Расскажите, пожалуйста, о своих впечатлениях о личности Патриарха Пимена, о Патриархе Пимене как о человеке. Что Вам больше всего запомнилось? Вначале представьтесь, пожалуйста.
Протоиерей Георгий Студенов, благочинный храмов Михайловского округа, настоятель храма Архистратига Михаила в Тропареве — Патриаршего подворья, настоятель подворий в Подмосковье — храма святителя Николая в селе Никольское Одинцовского района и храма Георгия Победоносца в Семхозе, Сергиев Посад, и других храмов в благочинии, которые на настоящий день не имеют настоятеля, чьи обязанности я выполняю по положению благочинного.
Я выпускник семинарии 1975 года и заочного отделения академии 1981 года. Мне посчастливилось быть иподиаконом Святейшего Патриарха Пимена с 1972 по 1975 годы. В 1975 году я закончил семинарию, был рукоположен во диакона Святейшим Патриархом 6 апреля, им же 1 июня был рукоположен в сан иерея. О Святейшем всегда добрая память, когда совершаю службу — одним из первых вспоминаю, безусловно, Святейшего Патриарха, у которого многому научился за годы иподиаконства и которого помню как выдающегося человека той эпохи.
Тогда я, молодой человек, с трепетом смотрел на Святейшего. Для меня это была такая величина. Тому возрасту было свойственно замечать, видеть, но, может, не всегда правильно чувствовать. Сейчас я пытаюсь осмыслить его взгляд, его уход в себя, некоторое напряжение. Я понимаю, что человек отвечал за Церковь в то непростое время. А обязанности, которые на него были возложены самой Церковью, старался исполнять так, как должен был. К его вере можно было прибавить и то традиционное, что он старался хранить и передавать другим. У каждого Патриарха остается своя школа — школа времени Первосвятителя, которая налагает на целое поколение определенный стиль. В этом году 35 лет, как я в сане, и я стараюсь как могу хранить те традиции богослужения, которые заимствовал у Святейшего Патриарха.
Он служил красиво, обладал замечательным тембром голоса, дикция была великолепная — этому хочется подражать. Не у всех такие возможности есть. Он часто уходил в себя на службе. Наверное, это было обусловлено тем, что бремя его Патриаршей власти не было простым: время тяжелое, отношения власти с Церковью еще только-только становились терпимее, после долгих лет безбожия в нашей стране и попыток эти отношения сделать такими, какие они были в прежние времена между Церковью и государством.
Мы знаем из истории, что беспечальных, безоблачных времен не было. Было время благоденствия Церкви, но обязательно были какие-то искушения: революции, смены власти, различные нестроения в обществе… Всегда это так или иначе отражалось на состоянии Церкви и всего народа. То время, которое пережил Святейший Патриарх Пимен и его поколение, его сверстники вспоминают как время испытания веры. Я думаю, они испытания вынесли достойно, передав нам твердость, убежденность в своей правоте, свое незлобие, свою любовь.
Мне, тогда молодому человеку, было очень важно и интересно присутствовать рядом или издалека смотреть на Патриарха, видеть и чувствовать, что ты рядом с ним, помогаешь ему в службе. Это давало ощущение, что тебе тоже выпала ответственная роль. Поэтому дисциплина… Мое послушание было — держать крест предносной и облачения. Надо было их чистить от пятен масла, которые попадали, от воска, следить, чтобы облачения были выглажены; и нужно было стоять по струнке перед Царскими вратами. Как у Могилы Неизвестного Солдата стоят часовые — примерно так же иподиаконы часами на службах выстаивали, понимая свою ответственную роль на богослужении. Это и на последующие годы дало чувство ответственности. Иподиаконское послушание имеет очень большое значение: позволяет многих увидеть людей, рядом быть и брать благословение, молиться. Мы видели и покойного Патриарха Алексия II, для нас, молодых, рядом и близко виделся и чувствовался теперешний Патриарх Кирилл. Жизнь поколений проходила на наших глазах. Мы чувствовали это — единое биение пульса времени, происходящего в Церкви, происходящего вне Церкви, в государстве.
Потом я работал в Хозяйственном управлении [Московской Патриархии — ред.]. Многие годы отделяют меня от послушаний, которые я нес как иподьякон-студент. Шли годы, я уже служил на одном, потом на другом приходах, выполнял определенные церковные послушания более высокого ранга. Со Святейшим приходилось встречаться, но это уже были другие отношения… Святейший в последние годы, как говорится, не блистал здоровьем — возраст, силы оставляли его. Потом я был референтом Управления делами Московской Патриархии, где также приходилось видеть его. Конечно, (виделись с Патриархом — ред.) на богослужениях, когда Святейший мог возглавлять то или иное торжество церковное. Ну и в быту: в его кабинете, потом, когда он выходил во двор. Сложился определенный круг людей, которые опекали Святейшего. Это были люди верные, преданные, любящие, которые ему помогали. Последние годы были тяжелыми из-за состояния его здоровья.
Вспоминаю те мгновения, которые открывали в нем человека в состоянии забот. Его взгляд, который останавливался на чем-то или пробегал, выражал внимание заботливого отца. Это всегда чувствовалось. Вспоминается его благословение мне как его иподиакону на венчание. Мы с моей будущей супругой пришли к нему в кабинет, он дал существенную по тем временам денежку, которую я старался сохранять как священную реликвию, пока не пришлось по необходимости потратить: «Эти деньги мне дал Святейший Патриарх!» Дал так деликатно, в конверте, с улыбкой — как отец благословил. Достал иконочку преподобного Сергия, которой и благословил нас с Ольгой. Икона та — священная память о покойном Патриархе. Самые добрые чувства об этом человеке.
В 1990 году 3 мая я был на работе в Патриархии, в этот день проходил Священный Синод. Днем, до обеда, одна из матушек подходит к Лидии Константиновне Колчицкой (секретарь-делопроизводитель Московской Патриархии — ред.), что-то сообщает. Лидия Константиновна в растерянности подходит и говорит: «Отец Георгий, Святейший скончался. Доложите об этом Священному Синоду». Тогда мне выпала такая миссия. Я с робостью, с волнением постучал в двери, где проходило заседание Священного Синода, испросил прощения и разрешения объявить, что скончался Святейший Патриарх Пимен. Тогда все встали и направились в покои Святейшего Патриарха. У меня до сегодняшнего дня особое такое чувство осталось — тогда мне пришлось переносить Святейшего Патриарха с кровати на стол. Уходящие тепло жизни этого человека осталось у меня на кончиках пальцев. Когда я вспоминаю его, то почему-то сразу пальцы наполняются каким-то особым теплом. Я не знаю, что это, наверное, это связано с тем ощущением, которое повторяется каждый раз, когда я вспоминаю эти трагические, скорбные минуты. Тогда все плакали, не могли удержать слез, видя, что Святейший Патриарх ушел, оставил нас…
Потом были похороны, была дорога из Москвы в Сергиев Посад, где мы встречали Святейшего, держались за гроб, когда обносили вокруг Успенского собора. Все это осталось в памяти… То, что было при жизни, — хранится в сердце как чувство, ведь жизнь господствует над смертью, поэтому Святейший часто представляется живым. Посмотришь на фотографию — вспоминаются его жесты. Однажды он попросил поправить лампадку. Тогда в Елоховском соборе вместо огоньков с маслом попробовали поставить лампочки. Он говорит: «Георгий, иди, там одна мигает». Я подошел, взял, и она совсем погасла. Я извинился. «Ну ты так взял, кто так делает? Ты так вывернул ее, конечно, она погасла». — «Простите».
Помню, в день моего венчания мы собрались рядом со Святейшим: «Ваше Святейшество, время пришло вашим иподиаконам из гнезда вылетать, благословите с Вами сфотографироваться». Осталась фотография: нас 12 иподиаконов… Смотришь на фотографию — до слез. То было время молодости, юности. Многих уже нет, многие почили в Бозе. Здоровье, молодость, красота этого мира больше привлекали, чем какие-то проблемы. Но они чувствовались, особенно когда ты принял сан: нужно было устроиться на приход, пройти регистрацию — все это начинало пониматься по-другому… А когда мы были в непосредственной близости со Святейшим — это юность, особенный жизненный период. Он воспринимался особо в лучах и красоте Святейшего Патриарха Пимена. Я благодарен Богу, что мне Господь послал такое послушание, которое во многом отразилось на всей моей жизни. Слава Богу! Вечная память Святейшему Патриарху! Думаю, что любовь к нему у живущих еще его современников — такая же верная, преданная, живая. Все, когда вспоминают о Святейшем, о многом задумываются. Когда нахлынет чувство временности, думаешь — когда-нибудь встретимся снова со Святейшим…
Несколько слов об отношении Святейшего Патриарха к духовному образованию, к студенчеству.
Об этом он никогда не говорил — о степенях, насколько люди образованны, насколько их уровень отвечал его требованиям. Святейший смотрел не на уровень образования, а по духовным качествам ценил человека. Это очень важно. Когда кто-то кичится своей образованностью, это всегда выдает в нем человека строптивого, заносчивого, горделивого. Но образование нужно. Вот проповеди Святейшего были очень короткие, но всегда такие емкие по содержанию. Лаконизм его проповедей поражает. Человек мог сказать о самом главном. Многие считают достоинством проповеди ее продолжительность, эмоции чрезмерные. У него была убедительность в словах, он в каждом слове был уверен на 100%. Я помню проповеди: они оставляли глубокий след в каждом. А по образованию люди разные были, даже из круга иподиаконов и служащих в соборе священников, да и в других храмах, где приходилось служить.
Время быстро летит, но 50-е, 60-е, 80-е годы недалеко были от страшного времени войны — разруха, закрытие и разрушение храмов… Все это люди пережили, в себя еще прийти не могли, но происходило восстановление материального и духовного плана. Много людей в храмы ходили всегда, и Пасха, и Рождество были праздниками для всего народа…
Учебу, конечно, Святейший приветствовал. Желанным гостем он всегда был в московских духовных школах. Думаю, само время диктовало необходимость расширять школы, потому что впоследствии, как гром грянул, мгновенно произошел переворот в обществе — изменение взглядов, отношений. В Москве было 46 храмов на тысячелетие Крещения Руси (1988 г.), а на сегодняшний день — почти 700. Почти в 15 раз больше. Столько духовенства нужно, и духовенства образованного. Сегодня это особо важно. Были условия, которые негласно ставились перед священниками в то время: благополучное служение, проповедь Слова Божьего — ни вправо, ни влево, ни одно слово не должно быть намеком против режима. Конечно, священники и тогда говорили, как сейчас: использовали метод притч, иносказательно многие вещи давали, говорили об обычных человеческих отношениях, а подразумевалась проблема безбожия, отсюда и другие проблемы вытекали.
Многие приходили тогда учиться, думали, что учеба в семинарии сразу предоставляет право на все блага, какие есть на земле. С сожалением я вспоминаю этих людей. Когда я поступал, некоторые даже «Отче наш» не знали. Их семья послала учиться. Они уступали очередь на дежурство в спальне, чтобы не ходить на службу… Такие люди сразу отсеивались. Многим повезло, они были приняты на учебу, и Господь сопровождал их по жизненному пути, наставляя через таких святых людей, которые и в моей жизни имели значение, выдающихся архипастырей, святителей, которых мы вспоминаем, — Святейшего Патриарха Пимена, его предшественника Патриарха Алексия I. Я его тоже помню, потому что с детства ходил в храм.
На моих детских глазах менялись личности. Эпоху я воспринимал по рассказам, которые в моей памяти основывались на реальной, правдивой и пережитой многими, кто был в ссылках и лагерях, истории. Я на Волгу ездил к ссыльным матушкам. Для меня была история с детства такой правдивой, понятной, к которой нужно было себя готовить. Последовать, подобно им, этим крестным путем. Сегодня время благоденствия, золотое время, но оно не сулит нам, что эта безмятежность будет всегда. Чем благополучнее время, тем больше всяких искушений, испытаний. Поэтому надо держаться всегда принципов, быть верным, чувствовать обязанности, нести крест и не забывать, что ты за все отвечаешь перед Богом. Все эти уроки жизни мы заимствовали от людей, которые нас воспитывали.
Касаясь личности Святейшего Патриарха — он постоянно был в таком внутренне-сосредоточенном внимании на том, чего мы не видим. Думаю, это была внутренняя молитва, которую он творил, потому что руки перебирали четки.
В чем еще проявлялась монашеская настроенность Патриарха Пимена, о которой говорят практически все, кто с ним общался?
На картине «Русь уходящая» на переднем плане личность, которую каждый может зрительно анализировать. Монах — он стоял пред Богом один на один, отвечая за все свои поступки, за всю свою жизнь. Монах — тот, который молится за весь мир. Это удел монашествующих — отказаться от себя, отрешиться от всех мирских забот и предать себя молитве. Святейший всегда пребывал в молитве. Когда он молился, молились все, молились так, думаю, что сердце открывалось в тех словах, которые произносил в молитве человек. У монашествующего всегда черная, темно-синяя одежда — это внешнее. А что у человека на сердце? Как говорит апостол Павел: «Ибо кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем» (1 Кор. 2:11). Его дух только может сказать о себе.
Вы упомянули о связи Патриарха Кирилла, тогда молодого архимандрита, епископа, и Патриарха Пимена. Это действительно одно время. Можете подробнее рассказать, пожалуйста?
Очень трудно здесь сказать подробно. Сейчас это трудно вспомнить. Нынешний Патриарх уже тогда, это было трудно скрыть, подавал большие надежды. О нем много говорили. Он всегда был на постах ответственных, на прорыве, на социальных, политических, религиозных форумах. Какая твоя забота думать, кто будет следующим Патриархом. Но личность всегда можно увидеть…
Вопрос сначала по теме, потом нет. Каково отношение Патриарха Пимена к церковному пению в общем и к архимандриту Матфею (Мормылю) в частности? Может, какие-то характерные истории из их общения? Расскажите об отце Матфее.
Об отце Матфее — я его помню еще молодым. Говорят сейчас, что недавно с отцом Матфеем все попрощались, но невольно вспоминаешь прежде всего его молодые годы. Мы бегали гурьбой верующих мальчишек и девчонок по Лавре от службы к службе, из храма в храм. Такие люди, как отец Матфей, уникальны. Его хор всегда поражал. Его надо было слушать внимательно. Тетка у меня была строгая, всегда заставляла забывать, что ты ребенок: «Ты пришел молиться, вот и давай. А выйдешь из храма, там будешь бегать». Это пение я помню с детства. Конечно, я мало что понимал, а то и совершенно ничего не понимал, разбирал слова, но знал некоторые молитвы наизусть — «Символ веры», мог «Херувимскую» подпевать про себя. Мы же повторяем, когда молимся. Это уже свойство такое — повторять, не отрешаться своим внутренним миром от того, что происходит за богослужением, а соединяться. Величие — так звучали песнопения.
Чаще приходилось быть в Трапезном храме, поближе к хору, там спрятаться можно, присесть. Сколько с детства себя помню, в Лавре приходилось бывать почти каждую неделю — всегда на глазах отец Матфей, который мне казался богатырем, руки его мощно управляли, волна огромная шла. Такая мощь. Это дар Божий, это огромнейший талант.
Святейший Патриарх Пимен обладал тоже музыкальным слухом, можно сказать, в совершенстве. Когда он исполнял сольно, особенно в Великий пост, «Се жених грядет в полунощи», другие песнопения — все замирали, это было особое священнодействие. Думаю, этот дар был не бременем для этих людей, потому что они полностью отдавали его Богу. Кто-то в свое время, обладая и голосом, и музыкальным даром, уходил из Церкви. Потом приходил. Когда я на Неждановой служил (храм Воскресения Словущего в Брюсовом пер. в Москве — ред.), некоторые известные басы из Большого (театра — ред.) приходили, говорили, что вынуждены были в тяжелое время уйти из Церкви. Но Господь не отвергает кающегося, тем более кто вере и правде всю свою жизнь отдал — Богом будут вознаграждены. А кто-то уже вознагражден — обрел благо непроходящее вечной жизни. Такие люди молятся за нас, мы их помним, они предстоят пред Престолом Всевышнего… Талант еще усугублялся внутренней силой веры, силой ощущения близости Бога. Молитва — это разговор с Богом, я думаю, что в своем разговоре эти люди были всегда честны, всегда открывали себя максимально.
Вы вспомнили об отце Матфее. А есть еще отец Марк (Лозинский), они с отцом Матфеем были друзьями с детства. Отца Марка я очень хорошо знал. Он всегда с большим теплом говорил об отце Матфее. Помню, в 1973 году на Рождество Христово отец Марк отслужил свою последнюю службу. После литургии мы с ним поехали навестить его отца в Тулу. А оттуда он уже не вернулся… (Отец Марк скончался в Туле в возрасте 33 лет после приступа сахарного диабета. — ред.).
Об отце Матфее. Когда мы ехали, отец Марк много рассказывал из переживаний студенческих, сколько они вместе пережили, испытаний всяких вынесли. Та эпоха богата на людей, которые вышли в мир бороться со злом и поодиночке, и все вместе.
Спасибо большое за интервью! Много интересного.