Одной из самых устойчивых традиций в отечественной истории являлись великокняжеские, а затем царские богомолья в Троице-Сергиевом монастыре в память об известной поездке Дмитрия Донского к Сергию Радонежскому накануне Куликовской битвы. При этом она была не единственной. Уже после Мамаева побоища великий князь вновь посетил обитель преподобного. По преданию, именно во время этого визита была установлена Дмитриевская родительская суббота, когда особо поминались воины, погибшие за Отечество.
Относительно регулярными паломничества русских государей стали в 30-е годы XV в. при великом князе Василии Тёмном. Обычно они приурочивались либо к Троице — храмовому празднику монастыря, либо к 25 сентября, дню кончины преподобного Сергия, либо к 5 июля, дню обретения его мощей. При Иване Грозном подобные «походы» становятся практически ежегодными. Свою роль в этом, быть может, сыграло то обстоятельство, что первый русский царь был крещён 4 сентября 1530 г. именно в обители преподобного Сергия[1].
Для поездок царской семьи на пути в Троицкий монастырь и обратно были устроены путевые дворцы, для остановок и ночёвок. Благодаря точному определению их местоположения можно легко установить, какой была Троицкая дорога в XVI–XVII вв.
В период Смутного времени, когда вся местность вокруг Москвы была опустошена интервентами, путевые дворцы были уничтожены, а дворец, находившийся непосредственно в обители, сильно пострадал во время её осады. Поэтому царь Михаил Фёдорович уже в 1620 г. приказал построить заново дворец в монастыре, а спустя три года, в 1623 г., были выстроены новые дворцы по сёлам. Его сын, царь Алексей Михайлович, прибавил к ним ещё один дворец, которого прежде не было. Он располагался в селе Алексеевское, в трёх верстах от Москвы. Как и все дорожные дворцы между Москвой и Троицей, он был деревянным, около 30 саженей в длину, и был сломан незадолго до 1812 г. «по ветхости».
В 1802 г. поездку в Троице-Сергиеву Лавру предпринял известный историк и писатель Н. М. Карамзин. Свои впечатления он отразил в статье «Исторические воспоминания и замечания на пути к Троице», опубликованной в журнале «Вестник Европы». По сути она представляет собой первый путеводитель для путешественников в обитель преподобного Сергия. Благодаря этому сохранилось описание дворца в Алексеевском: «Я спешил видеть сие почтенное здание, едва ли не старейшее из всех деревянных домов в России, — писал Н.М. Карамзин. — Оно очень невысоко, но занимает в длину сажен тридцать.
На левой стороне от Москвы были комнаты царя, на правой жили царевны, а в середине царица; в первых окна довольно велики, а в других гораздо менее и выше от земли, вероятно, для того, чтобы нескромное любопытство не могло в них со двора заглядывать — тогда думали более о скромности, нежели о симметрии.
Стены разрушаются, но я осмелился войти в дом и прошёл во всю длину его, если не с благоговением, то, по крайней мере, с живейшим любопытством. Печи везде большие, с резными, отчасти аллегорическими фигурами на изразцах. Внутренние украшения не могли истощить казны царской: потолки и стены обиты выбеленным холстом, а двери (и то в одних царских комнатах) красным сукном с широкими жестяными петлями; окна выкрашены зелёною краскою…
Я с какою-то любовью смотрел на те вещи, которые принадлежали ещё к характеру старой Руси; с каким-то неизъяснимым удовольствием брался рукою за дверь, думая, что некогда отворял её родитель Петра Великого, или канцлер Матвеев, или собственный предок мой, служивший царю…
Москва немного видна из окон дворца; но вероятно, что бывший с этой стороны забор (ямы столбов не заросли еще в некоторых местах) не дозволял и того видеть… Перед окнами растут две березы, из которых одна запустила корень свой под самый дом… Другая стена без окон, но с дверьми в сад… теперь густеют в нем одни рябины, малиновые и смородинные кусты… Вокруг дворца не осталось никаких других зданий, кроме погреба, где не только лёд, но даже и снег не тает до глубокой осени»[2].
По соседству с ним располагался каменный храм Алексея, человека Божия, соединявшийся переходом с дворцом. Незадолго до своей кончины царь Алексей Михайлович приказал выстроить ещё одну церковь, во имя Тихвинской иконы Божией Матери. Она была освящена 31 октября 1680 г., уже после кончины государя[3]. Тихвинский храм сохранился до сих пор, а Алексеевская церковь была разобрана в 1824 г. Кирпич от разобранного храма использовали для постройки колокольни Тихвинской церкви.
От Алексеевского Троицкая дорога проходила по современному проспекту Мира через село Ростокино, где находился мост через Яузу. Далее по нынешним улице Лётчика Бабушкина и её продолжению — Тайнинской улице она шла в направлении села Тайнинское, где был устроен второй путевой дворец в 13 верстах от столицы.
Он был построен на острове, образованном Яузой, её притоком Сукромкой и прудами. К середине XVIII в. Тайнинский дворец пришёл в ветхость. Поэтому императрица Елизавета Петровна в 1749 г. приказала построить вместо старого более удобный новый. Однако и он к началу XIX в., когда его осматривал Н.М. Карамзин, представлял собой развалины: «Я воротил влево с большой дороги, чтобы видеть это село, где царь Алексей Михайлович любил забавляться соколиной охотой. Место уединённое и приятное! Тут запруженная Яуза кажется большой рекой и со всех сторон обтекает дворец Елизаветы Петровны, которая (любя следы великого её деда) построила его близ развалин дворца Алексея Михайловича. Он также разрушается и, как мне сказывали, продаётся на своз. Я осмотрел его: есть большие комнаты, и видно, что некоторые были хорошо отделаны <…> тут есть <…> пустые залы, коридоры, высокие лестницы, остатки богатых украшений <…> ветер воет в трубах, свистит в разбитые окончины и хлопает дверьми, с которых валится позолота. Я ходил по гнилым его лестницам при страшном громе и блеске молнии: это в самом деле могло сильно действовать на воображение. Жаль, что такое приятное место, окружённое водой и густо осенённое старыми деревьями, которые могли бы закрыть и самое огромное здание, теперь остается дикой пустыней. Везде трава по пояс; крапива и полынь растут на свободе. Сонные воды Яузы оделись тиной. Мосты сгнили, так что я с великим трудом мог через один из них перебраться»[4]. Тайнинский дворец не сохранился. Он сгорел в 1823 г., через двадцать лет после поездки Н.М. Карамзина. С XVII в. уцелела лишь Благовещенская церковь, построенная в 1675–1677 гг. на месте прежней деревянной церкви Николая Чудотворца, известной с XVI в. и разрушенной в годину Смутного времени.
Третий путевой дворец находился в селе Братовщина, в 32 верстах от города. Он был возведён в 1623 г. вместо уничтоженного в период Смуты начала XVII в. В 1637 г. рядом с ним был построен деревянный храм Николая Чудотворца. Но к середине XVIII в. дворец пришёл в ветхость.
На старом месте императрицей Елизаветой Петровной также был построен новый дворец — деревянный на каменном фундаменте, состоявший из 27 покоев, некоторые из которых были богато убраны. В 1750 г. перед дворцом был разбит обширный сад с регулярной планировкой аллей и боскетов, располагавшийся на трёх уровнях над рекой Скалбой. По периметру сада располагались крытые дорожки, а в центре — яркие цветники. Вдоль реки проходила крытая галерея, а по бокам сада были устроены красивые беседки. Помимо дворца в усадьбе располагались мыльня, садовничья изба, управительский двор, погреба, сараи и пруды с рыбой. Они настолько славились, что даже патриарх Никон в 1655 г. изволил здесь самолично рыбачить.
В 1775 г. императрица Екатерина II, которой понравилось местоположение Елизаветинского дворца, откуда открывался прекрасный вид на реку, окружавшие поля и луга, приказала было устроить на его месте более обширный каменный дворец. Строительство было начато, но из-за недостатка финансирования так и не закончено. В итоге дворец в Братовщине за ветхостью был сломан в 1819 г. Заготовленный по велению императрицы Екатерины II камень был использован при возведении Благовещенской церкви, построенной по соседству в начале XIX в.
Четвёртый дворец воздвигли в селе Воздвиженское, в 52 верстах от Москвы и в 12 верстах от обители преподобного Сергия. Когда закончил своё существование здешний дворец Михаила Фёдоровича, сведений не сохранилось. Во всяком случае, последней из царствующих особ здесь была Екатерина II. По рассказам местных старожилов, оставшийся от дворца каменный фундамент был разобран и употреблён позднейшим владельцем села И. Мухановым для постройки в 1845 г. местного каменного храма.
Именно в Воздвиженском всегда была последняя остановка перед Троицей. Заранее оповещённые, сюда перед обедней накануне праздника являлись монастырские власти с образами и хлебами «бить челом государю пожаловать к празднику к Сергию чудотворцу». Государь обычно принимал их в передней палате здешнего путевого дворца, а затем шёл в церковь на обедню.
На следующий день от Воздвиженского до урочища Кесовы пруды (это название осталось от бывшего села Кесова или Киясова) в четырёх верстах от Троицы государь ехал верхом или в карете. Здесь он слезал с лошади или выходил из кареты и шёл до монастыря пешком. У церкви подмонастырского села Клементьево, а иногда и под самим монастырём, на Красной площади, раскидывался шатёр, в котором государь переменял дорожное платье на праздничное.
Последний из путевых дворцов располагался непосредственно на территории Троицкой обители. Он существовал ещё при Иване Грозном, а может быть и раньше. В конце XVII в. на его месте были возведены двухэтажные каменные Царские чертоги. При Елизавете Петровне верхний этаж дворца украсили лепниной. К этому же времени относятся печи из расписных и фигурных изразцов.
Сохранилось описание дворца конца XVIII в.: «Царские чертоги, каменные о двух ярусах на 40 саженях длины и девяти сажен ширины и со стенами: расписанные снаружи разными красками наподобие шахмат и убранные в пристойных местах, а особливо столбы у окон изразцовыми разными фигурами: с южной стороны оных имеются два парадные для всхода великолепные крыльца с фронтонами, на коих арматура и короны позлащенные, устроены в 1775-м г., и во всю линию (здания) открытая на столбах из белого камня регулярных галерея, которая делает прекрасный вид»[5].
Дворец дошёл до нас в перестроенном виде и ныне входит в комплекс зданий Московской духовной академии в северной части обители. Академия, являющаяся наследницей знаменитой Славяно-греко-латинской академии, разместилась здесь с 1814 г. Сразу после этого, в 1815 г. были уничтожены галерея и входы на неё. С востока к дворцу примыкает жёлтый трёхэтажный Классный корпус академии постройки 1839 г. (третий этаж — 1884 г.), внутри которого находятся учебные аудитории. В 1870 г. к дворцу также с восточной стороны был пристроен Академический храм (церковь Покрова Божией Матери), расширенный в 1892 г.
Иногда государи, помимо путевых дворцов останавливались в селе Мытищи (именно здесь, по преданию, Екатерина II попробовала воду из местных ключей, что дало толчок строительству мытищинского водопровода) или на полдороге между Братовщиной и Воздвиженским, в деревне Талицы. В подобных случаях для них здесь разбивали шатры.
Сохранилось описание одного из троицких «походов» царя Алексея Михайловича, приуроченного ко дню памяти Сергия Радонежского. Оно было сделано в 1675 г. Адольфом Лизеком, секретарём посольства императора Священной Римской империи в Москве. По количеству участников и пышности эти «походы» скорее можно назвать парадами, посмотреть на которые собиралась вся столица. Поездка в Троицу обыкновенно начиналась с богослужения в Успенском соборе Кремля, где царь получал благословение и напутствие от патриарха.
«За несколько дней перед отъездом в Троицкий монастырь, — пишет Лизек, — царь прислал к послам пристава с приглашением смотреть на это торжественное путешествие, которое царь обыкновенно предпринимает каждый год. Дабы лучше можно было видеть церемонию, для послов устроены были, против царского места, на краю Дворцовой площади высокие подмостки, со всех сторон обитые зелёным сукном, и двое таких же, но гораздо меньше и ниже, — одни у самого моста для датского резидента; а другие, на улице близ площади, для резидента польского.
29-го (по русскому счету 19-го) сентября, в день архангела Михаила, в 8-м часу утра воевода Янов (думный дворянин Василий Федорович Янов) с 1500 ветеранов пехоты прежде всех отправился приготовлять путь для государя, в следующем порядке: впереди везли пушку, по бокам ее шли два канонира — один с копьем, на конце которого был двуглавый орел с фитилем в когтях, другой опоясан мечом и вооружен длинной секирой. За ними два конюха вели превосходного пегого аргамака воеводы в тигровых пятнах; впереди отряда ехал на таком же коне воевода в богатой одежде, унизанной жемчугом; у коня удила были серебряные, повода сученые из золотых шнурков, чепрак из красного штофа, выложенный финифтью и золотом кованым. По бокам шла фаланга секироносцев в красных суконных одеждах; далее между двумя копейщиками следовал знаменоносец; за ним трубачи и барабанщики, гремевшие на своих инструментах; наконец, двенадцать рот стрельцов, при мечах, с самопалами в левой руке и с кривыми топорами (бердышами) на правом плече; перед каждою ротою ехала фура. Поход двинулся в поле, где в ожидании царя уже было выстроено около 14 тысяч войска, и все затихло.
В час пополудни прибыл пристав с придворной каретой, и послы отправились к приготовленному для них месту, впереди кареты шли слуги, а по бокам ехали чиновники посольства. Народу было такое стечение, что не только на площади и в окошках, но даже на крышах домов и церквей не было праздного места. На одной крыше сидел на ковре персидский посол со всей свитой.
Прежде всего, выехал отряд всадников, по середине которого постельничий Иван Демидович (Голохвастов) сам вел двух любимых царских коней, покрытых тонким красным сукном; за ними потянулся обоз повозок, числом больше тридцати, одна за другою; далее отряд царской стражи, впереди которого шли двести пятьдесят скороходов, без музыки и без барабанного боя, неся в руках поднятые вверх бичи, ярко блестевшие золотом.
Начальник отряда, чашник и голова, Георгий Петрович Лутохин отличался сколько блеском наряда, столько же и своею важностью. Под ним был лихой конь в дорогом уборе, беспрестанно грызший серебряные удила.
По такому началу мы ожидали увидеть что-нибудь необыкновенное и не обманулись. Следующий поезд привел нас в изумление. Впереди ехал конюший Тарас Растопчин, за ним вели 6 превосходных коней, на которых вся сбруя и попоны горели золотом и серебром; 12 лошадей из-под царской кареты, покрытых красным штофом, вели каждую по два конюха под уздцы одну за другою. Наконец, ехала второстепенная карета его величества, ослеплявшая блеском золота и хрусталя.
Новым поездом управлял (ясельничий) Петр Яковлевич Вышеславский; позади его несли скамейку, обтянутую красным сукном, которую дают под ноги царю, когда он садится на лошадь; потом ехали восемь главных всадников, которые при этом служат его величеству, в одежде, гораздо пышнейшей прежних, и с серебряными и позолоченными кольцами на передней части сапог; посереди их несли персидские ковры для лошадей, удивительно вытканные серебром и золотом, каждый по два человека.
Потом ехали стрелки со стрелами в руках и два оруженосца с мечами его царского величества и наследника престола; далее два молодых боярина; за ними по обоим бокам улицы по 200 стрельцов очищали дорогу с посеребренными и золочеными хлыстами одинакового размера; наконец, в карете ехал царь с наследником и главным воеводою Долгоруким (Юрием Алексеевичем); по бокам длинные ряды копейщиков и секироносцев, и у самой кареты множество бояр, стольников и чашников в золоте, серебре и жемчуге. Поезд заключался тремя каретами и толпою слуг.
Когда кареты проезжали возле нас, то царь велел остановиться, приподнял шапку в знак благосклонного приветствия послам, и прислал главного дьяка спросить о их здоровье. По его примеру и наследник прислал осведомиться и от его имени.
С подобной же пышностью из других ворот дворца показался поезд царицы. Впереди ехал (стрелецкий голова) Иван Грибоедов с двумястами скороходов, за ними вели двенадцать рослых, белых как снег, лошадей из-под царицыной кареты, обвязанных шелковыми сетками. Потом следовала маленькая, вся испещренная золотом, карета младшего князя (будущего Петра I) в четыре лошадки пигмейной породы; по бокам шли четыре карлика и такой же сзади на крохотном коньке. В другой карете везли царских детей; за ними следовала карета царицы, чрезвычайно большая, запряженная двенадцатью лошадьми; по бокам шли пешком отец царицы (Кирилл Полуектович Нарышкин), Артамон (Сергеевич Матвеев) и множество сановников; в карете, также в 12 лошадей, ехали сестры и родственницы царской фамилии и 42 лошади везли придворных дам; позади всех отряд конницы»[6].
Вся эта масса людей передвигалась в каретах, на телегах, но в большинстве своём шла пешком. Первая остановка делалась при выезде из Москвы. Она именовалась «слазкой», поскольку государи проезжали город по большей части верхом, а здесь слезали с коня. До 1652 г. «слазка» бывала у Марьиной рощи, а потом «у креста», поставленного на месте встречи москвичами мощей митрополита Филиппа Колычева, убитого в XVI в. Малютой Скуратовым во время опричнины Ивана Грозного. Спустя почти столетие по инициативе патриарха Никона его мощи были перенесены из Соловецкого монастыря в Москву, а сам Филипп был канонизирован. 9 июля 1652 г. мощи торжественно принесли в Первопрестольную. Их встречали крестным ходом с участием царя и церковных иерархов. Алексей Михайлович в письме князю Н.И. Одоевскому писал о множестве народа, так что нельзя было и яблоку упасть, собравшегося на встречу. Позднее в память о встрече здесь был установлен крест, а местность получила название Крестовской заставы.
На месте «слазки» для государя и его свиты раскидывались шатры. Царь входил в свой шатёр, отдыхал после церемониального шествия столицей и переменял нарядное платье на более скромное дорожное. Отсюда государь посылал стольников и ближних людей к царице с детьми, если они не сопутствовали ему, к патриарху и некоторым боярами «спросить о здоровье», что в отношении царицы и патриарха было принято тогдашним этикетом, а в отношении бояр являлось показателем особой милости.
Устав Троице-Сергиева монастыря XVII в. под 25 сентября сохранил подробное описание церемоний, связанных с приездом царей в обители: «Малую вечерню (накануне праздника) поют, как приедет архимандрит от государя из Воздвиженского, — к малой вечерне благовест; и потом поют (в церкви преподобного Сергия) на воротах вечерню большую, а звонят во все колокола три часа, архимандрит ходит со всею братиею к вечерне, а поют без литии поскору, — стихиры на 6; и после вечерни архимандрит и священники и диаконы в ризах пойдут встречать государя и вся братия: а как государь будет близко Убитика (враг на дороге, верстах в полутора от посада и верстах в трех с половиной от монастыря), и в то время и ранее станут благовестить в большой колокол и встречают государя во святых вратах архимандрит со крестом, а большой диакон с кадилом с Никонским, — архимандрит благословляет государя крестом большим, и покланяются все государю и пойдут впредь (вперед его) к церкви, диаконы по два по два и по них священники по два по два, и по них архимандрит со крестом; и как государь войдет во врата церковные, и диакон с кадилом говорит ектенью, и государь ходит ко образом и к чудотворцу, и совершив ектенью отпуст со крестом, — архимандрит государя благословляет крестом; и потом государь станет на месте, архимандрит, сняв ризы, поднесет государю посох (для стояния с ним во время службы, чтобы опираться на него в случае усталости), да зовет государя ко всенощной; и государыню царицу встречают также; и потом государь пойдет во храм чудотворца Никона и в большую церковь Пречистую (т.е. Успенский собор): также и там ектенья говорят, — ходит архимандрит да диакон; а из Пречистые храма государь пойдет в свои кельи, архимандрит и келарь и казначей и соборные старцы провожают и там на крыльце келейном подносят государю питие, а государь царь жалует архимандрита и бояр и келаря и соборных старцев питием»[7].
Во время пребывания в обители для братии от государя устраивался праздничный стол. Если царь ходил в трапезную палату, то сам потчевал братию; если же ел у себя в комнатах, то потчевать братию назначал одного из своих бояр. Помимо этого монахам от имени царя раздавалась денежная «поручная» милостыня.
Обычно государь уезжал из монастыря или вечером, или на следующий день. Его провожали с особой церемонией: пели соборный напутственный молебен, до Святых ворот обители гостей провожала вся братия, а потом монастырские власти сопровождали государя более или менее далеко за монастырь.
На обратном пути, в Алексеевском или Тайнинском, к царю являлись московские духовные власти со святой водой. Достигнув «слазки» у креста, государь снова одевался в нарядное платье и снова ехал Москвой, как и при выезде из неё.
Троицкие «походы» русских государей в XVII в. обычно занимали 10–11 дней. Описанное Адольфом Лизеком паломничество Алексея Михайловича в Троицу началось 19 сентября, а уже 30 сентября 1675 г. царь был в Москве. Но иногда государи задерживались. Так, в октябре 1638 г. царь Михаил Фёдорович после посещения Троице-Сергиева монастыря не стал возвращаться сразу домой, а поехал дальше, в Александрову слободу и Переславль-Залесский, затратив на паломничество в общей сложности три недели.
С перенесением столицы в Санкт-Петербург Троице-Сергиев монастырь не мог уже играть прежней роли главной придворной обители. Пётр I хотел придать это значение основанной им Александро-Невской лавре. Первая деревянная Благовещенская церковь была освящена в ней в марте 1713 г. Два года спустя под руководством зодчего Доменико Трезини был разработан проект архитектурного комплекса обители. Но реализация этого плана затянулась на долгие годы, а основная часть строительных работ пришлась на правление Елизаветы Петровны и первую половину царствования Екатерины II.
Основной причиной этих задержек явилось огромное духовное значение обители преподобного Сергия. После Петра I в правительственных кругах даже вынашивалась нереальная идея о перенесении всего Троице-Сергиева монастыря в целом ближе к Северной столице. В течение десяти лет, начиная с 1726 г., эта мысль имела постоянную поддержку при дворе. Но несбыточность данного мероприятия, требовавшего огромных материальных затрат, с течением времени становилась всё более очевидной, и дело ограничилось основанием в 1734 г. в двадцати километрах от Санкт-Петербурга небольшой Троице-Сергиевой пустыни. Она была основана архимандритом Троице-Сергиева монастыря Варлаамом (Высоцким), являвшимся также духовником императрицы Анны Иоанновны.
Несмотря на то что столица была перенесена в Санкт-Петербург, традиция троицких «походов» русских государей в Троице-Сергиев монастырь сохранялась в XVIII и XIX вв., хотя и в заметно меньших масштабах. Как правило, императоры и императрицы после коронационных торжеств в Москве полагали первой обязанностью посетить Троицкую обитель. По заказу императрицы Анны Иоанновны была изготовлена серебряная сень над ракой с мощами Сергия Радонежского. Императрица Елизавета Петровна особым указом от 8 июня 1744 г. утвердила за Троице-Сергиевым монастырём наименование лаврой. Екатерина II, соблюдая старый обычай, после коронации, состоявшейся в Москве 22 сентября 1762 г., совершила паломничество в Троице-Сергиеву Лавру, пробыв там с 17 по 19 октября.
По преданию, Сергий Радонежский ходил исключительно пешком. Поэтому многие из паломников предпочитали совершать паломничество пешим образом, потому, что сам Сергий «никогда не ездил на коне». Не были исключением из этого правила и русские государи. Рассказывают, что свой способ соблюсти народный обычай придумала Екатерина II, когда решила посетить знаменитый монастырь. «Императрица, вышедши из Москвы пешком, доходила до определённого места и возвращалась в Москву в экипаже. На другой день доезжала до того места, куда дошла накануне и снова шла пешком. Ночевать опять возвращалась в Москву. В следующие дни путешествие происходило тем же порядком и всего продолжалось слишком неделю». Правда, при этом ни один из рассказчиков не указывает источник своих сведений, а некоторые приписывают этот способ путешествия в Троицу императрице Елизавете Петровне.
Между тем найти, откуда взялись эти рассказы, очень легко. Обратившись к мемуарам Екатерины II, находим в них описание того, что в 1749 г. императрица Елизавета Петровна «поехала на богомолье в Троицкий монастырь. Ее Императорское Величество хотела пройти эти пятьдесят верст пешком <…> нам тоже велели направить путь к Троице, и мы поселились на этом пути, в одиннадцати верстах от Москвы, на очень маленькой даче, называвшейся Раево…. Императрица делала пешком три-четыре версты, потом отдыхала несколько дней. Это путешествие продолжалось почти все лето <…> до половины августа»[8]. Из воспоминаний Екатерины II выясняется, что в Троицком монастыре императрица была в Петров день, в Москву не возвращалась, а жила во время этого паломничества в Тайнинском или в Братовщине.
Во второй половине XIX в. многодневные троицкие «походы» русских государей отошли в прошлое. Во многом это было вызвано прокладкой в 1862 г. одной из первых в России железной дороги от Москвы до Сергиева Посада. Благодаря этому путь в Лавру стал занимать чуть более двух часов.
Тем не менее традиция паломничества русских государей к обители преподобного Сергия по-прежнему продолжалась. Последняя из подобных поездок состоялась 1 июня 1912 г., когда Сергиев Посад посетил император Николай II. Она прошла одним днём. В 12 часов 40 минут государя со свитой проводили на Ярославском вокзале, а уже через два с небольшим часа императорский поезд из десяти вагонов прибыл на станцию Сергиево. Весь путь от неё до Лавры был украшен флагами и арками. У Святых ворот государя встретил владыка митрополит с крестным ходом, хоругвями и иконами. В Троицком соборе около раки с мощами Сергия Радонежского прошла служба, а вечером, по возвращении в Москву, по древнему обычаю в Успенском соборе Кремля был отслужен благодарственный молебен.
Но в Троицу ходили не только цари. Основную массу троицких богомольцев составляли простые русские люди. Первые сведения о них находим в изданных в 1549 г. «Записках о Московии» Сигизмунда Герберштейна, в которых он рассказывает о своих поездках в 1517 и 1526 гг. в качестве посла императора Священной Римской империи.
Для европейцев XVI в. Россия была настоящей terra incognita. Поэтому инструкции предписывали Герберштейну собирать всевозможные сведения по самым различным вопросам — от политики и экономики до обычаев и быта. В оба своих приезда Герберштейн жил в Москве по несколько месяцев. Пользуясь расположением Василия III, он познакомился с представителями самых различных слоёв — придворными, купцами, простыми людьми. Сразу после первого латинского издания «Записок о Московии» (1549 г.) последовали ещё два расширенных издания (в 1551 и 1556 гг.) также на латинском языке, а в 1557 г. появился их авторизованный немецкий перевод. Если выражаться современным языком, книга Герберштейна сразу же стала бестселлером своей эпохи. Общее впечатление современников, для которых она явилась своего рода энциклопедией о России, выразил английский путешественник второй половины XVI в. Джордж Турбервиль: «Прибегни к книге Сигизмунда, который может рассказать всю правду»[9]. Правда, русские читатели на этот счёт имели другое мнение, указывая на ошибки и неточности в книге.
«Важнейший монастырь в Московии, — писал Герберштейн, — есть монастырь св. Троицы, отстоящий к западу от города Москвы на 12 германских миль. Говорят, что погребённый там св. Сергий творит многие чудеса; удивительное стечение племён и народов с благоговением прославляет его. Туда ездит часто сам князь, а народ стекается ежегодно в известные дни и питается от щедрот монастыря. Утверждают, что там есть медный горшок, в котором варятся известные кушанья, и по большей части огородные овощи, и мало ли, много ли народу придёт в монастырь, однако пищи всегда остается столько, что монастырский причт может быть сыт, так что никогда нет ни недостатка, ни излишка»[10].
Все последующие иностранные путешественники писали об этом чудесном горшке, ссылаясь и на Герберштейна, и на рассказы богомольцев, хотя сами, как и Герберштейн, его в глаза не видели. И только в середине XVII в. архидиакон Павел Алеппский, посетивший Троицкий монастырь, объяснил это «чудо» самым простым образом[11].
В своё время Сергий Радонежский заповедал инокам своего монастыря принимать и кормить странников, утверждая, что обитель от этого ни в чём не оскудеет. В соответствии с этим утвердился обычай обеспечения богомольцев кашей и хлебом. В частности, как рассказывал один из посетивших в середине XIX в. обитель преподобного Сергия, «три дня Лавра кормила богомольцев бесплатно, потом или возвращайся, или коштись за свой счёт». Поскольку на питание богомольцев выделялась определённая сумма, сохранившиеся документы дают возможность выяснить, что ежегодно в Лавре кормили до 500 тысяч человек. Всего же общее число паломников в Лавру в это время оценивалось в миллион человек.
Любопытные заметки о временных предпочтениях паломников, посещавших обитель преподобного Сергия, оставил на рубеже XIX–XX вв. П.И. Богатырёв. Он условно разделил паломников на три класса. «Первый — это чёрный народ, который шёл, начиная от Святой (недели) до Троицына дня, если Пасха бывала из поздних, вообще с апреля по 15 июня, когда посевы уже кончились и в деревенской работе появился перерыв. Другой класс — это красный, то есть торговый, городской люд, этот шел в Петровский пост, перед Макарьевской ярмаркой. И третий класс — белый народ, то есть господа. Эти двигались уже в Успенский пост, благодарить за урожай»[12].
В сёлах и деревнях, расположенных вдоль дороги, сложилась своеобразная система обслуживания паломников, дававшая их жителям солидный дополнительный, а зачастую и основной доход. При этом цены были достаточно высокие. Судить об этом можно по хозяйственной документации XVII в. В 1659 г. по пути в Троицу в селе Рахманово проездом остановился патриарх Никон. В записи этого времени читаем: «…крестьяне подносили государю патриарху пироги, грузди и бруснику ягоду, и государь патриарх указал у них взять 10 пирогов, да на 3 блюдах бруснику, да блюдо груздей. А указал им пожаловать за пироги по 2 деньги за пирог, за бруснику по 4 деньги за блюдо, за грузди 6 денег; всего дано бабам за пироги, за бруснику и за грузди 6 алтын 2 деньги»[13].
Если сравнить эти цены с показанием Адама Олеария, что в 1633 г. голштинские путешественники на пути из Ревеля в Москву купили много малины на 1 копейку, видим, что цена брусники на Троицкой дороге (4 деньги = 2 копейки) была примерно в два раза выше, чем обычно.
Подобная ситуация сохранялась и в начале XIX в. «Троицкая дорога ни на какое время года не бывает пуста, и живущие на ней крестьяне всякий день угощают проезжих с большою для себя выгодою, — писал Н.М. Карамзин. — Они все могли бы разбогатеть, если бы гибельная страсть к вину не разоряла многих, страсть в России, особенно вокруг Москвы, делает, по крайней мере, столько же зла, как в Северной Америке между дикими народами»[14].
У нас имеется возможность оценить величину этого нескончаемого людского потока в Лавру, двигавшегося из Москвы по Ярославской дороге. Известный предприниматель Савва Мамонтов вспоминал, что в 1859 г. его отец Иван Фёдорович получил концессию на строительство железной дороги из Москвы в Сергиев Посад. Его дом стоял рядом с заставой вдоль дороги на Троицу, и старший Мамонтов посадил сыновей у окна и велел им в течение недели считать пеших паломников и седоков на возах. Оказалось, что за летние месяцы от Москвы до Лавры проходило до 300 тысяч человек.
Подсчёты Мамонтова полностью оправдались. После завершения строительства железной дороги до Сергиева Посада основной поток паломников ушёл именно на неё с Ярославской дороги.
Тем не менее многие по-прежнему предпочитали совершать свой путь к Лавре из Москвы пешком, заходя по дороге в древний Радонеж и Хотьково, где были похоронены родители преподобного Сергия.
В отечественной литературе есть удивительная повесть «Богомолье», написанная в 1931 г. Иваном Шмелёвым. Сюжет её незатейлив. Один из работников отца Вани Шмелева — плотник Горкин решает отправиться на богомолье из Москвы в Сергиев Посад, как он говорил — к Преподобному. После колебаний отец отпускает Горкина и сына Ваню с ним, а позже и сам отправляется туда на лошади. Никто до Шмелёва так широко не развернул картину народного паломничества к Троице, куда в компании взрослых в 80-е годы XIX в. пошёл пешком из Москвы семилетний мальчик Ванюша Шмелёв. Повествование в «Богомолье» ведётся не протокольно, а образно и живо[15].
Революционные события XX в. на какое-то время прервали традицию народного паломничества в Лавру. В марте 1919 г. была распущена Московская духовная академия, а в апреле 1920 г. вышло постановление Совета народных комиссаров о закрытии Лавры. В 1929 г. были закрыты последние скиты близ Лавры.
Но уже в начале 1946 г. в Лавре начала возрождаться монашеская жизнь. С этого времени сюда снова потянулись богомольцы — сначала небольшими ручейками, а затем полноводным потоком, достигшим и даже преодолевшим масштабы XIX в. 17 июля 2014 г., накануне дня празднования 700-летия преподобного Сергия Радонежского, в Лавре собралось свыше 50 тысяч паломников более чем из ста епархий Русской Православной Церкви. А накануне пандемии, в 2017 г., по данным министра культуры Московской области Оксаны Косаревой, Троице-Сергиеву Лавру посетили более 1,2 миллиона туристов и паломников со всего мира[16].
[1] Полное собрание русских летописей. Т. XIII. Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью. М., 2000. С. 50.
[2] Карамзин Н.М. Записки старого московского жителя. М., 1986. С. 286.
[3] Холмогоровы В.И., Г.И. Исторические материалы о церквях и селах XVI–XVIII ст. Вып. 5. Радонежская десятина (Московского уезда). М., 1886. С. 6.
[4] Карамзин Н.М. Указ. соч. С. 289.
[5] [Павел (Пономарев П.Н.), архиеп. Ярославский и Ростовский] Краткое историческое описание Свято-Троицкой Сергиевой Лавры и Спасо-Вифанского училищного монастыря, с присовокуплением описания Махрищского монастыря, противу прежних изданий исправленное и дополненное. М., 1829.
[6] Статистическо-географическое описание Российского государства в начале XVII столетия // Журнал Министерства народного просвещения. 1837. № 11. С. 362–366.
[7] Голубинский Е.Е. Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая Лавра. Сергиев Посад, 1892. С. 340–342.
[8] Россия XVIII столетия в изданиях Вольной русской типографии А.И. Герцена и Н.П. Огарева. Записки Екатерины II. Репринтное воспроизведение. М., 1990. С. 80–82.
[9] Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С. 43.
[10] Герберштейн С. Указ. соч. С. 106.
[11] Павел Алеппский.Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII века, описанное его сыном архидиаконом Павлом Алеппским. М., 2016.
[12] Московская старина. Воспоминания москвичей прошлого столетия. М., 1989. С. 114–115.
[13] Холмогоровы В.И., Г.И. Исторические материалы о церквях и селах XVI–XVIII ст. Вып. 11. Верейская, Дмитровская и Троицких вотчин десятины (Московского уезда). М., 1911. С. 364.
[14] Карамзин Н.М. Указ. соч. С. 287.
[15] Шмелёв И.С. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 4. Богомолье. М., 1998.
[16] https://riamo.ru/article/263856/svyshe-1-2-mln-palomnikov-posetili-troitse-sergievu-lavru-za-2017-god-xl
Источник: Богослов.Ru