Введение
Пастырское богословие как одно из направлений подготовки священнослужителей появилось в русских духовных школах с середины XVIII в., собственно с момента учреждения специальных школ для подготовки будущих клириков[1]. До этого в Русской Церкви не было систематической подготовки священнослужителей, многое определялось общим образованием и культурой, сословными границами, богослужебной практикой и устным преданием. В монашеской среде будущие монахи-священнослужители имели возможность тесного общения с игуменом и братией монастыря, монашеское предание передавалось «в тесных кельях». Соответственно, и в русской духовной литературе до середины XVIII в. не появлялось систематических трудов по пастырству.
К концу XIX века ситуация существенно изменилась: в русской богословской школе накопился опыт преподавания пастырского богословия, появилась соответствующая литература, вышло несколько учебников и учебных пособий по пастырству[2]. Содержание учебных пособий и курсов позволяет усмотреть различные подходы к пастырству, которые предлагают их авторы, опираясь не только на ту или иную трактовку текстов Священного Писания, писаний св. отцов и своих предшественников, но и на личный пастырский (священнический) опыт. Важнейшей стороной пастырского служения в понимании школьной традиции пастырского научения являлось совершение таинств [Сухова, 28–29]. Однако по мере осознания духовенством нарастающего кризиса в отношении народа и общества к христианству и Церкви внимание будущих пастырей фокусируется на личных нуждах верующих, на внимании к внутренней жизни прихожан, их душевных переживаниях и стремлении оказать им духовную поддержку и помощь. Подобное отношение к приходящим в храм известный церковный деятель, тогдашний ректор Московской духовной академии, будущий архиепископ Антоний (Храповицкий) называет «пастырским чувством»[3]. Таким образом, наряду с заботой о богослужении, усиливается внимание священнослужителей к «душепопечению», которое в различных христианских традициях определялось не одинаково. Понятие, пришедшее из западного лексикона, прижилось в русской церковной культуре и стало пониматься не как забота о собственной душе, но как забота пастыря о душе пасомого[4].
В русской монашеской среде XIX век прошел под знаком старчества, что оказало значительное влияние на формирование представлений о служении пастыря и среди приходского духовенства, и среди мирян. Как отмечает известный исследователь исихазма С.С. Хоружий, понимание старчества как заботы о духовном состоянии братии в монастыре постепенно смещается в сторону служения миру, людям, живущим в миру[5]. С этим согласуется и известная идея монастыря в миру, а также старчества в миру, пример которого был явлен в опыте «московского старца» прот. Алексия Мечёва (1859–1923). Известно, что он поддерживал духовные связи с оптинскими старцами, но поворотными для его понимания пастырского служения стали встречи и сослужение с прот. Иоанном Сергиевым (Кронштадтским) (1829–1908) в 1901 году.
Еще одной стороной старчества-пастырства конца XIX – начала XX вв. было старшинство, наставничество в православных общинах, братствах, сестричествах, которое осуществляли люди, не имевшие ни сана, ни монашеского пострига[6]. Вряд ли можно говорить о существовании единой линии пастырства мирян в церковной традиции, но игнорирование этого явления, при всей его уникальности, будет очевидным сужением многообразия церковной жизни, которое с богословской точки зрения понимается как плод действия Духа в Церкви.
Таким образом, в начале XX в. в Православной Российской Церкви сложилось множество пастырских практик, благодаря чему развивалось и пастырское богословие. При этом реальный опыт духовного окормления людей значительно выходил за пределы того образа пастырства, который давали семинарские учебники. Все чаще звучали высказывания священнослужителей, что собирание церковного народа не может ограничиваться лишь рамками рутинного приходского служения. Складывалось несколько типов старчества-пастырства, и все они были обращены к мирянам, к обществу и народу, точнее к тем в них, кто не был удовлетворен в своей жизни православием символическим, но искал практической реализации христианских принципов, жизненного взаимодействия с другими людьми на евангельских основах.
Статья посвящена пастырскому служению основателя Крестовоздвиженского трудового братства Н.Н. Неплюева (1859–1908) – тем принципам пастырства, которые Неплюев считал важнейшими для собирания христианского, церковного, православного собрания, каким являлось созданное им братство. Опыт Н.Н. Неплюева, с одной стороны, предстает вполне традиционным, принятым в церкви, с другой – он явно не укладывается в рамки приходских обычаев, но открывает новые пути собирания народа Божьего. Этот опыт нуждается в осмыслении и церковной оценке, поскольку братство просуществовало более тридцати лет до своего уничтожения большевистскими властями, получив каноническое основание принадлежать церковной традиции[7]. Безусловно, опыт братства интересен и в перспективе трагических событий русской церковной истории XX в., заставивших Церковь в ситуации тотальных гонений на веру пересматривать уклад своей жизни, сложившийся в синодальную эпоху, изменять отношение к собиранию Церкви, реализации ее соборных начал. Представляется, что пастырский опыт Н.Н. Неплюева актуален и в перспективе поиска новых путей собирания Церкви в XXI в. Неплюев был основателем братства, но не был единственным старшим в нем. Тема старшинства в церковном собрании – еще одна важная тема, которая может быть исследована на примере Крестовоздвиженского братства.
Немаловажным является и то обстоятельство, что в последние годы пастырское богословие стало одним из направлений православной теологии, открылась возможность исследовать это явление в современном научно-гуманитарном поле. Появились исследования, посвященные как преподаванию пастырского богословия в духовных школах[8], так и содержанию деятельности современных священнослужителей[9]. Исследованию церковной практики Крестовоздвиженского трудового братства также посвящено немало научных работ[10], однако опыт Н.Н. Неплюева по собиранию церковного собрания и пастырскому попечению в Крестовоздвиженском братстве рассматривается впервые.
Источники изучения пастырского опыта Н.Н. Неплюева
Николай Николаевич Неплюев родился в семье черниговского предводителя дворянства. В 1875 г. он закончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета и положил начало дипломатической карьере, поступив на службу в российское посольство в Мюнхене. Однако в 1877 г. Неплюев оставляет службу и становится вольнослушателем Петровской сельскохозяйственной и лесной академии в Петербурге, а осенью 1880 г. поселяется в своем родовом имении в Черниговской губернии. Менее чем через год, в августе 1881 г., он берет на воспитание десять крестьянских детей-сирот и так полагает начало Воздвиженской сельской школе, из выпускников которой сложится впоследствии Крестовоздвиженское трудовое братство[11]. Отец Неплюева, Николай Иванович Неплюев (1825–1890), по-видимому, не разделял устремлений сына, но мать Александра Николаевна Неплюева (урожденная баронесса Шлиппенбах) (1827–1917) и родные сестры Ольга Николаевна (1859–1944) и Мария Николаевна (в замужестве Уманец) (1859–1930) станут его верными помощницами в устроении братской жизни. Такова внешняя канва событий, в результате которых русский аристократ и дипломат стал основателем православного братства, состоявшего в большинстве своем из выходцев из крестьян, и одним из интереснейших русских духовных писателей конца XIX – начала XX вв.
Внутренний импульс к такой перемене жизненного пути, судя по свидетельству самого Неплюева, имел мистическую природу. С детства он имел интуицию «мира незримого». «Мир этот, – писал он, – для меня с раннего детства был более реален, чем преходящие призраки земного бытия»[12]. В воспоминаниях о своем обращении и изменении жизненного пути Н.Н. Неплюев описывает два сновидения, в которых он видел себя среди детей и которые воспринял как откровение и призвание свыше[13]. Необходимо подчеркнуть, что Неплюев был человеком исключительной интеллектуальной и духовной трезвенности и никогда не жил мечтами об идеальной христианской жизни. Именно в силу этих своих качеств он и «перешел от слов к делу», ибо посчитал реализацию христианских принципов актуальнейшей задачей церковной и народной жизни. Неплюев сочетал духовную интуицию и трезвый практический разум. О его выборе можно сказать так: он воспринял христианство как откровение Божьей любви и духовного братства людей и немедленно с твердым убеждением перешел к реализации в жизни этого откровения, к созиданию жизни на началах любви и братства[14].
Братство, основанное Н.Н. Неплюевым в 1889 г., стало пространством устроения жизни во всех ее аспектах на христианских началах [см. Экземплярский]. Это прежде всего касалось отношений между людьми, общения в братстве и отношения к братству, что должно было находить отражение и в устроении семейной жизни, и в учительном и хозяйственном сотрудничестве, и, конечно, в храмовом и внехрамовом богослужении, а также в личной молитве[15] братчиков. Во всех сторонах жизни Неплюев старался достигать реальности братских отношений, чтобы нигде жизнь не отрывалась от слова или идеи («от слов мы перешли к делу» – характерное выражение Неплюева). Он не мыслил трудовое братство вне Церкви, поэтому много сил тратил на выстраивание отношений с иерархическим священством. Будучи убежденным в том, что братская любовь является основанием всех отношений в Церкви и что долг всех церковных людей – созидать отношения на братских началах, он стремился соответствующим образом выстраивать отношения и с приходским священником, и с епархиальным архиереем. Систему отношений «братство – иерархическое священство» он видел не как вертикальное подчинение, но как братское сотрудничество и общение. Как основатель и блюститель он твердо оберегал духовные границы братства, защищая его от власти иерархического сознания. Братское чувство, проявляемое членами братства, искало подобного отношения и со стороны священства, но не всегда находило его. Приходской уклад не предполагал служения основателя и попечителя братства не в священном сане, свободного от формальных отношений не только с приходским священником, но и с епархиальным архиереем. Однако благодаря цельности своего церковного сознания Неплюев, не смущаясь, пытался эти новые отношения выстраивать и добился в этом немалых результатов.
Составить представление о пастырстве Н.Н. Неплюева нам позволяет его обширное письменное наследие, в первую очередь отчеты блюстителя о жизни братства, являющиеся уникальными церковными документами. Как блюститель братства, Неплюев составлял эти отчеты как «всенародную исповедь». Он не прятал жизнь братства ни от Церкви, ни от общества, что стоит отметить как существенный принцип древнего христианского исповедания[16]. Сохранились отчеты блюстителя с момента основания братства до 11 сентября 1901 года[17]. Другим важным для нас источником являются беседы о трудовом братстве, в которых Неплюев рассматривает разные темы и раскрывает разные аспекты братской жизни. Принципы пастырского служения раскрываются также в переписке со священником Ивановым[18]. К сожалению, самого письма Иванова найти исследователям до сих пор не удалось, однако в «Частном ответном письме священнику Иванову» Неплюева сохранились большие выдержки из письма Иванова, по которым можно сделать вывод о позиции автора, с которым полемизирует Неплюев. Это основной документ, в котором Неплюев проводит принципиальное различение между служением блюстителя и братского священника и объясняет свое понимание места иерархического священства в братстве. Наконец, молитвы[19], написанные Неплюевым, также являются интереснейшим источником, показывающим, на каких пастырских принципах он устраивал братство.
Положение блюстителя Трудового братства
Выявление пастырских принципов, которыми руководствовался Н.Н. Неплюев в своей деятельности, представляет собой рискованную задачу. Сознание Неплюева было вполне целостным, и попытка выделить и структурировать его пастырские приоритеты имеет опасность обернуться схематизацией живого служения блюстителя братства. Восприятие пастырского опыта Неплюева требует и от исследователя цельности христианского сознания и, вместе с тем, навыка различения нюансов устроения жизни православного братства[20]. Не претендуя на полноту суждения о пастырстве Неплюева, постараемся выделить основные принципы его служения в двух аспектах: 1) особенности его положения как блюстителя Крестовоздвиженского братства[21]; 2) характерные черты его отношения к братству, точнее, основные направления его пастырской мысли и действий, которыми он направлял братство в духовном, нравственном, трудовом и бытовом развитии.
Свое служение в братстве Н.Н. Неплюев назвал блюстительством. В Уставе братства[22], документе подчеркнуто правовом, о его обязанностях говорится скупо. Согласно Уставу, блюститель «заботится о точном согласовании жизни Братства с настоящим Уставом и уложениями, выработанными Думой. Он главный представитель Братства в его сношениях с духовными, правительственными и земскими учреждениями» [Избранные сочинения, 225]. Важные, хотя и краткие слова о сущности служения блюстителя находятся в Руководящих принципах братства, документе более пространном и содержательном: «<Блюститель> должен сознавать себя и всеми быть признаваемым живой совестью Братства, ответственным за общее направление жизни Братства и каждой братской семьи в отдельности» [Избранные сочинения, 194].
Раскрывается же понимание Н.Н. Неплюевым служения «живой совести Братства» во множестве его текстов, основные из которых названы выше.
1. Важнейшим качеством положения блюстителя является его глубинная связь с братством, не допускающая ни измен, ни изменений в связи с обстоятельствами жизни и личными настроениями. Данное положение внешне закреплено в братском уставе, где сказано, что блюститель избирается пожизненно и что это служение не может быть совместимо ни с какой другой должностью ни в братстве, ни за его пределами. Блюститель всецело предан делу братства и не может оставить его, променяв на другое дело в жизни. Подобное условие Н.Н. Неплюев предъявляет и к служению братского священника. В письме к священнику Иванову он пишет: «Скажите, что вы обвенчаны с церковью Братства, верны ей и не думаете ни изменить ей, ни разводиться с ней» [Неплюев. Т. 2. С. 351]. В этой верности братству, «новорожденному младенцу Церкви», проявляется верность Церкви, а следовательно, и верность своему призванию и служению и, тем самым, верность Богу, вере в Него. Для Неплюева это неразрывная связь, но именно здесь проходит линия напряжения в отношениях блюстителя братства, как и самого братства, и епархиального руководства, т. е. иерархического священства. По собственным словам Неплюева, созданное братство он «с доверием учредил <…> в Духовном ведомстве и поставил его под покровительство епархиального архиерея» [Неплюев. Т. 2, 345]. Однако он не признает власть епархиального архиерея в отношении братства безграничной. Епископ почитается братством как покровитель (соответствующая норма закреплена в Уставе братства [Избранные сочинения, 223]). Логика Неплюева проста: отношения внутри церкви – отношения доверия и любви, а не подчинения и насилия (он последовательно отстаивает евангельские принципы в устроении внутрицерковных отношений). Потому первичной является воля братства, «младенца Церкви», как места действия благодати Св. Духа, т. е. церковного собрания. Основной мотив отношения покровителя к братству – доверие. Неплюев пытается выстроить отношения с иерархическим священством на новозаветных основаниях, где доверие и верность церковному собранию во многом определяют и содержание служения[23].
2. Из вышесказанного следует другой важный аспект пастырского служения Н.Н. Неплюева. Блюститель братства имеет положение брата, а не начальника, он внутри братства, а не над ним и не вне его. На первый взгляд такое положение парадоксально: можно ли быть пастырем, водителем братства и одновременно братом в нем[24]? Но это вполне согласуется с евангельским императивом: «Кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою» (Мк. 9:35). Таково положение старшего в братстве, его пастыря. Блюститель живет жизнью братства и другой жизни не имеет, он «духовный отец, брат и друг» [Неплюев. Т. 3. С. 150] в братстве. С этим связано и упомянутое выше положение устава о невозможности для блюстителя занимать какую-либо другую должность. В братстве реализуется его членство в Церкви, единство с ней во всех сторонах жизни. Неплюев не выделяет себя из братства, сознает себя «живым членом живого целого». Обращаясь к братству с призывом покаяния, он так пишет об этом: «Когда брат изменяет Богу, правде любви Его и делу вселенской любви, я чувствую себя соучастником его измены. Когда я ревную о Боге против вас, я ревную о Нем не в меньшей, а в большей степени и против себя. Когда я вас призываю к покаянию, я не в меньшей, а в большей степени призываю к покаянию и себя. Нам нельзя делаться судьей в собственном деле. <…> То же, что совесть Братства говорит вам через меня, она говорит и мне, и голос ее я слышу настолько громко, насколько велика любовь моя к Богу-Любви, делу любви Братства трудового и к вам, не имеющим иного пристанища во вселенной, кроме Братства мира и любви в доме Отца нашего Небесного» [Неплюев. Т. 3. С. 149].
3. Занимая такое положение в братстве, блюститель имеет обязанность быть живой совестью братства. Это едва ли не единственное, что вменяется ему в обязанность уставом и Руководящими правилами братства. Анализируя тексты Н.Н. Неплюева, можно сказать, что это в первую очередь долг зоркого видения духовных основ жизни и нравственной мотивации поступков братчиков во всех сторонах братской жизни, трезвенного размышления и обостренной нравственной рефлексии по поводу всего, что происходит братстве и вокруг него. Однако действие блюстителя имеет не только характер реакции; он заботится о пути братства, о развитии всех сторон его жизни, в том числе экономической, духовно ориентирует и направляет его, не отделяя и себя от братства. Все рекомендации и призывы, особенно покаянного характера, он обращает в первую очередь к самому себе, не отделяя себя от братства практически ни в чем.
4. Необходимо отметить еще один аспект внутреннего положения блюстителя по отношению к внешним братству людям. Одной из важнейших забот Н.Н. Неплюева является «ограждение добра». Таким пространством добра в мире он видел братство и понимал, что братство как пространство добра не может быть абсолютно открыто. Жизнь в мире сем, но не от мира сего требует границы, и эта граница прежде всего внутренняя, духовная. Таким образом, положение блюстителя определяется и его положением на границе. Граница братства проходит там, где в жизни проходит граница добра и зла, и забота «живой совести братства» – искать и находить эту границу, чтобы не смешивать братское пространство христианской жизни с пространством отчужденной конкуренции и борьбы мира сего. Блюститель всегда находится внутри братства, его место, его позиция всегда внутри братства, а не вне его. Он не может смотреть на братство извне, тем самым отделившись от него. Одновременно его обязанность – следить за границами братства во всех аспектах этого служения. Он находится на страже границ, но со стороны братства (если говорить о внешнем охранении). Охранение «созидания мирного прогресса» в братстве против «развращающей борьбы» в обществе, ибо «Христос и Евангелие – мир, а не борьба» и «дело Трудового братства – дело мира, любви и свободного изволения верующего и любящего духа, дело стройной организации добра в жизни, организация труда и взаимных отношений на основе братолюбия» [Неплюев. Т. 3. С. 119].
Таковы основные особенности положения Н.Н. Неплюева как основателя и старшего Крестовоздвиженского братства, согласно которым он и действовал как в самом братстве, так и вне его. Разумеется, что сознание и, главное, поступки Неплюева, русского аристократа, перешедшего от слов о православии к делу созидания православного братства, стали своеобразным вызовом и для Церкви, и для общества. Явление Крестовоздвиженского братства обнажало колоссальную дистанцию между признанием православия в Российской империи господствующей религией и реальностью жизни на основе евангельских принципов. Неплюев ясно понимал это и много делал для признания братства, чтобы оно не считалось маргинальным в церковном и общественном сознании. Признанию братства и повышению его авторитета, безусловно, помогало происхождение Неплюева и его связи среди элиты российского общества. Однако более важным для понимания церковного значения его дела стало то, что в общественной и церковной среде того времени нашлись люди, которые не только признали евангельскую проповедь Неплюева, но и последовали за ним[25].
Особенности пастырской практики Н.Н. Неплюева
Говоря о различных аспектах отношения Н.Н. Неплюева к братству, необходимо помнить, что речь идет не о собирании кружка единомышленников или дружеского круга (если бы его цель была такова, он вряд ли обратился бы к крестьянам), но о совершенно сознательном создании церковного собрания, то есть круга верующих людей, духовное единство и жизненная близость которых определялась в первую очередь не теми или иными интересами, социальным положением, уровнем образования и культуры, но единым пониманием своего религиозного пути, причем пониманием, осуществленным на практике[26]. В этом круге, собранном на основе отношений, диктуемых Евангелием, Неплюев был одновременно и полноправным членом, и старшим, пастырем. При всей простоте своего евангельского исповедания и при всей сложности жизненного различения добра и зла в устроении всех сторон жизни братства Неплюев видел его жизнь как путь возрастания, где совершенствование внешнего материального положения должно было коррелировать с высотой духовной жизни собрания. Это возрастание должно было затрагивать и личные отношения братчиков между собой, и их отношение к блюстителю и другим старшим в братстве, и жизнь в родовой и братской семьях[27]. В то же время полнота жизни церковного собрания не мыслилась Неплюевым вне отношений с внешними для братства людьми, а также вне разрешения вопросов о христианском (братском) отношении к труду, ведению хозяйства, заботе о братском имуществе и т. п.
Пастырский опыт Н.Н. Неплюева многообразен, в нем можно выделить множество аспектов, он развивался и обогащался по мере накопления опыта братской жизни и роста Крестовоздвиженского братства. Так, например, в начале своего пастырского пути Неплюев полагал, что закон добра в жизни настолько самоочевиден и убедителен, что стоит лишь показать его человеку, наставить на путь добра в жизни, как он с охотой пойдет по нему, никогда с него не сойдет и не согласится ни на что его променять. Но, пережив опыт духовной борьбы и измен делу братства [см. Неплюев. Т. 4.], Неплюев пришел к твердой уверенности в том, что пространство добра в жизни нуждается в защите, что добру и злу в жизни нельзя предоставлять равного права в надежде на то, что человек всегда и безошибочно встанет на сторону добра: «Церковь имеет не только право, но и обязанность удалять из среды верующих всякую злую закваску. Для этого она не только может, но и должна отлучать всякого самодовольного во зле, самодовольного в своей отчужденности от веры и жизни по вере, всякого самодовольного крамольника; это простая правда» [Неплюев. Т. 2, 299-300].
Постараемся выделить важнейшие принципы, которых Н.Н. Неплюев придерживался в своем служении блюстителя братства трудового на всем протяжении своей пастырской деятельности.
1. Неплюев понимал братство как дар Божий, как пространство христианской жизни. «Именно верность Церкви, признание верховного авторитета Вечного Главы Ее – Христа и долг повиновения верховному завету христианского Откровения <…> именно это дело верности и повиновения Церкви и привело меня на путь любви к Богу всем разумением и заложило в совесть мою потребность жизни по “вере, действующей любовью”» [Неплюев. Т. 1. С. 18].
Поэтому, будучи сам верен братству как делу всей своей жизни, Неплюев направлял и членов братства на то, чтобы и для них братство становилось главной ценностью в жизни, отказ от которой приводит к измене Богу и Церкви[28]. В жизни братства для его членов реализуется Церковь, в братстве его члены приобщены к Ней и участвуют в Ее созидании.
Таким образом, церковная жизнь члена братства обретает в нем свои конкретные границы. В церковном сознании синодальной эпохи акцент на верности Церкви и служению был более актуален для священнослужителей или монашествующих. Для обычных прихожан верность Церкви проявлялась, как правило, в таких действиях, как регулярное посещение служб, соблюдение обрядов, праздников, участие в таинствах, которые чаще имели символическое значение. Неплюев же исходил из представления о том, что членство в Церкви для каждого ее члена, независимо от наличия сана или пострига, должно воплощаться в реальном союзе на основе братолюбия: «Новозаветная заповедь: “Заповедь новую даю вам, да любите друг друга: как я возлюбил вас (до высшего самоотречения страданий и смерти крестной), так и вы да любите друг друга”, – усиливает требование организации жизни на началах братолюбия до полной неизбежности осуществления братства в самом широком смысле слова. Если ветхозаветная заповедь по букве давала возможность изменить этой форме жизни из любви к себе, когда перестают в жизни этой находить личное удовлетворение, то по новозаветной заповеди для измены этой нет оправданий, хотя бы для пользы общей вся жизнь личная обратилась в сплошное страдание и привела нас на голгофу мучительной смерти и неоцененного подвига» [Неплюев. Т. 1. С. 50].
Немало сил Н.Н. Неплюев уделял тому, чтобы члены братства имели трезвенное отношение ко всем сторонам жизни. Цель трезвения – ясное различение добра и зла, поэтому Неплюев старался не ослабевать в пастырских усилиях, пока каждый член братства не станет самостоятелен в этом трезвенном понимании жизни и пока все братство не сможет жить самостоятельно. Важную задачу Неплюев видел в том, чтобы приучать членов братства размышлять о братской жизни и анализировать различные ее стороны в свете Евангелия. Поэтому он часто проводил беседы, имевшие в основе чтение и обсуждение Евангелия и подчас носившие покаянный характер, в разных братских собраниях: в школах (в братских кружках), в братских семьях, в братской думе. Отчеты о жизни братства, издававшиеся и читавшиеся в братских собраниях, также содержат довольно подробный анализ важнейших в духовном смысле моментов братской жизни за два-три года.
Но верность и трезвение – плод христианской любви, и потому не могут быть только разумными волевыми качествами человека. Неплюев также призывал к искренности, открытости в отношениях, к «нежному братолюбию» (Рим. 12:10)[29], и в этой простоте и одновременно сложности духовных качеств, которые стремился воспитывать, можно уяснить, в чем именно Неплюев видел служение «высшей совести» братства.
2. Поскольку верность братству есть плод любви к Богу, Н.Н. Неплюев неизменно направлял внимание братчиков на то, чтобы во всех мыслях и действиях своих они руководствовались христианской любовью, искали любви к Богу, а не любви и заботы о себе и своих, ибо «любовь между нами без любви к Богу – несбыточная утопия» [Неплюев. Т. 3. 149]. Неплюев как пастырь не отступает и не устает напоминать, что любовь к Богу – главное основание братства: «Говорить вам правду, пробуждать тех, которые хотят успокоится на любви ко мне и братьям, призывать их от личной любви ко мне и братьям к любви в Боге и во Христе, от любви к нам – к любви к Богу и к Братству – велит мне и вера в Бога-Любовь, и любовь к Богу и вам» [Неплюев. Т. 3. 148].
В пастырском деле Н.Н. Неплюева важно отметить строгую логику, последовательную приверженность смыслу христианской жизни. Он не боится говорить о самых сложных проблемах духовной жизни и полагается на то, что слушатели и читатели любящим разумом и сердцем воспримут его слова. Перейдя «от слов к делу», к практике братской жизни, он опирается на здоровое начало в человеке, на его веру, любовь и разум. Так созидается дух братской жизни.
3. Из сказанного выше вытекает следующий важный аспект пастырских усилий Н.Н. Неплюева. Он касается отношений между членами братства. Неплюев по своему происхождению, воспитанию и образованию принадлежал к культурной элите российского общества. Но, устраивая отношения в братстве, он решал прежде всего не культурную, а духовную задачу, первичную по отношению к задаче культурной. Основа жизни братства – любовь, а действенная любовь не может не принести соответствующего плода. Среди постановлений общих собраний братства есть, в частности, такие: «…Стать на дорогу простых, сердечных, искренно-уважительных отношений друг к другу, к тому, чтобы все старались предупреждать друг друга в уважении, приветливости и сердечной заботливости, признали долгом братской совести быть требовательным к себе, а не к Братству и братьям, любить, а не требовать любви, уважать, а не требовать уважения, возможно более давать другим, а не требовать от других» [Неплюев. Т. 3. 154].
Воспоминания многих гостей свидетельствуют об особой атмосфере братства [см. Авдасев], в которой на практике были реализованы эти заботливые и доброжелательные отношения. Разумеется, такая забота о высоте нравов в братстве имела своим плодом и соответствующий уровень культуры братской жизни. По качеству устроения хозяйственной и бытовой жизни, по уровню культурных запросов представителей крестьянского сословия братство значительно выделялось на общем фоне крестьянского быта. Впрочем, братство было живым организмом со своими трудностями, в том числе и в сфере братских отношений, поэтому Неплюев, как заботливый педагог, не уставал повторять евангельские истины, напоминая о приоритете духа, а не формы: «Умоляю вас и завещаю вам твердо помнить и неизменно держаться того, что мы от себя должны требовать высоты настроения, соответствующего бескорыстному единству тесного братского общения с возможно большим числом лиц, а не формы братской жизни понижать до уровня немощей наших, узаконяя таким образом бессрочное коснение в этих немощах» [Неплюев. Т. 3. 158].
Он считал, что этически немощных, если они сами не додумались до правды братской жизни, необходимо уговорить, усовестить, но тех, кто будет «упорно самодоволен в своей нечестности», нужно удалять из братства. Грех гордыни Н.Н. Неплюев считал главным врагом церковной братской жизни. Как Бог не понижает требований, так и члены братства не могут себе позволить вступать на путь «покладистой политики» и снижать нравственный уровень жизни братства для «грубых корыстных себялюбцев». Как ни жаль было терять некоторых членов братства или потенциальных его членов, но Неплюев был тверд в соблюдении духовно-этических границ братской жизни, старался не оставлять в братстве места для «своеволия индивидуализма» [Неплюев. Т. 3. 159].
4. Связи христианской любви и соответствующие отношения братчиков имели своей целью сделать братство пространством мира, а не борьбы или конкуренции, характерных для внешнего мира. Поэтому в братстве было особое отношение к труду и распределению доходов[30]. В связи с темой пастырства важно отметить принципиальную позицию Неплюева в признании равным любого труда, полезного братству. Несмотря на некоторые попытки членов братства обособить труд и соответствующие доходы братских семей, Неплюев был принципиальным противником такого обособления. В братстве равно ценился труд и учителей, и прачек, доходы распределялись поровну. Этот принцип, трудно воспринимаемый с точки зрения светской экономики, Неплюев обосновывал принципом братолюбия и твердо стоял на этом. Он не допускал, чтобы братство превратилось в поле конкуренции и социального неравенства. В то же время Неплюев предупреждал и от другой опасности – лени, благодушия «на лоне братства». Труд каждого должен быть интенсивным в заботе об общем благе всех в братстве. Во внутреннем укладе Крестовоздвиженского братства можно усмотреть некоторые черты первохристианского коммунизма, насколько мы можем судить о нем по дошедшим до нас источникам (см.: Деян. 1, 2 и др.).
5. Нельзя обойти вниманием и отношение Н.Н. Неплюева к старшинству, точнее то, каким видел основатель трудового братства отношение к старшим в нем, какое отношение он считал соответствующим евангельской норме[31].
Неплюев был не единственным старшим в Крестовоздвиженском братстве, старшинство и пастырство в нем не было единоличной властью блюстителя. В братстве существовала братская дума, каждая братская семья имела своего старшего (старши́ну), мужская и женская школы также имели старших, воспитателей и т. п. В братстве была выстроена продуманная система старшинства, в которую на равных правах входили и братья, и сестры[32]. Особая забота Неплюева состояла в том, чтобы отношения между старшими в братстве выстраивались не на основе «себялюбивого торжества личной победы, личного разума, личной воли над разумом и волею другого», но на основе «мирного и любовного обмена мыслями в духе любви как к делу Братства трудового, так и друг к другу» [Неплюев. Т. 1. 309].
Соответственно, доверительным должно было быть и отношение членов братства к старшим. Старшие не приходили в братство извне, но избирались из среды братьев и сестер, поэтому братчики не должны были допускать отчуждения, дистанцирования от старших, что так часто случается в миру. Основную ответственность старших в братства Н.Н. Неплюев видел в том, чтобы они были совестью братства, младшие же должны отвечать старшим полным доверием. Такие отношения старших и младших в братстве, их единство – залог свободы братства от внешнего влияния и агрессии. Свободу братства Неплюев чрезвычайно ценил и часто напоминал апостольское восклицание «к свободе призваны вы, братья» (Гал. 5:13).
6. В завершение разбора пастырских принципов Н.Н. Неплюева необходимо обратить внимание на его отношение к иерархическому священству в братстве. Как блюститель братства он не раз входил в противоречия со священниками, направлявшимися для служения в братском храме, и даже с епархиальным архиереем. Противоречия эти касались понимания старшинства и власти в Церкви. С наибольшей очевидностью вскрыл эти противоречия диалог Неплюева со свящ. Романом Медведем, нашедший отражение в «Частном ответном письме священнику Иванову». В письме Неплюев выражает свое понимание служения священника-пастыря на евангельских основах. Оказывается, что его понимание отношения пастыря к пасомым (в данном случае – к трудовому братству) резко расходится с представлением о пастырстве священнослужителей, усваивавших его в духовных учебных заведениях.
Основными задачами пастыря школьная традиция считала, во-первых, совершение церковных таинств, во-вторых, молитву (имеется в виду личная молитва священнослужителя), в-третьих, проповедь слова Божьего (прежде всего проповедь с церковного амвона) и, наконец, свидетельство благочестивой жизни своим собственным примером[33]. К концу XIX в. пастырская подготовка в некоторых духовных школах учитывала необходимость личной заботы о прихожанах, но такая цель пастырства, как собирание церковного собрания с более-менее ясными его границами, нигде не ставилась. Например, архим. Иннокентий (Пустынский; 1868–1937) писал, что пастырь отвечает за людей, «вверенных <его> водительству» [Настольная книга, 711-717], и должен вернуть потерявшуюся овцу в стадо, однако нигде не указывал, кто и как собирает само стадо. Для Неплюева же главной пастырской заботой являлось собирание Церкви как братства в его конкретном составе. Поэтому при глубоком уважении к сану и церковной организации он не мог позволить священникам изменить основания жизни братства, где священнослужитель, какой бы сан он ни носил, прежде всего должен быть одним из братьев, что означает, что его положение в братстве определяется не «правами священного сана», а связью любви, почитающей другого выше себя. Неплюев так писал об этом в письме священнику Иванову: «…и мне именно это и не прощали, по поводу того, что в Уставе я не предоставил священнику каких-то исключительных прав, которых я действительно ему не предоставил, не желал предоставить, скорбным опытом жизни познал, что очень благоразумно сделал, что не предоставил, и могу только тому радоваться не только за Братство, но и за церковь православную» [Неплюев. Т. 2. 372].
Отношение мирянина Неплюева с представителями иерархического священства – важный прецедент в истории Русской Церкви. Пример Неплюева, очевидно имевшего харизму церковного собирания, но не имевшего иерархического поставления, вызывает много вопросов, в частности: является ли пастырское служение неотъемлемым служением иерархических лиц[34]? Служение Неплюева как блюстителя братства можно сопоставить и со старческим служением, которое в XIX в. также было «знамением пререкаемым». Как известно, многие лица, признанные старцами, имели сан, но ни один из них не имел формального поставления на старческое служение. Однако оно Церковью было признано, несмотря на назревавший конфликт между старчеством и иерархическим священством, связанный с внутренними противоречиями церковной жизни синодального периода и всего Константиновского периода церковной истории.
Старшинство Н.Н. Неплюева не было только «плодотворной формой контакта»[35] духовно опытного человека «с простыми мирянами», как характеризует С.С. Хоружий русское старчество. Неплюев не только выполнял роль «духовного помощника, советника и наставника» по отношению к крестьянам, вошедшим в братство, но строил и разделял с ними общую жизнь. Его старшинство было реальным собиранием церковного собрания, основанным на любви и доверии, но при этом избегавшим сокращения дистанции «панибратским ходом» (ср.: «Пасите Божие стадо, какое у вас, надзирая за ним не принужденно, но охотно и богоугодно, не для гнусной корысти, но из усердия, и не господствуя над наследием Божиим, но подавая пример стаду» [1 Петр. 5:2-3]). Между блюстителем братства и членами братства не было иерархического разрыва, поэтому если и можно говорить о власти блюстителя и других старших в братстве, то только как о власти любви.
Выделенные аспекты пастырского служения Неплюева, возможно, не исчерпывают всей полноты его пастырского опыта, однако именно эти аспекты представляются важнейшими с точки зрения созидания церковного собрания. В них ярко проявляется личная заинтересованность и ответственность основателя Трудового братства за его жизнь, за собирание «младенца Церкви» и за личные отношения со всеми, кого Господь привел в это собрание.
Заключение
Деятельность Н.Н. Неплюева пришлась на время, когда синодальная эпоха близилась к своему завершению, его служение стало своего рода знамением наступления нового этапа в истории Церкви. Своим примером Неплюев засвидетельствовал, что христианское пастырство не является лишь совершением символических таинстводействий или индивидуальным душепопечением, как это часто понималось в условиях православной империи, но – как это и было во время Христа и апостолов – прежде всего собиранием Церкви в конкретных границах церковного собрания, собиранием народа Божьего в противоположность мирскому «психозу разрушения».
Пастырский опыт Н.Н. Неплюева показал свою жизненную силу. Крестовоздвиженское братство продолжило свое развитие и после кончины своего основателя в 1908 г. Предел его существованию положила лишь советская власть: к 1929 г. старшие братства были осуждены на разные сроки, другие братчики были изгнаны с места своего постоянного проживания и лишены имущества. Но дело Неплюева продолжил его ученик епископ-катехизатор Макарий (Опоцкий), создавший уже в иных условиях церковное братство, духовно преемственное братству Крестовоздвиженскому. Таким образом, опыт церковного собирания Неплюева не просто пережил синодальное время, но и показал свою жизнеспособность в условиях, крайне неблагоприятных для церковного собирания, когда ни приходы, ни монастыри этой задачи решить уже не могли.
Практика Н.Н. Неплюева свидетельствует, что христианское пастырство как служение церковного собирания не является исключительной прерогативой иерархического священства. В опыте Крестовоздвиженского братства старшинство стало и служением женщин, причем не только в исключительных случаях. Таким образом, в жизни Трудового братства были актуализированы центральные экклезиологические темы второй половины XX – начала XXI вв.
Теперь, по прошествии эпохи советских гонений на Церковь, приведших к концу 30-х годов XX в. к фактическому уничтожению ее канонической структуры, необходимо подчеркнуть актуальность опыта Н.Н. Неплюева для церковной жизни в условиях светского и даже антихристианского государства, во многом соответствующих ситуации первых двухсот лет церковной истории. В XIX в. в России были известны идеи «монастыря в миру». Однако Неплюев не просто возродил смысл христианского благочестия во внемонастырских условиях, но интуитивно вернул в церкви первохристианские, евангельские основания жизни, обновив представление об апостоличности церковного предания. В собирании братства Неплюев сделал акцент на том, что когда-то в древности заставило язычников признать силу любви христиан (Послание к Диогнету, 1). В плодах его деятельности, в смысле и духе его письменных трудов для нашего времени раскрывается и актуализируется апостольское предание. В опыте Крестовоздвиженского братства проявились фундаментальные качества церковной жизни: соборность, неиерархическое старшинство, практическое единство, кафоличность, которые стали предметом размышлений и крупнейших православных экклезиологов XX в.: протопр. Николая Афанасьева, прот. Сергия Булгакова, протопр. Александра Шмемана и др.
Изучение опыта Н.Н. Неплюева приводит нас к ряду вопросов, не только собственно пастырского, но и экклезиологического характера. Так, важной темой в контексте размышлений об общинно-братской экклезиологии являются особенности личных взаимоотношений в братстве. С одной стороны, они сохраняли черты общинного уклада, дружеского и семейного круга, но в то же время – и прежде всего – определялись церковным характером данного сообщества. Интересно было бы ответить на вопрос, какие черты этих взаимоотношений принадлежат российской культуре конца ΧΙΧ – начала ΧΧ в., а какие сохраняют актуальность для церковной жизни нашего времени.
Интерес для современной церковной практики представляет тема хозяйственной жизни Крестовоздвиженского братства, значения труда и роли пастыря (блюстителя) в устроении этой стороны жизни церковного сообщества. К сожалению, советская власть помешала этому развиться в полноте, однако более чем тридцатилетний опыт может быть весьма поучителен, поскольку в церковном предании последнего столетия сохранилось мало примеров реализации масштабных хозяйственных проектов на христианских основаниях, не связанных с государственными или общецерковными структурами.
Весьма перспективным представляется исследование содержания служения старших Крестовоздвиженского братства и тот новый и в то же время традиционный тип старшинства, который стал формироваться в Русской Церкви в конце синодального периода в различных церковных братствах, попечительствах и других мирянских сообществах. В частности, интересно было бы сравнить опыт братского созидания Н.Н. Неплюева и прот. Романа Медведя (свящ. Иванова). В бытность свою настоятелем братского храма о. Роман не соглашался с Неплюевым по принципиальным вопросам пастырского служения. Однако после большевистского переворота, будучи настоятелем храма в Москве, он основал братство в честь свт. Алексия[36]. В свою очередь взгляд на пастырство как на собирание народа Божьего позволяет пересмотреть и содержание таких понятий, как «священник», «пастырь», «старший», «пресвитер», «учитель», «миссионер», употребляющихся в Православной Церкви. Неплюева обычно не называют миссионером, однако Крестовоздвиженское братство является очевидным плодом его миссионерства и учительства.
Не лишним также будет вспомнить и такой проект Неплюева, как «Всероссийское братство». Последнему не дано было осуществится. Вполне возможно, этому препятствовали не только объективные исторические условия. Пастырские принципы Неплюева рассчитаны на собрание, с членами которого старший поддерживает личные отношения. Однако масштабы Русской Православной Церкви предполагают не только такой масштаб церковных связей. Для Константиновской эпохи характерно понятие о православном народе и народах, о православной империи и т. д. В какой мере эти принципы Неплюева применимы к собиранию христианских народных масс – вопрос открытый и, следовательно, требующий нового осмысления.
Впрочем, в наше время, когда обращение иерархов Русской Православной Церкви к православному народу явно несоразмерно реальному количеству верных, более актуальным представляется собирание небольших церковных союзов – братств, общин, в которых возможно, по примеру Н.Н. Неплюева, перейти от благочестивых призывов, теряющихся в безликой человеческой массе, к самому непосредственному делу собирания живых личностей в единое Тело Христово.
Источники
- Неплюев. Т. 1 = Неплюев Н.Н. Путь веры. Голос верующего мирянина по поводу предстоящего Собора. 2-е изд. М.: Межрегиональная общественная организация «Культурно-просветительский центр “Преображение”», 2010. – 256 с.
- Неплюев. Т. 2 = Неплюев Н.Н. Беседы о Трудовом братстве. Частное ответное письмо священнику Иванову. М.: Культурно-просветительский центр «Преображение», 2010. – 390 с.
- Неплюев. Т. 3 = Неплюев Н.Н. Отчеты блюстителя о жизни Трудового братства. Часть 1. М.: Межрегиональная общественная организация «Культурно-просветительский центр “Преображение”, 2011. – 224 с.
- Неплюев. Т. 4 = Неплюев Н.Н. Отчеты блюстителя о жизни Трудового братства: Часть 2. М.: Межрегиональная общественная организация «Культурно-просветительский центр “Преображение”», 2011. – 336 с.
- Избранные сочинения = Избранные сочинения Н.Н. Неплюева. Книга I. Сумы: ИД «Фолигрант», 2010.
Литература
- Авдасев = Авдасев В.Н. Трудовое братство Н.Н. Неплюева: Его история и наследие. Сумы: АС-Медиа, 2003. 64 с.
- Афанасьев = Афанасьев Николай, протопр. Церковь Духа Святого. К.: Центр православной книги, 2005. – 480 с.
- Дмитренко = Дмитренко А.Г. За святую правду любви и братства: Епископ-катехизатор Макарий (Опоцкий), 1872–1941: Биография. Проповеди. Письма. Литургическое наследие. Воспоминания / Предисл. С.Л. Фирсов. М.: Свято-Филаретовский православно-христианский институт, 2021. – 440 с.
- Желтов, Правдолюбов = Желтов Михаил, свящ., Правдолюбов Сергий, прот. Богослужение Русской церкви. Х–ХХ вв. // Православная энциклопедия. Т. [Вводный том]: Русская Православная Церковь. Москва: Православная энциклопедия, 2000. С. 485–517.
- Зегжда = Зегжда С.А. Александро-Невское Братство. Издательский дом «Новости МИРА», 2009. – 488 с.
- Игнатович = Игнатович Н.Д. Идея Николая Николаевича Неплюева о Всероссийском Братстве // «Свет Христов просвещает всех» Альманах СФИ. № 15. С. 43-57.
- Настольная книга = Настольная книга священнослужителя. Т. 8: Пастырское богословие. М., 1988. – 800 с., прил. [32 отд. сбр. л. цв. ил. – Библиогр.: с. 711-717].
- Сухова = Сухова Н.Ю. Пастырское богословие в российской духовной школе (XVIII – начало XX в.) // Вестник ПСТГУ I: Богословие. Философия. 2009. Вып. 1 (25). С. 25-43.
- Экземплярский = Экземплярский В.И. Памяти Николая Николаевича Неплюева. Киев: Тип. И.И. Горбунова, 1908. 103 с.
[1] Подробнее об этом см. Сухова Н.Ю. Пастырское богословие в российской духовной школе (XVIII — начало XX в.) // Вестник ПСТГУ. Сер. 1: Богословие. Философия. 2009. Вып. 1 (25). С. 25–43.
[2] См.: Антоний (Амфитеатров), архим. Пастырское богословие. Киев: Тип. Киево-Печерской лавры, 1851. [4], 170 с.; Нечаев П.И. Практическое руководство для священнослужителей, или Систематическое изложение полного круга их обязанностей и прав. Санкт-Петербург: Типо-лит. Дома призрения малолет. бедных, 1884. 433 с.; Певницкий В.Ф. Священство: Основные пункты в учении о пастырском служении. Киев: Тип. С.В. Кульженко, 1892. [2], 120 с.; Покровский С.И. Курс практического руководства для пастырей. 2-е изд. Санкт-Петербург: И.Л. Тузов, 1898. 462 с.; Хорошунов Федор, свящ. Практическое руководство для пастырей. Чернигов: Земская типография, 1879. 230 c.; Сергий (Ляпидевский), митр. Из лекций по пастырскому богословию // Богословский вестник. 1900. Т. 2. № 8. С. 507–549; Т. 3. № 9. С. 45–58; № 10. С. 221–243; 1901. Т. 2. № 7/8. С. 518–541; 1902. Т. 3. № 9. С. 1–22; и др. авторы.
[3] Антоний (Храповицкий), митр. Пастырское богословие. М.: Изд. Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря, 1994. С. 56.
[4] См. Киприан (Керн), архим. Православное пастырское служение. СПб, Сатисъ, 2000. С. 108.
[5] Феномен русского старчества: Примеры из духовной практики старцев / Сост. и вступ. ст. С.С. Хоружего. М.: Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2006. 272 с. С. 12–13.
[6] Так, например, игуменья Екатерина (Евгения Борисовна Ефимовская) несколько лет руководила женской общиной в Лесне до своего пострижения в монашество в 1889 г. [Анашкин, 117] Анашкин Д.П. Екатерина // Православная энциклопедия. Т. 18 Москва: Православная энциклопедия, 2008. С. 117–118.
[7] Правило давности в тридцать лет принято церковью в глубокой древности (см. 17-е правило Халкидонского собора (451 г.) и 25-е правило Трулльского собора (691-692 гг.).
[8] Сухова Н.Ю. Пастырское богословие в российской духовной школе. XVIII – начало XX в. // Вестник ПСТГУ, I: Богословие. Философия, 2009. Вып. 1 (25). С. 25-43.
[9] См. Алексин Кирилл. Ускользающий священник: трансформация нормативного дискурса РПЦ о пресвитерском служении // Альманах СФИ. 2017. Вып. 24. С. 136–169: «…в настоящее время происходит своеобразный переход священника в состояние “церковного специалиста”» (с. 136).
[10] См., напр.: Авдасев В.Н. Трудовое братство Н.Н. Неплюева: Его история и наследие. Сумы: АС-Медиа, 2003. 64 с. Сомин Н.В. Кресто-Воздвиженское трудовое братство Николая Николаевича Неплюева // Вестник ПСТГУ. Серия 4: Педагогика. Психология. 2008. Вып. 1(8). С. 57–72; Игнатович Н.Д. Христианское воспитание в школах Н.Н. Неплюева в конце XIX — начале XX века // Альманах СФИ. 2012. Вып. 5. С. 36–65; Она же. Идея Николая Николаевича Неплюева о Всероссийском Братстве // Альманах СФИ. 2015. Вып. 13. С. 43–57; Гордеева И. Идеи Николая Николаевича Неплюева в контексте истории неославянофильства второй половины XIX — начала XX века // Альманах СФИ. 2017. Вып. 21. С. 35–53. DOI: 10.25803/26587599_2017_21_35.
[11] Подробнее о нем см.: [Авдасев; Игнатович 2012].
[12] Неплюев Н.Н. Отчеты блюстителя о жизни Трудового братства. Ч. 1. Москва : Преображение, 2011. С. 31.
[13] Неплюев Н.Н. Таинственные явления земной жизни духа моего. Берлин: Тип. П. Станкевича, 1896. С. 9–10.
[14] См.: Неплюев Н.Н. Беседы о трудовом братстве // Он же. Беседы о трудовом братстве. Частное ответное письмо священнику Иванову. Москва: Преображение, 2010. С. 15–304.
[15] Подробнее об устроении богослужения в Крестовоздвиженском братстве см.: Дашевская З.М. Молитва и богослужение в Крестовоздвиженском православном трудовом братстве: опыт братского богослужения и его рецепция // Служение Богу и человеку в современном мире. К 160-летию со дня рождения Н.Н. Неплюева: Материалы Международной научно-богословской конференции (Москва, 28 –30 сентября 2011 г.). М.: Культурно-просветительский фонд «Преображение», 2013. С. 224-241.
[16] Открытость Неплюева вполне согласуется по духу с христианским исповеданием, отраженном в Деян и 2 Кор. или в 5-й главе «Послания к Дионгету» (Diogn. 5).
[17] Неплюев Н. Отчеты блюстителя о жизни Трудового братства. Ч. 1. Москва: Преображение, 2011. 224 с. Ч. 2. Москва: Преображение, 2011. 336 с.
[18] Речь идет о свящ. Романе Медведе. См.: Неплюев Н. Частное ответное письмо священнику Иванову // Он же. Беседы о трудовом братстве. Частное ответное письмо священнику Иванову. Москва: Преображение, 2010. С. 305–389.
[19] См.: Неплюев Н.Н. Звуки души / Предисл. и прим. Н.Д. Игнатович. Москва : Преображение, 2012. 112 с.
[20] В большинстве публикаций, посвященных Н.Н. Неплюеву и Крестовоздвиженскому братству, затрагиваются социальные аспекты их деятельности, а ее церковные основания остаются вне внимания исследователей [Гордеева 2017; Сомин; Фейзрахманова]. Тогда как целью Неплюева была организация именно церковного братства, а не хозяйственной артели.
[21] Немаловажным для судьбы братства было и положение Неплюева в обществе, но тема данной статьи и ее формат позволяют здесь лишь упомянуть об этом.
[22] Утвержден Святейшим Правительствующим Синодом 23 декабря 1893 года.
[23] Братские отношения архиерея с народом, о которых писал Н.Н. Неплюев, были реализованы, в частности, в служении еп. Иннокентия (Тихонова) и еп. Макария (Опоцкого). См.: [Зегжда, 15–121; Дмитренко, 83–155].
[24] Ср. «Апостольская церковь не знала деления на клириков и лаиков в нашем смысле, как и не содержала самих терминов “лаик” и “клирик”. Это есть основной факт церковной жизни первоначальной эпохи…» [Афанасьев, 37].
[25] Такими последователями стали, например, принцесса Евгения Максимилиановна Ольденбургская (1845–1925) и епископ-катехизатор Макарий (Опоцкий) (1872–1941).
[26] Сходные мысли были высказаны в 1910 г. петербургским священником Иоанном Егоровым, возглавлявшим Братство Святого Креста: «…Не место, и не плотское, что связано с местом; не человеческое, напр<имер>, единство обычаев, воспитания, состояния, образования, связывало в группу, но единство религиозных переживаний» [Егоров, 103].
[27] Братство состояло из братских семей, в которые объединялись братчики по роду своего труда. Были братские семьи учителей, хлебопашцев, молочников и др.
[28] Ср. в письмах еп. Иннокентия (Тихонова): «Уйду из братства – то же, что уйду от Христа»; «И прошу и умоляю, и с прещением говорю: среди нас не должны быть слышны слова… „ухожу из братства…“» [Письма, 56, 61].
[29] Выражение, часто употребляемое Н.Н. Неплюевым. Его пастырский язык представляет собой отдельную тему для исследования.
[30] В конце XIX в. возникало немало коммунитарных объединений и движений (см.: [Гордеева 2000] и др.). Однако инициатива Н.Н. Неплюева по устроению трудового объединения на религиозном основании в рамках Православной российской церкви была уникальна.
[31] См. об этом: Старшинство и иерархичность в церкви и обществе: материалы международной научно-богословской конференции (Москва, 29 сентября – 1 октября 2010 г.) / Преображенское содружество малых православных братств; Свято-Филаретовский православно-христианский институт. Москва: Культурно-просветительский фонд «Преображение», 2011. 320 с.
[32] На фото братской думы 1903 г. можно видеть семь (!) сестер из восемнадцати членов думы.
[33] О должностях пресвитеров приходских. Москва: Сретенский монастырь, 2004. 221 с. Стр. 5-7.
[34] Как известно, элементы пастырского служения в истории могли совершать и не имеющие сана монахи. В частности, это выражалось в исповедях, примером которых являлось так называемое скитское покаяние. См.: [Желтов, Правдолюбов, 499].
[35] Феномен русского старчества: Примеры из духовной практики старцев / Сост. и вступ. ст. С.С. Хоружего. Москва: Издательский совет РПЦ, 2006. 272 с. Стр. 13.
[36] Архипенко К.В. Пастырская деятельность священноисповедника Романа Медведя в братстве ревнителей православия во имя свт. Алексия, митрополита Московского (к 100-летию братства) // Сретенские чтения (Москва, 23 февраля 2019 г.): Сборник трудов конференции. Москва : СФИ, 2019. С. 250–255.
Источник: Гасак Д. С. Принципы пастырского служения основателя Крестовоздвиженского трудового братства Н.Н. Неплюева // Вестник Свято-Филаретовского института. 2021. Вып. 40. С. 63–95. DOI: 10.25803/26587599_2021_40_63.