Введение
1921–1922 гг. стали переломными для Советской России. Они знаменовали собой окончание гражданской войны, войны с Польшей, которая завершилась подписанием Рижского договора, признание Россией новых геополитических реалий (независимости таких государств, как Литва, Латвия и Эстония), голод в Поволжье и на юге России, начало Новой экономической политики и так далее. В этой череде важнейших политических и экономических событий работа в России организаций, пришедших на помощь голодающему народу (на настоящий момент слабо освещенная в историографии), сыграла немаловажную роль. Это была не только экономическая помощь разоренной стране, но и один из факторов, способствовавших началу ее выхода из изоляции и установлению международных контактов. Среди этих организаций Папская миссия помощи представляла собой совершенно особую структуру, являясь, несмотря на все усилия советской власти представить ее в качестве совершенно светской организации, все же организацией религиозной, оказавшейся в России на начальном этапе религиозный гонений, а потому не способной не отреагировать на происходящие события. Поэтому приближающееся 100-летие подписания договора о направлении в Россию Папской миссии помощи неизбежно привлечет внимание к ее работе не только исследователей, но и политиков и религиозных деятелей.
Деятельность Папской миссии помощи в России в последние четверть века была в некоторой степени уже рассмотрена в ряде работ зарубежных исследователей[1], но в отечественных исследованиях затрагивается, как правило, лишь вскользь. При этом фигура главы этой миссии американского иезуита Эдмунда Алоизиуса Уолша как в отечественных, так и в зарубежных работах до недавнего времени оставалась в тени. Лишь в последние годы ей стали уделять более пристальное внимание[2].
Источники, освещающие деятельность миссии и роль отдельных миссионеров, в том числе о Э. Уолша, содержатся в архивах Католической церкви (Архиве 2-й секции Государственного секретариата Ватикана, Историческом архиве Общества Иисуса, Центральном архиве Ордена салезианцев, Архиве Ордена вербистов и других), а также в Архиве Джорджтаунского университета[3] (США) и ряде российских архивов (Архиве внешней политики Российской Федерации, Государственном архиве Российской Федерации и некоторых региональных архивах).
Основную массу документов составляют отчеты самого Э. Уолша о работе Миссии и его переписка, во-первых, с иерархами в Ватикане (с государственным секретарем кардиналом П. Гаспарри и его заместителем Дж. Пиццардо), во-вторых — с генералом Общества Иисуса В. Ледуховским и американским генеральным ассистентом генерала Общества Иисуса Джозефом Ф. Ханзельманом, наконец, в-третьих — с представителями советской власти — наркомом ин. дел Г. В. Чичериным, полномочным представителем советского правительства при всех иностранных организациях помощи К. И. Ландером, заведующим 5-м отделом Наркомюста П. А. Красиковым и рядом других более мелких фигур в советской номенклатуре. Помимо этого, сохранилось немало писем других миссионеров, в том числе оставшегося после отъезда из России Уолша в качестве главы Миссии о. Э. Германа, договоры, письма, адресованные членам миссии советскими гражданами, прежде всего католическими священниками, и так далее.
Положение Миссии и ее директора в России
Биография о. Эдмунда Уолша уже довольно детально освещена в перечисленных выше исследованиях. Здесь достаточно подчеркнуть, что Уолш был одним из выдающихся деятелей на поприще дипломатии, основателем первой в Америке Школы дипломатической службы, носящей ныне его имя и являющейся ведущим учебным заведением подготовки дипломатов в США, и выполнял ряд поручений Ватикана дипломатического характера. В 1922 г. он был направлен в Россию для подготовки приезда туда Папской миссии помощи голодающим, которая должна была работать в России согласно договору, заключенному в марте 1922 г. между Святым Престолом и советским правительством в лице представителя в Италии В. В. Воровского. Первоначально Уолш приехал в составе АРА в качестве представителя американского католического епископата, а затем был назначен Ватиканом генеральным директором Папской миссии помощи.
В Россию Уолш попал в возрасте 37 лет. Молодой энергичный иезуит был и морально, и физически готов к тем трудностям, которые его, как он предполагал, ожидали. Тем не менее его деятельная натура столкнулась с препятствиями, которые оказались трудно переносимыми даже для него. И здесь необходимо понять, как именно советская власть воспринимала те организации помощи, которые оказались на территории России в 1921–1922 гг.
Охвативший Россию беспрецедентный голод вынудил советское правительство принять помощь западных держав. В 1921–1922 гг. в России действовали несколько организаций помощи, среди которых самыми крупными были АРА (Американская администрация помощи) и миссия Нансена. Помимо них действовали Международный союз помощи детям (МСПД), Шведская организация помощи, Международный Красный Крест, а также ряд национальных организаций Красного Креста и некоторые другие. Из организаций конфессионально ориентированных первой в Россию прибыла помощь «Друзей квакеров», а позднее Папская миссия помощи. Однако для советского правительства это была всего лишь вынужденная уступка, которая объяснялась не столько необходимостью борьбы с голодом, сколько необходимостью считаться с международным положением советской страны и стремлением добиться ее признания наиболее влиятельными силами Запада. Проблемой, значительно осложнявшей оказание помощи голодающим, было недоверие и подозрительность. Иностранные благотворительные организации, в первую очередь АРА, самую крупную из них, обвиняли в шпионаже, контрреволюционной деятельности и стремлении свергнуть советскую власть[4].
Например, «К. Радек в статье “Белые шакалы”, анализируя материалы эмигрантской прессы, писал, что главная цель русской контрреволюции — “бросить на голодающую Советскую Россию войска Антанты; путь к этой цели — обещание хлеба под условием, что Советская Россия позволит международной контрреволюции создать на русской территории органы переворота”»[5].
Отношение к миссиям помощи в целом было откровенно потребительским. Как писал салезианец А. Симонетти, член Папской миссии помощи: «За границей делается все, чтобы произвести хорошее впечатление и облегчить ввоз товаров и денег в страну; затем, как только товары ввезены и таким образом цель, к которой они стремились, достигнута, для этих неосторожных импортеров создается множество разнообразных проблем, с которыми они должны разбираться, вступая в титаническую борьбу и пытаясь при этом не разориться. Чудо, если им удается выкарабкаться и защитить свои интересы»[6].
Подписывая соглашение с Ватиканом, Воровский был убежден в том, что гуманитарная миссия вполне естественна для Католической церкви и она имеет в этом деле большой опыт, он считал вполне допустимым, что представители Ватикана займутся оказанием помощи детям, созданием приютов для беспризорных, для которых Ватикан мог бы дать опытных руководителей (например, монахинь, имеющих соответствующую подготовку) и так далее. Он даже считал, что «если бы при этом они учили ребят креститься по-католически», то в этом не было бы большой беды[7]. Однако его убеждения отнюдь не разделялись в Москве.
Начальник Секретного отдела ГПУ Т. П. Самсонов полагал, что «с выдвинутыми предложениями Воровскаго нужно бороться, как с положениями во-1) далеко не соответствующими действительности, так и во-2) приемами чисто соглашательскаго, я бы сказал даже пораженческаго характера. И если у тов. Воровского такия выводы о России сложились под эгидой фашистского королевства в Италии, то у нас русских революционеров этим выводам и речам место ни в коем случае быть не должно... Затем что-же это за Рабоче-Крестьянская власть, — продолжал Самсонов, — которая религиозный дурман на Россию навеять хочет? Эти мысли решительно отбросить и с ними всеми силами бороться»[8]. Члены Папской миссии помощи после года работы в России уже хорошо это понимали. «Школы искусств, ремесел, сиротские приюты, сельскохозяйственные училища и в целом любая деятельность образовательно-педагогического характера, включая благотворительность и защиту детей, а также любого типа дома призрения, все это находится в ведении Комиссариата народного образования, — писал А. Симонетти. — Это учреждение весьма бдительно следит за тем, чтобы держать на расстоянии любое мало-мальски заметное внешнее влияние, особенно религиозной направленности или происхождения. Так, нам стало известно, что где-то было объявлено о строгом запрете на осуществление раздачи продуктов, а также любой другой помощи от Миссии среди юношества в учебных заведениях, поскольку такие простые жесты помощи считаются хоть и непрямой, но пропагандой»[9]. Отношение к Папской миссии помощи отражено в статье, опубликованной в журнале «Беднота» от 3 декабря 1922 г., которую Уолш переслал в Ватикан. «Что же касается Католической миссии и французского Красного Креста, — утверждалось в статье, — то масштаб оказываемой ими помощи показывает, что в своей деятельности эти организации руководствуются не стремлением реально помочь умирающему от голода населению Поволжья, а преследуют иные цели»[10].
Таким образом, Папская миссия помощи находилась под бóльшим подозрением и давлением, чем другие организации помощи. Все ее члены так или иначе сталкивались с различными трудностями[11], причем трудности варьировались в зависимости от местонахождения той или иной станции. Так, группа вербистов (в которую входили немцы Эдуард Герман и Никомед Донерт и чех Йозеф Фейкус), работавшая в Крыму, установила весьма теплые отношения с местными властями, группа иезуитов (в составе грека Жана Капеллоса, итальянца Доменико Пьемонте и словака Йозефа Белокостольского), создавшая станцию в Екатеринодаре (переименованном почти сразу же в Краснодар), также пользовалась доброжелательным отношением властей[12], что было, в том числе, связано с большей свободой, которой пользовались верующие и духовенство в этом регионе. «В Терской губернии (Терек — река, омывающая те области), как и на Кубани, — писал Д. Пьемонте, — коммунисты достаточно терпимы и по своему образу и привычкам, как то и подобает добрым созданиям, делают много хорошего»[13]. Совсем иное отношение встретил американский иезуит Льюис Галлахер[14], направленный в январе 1923 г. работать в Оренбург. Местные власти не только чинили ему всяческие препятствия, но даже арестовали его и продержали несколько дней в тюрьме за то, что он отказывался принять на работу сотрудника, рекомендованного властью. Эта причина была, кстати, одним из самых крупных подводных камней, затруднявших работу Миссии помощи. Ее члены стремились принимать на работу людей образованных, знающих иностранные языки, а таковыми в подавляющем большинстве случаев оказывались представители тех слоев населения, которые новые власти причисляли к буржуазии. Они, со своей стороны, старались навязать Миссии в качестве сотрудников коммунистов, чьей целью, как были уверены миссионеры, было шпионить и держать работу миссии под контролем[15].
Арест Галлахера не мог, разумеется, оставить равнодушным Уолша, который направил полномочному представителю советского правительства при всех иностранных организациях помощи К. И. Ландеру возмущенное письмо, указав на все те препятствия, которые ставят на пути Миссии в Оренбурге местные власти. «15 вагонов продовольствия и 1 вагон мануфактуры выгружены в правительственный склад под предлогом, что расходы по перевозке не уплачены, — писал Уолш. — Это является прямым нарушением Ватиканского договора, и могут возникнуть самые серьезные подозрения. Служащий, заведующий распределением мануфактуры, арестован “по подозрению”. Секретарь г-на Галлагера [так в тексте], посланный по официальным делам миссии в отдаленный район, тоже посажен в тюрьму. Беднякам, являющимся в миссию за помощью, угрожают арестом. Все эти препятствия могут показаться католикам всего мира очень жалким воздаянием за самоотверженную работу членов миссии и за безграничную щедрость Святейшего Престола в их попытках облегчить человеческие страдания»[16].
Станция Миссии, организованная в Москве, также подвергалась особому давлению, так как находилась вблизи центральных властей, в столице, где каждый шаг членов миссии сразу становился известным. Работа ее членов-салезианцев (итальянцев Аристида Симонетти, Джозуэ Конти и уроженца Словении[17] Пьетро Цигута) сталкивалась со всевозможными затруднениями. Но совершенно особые отношения сложились у советских властей с главой Миссии о. Э. Уолшем, имевшим, как и салезианцы, резиденцию в Москве.
Трудности Уолша начались еще на пути в Москву. На вокзале в Берлине у него украли документы, в поезде возникли также трудности с паспортом. Уолш счел это «очередным доказательством, насколько далеко простирается влияние большевиков»[18].
Приезд остальных членов миссии привел к новым осложнениям. Центральные власти предприняли ряд усилий, чтобы задержать их в Крыму и не дать разъехаться по заранее намеченным станциям — в Москву, Ростов и Краснодар. Уолш потратил много сил на переговоры с властями, сталкиваясь с их постоянным упорством в стремлении оставить всех членов миссии в Крыму и с откровенной неискренностью, которую Уолш считал основной характерной чертой новой власти. Даже сам момент приезда миссии был связан, как им показалось, с недоразумением, быстро разрешившимся. Дело в том, что миссию никто не встретил, за что позднее крымские власти принесли свои извинения, сославшись на то, что власти в Москве не сообщили им о времени и месте прибытия Миссии. В действительности, еще загодя зам. наркома иностранных дел Лев Карахан отправил в Севастополь, куда первоначально ожидалось прибытие миссии, телеграмму о том, чтобы «никаких встреч» миссионерам не устраивали[19].
Эти постоянные небольшие препятствия сопровождали миссионеров на протяжении всей осени 1922 г. вплоть до декабря, когда положение католиков в стране сильно обострилось. Закрытие католических церквей в Петрограде поставило Уолша в сложное положение, вынудив его вмешаться. Это оказалось первым шагом Уолша, который вызвал большое раздражение советских властей.
Как писал сам Уолш главе российского католического духовенства архиепископу Яну Цепляку 11 января 1923 г., он «нашел способы, чтобы замедлить разворачивание нашей благотворительной деятельности, что наделало много шума в Кремле и уже привело к многочисленным переговорам со мной с их стороны»[20].
Сам Уолш резко изменил свое отношение к властям после известного процесса против архиепископа Цепляка и ряда других католических священников, состоявшемся в конце марта 1923 г., и казни одного из этих священников К. Будкевича[21]. Уолш немедленно сообщил о завершении процесса и приговоре в Ватикан и свою телеграмму успел отослать вовремя, так как власти почти сразу же наложили запрет на отправку телеграмм за границу, так что даже зарубежным корреспондентам не удалось это сделать. Насколько сильно власти были обеспокоены тем, какая именно информация попадет за рубеж, показывает весьма характерный эпизод. 12 апреля, то есть спустя 12 дней после казни Будкевича, глава группы салезианцев А. Симонетти отправился в Рим с полугодичным докладом о работе миссии. Несмотря на полученные в НКИДе сопроводительные письма, на границе у него конфисковали пакет, который он вез с собой. По словам Уолша, предусмотревшего подобное развитие событий, пакет не содержал ничего кроме отчета о работе, более важные бумаги Уолш отправил другим путем. Однако, хотя власти утверждали, что пакет находится в полной сохранности, получая его обратно, Уолш был уверен в том, «что он был открыт и тщательно изучен». «Это означает, что они подделали наши печати — это как правило сразу же делается в отношении иностранных миссий. Они отрицали, что пакет открывали, но у меня есть убедительные доказательства обратного»[22].
Позиция самого Уолша все больше менялась в сторону самой пессимистичной оценки возможности и целесообразности для Миссии продолжения работы в России. Особенно характерными для его положения в стране стали два казуса, о которых речь пойдет ниже.
Дело с медикаментами
Помимо той помощи, которую члены Миссии оказывали внутри страны, возникла и еще одна сторона благотворительной деятельности Ватикана, к которой Уолш имел отношение и которая сильно осложнила его отношения с советской властью. Сам Уолш считал это «показательным примером»[23] действий российских властей и «одним из наиболее прискорбных инцидентов»[24] в работе Миссии.
18 ноября 1922 г. уполномоченный представитель Российского общества Красного Креста в Италии Михаил Шефтель получил из Ватикана 1 млн лир для закупки медикаментов, необходимых для борьбы с тифом и другими эпидемиями, вызванными голодом и разрухой[25]. Это решение крайне удивило Уолша, который уже ранее «просил Ватикан не доверять медикаменты на 1 000 000 лир Российскому Красному Кресту»[26]. В качестве аргумента Уолш перенаправил в Ватикан письмо князя Валерио Пиньятелли, племянника кардинала Гранито Пиньателли ди Бельмонте (епископа Альбано), работавшего в России в качестве сотрудника Итальянского Красного Креста. Как утверждал Уолш (и как явствует из самого письма князя Пиньятелли[27]), «позорные случаи воровства и бесчестности вынудили Итальянский Красный Крест полностью прервать отношения с Российским Красным Крестом и передать остаток своих запасов Папской миссии в Ростове. Князь подал иски против соответствующих чиновников в российские уголовные суды. В целом вся эта история, — писал Уолш, — является проявлением крайней бессердечности и скандальной демонстрацией опасностей, о которых я предупреждал Ватикан»[28]. Суммируя сказанное в письме В. Пиньятелли, Уолш сообщал в Ватикан:
«1) Многие поставки, доверенные Российскому Красному Кресту, попросту исчезли бесследно, в частности 300 пудов муки.
2) Российский Красный Крест отпечатал таблички, где говорилось, что поставка — его собственный дар, а о том, что товары предоставлены в дар Итальянским Красным Крестом, не упоминалось вовсе.
3) Власти сообщили, что в одной больнице 60 младенцев нуждаются в питании и одежде, и князь Пиньятелли выделил соответствующий объем всего необходимого. Однако, проведя проверку, он обнаружил, что поставленным продовольствием пользуются только 9 детей, а остальное потребляют 65 русских работников. Он закрыл это учреждение.
4) Российский Красный Крест официально пообещал открыть пункт в Новороссийске, обеспечивающий питанием 1000 человек в день, и, под его гарантии, ему предоставлялось продовольствие из расчета 1000 рационов в день. Через два месяца, в течение которых Итальянский Красный Крест регулярно получал отчеты о распределении 1000 рационов в день, князь Пиньятелли выяснил, что на самом деле выдавалось не более 200 рационов, к тому же сильно уменьшенного объема, а остальные 800 просто разворовывались, и это воровство продолжалось 2 месяца.
5) Российский Красный Крест манипулировал поставками медикаментов таким образом, что получил для себя прибыль на сумму 2 790 000 000 рублей.
6) У Российского Красного Креста был закуплен определенный объем муки, но тот подделал документы так, что там значилась цена в 4 000 000 за пуд, однако агент, занимавшийся покупкой, засвидетельствовал, что приобрел муку по 3 000 000 за пуд, но советские власти заставили его сказать, будто он платил по 4 000 000. Разницу в размере 1 000 000 рублей за пуд прикарманили чиновники Российского Красного Креста»[29].
Уолш был уверен, что Российский Красный Крест, получив 1 млн лир от Ватикана, поведет себя «точно так же, и результатом станет ущерб для нашей Миссии и международный скандал»[30]. «Как они могли отдать 50 000 долларов Российскому Красному Кресту после тех сведений, что в нем [письме В. Пиньятелли — Е. Т.] содержатся, — сокрушался Уолш, — me fugit»[31].
Опасения Уолша начали подтверждаться почти сразу же. Контрагент Ватикана в Германии, где Шефтель закупал медикаменты, сотрудник немецкой организации «Каритас» Генрих Винкен сообщал в Ватикан, что не может одобрить тот факт, что Шефтель купил бóльшую часть товаров у представительства РСФСР. «Сам он говорит, — писал Винкен, — что купил с выгодой, дешево. Однако есть подозрение, что это не так. Говорят, что закупленные партии хинина и сальварсана составляют часть малоценного старого запаса времен войны. <…> Также нам кажется странным, — замечал Винкен, — что д-р Шефтель, покупая товары, отказался от какой-либо консультации с германскими медиками и химиками. Немецкий Красный Крест, который раньше уже отправил несколько партий медикаментов в Россию, рекомендовал д-ру Шехтелю совершать покупки у общества трудовой солидарности “Reichsarbeitsgemeinschaft по химии" в Берлине. Директор этого общества г-н Эберт заявил, что готов предоставить требуемые товары наилучшего качества по умеренной цене. Но он отказался вести, в связи с покупкой медикаментов, частную сделку по продаже микроскопов. Поэтому д-р Шефтель не захотел продолжать с ним переговоры»[32]. «Доказано, — продолжал далее Винкен, — что д-р Шефтель, отправляя медикаменты в Москву, вместе с ними посылал свои собственные вещи. <…> Люди, которые работают в коммерческом представительстве РСФСР, почти все евреи. В Берлине мало доверяют их коммерческому поведению. <…> Д-р Шефтель тоже еврей и, как нам кажется, тоже заслуживает мало доверия. В Берлине он развлекался в очень сомнительных компаниях и, чрезмерно выпивая, потратил много денег. Он довольно сильно ругал католическую религию. Например, он сказал: “Кажется, папа полагает, будто он может за миллион лир обратить русского в католичество, но в этом весьма ошибается”. В некоторых фирмах д-р Шефтель называл себя “представителем Святого Престола”.
Много раз он пытался получить деньги, подаренные германскому Caritasverband[33], в свое свободное пользование. О том, каким образом он потратил сумму, переданную ему для нунциатуры в Мюнхене — речь идет о 50 000 лир, — он до сих пор не предоставил отчета. Из всего этого понятно, что д-р Шефтель — личность, заслуживающая мало доверия, на которую не следовало бы полагаться»[34].
В Германии Шефтель заявил, что в Москве хотел бы распределять медикаменты для отдельных регионов России совместно с представителем папской делегации. Но Винкен не доверял этому утверждению. «На основе большого опыта, связанного с предшествующими случаями распределения в России, — писал он, — мы рекомендуем добавить опытного врача, но не русского»[35].
Шефтель действительно писал Председателю Центрального комитета РОКК З. П. Соловьеву о том, что «присутствие Уполномоченного Ватиканской миссии в Краснодаре [Жана Капеллоса, как он полагал — Е. Т.] имеет особенное значение при прибытии медикаментов и решении вопроса распределения, ибо этот уполномоченный первый указал на необходимость оказания помощи. Его присутствие важно для дальнейшего оказания помощи»[36].
В действительности Ж. Капеллос был отозван Ватиканом уже 24 ноября 1922 г. В середине декабря Шефтель получил распоряжение от Соловьева ехать вместе с грузом в Москву[37]. Таким образом, груз с медикаментами прибыл в Москву 10 февраля и остался на складах Общества Красного Креста.
Более, чем месяц спустя, Воровский прислал Соловьеву тревожную телеграмму. «Из Рима сообщают: Ватикан получил сведения, что его миссия ни в Краснодаре, ни в Москве ничего не получила из присланных медикаментов. Недопускаю[38], чтобы обошли Ватмиссию, что подорвало бы всякие доверия к нам»[39].
Из Полпредства прислали Соловьеву и более обстоятельное письмо. «Было бы, конечно, большой ошибкой, — было сказано в письме, — если бы при распределении пострадало как раз представительство Ватикана и их работа. Именно в этом пожертвовании Ватикан проявил полное доверие к нам, предложил нам закупить медикаменты, платя по нашим счетам, но, разумеется, полагая, что мы дадим полную возможность его Миссии в России активно участвовать в раздаче населению медикаментов. Если бы эти его надежды не оправдались, было бы подорвано его доверие к нам, что, конечно, вряд ли было бы выгодно»[40].
Соловьев, однако, не собирался передавать медикаменты ватиканской миссии, позволив ей самостоятельно ими распоряжаться. На просьбу Уолша, последовавшую 19 марта[41], переправить медикаменты на склад ватиканской миссии[42], Соловьев ответил, что «на основании переговоров в Риме между д-ром Шефтелем и Ватиканом, щедрый дар последнего (1 миллион лир) предназначен был для непосредственной передачи Российской Республике в лице ее органов Народного здравоохранения (Народный комиссариат здравоохранения и Российский Красный Крест)...»[43].
Соловьев сообщил Уолшу, что может предложить ему лишь «назначить доверенное лицо для ознакомления с их хранением на складе и наблюдения за погрузкой их и отправкой по назначению»[44]. Таким образом, Соловьев отводил представителям ватиканской миссии роль лишь наблюдателей за распределением, осуществлением которого будут заниматься советские структуры.
О том, что распределение медикаментов происходит без участия Миссии, Уолш узнал с большим негодованием. «Российские власти без моего ведома или согласия, — писал он, — не дав мне ни малейшей возможности проконтролировать количество и качество содержимого (о чем Ваше Преосвященство телеграфировало мне через германское посольство), уже вскрыли ящики и отправили часть лекарств в отдаленные районы, в частности в Дагестан»[45].
Уолш направил в Ватикан и более подробный отчет о прибытии медикаментов. «Ящики разгружались под руководством доктора Шефтеля, — писал он, — но, поскольку их содержимое мне осталось неизвестным, я ничего не могу доложить о количестве и качестве того, что в них находилось. <…> Я три раза уведомлял Российский Красный Крест и доктора Шефтеля, что груз нельзя распределять или иным образом распоряжаться им, если мне не будет предоставлена возможность выполнить указания, полученные из Ватикана. <...> Я отправил письменный запрос об их перемещении на склад Папской миссии, где груз можно было бы разделить в соответствии с указаниями Вашего Высокопреосвященства, то есть часть отправить в Краснодар и часть оставить для Москвы. <…> Вместо ответа на это письмо я получил пространный документ, где мне сообщалось, что Российский Красный Крест и Министерство [так в тексте] здравоохранения сами занимаются распределением, без какой-либо помощи нижеподписавшегося. Там даже были указаны места, куда они отправляют лекарства, в частности Поволжье, Татарская республика, Крым, Дагестан, Туркестан, Грузия, Азербайджан, Армения, Сибирь, Башкирская республика, Петроград, Бухара, Хива и так далее и тому подобное — вплоть до Якутской республики, что расположена в Азии, недалеко от Японии. <…> Я в письмах и телеграммах не раз говорил об имеющихся у меня серьезных опасениях, если партия будет доверена организации, чья репутация оставляет желать много лучшего с точки зрения честности и надежности. <…> Если мне не удастся взять эти лекарства под контроль, чего я сейчас добиваюсь, боюсь, их можно считать полностью потерянными для Папской миссии. Тем не менее, я буду и дальше настаивать на выполнении намерений Святого Престола и распределении медикаментов в соответствии с пожеланиями их жертвователя. К сожалению, возможно уже слишком поздно, и стоит ожидать, что эта партия лекарств “всплывет” на открытом рынке, будет распродана местным аптекарям с целью наживы или передана медицинской службе Красной Армии»[46].
Уолш также с ужасом обнаружил, что Ватикан пытаются убедить в полном соответствии содержимого ящиков с полученной Шефтелем суммой, и делается это якобы от его имени. «Профессор Рой сообщил мне, что Вашим Высокопреосвященством была получена телеграмма за моей подписью, где говорилось, что стоимость полученных лекарств составляет 1 000 000 лир, — сообщал он в Ватикан 9 апреля. — Я не посылал такой телеграммы, так что это несомненная подделка, вероятно отправленная каким-нибудь чиновником из Красного Креста, чтобы прикрыть их скандальное поведение в случае с лекарствами. До настоящего времени я не смог возвратить нам даже половину лекарств»[47]. 25 апреля Уолш с сожалением писал в Ватикан, что выполнить пожелания Святого Престола по этому вопросу не может.
Прибывший в апреле на смену Капеллоса иезуит Джулио Рой констатировал в своем письме в Ватикан: «Опасаюсь, что мы не получим ничего или получим очень мало, так как Красный Крест в Москве, кажется, окончательно завладел медикаментами и уже распределил их по своему усмотрению. Я позабочусь о том, чтобы местная администрация в Краснодаре непосредственно осуществила давление на Красный Крест, и сам, насколько смогу, предприму действия в этом направлении с согласия проф. Уолша»[48].
Вместе с тем, в соответствии с указаниями Ватикана Уолш начал новый виток переговоров о том, чтобы Миссии была передана хотя бы половина полученных лекарств. Шефтель со своей стороны сообщил в Москву, что вопрос с медикаментами осложнился после казни К. Будкевича, однако в ходе его встречи с заместителем государственного секретаря, ответственным за русские дела, монс. Дж. Пиццардо, а затем и встречи Пиццардо с Воровским и было принято это компромиссное решение о том, что половина медикаментов останется на складах Красного Креста, а половина будет передана на склад Папской миссии. Согласно этому решению, распределение медикаментов должно было проводиться членами Папской миссии в тех местах, где находятся их станции, в других местах — российскими органами здравоохранения[49].
Рою показалось, что после телеграмм, направленных по результатам этого решения в Россию кардиналом Гаспарри и В. В. Воровским, вопрос решился. «4-го числа[50], — писал он, — я также был вместе с д-ром Уолшем у председателя Красного Креста, чтобы обсудить, как конкретно будут выполняться договоренности»[51].
Первый список, который якобы составлял половину, Уолш отверг. В июле 1923 г. Уолш получил от Российского Красного Креста новый список с утверждением, что теперь это действительно половина. «Но это ложь, — возмущался Уолш. — Поэтому мне пришлось отправить им вежливое уведомление: когда они действительно представят половину партии лекарств[52], я смогу их принять»[53].
Другие подробности этого дела Уолш сообщил в Ватикан лично во время своей поездки в Рим в конце июня — начале июля 1923 г. В соответствии с полученной информацией Дж. Пиццардо в конце июля сообщил Рою о том, что их станция все же получит часть медикаментов «особенно с учётом того, что первый запрос, в соответствии с которым Святой Престол произвёл закупку, поступил именно от профессора Капеллоса, в то время Папского представителя в Краснодаре. <…> Указанные лекарства включают значительное количество хинина, — писал Пиццардо, — и Вы могли бы запросить часть этих лекарств у профессора Уолша, учитывая малярию, которая свирепствует на Кубани»[54].
Эта переписка по поводу медикаментов продолжалась также и в августе. «Я установил простой, но непреложный принцип, — писал Уолш, — я не буду принимать лекарства, пока они не передадут ровно ту половину медикаментов, о которой договорилось Ваше Высокопреосвященство. Они представили несколько перечней, но каждый из них содержит меньше половины объема, причитающейся нам по указанию Вашего Высокопреосвященства. Самое абсурдное во все этом — то, что каждый список официально объявляется “половиной”. Потом, когда я отсылаю его назад с вежливым уведомлением о том, что в нем меньше половины, они передают мне новый, признавая, что удержали часть лекарств, и официально заверяя, что теперь в нем точно половина. Когда и этот перечень я возвращаю с вежливой запиской, что в нем по-прежнему нет половины, к нему добавляется еще несколько позиций. Это продолжается с апреля, и похоже, что их бесчестная натура просто не позволяет им отказаться от возможности каждый раз что-нибудь украсть. Пока в перечень не войдет ровно половина, — в соответствии с телеграммой Вашего Высокопреосвященства <…> — я буду отправлять их назад»[55].
Жалобы на Уолша, которыми засыпало советское руководство Ватикан через нового полпреда в Италии Иорданского (прибывшего в Италию в конце августа 1923 г.) включали в себя и недовольство тем, что Уолш отказывается принять на склад Миссии медикаменты, которые Красный Крест готов ему отправить.
Жесткая позиция Уолша заставила А. Симонетти написать в Ватикан о том, что «вопрос о лекарственных средствах <…> в конечном итоге сорвался без какой-либо надежды на предоставление льгот и с утерей всего материала»[56].
Уолш просил Ватикан освободить его от ответственности за эти лекарства. Между тем, руководитель к тому времени уже закрытой станции в Краснодаре Дж. Рой (группа иезуитов, работавшая на этой станции, перебралась в Ростов) постоянно сообщал в Ватикан о том, что регион особенно нуждается в медикаментах «я сказал бы даже в большей степени, чем в продуктах». Даже в октябре 1923 г. Рой напоминал о том, что «в Москве еще должны находиться ранее отправленные лекарства, в частности, та часть, которая была предназначена для нас и которую не смог забрать доктор Уолш по причине известных разногласий с Красным Крестом. Если бы удалось забрать эту часть (хотя бы пока не полностью), это оказалось бы для нас немалым подспорьем»[57].
Под градом жалоб Иорданского Ватикан дал указание Уолшу принять медикаменты и выдать расписку в их получении, не указывая в расписке, является ли эта часть половиной или нет. По-видимому, это все же не разрешило до конца вопрос. После отъезда Уолша, который был отозван Ватиканом 23 ноября 1923 г., вопросом медикаментов пришлось заниматься о. Герману, оставленному Уолшем в качестве руководителя Миссии. 4 апреля 1924 г. он заключил соответствующее соглашение с Соловьевым.
Таким образом, вопрос о медикаментах стал одним из темных пятен, которые постоянно омрачали деятельность Миссии практически на всем протяжении ее работы в России.
«Нехорошие квартиры»
Другим фактором, сопровождавшим работу Уолша в Москве в течение всего его пребывания в России, стал вопрос о помещениях, занимаемых Миссией.
В конце октября 1922 г. группа, работавшая в Москве, получила жилые помещения в бывшей резиденции германского посла (по адресу Денежный пер., д. 5), состоящие из шести отдельных спален с туалетами и ванными, одной большой столовой, одной отдельной кухни и одной приемной для встреч и бесед с посетителями. Последголом было выделено также помещение для жилья членов Миссии (на ул. Поварская, 44). Уолш, как явствует из его переписки с К. И. Ландером, от него отказался. Причины отказа пока установить не удалось точно, но можно предположить, что комнаты, предложенные Уолшу для жилья, были для этой цели не совсем пригодны, поскольку, как станет ясно из последующей переписки (почти год спустя) по поводу этих помещений, здание находилось в очень плохом состоянии, к тому же там размещались полномочные представительства РСФСР и УССР при всех заграничных организациях помощи голодающим[58]. Две комнаты были выделены Миссии и по адресу Никитская, 43, однако с этими комнатами тут же возникло недоразумение. Согласно описанию Уолша, члены Миссии, «возвращаясь как-то в 5 час. пополудни, нашли, что столы и письменные принадлежности убраны, и что какой-то другой господин со своим секретарем занял помещение. Выяснилось, что это же помещение предоставлено какой-то другой миссии»[59].
Уолш обратился с просьбой к Ландеру взамен комнат на Никитской предоставить в распоряжение Миссии дом по адресу Спиридоновка, 32, из которого выехал Медицинский отдел АРА. Хотя помещение было предназначено властями для детского дома, Уолш указал Ландеру, «что комнаты эти маленькие, и больше 125–150 детей ни в каком случае вместить не смогут, в то время как в качестве помещения для Католической Миссии дадут нам возможность оказывать помощь тысячам детей»[60]. Уолш поручился, что в случае передачи помещения Миссии дети будут «сыты, одеты и обуты всю зиму». Ландер согласился предоставить дом полностью в распоряжение Миссии, и в нем разместились контора, включавшая в себя также отдельные кабинеты для Уолша, Симонетти и Цигута и помещение для русских служащих. Однако Ландер поставил условием, что все расходы по ремонту, содержанию и оборудованию этого дома Миссия возьмет на себя.
Возникшая вслед за этим интенсивная переписка указывает на то, что Уолш был твердо намерен получить, согласно договору Советской России с Ватиканом, все жилье в бесплатное пользование, власти же стремились взимать плату за некоторые виды жилья и за услуги по его обслуживанию. Так, обсуждению подвергся даже, казалось, такой незначительный вопрос, за чей счет будет наниматься прислуга для уборки здания[61]. Еще более незначительный вопрос об оплате дров для отапливания служебных помещений Миссии встал в переписке в январе 1923 г.[62]. В переписке также возникает вопрос о выставленном счете за жилые комнаты в доме по адресу Денежный переулок, д. 5.
Ландер указывал на то, что дом по этому адресу по сути является гостиницей и в этой связи находится на особом положении, а все, кто в нем проживает (члены других миссий помощи), оплачивают свое пребывание. Заместитель Ландера Г. Хаскин рекомендовал Уолшу отказаться от этих помещений и перевести проживавших там салезианцев в дом на Спиридоновке, что вызвало возмущение Уолша, доказывавшего, что в очень небольшом по размерам доме на Спиридоновке «помещается контора и служебные помещения Директора Миссии и Московского Отдела Миссии»[63], а также там проживает комендант со своей семьей (всего 4 человека), и разместить там еще трех членов Миссии невозможно.
Вопрос об оплате комнат в Денежном переулке вновь возник в июне 1923 г., когда Ландер уведомил Уолша о ликвидации Последгола и одностороннем расторжении договора с Ватиканом. «Все это вместе составляет немалую сумму, — докладывал в Ватикан Симонетти, — если учесть, что только за четыре комнаты и кухню, которыми мы сейчас пользуемся, с нас запросили примерно сотню долларов в месяц. Общие расходы, которые сейчас составляют около 1 %, поднимутся до 10 или 12 %»[64].
После процесса над католическими священниками и казни К. Будкевича вопрос о продолжении работы Миссии некоторое время оставался в подвешенном состоянии, однако в июле Уолш получил указания Ватикана о продолжении оказания помощи России. Уолш стал подыскивать дом, который мог бы послужить штаб-квартирой для Миссии на последующие годы. По-видимому, речь шла о том, чтобы освободить комнаты в Денежном переулке, за которые власти стали вновь требовать плату, и дом на Спиридоновке и найти дом, в котором разместились бы все члены Миссии, а также Контора со всеми служащими. Реальность к тому же состояла также в том, что работа Миссии должна была быть сильно сокращена, поэтому сократилась и потребность Миссии в помещениях.
Уолш быстро сориентировался, поняв, что в связи с ликвидацией Последгола дом 44[65] на Поварской улице[66] будет освобожден, и получил разрешение его занять при условии, что он отремонтирует его и приведет полностью в порядок, поскольку дом был в очень плохом состоянии. Согласно договоренности, стоимость ремонта должна была быть ему зачтена в качестве арендной платы за ближайшие два года.
Недоразумения начались почти сразу же. Уже первого августа Уолш получил извещение о том, что его расходы на ремонт будут засчитаны не за два, а за один год. Уолш решительно, под угрозой упразднения Миссии, потребовал, чтобы первоначальное обещание было выполнено. Получив требуемые заверения, Уолш продолжил ремонт дома, но, когда готов был в конце сентября принять его, обнаружил, что в цокольном этаже продолжают проживать еще 11 человек. «Мне знакома эта тактика, — писал Уолш. — Они надеялись, что мы переедем в дом, не заметив, что в нижнем этаже комнаты отданы 11 коммунистам, и в результате шпионов и специальных наблюдателей, доносящих обо всем, что происходит в Папской миссии, у тайной полиции станет на 11 человек больше»[67].
1 ноября Уолш вернул властям контракт, уведомив их, что не может больше мириться с задержками и добился того, что из дома были выселены 9 человек, однако коменданта и его жену Наркоминдел выселить отказался, ссылаясь на то, что дело это не в компетенции Наркоминдела, а в ведении Бюро по обслуживанию иностранцев (Бюробина). Огромная переписка Уолша с Бюробином, Наркоминделом и другими структурами предоставляет исследователям увлекательнейшее чтение, из которого становится ясно, что советские власти желали во что бы то ни стало вынудить Уолша согласиться с присутствием коменданта[68]. «Это — весьма серьезный вопрос, — писал Уолш, — хотя власти и пытаются представить его как пустяшный. Я уже разъяснял, что согласно первому пункту контракта Ватиканской миссии должны быть переданы все комнаты в доме. На этот счет имеется четкая договоренность, так как я был полон решимости не допускать в помещения Миссии шпионов и информаторов, которые так отравляют жизнь иностранцам в России»[69].
По сведениям Уолша, затруднения такого рода возникали у многих глав иностранных миссий и посольств. Уолш сообщает прелюбопытные факты о том, как турецкий посол, силой выставив из своего дома подобного же коменданта, при осмотре дома обнаружил «провода и трубки, вмонтированные в стену и расположенные под полом таким образом, чтобы шпион мог подслушивать все, что говорится в комнатах посла»[70]. Такие действия, по сведениям Уолша, давно практикуются большевиками. 10 ноября правительство предъявило ультиматум, требуя от Уолша принять дом на условиях проживания там коменданта или немедленно освободить его. «Единственный ответ на эти неприемлемые условия, — писал Уолш в Ватикан — немедленная ликвидация [Миссии]»[71]. «Иностранцам и иностранным миссиям хорошо известно, — утверждал Уолш, — что первейшая обязанность этих так называемых комендантов — работать специальными агентами полиции и доносить властям о том, что происходит в миссиях и кто их посещает. Эта форма шпионажа за последний год стала столь несносной, что я считаю невозможным вести дела Святого Престола на таких условиях. Поэтому я сообщил Министерству иностранных дел[72], что мы подыщем собственного коменданта и гарантируем, что о помещениях будут должным образом заботиться. Поначалу они отказывались, но когда я решительно заявил, что не могу принять дом на каких-либо иных условиях, уступили, и мы наконец будем избавлены (в большей степени, хотя, конечно, не полностью) от шпионов»[73].
Уолш отказывался подписать акт о принятии дома Папской миссией до тех пор, пока там будет оставаться комендант, а также приложения к договору, составленные без его участия и нарушающие, по его мнению, отдельные пункты договора[74].
Любопытно, как описывает эти последние события салезианец П. Цигут. «Когда прибыла комиссия, уполномоченная Бюробиным (отдел по обслуживанию иностранцев), чтобы передать нам здание, профессор Уолш отказался принять его, ввиду того что один из пунктов приложений прямо противоречил одному из параграфов договора. Бюробин воспользовался отказом Уолша, объявил договор недействительным и дал нам три дня на то, чтобы освободить здание. Вслед за приказом нам тут же представили нового коменданта, большевика польского происхождения, которому была поручена охрана здания и приказам которого, в соответствии с официальным документом, подписанным самим Бюробиным, должны были подчиняться все лица, проживающие в здании. Председатель комиссии потребовал передать ему ключи, Уолш отказался. Новый комендант без нашего согласия тут же отправился осматривать все помещения, в мой кабинет и мою личную квартиру он входил, как хозяин. Осмотрев первый этаж, комендант отправился на второй, где находились кабинет и квартира профессора Уолша. Для себя он выбрал спальню Уолша»[75].
Важно отметить, что события, описанные Цигутом, освещены совершенно иначе в рапорте коменданта Бюробину от 19 ноября 1923 г.[76]. По версии коменданта, в комнате на втором этаже, которую он выбрал для себя, не было никакой мебели, кроме кровати (на которой, по всем признакам, еще никто не спал), и она казалась нежилой. Заперев эту комнату на ключ, комендант покинул здание по каким-то своим делам, а вернувшись обнаружил, что весь второй этаж заперт, а Уолш вместе с ключом от этажа отсутствует. Комендант несколько раз возвращался и только на третий раз застал Уолша. В этот раз, однако, на ключ оказалось заперто все здание. Разговаривать с комендантом вышел не Уолш, а Цигут, сразу сказавший коменданту, что ему может быть предложено только помещение в подвале, от которого комендант сразу же отказался, поскольку это помещение еще не было отремонтировано. Как представляется, комендант так и не был допущен в здание, но в дополнениях к договору (которые Уолш категорически отказывался признавать законными) пункт о том, что в здании будет проживать комендант, по-прежнему присутствовал.
После того как Уолш был отозван из России (23 ноября), П. Цигут, которому Уолш поручил продолжить переговоры с властями, сообщал в Ватикан о том, что Уолш в последний момент подписал договор, «но, к сожалению, с подписанием договора трудности не закончились»[77]. Во время визита к директору Бюробина Л. Гашкелю последний заявил Цигуту, что договор с Уолшем «уже объявлен им недействительным». Гашкель потребовал от Цигута заново подписать договор и на словах обещал уплотнить семью коменданта, оставив им только одну комнату, а в дальнейшем постараться сделать все, «чтобы они освободили помещение как можно раньше». «В этот момент нашей беседы, — взволнованно писал Цигут, — представив на миг Ватикан, нашу Миссию, затраченные деньги, тяжбу между Святым Престолом и государственными органами, а также суд в России, который мы, несмотря на всю нашу правоту, наверняка проиграем, я практически без колебаний, поверив его честному слову, его обещанию как можно скорее освободить помещение от этого семейства, принял здание и полагаю, что поступил правильно, и так полагают различные авторитетные лица, которым я рассказал о своих действиях в этой ситуации. Теперь дом на два года — в распоряжении ватиканской Миссии, а поскольку времена меняются, а вместе с ними меняются и люди, то, как знать, может быть это пойдет на пользу Церкви и ее чадам, к тому же Ватикан может в любой момент отказаться от здания и встать на путь, указанный отцом Уолшем, но я, находясь здесь уже полтора года, не разделял и не разделяю таких взглядов, ибо полагаю, что пользу католической церкви это не принесет, а вред будет большой»[78].
Хотя Цигут и писал, что дом будет в распоряжении Миссии еще два года, в действительности миссионерам не пришлось им пользоваться такой долгий срок. В сентябре 1924 г. Миссия окончательно покинула Россию. В случае предполагаемого соглашения Ватикана с Россией о допущении в Россию представителя Святого Престола, который и будет пользоваться упомянутым зданием, его планировалось оставить на хранение посольству Англии. «Если в пределах установленного срока [для ликвидации Миссии] не будет достигнута договоренность с Правительством относительно пребывания в Москве представителя Святого Престола, — писал глава краснодарской станции Миссии иезуит Дж. Рой, — предполагаю, что будет также трудно добиться, чтобы Здание осталось в распоряжении Святого Престола и чтобы Его уполномоченный его охранял»[79]. Как известно, подобного рода переговоры были начаты летом 1924 г. в Берлине[80]. Переговоры, однако, затянулись, и отъезд Миссии состоялся раньше, чем стал очевидным их итог.
Известно, что в конечном итоге английское посольство отвергло здание, что вызвало недоумение у Дж. Роя, после чего оно было обещано правительством шведскому послу[81]. Причины отказа посольства Англии пока установить не удалось, как и условия передачи, в том числе финансовые, новому владельцу.
Заключение
Возникает естественный вопрос: насколько отношение советских властей к Уолшу отражало их отношение к Миссии в целом.
Сам Уолш считал, что «все что оборачивалось против него, направлено против <…> миссии»[82]. Работавшие с ним салезианцы были уверены в обратном. Цигут, вступивший в переговоры относительно здания после отъезда Уолша, жаловался в Ватикан, что «ни у одного из учреждений, с которыми имел дело отец Уолш, не было и нет претензий к Миссии, претензии касались его лично»[83]. «Положение отца Уолша в глазах советских властей пошатнулось уже давно, — продолжал Цигут, — вот почему он не мог работать с пользой на благо Миссии и нашей Церкви в целом. Даже когда казалось, что удается добиться пусть небольшого, но успеха, этот успех выскальзывал у него из рук»[84]. По словам Цигута, Гашкель во время беседы с ним «разразился тирадой против Уолша, точнее, как он сам объяснил, против манеры отца Уолша вести дела…»[85].
Причины такого отношения властей Цигут описывал не слишком подробно, он лишь сообщил, что «в данный момент в России человеку из ордена иезуитов вести переговоры с правительством не проще, чем полякам, которых они (русские) считают своими злейшими врагами»[86]. Кроме того, Цигут передал в Ватикан слова посла Италии маркиза Патерно[87], по мнению которого Уолш «вел себя слишком высокомерно, <…> слишком по-американски и так далее»[88]. Патерно добавил, что «большевики ополчились не против Миссии, а лично против профессора Уолша, поэтому Ватикан правильно его отозвал»[89]. Цигут, сославшись не мнение авторитетных людей, убеждал Ватикан в том, что «профессор Уолш не пришелся ко двору, и мы понесли бы серьезный ущерб, если из-за одного человека, кем бы он ни был, будут бесповоротно разрушены отношения между Ватиканом и большевиками»[90].
Вероятно, в словах Цигута была и некоторая доля истины, так как мы знаем, что Уолш занял довольно жесткую позицию во всех обсуждаемых с властями вопросах после казни Будкевича. Также и Иорданский в Риме жаловался на то, что Уолш ведет себя немного жестко по отношению к советским властям и демонстрирует «несовершенное понимание славянского характера»[91].
Сам Уолш отвергал свою излишнюю жесткость и сетовал на то, что человеку, ведущему переговоры с советской властью, должны быть присущи «сверхъестественное терпение, способность сдерживать естественное негодование праведного человека перед лицом ежедневного мошенничества, бесчестности и плохо скрываемой ненависти к любым формам религии»[92].
В то же время нужно принимать во внимание и тот факт, что салезианцы с самого начала не сработались с Уолшем. Уолш не раз жаловался в Ватикан на то, что Симонетти слишком капризен и не желает мириться ни с какими неудобствами, неизбежными в тех условиях, в которых они оказались. По-видимому, здесь сыграло роль и соперничество орденов. Симонетти не хотел подчиняться Уолшу, как директору Миссии и утверждал, что их позиция как салезианцев должна быть более заметно артикулирована. «Наша деятельность, — писал Симонетти, — не обладала необходимой автономией, кроме того, ограничения, которые на нее накладывались, лишали ее какой бы то ни было не только личной, но и групповой индивидуальности. <…> Мы сюда пришли как Салезианцы и хотим сохранить эту нашу особенность»[93].
Особенно напряженные отношение сложились у Уолша с Цигутом, так что Уолш позволил себе по возвращении в Рим написать рапорт о поведении Цигута, жаловался на его грубость и жесткость по отношению к сотрудникам, на отказы подчиняться даже указаниям государственного секретаря, в том числе на отказ вернуться в Рим, отданный Ватиканом группе салезианцев. Уолш привел красочный пример поведения Цигута, грубо обошедшегося с «несколькими бедными православными священниками, которые пришли за подаянием в Миссию Вашего Святейшества. Однажды один несчастный православный священник в лохмотьях объяснял, что ему не на что кормить жену и пятерых или шестерых детей, — рассказывал Уолш, — и дом Цигут прилюдно и громогласно упрекал его: “Священники не должны жениться. Вам не следовало заводить детей. Именно русское духовенство в ответе за революцию и большевизм”»[94]. Уолш даже дезавуировал переданную Цигутом в Ватикан беседу с маркизом Патерно, сообщив что, «г-н Патерно просил меня при отъезде из Москвы забрать с собой дома Цигута, потому что считает его истеричным»[95].
По-видимому, орденские разногласия сыграли большую роль в тех претензиях, которые высказывали Уолшу салезианцы.
Недоразумения возникали у Уолша и с испанцами-кларетинцами, работавшими в Ростове[96]. Невозможно отрицать также и личную неприязнь, которую Уолш вызвал у некоторых членов Миссии.
Таким образом, по мнению миссионеров, работавших вместе с Уолшем в России, главные причины неприязненного к нему отношения со стороны властей заключались в его жесткой позиции в ходе различных переговоров, а также в его принадлежности к Обществу Иисуса. Сама Миссия, на их взгляд, не вызывала претензий со стороны советской власти.
В действительности, на наш взгляд, приведенные выше примеры показывают, что, хотя жесткая манера Уолша вести дела, проявившаяся после казни прелата К. Будкевича, и сыграла свою роль, но как Миссия, так и особенно ее директор Э. Уолш изначально подвергались постоянному давлению, усиливающемуся с течением времени, и испытывали те или иные затруднения.
Уолш, и как глава Миссии, и как человек, непосредственно контактирующий с властями, в том числе по вопросам, не связанным с работой Миссии, оказался под особенно пристальным вниманием и вызвал наибольшее недовольство как тем, что постоянно сообщал в Ватикан неблагоприятную для советских властей информацию, так и тем, что некоторым образом все же вмешивался во взаимоотношения властей с католиками в России[97]. Однако его отъезд лишь на время отсрочил отъезд всей Миссии, поскольку советские власти считали нежелательным присутствие в стране иностранной Миссии, к тому же состоящей из лиц духовного звания, и это в начальный период разворачивавшихся в стране религиозных гонений. «В основном именно через Папскую миссию правдивые известия доходили до внешнего мира, раскрывая в истинном свете большевистские гонения на религию»[98], — признавался Уолш. Несмотря на испытываемые в Ватикане надежды на то, что Миссии удастся закрепиться на территории России, по крайней мере на ближайшие годы, она была вынуждена покинуть страну уже в сентябре 1924 г.
Библиография:
- Аншакова Ю. Ю. Гуманитарная миссия АРА в Советской России: начало взаимодействия // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. 2009. Т. 11. № 2. С. 115.
- Архивы Кремля. Политбюро и церковь. 1922–1925. М., 1997. Т. 2.
- Беглов А. Л., Токарева Е. С. Судебный процесс над католическим духовенством 1923 г. в освещении посланца Ватикана в России // Электронный научно-образовательный журнал «История». 2018. Вып. 4 (68). URL: http://history.jes.su/s207987840002218-8-1 DOI: 10.18254/S0002218-8-1.
- Доммарко М. К. Эдмунд А. Уолш SJ и Католическая ассоциация социального обеспечения на Ближнем Востоке (CNEWA): основание и развитие папской организации // Христианство на Ближнем Востоке. 2020. № 4. С. 17–36.
- Козлов-Струтинский С., Парфентьев П. История Католической церкви в России. СПб., 2014.
- Латыпов Р. А. Помощь АРА Советской России в период «великого голода» 1921–1923 гг. [Электронный ресурс]. URL: http://www.relga.ru/Environ/WebObjects/tgu-www.woa/wa/Main%3Flevel1%3Dmain%26level2%3Darticles%26textid%3D864
- Осипова И. И. «В язвах своих сокрой меня». О Гонениях на католическую церковь в СССР. М., 1997.
- Осипова И. И. «Возлюбив Бога и следуя на ним…». Гонения на русских католиков в СССР. М., 1999.
- Петракки Дж. Папская миссия помощи России. 1921–1923 гг. // Россия и Ватикан в конце XIX — первой трети ХХ вв. СПб., 2003.
- Токарева Е. С. Проблемы статуса католической иерархии в переговорах СССР и Святого Престола в 1920-е гг. (на основе новых архивных документов) // Россия и Ватикан в конце XIX — начале ХХ вв. М., 2007. Вып. 2. 11. Токарева Е. С. Эдмунд Уолш, планы Ватикана и российская действительность 1922–1923 гг. // Российская история. 2020. Вып. 4. C. 188–204. URL: https://russian-history.ru/s086956870010787-6-1/ DOI: 10.31857/S086956870010787-6 12. Шпаковский В. Американская администрация помощи и ее борьба с российским голодом [Электронный ресурс]. URL: https://topwar.ru/172372-ara-protiv-goloda.html
- Dommarco M. C. Un compito eccezionale e rischioso. Il governo bolscevico e la missione della Santa Sede al tempo della carestia degli anni venti. Mosca e Seriate, 2020.
- Gallagher L. J., S. J. Edmund A. Walsh, S. J., A Biography. N. Y., 1962.
- Pettinaroli L. La politique russe du Saint-Siege (1905—1939). P., 2015.
- Trythall M. P. The Little Known Side of Fr. Edmund Wals. His Mission to Russia in the Service of the Holy See. Текст лекции, прочитанной в Джорджтаунском университете (США) в апреле 2009 г. [Электронный ресурс]. URL: https://www.academia.edu/3274191/The_Little_Known_Side_of_Fr_Edmund_Walsh_His_Mission_to_Russia_in_the_Service_of_the_Holy_See
- Trythall P. M. “Russia’s Misfortune Offers Humanitarians a Splendid Opportunity”: Jesuits, Communism, and the Russian Famine // Journal of jesuit studies. № 5 (2018).
- Trythall P. M. A Papal Envoy Among Bishops and Knights: Edmund Aloysius Walsh, SJ / Un inviato del papa nello scacchiere internazionale: Edmund Aloysius Walsh, SJ // Benedetto XV. Papa Giacomo Della Chiesa nel mondo dell' “inutile strage”. Bologna, 2017.
- Trythall P. M. An American in post-war Tokyo (1947–1948) Edmund A. Walsh, S. J. Visitation to the Jesuit’s Japanese Mission // Studi sull'Oriente Cristiano 22/1. 2018.
- Trythall P. M. Edmund Aloysius Walsh S. J.: la missio iraquensis // Studi sull’Oriente Cristiano. 14/2. Roma, 2010.
[1] Петракки Дж. Папская миссия помощи России. 1921–1923 гг. // Россия и Ватикан в конце XIX — первой трети ХХ вв. СПб., 2003. С. 185–259; Pettinaroli L. La politique russe du Saint-Siege (1905—1939). P., 2015.
[2] Gallagher L. J., S. J. Edmund A. Walsh, S. J., A Biography. N. Y., 1962; Trythall P. M. An American in post-war Tokyo (1947–1948) Edmund A. Walsh, S. J. Visitation to the Jesuit’s Japanese Mission // Studi sull'Oriente Cristiano 22/1. 2018; Trythall P. M. A Papal Envoy Among Bishops and Knights: Edmund Aloysius Walsh, SJ / Un inviato del papa nello scacchiere internazionale: Edmund Aloysius Walsh, SJ // Benedetto XV. Papa Giacomo Della Chiesa nel mondo dell' “inutile strage”. Bologna, 2017; Trythall P. M. Edmund A. Walsh S. J. and the Settlement of the Religious Question in Mexico // Archivum historicum Societatis Iesu. VoL. LXXX. Fasc. 159. 2011/I; Trythall P. M. Edmund Aloysius Walsh S. J.: la missio tiraquensis // Studi sull’Oriente Cristiano. 14/2 Roma, 2010; Trythall P. M. “Russia’s Misfortune Offers Humanitarians a Splendid Opportunity”: Jesuits, Communism, and the Russian Famine // Journal of jesuit studies. № 5. 2018. P. 71–96; Trythall M. P. The Little Known Side of Fr. Edmund Wals. His Mission to Russia in the Service of the Holy See [Электронный ресурс]. URL: https://www.academia.edu/3274191/The_Little_Known_Side_of_Fr_Edmund_Walsh_His_Mission_to_Russia_in_the_Service_of_the_Holy_See Токарева Е. С. Эдмунд Уолш, планы Ватикана и российская действительность 1922–1923 гг. // Российская история. 2020. № 4. C. 188–204. [Электронный ресурс]. URL: https://russian-history.ru/s086956870010787-6-1/ Доммарко М. К. Эдмунд А. Уолш SJ и Католическая ассоциация социального обеспечения на Ближнем Востоке (CNEWA): основание и развитие папской организации // Христианство на Ближнем Востоке. 2020. № 4. С. 17–36; Dommarco M. C. Un compito eccezionale e rischioso. Il governo bolscevico e la missione della Santa Sede al tempo della carestia degli anni venti. Mosca e Seriate, 2020.
[3] Archivio storico della II sezione della Segreteria di Stato (già Congregazione per gli Affari Ecclesiastici Straordinari — AA.EE.SS.); Archivio Archivium Romanum Societatis Iesu (ARSI); Archivio Centrale Salesiano: Edmund A. Walsh, SJ Papers, Georgetown University Library Booth Family Center for Special Collections, Washington, D.C., Collection GTM-GAMMS239.
[4] См., например: Латыпов Р. А. Помощь АРА Советской России в период «великого голода» 1921–1923 гг. [Электронный ресурс]. URL: http://www.relga.ru/Environ/WebObjects/tgu-www.woa/wa/Main?level1=main&level2=articles&textid=864 Шпаковский В. Американская администрация помощи и её борьба с российским голодом [Электронный ресурс]. URL: https://topwar.ru/172372-ara-protiv-goloda.html; https://studbooks.net/548523/istoriya/pomosch_inostrannyh_organizatsiy и др. материалы.
[5] Аншакова Ю. Ю. Гуманитарная миссия АРА в Советской России: начало взаимодействия // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. 2009. Т. 11. № 2. С. 115.
[6] Archivio Centrale Salesiano. ASC. D-543.
[7] Архив внешней политики Российской Федерации (далее — АВП РФ). Ф. 04. Оп. 59. П. 419. Д. 56870. Л. 94.
[8] Архивы Кремля. Политбюро и церковь. 1922–1925. М., 1997. Т. 2. С. 171–172.
[9] Archivio Centrale Salesiano (далее — ASC). D-543.
[10] Edmund A. Walsh, SJ Papers, Georgetown University Library Booth Family Center for Special Collections, Washington, D. C., Collection GTM-GAMMS239 — (далее Walsh, SJ Papers). Box 6. Folder 383.
[11] Об этом см. отдельную главу в книге М. К. Доммарко: Dommarco M. C. Un compito eccezionale e rischioso… P. 172–192.
[12] Хотя некоторые письма Белокостольского свидетельствуют о том, что это не всегда была так.
[13] Archivio storico della II sezione della Segreteria di Stato (già Congregazione per gli Affari Ecclesiastici Straordinari, далее — AA.EE.SS.). Fondo Pro Russia. Sc. 62. Fasc. 314. F. 26rv.
[14] Галлахер приехал в Россию в качестве помощника Уолша и числился в составе АРА, как первоначально (весной 1922 г.) и сам Уолш.
[15] См. письмо Уолша Гаспарри от 22 августа 1922 г. Walsh, SJ Papers. Box 6. Folder 381.
[16] AA.EE.SS. Fondo Pro Russia. Sc. 63. Fasc. 315. F. 518.
[17] В то время его родной городок был в составе Италии.
[18] Walsh, SJ Papers. Box 6. Folder 381.
[19] АВП РФ. Ф. 98. Оп. 6. П. 4. Д. 9. Л. 43.
[20] Walsh, SJ Papers. Box 6. Folder 383.
[21] Беглов А. Л., Токарева Е. С. Судебный процесс над католическим духовенством 1923 г. в освещении посланца Ватикана в России // Электронный научно-образовательный журнал «История». 2018. T. 9. Вып. 4 (68) [Электронный ресурс]. Доступ для зарегистрированных пользователей. URL: https://history.jes.su/s207987840002218-8-1/ (дата обращения: 19.05.2018). DOI: 10.18254/S0002218-8-1; Осипова И. И. «Возлюбив Бога и следуя на ним…» Гонения на русских католиков в СССР. М., 1999; Осипова И. И. «В язвах своих сокрой меня». О гонениях на католическую церковь в СССР. М., 1997; Козлов-Струтинский С., Парфентьев П. История Католической церкви в России. СПб., 2014; и др. работы.
[22] Walsh, SJ Papers. Box 6. Folder 384.
[23] Уолш — Гаспарри 25 апреля 1923 г. Walsh, SJ Papers. Box 6. Folder 384.
[24] AA.EE.SS. Fondo Pro Russia. Sc. 63. Fasc. 315. F. 602–604.
[25] Государственный архив Российской Федерации (далее — ГАРФ). Ф. 3341. Оп. 6. Д. 319. Л. 22.
[26] Archivium Romanum Societatis Iesu (далее — ARSI). Russia. 2001-V-88.
[27] Walsh, SJ Papers. Box 6. Folder 383.
[28] ARSI. Russia. 2001-V-88.
[29] ARSI. Russia. 2001-V-88.
[30] ARSI. Russia. 2001-V-88.
[31] «Моему уму непостижимо» — лат. ARSI. Russia 2002-I-26
[32] AA.EE.SS. Fondo Pro Russia. Sc. 75. Fasc. 350. F. 22–27.
[33] Организации «Каритас».
[34] AA.EE.SS. Fondo Pro Russia. Sc. 75. Fasc. 350. F. 22–27.
[35] AA.EE.SS. Fondo Pro Russia. Sc. 75. Fasc. 350. F. 22–27.
[36] ГАРФ. Ф. 3341. Оп. 6. Д. 319. Л. 51. Письмо Шефтеля Соловьеву 27 дек. 22 г.
[37] ГАРФ. Ф. 3341. Оп. 6. Д. 319. Л. 29.
[38] Так в тексте.
[39] ГАРФ. Ф. 9501. Оп. 5. Д. 45. Л. 33.
[40] ГАРФ. Ф. 9501. Оп. 5. Д. 45. Л. 31.
[41] Уолш писал Шефтелю 19 марта 23 г.: «Никакое распределение упоминаемых медикаментов не может быть начато, пока не будут выполнены распоряжения, сообщенные мне Ватиканом» (ГАРФ. Ф. 9501. Оп. 5. Д. 45. Л. 38).
[42] ГАРФ. Ф. 9501. Оп. 5. Д. 45. Л. 29.
[43] ГАРФ. Ф. 9501. Оп. 5. Д. 45. Л. 29.
[44] ГАРФ. Ф. 9501. Оп. 5. Д. 45. Л. 32 и 32 об.
[45] Walsh Papers. Box 6. Folder 384. Меморандум Уолша от 9 апреля 23.
[46] AA.EE.SS. Fondo Pro Russia. Sc. 63. Fasc. 315. F. 654–655.
[47] Walsh, SJ Papers. Box 6. Folder 384.
[48] ARSI. Russia, 2002-II-48.
[49] АВП РФ. Ф. 98. Оп. 7. П. 6. Д. 10. Л. 18–19.
[50] 4 мая 1923 г.
[51] ARSI. Russia, 2002-III-6.
[52] В тексте слова, выделенные курсивом, подчеркнуты.
[53] Walsh Papers. Box 6. Folder 385. Уолш — Гаспарри. 19 июля 23.
[54] AA.EE.SS. Fondo Pro Russia. Sc. 62. Fasc. 314. F. 19.
[55] Walsh Papers. Box 6. Folder 386. Уолш — Гаспарри. 24 авг. 23.
[56] ASC. D-543-II.
[57] AA.EE.SS. Fondo Pro Russia. Sc. 62. Fasc. 314. F. 34 rv.
[58] Этот факт, однако, требует еще дополнительных разъяснений, поскольку не удалось установить точно месяц, когда это помещение было занято полномочными представительствами. Возможно, что комнаты были предложены Уолшу еще до того, как полномочные представительства заняли это здание. Плохое состояние помещения, однако, не вызывает сомнений.
[59] AA.EE.SS. Fondo Pro Russia. Sc. 63. Fasc. 315. F. 680–681.
[60] AA.EE.SS. Fondo Pro Russia. Sc. 63. Fasc. 315. F. 452.
[61] AA.EE.SS. Fondo Pro Russia. Sc. 63. Fasc. 315. F. 666, 670 rv., 680–681.
[62] AA.EE.SS. Fondo Pro Russia. Sc. 63. Fasc. 315. F. 773.
[63] AA.EE.SS. Fondo Pro Russia. Sc. 63. Fasc. 315. F. 535.
[64] ASC. D-543-II.
[65] Особняк И. А. Миндовского, который с 1922 г. занимали полномочные представительства РСФСР и УССР при всех заграничных организациях помощи голодающим.
[66] В 1923 г. переименована в улицу Воровского.
[67] Walsh, SJ Papers. Box 6. Folder 387.
[68] АВП РФ. Ф. 04. Оп. 59. П. 419. Д. 56870. Л. 49, 50, 51, 56–57, 61–62, 67, 68, 69, 70–71, 72, 73, 74, 75–76, 79, 83; Walsh, SJ Papers. Box 6. Folder 387.
[69] Walsh, SJ Papers. Box 6. Folder 387.
[70] Walsh, SJ Papers. Box 6. Folder 387.
[71] Walsh, SJ Papers. Box 6. Folder 387.
[72] Так в тексте.
[73] Walsh, SJ Papers. Box 6. Folder 387.
[74] АВП РФ. Ф. 04, Оп. 59. П. 419. Д. 56870. Л. 67.
[75] ASC. D-543-II.
[76] АВП РФ. Ф. 04, Оп. 59. П. 419. Д. 56870. Л. 75–76.
[77] ASC. D-543-II.
[78] ASC. D-543-II.
[79] AA.EE.SS. Fondo Pro Russia. Sc. 62. Fasc. 314. F. 59 rv.
[80] См.: Токарева Е. С. Проблемы статуса католической иерархии в переговорах СССР и Святого Престола в 1920-е гг. (на основе новых архивных документов) // Россия и Ватикан в конце XIX — начале ХХ вв. М., 2007. Вып. 2. С. 147–180. 2 п.л.
[81] В здании разместилась сначала Шведская миссия, а затем вплоть до 1970-х гг особняк являлся резиденцией посла Швеции в СССР.
[82] ASC. D-543-II.
[83] ASC. D-543-II.
[84] ASC. D-543-II.
[85] ASC. D-543-II.
[86] ASC. D-543-II.
[87] Гаэтано Патерно ди Манки ди Биличи, представитель Италии в России с 13 октября 1923 г. по 2 февраля 1924 г.
[88] ASC. D-543-II.
[89] ASC. D-543-II.
[90] ASC. D-543-II.
[91] Walsh, SJ Papers. Box 6. Folder 385.
[92] Walsh, SJ Papers. Box 6. Folder 384.
[93] ASC. D-543-II.
[94] Walsh, SJ Papers. Box 6. Folder 387.
[95] Walsh, SJ Papers. Box 6. Folder 387.
[96] ARSI. Russia. 2001-V-63.
[97] Можно для примера привести отзыв об Уолше, направленный Ландером Чичерину 22 августа 1923 г. Уолш, по словам Ландера «подбирал все факты могущие быть им использованными в Ватикане против нас. <…> он все время так же как и англичанин Гибсон вел политику разрыва и прекращения помощи…». Далее Ландер приводит многочисленные факты якобы провокационного и враждебного поведения Уолша. (АВП РФ. Ф. 04, Оп. 59. П. 419. Д. 56870. Л. 26–28).
[98] Walsh, SJ Papers. Box 6. Folder 387.
Источник: Токарева Е. С. Приключения иезуита в России: как советская власть боролась с о. Эдмундом Уолшем (1922–1923 гг.) // Электронный научно-образовательный журнал «История». 2021. T. 12. Выпуск 8 (106) [Электронный ресурс]. URL: https://history.jes.su/s207987840016690-8-1/ (дата обращения: 29.09.2021). DOI: 10.18254/S207987840016690-8