, но вообще все блага Церкви Христовой, которые в Новом Завете изображаются под образом трапезы (Лк. 22:30) и вечери (Лк. 14:24; Мф. 22:1 и др.)»[66].

Логично предположить, что такое толкование можно распространить и на пир в доме милосердного отца из притчи. Существенное отличие: в данной паремии Бог Отец не упоминается, и потому Премудрость как бы совершает самозаклание, которое следует понимать согласно догмату Константинопольского собора 1157 года: Крестная и Евхаристическая Жертва приносится Иисусом Христом по Его человеческой природе, а принимается всей Св. Троицей по Божеству. В молитве Евхаристии говорится, что Христос есть «Приносяй и Приносимый, Приемляй и Раздаваемый». Сын Сам приносит Свою человеческую природу в жертву Богу и как Бог Сам в числе всей Св. Троицы принимает эту жертву[67].

Далее в самогласне на стиховне (глас 6-й) вечера четвертка тема блудного сына сочетается с темой крестной жертвы Христа: «На древе крестнем обешена жизнь всех Христе Боже, оживи мою душу умерщвленную прегрешеньми… Отступих от Твоих заповедей, и безгрешия богатство, еже даровал ми еси, расточих грехолюбным произволением, растлех же и омерзихся в блудных начинаниях: но обнови мя к покаянию привлек, едине многомилостиве»[68].

Утром пятка эта тема продолжается: «Отеческаго дара расточих богатство, в блуде иждих житие <…> и сладостию страсти наслаждаемь, несмысленным скотом уподобихся <…> но благоволивый на Кресте повеситися мене ради Христе Боже, не отрини мене Твоего сыноположения, но обращаюся приими, яко блуднаго сына, и спаси мя»[69]. Здесь «телец упитанный» из притчи явным образом преобразуется в распятого Христа.

К притче о блудном сыне св. Иосиф обращается в своем трипеснце и на пятой седмице поста[70].

Обращение к этой притче можно найти и в текстах Триоди, принадлежащих Андрею Критскому: «Сын блудный бых… Под кров Твой прибегаю, якоже онаго приими мя Отче благий, и причастника трапезы сподоби, еже вопити Тебе <…> спаси мя»[71]. Под трапезой, вероятно, понимается пир, устроенный отцом в притче, и Евхаристия.

***

Стоит заметить, что образ жертвенного тельца встречается в текстах Триоди постной и вне связи с рассматриваемой притчей: в псалмах, паремиях (например, Иов 1:1–12). Есть в Триоди и редкая аллегория распятого Господа в образе тельца. Так, в службе утрени Великой Субботы в одной из похвал к Непорочным говорится о Богородице, взывающей к распятому Христу: «Юница тельца (μόσχον) на древе повешена взываше зрящи»[72].

Но гораздо чаще по отношению ко Христу употребляется в Триоди постной термин «заколение», «заклание» как синоним распятия, часто в одном ряду перечисления Страстей Господних (примеры опускаем, чтобы не утомлять читателя).

3.4. Выводы по Триоди

Использованный в притче образ закланной жертвы («тельца упитанного») активно используется в Триоди постной не только в текстах, интерпретирующих притчу, но и шире – в отношении ко Христу вообще, в том числе в аллегорических образах Агнца или Тельца (термины: «заклание, заколение, закланный, закласть»[73], в том числе в евхаристическом контексте[74]). Таким образом, многие тексты Триоди как бы отсылают верующих к «тельцу упитанному» из притчи.

Некоторые тексты Триоди интерпретируют заклание «тельца упитанного» из притчи как принесение Богом Отцом в жертву Своего Сына[75] или как самопожертвование Сына[76].

Большинство текстов Триоди толкует притчу традиционно: отец – это Отец небесный. В некоторых текстах происходит одновременное соположение Отца небесного и Христа (например, текст начинается обращением к приточному отцу, а заканчивается прошением ко Христу). Иногда присутствует даже отождествление Отца небесного и Христа, в том числе во время Крестной жертвы[77].

Случаи отождествления Христа и отца в притче в текстах Триоди нередки, из чего можно было бы сделать ошибочный вывод, что по мысли их авторов на Кресте распинается Бог Отец. Однако святые отцы дают объяснение такому отождествлению.

Так, свт. Григорий Палама пишет: Христос называет «Себя Человеком и Отцом всех нас, поскольку и Человеком Он стал ради нас, и возродил нас через божественное Крещение и благодать Божественного Духа»[78]. Св. Геннадий Схоларий поясняет: «Отец Господа нашего Иисуса Христа, согласно Своему естеству рождающий Его, есть Бог <…> нас же, людей, единым Отцем являются и Тот и Другой, потому что Они – едино… Они – единый Бог и одна (Божественная) природа, хотя и различаются Друг от Друга понятием Ипостаси; отсюда Каждый из Них является нашим Отцем…»[79].

Но возможно и другое объяснение. В частности, прп. Максим Исповедник писал: «Во всем Сыне, через Воплощение самоосуществляющем таинство нашего спасения, сущностным образом (κατ’ οὐσίαν) [пребывал] весь Отец – не воплощаясь [Сам], но благоволя Воплощению Сына; также и весь Святой Дух присутствовал сущностным образом (κατ’ οὐσίαν) во всем Сыне – не воплощаясь [Сам], но содействуя Сыну в Его Воплощении ради нас»[80]. Выражение κατ’ οὐσίαν буквально означает «по сущности». Из контекста ответа видно, что Максим Исповедник имел в виду не сущностное (по природе), но реальное соприсутствие Отца и Святого Духа с Сыном в Его воплощении, то есть интерсубъективное, или перихоретическое, соприсутствие (взаимопребывание) Первой и Третьей ипостасей во Второй ипостаси, ставшей человеком, претерпевшим страдания. Эту верную интуицию терминологически Максиму сложно было выразить иначе, вследствие неразвитости на тот момент богословской терминологии.

Можно утверждать, что согласно православному учению возможно ипостасное «сострастие» Отца и Святого Духа страдающему на кресте Сыну, то есть опытное знание Его страданий вследствие перихорисиса (полной интерсубъективности) Божественных Лиц. Подробнее это было показано автором в других работах[81].

Таким образом, в текстах Триоди постной, возможно отражено богооткровенное знание о перихорисисе и, конечно, духовный опыт богообщения святых отцов.

Все указанные выше словесные интерпретации образов из притчи находят свое зримое воплощение в иконографии.

4. Замечания по иконографии притчи о блудном сыне

Святитель Николай (Велимирович) писал: «В притче о блудном сыне Господь наш Иисус Христос представил пред нас икону истинной, Божественной любви, столь ясно написанную, что она трепещет пред нами живо, как этот мир, когда его после ночной тьмы осияет солнце. Две тысячи лет не бледнеют краски на иконе сей, и никогда не побледнеют, пока существуют люди на земле и любовь Божия к людям…»[82].

Как же изображают эту любовь на иконах? Для нас главным здесь будет то, в каких образах предстают ипостаси Бога Отца и Бога Сына. Говоря в общем, можно сразу сказать, что во всех описанных выше вариантах.

Иногда иконописец буквально следует тексту притчи, и мы видим престарелого отца (без нимба), сыновей, слуг, закалаемого тельца, пир отца с сыновьями и т.д. (рис. 1а, б).

Рис. 1а. Отец обнимает блудного сына. Справа внизу на переднем плане слуга заколает тельца

Рис. 1б

Иногда старец-отец на иконе или миниатюре имеет нимб – простой (см.: рис. 2а) или звездчатый (в виде восьми или шестиконечной звезды) (см.: рис. 2б, ср. 2в), и тогда, очевидно, это уже неканоническое изображение Бога Отца, или Господа Саваофа[83], запрещенное правилами Церкви[84], но, к сожалению, широко распространенное в Русской Церкви.

Рис. 2а

Рис. 2б. Миниатюра

Рис. 2в. Икона «Отечество». Бог Отец в звездчатом нимбе, в медальонах Спас Эммануил и голубь — символ Духа Святого

В третьем случае отец из притчи изображается как Христос, часто с характерным крещатым нимбом[85] (рис. 3 а, б, в).

Рис. 3а

 

Рис. 3б

Рис. 3в 

Наконец, встречаются такие композиции, когда отец в притче изображается похожим на Христа, но не имеет нимба. Таким образом, сюжетно образ Христа как бы сливается с образом Бога Отца.

Существуют и более сложные варианты. Например, на фреске знаменитого иконописца Дионисия на своде Рождественского собора Ферапонтова монастыря (1502 г.) (см.: рис. 4) за столом сидит некий старец с белым платом (таллифом, или таллитом) на голове и чашей в руках, которого можно принять за отца из притчи (это хорошо видно на реплике фрески, см. рис. 5). Однако характерные для отца действия совершает не он, а более молодой человек, похожий на Христа, который сидит тут же за столом и предлагает чашу третьему персонажу (его лик на фреске утрачен, на реплике фрески это младший сын, см. рис. 5). Этот же человек, похожий на Христа, в левой части композиции обнимает вернувшегося младшего (безбородого) сына, а в центре фрески на переднем плане увещевает старшего (бородатого) сына принять участие в пире. Причем некое единство или связь человека, похожего на Христа, с сидящим за столом старцем подчеркивается общим зеленым цветом хитона у того и другого (у старца хитон едва виден под гиматием). На переднем плане и в равном для всех фигур масштабе (а не в уменьшенном как на рис. 1а, 2а) – сцена заклания тельца. Причем сам телец изображен между двумя фигурами «Христа» (человек в зеленом хитоне и коричневом гиматии), а его голова обращена на зрителя почти фронтально (в три четверти) – так принято изображать на иконах персонажей, к которым обращаются с молитвой. «Профиль означает отсутствие непосредственного общения и используется лишь в композициях, обычно у несвятых лиц – волхвов, пастухов»[86]. Все это указывает на особую значимость образа тельца и действия, совершаемого над ним.

Таким образом, Дионисий, не нарушая иконописных канонов, аллегорическими средствами хотел, вероятно, показать, что от имени Бога Отца в мiре действует Его Единородный Сын. Ибо по слову Спасителя: Он и Отец одно (см.: Ин. 8:30); «Видевший Меня видел Отца» (Ин. 14:9); «Я в Отце и Отец во Мне» (Ин. 14:10). А аллегорией Крестной жертвы Сына Божия, конечно, является закалаемый телец.

Рис. 4. Притча о блудном сыне. Рождественский собор Ферапонтова монастыря, 1502 г. Фреска Дионисия

Интересно, что на реплике Дионисиевой фрески (рис. 5) сцена заклания тельца еще более явно иконографически выделена. Здесь телец закалается не на земле, как в бытовой ситуации (см. рис.1а, 2а), не на ветхозаветном жертвеннике, на котором приносят в жертву животных (см. рис. 3б), а на подножье, посредством которого на иконах принято обозначать величие изображаемого лица, обычно Христа, Богородицы (см. рис. 6), Евангелистов (рис. 7) или святых[87]. Тем самым иконописец особым образом подчеркивает значимость тельца и его заклания.

Рис. 5. Реплика на фреску Дионисия в Ферапонтовом монастыре. Телец закалается на подножье

Рис. 6. Христос и Богородица, стоящие на подножье

 

Рис. 7. Евангелист

Итак, можно констатировать, что в иконографии притчи о блудном сыне существует несколько способов изображения главных действующих лиц:

1. отец двух братьев изображается в виде старца без нимба;
2. старец-отец может иметь простой или звездчатый нимб, что указывает на Бога Отца, или Господа Саваофа, изображение Которого запрещено правилом Большого Московского собора 1667 г. (глава 43);
3. отец в притче явным образом изображается как Иисус Христос, на что указывает крещатый нимб;
4. милосердный отец предстает в виде человека, узнаваемого как Христос, но без нимба;
5. «телец упитанный» и закалаемый может изображаться как:

а) второстепенная фигура (на заднем плане, или на переднем, но в сильно уменьшенном масштабе),

б) фигура, сопоставимая по важности с главными лицами (на переднем плане и в равновеликом с ними масштабе),

в) фигура, особым образом указывающая на Христа (например, размещенная в непосредственной близости к Нему как на фреске Дионисия, рис. 4);

6. заклание тельца может изображаться как:

а) бытовая сцена приготовления пищи для пира,

б) ритуальная сцена принесения жертвы на жертвеннике,

в) сцена убиения подчеркнуто главного персонажа притчи – Сына Божия (как на фреске Дионисия и ее реплике).

Иконописание – искусство догматическое (потому что об иконе есть догмат Седьмого Вселенского собора) и литургическое (поскольку визуально включено в богослужение, а святые иконы служат верующим для молитвы в храме и дома). Поэтому иконописание есть догматическое богословие в красках. Икона в зримых образах отображает то, что имеет словесный образ в Св. Писании и Св. Предании.

Изображение Христа в образе милосердного отца из притчи означает, что кающийся христианин, возвращаясь в «дом отца» – Церковь, встречается Христом, как домовладыкой, а не Богом Отцом, образом Которого в мире сем и является Его Единородный Сын. Однако изображать на иконах и фресках отца в образе Христа (тем более явно, т. е. с крещатым нимбом) все же представляется нежелательным, т. к. при этом по факту изменяется Его ипостасное свойство – смешение или замещение ипостасей Отца и Сына может внести смущение в умы молящихся.

В отношении Св. Троицы есть твердое правило несмешения ипостасных свойств. Сын не может быть Отцом, а Отец – Сыном. Это распространяется и на воплощение. Прп. Иоанн Дамаскин пишет: «Отец есть Отец, а не Сын; Сын есть Сын, а не Отец; Дух Святой есть Дух, а не Отец и не Сын. Ибо особенность (ипостасное свойство. – В.Н.) недвижима (т. е. неизменна. – В.Н.). Иначе как особенность могла бы оставаться в силе, если бы она двигалась и переходила? Поэтому Сын Божий делается Сыном человеческим, чтобы особенность осталась недвижимой. Ибо, будучи Сыном Божиим, Он, воплотившись от Святой Девы, стал Сыном человеческим и не вышел из собственной особенности»[88].

Теоретически Иисус Христос мог бы жениться и стать в Своей земной жизни отцом, но не стал. Он вечный Сын во всех смыслах. Так стоит ли нам на иконах изображать Его отцом двух братьев из притчи?

В притче отец есть аллегория Отца Небесного, а, как было показано выше, аллегория Его Единородного Сына есть «телец упитанный» и закланный – образ емкий, сильный и трагический, т. к. указывает на Крестную жертву Спасителя. Потому, на наш взгляд, телец в иконографии притчи должен изображаться не где-то сзади, едва приметно, а на переднем плане как один из главных, хотя и сокровенных персонажей.

5. Притча как метафора истории нашего спасения

Свт. Николай Сербский говорил, что эта притча сама по себе является «целым Евангелием тайн и поучений. Тот, кто будет молитвенно углубляться в притчу сию еще более, откроет в ней еще больше тайн и поучений»[89]. Попробуем пристальнее вглядеться в рассказанную Спасителем притчу с метауровня общей истории спасения, используя ее как большую метафору.

Сотворенный Небесным Отцом мир после грехопадения стал по отношению к Творцу «страной далекой», где властвует «странный гражданин»[90] – диавол. Приемные (поскольку не единосущные, а иноприродные) Его сыны, суть «старший» – Израиль, избранный народ, и «младший» – язычники, в разной форме, но оба согрешают против Отца Небесного и потому подвластны «странному гражданину».

«Младший сын» впал в открытый блуд идолослужения и забыл истинного Бога, предался во власть «странного гражданина», «животная мерзкая пасох»[91] – обожествлял собственные низкие страсти, всячески угождал им, безуспешно пытаясь утолить духовный голод не духовной, т. е. «словесной», пищей, а плотскими «рожками» чувственных удовольствий (как преподобная Мария Египетская до своего обращения пыталась насытить свою духовную потребность в любви Божией бескорыстным служением блудной страсти). Однако «грех не сытная вещь» (синаксарь Триоди постной). Ничто плотское по самой своей природе не может насытить духовную, «словесную» жажду: познать Бога, достичь соединения с подлинным бытием, обрести истинную жизнь, т. е. получить бессмертие и вечную радость сопребывания и общения со своим Небесным Отцом.

«Старший сын» лишь по видимости верный Отцу (поскольку в своей истории ветхий Израиль не раз уклонялся в «блудодеяния» с идолами) «напоследок дней» впал в грех гордыни, забвении братской любви к «младшему брату» и на самом деле внутренне чужд Отцу, ибо видит для себя радость не в общении с Ним в «отчем доме», а в пирушке на стороне – с козленком и друзьями (Лк. 15:29), т. е. с равными себе самому, такими как он (с законниками, книжниками, фарисеями, старейшинами, первосвященниками и т. д.), а вовсе не с Тем, Кто неизмеримо выше их и его самого. Он мечтает о плотской, земной радости вне общения с Отцом, т. е. об эрзаце подлинной радости богообщения – в исполнении закона, чувстве удовлетворения от исполнения его буквы, а не духа [ибо Господь ждет от «старшего сына» милости, в том числе к «младшему», а не жертвы (Мф. 9:13; Ос. 6:6)], радости в виде козленка, заколотого якобы для Него, но съеденного им самим.

Коротко говоря, оба сына согрешили против Отца Небесного и «лишены славы Божией» (Рим. 3:23), «нет праведного ни одного» (Рим. 3:10; ср. Пс. 52:4).

Но «сострадательный» Бог, создавший человека, «сжалился» над Своим падшим творением[92]. По любви к заблудшим чадам своим Небесный Отец «освятил и послал в мiр» (Ин. 10:36) – «страну далекую» – Своего Единородного Сына (Ин. 3:16), единственного единосущного Ему, а потому бесконечно близкого и дорогого. Посылает Его для вразумления обоих приемных чад, призванных работать для Него в Его «винограднике», но не приносящих должных плодов во время свое. Может «постыдятся сына моего» Единородного, говорит Отец (Мф. 21:37). При этом Отец знает, что, поступая так, Он отдает Сына в чужие и жестокие руки, как домохозяин отдает слугам тельца на заклание (Лк. 15:23). Но ради привлечения к Себе двух приемных чад – соединения их с Его «божеским естеством» (2 Петр. 1:4) и тем получения возможной для них формы и степени единосущия с Ним – Он не щадит Своего Единородного Сына (см.: Рим. 8:32).

Знает об этом и Сам Единородный – единственный, кто подлинно исполняет волю Отца. Он предвечно уготовлен на заклание (1 Петр. 1:19–20; Откр. 13:8) и добровольно идет к указанному Отцом месту казни («яко невозможно есть пророку погибнути кроме Иерусалима» (Лк.13:33) – как Исаак, повиновавшийся Аврааму на горе Мориа (Быт. 22:1–19). «Сын человеческий идет как написано о Нем» (Мк. 14:21).

В падшем мире – «стране далекой» – «странный гражданин» только над Единородным Сыном не имеет реальной власти («идет князь мира сего, и во Мне не имеет ничего» (Ин. 14:30), хотя и может искушать Его хлебами, властью, чудом (Мф. 4:3–10), вопросами законников, фарисеев и саддукеев. Однако «странному гражданину» дана власть свыше через повинующихся и служащих ему людей (иудеев и римлян, обобщенно говоря, обоих приемных чад Небесного Отца) не только искушать и гнать Единородного, но и предать Его на заклание на Голгофе.

Так, Единородный Сын Небесного Отца, уготованный от создания мира для его спасения, был заклан как «телец упитанный» и отдан в снедь верным чадам для их причастия «божескому естеству» Отца и Сына и Святого Духа.

Подивимся любви Божией к нам, падшим человекам, ради спасения которых и будущего усыновления (т. е. принятия в сыновство не родных, а чуждых Ему по своей тварной природе), Небесный Отец отправляет в мир и предает на заклание Своего единородного Сына, т. е. родного Ему по общему Их нетварному естеству и потому бесконечно более близкого, чем мы, самовольные, бунтующие и неблагодарные Его создания.

Вслед за свт. Филаретом (Дроздовым) внидем «во внутреннее Святилище страданий Иисусовых... Что там? – Ничего, кроме святой и блаженной любви Отца и Сына и Святого Духа к грешному и окаянному роду человеческому. Любовь Отца – распинающая. Любовь Сына – распинаемая. Любовь Духа – торжествующая силою крестною»[93].

Далеко не всё из созерцаемого человеком в молитвенном опыте и открываемого ему Богом можно адекватно изложить человеческим языком, о чем писал еще апостол Павел (2 Кор. 12: 4). И потому мы не можем узнать об этом из чужих писаний или рассказов. Но искренне ищущие истины могут просить Бога открыть ее им. Именно об этом молятся православные христиане на литургии[94]. Отношения Небесного Отца, спасающего мир закланием Единородного Сына, великая, неизъяснимая любовь и сострадание Бога страждущему человечеству могут быть опытно познаны и пережиты верующими в Таинстве Евхаристии.

Ныне мiр все еще остается «страной далекой» для Бога, поскольку «близкой» Ему «страной» является лишь будущее Его Царствие, которое окончательно наступит, когда уже будут «новая земля и новое небо» (Ис. 65:17; 2 Петр. 3:13; Откр. 21:1). Однако причастники «тельца упитанного», участники пира в доме Отца, образуют Церковь – начаток Его Царства в мiре сем. Это те, кто обретают уже здесь наивысшую близость к Отцу, через вкушение плоти и крови «тельца упитанного», Его Единородного Сына, Который с тех давних пор «присно закалается, освящаяй причащающияся»[95].

«Странный гражданин» уже не имеет абсолютной власти над приемными чадами Отца, но имеет власть искушать их «беззаконными рожками» (греховные страсти, ереси, иноверие) и прельщать «законным козленком» (талмудический иудаизм).

Своим приемным чадам, усыновленным через причастие Единородному Сыну, Отец дарует познание Своей славы, «да мы достойно сожительствуем, заклавшему же человеколюбному Отцу и славному заколению, Спасу душ наших»[96].

Подчас образы Отца и Единородного Сына для нас сливаются, поскольку по слову Христа: «Азъ и Отецъ едино есма» (Ин. 10:30). Христиане молятся Отцу через Сына, сохраняя в памяти, что добровольное предание Себя Сыном на заклание произошло по общей воле Святой Троицы, источником которой (как и всей Божественной природы) является Отец.

Заключение

В евангельской притче отношения отца с сыновьями хорошо прописаны и во многом понятны без особых комментариев: грех и покаяние младшего; гордыня, нелюбовь и зависть старшего. Однако «телец упитанный» хоть и упоминается трижды, но является фигурой умолчания, значение которой глубоко сокрыто и раскрывается для непосвященных лишь богопросвещенными отцами Церкви в их проповедях и толкованиях Евангелия. Наиболее доступно для всех верующих это же делают тексты Триоди постной (в предположении, что человек их слышит или читает).

Представляется, что в треугольнике отношений «Отец – Единородный Сын – приемные чада (люди)» находится главный нерв Евангелия и Библии и, шире, всей истории спасения. С этим связана не только вселенская трагедия (страдания и смерть Бога!), но, говоря по-человечески, и драма внутритроичных отношений. Отчасти на нее указывают приведенные выше тексты, но более полное изложение этой темы заслуживает отдельного разговора.

Будем помнить, что мы спасены Богом «дорогою ценою» (1 Кор. 6:20), что «не тленным серебром или золотом искуплены» мы «от суетной жизни <…> но драгоценною Кровию Христа, как непорочного и чистого Агнца, предназначенного еще прежде создания мира, но явившегося в последние времена» для нас (1 Петр. 1:18–20).

А потому, праведники и грешники (совокупно «старший» и «младший» сыновья из притчи), со страхом и радостию внидем в Отчий дом – со страхом ради вины и грехов наших и с радостию – ради Отчей к нам любви и прощения; приступим к «пиру веры», к закланному ради нас «тельцу упитанному», и будем неустанно благодарить Отца, и Сына, и Святого Духа, участвуя в Евхаристии, и своей жизнью по Христову Евангелию.

 

Список использованной литературы

Творения святых отцов

Амвросий Медиоланский. Две книги о покаянии. Кн. 2, гл. 3 // Его же. Две книги о покаянии и другие творения / Пер. с др.-греч. прот. Иоанна Харламова. М.: Учеб.-информ. экумен. центр ап. Павла, 1997. С. 45–94.

Благовестник или толкование блаженного Феофилакта Болгарского на Святое Евангелие в двух частях. Ч. 1. Евангелие от Луки. Б.м. [М.]: Скит, б.г. [1993]. 563 с.

Геннадий II Схоларий, свт. Беседа на притчу о блудном сыне, и о покаянии // Проповеди св. Геннадия II (Георгия) Схолария, патриарха Константинопольского / Пер. с греч., предисл., комм. архим. Амвросия (Погодина); вступ. Ст. и ред. Перевода Г.М. Прохорова. СПб.: Изд-во Олега Абышко, 2007. 528 с. (Серия «Библиотека христианской мысли. Источники»). С. 193–208.

Григорий Палама, свт. Омилия 3. На притчу Господню о спасенном блудном сыне // Святитель Григорий Палама. Омилии: в 2-х т. Т.1. М.: Приход храма Св. Духа сошествия. 2008. 496 c. С. 28–47.

Игнатий (Брянчанинов), свт. Аскетическая проповедь. Т. IV. Поучение в Неделю блудного сына // Творения святителя Игнатия. Слово о смерти. Аскетическая проповедь. Т. III–IV. М.: Сретенский монастырь, 1997. С. 34–38.

Иероним Стридонский, блаж. Письмо к Дамасу о двух сыновьях (20) // Творения блаженного Иеронима Стридонского: Библиотека творений св. отцов и учителей церкви западной / 2-е изд. Ч. 1 (Кн. 3). Письма. Киев, 1893. 226 с.

Иоанн Дамаскин, прп. Точное изложение православной веры // Творения преподобного Иоанна Дамаскина. Источник знания / Пер. с др.-греч., комм. Д.Е. Афиногенова, А.А. Бронзова, А.И. Сагарды, Н.И. Сагарды. М.: Индрик, 2002. 420 с. (Православный Свято-Тихоновский Богословский институт. Святоотеческое наследие. Т. 5)

Иоанн Златоуст, свт. Беседа 96. На притчу о блудном сыне // Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского, в русском переводе. Т. 8. Кн. 2. СПб.: Издание С.-Петербургской Духовной академии, 1902. 987 с.

Максим Исповедник. Вопросоответы к Фалассию: Вопрос 60 / пер., прим.: А.И. Сидоров // Альфа и Омега. М., 2000. № 1 (23). С. 40–50.

Николай Сербский (Велимирович), свт. Евангелие о блудном сыне // Творения: В 3 кн. Кн. 1: Беседы. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2010. 496 с. [Электронный ресурс] // Православие.ру. URL: http://www.pravoslavie.ru/44816.html

Филарет (Дроздов), свт. Беседа в неделю о блудном сыне и на память святителя Алексия (говорена в Чудове мон. февраля 12), 1856 год // Сочинения Филарета, митрополита Московского и Коломенского: в 5 т. (1873, 1874, 1877, 1882, 1885). М.: Тип. А.И. Мамонтова и К° [Электронный ресурс] // Азбука веры. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Filaret_Moskovskij/slova/320

Филарет (Дроздов), свт. Слово в Великий Пяток, 1816 г. [Электронный ресурс] // Православие.ру. 2 апреля 2010 г. URL: http://www.pravoslavie.ru/34748.html

Clementis Alexandrini. Fragmenta, quae Graece tantum in editione Oxoniensi leguntur, XVI: Apud Macarium Chrysocephalum, Oration XI in Lukam, sub finem // Clementis Alexandrini. Fragmenta. Mine J. PG, Vol. 9. Col. 757–765.

Commentary of Saint Ambrose On The Gospel According To Saint Luke / trasl. by Íde M. Ní Riain. – Dublin: Halcyon, 2001. 368 p.

Cyril of Alexandria. Sermon CVII // A Commentary upon the Gospel according to S. Luke / translated into English from an ancient Syriac version by R. Payne Smith. Part II. Oxford: University Press, 1859. P. 500–505.

Tertullianus. De pudicitia. Migne JP. Patrologia Latina. Vol. 2. Col. 979–1030. Caput 8, 9, col. 994–999. Eng. Transl. Tertullian, On Modesty // The Ante-Nicene Fathers: The Writings of the Fathers down to A.D. 325. Grand Rapids, MI: Christian Classics Ethereal Library, 1885. Vol. 4. Fathers of the Third Century. [Электронный ресурс]. URL: http://www.ccel.org/ccel/schaff/anf04.pdf

Богослужебная литература

Служебник. Б.м. [М.]: Изд-во Московской патриархии, 2001. 582 с.

Триодь постная. – М.: Изд. Моск. патриархии, 1992. 520 л.

Литература

Александр Шаргунов, прот. Толкование Евангелия на каждый день года. Неделя о блудном сыне [Электронный ресурс] // Православие.ру. 24 февраля 2008. URL: http://www.pravoslavie.ru/4031.html

Барт К. Церковная догматика. Т. II / Пер. с нем. М.: Библейско-богословский ин-т св. апостола Андрея, 2011. 712 с. (Серия «Современное богословие»)

Битбунов Г. Триодь постная: историческое развитие композиции [Электронный ресурс] // Православие.ру. URL: http://www.pravoslavie.ru/29764.html

Бломберг К. Интерпретация притчей / Пер. с англ. М.: Библейско-богословский ин-т св. апостола Андрея, 2005. 380 с. (Серия «Современная библеистика»).

Виссарион (Нечаев), еп. Паримия в среду третьей седмицы Великого Поста (Притч. IX, 12–18) // Толкование на паримии епископа Виссариона / Изд-е 2-е. Т. 2. Паремии из книги притчей, из книги Премудрости Соломоновой… СПб., 1894 [Электронный ресурс] // Предание.ру. URL: https://predanie.ru/vissarion-nechaev-episkop/book/216411-tolkovanie-na-paremii-iz-knigi-pritchey/

Давыденков, Олег, иерей. Догматическое богословие: Учеб. пособ. / Изд. 2-е испр. и доп. М.: Изд-во ПСТГУ, 2006. 435 с.

Иоанникий (Бэлан), архим. О покаянии и блуде. Проповедь в Неделю блудного сына [Электронный ресурс] // Православие.ру. 9 февраля 2015. URL:  http://pravoslavie.ru/77084.html.

Карабинов И. Постная триодь: Исторический обзор ее плана, состава, редакций и славянских переводов. СПб.: Тип. В.Д. Смирнова, 1910. – 294 с.

Кирилл (Говорун), архим. Притча о блудном сыне [Электронный ресурс] // Альфа и Омега. 1997. № 3 (14). URL: http://www.pravmir.ru/pritcha-o-bludnom-syne/

Макракис М. О блудном сыне // Психология блудного сына / Пер. с новогреч. Б. м.: Изд-во «Армос». С. 44–49 [Электронный ресурс] // Православие.ру. 9 февраля 2015. URL: http://pravoslavie.ru/77141.html.

Нектарий (Морозов), игум. Цена объятий [Электронный ресурс] // Православие.ру. 6 марта 2013. URL: http://pravoslavie.ru/59946.html

Немыченков В.И. О сострадании Бога человеку // Развитие личности. 2016. №4. С. 169–205.

Немыченков В.И. Нравственные ценности человечества и современная теодицея // Духовное наследие Византии и Афона в истории и культуре России: сборник научных трудов и материалов ХХVI Международных Рождественских образовательных чтений 2018 года / Отв. ред. О.В. Розина. М.: ИИУ МГОУ, 2018. 140 с. С. 61–76.

Никифор Феотокис, архиеп. Толкование 16. На Евангелие от Луки в неделю блудного // Толкование Воскресных Евангелий с нравоучительными беседами. Сочинено на Еллино-Греческом языке Преосвященным Никифором, бывшим Архиепископом Астраханским и Ставропольским. Ч. 2 / Пер. в Казан. Духовн. Академ. М: Синодальная тип., 1890 г. [Электронный ресурс] // Азбука веры. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Nikifor_Feotokis/tolkovanie-voskresnykh-evangelij-s-nravouchitelnymi-besedami-chast2/16

Рой, Георгий, прот. Литургико-экзегетическое рассмотрение текстов стихир на «Господи воззвах…» Недели о блудном сыне [Электронный ресурс] // Богослов.ру. 3 марта 2016 г. URL: http://www.bogoslov.ru/text/4866419.html

Толковая Библия / под ред. А.П. Лопухина [Электронный ресурс] // Азбука веры. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Lopuhin/tolkovaja_biblija_53/15.

Barth, Karl. Christian Dogmatics. Vol. 4.2. Edinburgh: T. & T. Clark, 1958. 867 p.

Справочная литература

Вейсман А.Д. Греческо-русский словарь. М.: Греко-латинский кабинет Ю.А. Шичалина, 1991. Репр. СПб., 1899.

Православная энциклопедия [Электронный ресурс]. URL: https://www.pravenc.ru/

Символика икон и фресок [Электронный ресурс] // Азбука веры. URL: https://azbyka.ru/shemy/simvolika-ikon.shtml

Словарь изографа / В. В. Филатов. М.: Изд-во Православ. Свято-Тихон. богослов. ин-та, 1997. 287 с.

 

[1] Например, см.: Николай Сербский (Велимирович), свт. Евангелие о блудном сыне // Творения: В 3 кн. Кн. 1: Беседы. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2010. 496 с. [Электронный ресурс] // Православие.ру. URL: http://www.pravoslavie.ru/44816.html; Кирилл (Говорун), архим. Притча о блудном сыне [Электронный ресурс] // Альфа и Омега. 1997. № 3 (14). URL: http://www.pravmir.ru/pritcha-o-bludnom-syne/

[2] В альтернативном переводе Нового Завета с греческого критического издания в первых двух случаях в сравнении с синодальным текстом к определению тельца добавлено притяжательное местоимение: «нашего откормленного теленка» (Лк. 15: 23, 27). См.: Новый завет Господа нашего Иисуса Христа / Под ред. епископа Кассиана (Безобразова). Б. м. [М.]: Российское библейское общество, 1997.

[3] Вейсман А.Д. Греческо-русский словарь. М.: Греко-латинский кабинет Ю.А. Шичалина, 1991. Репр. СПб., 1899.

[4] Вейсман А.Д. Указ. соч.

[5] Вейсман А.Д. Указ. соч.

[6] Tertullianus. De pudicitia. Migne JP. Patrologia Latina. Vol. 2. Col. 979–1030. Caput 8, 9, col. 994–999. Eng. Transl. Tertullian, On Modesty // The Ante-Nicene Fathers: The Writings of the Fathers down to A.D. 325. Grand Rapids, MI: Christian Classics Ethereal Library, 1885. Vol. 4. Fathers of the Third Century. URL: http://www.ccel.org/ccel/schaff/anf04.pdf

[7] Амвросий Медиоланский. Две книги о покаянии. Кн. 2, гл. 3 // Его же. Две книги о покаянии и другие творения / пер. с др.-греч. прот. Иоанна Харламова. М.: Учеб.-информ. экумен. центр ап. Павла, 1997. С. 45–94. С. 75–76.

[8] Ambrosius. Expositio Evangelii Secundum Lucam Libris X Comprehensa. PL. Vol. 15. Liber VII, cap. 213–243. Col. 1756–1764. Цит. по: Commentary of Saint Ambrose On The Gospel According To Saint Luke / trasl. by Íde M. Ní Riain. Dublin: Halcyon, 2001. 368 p. P. 259–268.

[9] PL 15. Col. 1761, уточненный перевод с лат. наш. – В.Н.

[10] PL 15. Col. 1762.

[11] Ad Damasum de duobus filiis frugi et luxurioso. Рус. пер. см.: Иероним Стридонский, блаж. Письмо к Дамасу о двух сыновьях (20) // Творения блаженного Иеронима Стридонского: Библиотека творений св. отцов и учителей церкви западной / 2-е изд. Ч. 1 (Кн. 3). Письма. Киев, 1893. 226 с. С. 77–100. Далее в цитатах дается ссылка на страницы данного издания. Выделения в цитатах наши. – В.Н.

[12] Иероним Стридонский, блаж. Указ. соч. С. 82.

[13] Clementis Alexandrini. Fragmenta, quae Graece tantum in editione Oxoniensi leguntur, XVI: Apud Macarium Chrysocephalum, Oration XI in Lukam, sub finem // Clementis Alexandrini. Fragmenta. Mine J. PG, Vol. 9. Col. 757–765. Авторству Климента приписывается текст nn.1–3, col. 757–761.

[14] Cyril of Alexandria. Sermon CVII // A Commentary upon the Gospel according to S. Luke / translated into English from an ancient Syriac version by R. Payne Smith. Part II. Oxford: University Press, 1859. P. 500–505. P. 503.

[15] Иоанн Златоуст, свт. Беседа 96. На притчу о блудном сыне // Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского, в русском переводе. Т. 8. Кн. 2. СПб.: Издание С.-Петербургской Духовной академии, 1902. С. 646–653.

[16] Там же. С. 650.

[17] Там же. С. 652.

[18] Иоанн Златоуст, свт. На Евангелие от Луки, о драхме, и на слова: «Человек некий имел два сына» (Лук. 15:11). Spuria // Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского, в русском переводе. Т. 10. Кн. 2. СПб.: Издание С.-Петербургской Духовной академии, 1904. С. 952–955. С. 955.

[19] Благовестник или толкование блаженного Феофилакта Болгарского на Святое Евангелие в двух частях. Ч. 1. Евангелие от Луки. Б.м. [М.]: Скит, б.г. [1993]. С. 160.

[20] Григорий Палама, свт. Омилия 3. На притчу Господню о спасенном блудном сыне // Святитель Григорий Палама. Омилии: в 2-х т. Т. 1. М.: Приход храма Св. Духа сошествия. 2008. С. 28–47. С. 41–42.

[21] Геннадий II Схоларий, св. Беседа на притчу о блудном сыне, и о покаянии // Проповеди св. Геннадия II (Георгия) Схолария, патриарха Константинопольского. СПб.: Изд-во Олега Абышко, 2007. С. 193–208. С. 202–203.

[22] «Телец же упитанный есть воплощенное Слово, Бог и Господь наш Иисус Христос, Коему мы приобщаемся во время совершения Святых православных Таин». См.: Никифор Феотокис, архиеп. Толкование 16. На Евангелие от Луки в неделю блудного // Толкование Воскресных Евангелий с нравоучительными беседами. Сочинено на Еллино-Греческом языке Преосвященным Никифором, бывшим Архиепископом Астраханским и Ставропольским. Ч. 2 / Пер. в Казан. Духовн. Академ. М: Синодальная тип., 1890 г. [Электронный ресурс] Азбука веры. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Nikifor_Feotokis/tolkovanie-voskresnykh-evangelij-s-nravouchitelnymi-besedami-chast2/16

[23] «Отец ради погибшего и обретенного сына заклал тельца упитанного. Бог ради погибшего и взысканного им грешника предал Сына Своего в жертву спасения, и в пищу жизни и веселия небесного». См.: Филарет (Дроздов), свт. Беседа в неделю о блудном сыне и на память святителя Алексия (говорена в Чудове мон. февраля 12), 1856 год // Сочинения Филарета, митрополита Московского и Коломенского: в 5 т. (1873, 1874, 1877, 1882, 1885). М.: Тип. А.И. Мамонтова и К°. [Электронный ресурс] Азбука веры. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Filaret_Moskovskij/slova/320

[24] «В довершение действий любви поставляется для возвратившегося сына трапеза любви, для которой закалается телец упитанный. Этою трапезою означается церковная трапеза, на которой предлагается грешнику, примирившемуся с Богом, духовная нетленная пища и питие: Христос, давно обетованный человечеству, приуготовляемый неизреченным милосердием Божиим для падшего человечества с самых минут его падения». См.: Игнатий (Брянчанинов), свт. Поучение в Неделю блудного сына // Творения святителя Игнатия. Аскетическая проповедь. Т. IV. М.: Сретенский монастырь, 1997. С. 34–38. С. 37–38. [Электронный ресурс] Православие.ру. URL: http://www.pravoslavie.ru/4030.html

[25] «Под откормленным и закланным теленком следует понимать Самого Господа нашего Иисуса Христа, Который предал Себя на заклание ради очищения грешников от грехов. <…> Если под домом отчим имеется в виду только небо, тогда под рабами надо разуметь ангелов; если же считать, что дом отчий есть Церковь Божия на земле (а это столь же верно), то в таком случае под рабами должно понимать священников, призванных совершать Таинство Жертвы Христовой и им питать людей в жизнь вечную». См.: Святитель Николай Сербский (Велимирович). Евангелие о блудном сыне // Творения: В 3 кн. Кн. 1: Беседы. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2010. 496 с. [Электронный ресурс] Православие.ру. URL: http://www.pravoslavie.ru/44816.html

[26] «Ибо телец упитенный есть Агнец Божий, закланный прежде создания мира, — Христос. И об этом пире веры возвещает Церковь всему спасенному человечеству среди пасхального торжества» (Александр Шаргунов, прот. Толкование Евангелия на каждый день года. Неделя о блудном сыне. 2008. 24 февраля. [Электронный ресурс] Православие.ру. URL: http://www.pravoslavie.ru/4031.html); «Телец, одежда, пение – Евхаристия» (Андрей Ткачев, прот. Наш портрет. 1 марта 2013. [Электронный ресурс] Православие.ру. URL: http://www.pravoslavie.ru/59856.html)

[27] Иоанникий (Бэлан), архим. О покаянии и блуде. Проповедь в Неделю блудного сына [Электронный ресурс] // Православие.ру. 9 февраля 2015. URL:  http://pravoslavie.ru/77084.html

[28] Макракис М. О блудном сыне // Психология блудного сына / пер. с новогреч. Б. м.: Изд-во «Армос». С. 44–49 [Электронный ресурс] // Православие.ру. 9 февраля 2015. URL: http://pravoslavie.ru/77141.html. Курсив наш. – В.Н.

[29] Barth, Karl. Christian Dogmatics. Vol. 4.2. Edinburgh: T. & T. Clark, 1958. P. 21–25.

[30] Barth, Karl. Christian Dogmatics. Vol. 4.2. Edinburgh: T. & T. Clark, 1958. P. 21–25.

[31] Барт К. Церковная догматика. Т. II / Пер. с нем. М.: ББИ св. ап. Андрея, 2011. С. 553–554. Курсив наш. – В.Н.

[32] Бломберг К. Интерпретация притчей. М.: ББИ св. ап. Андрея, 2005. С. 338.

[33] Там же. С. 339.

[34] Там же. С. 190–191. В цитатах курсив наш. – В.Н.

[35] Толковая Библия / Под ред. А.П. Лопухина. Курсив – издателей. [Электронный ресурс] // Азбука веры. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Lopuhin/tolkovaja_biblija_53/15

[36] Святитель Николай Сербский (Велимирович). Указ. соч.

[37] Нектарий (Морозов), игум. Цена объятий[Электронный ресурс] // Православие.ру. 6 марта 2013. URL: http://pravoslavie.ru/59946.html

[38] Автору этих строк доводилось слышать в храме вопрос «захожанина»: «У кого можно исповедоваться и сколько это будет стоить?».

[39] См. Толкования блаж.Феофилакта и синаксарь Триоди постной.

[40] Карабинов И. Постная триодь: Исторический обзор ее плана, состава, редакций и славянских переводов. СПб.: Тип. В.Д. Смирнова, 1910.

[41] Подробнее по теме см.: Лукашевич А.А. Блудного сына неделя // Православная энциклопедия. Т. 5. С. 370–373. URL: http://www.pravenc.ru/text/149401.html

[42] Синаксарь. Неделя, в нюже чтется священное и святое Евангелие, притчи блудного сына // Триодь постная. М.: Изд. Моск. патриархии, 1992. Л. 13.

[43] Карабинов И. Указ. соч. С. 119.

[44] Карабинов И. Указ. соч. С. 149, 154–155.

[45] Вторая стихира на «Господи воззвах». Неделя, в нюже чтется священное и святое Евангелие, притчи блудного сына // Триодь постная. Л. 9 об.

[46] Рой, Георгий, прот. Литургико-экзегетическое рассмотрение текстов стихир на «Господи воззвах…» Недели о блудном сыне [Электронный ресурс] // Богослов.ру. 3 марта 2016 г. URL: http://www.bogoslov.ru/text/4866419.html

[47] Служебник. Б.м. [М.]: Изд-во Моск. патриархии, 2001. С. 141.

[48] Триодь постная. Л. 14 оборот.

[49] Стихиры на хвалитех. Неделя, в нюже чтется священное и святое Евангелие, притчи блудного сына // Триодь постная. Л. 15. Курсив наш. – В.Н.

[50] Например, см.: Канон на утрени, глас 2. Песнь 1-я, Тропарь 1-й. Неделя, в нюже чтется священное и святое Евангелие, притчи блудного сына // Триодь постная. Л. 10, оборот.

[51] Третья песнь канона, песнопение на славу // Триодь постная. Л. 10, об.

[52] Седален канона, глас 1, подобен // Триодь постная. Л. 11.

[53] Триодь постная. Л. 14, 14 об.

[54] Битбунов Г. Триодь постная: историческое развитие композиции [Электронный ресурс] // Православие.ру. URL: http://www.pravoslavie.ru/29764.html

[55] Карабинов И. Указ. соч. С. 192.

[56] Первый канон на утрени во Вторую Неделю Великого поста. Песнь 4-я, тропарь 2-й // Триодь постная. Л. 186, оборот.

[57] Триодь постная. Л. 186.

[58] Первый канон на утрени во Вторую Неделю Великого поста. Песнь 9, тропарь 1-й // Триодь постная. Л. 192, оборот.

[59] Вторая стихира на «Господи воззвах». Неделя, в нюже чтется священное и святое Евангелие, притчи блудного сына // Триодь постная. Л. 9 об.

[60] Карабинов И. Указ. соч.

[61] 1-й тропарь 2-й песни Трипеснца вторника 3-й седмицы Великого поста // Триодь постная. Л. 201.

[62] Там же. 2-й тропарь. Курсив наш. – В.Н.

[63] Вторник вечера 3-й седмицы, самогласен на стиховне, глас 2 // Триодь постная. Л. 205–205 об.

[64] «Премýдрость создá себѣ́ дóмъ и утверди́ столпóвъ сéдмь: заклá своя́ жéртвенная (ἔσφαξεν τὰ ἑαυτῆς θύματα), и раствори́ въ чáши своéй винó, и уготóва свою́ трапéзу: послá своя́ рабы́, созывáющи съ высóкимъ проповѣ́данiемъ на чáшу, глагóлющи: и́же éсть безýменъ, да уклони́тся ко мнѣ́. И трéбующымъ умá речé: прiиди́те, яди́те мóй хлѣ́бъ и пíйте винó, éже раствори́хъ вáмъ…» (Притч. 9:1–5).

[65] Виссарион (Нечаев), еп. Паримия в среду третьей седмицы Великого Поста (Притч. IX, 12–18) // Толкование на паримии епископа Виссариона / Изд-е 2-е. Т. 2. Паремии из книги притчей, из книги Премудрости Соломоновой… СПб., 1894. [Электронный ресурс] Православие.ру. URL: https://predanie.ru/vissarion-nechaev-episkop/book/216411-tolkovanie-na-paremii-iz-knigi-pritchey/

[66] Там же.

[67] Давыденков, Олег, иерей. Догматическое богословие. М.: Изд-во ПСТГУ, 2006. С. 314–315.

[68] Самогласен на стиховне (глас 6-й) вечера четвертка 3-й седмицы Великого поста // Триодь постная. Л. 215, оборот. Курсив наш. – В.Н.

[69] Самогласен на стиховне утра пятка 3-й седмицы Великого поста // Триодь постная. Л. 218 оборот.

[70] Трипеснец утра среды пятой седмицы, песнь 3, тропарь 2-й и песнь 8, тропарь 2-й // Триодь постная. Л. 287.

[71] Стихиры по алфавиту 24 Великаго канона. Творение господина Андрея Критского. Глас 4. Стихира 20-я (У) // Триодь постная. Л. 292 об.

[72] Ἡ δάμαλις (телица) τὸν μόσχον, ἐν Ξύλῳ κρεμασθέντα, ἠλάλαζεν ὁρῶσα (греч.). См.: Непорочны (Пс. 118). Статия 3-я, похвала к стиху 157. Утреня Великой Субботы // Триодь постная. Л. 479. Контекст: в предыдущей похвале (ст. 156) Богородица прямо обращается к Сыну Божию, а в последующей похвале (ст. 158) говорится о погребении Христа Иосифом и Никодимом.

[73] Например, см.: Четверток вечера 2-й седмицы Великого поста, крестобогородичен стиховных стихир; Вторник 5-й седмицы вечера, стихира на Господи воззвах господина Феодора, гл. 2; Среда 5-й седмицы утро, канон 2-й, песнь 8, тропарь на «Слава Тебе…» // Триодь постная. Л. 175 об.; 284 об.; 288.

[74] Например, «пийте и кровь излиянную от богоребренного заколения» (Великая среда, трипеснец Андрея Критского на повечерии, песнь 9, тропарь 1-й) // Триодь постная. Л. 423); «яко овча на заколение, тако последоваше Агнец Божий, Сын Отчий…» (Великий четверток, утра хвалитные стихиры, 3-я стихира // Триодь постная. Л. 429) и др.

[75] Вторая стихира на «Господи воззвах». Неделя, в нюже чтется священное и святое Евангелие, притчи блудного сына // Триодь постная. Л. 9 об.

[76] Первый канон на утрени во Вторую Неделю Великого поста. Песнь 9, тропарь 1-й // Триодь постная. Л. 192, оборот.

[77] Песнопение на славу в стихирах на хвалитех (глас 6). Неделя, в нюже чтется священное и святое Евангелие, притчи блудного сына // Триодь постная. Л. 15.

[78] Григорий Палама, свт. Указ. соч. С. 33.

[79] Геннадий II Схоларий, св. Указ. соч. С. 195.

[80] Максим Исповедник. Patrologia Graeca. J.-P. Migne. T. 90. 1865. Col. 624. Рус. пер. по: Максим Исповедник. Вопросоответы к Фалассию: Вопрос 60 / пер., прим.: А.И. Сидоров // Альфа и Омега. М., 2000. № 1 (23). С. 40–50.

[81] Немыченков В.И. О сострадании Бога человеку // Развитие личности. 2016. №4. С. 169–205; Его же. Нравственные ценности человечества и современная теодицея // Духовное наследие Византии и Афона в истории и культуре России: сб. науч. трудов и мат-лов ХХVI Междунар. Рождественских образоват. чтений 2018 года. М.: ИИУ МГОУ, 2018. 140 с. С. 61–76.

[82] Святитель Николай Сербский (Велимирович). Указ. соч.

[83] «Внутрь окружности нимба над головой Спаса Благое Молчание введены линии восьмиконечной звезды: это символ Господа Саваофа, с которым Его изображают в Новозаветной Троице (неканоническая иконография). С XVIII в. в русской иконографии Господа Саваофа иногда изображают в треугольном нимбе или нимбе в виде двух сомкнутых треугольников, образующих шестиконечную звезду» (Нимб // Словарь изографа / В. В. Филатов. М.: Изд-во Православ. Свято-Тихон. богослов. ин-та, 1997. С. 148). Также: «Изображения, сопровождающиеся надписью: “Господь Саваоф”, появились в рус. искусстве в XVI в. В основе иконографии лежит образ Иисуса Христа Ветхого денми: Господь, благословляющий обеими руками… волосы лежат по плечам, нимб звездчатый, в виде 2 пересекающихся ромбов синего и красного цветов…» (Господь Саваоф // Православная энциклопедия. Т. 12. С. 181–183. [Электронный ресурс] URL: https://www.pravenc.ru/text/166347.html).

[84] Глава 43 Большого Московского собора 1667 г. гласит: «Повелеваем убо отныне Господа Саваофа образ впредь не писати: в нелепых и неприличных видениих, зане Саваофа (сиречь Отца) никтоже виде когда во плоти. Токмо якоже Христос виден бысть во плоти, тако и живописуется, сиречь воображается по плоти, а не по божеству…»

[85] «Нимб Иисуса Христа с обозначением линий Креста принято называть “крещатый нимб”» (Нимб // Словарь изографа. Указ. соч. С. 148).

[86] Символика икон и фресок [Электронный ресурс] // Азбука веры. URL: https://azbyka.ru/shemy/simvolika-ikon.shtml

[87] Подножье – предмет в виде отдельной возвышенной ступени или низкой скамеечки, изображаемый под ногами Христа, Богоматери, евангелистов и избранных святых… См.: Словарь изографа / В. В. Филатов. М.: Изд-во Православ. Свято-Тихон. богослов. ин-та, 1997. 287 с.

[88] Иоанн Дамаскин, прп. Точное изложение православной веры. Кн. IV, гл. IV (77) // Творения преподобного Иоанна Дамаскина. Источник знания. М.: Индрик, 2002. С. 287–288.

[89] Святитель Николай Сербский (Велимирович). Указ. соч.

[90] На стиховне самогласен, понедельник вечера 3-й седмицы Великого поста // Триодь постная. Л. 200.

[91] Там же.

[92] Иоанн Дамаскин, прп. Точное изложение православной веры. Кн. III, гл. I (45) // Указ. соч. С. 234–235.

[93] Филарет (Дроздов), свт. Слово в Великий Пяток, 1816 г. [Электронный ресурс] Православие.ру. URL: http://www.pravoslavie.ru/34748.html

[94] В тайной молитве третьего антифона говорится: «Сам и ныне раб Твоих прошения к полезному исполни, подая нам в настоящем веце познание Твоея истины и в будущем живот вечный даруя» (курсив наш. – В.Н.) (Служебник. – Б.м. [М.], 2001. С. 103).

[95] Последование ко Причащению. Канон, песнь 9, тропарь 1-й.

[96] Вторая стихира на «Господи воззвах». Неделя, в нюже чтется священное и святое Евангелие, притчи блудного сына // Триодь постная. Л. 9 об.

 

Источник: Богослов.Ru