Портал «Богослов.Ru» продолжает публиковать воспоминания Никифора Александровича Ильинского, основная часть которых посвящена Вологодской духовной семинарии. Это ценнейший источник сведений о семинарии, о вологодском духовенстве и о вологодском обществе конца XIX — начала XX в.

«Из далекого прошлого». Воспоминания Никифора Ильинского

Воспоминания Никифора Александровича Ильинского. Глава 2

Л. 57

Гл[ава] III

Никогда, кажется, я не ездил домой с таким радостным чувством, как теперь. Отец ждал нас с понятным волнением и нетерпением. За брата он не боялся, но моя слабость в знании арифметики очень его тревожила, и первый вопрос, когда, по приезде, поздоровались мы с ним, был обращен ко мне: «как арифметика?». «Все слава Богу», — весело и радостно сказал я, а когда он узнал, что я кончил высоко, 3-м, то радости его не было конца.

Отдыхать в это лето пришлось мало. Почти каждый день я занимался по несколько часов. Все внимание мое опять было обращено на арифметику. Иногда находило на меня уныние и тревога за будущее, но я старался отгонять от себя эти скучные и неприятные для меня мысли.

Село наше в это лето готовилось к встрече

Л. 57 об.

необычного гостя в лице преосвящ[енного] Феодосия. Когда я приехал домой, то маршрут его поездки был уже получен. Вследствие отдаленности нашего места от епарх[иального] города посещение Вохмы епископом было редкое. До преосвящ[енного] Феодосия в последний раз был на Вохме епископ Христофор[1] в начале 60-х годов. Приезд высокого гостя ожидался с понятным для духовенства беспокойством и волнением. Было известно, что епископ едет со свитой и что он будет служить в нашем селе. За два дня до приезда епископа в нашем селе неожиданно появилась какая-то личность высокого роста в подряснике. Эта личность, нигде не останавливаясь, подъехала к церкви, где в это время находился весь причт. Узнав от сторожа, что все духовенство находится в церкви, он прошел туда и, отрекомендовав себя «заимкой» архиерея,

Л. 58

стал делать разные указания, давая советы, говорил о том, на что владыка при посещении церквей любит обращать особенное внимание и т. д. в этом роде. Все с напряженным вниманием и полным доверием слушали этого неизвестного человека, по внешнему виду похожего на послушника. Со стороны как старшего священника, так и других двух последовало предупредительное приглашение назвавшего себя «заимкой» откушать у них чай. К нам он явился часа 1 1/2 спустя после выхода из церкви, после визита к старшему священнику. Не помню, чем угощал его отец, но помню его разговор со мной. Увидав висевший на стене магистерский диплом покойного моего дяди В. Н. Троицкого на латин[ском] яз[ыке], он спросил меня, сумею ли я перевести его на русский язык. Я сказал, что многое могу перевести, но некоторых слов за неимением лексикона не знаю. «Тогда, — сказал он, — не лучше ли будет этот

Л. 58 об.

диплом убрать, так как владыка, если посетит твоего папу, непременно заставит перевести этот диплом». Отец обеспокоился и после ухода «заимки» думал исполнить его совет, но я упросил оставить диплом на своем месте. После нас этот странный человек ходил к третьему священнику, на лошади которого он отправился в следующее село. Когда на следующий день прибыла архиерейская свита, то от лиц этой свиты с удивлением узнали, что никто из них ни о каком «заимке» не слыхал и что назвавший себя каким-то «заимкой» несомненно какой-ниб[удь] проходимец. Наши батюшки были чрезвычайно обескуражены этим сообщением. А затем узнали, что этот проходимец благополучно проехал по всем вохомским селам и исчез в пределах Вятской губернии. Оказалось далее, что многие священники

Л. 59

снабжали его и деньгами. Вот какие случаи возможны были в сравнительно еще недавнее время на нашей матушке Вохме.

Настал день приезда епископа. Село наше приняло праздничный вид. День был солнечный, жаркий. Из деревень явилась масса народа обоего пола, причем женщины (замужние) обращали на себя внимание головными уборами — кокошниками, или, по-вохомскому названию, «шамшурами». Оживление было необычайное. Духовенство с раннего утра находилось в церкви. В ближайшее село, откуда должен был приехать преосвященный, был послан верховой. Взоры всех с напряженным вниманием устремлены были в ту сторону, откуда должна была показаться архиерейская карета. Но вот полным галопом примчался к церкви вестовой. На колокольне раздался благовест. Духовенство в полном праздничном облачении вышло из церкви и остановилось в церковных вратах.

Л. 59 об.

Многие из толпы сняли фуражки и крестились. Минута была полная напряжения и торжественности. На колокольне раздался трезвон. Епископ, значит, въехал в село. Все обнажили головы. Быстро подъехали две пары с благочинным и ключарем на одной и со становым приставом - на другой. За ними следом подкатила и архиерейская карета. Произошло необычайное движение. Все бросились и стали тесниться к карете, которая сама по себе, как нечто невиданное, возбуждало крайнее любопытство и вызывало удивление.  Из кареты с посохом в руках вышел благообразный, небольшого роста, с большой окладистой бородой Преосвящ[енный] Феодосий. Произошла обычная встреча. Владыка направился в церковь, быстро наполнившуюся народом. Говорил ли что-нибудь епископ народу, не помню, но в церкви

Л. 60

он пробыл долго, благословив всех присутствующих. Из церкви Преосвященный отправился в дом старшего священника Ильи Яковлевича Попова[2], где и имел ночлег. На второй день, при громадном стечении народа отслужив литургию, он после обеда, на котором присутствовали священники и некоторые из сельских жителей, выехал для обозрения других церквей. Прощаясь с духовенством, он благодарил его за то, что оно, несмотря на большой состав причта, живет мирно и согласно, выразил пожелание, чтобы этот мир никогда и впредь не нарушался. Отзывы о Преосвящ[енном] Феодосии были почти восторженные, со всеми он был ласков и обходителен.

После отъезда епископа главная забота отца состояла в том, как отправиться в Вологду. Решили ехать на проходных лошадях до Тотьмы, а дальше уже на переменных. С нами отправился и наш отец. Ему хотелось повидаться со своим

Л. 60 об.

братом, старшим священником женского монастыря Николаем Алексеевичем Ильинским*[3], хотелось побывать и на своей родине в Грязовецком уезде. День отъезда из дома я не помню, но знаю, что 5 августа мы были уже в деревне Олареве, в 25 верстах от г. Вологды. В этой деревне мы и ночевали. Никогда мне не забыть проведенной в этой деревне ночи. Для нашего ночлега в избу принесли соломы, и мы, утомленные продолжительной дорогой, вскоре заснули. Долго ли я спал, не знаю, но только от какой-то причины я проснулся. То, что я увидел, привело меня в ужас, волосы на голове моей поднялись и я от страха не мог даже кричать. А увидел я вот что. С распушенными седыми волосами, с веником в руке, вылезла из печи старуха. Я отвык уже

* Студ[ент] Волог[одской] семинарии вып[уска] 1858 г[ода] (3-м студ[ентом]). Сначала, был священником в с[еле] Устье, а затем перешел в Вологду, где и служил до 1899 г[ода]. Умер, кажется в 1904 г[оду], в с[еле] Остроконье, Кадник[овского] у[езда], живя у своего сына. Здесь он и погребен.

Л. 61

верить в сказки о существовании ведьм, но на этот раз готов был убедиться в их существовании, ибо факт появления такой именно ведьмы, какой она изображается в сказках, был налицо. «Ведьма!» — закричал я неистовым голосом. Но «ведьма» в это время успела шагнуть за перегородку. Все, конечно, проснулись и повскакали со своих мест. Отец мой долго не мог понять, в чем дело, он думал, что мне приснился какой-нибудь кошмарный сон, и только после того, как сама «ведьма» вышла из-за перегородки и сказала, что она парилась в печке, отец стал успокаивать меня, причем сообщил об обычае местных жителей, не имеющих бань, мыться и париться в печке. С удивлением выслушал я это сообщение, но уснуть я долго не мог.

В Вологду выезжали мы в то время, когда в соборе благовестили к обедне. Удивительное совпадение: назад тому шесть лет в этот же праздник (6 авг[уста]) и в те же часы

Л. 61 об.

тоже в благовест к обедне мы въезжали в г. Никольск. Направились к женскому монастырю. Дядя был в церкви. Встретила нас жена дяди, наша тетка, Хариесса Александровна[4]. Пока пили чай, время прошло незаметно за разными разговорами. Но вот явился и дядя. Произошла сердечная, трогательная встреча. Дядя был замечательный добряк и сердечный человек. Таким он был к нам во все время обучения нашего в семинарии, таким он оставался и во все последующее время. Быстро мы освоились с новой обстановкой и положением и под руководством своего двоюродного брата Александра Ильинского*[5], в этот год поступившего вместе с нами в семинарию, постепенно стали знакомиться с городом. Прежде всего, конечно, постарались побывать

* Студ[ент] сем[инарии] вып[уска] 1883 года. Был священником в с[еле] Остроконье. Скончался в марте 1923 г. и погребен в с[еле] Шелыгино, где он, по выходе в заштат, жил у своего сына, свящ[енника] этой ц[еркви] Николая Ильинского[6].

Л. 62

в семинарии, которая, по правде сказать, произвела на меня не особенно приятное впечатление, особенно мне не понравилось в нижнем этаже семинар[ского] корпуса — грязном, с вытертыми до сучков полами.

Времени до начала приемных экзаменов оставалось дней десять. Каждый день, после утреннего чая, я уходил на сеновал и занимался по разным предметам. Мой добряк-дядя, уже знавший мою слабость в арифметике, утешал меня и уверенно говорил, что удачно сдам экзамены и поступлю в семинарию. Но чувство тревоги и беспокойства ни на минуту не оставляло меня.

Отец мой, воспользовавшись свободным временем, ездил в это время на свою родину для свидания с родными, где пробыл не менее пяти дней.

Наступил наконец и первый день экзаменов. В этот день собрались в семинарию ученики всех пяти училищ. Нас разделили по классам и дали письменное упражнение.

Л. 62 об.

Тема была простая: «Как я провел нынешние каникулы?». Наблюдал за нами Николай Кириллович Богословский*[7], помощник инспектора. Сочинение я подал один из первых. В своем сочинении я подробно описал приезд в наше село епископа Феодосия. Это описание было, кажется, лучшим местом моего сочинения. Мой экспромт оказался удачным. Об этом я окончательно узнал после экзаменов. Однако по некоторым данным я догадывался и раньше, что мое сочинение было удовлетворительно. Когда я был вызван к экзаменац[ионному] столу, преподаватель словесности Матвей Ив[анович] Орнатский[8], пред которым на столе лежала кипа наших письменных просмотренных работ, нашел мое сочинение и, [подавая?]

* Был затем смотрителем Тот[емского] дух[овного] уч[илища] в последнее время служил инспектором народн[ых] училищ в Западном Краю. Умер в Вологде, состоя в отставке.

Л. 63

его И. Г. Кузнецову[9], что-то ему сказал. И[ван] Г[ригорьеви]ч стал просматривать мою работу, а Орнатский заставил меня прочитать стихотворение и указать в нем части речи. Ответ я дал удачный. «А что такое “лопотина”?» — спросил меня М[атвей] Ив[анови]ч. Дело в том, что описывая в своем сочинении приезд преосвященного Феодосия в наше село и его служение в нашем храме, я рассказал, как крестьяне и особенно крестьянки, никогда не видевшие архиерейского служения и тех одежд, в какие его облачали, с удивлением указывали на архиерейскую мантию, называя ее «лопотиной». На вопрос Орнатского я дал ответ, что в нашей местности вообще всякая одежда называется «лопотиной». Вслед за этим я был отпущен от экзам[енационного] стола. Ответ мой по русскому яз[ыку] и мое сочинение сослужили мне службу на экзамене по арифметике, где ассистентом был Орнатский. М[атвей] И[ванови]ч, несмотря на полный мой по арифметике провал, настоял на том,

Л. 63 об.

чтобы мне поставлен был удовлетворительный балл, объясняя мой худой ответ случайностью. Об этом я узнал после всех экзаменов.

Экзамен по арифметике. Не буду говорить о том, с каким трепетным чувством я шел на этот экзамен. Не дай Бог сознавать свое бессилие. Такое сознание ведет всегда к неудаче. Так случилось и со мной.

Первыми экзаменовались по арифметике ученики Вологод[ского] училища. Ответы их, должно быть, были не особенно хороши, п[отому] ч[то] Евграф Ливерьевич Прозоровский[10], преподаватель математики, он же и инспектор семинарии, когда, по окончании экзамена вологжан, зашел в класс, где сидели ученики Никольского училища, то, обратившись к нам, сказал: «надеюсь, что вы будете отвечать не так, как вологжане; и поддержите, как всегда, честь своего училища». Никольское училище, нужно

Л. 64

сказать, в этот период времени (года три-четыре подряд) заметно выделялось на приемных экзаменах своими ответами, особенно по арифметике, пред учениками других училищ*. Но вот и самый экзамен. В классе стояли три доски. Ученики, как и на других экзаменах, вызывались не по алфавиту, а в том порядке, в каком они кончили курс. Я был вызван в первой тройке. Е[вграф] Л[иверьеви]ч, подойдя ко мне, дал мне какую-то сложную с десятичными дробями задачу. Делал ли я сознательно, но только первую половину задачи я решил верно, но в тот момент, когда Прозоровский снова подошел ко мне, я стал в тупик. «Ну, что же, продолжайте», — сказал Е[вграф] Лив[ерьеви]ч и отошел от доски. Но я был уже совершенно беспомощен. Мои мысли и думы сосредото-

* На приемных испытаниях при поступлении в семинарию ученики Никол[льского] уч[илища] в 1876 г[оду] оказались в числе сравнительно лучших учеников по всем предметам, в 1877 г[оду] также в числе лучших на [втором?] месте. За 1878 г[од] Никольские ученики оказались сравнительно лучшими. В 1879 г[оду] они поставлены на 1 и 2 место (см. Истор[ию] Никол[ьского] учил[ища], стр. 62).

Л. 64 об.

чились, помимо моей воли, не на доске, а приняли другое направление. Я уже думал о позоре провала, о том стыде, который меня ожидает, если мне придется снова возвратиться в Никольск. Занятый этими думами, я не заметил, как ко мне снова подошел Ев[граф] Лив[ерьеви]ч, «Ну, что же дальше?» — сердито уже он обратился ко мне. «Вы не знаете обращения с десятичными дробями? Вы кончили 3-м? Из Никольского училища? Нужно будет поставить на вид Никольскому училищу. Идите».

Итак, я провалился. Весь в слезах возвратился в квартиру дяди. И дядя, и отец, оба расстроившиеся, старались, однако, меня успокоить. Но напрасно. Я ушел на сеновал и предался своим мрачным думам. Кончались экзамены. Я никуда не ходил и все время старался быть один. Прошло дня три. Дядя мой, не сказавши никому, отправился в канцелярию правления справится как о своем сыне, так и о нас. Я опять ушел на сеновал.

Л. 65

Но вот я вдруг услышал зовущий меня голос: «Никифорушка, иди-ко скорей сюда». Я спустился с сеновала и попал в объятия дяди. Целуя меня, он сказал: «Ну вот, я ведь говорил тебе, что ты поступишь, ты принят и в списке принятых поставлен под 17 номером*, поздравляю тебя, голубчик», — еще раз целуя меня, сказал мне дядя и, взяв меня за руку, повел в дом. Что в это время я пережил, говорить не буду. Вечер этого незабвенного для меня дня мы (отец, дядя и я с братом) провели в доме моего двоюродного дяди Льва Ивановича Ильинского**[11], жившего в своем доме на Флоровской ул. На следующий день, при содействии и указаниях дяди, найдена была для нас квартира на Воскресенской набережной в д[оме] Патраболова, куда мы и перебрались дня через два. Мой отец в день отъезда нашего на квартиру отправился в Тотьму в крытой лодке, носившей название «паузков». О путешествии в этих лодках я скажу впоследствии, а теперь буду трактовать о начале учебн[ых] занятий в семинарии.

* Мой брат поступил под №2. А[лексей] Ал[ександрович] Ильинский, кончивший в Волог[одском] уч[илище] 1-м, занял в списке принятых 13-е место.[12]

** Лев Ив[анович] Ильинский, студ[ент] сем[инарии] вып[уска] 1838 г. состоял учителем Волог[одского] дух[овного] училища с 1849–1867г. Умер в 1883 г.

Л. 65 об.

Г[лава] IV.

Первою нашей заботою теперь была забота о приобретении учебников. В то время не было так называемой «епархиальной» библиотеки, образовавшейся постепенно впоследствии. Учебники переходили из рук в руки, т. е. приобретались от учеников, перешедших в следующие классы. Редко попадались хорошие и целые учебники. Но нам посчастливилось приобрести учебники сравнительно сносные и по цене невысокой. Кстати, о так называемой «епархиальной» библиотеке при нашей семинарии. Она обязана своим возникновением окружному съезду духовенства Никольского у[езда]. Депутаты этого съезда, желая прийти на помощь бедным ученикам семинарии, уроженцам Никол[ьского] у[езда], ассигновали 50 р[ублей] на приобретение учебников. Ближайший епархиальный съезд духовенства, по предложению семинарского правления, указавшего

Л. 66

на почин духовенства Никольс[кого] у[езда], ассигновал на тот же предмет, но исключительно для бедных учеников 150 рублей. Таким образом постепенно стала составляться наша «епархиальная» библиотека. В 1898 г. епарх[иальный] съезд неизвестно по каким мотивам отказал в выдаче пособия на приобретение учебников. Тогда по постановлению правления семинарии установлено было брать плату за пользованием книгами из епархиальной библиотеки в размере 10% стоимости книги и взимать с воспитанников при выдаче книг. Поступающую с воспитанников плату за пользование книгами и за порчу книг употреблять на выписку и переплет новых книг. Но так как процентного сбора было далеко недостаточно для пополнения библиотеки и на переплет книг, то правление семинарии к каждому съезду духовенства обращалось с просьбой о субсидии на этот предмет. Духовенство почти в течение 10 лет было глухо к справедливому воплю

Л. 66 об.

семинарского правления и только с 1907–1908 вновь нашло возможным ассигновать по 300 руб[лей] ежегодно. В последнее время библиотека снабжена была хотя еще и не в достаточном количестве учебниками. Но и то, что она имела, приносило громадную пользу. Она обслуживала почти исключительно квартирных учеников, т. е. не сирот, как было при ее возникновении, а родительских детей*.

О времени начала учебных занятий в семинарии я теперь припомнить не могу. Помню лишь, что после молебна мы прошли в семинарию, где нам прочитали списки по отделениям и затем распустили по квартирам. Я попал на первое отделение. В то время I, II и III классы помещались в нижнем этаже. I кл[асс] 1-го отд[еления] был в том месте, где в последнее время помещалась швейцарская, а ря-

* При ликвидации семинарии масса книг из епарх[иальной] библиотеки была уничтожена. Книгами безжалостно топили печи.

Л. 67

дом с ним, где теперь пустое место, между швейцарской и фундамент[альной] библиотекой, был I кл[асс] 2 отд[еление]. Воздух как в классах, так и в коридорах был очень тяжелый. Бурсакам нелегко было жить в такой атмосфере, но они как-то быстро привыкли и, по-видимому, легко осваивались с незавидной обстановкой.

В I классе семинарии в то время проходили те же предметы, что и теперь, т. е.: св[ященное] писание, словесность, алгебра, гр[ажданская] история, языки — латинский, греческий, французский и немецкий. Пения, как рядового предмета, не было. В то время для пения по четвергам и субботам сбирались в зал все ученики и под руководством регента и непременном присутствие и участии ректора разучивались как церковные песнопения, так и светские песни и разные канты.

Св[ященное] писание в I кл[ассе] преподавал священник Иоанн Арсеньевич Лебедев[13], впоследствии инспектор и ректор нашей семинарии.

Л. 67 об.

В то время Иван Арсеньевич, пред самым нашим поступлением принявший сан священника и назначенный настоятелем Спасовсеградской церкви, был в цвете лет и сил и отличался представительностью. Предмет свой он преподавал прекрасно и требовал от учеников обстоятельных ответов*.

Словесность преподавал Матвей Иванович Орнатский**. Не знаю, что это был за человек, но как преподаватель он производил невыгодное впечатление. В то время словесность изучали по учебнику Стоюнина[14]. Учебник был сухой и трудный для понимания и усвоения изложенного в нем материала. Орнатский объяснений почти никаких не делал, но при ответах был требователен. Обыкновенно он

* О нем будет речь впереди.

** Скончался в 1897 г., состоя на должности учителя Петрозав[одской] гимназии.

Л. 68

брал учебник и, читая его, велел подчеркивать те места в книге, на которые следовало обратить особенное внимание. Ученики подчеркивали, но смысла подчеркиваемого мало понимали. М[атвей] Ив[анови]ч любил отличать тех учеников, которые хорошо писали сочинения и отличались декламаторскими способностями.

Преподавателем гр[ажданской] истории был Николай Иванович Суворов[15]* известный археолог, старец уже почтенных лет. Это был преподаватель удивительно спокойный. Никогда он не ходил по классу, а всегда сидел за столом, к которому и вызывал учеников для ответа уроков. Когда ученики начинали шалить и выводили из терпения даже такого хладнокровного человека, как Ник[олай] Ив[анови]ч, то последний, не возвышал голоса, обращался ко всему классу, говорил:

* Умер в 1896 г. 80 лет от роду.

Л. 68 об.

«Это что за шум? Смотрите, ведь я вижу». Не помню, какое впечатление производила эта угроза на учеников. Кроткий в обращении с учениками и всегда ласковый, Н[иколай] Ив[анови]ч пользовался исключительною любовью и уважением учеников. Не пришлось мне быть сослуживцем его, но по разным обстоятельствам случалось бывать у него в квартире, когда он был уже в отставке. Ник[олай] Ив[анови]ч всегда приветливо и ласково принимал меня, как и всех, кто имел до него какое-ниб[удь] дело.

Преподавателем математики был инспектор семинарии Евграф Ливерьевич Прозоровский*. Небольшого роста, плотный, с широкой окладистой бородой, всегда в очках, Ев[граф] Лив[верьеви]ч производил своей фигурой, несмотря на свой рост, внушительное впечатление. Как инспектора, ученики его трепетали, боялись и как преподавателя.

* Умер, состоя в отставке в 1883 г. 14 апреля.

Л. 69

Лично на меня он наводил панический трепет. Его появление на уроке вызывало во мне большое волнение. Конечно, это объяснялось и тем, что я был слаб в математике. За весь год по этому предмету я получил не больше двух 3-к, остальные баллы были двойки и единицы. Каждый почти раз, когда он вызывал меня к доске, я слышал от него напоминание о моем худом ответе на приемном экзамене. Иногда он делал тычки то в лоб, то в грудь. Из-за математики мне пришлось просидеть не только два года в I кл[ассе], но едва совсем не пришлось выйти из семинарии, так как и второй год был для меня так же неудачен, как и первый. Только случайно ответил я на переэкзаменовке и был переведен во II кл[асс].

В 1879–80 уч[ебном] году Евгр[аф] Лив[ерьеви]ч заболел нервным расстройством и вышел в отставку. Умер он, когда я учился в V кл[ассе]. Отпевали его в Вел[икую] субботу в семинарском храме, и вот что произошло, когда его несли по Кирилловской улице. Преподаватель (семинарии)

Л. 69 об.

Г. И. Можаров[16], доселе молчавший, вдруг стал во всеуслышание заявлять, что Е[вграф] Л[иверьеви]ч не умер, а находится в летаргии. Такое заявление М[ожаро]ва взволновало всех, сопровождавших тело покойного до Духова монастыря. Тело донесли и поставили около могилы. Можаров продолжал настаивать на своем мнении и даже решительно стал требовать, чтобы были приглашены врачи для освидетельствования и констатирования смерти Прозоровского. Ректор сначала горячо протестовал, но затем разоблачился и уехал домой. Гроб с телом покойного перенесли в холодный храм, куда через некоторое время явились два врача, которые и удостоверили действительность смерти Евграфа Ливерьевича. Событие это описано было в газете «Свет», и автором этого сообщения был пишущий настоящие строки.

В то время компания моих товарищей

Л. 70

с ведома начальства выписывала газету «Свет». Рассуждая о случае при погребении Прозоровского, некоторые из товарищей высказали, что не худо бы было прокатить Г[еоргия] И[ванови]ча в газетах, напр[имер], в «Свете». Я ухватился за эту мысль и на третий день Пасхи, отпросившись около «Херувимской» из церкви под предлогом расстройства желудка, прошел в корпус и довольно быстро, до прихода учеников из церкви, написал корреспонденцию в газ[ету] «Свет» под заглавием «Странные похороны». В этой корреспонденции я провел ту мысль, что г. Можаров как на панихиде в квартире покойника, так и на отпевании являлся настолько пропитанным духами и умащенный разными благовониями, что благодаря всему этому он, вероятно, и не имел возможности ощутить трупного запаха. Вся корреспонденция состояла не больше 20 строк в печати. Подписался под корреспонденцией вымышленной фамилией «Славолюбов». Прошло около недели после отправле-

Л. 70 об.

ния в Питер. Газеты в то время приносили с почты около 10 ч[асов] вечера. [Компа?]нейцы всегда дожидались газету и не уходили спать, пока ее не получали и не прочитают. И вот в один из вечеров, когда я был в спальне и находился уже в дремотном состоянии, толпа семинаристов старших классов вбежала в спальни с криком: «Братцы, Можарова-то в газетах продернули», и при этом точно передали содержание корреспонденции. Помню, что я настолько растерялся и смутился, что притворился спящим и наглухо закрылся одеялом. Мне так и думалось, что как только увидят мою физиономию, то непременно догадаются, что я автор корреспонденции. Между тем, ученики стали высказывать предположения и догадки о возможном авторе газетной статьи. Указывали на двух учеников V кл[асса]. Я успокоился. Утром следующего дня газетная заметка сделалась известной уже ректору, который,

Л. 71

прочитав ее, засмеялся и сказал: «Так его (т. е.  Можарова) и надо». Но Г. И. Можаров принял газетное сообщение далеко не хладнокровно. Носились слухи, что он намерен был потребовать от редакции выдачи автора корреспонденции и подать на него в суд, но слухи эти только слухами и остались.

Флавий Васильевич Скабовский*[17] преподавал греческий язык. Это был массивный по фигуре старец, отличительным качеством которого была его доброта. Любил и отличал тех учеников, которые с буквальною точностью передавали его объяснения синтаксических правил. Любил также, чтобы в классе была безусловная тишина, шалунов и невнимательных к его объяснениям учеников преследовал.

Когда я учился второй год в I классе, то преподавателем греческого языка

* Скончался 19 июля 1883 г[ода] тело его было увезено на родину его во Влад[имирскую] губ[ернию]. По завещанию Фл[авий] В[асильеви]ч пожертвовал капитал, и на этот капитал была образована стипендия его имени.

Л. 71 об.

был Иван Гаврилович Кузнецов*, преподаватель тихий и скромный. Ученики прозвали его «плакидой», потому что при ученических ответах, особенно плохих, Ив[ан] Гав[рилови]ч, делая такие или иные ученикам нотации, постепенно возвышал свой голос, при чем слова он тянул и нотации эти действительно выходили плаксивыми.

Преподаватель латинского языка был Алексий Иванович Попов**[18], тоже уже старец. А[лек]сий Ива[нови]ч был природный зырянин. Удивительно, что зырянское произношение сохранилось у него на всю жизнь. В зимнее и осеннее время А[лексий] Ив[анови]ч ходил всегда в шубе, в которой он являлся и на уроки и, если снимал ее, то всегда клал на учительский стол. Дисциплина на уроке этого преподавателя почти отсутствовала.

* Оставил службу в семинарии в 1878 г.

Л. 72

Высшего балла (5) он за ответы никому не ставил. Когда ученики просили А[лексия] Ив[анови]ча отлично ответившему ученику поставить высший бал (5), то он обыкновенно говорил: «Я, братцы, сам знаю только на 4». Первый год моего обучения в семинарии был последним годом службы А[лексия] Ив[анови]ча в семинарии.

Заместителем его по латин[скому] яз[ыку] явился Георгий Иванович Можаров. Об этом преподавателе придется много говорить впереди, а теперь я скажу о нем только одно, именно, что с первого же появления его у нас ученики почти всех классов, в которых он занимался, невзлюбили его и старались делать ему всякие неприятности. При выходе с уроков из классов нередко шикали и свистали.

Первый год моего обучения в семинарии был год русско-турецкой войны. В городе было немало пленных турецких офицеров и особенно черкесов с Кавказа. Среди послед-

Л. 72 об.

них сильно свирепствовал сыпной тиф, и их массами хоронили за Архангельской заставой. Взятие русскими войсками Плевны 28 ноября было отпраздновано в городе торжественно. Но в семинарии взятие Плевны не прошло гладко. В светских учебных заведениях вследствие распоряжения свыше празднование взятия Плевны было объявлено трехдневным, тогда как у нас решили праздновать только один день. Начались волнения. Волнения эти выразились в том, что ученики всех классов обоих коридоров вышли из своих классов и огласили коридоры громогласным «ура». Ни увещания ректора, ни угрозы инспекции — ничто не помогало. Администрация семинарии оказалась беспомощной, и ученики были распущены по домам.

С особою и исключительною торжественностью праздновался в семинарии день столетия со времени рождения Императора Александра I — 12 декабря. К этому

Л. 73

празднованию, по инициативе о[тца] ректора прот[оиерея] П. Л.  Лосева[19], было приноровлено открытие при семинарии попечительства о бедных воспитанниках семинарии. До сего времени бедняки-семинаристы, в случае своей нужды, получали заимообразно из так называемой ссудной кассы, капитал которой не превышал 500 руб[лей], одни гроши. Да и эти гроши приходилось получать с большими мытарствами. Заведовавший кассой А.Д. Брянцев*[20], прежде, чем выдать ученику какие-ниб[удь] рубль-два, изводил его своими допросами и опросами, инквизировал так, что иногда ученик уходил, отказавшись от получения денег. Говорю это не в осуждение Аркадия Досифеевича, так как он, имея в своем распоряжении ограниченную сумму денег, должен был распоряжаться ими с осторожностью, но все-таки не могу не отнестись отрицательно к излишней его формальности и некоторой вычурности в самой манере выдачи денег.

* о нем будет речь впереди.

Л. 73 об.

С открытием Попечительства ученикам стали выдавать как денежное пособие, так и пособие вещами. Духовенство епархии с чувством живейшей признательности откликнулось на призыв к пожертвованиям и с этого времени оно являлось главным вкладчиком денежных взносов в попечительство. К настоящему времени (1918 г.) попечительство владеет солидным капиталом и считается среди попечительств или обществ вспомоществований, существующих при других семинариях, одним из самых богатых. Открытием Попечительства прот[оиерей] П. Л. Лосев обессмертил свое имя в Вологодской епархии. Честь ему и слава, и вечная память*.

В день торжественного празднования

* в 1902 г. исполнилось 25 лет со времени учреждения Попечительства. В память основания Попечительства прот[оиереем] П. Л. Лосевым, с 1892 г. епископа Пермского, учреждена стипендия его имени. В настоящее время [капитал] на стипендию выражается в сумме 2530 рублей.

Л. 74

100-летнего юбилея со дня рождения имп[ератора] Александра I и открытия Попечительства семинарский зал не мог вместить всех желавших быть на этом торжестве. Здесь кроме всего городского духовенства, была вся вологодская знать во главе с преосвящ[енным] Феодосием и губернатором Хоминским[21]. Были произнесены речи ректором и преподавателем А. Н. Хергозерским[22]. Всей массой семинаристов, при участии архиерейского и семинарского хоров, были пропеты канты: «Благословляй великая Россия», «Ездил белый русский царь» и другие. Впечатление от этого небывалого в стенах Семинарии торжества, осталось неизгладимое в памяти всех, кто был на нем.

Во время ректорства прот[оиерея] П. Л. Лосева годичные собрания Попечительства, всегда отличались торжественной обстановкой и на них непременно произносились речи. Вологодская публика в день годичных собраний всегда наполняла собою семинарский

Л.74 об.

зал и охотно несла свою посильную лепту в пользу бедных питомцев семинарии. Первый учебный год в семинарии кончился. Нужно было отправляться на родину. В то время пароходство по р. Вологде и даже по Сухоне было только в зачаточном состоянии. Если и начинали ходить пароходы, то только буксирные, небольшие. Семинаристы отправлялись из Вологды к Тотьме и Устюгу на обыкновенных, больших открытых лодках. Флотилия составлялась внушительная. Роспуск семинаристов по окончании экзаменов был общий, в один день, не как теперь, когда семинаристы отпускаются постепенно, по мере окончания экзаменов в том или другом классе.

В день роспуска, после молебна и выдачи билетов, масса учеников с котомками и небольшими сундучками столпилась на берегу реки Вологды у самой семинарии в ожидании привода лодок. Вот и лодки. Распорядители занялись посадкой в эти

Л.75

лодки. В каждой лодке был особый командир, следивший за порядком и сменой учеников, сидевших в веслах. Плыли мы очень быстро. При впадении р. Вологды в Сухону наша флотилия, а на ней было не менее 100 человек, встретилась с мужиками-рыболовами и затеяла с ними ссору. Рыболовы ретировались. Но удаляясь от нас, они грозили, что сейчас же пригласят на помощь себе две соседние деревни и побьют нас. Многие из семинаристов, особенно из старших, готовы были принять вызов и даже думали пристать к берегу, чтобы запастись разным дреколием[23], но благоразумие взяло вверх и лодки наши со значительной скоростью помчались вниз по матушке по Сухоне. Погода нам благоприятствовала, но спать в течение двух суток не удалось. По прибытии в Тотьму часть лодок продали, ибо отсюда многие семинаристы отправлялись «горами» по разным трактам.

Обратное путешествие с каникул было особенно утомительно. От Тотьмы

Л.75 об.

приходилось плыть в крытых лодках, известных в то время под названием «паузков». Самая большая лодка вмещала в себе человек 40–50, но иногда хозяин лодки в целях, конечно, наживы, перегружал лодку и садил в нее сверх нормы человек на 10 больше. Спать приходилось почти друг на друге. Грязь в лодке была невозможная. Многие в эти утомительные и длинные путешествия проедались, а иные проигрывались в карты. Из-за картежной игры иногда затеивались ссоры как между самими учениками, так и с посторонними пассажирами. Лодки эти тянулись лошадьми. Плыть от Тотьмы до Вологды приходилось не менее недели.

Во второй год моего пребывания в семинарии в составе администрации    произошли некоторые перемены. Вместо М. И. Орнатского был назначен кандидат Московской духовной академии Федор Е. Ремов[24]*. Это был симпатичный преподаватель

*Ф. Е. Ремов был на службе в семинарии не более 2 лет. Состоял, по выходе из семинарии законоучит[елем] Тотемской учит[ельской] семинарии, а затем перешел в Москву на приход, где и умер.

Л.76

Вместо учебника Стоюнина, при нем был введен учебник Галахова[25], более простой и доступный для понимания, объяснял он просто, живо. Преподавателем франц[узского] языка во второй год моего обучения в 1 кл[ассе] был природный француз Жульен*, личность очень симпатичная и добрая.

В этот год была произведена ревизия семинарии членом Духовно-учебного комитета при Синоде Степ[аном] Исидоров[ичем] Лебедевым[26]. Не помню, в какое время года он у нас был, но хорошо помню посещение уроков этим ревизором, тем более что мне пришлось в присутствии его отвечать по трем предметам (лат[инскому] яз[ыку], математ[ике] и франц[узскому] языку). Еще задолго до приезда ревизора преподав[атель] латин[ского] языка Г. И. Можаров заставил всех учеников заучить им ли составленную или откуда-ниб[удь] взятую приветственную речь, начинавшуюся словами: «Salve vir illustrissime, clarissime» и заканчивающуюся : «Salve

*Он умер, когда я учился в III кл[ассе]. Помнится мы несколько раз ходили проведывать его во время болезни. Трудно передать, какую он испытывал радость при наших визитах. Пришлось мне участвовать в несении его тела на Горбач[евское] кладбище с пением «Святой Боже». Жульен был католик[27].

Л.76 об.

еt tu, pater rector». Несколько лучших учеников, в число которых попал и я, были особенно намуштрованы в искусстве произношения речи. Но произнести эту речь так и не удалось. В день появления ревизора в семинарии Можаров пришел к нам на урок ранее обыкновенного времени и назначил произнести речь Полякову[28]*. В то время я был вызван к доске изложить своими словами переведенную главу из Юлия Цезаря. Не успел я взяться за мел, как дверь распахнулась и высокая фигура ревизора показалась в классе.

«Similia Similibus curantur», крикнул он при входе в класс. «Ну что это значит, кто скорее скажет», но мы молчали. И внезапно появившийся ревизор, и величавая фигура его и, наконец, его зычный голос нас как будто сковал. «Ну, скорей, скорей», торопил между

*Поступил в этот год 1-м из Устюжского дух[овного] училища.

Л. 77

тем ревизор и сел за парту. Можаров поднял одного из лучших учеников, который хотя и не сразу, но наконец перевел эту поговорку на русский язык. Снова ревизор обратился к классу, кто скажет русскую поговорку, имеющую одинаковый смысл с только что переведенной. На этот вопрос последовал быстрый ответ: «клин клином вышибай». «Ну, так, верно», сказал ревизор и обратил внимание на меня. «Что он пишет?», - обратился он к преподавателю. Последний сказал. Ревизор заставил меня сначала рассказать содержание переводимой главы, а затем прочитать и перевести написанное мною. Когда я это сделал, Можаров предложил мне несколько вопросов и отпустил от доски. Мое изложение и ответы понравились Можарову и с этого времени до конца семинарского курса Г[еоргий] Ив[анови]ч оказывал мне заметное внимание. Преподав[атель] франц[узского] языка Жульен в присутствии ревизора очень растерялся

Л.77 об.

и вообще вел себя несколько комично. Я был спрошен пред самым приходом ревизора. Что я отвечал и как, теперь не помню. Мне памятны только остались слова Жульена, с которыми он обращался ко мне: «ну, продожьте, ну, продожьте» (ну, продолжайте). На уроке ревизор пробыл не долго.

На уроке математики ревизор почему-то был два раза. Между другими учениками во второе его посещение был спрошен и я. Дана была задача на извлечение кубических корней. И от растерянности, и от слабости знания предмета задачи я решить не мог, да почему-то ее не могли решить вызванные к доске еще два ученика. Ревизор предложил Евгр[афу] Лив[ерьеви]чу объяснить задачу, что он и сделал.

В этот год на квартире мы жили на Власьевской[29] ул., за Чернавкой, в доме Горохова, отставного фельдфебеля. С нами жили и другие семинаристы, из которых один, ученик VI класса Павел

Л.78

Шумков*[30] любил дов[ольно] часто выпивать. Инспекция знала его слабость и довольно часто навещала нас. При одном из таких посещений со мной произошел такой курьезный случай. Дело было в мае месяце и, кажется, накануне преполовенного дня. Сидим мы всей компанией за ужином. Кончив ужин скорее других, я закурил предложенную товарищем по квартире папиросу. Должен сказать, что я в это время по-настоящему не курил и табаку своего не имел. И вот в тот момент, когда я держал папиросу во рту, открылись двери и в кухне появилась высокая фигура нашего семинарского «папаши»[31]. Я настолько смутился и растерялся, что не нашел ничего лучшего сделать, как сунуть папиросу в рот, а чтобы она меня не обожгла, я отправил туда же ложку гречневой каши. Благодаря открытому окну, у которого я сидел, табачный запах не был ощутительным и посещение «папаши» сошло благополучно.

Во II-м классе были те же преподаватели,

Л.78 об.

что и в I-м классе, кроме преподавателей математики. До нового года занимался по этому предмету Павел Александрович Хвалынский*[32], а после него Виктор Никанорович Лаговский[33]**. Результатом моих годичных занятий и удачных ответов на экзаменах был перевод мой в следующий 3-й класс.

Накануне отъезда на каникулы ко мне в квартиру явился никогда в течение года у меня не бывавший товарищ по классу Дмитрий Люцернов[34] и таинственно вызвал меня на улицу. Почему-то у меня мелькнула мысль, что он пришел с целью просить у меня денег. Но оказалось, что цель его визита ко мне была совсем другая, которой я был очень озадачен и немало смущен. В Никольске, чрез который мне нужно было проезжать, находился в семье его брат, студент Петровской академии Александр Михайлович Люцернов[35]. Этому студенту предполагала направить письмо

*П. А. Хвалынский все последующее время, на выходе из семинарии служил в Западном крае.

**о В. Н. Лаговском будет речь впереди.

Л.79.

некая Юшина[36], из политических, к которой мой товарищ и приглашал сходить, если я соглашусь исполнить ее просьбу и поручение. И личность Юшиной, о которой мне приходилось слыхать, и таинственное поручение, которое на меня возлагалось, настолько заинтересовали и заинтриговали меня, что я без всякого колебания решился идти, куда приглашал меня Люцернов. Дом Юшиных находился против Александровского сада. Не без смущения поднялся я во второй этаж. Смутился я еще более, когда увидел, что в одной из комнат сидело несколько девиц. Я остановился в прихожей, а Люцернов прошел в комнату, где сидели эти девицы. Он вел себя очень развязно и видно было, что в этой семье он был свой человек. Прошло несколько минут ожидания, и я приглашен был в отдельную комнату, где и представлен был Юшиной. Прежде всего она спросила меня, насколько я знаю г. Никольск и, в частности, знаю ли я тот дом, в котором живет А. И. Люцернов,

Л.79 об.

(причем она посмотрела в записную книжку и назвала владельца дома). «Я спрашиваю вас об этом потому, что мне нежелательно, чтобы вы, по приезде в Никольск, спрашивали кого-то ни было о квартире Л[юцерно]ва. Эти расспросы могут возбудить подозрение. Боже сохрани, если узнает полиция». Я сказал, что, прожив в Никольске 6 лет, я так же знаю его хорошо, как свое родное село и что этот дом, в котором живет А[лексанр] М[ихайлови]ч, я не только знаю, но даже и бывал в нем. Удовлетворенная моими словами, Юшина вручила мне письмо и еще раз просила соблюдать осторожность. После этого я приглашен был пить чай, но я отклонил это приглашение, сославшись на то, что мне необходимо собраться в дорогу и кой-где побывать.

О данном поручении я, конечно, ничего и никому не сказал.

По приезде в Никольск мы (брат и другие товарищи) остановились на постоялом дворе.

Л.80

Воспользовавшись тем, что брат и товарищи отправились искать лошадей, я пошел исполнить данное мне Юшиной поручение. На всякий случай я принял предосторожности. Письмо, которое я должен был доставить Люцернову, я спрятал дов[ольно] глубоко в сапог, в том предположении, что не будут же в случае осмотра, снимать с меня сапоги. Какая наивность! Дом, в котором жил Люцернов, находился у самого собора, почти на самом берегу р. Юга. Шел я к этому дому, поминутно озираясь по сторонам, и чем ближе подходил к нему, тем больше волновался. Мне почему-то думалось, что лишь только я войду во двор, непременно встречу полицейского. Но вот я и во дворе. Пусто, никого нет. Я еще раз осмотрелся, и, поднявшись на крыльцо, подал звонок. Вышла старушка. «Кого тебе паренек, нужно?», спросила она. Я сказал. Пригласив меня в прихожую, она попросила меня подождать «чуточку». Чрез несколько минут

Л.80 об.

Вышел дов[ольно] плотный мужчина, среднего роста, с окладистой бородой, в халате. «Вы ко мне? Кто вы? Я Люцернов». Назвав себя и передав ему поклон от брата, я сказал ему тихим голосом, что привез ему письмо от г. Юшиной. «Где же оно?» Я смутился и сообщил, что письмо находится в сапоге. Люцернов посмотрел на меня с таким удивлением, что я еще больше смутился. Но когда он узнал, по каким обстоятельствам письмо оказалось в таком необычном месте, засмеялся от всей души и смеялся все время, пока я снимал сапог и доставал письмо. «Ну, я напишу Юшиной, что письмо она послала с верным человеком», и снова засмеявшись, он взял меня за руку и повел в комнату. На столе стоял самовар и А[лекса]ндр М[ихайлови]ч предложил мне стакан чаю. За чаепитием он много рассказывал о себе, о том, при каких обстоятельствах он был аресто-

Л.81

ван, что он здесь пользуется большой свободой и что не далее, как с неделю тому назад он ездил верст за 100 по Ветлужскому тракту. Впоследствии он служил недолгое время управляющим государственными имуществами в г. Вологде*. Sic tempora et homines mutantur[37].

Прошли каникулы. По приезде в город я недолго прожил на квартире. В половине сентября и почти неожиданно для себя принят был на полное казенное содержание и с этого времени до окончания курса был настоящим «бурсаком»[38]. К новой обстановке я долго не мог привыкнуть. В первое время для занятий я уходил в зал, но затем постепенно привык к шумной обстановке и занимался в классе. В то время существовал обычай, чтобы ученики, особенно родительские, принятые на казенное содержание, угощали своих товарищей, а иногда и учеников старших классов, главным образом земляков. Обычай этот я не знал. И вот в один из ближайших предпраздничных дней, незадолго до всенощной

*Здесь он заболел психически, вышел в отставку и вскоре умер.

Л.81 об.

меня вызвал ученик VI кл[асса] Вальский[39]* и, напомнив об обычае устраивать «литки», предложил мне после всенощной угостить как его, так и еще двух его товарищей.

Такое предложение В[альско]го застало меня врасплох и очень смутило. Вальский стал уверять меня, что все пройдет благополучно и что бояться совершенно нечего. Я попытался было со своей стороны сделать контрпредложение – выдать деньги желавшим меня поздравить, а меня от участия освободить, но Вальский принял оскорбленный вид и сказал, что так поступать не принято. Volens-nolens пришлось дать свое согласие. Сосчитав свои финансы, я рассчитал, что могу пригласить в эту компанию человек трех из товарищей. Я так и сделал. Кончилась всенощная, кончился и ужин. И вот вся наша компания под водительством Вальского отправилась в портерную против Александровского сада, рядом с домом дворянского собрания. Это было излюб-

*По окончании семинарии учился в Москов[ской] Акад[емии] был смотрителем Пошехон[ского] дух[овного] училища, где и умер.

Л.82.

ленной портерной семинаристов. Когда мы вошли в нее, то там сидело уже человек до 10 семинаристов разных классов. Подойдя к хозяину портерной, стоявшему за стойкой, Вальский, очевидно свой человек хозяину, что-то ему сказал, а тот мотнул головой, и наша партия пошла вслед за нашим вожатым в заднюю половину, по всем признакам хозяйскую спальню.  Осведомившись, сколько у меня денег, В[альс]кий сделал соответствующий заказ пива. В первый раз в жизни мне пришлось пить пиво и, по правде сказать, оно мне не понравилось. После нескольких стаканов этого напитка я почувствовал себя не хорошо и должен был выйти задним ходом на улицу, чтобы освежиться. Голова моя кружилась. Около 11 часов мы возвратились в семинарию и не заметно прошел в спальню. Когда я лег на койку, голова моя закружилась, был позыв на рвоту, но я употреблял невероятные усилия, чтобы меня не вырвало. Выйти в коридор я боялся, ибо с минуты на минуту ожидался обход

Л.82 об.

спален помощником инспектора. Но вот скрипнула дверь и в спальню появился со свечкой в руках член инспекции. Я лежал, наглухо закрывшись одеялом. Положение мое было самое критическое. Но все прошло благополучно. Однако этот случай заставил меня быть внимательным к себе и осторожнее в подобного рода случаях.

Новым преподавателем в III кл[ассе] явился Василий Иванович Покровский[40], бывший до сего времени помощником инспектора в нашей семинарии. Покровский был, кажется, последним лицом, сдававшим, для получения права преподавательства, пробный урок. Его объяснения по логике, в присутствии всего состава семинарского правления, были настолько туманны, что, когда, после своего объяснения, он спросил повторить, то никто из учеников не мог дать удовлетворительного ответа, что очень огорчило В[асилия] Ив[анови]ча. В последствии это был один из лучших преподавателей семинарии.

Год пребывания моего в III кл[ассе] был годом полным тревог. Постоянные покушения

Л.83

на жизнь Государя чрезвычайно всех взволновали. Слухи носились самые чудовищные. В городе часто разбрасывались прокламации, попадавшие иногда и к нам. В некоторых учениках они находили сочувствие, но таких учеников было очень не много. В то время наша семинария продолжала еще находиться под опалой и семинаристы, которым воспрещен был доступ в высшие учебные заведения, с крайнею осторожностью занимались чтением нелегальной литературы, произведений Тургенева, Некрасова, о Белинском, Писареве и Добролюбове и говорить нечего, из журналов особенно вредным считался журнал «Дело».

2-о марта 1881 года, в понедельник второй недели Вел[икого] поста в необычное совершенно время (рано утром) в ученических спальнях появился исправлявший в то время должность инспектора Фл[авий] В[асильеви]ч Скабовский.

Л.83 об.

«Вставайте, г[оспо]да, великое несчастье совершилось, не стало нашего благодетеля», говорил Фл[авий] В[асильеви]ч, обращаясь к спавшим ученикам. Все мы, как один человек, повскакали со своих коек. Сначала думали, что случилось что-нибудь с ректором. Выбежали в коридор и здесь узнали ужасную новость: убит Государь. Все мы сразу как-то притихли. В час дня нас водили в собор на панихиду. Во время панихиды многие навзрыд плакали. Я помню грузную фигуру командира местного батальона полковника Шорова, стоявшего на коленах и плакавшего, как ребенок. Слухи были один другого не вероятнее. Но мало-помалу мы успокоились. У нас прибыло только много лишних не учебных дней и нас часто водили в собор к панихидам.

Начались экзамены. Упоминаю о них лишь потому, что экзамен по математике у меня сошел благополучно только благодаря счастливому и неожиданному

Л. 84

для меня случаю. Билет мне достался из пасхалии и, следовательно, простой. Но мне пришлось отвечать у той доски, где сидел грозный Афанасий Федорович Знаменский*[41], учитель гимназии, но имевший в тот год несколько уроков в семинарии. Он был груб в обращении с учениками (говорили – и с преподавателями) и требователен при ученических ответах.

«Ну, выведи мне, когда была пасха в 1812 году». Я приступил к решению данного вопроса. Знаменский, сделав несколько шагов по классу, подошел ко мне. «Разве пасха может быть в мае?», озадачил он меня. «Все делал верно, а в выводе съерундил, - будет 3-ки? А то еще спрошу, ну, убирайся». Не заходя за парту, я выбежал из класса.

В IV классе из двух III классов образовалось одно отделение. Были новые преподаватели, не занимавшиеся с нами в предыдущих классах. Мы успели хотя и не

*А. Ф. Знаменский родом рязанец. По окончании Университа был назначен в Волог[одскую] семинарию, затем он перешел в гимназию, но он временно занимался и в семинарии. Затем был, преподав[ателем] Арханг[ельской] гимназии, инспектором народ[ных] учил[ищ] Никольс[кого] и Вологод[ского] уездов. Умер в мае 1926 года.

НАИ087 Л.84 об.

надолго быть учениками и познакомиться с личностью популярнейшего Алексея Никитича Хергозерского, известного составителя учебника св[ященного] писания (курс IV кл[асса], книги пророческие). Это был уже глубокий старец. Занимался он с нами не более двух месяцев и затем вышел в отставку. Об Алексее Никитиче ходило много анекдотов, особенно много говорили о его едких остротах. Несмотря на свой преклонный возраст, А[лексей] Н[икити]ч до конца службы остался верен себе: он с редкою аккуратностью ходил на уроки. Вместе с звонком его сутулая старческая фигура появлялась уже в классе. Так как мне пришлось учиться у него не более, если не менее двух месяцев, то личных воспоминаний о нем не сохранилось*.

Философию и психологию преподавал Яков Ильич Левитский[42], это был преподаватель весьма дельный, но, к сожалению, около половины учебного года он заболел психически и явился к нам только на экзамены. С признаками начавшейся

*Скончался 26 февраля 1891 г. на 80 - м году.

Л. 85.

уже болезни Яков Ильич был у нас только на одном уроке. Мне очень памятен этот урок. Вошел Яков Иль[и]ч в класс и прежде всего начал очень усердно молиться. Прочитана была молитва, ученики стали садиться, а Я[ков] И[льи]ч продолжал молиться. Затем, обратившись ко всему классу, он сказал: «Сегодня у меня особый день, кто желает исправиться или получить высший балл, тот пусть встанет». Мы молчали и с удивлением смотрели на Левитского. «Что же, разве никто не желает исправиться?», - снова обратился Як[ов] Ил[ьи]ч к классу и, посмотрев в журнал, спросил одного ученика, имевшего 2-ку. Ученик отвечать отказался, а Левитский стал настаивать, чтобы он отвечал. «Ну, скажите что-нибудь». Ученик что-то такое стал говорить, но не сказал он и одного предложения, как Як[ов] Ил[ьи]ч посадил его на место и поставил «4». Только теперь все поняли, что с Левитским творится что-то неладное. Однако все 2-чники воспользовались этим случаем и успели исправить свои баллы. В этот же день Ле-

Л.85 об.

витский свезен был в психиатрическую лечебницу, а затем был отправлен в Москву. Рассказывали, что не только в один день, но даже в один час с Як[овом] Ил[ьи]чем заболел психически и его брат-близнец, доцент Москов[ской] Дух[овной] Академии Роман И. Левитский. Так ли это было на самом деле не знаю. Этот год был последнем годом пребывания Якова Ил[ьи]ча в нашей семинарии. Он перешел на службу в Уманское дух[овное] училище. Затем он возымел намерение вступить в брак, но в самый день брака, когда ему нужно было отправиться к венцу, он опять заболел и затем вскоре умер.

По латинскому языку занимался у нас Василий Петрович Копылов*[43]. Это был изящный, вполне светский человек. Отличался изысканностью манер, деликатностью и вежливостью.

Год кончился у нас не вполне благополучно.

*По выходе из семинарии поступил на службу в таможню. Где он в настоящее время и жив ли, не известно.

Л. 86

В то время, как и теперь, ученики IV кл[асса] снимались в общей группе. Приглашались сниматься в группу и преподаватели, но не все, а только избранные, к которым ученики относились с симпатией*. Уже к концу экзаменов карточки были готовы. Каждому преподавателю, снимавшемуся в группе, ученики давали карточку, причем старались носить эти карточки на дом. За карточку почти каждый преподаватель давал не менее 3 руб[лей]. Набралось таких денег у нас не менее 15 руб[лей]. Куда их девать? Думали не долго и решили устроить катанье на лодках и при этом – небольшую пирушку. Взяв у лодочников несколько лодок, мы отправились по направлению к Прилукам и, высадившись на берег против лагерей, отрядили несколько человек на Первушинский завод за пивом и вином. По уговору каждый из нас должен был выпить водки по полному стакану, а затем уже предоставлялось право пить кто чего желает (была и наливка). Закуска

*когда мы снимались, то по общему решению не были приглашены сниматься в группу преподав[атели] Лаговский и Можаров.

Л.86 об.

состояла из хлеба с солью, да был еще, кажется, зеленый лук. Должен сказать про себя, что простой водки до того времени я никогда не пил, утром никогда не завтракал. И вот, когда натощак я выпил полный стакан водки, то совершенно опьянел и лег на траву. Что было после этого и долго ли продолжалась пирушка, я не помню. Около 6 часов вечера я проснулся под баркой, где в одинаковом со мной положении находилось еще несколько товарищей. Нужно было торопиться в семинарию и поспеть к ужину. Когда мы явились сюда, то узнали, что инспектор бьет тревогу и что многие из явившихся уже «нарезались». Беда была еще в том, что некоторые из товарищей вступили в пререкания с инспектором. В столовую на ужин собрались все. Явился на ужин и инспектор. Остановившись у тех столов, где мы сидели и осмотрев нас внимательно, инспектор (Свящ[енник] И. А. Лебедев) дал распоряжение, чтобы нам на ужин даны были только хлеб и квас. Так как

Л. 87

на обеде мы не были, то голодны были до последней степени. Как на зло, в этот день была уха из палтуса, запах от которой разносился по столовой и возбуждал аппетит. Инспектор, несомненно, понимал наши вкусовые ощущения и с улыбкой посматривал на нас. Наконец, один из товарищей решил встать и обратиться с робкой просьбой о разрешении дать ухи. «Не заслуживаете вы сегодня этого блюда, ну, да ладно», - и сказав это, он сделал распоряжение, чтобы нам были поданы миски с ухой, но без рыбы. Едва ли мы ели уху когда-ниб[удь] с таким аппетитом, как в этот раз. Последствия этой пирушки не были для нас так печальны, как мы ожидали. Всем участникам ее, а таких было человек 30, понижен был только балл по поведению.

По переходе в V кл[асс] семинарии я чувствовал себя очень хорошо, как никогда прежде. Математические науки кончились, и я воспрянул духом. Я дал себе слово кончить

Л.87 об.

не только в I разряде, но кончить в порядке номеров как можно выше. Хотя чтением книг я любил заниматься и раньше, но это чтение было бессистемное, беспорядочное. Я перечитал массу романов, но серьезным чтением занимался мало. В V классе я с жадностью набросился на книги как богословские, так и философские. Много читал по истории. В этом отношении, т. е. в выборе книг для чтения мне оказал громадную услугу Николай Никанорович Глубоковский[44], prima persona нашего класса. В течение последних двух лет, т. е. в V и VI кл[ассах] я сидел рядом с Глуб[оковс]ким. Это соседство принесло мне несомненную пользу. Будучи необыкновенно даровитым, Н[иколай] Н[иканорови]ч в то же время отличался замечательным трудолюбием и усидчивостью. В буквальном смысле он не терял ни одной минуты даром. Меня, рядом с ним сидевшего, он увлекал своим примером. Любил

Л. 88

Глуб[оковс]кий много читать и всякую более или менее заслужившую внимания книгу он рекомендовал прочитать и мне. Товарищ он был прекрасный, честный, благородный, прямой. Прямой он был с нами, прямотой он отличался и в отношении к лицам начальствующим и преподавателям. Это был краса семинарии, как о нем выражались все, начиная с ректора и кончая нами, его товарищами.

В V классе пришлось встретиться с новыми преподавателями. Во главе их стоял ректор, прот[оиерей] Петр Леонтьевич Лосев, преподававший нам основное богословие. Это был преподаватель живой, увлекающийся. Он любил приводить примеры из жизни, любил делать разные сопоставления. Часто увлекался, особенно нападал на социалистов, нигилистов, любил предлагать неожиданные

Л.88 об.

вопросы и допускал возражения со стороны учеников. Вообще он будил нашу мысль и заставлял вдумчиво относиться ко всему. Темы по сочинениям он старался дать на современные события и любил, чтобы сочинения подавались объемистые.

Св[ященное] писание преподавал Василий Иванович Рейпольский[45]. Этот преподаватель, заменивший собой А[лекс]ея Ник[олаеви]ча Хергозерского, пользовался громадным авторитетом и был любимцем учеников. Представительный по внешности, он отличался и прекрасными душевными качествами, из которых справедливость нужно поставить на первое место. К глубокой скорби семинарии эта высокодуховная личность пробыла в семинарии не более двух

Л. 89

лет. Василий Ив[анови]ч скончался, когда я учился в VI классе. Смерть В[асилия] Ив[анови]ча мало сказать поразила, потрясла всю семинарию. Пред этим он только что вступил в брак с дочерью бывшего преподавателя семинарии Ник[олая] Ив[анови]ча Суворова и прожил в супружестве не более двух недель, ибо брак был пред самым заговеньем, а Рейпольский скончался 28 ноября. Похороны В[асилия] Ив[анови]ча привлекли массу народа. Венки были от всех классов. Во время произношения речей многие плакали. Вечная память этому доброму, прямому, честному человеку и хорошему учителю!

По церковной истории занимался молодой преподаватель Федор Алексеевич Соболев*[46]. Простой и душевный человек, Ф[едор] А[лексееви]ч не мог заинтересовать нас в должной степени своим предметом. Он читал выписки из разных книг,

*умер в сане протоиерея в Ярослав[ской] епархии кажется в 1925 г.

Л.89 об.

не обладал хорошими голосовыми средствами, чтение его было вялое, монотонное.

Начало мая месяца прошло в г. Вологде в приготовлениях к коронационным торжествам. Коронацию ждали с большим волнением. Говорил, напр[имер], о том, что под Успенским собором в Москве обнаружена была целая минная галерея. Всех слухов теперь не припомнить, но они очень волновали и нервировали. В коронационные дни наши семинаристы принимали участие в разных патриотических манифестациях. На второй день коронации семинарский хор вместе с архиерейским великолепно пел молебен пред зданием городской Думы. Во время этого молебна произошло между прочем столкновение ректора с полицмейстером Комаровским, грубо обругавшем одного певчего, воспитанника из старшего класса семинарии, несколько запоздавшего на

Л. 90

молебен и вошедшего на помост, где был Комаровский. Семинаристы возмущались поступком полицмейстера и довели до сведения ректора. Последний сообщил губернатору о возмутительной грубости начальника полиции с предупреждением, что если Комаровский не извинится, то ни один из воспитанников семинарии не примет участия в дальнейших торжествах. Почти тотчас же после молебна Комаровский приезжал к ректору, но последний его не принял. Весь ход разыгравшегося инцидента был известен воспитанникам и когда они узнали, что ректор не принес их в жертву грубого насилия и произвола, и вступил на защиту своих питомцев, то престиж ректора, и без того пользовавшегося любовью, поднялся более в глазах воспитанников.

Кончились коронационные торжества. Начались экзамены. Прибыл в Вологду с коронац[ии] торжеств из Москвы и наш архипастырь уже в сане архиепископа.

Л.90 об.

Владыка любил бывать на экзаменах в семинарии и не только по богословским предметам, но и по светским. Он внимательно выслушивал ответы учеников, любил задавать вопросы, в решении которых принимала участие вся экзаменационная комиссия. Иногда дебаты были очень интересны, и мы с напряженным вниманием следили за ними. Бывало и так, что, увлекшись спором, экзаменаторы отпускали от экзаменац[ионного] стола ученика, почти не давшего никакого ответа. Преосв[ященного] Феодосия считали знатоком церков[ной] истории и вообще богословских предметов.

Экзамены кончились. С большим успехом кончился для меня этот год. В разрядном списке я занял дов[ольно] высокое место в 1-м разряде. Мой брат*, опередивший меня на год, хотя и младший годами, в этом

*Алексей Александрович Ильинский, по окончании курса, был надзирателем в Никол[ьском] дух[овном] училище, дальше псаломщиком на родине, священником при Вохомской Покровской ц[еркви], в настоящее время в сане протоиерея – старший свящ[енник] при Воскресенской Вохомской церкви.

Л. 91

году кончил курс и, как один из лучших студентов (кончил под №2) был послан на казенный счет в Москов[скую] Дух[овную] академию. Но по приезде домой, он отказался от мысли продолжать свое образование, имея намерением поступить во священники вблизи родины.

Еще до отъезда на родину сделалось известно, что наступившим летом наше село посетит Выс[око]преосвященный Феодосий, а когда мы приехали домой, то здесь уже известен был и маршрут следования владыки. На этот раз в нашем селе почему-то было назначено служение. Точно указать время прибытия к нам в село архиеп[ископа] Феодосия я сейчас не могу. Но хорошо помню, что наше село пред приездом высокого гостя, вследствие бывших пред этим проливных дождей, имело не привлекательный вид: грязь непролазная. Так как архиеп[ископа] Феодосия решено было принимать в доме моего отца, то от церкви до дома были настланы доски, покрытые белым холстом, в том предположении, что владыка из церкви пешком

Л.91 об.

последует в дом отца. Как и в первый приезд его народ собрался во множестве. Подъехала карета. В[ысоко]преосв[ященный] вышел из нее, имея крайне болезненный, утомленный вид. Кончилась ревизия церкви. Архипастырь спустился с паперти и направился к карете. Мой отец торопливо подошел к нему и стал усердно просить откушать чаю и закусить. Владыка, ссылаясь на то, что он чувствует себя не совсем здоровым и что торопится на ночлег в следующее село, решительно отклонил просьбу отца и уже занес ногу, чтобы сесть в карету, но отец мой не отступался и стал просить еще усерднее.

«Ах, отец, какой ты чудак, ведь я состою на диете, ни есть, ни пить я не хочу, я устал, мне нужен покой, да и время уже позднее», посмотрев при этом на часы, сказал владыка, и, как будто немного подумав, он спросил: «а где твой дом, ну, веди». Весь народ двинулся к нашему дому. На парадном крыльце выстроились

Л. 92

мы – четыре брата и сестра, причем последняя держала в руках хлеб-соль на блюде. В тот момент, когда владыка, поддерживаемый отцом, поднялся на площадку крыльца, моя сестра д[олжно] быть от волнения уронила к ногам Пр[еосвяще]нного блюдо с подносимыми на нем хлебом-солью. Все смутились и растерялись, но владыка благодушно улыбнулся и, благословив нас всех, прошел в дом. Пробыл он лишь несколько минут, от еды отказался, но выпил горячей воды, влив в нее каких-то капель.

Вскоре пошли зловещие слухи о состоянии здоровья архиеп[ископа] Феодосия. С трудом служил он 6 августа в Никольске. Доехав до Тотьмы, он остановился в монастыре и здесь скончался 22 августа, в то время, когда я, возвращаясь с каникул в Вологду, только что двинулся в утомительный путь на лодке паузке.

По прибытии в Вологду, когда я вошел в семинарию, здесь было уже полное оживление. Почти все товарищи были уже

Л.92 об.

на лицо. В последний раз собрались они в семинарское теплое гнездышко. Минует год и все они улетят из этого гнездышка навсегда, но уже оперившимися и сильными как духом, так и телом птенцами. Хорошее это было время. У всех у нас, выражаясь словами Апостола, было, кажется, одно сердце и одна душа. Материала для разговоров было так много, что и не переслушать было его. Говорили о летних похождениях, говорили о своих невестах, о семинарских новостях, о переменах в епархиальном управлении. Садились в кружок и речь рассказчика, как журчащий ручей, лилась без конца.

За лето в семинарии произошло так много перемен в составе служащих лиц, как не было в течение всего моего семинарского курса. Инспектор, свящ[енник] И. А. Лебедев был назначен ректором Кавказской семинарии, преподав[атель] греч[еского] яз[ыка] Ив. Г. Кузнецов вышел в отставку и, по принятии священнического сана, был назначен настоятелем Спасо-

Л.93

всеградской ц[еркви]. Другой преподаватель этого же предмета Фл[авий] В[асильевич] Скабовский[47] около 20 июля скончался. С осени еще прошлого года свободна была кафедра гомилетики, литургии и практич[еского] руководства для пастырей*. На эти последние предметы к началу наступившего учебного года назначен был кандид[идат] Московской дух[овной] Академии Николай Иванович Малиновский[48], питомец нашей семинарии. На греческий язык поступил Константин Павлович Заболотский[49], только что кончивший в Москов[ской] Академии и Александр Никанорович Макарьин[50]. Этот последний переведен к нам из Иркутской семинарии. Заболотский занимался у нас не более двух месяцев, а затем сменил его Макарьин, который и занимался у нас до конца года. После смерти Рейпольского, последовавшей в ноябре месяце, заместителем его явился Петр Иванович Успенский[51]. Новым преподавателем для нас был

*Гомилетику временно преподавал Ф. А. Соболев, а литургию инспектор семин[арии] И. А. Лебедев.

Л. 93 об.

также Василий Степанович Карпов[52], преподаватель догматического и нравственного богословия. В то время Вас[илий] Ст[епанови]ч был общим любимцем учеников. Всегда деликатный, предупредительный и вежливый, В[асилий] С[тепанови]ч в то же время был крайне снисходителен ко многим ученическим слабостям. Это был единственный в то время преподаватель, которому ученики подносили в день ангела разные подарки. От нашего курса ему поднесена была «Апологетика» Рождественского.

В начале октября мы узнали и о назначение к нам нового инспектора. Вновь назначенный к нам инспектор Михаил Захарович Зиоров[53] до сего времени состоял преподавателем Рязанской дух[овной] Семинарии. Молва, шедшая главным образом от студентов академии, называла его человеком большой эрудиции и блестящим преподавателем. Но, как препо-

Л. 94

давателя, личность М[ихаила] З[ахарови]ча нас интересовала мало. Мы не могли предполагать, что при наличии всех преподавателей в нашем классе, он будет у нас заниматься по какому-нибудь предмету. Каков будет Мих[аил] Зах[арови]ч, как инспектор, вот вопрос, который занимал нас всех. Появление Мих[аила] З[ахарови]ча в стенах нашей семинарии поэтому ожидалось с понятным любопытством и интересом. И вот в один из октябрьских вечеров нам сделалось известно, что новый инспектор наконец приехал и уже был у ректора. Настало утро следующего дня. В то время, как и теперь, в семинарском зале совершалась общая молитва, по своей краткости не похожая на теперешнюю. Обыкновенно она начиналась пением молитвы Св[ятому] Духу, затем один из учеников по-очереди читал «Преблагий Господи»[54] или «Премудрости Создателю»[55] и заканчивалась она пением «Ты, Господи, мой свет»[56].

Явившись в этот раз на молитву, ученики с напряженным вниманием стали смотреть на двери, ведущие из залы в спальный коридор, откуда должен был появиться новый инспектор. Но ожидания оказались напрасными:

Л.94 об.

он на молитву не явился. Ждали М[ихаила] З[ахарови]ча после молитвы и опять напрасно. Когда кончился первый урок, ученики двинулись к учительской, предполагая, что во время урока он прошел туда. Но оказалось, что и в учительской его не было. Прошел еще урок и семинаристы снова в коридоре. Некоторые скептики стали даже выражать сомнение, приехал ли действительно инспектор. «Идет», крикнул кто-то и все взоры обратились в одну сторону. Из спального коридора вместе с ректором появилась солидная фигура нового инспектора. М[ихаил] З[ахарови]ч шел, активно разговаривая с ректором и сильно жестикулируя руками. Пытливо всматриваясь в семинаристов и приветливо отвечая на поклоны их, он быстро спустился вниз и прошел в учительскую.

Наступили вторые занятия. Почти в начале их появился в семинарском коридоре и Мих[аил] Зах[арови]ч. Все мы сидели на местах и с нетерпением ждали, когда он зайдет к нам, ученикам VI класса. Ожидать пришлось не долго. Открылась дверь, и мы увидели

Л. 95.

пред собой изящную фигуру нового нашего инспектора. Мих[аил]Захарович и в то время был довольно полный мужчина, роста выше среднего, в пенсне, говорил несколько в нос. «Ах, как у вас мрачно! Разве можно занимать при таком тусклом освещении. Завтра же у вас будет новое освещение, надеюсь, что останетесь довольны», были первые слова инспектора. Нужно сказать, что семинаристам для вечерних занятий выдавались сальные свечи, по одной свече на двух учеников. Освещение, действительно было тусклое. Не говоря уже о том, что от сальных свеч пачкались парты, употребление таких свеч не удобно было и в других отношениях. В семинарии было очень много крыс, которым, после ухода семинаристов в спальни, выходили из своих нор и забирались в ящики ученических парт, где хранились свечи. Особенно много вреда приносили крысы в классах нижнего коридора. Крысы иногда портили книги и разные другие вещи, лежащие в близком соприкосновении со свечками.

Л.95 об.

Осведомившись о наших занятиях, о том, что мы читаем, Мих[аил] З[ахарови]ч сел за парту и стал беседовать с нами о нашей семинарской жизни, интересовался, чем мы занимаемся в свободное от занятий время; очень удивился, когда узнал, что в семинарии нет ни токарных станков, ни переплетного мастерства, обещался обратить особое внимание на улучшение ученического стола. Так началось наше знакомство с новым инспектором и первые впечатления от него были самые лучшие. На следующий день мы уже узнали, что эконом* по распоряжению инспектора купил несколько ламп и что лампы эти к началу занятных часов будут развешены по классам, так и случилось. Под личным наблюдением М[ихаила] За[харовича] в комнате учеников VI класса были симметрично повешены

*Иринарх Алексеевич Попов. Вскоре по приезде Зиорова, был уволен со службы в семинарии.

Л. 96

четыре лампы над ученическими партами. Как, помнится, мы радовались такому обилию света! А ученики прочих классов толпами стояли около VI кл[асса] и, конечно, завидовали нам*. Скоро и другие обещания свои М[ихаил] З[ахарови]ч стал приводить в исполнение. Появились переплетные и токарные станки. Помнится, что токарному искусству на первых порах обучал сам М[ихаил] З[ахарови]ч. Но особенное внимание новым инспектором было обращено на улучшение ученического стола. Наступил Филиппов пост. Пишущему эти воспоминания в первые дни поста пришлось быть дежурным по кухне. Еще задолго до утренней молитвы М[ихаил] З[ахарови]ч появился в ученической кухне и, надев на себя белый фартук, приказал принести из кладовой клюкву, муку и сахарный песок. Процедив клюкву через решето, он проделал с ней все то, что требуется, чтобы образовался клюквенный кисель. Кашевару при этом приказано было запомнить всю

*Ламповое освещение было введено не сразу во всех классах, а постепенно[57].

Л.96 об.

процедуру приготовления киселя. С этого времени появилось у нас новое блюдо в виде клюквенного киселя и подавалось оно взамен гречневой или пшенной каши. Под наблюдением М[ихаила] З[ахарови]ча приготовлялся еще какой-то рыбный борщ. Между прочем в состав этого борща входили осетровые головы. С такого рода борщом на первых порах был такой курьезный случай. Одному из моих товарищей, должно быть не имевшему никакого понятия об осетрине и не едавшему ее, попались на тарелку кусочки рыбы, скорее всего жабры, с виду похожие на мясо. Ученик выловил из миски еще несколько кусков и, подавая их инспектору, бывшему в столовой, сказал, что в борщ попало мясо. М[ихаил] З[ахарови]ч, помнится сначала вспылил, а затем, узнав в чем дело, весело засмеялся, а ученик в свою очередь очень сконфузился.

*До приезда Зиорова ученики ели горячее (щи, уху…) из общей миски, хотя и подавались приборы каждому ученику. Новый инспектор вывел этот обычай и требовал, чтобы суп разливали по тарелкам.

Л. 97.

Наступали святки. В семинарии и теперь на рождественские каникулы остается много учеников, а в то время, когда была одна железная дорога на Ярославль, оставалось семинаристов еще больше. Скука была смертельная. Ученики положительно не знали, чем убивать время. М[ихаил] З[ахарови]ч видел все это и старался чем-нибудь развлечь скучающих питомцев. Так, в один вечер он зашел к ученикам II кл[асса], которые только что собрались составить пары для танцев. Увидев инспектора в дверях, все они бросились за парты и конфузливо смотрели на М[ихаила] З[ахарови]ча, но последний ласково поощрил намерение учеников, заставил составить пары для танцев и некоторое время даже сам руководил танцами, а затем через швейцара послал ученикам угощение в виде орехов и пряников.

В другие вечера М[ихаил] З[ахарови]ч предлагал ученикам устраивать игры, играли в жмурки. Вообще М[ихаил] З[ахарови]ч старался, чтобы скучная и однообразная жизнь семинаристов

Л.97 об.

хотя бы сколько-нибудь напоминала ту обстановку, в которой ученики привыкли проводить время в домах своих родных. Навещал М[ихаил] З[ахарови]ч конечно и учеников старших классов. С ними он вел разные беседы, рассказывал разные случаи из своей жизни, о встречах с некоторым и замечательными людьми, говорил о выдающихся архипастырях русской церкви, рассказывал о своих публичных прениях со старообрядцами. Рассказчик, нужно сказать, Мих[аил] З[ахарови]ч был неподражаемый. Его живые, иногда с оттенком тонкого юмора рассказы, производили неизгладимое впечатление. Был такой случай. Накануне одного из воскресных дней после всенощной решено было отслужить панихиду по скончавшимся незадолго пред тем двум архиереям - архиепископе Херсонском Димитрии[58] и бывшем Нижегородском епископе Хрисанфе[59]. Ученики не были предупреждены о намерении служить панихиду и по выходе из церкви некоторые из них выражали недовольство что служба затянулась так долго, благодаря

Л. 98.

панихиде по каким-то малоизвестным для них архиереям. Инспектор шел сзади этих легкомысленных порицателей и, конечно, глубоко возмущался их суждениям. Кончился ужин. Большинство из нас занялось перепиской сочинения, которое нужно было подать после праздника. Но вот открываются двери и к нам входит Мих[аил] З[ахарови]ч, видимо чем-то взволнованный и недовольный. В руках у него были фотографические карточки. Объяснив повод, по которому он зашел к нам и показав нам карточки почивших архипастырей, Мих[аил] З[ахарови]ч стал рассказывать нам о личности и деятельности этих архиереев. С особенною теплотою была обрисована личность архиеп[ископа] Димитрия. В рассказе Мих[аила] З[ахарови]ча светлый образ почившего Херсонского владыки встал пред нами во всей красе его великой души. Рассказом инспектора мы настолько заинтересовались, что забыли о сне, забыли о сочинении. Уже несколько раз «папаша» открывал двери, чтобы пригласить нас отправиться в спальни, но мы, как зачарованные, слушали живую речь блестящего рассказчика и, кажется,

Л.98 об.

думали только о том, чтобы эта речь не прервалась. Был 2-й час ночи, когда мы разошлись по спальням. Последствия этой речи выразились вот в чем. Во время январской ярмарки в прежнее время появлялись в продаже фотографические карточки выдающихся духовных деятелей как здравствовавших, так и умерших. Раньше не заметно было, чтобы семинаристы приобретали фотографические снимки с таких лиц. На этот раз случилось обратное явление. Как только открылась ярмарка, семинаристы, особенно старшие, прежде всего постарались приобрести карточку архиеп[ископа] Дмитрия, а затем и других, тех или иных выдающихся духовных лиц. У меня, напр[имер], до сих пор хранятся купленные в то время карточки архиеп[ископа] Иннокентия и Димитрия и митроп[олита] Московского Филарета.

Серьезное внимание обращено было Мих[аилом] З[ахарови]чем на чтение учениками книг. В то время семинаристам не доступны были, как теперь, новые журналы не только светские, но и духовные. Все вновь выходившие

Л. 99

журналы разбирались вероятно преподавателями, а ученики имели возможность пользоваться ими не ранее как через год после выхода их. Инспектор первый изменил этот порядок. В 1884 году стал издаваться в Харькове журнал «Вера и Разум». По получении первой книжки этого журнала в семинарии Мих[аил] З[ахарови]ч принес нам ее и рекомендовал прочитать начавшиеся печатанием интересные статьи по философии проф. Кудрявцева. С этого времени из рук Мих[аила] Зах[арови]ча мы стали получать и другие журналы. Интерес к чтению тогда был большой. Мих[аил] З[ахарови]ч любил беседовать с нами по поводу той или иной статьи журнала. Большей частью беседы эти велись у него в квартире, куда приходилось являться к нему за новыми журналами или сдавать прочитанную книжку. Такое отношение инспектора к чтению книг заставляло нас серьезно и вдумчиво относиться ко всему прочитанному.

Михаил Зах[арови]ч был большой любитель цветов и вообще зелени. Нынешний сад впереди семинарского двора получил если не начало,

Л.99 об.

то полное развитие при нем. Среди сада, начиная от павильона, находившегося против ректорского крыльца, были разбиты клумбы с разнообразными на них цветами. Каждый день в летнее время Ми[хаил] З[ахарови]ч, сопровождаемый толпой учеников, у которых в руках иногда были лейки для поливки цветов, обходил клумбы, причем вел оживленные беседы об уходе за цветами. Хотелось Мих[аилу] З[ахарови]чу развести и комнатные цветы во всех классах. Уезжая из Вологды в Могилев, М[ихаил] З[ахарови]ч почти все свои комнатные цветы подарил в VI кл[асс]. И потом, будучи в Могилеве, Тифлисе и даже в Америке, он в письмах спрашивал, сохранились ли его цветы. К сожалению, цветы эти продержались недолго. Вследствие худого за ними ухода, особенно в летнее каникулярное время, цветы постепенно все погибли.

Пионером Мих[аил] З[ахарови]ч был в нашей семинарии по украшению зеленью как церкви ко дню Св[ятой] Пасхи, так особенно семинарского зала.

Л. 100

В то время наш семинарский зал был односветный, дов[ольно] грязный, потолок держался на деревянных столбах, поставленных среди залы и в общем был крайне непривлекательным. Между тем в нем происходили иногда торжественные собрания, на которые являлись лица разного звания и положения. Чтобы придать ему несколько благообразный вид, ученики под руководством Мих[аила] З[ахарови]ча стали украшать зал зеленью, деревянные столбы сплошь завешивали гирляндами из зелени и неказистый при своей обычной обстановке, зал производил дов[ольно] благоприятное впечатленье. На одном из торжеств[енных] собраний случалось быть тогдашнему предводит[елю] дворянства Дм[итрию] Влад[имировичу] Волоцкому[60], которому искусство семинаристов украшать зеленью настолько понравилось, что, когда вскоре после этого дворяне праздновали столетие жалованной дворянской грамоты, то покойный  Волоцкой, желая ко дню празднования украсить зал дворянского собрания зеленью, обратился с просьбой к Зиорову отпустить к нему для этой цели семинаристов. Просьба эта,

Л.100 об.

конечно, была уважена, и семинаристы приложили все свое старание, чтобы не ударить лицом в грязь. Заканчивая свои воспоминания о Мих[аил]е З[ахарови]че, как об инспекторе-воспитателе, хочется упомянуть еще об одном обычае, введенном им и теперь уже укоренившемся в семинарии – это в «прощеное» воскресенье, после ужина, пред отходом учеников ко сну, петь «Пасху». Помнится, что этот обычай едва не был нарушен одним из приемников М[ихаила] З[ахарович]а, но семинаристы его отстояли. Зиоров, несомненно, обладал и административными способностями, а как хозяин, он был образцовый. Он старался во все вникнуть, все видеть сам. Я уже говорил об улучшении им ученического стола, о введении керосинового освещения в семинарском корпусе. Но и другие недочеты не ускользнули от его взора. Так, им было обновлено все столовое белье, по его инициативе заведена была новая посуда. В учительской комнате он обновил всю обстановку: при нем были куплены

Л. 101

венские стулья, для преподавателей приобретены были два березовые полированные шкафа, куплен хороший письменный прибор, при нем же заведен в учительской прекрасный березовый полированный стол.

Не меньшую, если не большую память оставил по себе Мих[аил] З[ахарови]ч, как весьма талантливый преподаватель. Предметом своего преподавания Мих[аил] З[ахарови]ч избрал русскую церков[ную] историю, которая, как и теперь, проходилась в VI кл[ассе]. Первый урок… Входит Мих[аил] З[ахарови]ч и, после прочтения молитвы, садится на кафедру. Открывает журнал, значит - будет спрашивать. Общее напряженное внимание.

«А ну, я вас спрошу г. N, протяжно называет фамилию ученика и непременно прибавлял слово «господин».

«А вы не весьма знаете, садитесь». Спрашивается еще несколько учеников. Мих[аил] З[ахарови]ч, видимо, ответами не доволен. Журнал закрыт, спрашивание кончилось. Остальное время урока Мих[аил] З[ахарови]ч ведет с нами беседу о преподавании ц[ерковной] истории,

Л.101 об.

Говорит о тех требованиях, которые он будет представлять нам при ответах, что знанием одного учебника он удовлетворяться не будет и что лучшими ответами будут считаться ответы тех учеников, которые обнаружат начитанность в предметах церк[овной] истории.

«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день», сказали мы, «кончилось наше блаженство и почивание на лаврах».

После уроков мы толпой направились в библиотеку и, кажется, забрали из нее всю церк[овно]-историческую литературу, взята была история Филарета Черниговского и едва ли не все тома митроп[олита] Макария.

Всесторонне ознакомившись с нашими познаниями, испытав и искусив нас «по-всячески», как любил иногда выражаться М[ихаил] З[ахарови]ч, он, помнится, только урока с четвертого вступил в роль преподавателя, т. е. занялся объяснением стоявшего на очереди отдела учебника. И вот мы поняли, какую крупную величину, какого блестящего преподавателя

Л. 102

мы видим перед собой. Мих[аил] З[ахарови]ч обыкновенно, когда объяснял урок, ходил по классу и, будучи чрезвычайно живым и подвижным, часто жестикулировал, особенно тогда, когда он читал какие-ниб[удь] летописные сказания. А летописных сказаний он знал наизусть массу и читал их с неподражаемым искусством. Не помню теперь по какому случаю, но это было в один из первых уроков, М[ихаил] З[ахарови]ч прочел известное сказание, помещенное в истории Карамзина о том, как Апост[ол] Андрей, после посещения своего славянских земель, рассказывал в Риме о мытье славян в банях. Это сказание, насколько помнится, начинается так; «приде Св. Апостол в Словени и виде ту люди сущия како есть обычай им, и како ся мыют, хвощутся и дивися». Это сказание передано было Мих[аилом] З[ахарови]чем с таким искусством, с такими интонациями, что мы готовы были кричать «bis».

Уроки, вследствие их оживленности, проходили не заметно, часто приходилось жалеть, что урок уже кончился. Мих[аил] З[ахарови]ч не редко, а под конец года почти всегда, спрашивал урок, задавал вопросы, касающиеся событий общей истории как церковной, так и гражданской.

Л.102 об.

Наприм[ер], если речь шла о Борисе Годунове, то Зиоров задавал вопрос: «А кто в это время царствовал в Англии?» Или: «Какие события происходили во Франции?» Помнится речь шла о взятии Москвы Тохтамышем, что случилось 26 авг[уста] 1381 г[ода]. И вот Мих[аил] Зах[арови]ч спрашивает сначала отвечавшего, а потом и многих других, какие исторические события в русской истории еще приурочиваются к 26 августа*.

Благодаря такой манере ведения дела по преподаванию церк[овной] истории, мы не ограничивались уже приготовлением к урокам по церков[ной] истории того материала, какой давал нам учебник, попутно мы заглядывали в область как общей церковной истории, так и гражданской. Мих[аил] З[ахарови]ч настолько суметь заинтересовать

*Таких событий было несколько: 1) 26 авг[уста] 1395 г[ода] Тамерлан, шедший в Москву, внезапно повернул назад, а в Москве в это время произошла встреча иконы Владимирской Божьей Матери, 2) 26 авг[уст]а 1612 г[ода], войско гетмана Хоткевича, приходившее на помощь полякам в Москву, было разбито Пожарским, 3) 26 авг[уста] 1813 г[ода] Бородинская битва, 4) 26 авг[уста] 1831 г[ода] взятие Варшавы, 5) 26 авг[уста] 1855 года падение Севастополя.

Л. 103

нас своим предметом, что у нас явилось даже соревнование в знании церков[ной] ист[ории]. Многие из нас задавались мыслью с одной стороны – блеснуть своими знаниями пред товарищами и с другой - отличиться перед Мих[аилом] З[ахарови]чем, и, следовательно доставить ему удовольствие или, как говорили некоторые, «утешить» Мих[аила] З[ахарови]ча. В общежитии у нас наблюдались такие явления, особенно накануне уроков по ц[ерковной] истории. После ужина, а иногда и до ужина, ученики разбивались на группы, человека по два – по три в группе. В этих группах проделывалось тоже, что делал Мих[аил] З[ахарови]ч на уроках, т. е. задавали друг другу вопрос, касающиеся событий из отрасли всех историй, спрашивали хронологию. Были любители, хоть и немногие, обладавшие способностью запоминать хронологические даты, которые знали в совершенстве всю хронологию, начиная с Рюриковичей и кончая царствующим государем.

В конце учебного года Мих[аил] З[ахарови]ч устроил несколько «генеральных» репетиций урока. Мих[аил] Зах[арови]ч, сходя с кафедры и улыбаясь сказал: «А ну посмотрим, кто из вас просла-

Л.103 об.

вится и кто постыдится». Несмотря на то, что в общем церк[овную] историю мы знали хорошо, мы все-таки все всколыхнулись. Началась лихорадочная подготовка к репетициям. Вставали очень рано, многие уже в 5 часов утра ходили по дорожкам заднего семинарского сада, находившегося между семинарским корпусом и каменной стеной, отделявшей семинарские владения от губернаторских. Сад этот был большой, во всю длину теперешнего черного семинарского двора, в нем были липы, березы. Многие семинаристы, как птицы, устраивали свои гнезда на деревьях и урчание их разносилось по всему саду.

Настала первая репетиция. Входит М[ихаил] З[ахарови]ч. Почему-то всем показалось, что он не в духе. Мих[аил] З[ахарови]ч снимает пенсне, протирает их и… медленно обводит глазами сидящих за партами. Вся эта процедура нас чрезвычайно нервирует. Помню, один из товарищей, очень нервный, прибег далее к старому ученическому приему «держаться за сучек» и все говорил: «только бы не сегодня, только бы не сегодня». Протяжно и медленно Мих[аил] З[ахарови]ч

Л. 104

называет фамилию ученика своим обычным: а ну, я вас спрошу г. N». Время тянулось убийственно медленно. Насколько раньше, во время года, мы сожалели о скорости урока, настолько теперь желали, чтобы урок кончился скорей. Репетиция кончилась. Были спрошены глав[ным] образом средние ученики по успехам и один из лучших, отвечавший последним. «Ну, и вы не весьма», сказал Мих[аил] З[ахарови]ч и, видимо, не довольный нашими ответами, вышел из класса. Освоившись с требованиями М[ихаила] З[ахарови]ча, предъявленными им к нашим познаниям на первой репетиции, мы на следующих репетициях были уже смелее, да и подготовились конечно лучше. Всех репетиций было четыре или пять. Две последние, когда на сцену выступили лучшие ученики, не только, удовлетворили Мих[аила] З[ахарови]ча, но и восхитили даже. Так, встретив одного из моих товарищей в саду, М[ихаил] З[ахарови]ч сказал ему, что он остался в восторге от знаний некоторыми учениками церковной истории и истории вообще*. На экзамене по своему предмету М[ихаилу] З[ахарави]чу быть не пришлось

*Высшие баллы (5+) получили Н. Н. Глубоковский и пишущий эти воспоминания, 5-ть получили 7 человек и трое – 2 (Журнал 6 кл[асса] за 1883 - 84 уч[ебный] год).

Л.104 об.

вследствие полученного извещения о тяжелой болезни отца, он должен был выехать в пределы Херсонской губ[ернии], возвратился он, когда мы уже разъехались по домам.

Хочется упомянуть еще об одной особенности, которая нас в свое время не мало интересовала свою оригинальностью. Подали мы Мих[аилу] З[ахарови]чу сочинение по церк[овной] истории и, конечно, с нетерпением стали ждать, когда эти сочинения будут прочитаны и выданы нам. Сочинения эти М[ихаил] З[ахарови]ч не просматривал долго. Но вот в одно время является он на урок с кипой сочинений, садится по обыкновению на кафедру и сообщает, что сегодня он намерен заняться разбором сочинений. Выбирает из кипы одно сочинение и предлагает нам выслушать его со вниманием, затем быстро обводит глазами учеников и обращаясь сначала к одному, говорит: «Вы, г. N, будете защищать это сочинение», «а вы», обращаясь к двум другим, «будете оппонентами г. N». Следует разъяснение обязанностей оппонентов и, наконец, читается самое сочинение. Сочинение про-

Л. 105

читано. «Ну, г. N, прошу высказать впечатление о достоинствах и недостатках прочитанного сочинения». Начался диспут. Но этот диспут, как и следовало ожидать, не был удачен. Главным оппонетом volens-nolens, пришлось быть самому Мих[аилу] З[ахарови]чу. Чтобы быть в курсе дела на дальнейших диспутах, нам пришлось почитать разного материала на те две темы, которые даны были нам для сочинений. Второй и особенно третий диспут прошли не только оживленно, но и весело.

Так Мих[аил] Захарович умел возбуждать нашу самостоятельность, вносить во все оживление – в нашу скучную однообразную жизнь, в наши учебные занятий; он будил нашу энергию; отличаясь сам любовью к труду, желая, чтобы и мы не теряли золотое время, запасаясь знаниями и во всеоружии таких знаний бодро и убежденно вступили в жизнь, в которой старались бы осуществлять те идеалы, которые дала нам школа. «Несите в жизнь все доброе, разумное, светлое», прощаясь с нами на вокзале при отъезде своем из Вологды в Херсонскую губернию, говорил М[ихаил] З[ахарови]ч этим пока заканчиваю

Л.105 об.

свои воспоминания о Михаиле Захаровиче. О нем будет еще речь впереди, как о сослуживце.

После смерти архиепископа Феодосия, почему-то долго не было слышно о назначении его преемника на Вологодскую кафедру. Только, кажется, во второй половине октября получен был указ о назначении к нам епархиального архиерея в лице викария Волынской епархии епископа Острожского Израиля[61]. Вновь назначенный епископ родом рязанец, в мире Никулицкий, курса на два старше нашего ректора по Рязанской семинарии. После своего назначения преосв[ященный] Израиль, однако, явился в Вологду не скоро. Он прибыл к нам только в декабре месяце, и, если не ошибаюсь, 4 числа этого месяца. Встреча его была в теплом соборе. По прибытии Пр[еосвяще]нного, что было часов в 9 вечера, в собор набралась масса народа. Были почти все семинаристы. Приветственную речь при встрече говорил ключарь собора прот[оиерей] Николай Кенсоринович Якубов[62]. После выслушивания речи, Пре[освящен]ный взошел на солею и провозгласил многолетие

Л. 106

своей новой пастве, а затем долго благословлял народ. Внешний вид нового владыки представительный: он высокого роста, брюнет, без седин в волосах, движения его порывисты. 7 декабря Пр[еосвяще]нный Израиль посетил семинарию и прежде всего явился к нам, в VI кл[асс]. Был урок по догматич[ескому] богословию. Осведомившись, о чем идет речь, Пр[еосвяще]нный взял классный журнал и сам спросил одного ученика*. По правде сказать, многие и, пожалуй, даже большинство из нас почувствовали себя не в особенно приятном положении. Дело в том, что епископ вызвал для ответа ученика, уже спрошенного преподавателем и имевшего балл, а у нас аккуратное приготовление уроков по некоторым по крайней мере предметам было не в обычае. Хорошо, что на этот раз епископ попал на одного из лучших учеников, регулярно готовившегося к урокам. Ответ дан был хороший. Затем Пр[еосвяще]нный неожиданно для нас стал спрашивать, сколько глав, напри[мер], в послании к «Солунянам», к «Ефесянам» и т. д. Все мы бросились к библиям и занялись перелистыванием их. Всех нас выручил и теперь, как всегда, наш prima persona**

*Н. И. Озерков[63]

**Н. Н. Глубоковский

Л.106 об.

Пр[еосвяще]нный далее провел ту мысль, что при изучении догматич[еского] богословия следует главное обращать внимание на положительное учение, основательное, как можно больше текстов заучивать наизусть и т. д. Обратил еще внимание на то, что преподаватель, при вызове учеников, употреблял слово «господин». Этого по мысли Пр[еосвяще]нного быть не должно. Начальники и наставники заменяют родителей, которые не обращаются к своим детям на «вы», или не прибавляют слово «господин». Так должно быть и в школе. Был ли Пр[еосвяще]нный в других классах, не помню.

Наступили святки. Многие товарищи разъехались по домам, но некоторые остались в городе. Оставшиеся устраивали в складчину вечеринки с приглашением на них своих знакомых барышень, но бывать на таких вечеринках мне не приходилось. Не участвовал я и на январских вечеринках, когда, с открытием ярмарки приезжает из сельских мест много девиц-поповен. Эти «вечерки» по своей традиционности пользовались особенной популярностью и быть

Л. 107

на этих вечерках стремилось большинство кончающих курс. Таких вечеров в течение ярмарки устраивалось несколько. Вечерки устраивались секретно, без ведома начальства. Последнее смотрело на устройство таких «вечерок» вообще не благосклонно, так как на них почти всегда происходило и винопитие.

После святок и январской ярмарки время прошло не заметно. Прошел пост, кончилась и последняя неделя. Время подходило к экзаменам. Преподаватели уже постепенно стали выдавать для переписки конспекты пройденного за год. У нас начались совещания о том, как бы облегчить труд приготовления к экзаменам, делались предложения, кто из преподавателей пойдет на уступки, кто нет. Всякого рода поблажки водились не в одной нашей семинарии и состояли они в следующем. Представители класса, в числе 2–3 человек, шли к преподавателю, экзамен по предмету которого был на очереди, и просили его дать свое согласие сократить курс пройденного до четверти или же в крайнем случае до половины. Начиналась своего рода торговля. Наконец приходили к известному соглашению. Если преподаватель давал

Л.107 об.

напр[имер], согласие на нашу просьбу – приготовить к экзамену только четвертую часть, то билеты делались стриженные, рваные, с гербами и без них. Если же курс пройденного делился на половину, то билеты были только стриженные и рваные. Лично про себя скажу, что впоследствии своей близорукости, которая у меня особенно стала проявляться с VI класса, я никогда не пользовался этими льготами и готовил все пройденное за год. Помимо этого, ученики прибегали еще и к другой уловке. Готовились так называемые «полные конспекты». Чтобы замаскировать эти конспекты, ученики поступали так. На первой и последней страницах листа помещали краткий конспект пройденного в течение года курса, или иначе сказать – полностью тоже конспект, который выдавался преподавателем к экзамену. Средина же листа заполнялась содержанием известного билета. Полных конспектов писалось сколько было билетов. Труд этот был не легкий и отнимал много времени. Вот почему иногда задолго до экзаменов ученики просили преподавателей

Л. 108

выдать конспект и разметить в учебниках билеты. Кроме того, не все ученики принимали участие в писании конспектов. Не разборчиво и не убористо писавшие не допускались к писанию конспектов. Наступал экзамен. Ученик, вызванный к экзаменац[ионному] столу, выходил, брал билет, и предъявив его преподавателю, свободно возвращался за парту и получал полный конспект, с которым снова возвращался к столу. Так как вызывалось всегда трое, то прочитать билет, пока отвечал первый по алфавиту, всегда удавалось. На экзамене по догматич[ескому] богословию с этими конспектами едва не случилось неприятная история, кончившаяся благополучно только благодаря находчивости ученика. На этот экзамен явился к нам епископ Израиль. Представителем комиссии был ректор. Пр[еосвяще]нный выслушивал ответы учеников и почти никому не задавал отдельных вопросов. Спрошено было уже таким образ[ом] человек 10-ть. Я стоял у экзаменац[ионного] стола. Первый в нашей тройке был отпущен и вызван был к столу следующий в порядке алфавита ученик Викторин Кулаков[64]. Взяв билет и показав его преподавателю,

Л.108 об.

К[улако]в пошел за полным конспектом. И вот в этот момент Пр[еосвяще]нный совершенно для нас неожиданно обратился к ректору за разъяснением, почему ученики ходят за какими-то листами и что нет ли в этом какой-нибудь плутни. Ректор горячо и убежденно стал доказывать епископу, что в здешней семинарии установился давно уже такой порядок, когда каждый ученик пишет к экзамену свой конспект, что на первых порах своей службы в семинарии и он, ректор, относился к этим приемам семинаристов с недоверием, но после сличения этих конспектов с подлинными, выдаваемыми преподавателями к экзаменам, он не нашел в таком порядке ничего фальшивого и подозрительного. Но епископ не удовлетворился объяснением ректора и захотел сам посмотреть и проверить наши конспекты. Между тем Кулаков, слышавший, о чем идет речь, не развертывая полного конспекта, незаметно сунул его в карман сюртука, а оттуда добыл конспект обыкновенный. Этот конспект и предъявлен был Пр[еосвяще]нному. Вместе с ректором Пр[еосвяще]нный долго рассматривал по-

Л. 109

данный К[улако]вым конспект, сличал его с подлинным, лежавшим пред ним на столе и, конечно, не нашел в нем никакой фальши. Преподаватель[65], не заметивший ловкой манеры К[улако]ва и думавший, что в руки епископа попал полный конспект, пережил, как он сам говорил после экзамена, несколько неприятных и тяжелых минут.

Кроме догматич[еского] богословия епископ Израиль был еще у нас на экзаменах по св[ященному] писанию и нравственному богословию. Все экзамены и для всех кончились вполне благополучно. Итак, мы стали вольными пташками, готовыми разлететься из своих насиженных гнездышек в разные стороны. Наступал последний момент нашего пребывания в родной и дорогой нам семинарии. Этот момент был незабвенный. Два противоположных между собой чувства, как две родные сестры или подруги – радость и печаль – обуревали в этот незабвенный момент наши сердца. Все были заняты своими думами. Наступавшая для нас свобода и вольная волюшка как будто

Л.109 об.

смущала нас своею неожиданностью. Мы похожи были в этот момент на путника, который, после разных невзгод и лишений, достиг наконец желанной цели, достиг… и задумался на своем распутье. А что, если и там, за гранью, жизнь его встретит сурово и волны житейского, бурного моря, понесут его не туда, где он видел цель своей жизни, осуществление своих, взлелеянных годами идеалов. Заря наступавшей новой жизни наводила нас на многие думы, на грустные мысли.

По выработанному заранее плану мы решили отпраздновать знаменательный для нас день окончания курса скромной пирушкой. Местом этой пирушки была избрана комната 6 класса. И вот в нужный момент, на столах, поставленных среди классной комнаты, появилась водка, наливка, пиво в большом количестве бутылок и скромная закуска*. Наша семья

* Конечно, если бы М. З. Зиоров, наш инспектор, не находился бы в отсутствии, нам не удалось устроить пирушку в стенах семинарии. За отсутствием Зиорова исправлял должность инспектора И. Н. Суворов, квартира которого находилась вдали от семинарии.

Л. 110

объединилась еще раз в полном составе, еще раз в речах и задушевных беседах высказано было все, что мы пережили, что может ожидать нас впереди и т.д. и т.д. Пир кончился. Стали прощаться друг с другом. Многие плакали горькими слезами. И не удивительно: ведь с некоторыми товарищами приходилось может быть видеться в последний раз в жизни*. Для человека, незнакомого с образом жизни семинариста могут показаться странными и непонятными те проявления чувств, которые при исключительных случаях выражаются во внешней форме. Удивительного здесь ничего нет. Здесь все так естественно, так просто. Нужно иметь в виду, что в семинарию поступают юноши в возрасте 14–17 лет, в такой период своей жизни, когда начинают складываться уже известный характер, когда является потребность к сближению и эти сближения мало-помалу как бы сковывают всех воедино, в одну дружную семью. Ведь в течение 6-летнего пребывания

*Хотя у нашего курса и не было таких которые по окончанию служили бы вне пределов Волого[дской] губ[ернии][66], тем не менее со многими из них видеться не пришлось.

Л.110 об.

в семинарии приходилось одинаково всем переживать и радость, и горе, здесь поверяются заветные души друг другу, идут споры по научным вопросам, здесь едят из одной миски, ходят по одному звонку, пользуются одними книгами и т. д. без конца. Такой сплоченности, такого дружного, сердечного отношения между товарищами, конечно, не может быть там, где питомцы живут врозь и видятся только на уроках. И понятно, поэтому, что такой момент, как расставание с однокашниками при окончании курса бывает так трогательно и что проявление чувств скорби, особенно у лиц впечатлительных, почти всегда выражается наружным образом – слезами.

Наш курс, по количеству кончивших, был средний. Кончило нас 45 человек, в том числе в 1-м разряде 22 и во 2-м – 23. Я занял 7-е место в 1-м разряде*.

Наш курс, как мне потом пришлось слышать от преподавателей, считался хорошим, но в академию изъявили желание поступать только

*Разрядный список с краткими сведениями кто куда поступил по окончании, помещен в конце настоящих воспоминаний.

Л. 111

пять человек – Н. Н.  Глубоковский, В. Г. Поляков, Н. И. Озерков, Я. К. Попов[67] и Д. М. Люцернов, из коих первые два были посланы на казенный счет в Московскую академию, а последние поехали волонтерами. Все эти лица, по выдержанию повторных испытаний, поступили в академии: Люцернов в Петербургскую, а остальные в – Московскую, причем Н. Н. Глубоковский в числе принятых студентов занял 2-е место, но уже на II курс он перешел 1-м студентом и место это за ним осталось до окончания академии. Мечтал и я об академии и эти мои мечты и намерение настойчиво поддерживал М. З. Зиоров, но только что опубликованный новый устав духовных академий*, слишком стесненный доступ в академии студентов семинарии, заставил меня, за неимением средств, оставить свое намерение и искать места на епархиальной службе. Впрочем, о поступлении на место сразу по окончании курса и не думал. Мне хотелось отдохнуть и затем, если поступить на место, то непременно вблизи от родины, на свою милую Вохму.

*По этому уставу число студентов академии ограничивалось вместимостью академических зданий, на частных же квартирах жить не позволяли.

Л.111 об.

Прежде чем заняться повествованием о своей дальнейшей жизни, мне хочется снова возвратиться к семинарии, описать ее со стороны внешнего и внутреннего благоустройства, остановиться на бытовой жизни семинаристов и сказать несколько слов об отношении к нам наших начальников и воспитателей.

В наше время семинария представляла из себя строение в виде буквы Г. Классы помещались в том корпусе, который фасадом своим выходит на р[еку] Вологду. В верхнем этаже этого корпуса помещались VI, V, IV и одно отделение III класса, в этом же этаже находились фундаментальная библиотека и физический кабинет. Зал остался на прежнем месте, но он был односветный и без хор. В нижнем этаже помещались младшие классы. В том месте, где в настоящее время* находится ученическая библиотека, ближе к [живописной?] помещались учительская комната, непосредственно за которой были выходные двери на сем[инарский] двор. В изгибе, по направлению

*В 1917 г[оду].

Л. 112

к больнице находились отхожие места. Столовая осталась на прежнем месте и имеет почти тот же вид, как и в наше время. В верхний этаж вели две лестницы: одна была около учительской, а другая в том месте, где теперь находится в нижнем этаже кухня эконома, и в верхнем проходная комната, ведущая в ученические спальни.

Во втором корпусе, который идет от реки параллельно с губернаторской усадьбой и выходит другим концом на парадную площадь, помещались ученические спальни, квартиры ректора, инспектора, его помощников, эконома и правления семинарии. В том месте, где теперь находиться кладовая, была столярная, а рядом с ней, между теперешней – буфетной комнатной и кладовой ученическая умывальня. Ученические спальни занимали место только в первом коридоре до нынешней умывальной комнаты, а там, где теперь находится умывальня, в прежнее время была парадная лестница, по которой, в случае каких-либо собраний приглашенные лица проходили в семинарский зал; эта же лестница вела и в квартиру инспектора, находившуюся там,

Л.112 об.

где теперь расположены спальни учеников старших классов, в правой стороне по линии коридора, ведущего к квартире ректора.

Семинарский сад, который находится между тремя корпусами, в то время был в зачаточном состоянии. Территория семинарской площади кончалась там, где в настоящее время находится каретник. Непосредственно за ним был деревянный забор, отгораживающий семинарские владения от владений соседа, купца Розанова. Сзади семинарского корпуса между ним и губернаторской стеной находился другой сад, в котором семинаристы любили заниматься особенно во время экзаменов.

Вся жизнь семинаристов проходила по звонку. Звонок приглашал учеников утром к вставанию, по звонку ходили на молитву и на завтрак, звонил звонок, приглашал учеников на уроки, на обед, на вечерние занятия, на ужин и на вечернюю молитву. По звонку, наконец, ходили и в церковь. Утренняя молитва совершалась в зале в 7 1/2 часов, после чего ученики шли в столовую пить чай и завтракать. На завтрак подавали мягкий

Л. 113

черный хлеб. В праздничные дни выдавались большие порции пирога с мясом – в скоромные дни, с рисом – в постные. В послеобеденное время ученики свободно уходили куда кто хотел. До приезда к нам М. З. Зиорова регулярного надзора за учениками не было даже в вечерние занятия. Помощники инспектора, проверив учеников в 6-м часу вечера, уходили к себе на квартиру и появлялись только около ужина. Вечерние занятия начинались с 5 часов и заканчивались в 8 1/2 часов. Сразу после занятий ученики ужинали и после молитвы, которая происходила в 9 1/2 часов, открывались спальни, и значительная часть учеников отправлялась спать. Те, которые возвращались в классы, занимались кто чем желал, но в 11 часов все ученики должны были обязательно быть на своих местах в спальнях. Происходила обычная поверка семинаристов инспекцией и трудный день семинариста заканчивался.

* При Зиорове по средам и пятницам к завтраку подавали белые пироги с рисом.

Л.113 об.

Кормили нас сытно. Стол хотя был и однообразен, но кушанья всегда готовились из свежих продуктов. В скоромные дни подавались обыкновенные щи или суп, а затем каша гречневая или пшенная. Иногда та или другая заменялись жаренным картофелем. В праздники на второе блюдо жаркое из баранины и телятины и к нему огурцы. Не редко из-за недоброкачественного масла и, главным образом, скоромного, в столовой поднимался шум, выражавшийся в шиканье или свистках. Доставалось за неисправность по столовой, прежде всего, конечно, эконому. Но с вступлением в должность инспектора Зиорова такие непорядки были устранены. Он сделал распоряжение, чтобы дежурные по кухни воспитанники часа за два до обеда приглашали в столовую или его самого или одного из его помощников для пробы масла. Благодаря такому приему, масло, признанное негодным, заменялось другим и, таким образом, устранялся всякий повод для протестов в столовой.

В постные дни стол был рыбный и состоял из трех блюд – холодного, на которое пода-

Л.114

валась или щука с огурцами, или треска с картофелем, ухи и каши. В праздничные постные дни так же подавались три блюда, причем каша заменялась жаренной рыбой – язями, а в Рождественский пост – свежими сельдями. На первой, четвертой и последней неделях Вел[икого] поста рыбы не полагалось. К столу подавали капусту на холодное, а затем горох, крупянку или суп из белых грибов на горячее. Особенно сытно кормили в пасхальную неделю. В первый день праздника ученикам выдавалось по 1 ф[унту] кулича, творог и по три яйца на человека, на второй и третий день пол ф[унта] кулича и по два яйца. Всю неделю пасхальную давали пироги, а к обеду и ужину подавалось жаркое. В наше время о какой-ниб[удь] форменной одежде и помина не был. Одежда учеников была самая разнокалиберная, особенно и, главным образом, у своекоштных воспитанников. Правда, требовалось, чтобы эти последние ходили в такой же одежде как казенные воспитанники. Казеннокоштным же воспитанникам выдавались из одежды

Л.114 об.

следующие вещи: черного драпа пальто на ватине, сюртучная тройка и кизинетовая[68] тройка. Пальто выдавалось на три года, сюртучная тройка – на два и кизинетовая – ежегодно. Из белья выдавали по две пары рубашек и кальсон, по два полотенца и по два носовых платка. Из обуви получали сапоги с кожаными калошами и головки. Шитье одежды и обуви отдавалось с торгов портным и сапожникам, с которыми семинаристы часто вступали в соглашение и за некоторую приплату заказывали себе одежду или обувь из более лучшего материала, чем тот, который поставлялся по контракту.

В то время, когда я учился, развлечений ученикам никаких не было. Были, впрочем, попытки устраивать литературные вечера, когда я учился в VI кл[ассе], но эти вечера не имели ничего общего с теми литературно-вокально-музыкальными вечерами, которые устоялись в семинарии в позднее время. Программа наших вечеров была однообразна и скучна. Иногда читал что-ниб[удь] сам ректор, иногда – кто-ниб[удь] из учителей. На одном из таких вечеров я, напри[мер] читал из Акса-

Л.115

ковской «Руси»[69] о литературных течениях того времени. Однако и такие вечера семинаристами посещали довольно охотно. Являлись на эти вечера и посторонние лица, но большей частью знакомые ректора и лица духовного звания.

В театр свободно отпускали только на святках и на масляной, а в учебное время отпускали неохотно.

Во все время обучения моего в семинарии во главе семинарии стоял протоиерей магистр богословия, Петр Леонтьевич Лосев. Личность этого ректора заслуживает особенного внимания. Говорили, что, по приезде в нашу семинарию, он на первых порах был строг и беспощаден особенно к таким ученикам, которые замечались в употреблении спиртных напитков. Учеников, замеченных в винопитии, увольняли из семинарии с баллами по поведению 2 и 1. Конечно, такая аттестация увольняемого преграждала ему не только доступ в какие-л[ибо] другие учебные заведения, но лишала его возможности поступать и на службу. Но в наше время ректор был более снисходителен к проступкам не только этого,

Л.115 об.

но и всякого другого рода. Учеников, замеченных в грубых проступках, он иногда келейно, а иногда при полном сборе учеников в зале, ругал и поносил всячески, не стесняясь в выражениях (сапожник, мастеровой), но ученики терпеливо и безобидно выслушивали ректорскую ругань и разные словоизвержения, будучи вполне уверены, что все дело этой «пробиранцией» и кончится. Благодаря такому приему ректора, многие и многие из питомцев не были выброшены за борт и благополучно кончили курс.

Будучи человеком прямым, он не выносил тех людей, в которых видел проявление фальши, лицемерия и низкопоклонничества. Часто он ошибался в суждениях о людях, но охотно и искренне сознавался, когда его приходилось убедить в противном.

 

[1]  Христофор (Федор Эммаусский) – епископ Вологодский и Устюжский (1856–1866). Родился в 1795 г. в селе Эммаус Тверской губернии, в семье священника Максима Лопатинского. Фамилию Эммаусский получил по названию села, в котором родился. Рано осиротел. Учился в Тверской семинарии до философского класса (1804–1813), философский класс закончил в Новгородской семинарии. При ревизии архимандритам Филаретом (Дроздовым) Новгородской семинарии был избран как один из лучших воспитанников ее для продолжения обучения в С-Петербургской духовной академии (1815–1819), Кандидат богословия. Учитель гражданской истории и французского языка в Киевской семинарии. 1819–1824). Переведен в Орловскую семинарию (1824) и рукоположен во священника к Георгиевской церкви в г. Болхове. Уволен от учебной службы (1825). Благочинный и первоприсутствующий Болховского духовного правления (1828–1831). Протоиерей (1828). Смотритель Орловского духовного училища (1833). Овдовел и пострижен в монашество (1834). Архимандрит (1834) и настоятель третьеклассного Трубчевского Спасского Чолнского монастыря. Благочинный монастырей Орловской епархии. Ректор Волынской семинарии (1837). Ректор и учитель догматического богословия С-Петербургской духовной семинарии (1848). Настоятель Новоторжского Борисоглебского монастыря Тверской епархии (1849). Епископ Ревельский (1850). Член секретного комитета (1851). Вологодской епархией управлял 10 лет. Ушел на покой по собственному желанию и поселился в Тотемском Спасо-Суморином монастыре Вологодской губернии, где и скончался в 1872 г. И.Корсунский Христофор, в миру Федор Максимович Эммаусский, епископ Вологодский // Русский биографический словарь. СПб.: Фабер-Цявловский,1901. С. 435-437.

[2] Попов Илья Яковлевич – с 1865 г. состоял священником Вохомско-Черновской Николаевской церкви Никольского уезда Вологодской епархии.  С 30.05.1871 перемещён на старшую священническую вакансию к Вохомской Вознесенской церкви. С 1893 г. протоиерей. 26.12.1896 уволен за штат. Умер 31.07.1899. Вохомская Вознесенская церковь // Православные приходы и монастыри Севера. http://parishes.mrezha.ru/parish_persons.php?id=932 

[3] Ильинский Николай Алексеевич (1838–1905) – сын священника Грязовецкого уезда Троицкой Перцовской церкви Алексея Ильинского. В 1850 году обучался в высшем отделении уездного училища, на содержание получал казенного пособия 8 рублей серебром. По окончании Вологодской духовной семинарии в 1858 г. уволен с аттестатом 1-го разряда и со званием студента. В 1860 г. 7 августа епископом Вологодским Христофором рукоположен к сей [Устьевской Воскресенской Кадниковского уезда] церкви на сверхштатное священническое место. В 1866 г. награжден набедренником. 11 января 1868 г. за обучение крестьянских детей в церковноприходской школе ему объявлена архипастырская благодарность. 29 февраля 1868 г. определен на штатное священническое место при сей церкви. 24 мая того же года духовенством местного благочиннического округа избран членом попечительского совета. В 1859 году указом Вологодской духовной консистории от 4 февраля утвержден членом благочиннического Совета. В 1871 г. 3 февраля духовенством округа избран и 10 числа того же месяца епископом Палладием утвержден в должности духовника. В том же 1871 г. указом консистории от 14 августа, согласно избранию духовенства, утвержден депутатом по делам духовно-училищного округа. В 1872 г. ему духовною консисторией поручено заниматься безмездным отправлением всенощных бдений на воскресные и праздничные дни в здешнем Устьянском сельском училище. В 1873 г., по прошению, переведен в Вологодский Успенский женский монастырь. В 1899 г. вышел в отставку в сане протоиерея; ныне проживает в г. Вологде. (А. Розанов. Воскресенская церковь в селе Устье Кадниковского уезда Вологодской губернии. Вологда, 1903. С.72-73).

[4] Ильинская (Пыляева) Хариесса Александровна – дочь священника Воскресенской церкви в селе Устье Кадниковскаго уезда Вологодской губернии Александра Васильевича Пыляева.

[5] Ильинский Александр Николаевич – Окончил Вологодскую духовную семинарию в 1883 г. (1-й разряд). Двоюродный брат Никифора Александровича. Священник Остроконской Иоанновской церкви Кадниковского уезда с 1886 по 1913 гг. Священник Николаевской Заозерковской церкви Кадниковского уезда с 1914.

[6] Ильинский Николай Александрович – священник Шелыгинской Воскресенской церкви Вологодского уезда с 03.06.1913 года – сын Александра Николаевича Ильинского.

[7] Николай Кириллович Богословский окончил Вологодскую духовную семинарию, Московскую духовную академию (1866). Преподаватель Вологодского духовного училища (1867–1869). Далее помощник инспектора Вологодской духовной семинарии, смотритель Вельского духовного училища, смотритель Тотемского духовного училища.

[8] Орнатский Матвей Иванович (1840–1897) Родился в семье священника о. Ивана Орнатского, служившего в это время в Едомской церкви Череповецкого уезда.Окончил ВДС в 1862 г. (по 1-у разряду), Санкт-Петербургскую духовную академию со степенью кандидата в 1867 г. Наставник по классу философии в Вологодской семинарии. С 1869 г. преподаватель словесности, истории литературы и логики. В 1870 г.  член педагогического собрания правления семинарии. В 1875–1876 гг. – преподаватель русской словесности и логики. Переведен в Самарскую семинарию. Сдал экзамены на учителя средней школы Министерства Народного Просвещения. Служил в Нижнем Новгороде. В 1882 г. женился на дочери военного врача Надежде Александровне Штейгман (1861–1932). В браке родилось семеро детей. Затем служил в реальных училищах Скопина, Череповца, Пскова и Петрозаводска. Статский советник.  Сайт Орнатских: http://belolikovi.narod.ru/ornatskie.htm.

[9] Кузнецов Иван Гаврилович – см. глава 2. Л.

[10] Евграф Ливерьевич Прозоровский (09.12.1840 - 14.04.1894) сын священника Космодемиановской Синдошской церкви Вологодской епархии. Окончил Вологодскую духовную семинарию (1862), Московскую духовную академию (1866). С 1866 г. преподаватель физико-математических наук Вологодской духовной семинарии. С октября 1875 г., после выбытия инспектора семинарии Анемподеста Малевинского на службу по министерству народного просвещения, служил инспектором Вологодской семинарии. В марте 1878 г. ревизовал Устюжское и Усть-Сысольское духовное училище. 18 мая 1881 г. вышел в отставку по болезни. «Как инспектор, он вел свое дело с неутомимой энергией, полным беспристрастием, должной строгостью и благоразумной снисходительностью. Воспитанники боялись его, но в то же время уважали и любили. Он терпеть не мог интриг и пересудов» (Некролог // ВЕВ. 1883. № 9. С. 152-154).

[11] Ильинский Лев Иванович – здесь Никифор Александрович ошибается, это его двоюродный дедушка (родной брат деда по отцу).

[12] На самом деле Алексей Ильинский закончил вторым после Иорданского Ивана (см. выпуск 1883 года: ВЕВ, 1883. № 14. С. 193).

[13] Прот. Иоанн Арсеньевич Лебедев (01.01.1850—02.06.1895). Выпускник Ростовского духовного училища, Ярославской семинарии и Киевской академии (1874 г.) он был назначен в Вологодскую семинарию преподавателем Св. Писания. С 1883 г. ректор Кавказской семинарии, с 1887 г. ректор Вологодской семинарии. См. о нем далее в воспоминаниях Н.А. Ильинского, а также: свящ. Петр Успенский. Некролог // ВЕВ. 1895. №13. С. 199-208; и множество речей в том же номере; И.Г. Шадрин. Памяти ректора Вологодской духовной семинарии протоиерея Иоанна Арсеньевича Лебедева // ВЕВ. 1896. №10. С. 181-184. Портретные зарисовки ректора Лебедева имеются в повести И.Г. Шадрина «Бурса». См. Свящ. Н.В. Солодов. Повесть И. Г. Шадрина «Бурса»: источники и прототипы // Два века русской классики. 2021. № 3. С. 172–189.

[14] В.Я. Стоюнин. Высший курс русской грамматики. СПб., 1855. Многократно переиздавался.

[15] Николай Иванович Суворов (1816-1896) историк-краевед, археограф. Родился в Никольском уезде Вологодской губернии в семье священника. Окончил Устюжское духовное училище, Вологодскую духовную семинарию (1836) и Московскую духовную академию (1841). С 1841 и почти до конца жизни преподавал гражданскую историю и греческий язык в Вологодской семинарии. Одновременно являлся редактором неофициальной части Вологодских епархиальных ведомостей. С 04.11.1842 по 05.06.1847 состоял помощником инспектора в той же семинарии.  Опубликовал более 300 работ по истории Вологодского края. Инициатор создания в Вологде епархиального древлехранилища. Член Императорского русского археологического общества (с 1860 г.) и Императорского географического общества (с 1861 г.). Был женат на Юлии Ивановне, урожденной Савваитовой. Отец Ивана Николаевича Суворова и Лидии Николаевны Рейпольской (03.03.1863 г.р.), оставшейся вдовой «после первого брака с умершим преподавателем Вологодской семинарии Василием Ивановичем Рейпольским». См. Ф. Я. Коновалов, Л. С. Панов, Н. В. Уваров. Вологда. XII - начало XX века. Краеведческий словарь. Архангельск, 1993; Аттестат о службе статского советника Н.И. Суворова, выданный правлением Вологодской духовной семинарии от 25 августа 1894 г. // ВГИАХМЗ. Ф. 13. Д. 13. Л. 1. Цит. По: М.А. Орешина. Из архивного наследия деятелей культуры Русского Севера второй половины XIX — начала XX века. М., 2006.

[16] Можаров Георгий Иванович (ок.1851- после 1911) — краевед, преподаватель и инспектор духовно-учебных заведений. Родился в семье диакона в селе Верхние Пиковые Рясы Рязанской губернии. Окончил рязанское духовное училище (1866), Рязанскую Духовную семинарию (1876) и Киевскую духовную академию (1876) – кандидат богословия. Назначен преподавателем латинского языка и помощником смотрителя Белгородского духовного училища. В том же 1876 году перемещен в Вологодскую духовную семинарию преподавателем латинского языка. В 1887 г. перемещен преподавателем в Задонское духовное училище, в 1889 г. в Воронежскую духовную семинарию. Член Воронежского губернского статистического комитета, ученой архивной комиссии с 1901 г. Подготовил к публикации рукописи и древние акты Воронежского губернского музея. С 1909 г. – инспектор Архангельской духовной семинарии.

с 1909 г. – инспектор Благовещенской семинарии, в сентябре 1911 г. уволен от должности.

См.: П.В. Никольский. История Воронежской духовной семинарии. Воронеж, 2011. С. 451-452;

[17] Флавий Васильевич Скабовский (около 1818—19.07.1883) сын священника села Ярышева Суздальского уезда Владимирской губернии. Окончил Владимирскую духовную семинарию, Московскую духовную академию (1844). В декабря 1845 г. назначен преподавателем Священного Писания, герменевтики и соединенных предметов в Вологодскую духовную семинарию, затем греческого языка. С 1852 по 1861 г. помощник инспектора. Эконом семинарии (1864–1966). Член педагогического собрания правлениясеминарии (1867–1870). См. Флавий Васильевич Скабовский (некролог) // ВЕВ. 1883. № 16.

[18] Попов Алексей Иванович (1816–1886) – преподавал в семинарии латынь, зырянский язык, всеобщую гражданскую историю, риторику и священное писание. Родился в Усть-Сысольском уезде, окончил ВДС (1838) и Московскую духовную академию (1842) со степенью кандидата. С 1847 по 1857 г. был помощником инспектора. Составил свою версию «грамматики зырянского языка» (1843), по которой преподавал коми язык в течение 12 лет. Вологодская семинария проводила политику подготовки священников из зырян, чтобы они могли служить на коми языке и переводить на коми богослужебные тексты. История литературы Урала. ХIХ век. Под ред. Созиной Е.К. М. Кн. 1. 2020. с.350-351. Судя по памятным книжкам Вологодской губернии, вышел в отставку в 1876 г.

[19] Епископ Петр (Петр Леонтьевич Лосев; 1833 — 30.03.1902) окончил Рязанскую семинарию (1854). Священник с 1857 г. После смерти жены в 1862 г. поступил в Московскую академию, которую окончил в 1866 г. Преподаватель Рязанской семинарии, а с 1868 г. инспектор. С 1875 г. ректор Вологодской семинарии. В октябре 1887 г. принял монашество. 1 ноября 1887 г. хиротонисан во епископа Сумского, викария Харьковской епархии. В 1889 г. перемещен на Владикавказскую кафедру. Епископ Велико-Устюжский, викарий Вологодской епархии (1891), епископ Пермский (1892). См. о нем далее в воспоминаниях Н.А. Ильинского, а также: Церковные ведомости. 1902. №14. С. 507-509; ВЕВ. 1887. №21. С. 264; ВЕВ. 1903. № 11. С. 318-326; Иером. Ферапонт (Широков). Вклад епископа Петра (Лосева) в развитие духовного образования в Вологодской епархии (по материалам воспоминаний современников) // Церковь. Богословие. История. 2020. №1. С. 418-423. Интересный взгляд на биографию епископа Петра в книге: Т.А. Богданова. Н.Н. Глубоковский. Судьба христианского ученого. М.; СПб., 2010.

[20] Аркадий Досифеевич Брянцев (19.12.1828 – 1903) окончил Вологодскую семинарию (1850), с 1853 г. преподаватель Устюжского духовного училища, с 1858 г. - Никольского духовного училища, с 1859 г. - Вологодского духовного училища. Помощник инспектора Вологодской семинарии с 1871 по 28 ноября 1899 г. Пользовался исключительным уважением и любовью со стороны воспитанников и сослуживцев, которые звали его «Папаша». См. о нем далее в воспоминаниях Н.А. Ильинского, а также: К. Еремиевский. Добрая память о добром старце // ВЕВ. 1908. № 19. С. 439 – 440; А.М. Кремлевский. Геннадий Ерофеевич // Странник. 1901. №5. С. 800-817; И.Г. Шадрин. Бурса. Пг. 1917.

[21] Хоминский Станислав Фаддеевич вологодский губернатор (1861–1878), генерал-лейтенант Генерального штаба. Во время службы провел государственные реформы: крестьянскую, земскую, судебную, военную, университетскую. Во время его правления были открыты первое губернское земское собирание, городская Дума и городская управа, Вологодский окружной суд, первая бесплатная лечебница, реальное училище. https://vologdahistory.ru/wiki/ Хоминский,_Станислав_Фаддеевич

[22] Алексей Никитич Хергозерский (1812-1891) окончил Олонецкую духовную семинарию (1835), Санкт-Петербургскую духовную академию (1839). С 1839 по 18 преподаватель Священного Писания в Вологодской духовной семинарии, также преподавал немецкий язык. С ноября 1842 по апрель 1844 г. – помощник инспектора. С марта 1850 по май 1867 – секретарь семинарского правления. В 1881 г. вышел в отставку. Автор нескольких учебников. Алексей Никитич Хергозерский (некролог) // ВЕВ. 1891. № 6. С. 84-89. См. также Прот. А.А. Попов. Воспоминания причетнического сына: Из жизни духовенства Вологодской епархии. Вологда, 1913; Е. Грязнов. Из школьных воспоминаний бывшего семинариста Вологодской семинарии. Вологда, 1903.

[23] Дреколье – дубины, палки, копья – употребляются как оружие.

[24] Протоиерей Федор Георгиевич (Егорович) Ремов (20.04.1853 - 05.03.1907) окончил Костромскую семинарию и Московскую академию (1878). В течение двух лет преподавал словесность, логику и немецкий язык в Вологодской семинарии, Закон Божий в Тотемской учительской семинарии. Принимает священный сан и служит в Москве: с 1881 по 1885 г. в Успенской церкви на Малой Дмитровке, с 1885 по 1901 г. в Иоанно-Предтеченской церкви за Пресней, с 1901 г. в Никольской Ваганьковской церкви, перед самой кончиной переведен в церковь Рождества Богородицы в Путинках. Преподавал в Московской семинарии, в реальном училище при Евангелическо-лютеранской церкви св. Михаила и др. московских учебных заведениях. Отец епископа Варфоломея (Николая Федоровича Ремова). См. ВЕВ. 1908. №10. С. 251-255; надгробие на Пятницком кладбище г. Москвы.

[25] А.Д. Галахов. История русской словесности: (Учебник для средних учебных заведений). СПб., 1879. Многократно переиздавался.

[26] См. О ревизии действительным статским советником Лебедевым в 1879 г. духовно-учебных заведений Вологодской епархии // РГИА. Ф. 802. Оп. 9. 1878 г. Д. 56.

[27] 4 мая 1882 года «умер Филлиберт Бенедиктович Жюлен от продолжительной и тяжелой болезни. Учитель Вологодской Губернской гимназии, надворный советник, на 41 году от роду. Оставил жену Констанцию. Дети: Генриха, Марию и Антонину Елену" (Метрическая книга Крестовоздвиженской католической церкви г. Вологды за 1882 год // ГАВО. Ф. 1269. Оп. 1. Д. 16. Л. 6)

[28] Василий Григорьевич Поляков (1861-1914) сын дьячка Вологодской епархии, окончил Вологодскую духовную семинарию (1884), Московскую духовную академию (1888). С 1888 г. священник, с 06.07.1890 инспектор и законоучитель Великоустюжского епархиального училища. С апреля 1894 г. священник Устюжской градской Спасо-Преображенской церкви. С мая 1900 г. протоиерей Устюжского Успенского собора (ВЕВ. 1905. № 22. С. 326; ВЕВ. 1914. №24. С.463).

[29] Ныне ул. Челюскинцев.

[30] Примечание отсутствует. Павел Викторович Шумков окончил Вологодскую духовную семинарию (1899). С 1899 г. священник Усть-Вымской Михайло-Архангельской церкви Яренского уезда Вологодской губернии, заведующий и законоучитель женской школы. 21.4.1913 запрещён в священнослужении. Уволен за штат. Умер 15 августа 1913 г. (Павел Викторович Шумков // Православные приходы и монастыри Севера. http://parishes.mrezha.ru/clergyL.php?id=1061).

[31] Помощник инспектора А.Д. Брянцев.

[32] Павел Александрович Хвалынский скорее всего тот же самый П.А. Хвалынский (1852-1941), который служил в Вильне преподавателем математики с 1880 г. во 2-ой Виленской гимназии, Виленском учительском институте и Виленском пехотном юнкерском училище, к 1900 году перешел на службу в Петербург в Дворянский банк.

[33] Виктор Никанорович Лаговский (-1931) учился до 1874 г. в Костромской духовной семинарии, окончил Санкт-Петербургский университет, кандидат физико-математического факультета (1879). С 7 декабря 1879 г. преподаватель физико-математических наук в Вологодской семинарии, с 27 ноября 1887 г. – в Костромской семинарии. Еще в Вологде ревизоры отмечали «излишнюю требовательность», «действия с горячностью и ненадлежащим тактом» Лаговского (см. Костромские епархиальные ведомости. 1903. № 17. С. 4; 1907. № 20. С. 4; Иером. Ферапонт (Широков). Развитие среднего духовного образования в Вологодской епархии во второй половине XIX – начале ХХ вв. С. 199; А.В. Лаговский. «Все было именно так…»: книга воспоминаний о Костроме и костромичах XX века. Кострома, 2015).

[34] Дмитрий Михайлович Люцернов (?-08.04.1916) окончил Вологодскую духовную семинарию в 1884 г., Санкт-Петербургскую духовную академию в 1888 г. В списке окончивших академию, правда, написано, что он закончил Новгородскую семинарию. Однако указание Н.А. Ильинского (см. Л. 422), совпадение имени (фамилия не очень распространенная) и года – поступать в академию Дмитрий должен был в 1884 г., а также отсутствие Люцернова среди выпускников Новгородской семинарии показывает, что это не так. Указание на Новгородскую семинарию объясняется либо опиской, либо желанием дистанцироваться от сомнительной славы брата, Александра Михайловича Люцернова, находившегося под надзором полиции. Далее с 1890 по 1895 г. Д.М. Люцернов состоял на службе в Государственном контроле, в 1895 г. принял священный сан и определен священником к церкви военно-фельдшерской школы в Петрограде, с 22 сентября 1898 г. по 1908 г. служил в соборе Архангела Михаила в Ораниенбаум, с 1902 г. протоиерей. Участвовал в Братстве церковного обновления (основано 31 марта 1906 г.). «Вследствие обострившихся отношений с частью прихожан», «к великому огорчению многих своих почитателей, принужден был в 1908 г. покинуть Ораниенбаум. С 1908 г. по 8 апреля 1916 г. служил в Ямбургском Екатерининском соборе.

Автор некролога отмечает особенную ревность прот. Дмитрия: «Не было, кажется, ни одной комиссии на епархиальных съездах духовенства епархии, в которой не участвовал бы почивший пастырь». «Энергичный, стойкий, подчас резкий в своих суждениях при встречах с несправедливостью». «Враг всяких компромиссов и комбинаций».

Х. Прот. о. Д.М. Люцернов (некролог) // Известия по Петроградской епархии. 1916. № 17. С. 6-7.

Прот. Г.Л. Ореханов. К ранней истории обновленчества // Богословский сборник Православного Свято-Тихоновского богословского института. № 3. М., 1999. С. 222-224; ЦГИА. Ф. 277. Оп. 1. Д. 316. Л. 120-121.

[35] Александр Михайлович Люцернов (около 1855-05.10.1905) сын священника Новгородской губернии. Воспитывался в Вологодской семинарии. Поступил в Петровскую земледельческую академию в Москве. В 1878 г. состоял под негласным надзором по подозрению в участии в революционном кружке. Арестован в 1879 г. после убийства Рейнштейна. 19 июня 1879 г. выслан под гласный надзор в Вологодскую губернию. С 26 июня 1879 г. водворен в Вельск. На 1898 г. управляющий Государственными Имуществами Вологодской губернии и член Вологодского епархиального училищного совета.

(А.А. Шилов, М.Г. Карнаухова. Деятели революционного движения в России. Био-библиографический словарь. Т.2. Вып. 2. М., 1930. С. 831; Памятная книжка и адрес-календарь Вологодской губернии на 1899-1900. Вологда, 1899; Парахуда В.А., Панов В.А. Ораниенбаумский некрополь: Опыт исторической реконструкции // Невский архив. Вып. VII. СПб., 2006. С. 349–392).

[36] Аполлинария Яковлевна Юшина (ок. 1856 г. - по мужу Елоховская), дочь вологодского купца, сестра Анны и Марии Юшиных. Родилась в Вологде, окончила Вологодскую гимназию, поступила на Высшие женские курсы в Петербурге. Арестована 15 декабря 1876 г. при приезде из Петербурга в Москву. У нее обнаружены фотографии земляков М. Глубоковского и В. Дьякова, а также переписка с М. Глубоковским, показывавшая, что оба они близки к революционной пропаганде. Летом 1878 г. выехала в Вологду, где вела переписку с состоявшим под надзором А. Люцерновым. С сентября 1878 г. жила в Петербурге, занимаясь на Высших женских курсах. В апреле 1879 г. выслана под гласный надзор полиции в Олонецкую губернию. В апреле 1880 г. по ходатайству отца переведена в Вологду. Временно жила с А. Люцерновым в Никольске (А.А. Шилов, М.Г. Карнаухова. Деятели революционного движения в России. Био-библиографический словарь. Т.2. Вып. 4. М., 1932. С. 2126-2128).

[37] Времена меняются и меняются люди (лат.)

[38] Бурсой называли епархиальное общежитие для учащихся духовного училища или семинарии. Таким образом настоящий бурсак – учащийся духовного учебного заведения, находящийся на казенном содержании и проживающий в епархиальном общежитии.

[39] Вальский Николай окончил ВДС в 1881 г.

[40] Василий Иванович Покровский (умер в 1917 г.) окончил Тверскую духовную семинарию, Санкт-Петербургскую духовную академию (1878), с октября 1878 г. помощник инспектора Вологодской духовной семинарии, с октября 1880 г. преподаватель русской словесности, истории литературы и логики. С 28.11.1892 смотритель Звенигородского духовного училища, с 18.01.1894 г. инспектор Костромской духовной семинарии. С 1902 г. смотритель Коломенского духовного училища.

См. Состав должностных лиц в Костромской духовной семинарии и духовных училищах Костромской епархии за 1900-1901 учебный год // КЕВ. 1901. № 15. 1-8; Памятная книжка Московской губернии на 1914 г. М., 1913. С. 319.

[41] Афанасий Федорович Знаменский окончил Санкт-Петербургский университет (предположительно в 1871 г.). В 1880-х годах учитель физики и математики в Вологодской губернской гимназии и Вологодской Мариинской женской гимназии. В 1890-х годах инспектор народных училищ 1-го и 2-го районов Вологодской губернии. В 1906 г. инспектор народных училищ Новгородской губернии. См. Знаменский Афанасий Федорович // Кто есть кто в «Памятных книжках Вологодской губернии». https://www.booksite.ru/who-is-who/z_266.html

[42] Яков Ильич Левитский сын священника Воскресенской церкви г. Путивля окончил Курскую духовную семинарию и Московскую духовную академию (1879). Преподавал психологию, логику, философию и педагогику в Вологодской духовной семинарии в 1879–1882 г.

[43] Василий Петрович Копылов окончил Псковскую семинарию, Московскую духовную академию (1875). Преподавал в Вологодской духовной семинарии и Вологодской Мариинской женской гимназии с 1879-1882 г. (Копылов Василий Петрович. // Кто есть кто в «Памятных книжках Вологодской губернии». https://www.booksite.ru/who-is-who/k_866.html)

[44] Николай Никанорович Глубоковский (1863-1937) родился в семье священника села Кичменгский Городок Никольского уезда Вологодской губернии. Окончил Никольское духовное училище (1878), Вологодскую духовную семинарию (1884), Московскую духовную академию (1889). Выдающийся русский богослов. См. о нем далее в воспоминаниях Н.А. Ильинского, а также: Т. А. Богданова. Н.Н. Глубоковский. Судьба христианского ученого. М.; СПб., 2010.

[45] Василий Иванович Рейпольский (1856 или 1857 – 28.11.1883 г.) окончил Владимирскую семинарию (1877), Московскую духовную академию (1881). В 1881 г. назначен преподавателем Священного Писания Томской семинарии, в том же году переведен в Вологодскую семинарию, вместо А.Н. Хергозерского. Женился на дочери бывшего преподавателя Вологодской семинарии Н.И. Суворова Лидии (о ней ВЕВ. 1899. №17. С. 366), но через две недели после свадьбы умер. Пробыл в семинарии около двух лет. (Некролог // ВЕВ. 1883. №24. С. 459-462).

[46] Федор Алексеевич Соболев (около 1857 - ?) сын священника Ярославской епархии, окончил Ярославскую духовную академию, Московскую духовную академию (1882). С июля 1882 г. преподаватель церковной и библейской истории и истории Русской церкви в Вологодской духовной семинарии, с 28.09.1890 преподаватель тех же дисциплин в Ярославской духовной академии (Ярославские епархиальные ведомости. 1909. № 41. С. 317).

[47] Скабовский Флавий Васильевич некролог ВЕВ 1883 №16 с.286-289

[48] Протоиерей Николай Иванович Малиновский (17.11.1858-26.06.1931) сын дьячка Сретенской Коптевской церкви Грязовецкого уезда Вологодской губернии. Окончил Вологодскую духовную семинарию (1879), Московскую духовную академию (1883). С 1883 по 1911 г. преподаватель гомилетики, литургики и практического руководства для пастырей церкви Вологодской духовной семинарии. Священник с 15.09.1889. С 1899 г. настоятель Вологодской градской Владимирской церкви. С 1909 г. протоиерей.

В семье у него Екатерина (1863 г.р.), дочь частного поверенного Федора Андреевича Смирнова, дети: Борис (1884 г.р.), Елена (1888 г.р), Геннадий (1890 г.р.), Ольга (1891 г.р.), Анатолий (1895 г.р.), Вера (1898 г.р.).

(Клировая ведомость Вологодской градской Владимирской церкви за 1913 г. // ГАВО. Ф. 1063. Оп. 8. Д. 165. Л. 4-5 об.; ВЕВ. 1905. № 21. С. 313).

Семинаристы прозывали его Коля-Лапоть – «он шлепал одной ногой как лаптем, да и языком тоже пришлепывал» (И.Г. Шадрин. Бурса. Пг., 1917. С. 39; Б.В. Ильинский. Воспоминания // Личный архив О.Б. Ушаковой)

В 1924 г. вышел за штат. «В последнее полугодье перед смертью Н. Ив-ч впал в детство, никого не узнавал, находился в самом беспомощном положении» (Н.А. Ильинский. Л. 385; И.В. Спасенкова. Православная традиция русского города в 1917-1930-е гг. (на материалах Вологды). Диссертиция… кандидата исторических наук. Вологда, 1999. С. 103).

[49] Константин Павлович Заболотский (07.06.1858-10.06.1923). После смерти отца (1865) Константина взял на попечение в Нижний Новгород дядя Константин Садоков, директор гимназии. Окончил Вологодскую семинарию (1879), Московскую духовную академию (1883). С 1883 г. преподавал греческий язык в Вологодской семинарии, в 1910 назначен инспектором народных училищ Вологодской губернии (ВЕВ. 1900. №18. С. 310; 1905. №21. С. 311; ВЕВ. 1906. №24. С. 483; Клировые ведомости Николаевской Каргачевской церкви за 1865 г. // ГАВО. Ф. 496. Оп. 4. Д. 38. Л. 97об. – 99 об. – сообщено С.Ю. Яременко). О нем: «Эллиниста звали «Картошкой» за его скороговорку, трескучий голос и любовь говорить много и с потугами на красноречие» (Шадрин. Бурса. С. 39). К.П. Заболотский «преподаватель греческого языка, по прозвищу «картошка», так как когда он говорил, слова сыпались очень быстро, как «картошку пересыпает в лукошко» (Б.В. Ильинский. Воспоминания // Личный архив О.Б. Ушаковой).

[50] Александр Никанорович Макарьин родился около 1850 г. в семье диакона Верховажского Успенского собора Вельского уезда Вологодской губернии около 1850 г., окончил Вологодскую семинарию и Санкт-Петербургскую академию (1880). Служил в Иркутской семинарии, а с 1883 г. в Вологодской. С 1893 г. преподавал в Пермском духовном училище, с 1904 г. в Усть-Сысольском духовном училище, откуда уволился в 1905 г. Умер во всяком случае до 1917 г. См. далее в воспоминаниях Н.А. Ильинского, а также: Свящ. Н.В. Солодов. Повесть Илария Шадрина «Бурса» как семинарское свидетельство (в печати).

[51] Протоиерей Петр Иванович Успенский (24.06.1859 – 07.03.1936) родился в семье священника села Ильгощи Бежецкого уезда Тверской губернии. Окончил Тверскую духовную семинарию (1879), Санкт-Петербургскую духовную академию (1883). С 1883 г. преподаватель Вологодской духовной семинарии, с 1885 г. – священник, с 1887 г. инспектор Вологодской семинарии. В 1897 г. уволен от инспекторства и назначен преподавателем в Тамбовскую духовную семинарию, где служил до 1908 г. Член Тамбовской духовной консистории. С 1902 г. - настоятель Успенской кладбищенской церкви г. Тамбова, с 1905 г. - настоятель Тамбовской Богородичной церкви. Один из авторов акафиста прп. Серафиму Саровскому, автор акафиста Тамбовской иконе Божией Матери. Был обновленческим архиереем Орловской епархии, затем Тамбовской (конец 1933- 1934 г.). См. далее в воспоминаниях Н.А. Ильинского, а также: Свящ. Н.В. Солодов. Протоиерей Петр Иванович Успенский: агиограф, инспектор «Плакида», обновленческий архиерей Орла и Тамбова (в печати).

[52] Протоиерей Василий Степанович Карпов (07.04.1850 – 16.12.1913) окончил Калужскую семинарию (1872), Санкт-Петербургскую духовную академию (1876). С 1876 по 1908 г. преподаватель догматического, основного и нравственного богословия и еврейского языка. С 1894 г. – священник, с 1895 г. протоиерей Вологодского Спасовсеградского собора, благочинный 1-го округа. См. ВЕВ. 1905. № 21. С. 313; Вологодская Спасская соборная церковь // Православные приходы и монастыри Севера. http://parishes.mrezha.ru/parish_persons.php?id=619

[53] Епископ Николай (Михаил Захарович Зиоров; 1851-1915) окончил Одесскую духовную семинарию и Московскую духовную академию (1875). С 1875 г. преподаватель гражданской истории Рязанской духовной семинарии. С 30 сентября 1883 г. инспектор Вологодской семинарии. С 08.11.1886 инспектор Могилевской семинарии. В 1887 г. принял монашество, назначен ректором и возведен в сан архимандрита. В 1889 г. назначен ректором Тифлисской семинарии. В 1891 г. – епископ Алеутский, в 1898 г. епископ Таврический.

В 1905 г. назначен архиепископом Тверским и Кашинским, но подал прошение о невозможности принять новое назначение и был уволен на покой с назначением местопребывания на Ялтинском подворье Таврического архиерейского дома. С июня 1906 г. член Государственного совета. В 1908 г. назначен архиепископом Варшавским и Привислинским. В 1915 г. покинул Варшаву и в том же году умер. См. о нем далее в воспоминаниях Н.А. Ильинского; Т.А. Богданова, А. Миронович. Архиепископ Николай (Зиоров) // Православная энциклопедия. Т.  С. 322-328. Н. И[льинск]ий. К полугодовому дню кончины высокопреосвященного архиепископа Николая // ВЕВ. 1916. № 12. С. 233-239; № 13. С. 248-252. Отзывы о вл. Николае есть в воспоминаниях митр. Арсения (Стадницкого), прот. Георгия (Шавельского), А.Н. Львова.

[54] Молитва перед учением: Преблагий Господи, ниспосли нам благодать Духа Твоего Святаго, дарствующаго смысл и укрепляющаго душевныя наши силы, дабы, внимая преподаваемому нам учению, возросли мы Тебе, нашему Создателю, во славу, родителем же нашим на утешение, Церкви и отечеству на пользу.

[55] Вероятно, имеется в виду кондак в неделю сыропустную: «Премудрости наставниче, смысла подателю, немудрых наказателю, и нищих защитителю, утверди, вразуми сердце мое Владыко. Ты даждь ми слово, Отчее Слово, се бо устне мои не возбраню, во еже звати Тебе: Милостиве, помилуй мя падшаго». Это молитву предписывал читать перед началом занятий свт. Тихона Задонский (см. Свт. Тихон Задонский. Инструкция учителям, «како им в должности звания своего поступать» // Творения иже во святых отца нашего Тихона Задонского. Т. 1. М., 1889. С. 243)

[56] Ирмос пятой песни воскресного канона четвертого гласа.

[57] По описанию реалий Вологодской семинарии начала 1890-х И.Г. Шадрина для самостоятельных занятий ученики пользовались свечами (см. И.Г. Шадрин. Бурса. Пг. 1917).

[58] Архиепископ Димитрий (Климент Иванович Муретов; 1811 - 1883). С 1851 епископ Тульский, с 1857 епископ, затем архиепископ Херсонский, с 1874 г. архиепископ Ярославский, с 1876 г. – Волынский, с 1882 г. возвращен на Херсонскую кафедру.

[59] Епископ Хрисанф (Владимир Николаевич Ретивцев; 1832 — 1883). С 1874 г. – епископ Астраханский и Енотаевский, с 1877 по 1879 г. – епископ Нижегородский и Арзамасский.

[60] Волоцкой Дмитрий Владимирович (1826–1892) отставной поручик, губернский предводитель дворянства (1878–1892). В 1885 году ему было присвоено звание Почетного гражданина города Вологды за содействие в строительстве железной дороги в городе.

[61] Епископ Израиль (Никулицкий, 1883-23.04.1894) сын сельского дьякона. Окончил Рязанскую духовную семинарию, Московскую духовную академию (1856), назначен преподавателем в Могилевскую семинарию, принял монашество (1857), назначен инспектором той же семинарии (1863), архимандрит (1868). Назначен ректором витебской семинарии (1872), епископ Новомиргородский, викарий Херсонской епархии (1879), епископ Острожский викарий Волынской епархии (1883) и в том же году назначен епископом Вологодским (Церковный вестник. 1894. №17. С. 270). О нем см. далее в воспоминаниях Н.А. Ильинского (Д. 1. Л. 243-245; Д. 2. Л. 444-452), а также: Прот. Т. Шаламов. Наши иерархи // Церковная заря. 1922. №3. С. 5-7. Тихон Шаламов высказывается о еп. Израиле неприязненно, как, впрочем, и о всем, что напоминало старые порядки; вполне убедительно опровергает его предвзятость Н.А. Ильинский, отзывающийся о преосвященном Израиле весьма уважительно, как и В.К. Лебедев: «Это был святитель с некоторыми сложностями, но в то же время выдержанный, говорил мало, при этом часто рукой закрывал свои глаза, но говорил с весом» (В.К. Лебедев. Воспоминания // ВГИАХМЗ. Ф. 15. Оп. 1. Д. 7. Л. 265 об. - 266). См. также: Прот. А.А. Попов. Воспоминания причетнического сына: из жизни духовенства Вологодской епархии. Вологда, 1913.

[62] Протоиерей Николай Кенсоринович Якубов (около 1827 - 04.01.1893) сын причетника Рабангской Спасопреображенской церкви. Окончил Вологодскую духовную семинарию (1848) по 1-му разряду. С 29 мая 1849 г. священник Отводинской Николаевской церкви Вологодского уезда. В 1869 г. протоиерей Кадниковского Николаевского собора. С 1871 г. ключарь Вологодского кафедрального собора. С 1885 г. настоятель Вологодской градской кладбищенской Введенской церкви (Прот. Николай Кенсоринович Якубов // ВЕВ. 1893. № 2. С. 28-30).

[63] Николай Иванович Озерков (около 1864 – июль 1924) окончил Вологодскую духовную семинарию (1884), Московскую духовную академию (1888), с 1888 г. – назиратель Вологодского духовного училища, с 1890 г. учитель русского и церковно-славянского языка в Тотемском духовном училище, затем преподавал греческий язык и гражданскую историю в том же училище до конца 1915 г. См. А.П. Полиевктов. Историческая записка о состоянии Тотемского духовного училища за последнее двадцатилетие. Вологда, 1914.

[64] Викторин Кулаков – священник Морозовской Покровской церкви Вельского уезда. Умер в 1904 г. Кулаков Викторин // Православные приходы и монастыри Севера http://parishes.mrezha.ru/clergyL.php?id=6792

[65] По всей видимости, В.С. Карпов.

[66] Н.Н. Глубоковский и Д.М. Люцернов служили во всяком случае вне Вологодской губернии.

[67] Ямвлих Константинович Попов умер на 4 курсе Московской духовной академии. Похоронен на академическом кладбище. См. далее в воспоминаниях Н.А. Ильинского, а также: Игумен Герасим (Дьячков). Археологические исследования некрополя Московской духовной академии. http://old.mpda.ru/site_pub/2138940.html

[68] Полушерстяная или хлопчатобумажная плотная ткань для верхней одежды

[69] Газета «Русь» выпускалась с 1880 года Иваном Сергеевичем Аксаковым.

 

Источник: Богослов.Ru