Митрополит Московский Филарет (Дроздов), несомненно, крупнейшая личность во всей 300-летней истории Московской Духовной Академии. Этот великий подвижник был связан с Московскими Духовными школами на протяжении большей части жизни — сначала как студент, затем как преподаватель и наставник и, наконец, как архипастырь. Его деятельность составила в истории Академии целую эпоху, на многие десятилетия задала тон и направление процессу развития духовной школы и стала основой для дальнейшего совершенствования русского духовного образования и русской богословской науки.

Конечно, святитель много сделал для развития и Санкт-Петербургской, и Киевской Духовных Академий, но именно Московская Академия стала его подлинным детищем, и неслучайно ее часто называли филаретовской.

В 1799 году Коломенская семинария, где тогда учился будущий святитель, в миру Василий Михайлович Дроздов, была переведена в Тулу. Ее воспитанники с разрешения Святейшего Синода отправились завершать образование в Духовных школах Московской епархии.

Василий сначала хотел поступать в Славяно-греко-латинскую академию, но, следуя воле отца, считавшего, что в Троицкой Семинарии образование солидней, а обстановка церковней, направился на учебу в лавру Преподобного Сергия.

Но в Троицкой семинарии, в то время действительно не уступавшей по уровню образования ни одной из четырех российских Духовных академий, невысоко ставили Коломенскую школу. Пришедших из нее зачисляли в низший, риторический класс, хотя Василий вышел из Коломенской семинарии учеником философского, т. е. предпоследнего класса. Его отец, зная глубину познаний сына, настоял на дополнительном экзамене. Об этом позднее митрополит Филарет вспоминал: «Вечером я пришел вместе с отцом к ректору Августину, который тут же в своих покоях заставил меня написать диссертацию на вопрос... о врожденных идеях. На это ничего не мог бы я отвечать по урокам своего прежнего наставника, но, роясь, когда учился в Коломне, в книгах своего отца, читал и учебник по философии Винклера. Там я получил об этом вопросе некоторое понятие. И моим ответом были довольны». Так Василий Дроздов был зачислен в философский класс.

Однако его приняли на казенное содержание, и ему приходилось снимать квартиру. А подыскать подходящее жилье было непросто: «Не знаю теперь, куда приклонить голову: не только на хозяйский кошт нигде не принимают, но и на свой — весьма мало. Там —  тесно, там — хозяин пьяница, там — беспокойно. Надобно жить на худой квартире или на улице. Беда! Если пойдешь на худую квартиру, и то за теснотою, то за шумом каким будешь терять время... Здесь не Коломна: потерять на квартире час времени — значит потерять почти целый день», — с горестью писал он родителям.

Переменив несколько неудачных квартир, студент обратился к префекту Семинарии с просьбой о принятии его на казенное содержание со взносом денег. Но его, усердного и способного студента, приняли и без взноса. Радостно было для Василия переселение в обитель. До конца жизни он сохранил благоговейную любовь к Лавре и к ее духоносному основателю.

В 1801 г. Василия Дроздова перевели в старший, богословский класс Семинарии. По тогдашней традиции кафедру богословия возглавлял ректор. Сначала это был архимандрит Августин, а затем, после его перевода в Спасскую академию, архимандрит Евграф, отличавшийся изрядной ученостью. Спустя годы митрополит Филарет очень высоко отзывался о последнем за то, что он один из первых «увидел нужду изучать отцов и изучал их» . «Отлично остр, прилежен и успешен», — охарактеризовал в свою очередь ректор архимандрит Евграф семинариста Дроздова.

Василий действительно учился прекрасно, и помимо основных богословских наук, изучал церковную и гражданскую историю, древние языки, медицину; не удовлетворяясь преподаваемым в классах объемом материала, самостоятельно и весьма углубленно занимался гомилетикой, латинским языком, психологией. В немногие свободные часы первых лет жизни в Лавре любимым развлечением прилежного семинариста был «апостольский труд» — ловля рыбы в Вифанских прудах. Позднее он увлекся шахматами, считая их, кроме прочего, прекрасным упражнением для ума.

В начале 1802 года Василия Дроздова назначили старшим над семинарской больницей. Уход за больными учил его сострадательной любви к ближним, наблюдение немощности и тленности телесной природы человека — постоянному памятованию о смерти. В апреле того же года последовало еще одно ответственное послушание: оценив незаурядный гомилетический дар студента, ему поручили чтение проповедей в Трапезной церкви Преподобного Сергия. 

На талантливого юношу обратил внимание митрополит Платон, проводивший тогда большую часть времени в Вифанском скиту неподалеку от Лавры. При встречах, случавшихся обычно в семинарской больнице, архипастырь подолгу беседовал с ним, все более и более привязываясь к нему. Василий в свою очередь отвечал архипастырю сыновней любовью. Благоволил молодому человеку и ректор Семинарии, хотя однажды тот вызвал у него сильное недовольство. Устраивая как-то чествование митрополита Платона в день его именин, архимандрит Евграф попросил своего студента написать по лаврскому обычаю в честь архипастыря стихи и разыграть вместе с другими семинаристами диалог. Стихи Василий написал, но от участия в диалоге наотрез отказался, заявив: «Это театральное представление, я не желаю быть актером» . Впрочем, к сочинению школьных виршей наделенный даром слова и безупречным вкусом семинарист тоже относился как к тягостной обузе. «Мне стыдно бывало писать, читать и слушать лаврские стихи: вот какое воспоминание оставила во мне лаврская поэзия», — писал он спустя годы своему другу по Семинарии епископу Гавриилу.

Когда обучение в Троицкой семинарии приблизилось к концу, перед Василием Михайловичем встал вопрос о выборе дальнейшего пути. Понимая опасности и искушения мирской жизни, он, однако вопреки желанию отца видеть его священником в родной Коломне, не чувствовал себя готовым ни к рукоположению, ни к монашеству. Получив при выпуске на пару с однокурсником Матвеем Знаменским отличный отзыв ректора («...по прилежанию, и по остроте ума, как и в других науках, так и преимущественно в поэзии они, без сомнения, лучше всех. Отличаются особенной скромностью»), Василий был представлен Архимандритом Евграфом на вакансию преподавателя греческого и еврейского языков в Семинарии. Митрополит Платон утвердил представление. Так началась педагогическая деятельность будущего святителя.

Начинающему преподавателю пришлось углубить знания по еврейскому языку и священной филологии. Зато по-гречески он переводил, говорил и писал совершенно свободно. Уроки он давал практически ежедневно. На занятиях по еврейскому языку его студенты, кроме прочего, переводили отрывки из Ветхозаветных Книг, для переводов же с греческого Василий Михайлович избирал творения особенно ценимых им отцов — святых Григория Богослова и Иоанна Златоуста. В 1806 году он был назначен на должность учителя поэзии. Тогда же московский владыка поставил его лаврским проповедником. При этом Василий Михайлович, молодой мирянин, читал проповеди в очередь с наместником лавры. Новая обязанность его тяготила. Вот что об этом он писал своему отцу: «она есть немалое бремя. Со столь малыми сведениями, а еще меньше опытностью быть проповедником и каждое произведение слабого пера подвергать суду такого мужа, который вдвое долее всей жизни моей наслаждается славою богослова и витии — сие одно могло б и не меня привести в недоумение». Тем не менее, митрополит Платон всегда с радостью открывавший новые дарования, в выборе не ошибся. Снискавший славу «русского Златоуста» архипастырь считал гомилетический дар своего избранника выше собственного. «Я пишу по-человечески, а он пишет по-ангельски», — говорил он. Еще через два года Василия Михайловича назначили читать курс высшего красноречия и риторики — одной из главных семинарских дисциплин.

Однако активная преподавательская и проповедническая деятельность не ослабила молитвенной настроенности молодого педагога. Мир и суета тяготили, Василий по-прежнему не мог определить свою будущность, его мучили сомнения. В 1806 году митрополит Платон советовал ему «избрать такой род жизни, в котором были бы единственным предметом науки...». Не зная, на что решиться, он полностью предал себя на волю Божию: «Может быть, это назовут легкомыслием, но я называю это доверенностью к Провидению. Если я чего-нибудь желаю, и мне встречаются препятствия в достижении предмета желаний, я думаю, что не случай толкнул их против меня, и потому без ропота медлю, и ожидаю, что будет далее», — писал Василий Михайлович отцу. Столь горячее упование не было посрамлено. В 1808 году он, наконец, почувствовал твердую уверенность в том, что его призвание — монашество. Мать одобрила намерение сына: «И хорошее дело, батюшка! Что супружество? Иной поживет и овдовеет... Ты хорошо вздумал». Вскорости митрополиту Платону поступило прошение: «Обучаясь и потом обучая под архипастырским Вашего Высокопреосвященства покровительством, я научился, по крайней мере, находить в учении удовольствие и пользу в уединении. Сие расположило меня к званию монашескому. Я тщательно испытал себя в сем расположении в течении почти пяти лет, проведенных мною в должности учительской. И ныне, Ваше Высокопреосвященство, милостивейшего архипастыря и отца всепокорнейше прошу Вашим архипастырским благословением совершить мое желание, удостоя меня монашеского звания».

16 ноября 1808 года в Трапезной церкви Преподобного Сергия Василий Дроздов принял постриг от руки наместника Лавры архимандрита Симеона. Его нарекли Филаретом — в честь святого Филарета Милостивого. Спустя пять дней митрополит Платон рукоположил новопостриженного монаха во иеродиаконы. Внутренним желанием постриженика было на всю жизнь остаться в Лавре Живоначальной Троицы, самой дерзновенной мечтой — служить когда-нибудь молебен у раки Преподобного Сергия. Но Промысел Божий уготовил ему другой путь.

В связи с проведением реформ в столичных Духовных школах Комиссия Духовных училищ затребовала в Петербург самых способных преподавателей из разных учебных заведений. Из Троицкой семинарии был вызван иеродиакон Филарет. Митрополит Платон не хотел отпускать его от себя, да и самого Филарета мысль об отъезде, скорее, огорчила. «Ты рад, — спросил архипастырь, — что тебя вызывают в столицу? — Нисколько. — А коли так, я отстою тебя... Подай же мне прошение, что ты желаешь остаться в Московской епархии! — Желал бы, да сказать этого не имею права. — Как? — изумился митрополит. — Я уже подал одно прошение о пострижении меня в монашество, произнося тогда обет послушания, отрекся я от своей воли и теперь другого прошения подать не могу». Митрополит Платон не смог отстоять своего любимца.

Позднее двух выдающихся иерархов — ученика и учителя — часто сравнивали, ставили в один ряд. Осмысляя судьбы и деятельность митрополитов Платона и Филарета, историк В. П. Виноградов писал в начале XX века: «В истории Русской Церкви на протяжении двух столетий среди ее деятелей есть только два имени, с которыми не может равняться по историческому значению ни одно другое: это Платон и Филарет, митрополиты Московские. Платон и Филарет — учитель и ученик, это как бы два великих солнца, перед которыми все другие деятели русской церковной истории нового времени только лишь звезды». Заметим, что Московская академия почти прямо перешла из рук митрополита Платона в руки митрополита Филарета, и эта преемственность, безусловно, способствовала развитию и процветанию академии.

Петербургский период жизни будущего архипастыря оказался чрезвычайно плодотворным. Столичное священноначалие и Правительство высоко оценили его энергию и знания. Уже в 1812 году в сане архимандрита Филарет был назначен ректором Петербургской Духовной академии, а в 1814 году — членом Комиссии духовных училищ. Ученая и педагогическая работа молодого ректора была исключительно напряженной. «Мне должно было преподавать, что не было мне преподано», — вспоминал он. Святитель стал одним из зачинателей масштабной реформы российской Духовной школы, предполагавшей не только обновление учебных курсов, но и введение русского языка в преподавание основных богословских дисциплин, до того читавшихся исключительно на латыни.

Деятельность Филарета — сначала как преподавателя и ректора академии, потом как архиерея и ревизора духовных школ — простирается от одной реформы до другой, от выхода в свет Устава 1814 г. до утверждения Устава 1869 г.

Необходимость реформирования духовного в начале XIX века была очевидна. Наполеоновские войны, особенно события 1812 г. стали потрясением, равного которому русское общество не знало со времени Петровских преобразований. «Гроза 12-го года» резко усилила религиозные настроения, которые, впрочем, стали развиваться не в духе Православия, а в направлении неопределенного мистицизма, масонства, сектантства.

В этих условиях разработка нового Устава духовных заведений имела огромное значение. Однако во главе Комиссии духовных училищ, занимавшейся Уставом, стоял мистик М. М. Сперанский, поэтому подготовленный им Устав был исправлен и дополнен сначала под руководством митрополита Феофилакта (Русанова), а затем — архимандрита Филарета.

Новый Устав, утвержденный в 1814 году, уделял особое внимание изучению древних языков и древней истории, особенно священной и церковной, познанию лучших образцов духовной словесности, и, наконец, богословию. Большое значение придавалось сочинениям и вообще письменным упражнениям учащихся. Поощрялось «возможно обильное чтение вне-учебных источников». Также требовалось, чтобы учителя и ученики «всегда держались на одной линии с последними открытиями и успехами каждой науки».

Согласно Уставу, Высшая Школа выделялась в самостоятельную учебную единицу с двумя двухгодичными курсами: в первом изучались в основном науки словесные и исторические, а во втором — философские и богословские.

После первого и оказавшегося удачным выпуска реформированной Петербургской академии Святейший Синод приступил к преобразованию академии московской. Составление проекта преобразования поручили архимандриту Филарету, который подготовил его в кратчайшие сроки — всего за полгода, несмотря на то что работал в одиночку.

В 1814 г. новый устав был введен и в Московской духовной Академии, которая, начиная с этого времени, на многие десятилетия стала творческой лабораторией, где создавались, применялись на практике и доводились до совершенства новые учебные программы и методы преподавания. Только здесь, под руководством и наблюдением просвещеннейшего митрополита Филарета, могли успешно осуществиться весьма смелые для того времени проекты и нововведения.

Протоиерей Георгий Флоровский писал, что «Филарет не боялся пробудить мысль, хотя знал о соблазнах мысли. Ибо верил, что эти соблазны преодолеваются и побеждаются только в творческом делании... Филарет всегда подчеркивал необходимость богословствовать, как единственное и незаменимое основание целостной духовной жизни».

Устав, введенный в 1814 году, не был свободен от недостатков, поскольку в его основе лежала компромиссная идея «примирения веры и знания», а программа отличалась многопредметностью, малодоступною для учащихся...». Требования Устава слишком часто оказывались практически неисполнимыми. «Устав требовал развивать не столько память, сколько разумение... И в преподавании преобладал формализм, риторика... Однако, все эти недостатки не обессиливали творческих порывов тогдашних поколений. Поскольку именно в это время росли и обучались те поколения, которым пришлось действовать в середине века и позже. В истории русского богословия, как и в истории русской философии, именно эта первая половина была временем решительным... В эту эпоху решался вопрос о самом бытии русского богословия» 

Первый выпуск реформированной Московской академии состоялся в 1818 году. В этот знаменательный год по поручению Комиссии духовных училищ епископ Филарет совершил ревизию Московской академии и других Духовных школ, находившихся на пути из Петербурга в Москву. Замечания, сделанные ревизором в ходе экзаменов, принесли Академии большую пользу. 

В 1821 году по определению Святейшего Синода архиепископ Филарет был переведен с Ярославской кафедры, которую он занимал после Ревельской и Тверской, на Московскую, которую возглавлял да конца жизни. Среди множества архипастырских обязанностей попечение о Духовных школах епархии было одним из самых отрадных, ведь, сам в прошлом профессор и ректор, он знал учебное дело до тонкостей. Бывший одним из основателей реформированной духовной школы святитель всегда оставался и ее убежденным защитником. Всякую же ностальгию по дореформенной школе он решительно отвергал. «Мы вместе с Вами учились в Лавре, — писал он своему другу по семинарии Епископу Гавриилу. — Что там завидного? Вся премудрость состояла в том, чтобы написать стихи к 18 ноября» (именины митрополита Платона..). 

Однако, и относительно новой школы архипастырь иллюзий не имел, замечая ее недостатки. Свой идеал образования и воспитания он изложил в проекте общежительного духовно-воспитательного заведения, составленном в 1828 году. Святитель писал: «Успехам истинно-духовного образования... важным препятствием бывает обыкновенно слишком близкое соприкосновение духовно-учебных заведений с миром, его обычаями, примерами и правилами». Митрополит Филарет предлагал создавать закрытые учебные заведения монастырского типа с общежительным уставом, дабы образование было «неразлучно соединено с непрерывным деятельным руководством к духовной жизни». Забота наставников должна сосредоточиваться на «душевном настроении воспитанников, на движении пробуждающейся мыслительности, на утончении совести их». Проект не был осуществлен, но идею органического сочетания богословского образования с религиозным воспитанием архипастырь стремился внедрить в жизнь в существовующих Духовных школах. 

В конце 1830-х годов обер-прокурор Н. А. Протасов вновь поставил вопрос о пересмотре уставов Духовных школ. Реализация замысла Протасова была чревата крайним упрощением семинарского образования. «Из семинарий поступают в священники по селам, — говорил обер-прокурор архимандриту Никодиму (Казанцеву). — Им надобно знать сельский быт и уметь быть полезными крестьянину даже в делах житейских. Итак, на что такое огромное богословие сельскому священнику? К чему нужна ему философия, наука вольномыслия, вздоров, эгоизма, фанфаронства? На что ему тригонометрия, дифференциалы, интегралы? Пусть лучше затвердят хорошенько Катехизис, церковный Устав, нотное пение. И довольно. Высокие науки пусть останутся в академиях». Всему духовному образованию Протасов предлагал придать направление, «сообразное с нуждами сельских прихожан». 

Митрополит Филарет и поддержавшая его Комиссиия Духовных училищ воспротивились проведению этой реформы. Но, настаивая на своем проекте, Протасов добился роспуска авторитетной Комиссии и замены ее Духовно-учебным управлением, подчиненным непосредственно ему. И все-таки полностью осуществить свой проект он не смог. Новые «Правила» изданные в 1840 году носили компромиссный характер, во многом благодаря отзыву, поданному митрополитом Филаретом, где святитель доказывал необходимость высокого богословского уровеня семинарского образования: «Священник, просвещенный в вере, благоговейный в богослужении, честный в жизни, с усердием, человеколюбием исполняющий дела своей должности для прихожан, не будет ниже их оттого, что мало сведущ в сельском хозяйстве... Опыт показывает, что священники более образованные оказываются малорасположенными заниматься земледелием, употребляя время на другие занятия по своей специальности, как-то: на поучение прихожан, на обучение детей, на увещания уклонившихся от Церкви; а у возложивших руку на рало часто выпадает из рук книга, и совершенство земледельца возрастает похищением от совершенства священника». 

Часто посещая Московскую духовную академию, митрополит Филарет хорошо знал ее жизнь и проблемы «изнутри» и всегда принимал деятельное участие в их решении. Рекомендации архипастыря касались всех сторон академической жизни. 

В частности, большое значение уделял он формированию преподавательского состава. Святитель мечтал о создании устойчивой богословской преемственности, не нарушаемой посторонними веяниями. Так, в письме обер-прокурору Н. А. Протасову он советует: «...кандидатов в ректора МДА и профессора богословских наук не должно искать далее здешней академии и здешних семинарий... В сих местах удобнее довершается академическое образование на службе, при большем против других мест обилии учебных пособий и значительности ученого и образованного общества...». 

Научную деятельность преподавателей московский владыка особо поощрял, много времени уделял просмотру и исправлению конспектов, поданных преподавателями Троицкой семинарии на соискание званий профессора и бакалавра в преобразуемой Академии. С удовлетворением отмечая высокое качество лекционных курсов, он неизменно побуждал преподавателей дорабатывать их до уровня учебных пособий, по которым можно было бы изучать богословие в новых высших Духовных школах. 

Вообще становление русской богословской науки было для святителя Филарета одной из приоритетных областей. Он сознавал, что развитие истинно православного богословия, не говоря уже о духовности в целом, возможно только в непрерывной связи со святоотеческой традицией. Но положение русского богословия осложнялось тем, что многие творения святых отцов вовсе никогда не переводились на русский язык, были малоизвестны и малодоступны. Решительным шагом к преодолению этого препятствия было издание переведенных на русский язык творений святых отцов, инициатором которого стал московский архипастырь. В 1842 году был создан печатный орган лаврской Академии — «Творения святых Отцов в русском переводе». Тогда же стало выходить и «Прибавление к изданию творений святых Отцов», где кроме самих текстов размещался богатый справочный аппарат и историко-филологические комментарии. В этом издании участвовали главные научно-богословские силы академической профессуры. Так в академии были переведены и изданы творения святых Афанасия Великого, Василия Великого, Григория Богослова, Григория Нисского, Кирилла Александрийского, Макария Египетского, Кирилла Иерусалимского, Ефрема Сирина, Исаака Сирина, Иоанна Лествичника. Кроме того, академия участвовала в переводе на русский язык Библии.

Митрополит Филарет сознавал важность научного и учебно-методического совершенствования преподавательской корпорации в деле развития академического обучения, его не покидала мечта о создании общества «ученых мужей», но к этому были препятствия: «Монашествующих долго не держат при академиях» (ибо замещают ими ректорские места и епископские кафедры), «светские же занимаются наукою, пока не женятся». Святитель предлагал формировать в Академии особое сословие «ученого монашества» (именно как ученого, а не как предназначавшегося для архиерейского служения): «...академические кафедры замещать монашествующими, и тех из них, которые окажутся способными и опытом засвидетельствуют ревность в науке и духовной учености, оставлять при академии навсегда для трудов ученых» . Такое представление было созвучно мысли, высказанной некогда митрополитом Платоном: «род жизни, в котором единственными были бы предметы науки».

Первенствующее значение московский владыка всегда уделял не Уставу, а людям академии: «...Недостаток не столько в Уставе училищ, сколько в исполнителях. Ректоры слабо смотрят за учением и поведением, а архиереи не довольно ревностны, от которых первый есмь аз... Мне кажется, нужнее поощрять и наставлять людей, нежели предписывать уставы...».

В отношении воспитанников семинарии Святитель Филарет был взыскателен. Об экзаменах он писал: «При испытаниях требуется показать не только хорошую свою память, но и высшие душевные силы, как-то: рассудок, правильность понятий и суждения, остроумие, равно как и приобретенную способность выражать свои идеи с легкостью на письме». «...Вопросы... расположить так, чтобы из ответов явствовало не то, умел ли ученик выучить наизусть, но обнял ли он умом своим то, что он знает, имеет ли он ясные понятия, имеет ли обозрение той науки и может ли дать отчет о своем знании и объявить основание оного». «Дабы лучше достигнуть сей цели, надлежит заставлять испытуемого опровергать сделанные ему возражения, распространять заданные темы или предположения, делать приложения оных, выводить последствия». Архипастырь сам предлагал студентам темы курсовых сочинений по интересующим его вопросам, часто присутствовал на экзаменах, лично задавал студентам вопросы, разумеется, нетривиальные. Если ответ его не удовлетворял, он сам давал пояснения. Эти ответы, глубокие по содержанию и блистательные по языку, зачастую превращались в краткие лекции, которые и студенты, и экзаменаторы слушали затаив дыхание. Бывали и курьезы: однажды на экзамене в родной святителю Троицкой семинарии некий юноша «отвечал по подсказке стоящего сзади суфлера. Внезапно встает митрополит из-за стола, берет собственноручно суфлера и выводит вон с гневным напоминанием, что «шепотник» по-гречески называется diabolos (диавол)».

Заботясь об успехах студентов в науке, владыка не забывал и об их нравственном облике, придавал большое значение богослужебной практике. «Как бы кто ни думал, для меня пение студентов в церкви было немаловажною частию их испытания, в котором чрез настроение звуков испытывалось настроение духа и умилением изрекалось одобрение чувства, не менее существенное, как и одобрение мысли» . Наставников он также побуждал заботиться о благочестии учащихся. Так в 1855 году он не оставил без внимания дошедший до него слух о запахе табака в студенческих комнатах: «Если против сего нет запрещающего предписания, то потому, что желательно было оказать доверие благоразумию людей уже не детского ума. <...> Скажут ли: предмет маловажный и не требует строгого внимания. Но вы почему же не откажетесь от маловажного предмета, а держитесь за него упорно... Маловажно ли сие слово: горе человеку тому, им же соблазн приходит? Отдаю сие на размышление ваше о вверенных вашему руководству», — писал он ректору архимандриту Евгению.

Еще одной заботой Святителя Филарета был подбор для Академии начальствующих и профессоров. Насколько внимательно и беспристрастно подходил он к этому вопросу, видно из его письма обер-прокурору графу А. П. Толстому, который, не соглашаясь с предложенной им кандидатурой архимандрита Саввы (Тихомирова), впоследствии архиепископа Тверского, в качестве ректора предпочитал ему внучатого племянника самого митрополита - архимандрита Игнатия (Рождественского), ректора Вифанской Семинарии. Мудрый архипастырь разрешил коллизию: «Жаль, - писал он графу Толстому, - что вы не изволили сказать о причине вашего сомнения. Может случиться, что есть такая, которой я не угадываю. Ректор Московской семинарии (архимандрит Савва) пред ректором Вифанской имеет старшинство по священству и по монашеству. Вифанский ректор правильный и спокойный администратор, это правда. Некоторые думают, что управление архимандрита Саввы менее обещает Академии согласия, какое в ней доныне между начальниками и наставниками господствовало. Не имею причины так думать <...>. Имею причину думать, что архимандрит Савва на академической кафедре сильнее будет, нежели Игнатий. А это важно. Сила ректора на кафедре увеличивает его силу в управлении. Требует внимания и то, что ректор Вифанской внук моей сестры. Хотя не мною будет он назначен в Академию, но конечно, более или менее будет это приписано мне; а это ущерб для избираемого. О ком думают, что избранием своим обязан частью достоинству, а частично покровительству, того менее уважают, нежели признаваемого избранным чисто по достоинству» . Владыка настоял на своей кандидатуре. 

Митрополит Филарет стремился к тому, чтобы между ректором Академии и наместником Троице-Сергиевой Лавры поддерживались добрые братские отношения. После назначения архимандрита Саввы ректором, он писал наместнику Лавры архимандриту Антонию: «Новый ректор просит меня поставить Вас с ним в доброе отношение. Его положение не без трудностей. Могут быть случаи, в которых ваш откровенный совет будет ему полезен». В то же время он писал и профессору Академии протоиерею А.В. Горскому: «К вам обращаюсь, потому что чаще встречаюсь с вами: а слово мое, вместе с вами, ко всему академическому собору. Примите с любовью нового ректора и сохраните мне утешение, которое всегда имел видеть вас, по возможности каждого, в единодушии пекущихся о истинном благе и достоинстве Академии». 

Выбору Святителя Московская академия обязана и таким выдающимся ректором, как протоиерей Александр Горский. Годы ректорства Горского (1862-1875) стали «золотым временем» в истории Московской Духовной Академии. При нем, в 1864 г. праздновали 50-летний юбилей реформированной Академии. Обозревая сделанное за этот срок, владыка Филарет в отчете по Московской епархии за 1863 г. с удовлетворением отмечал благотворное влияние академии на московское духовенство: «Духовенство столицы, составляемое из получивших академическое образование... в значительной степени преимуществует пред прочим духовенством Московской епархии как просвещением, так и нравственным характером... и сопровождается соответственным тому влиянием на прихожан...». 

До конца своей жизни продолжал святитель искать пути совершенствования учебного процесса. Уже на закате лет, в 1866 году, в письме по поводу выпускных экзаменов в Академии он высказал Святейшему Синоду несколько своих соображений об учебных пособиях: «Классическая книга должна содержать систематическое учение не в широком изложении, а по возможности в кратком, но полном значения и силы. Такая книга, не обременяя памяти, а сосредоточенными выражениями, требующими углубления, развития, уяснения, призывает действие ума... И тогда ум углубляет и утверждает в памяти преподаваемое учение, и оно может перейти в кровь и жизнь». 

Заботясь о духовном, митрополит Филарет не забывал и земном. Вне поля зрения талантливого администратора не оставалась ни академическая библиотека, ни смета расходов. Он учил подчиненных разумному хозяйствованию. Так, отвечая на прошение ректора о пополнении академической библиотеки и об утверждении сметы, превышающей сумму, которая ранее была обещана на нужды Академии, владыка замечал: «В чужой карман идти надобно с осторожностью. Если слишком много захватите, может случиться, что ударят по руке, и все просыплется, и в руке ничего не останется. Реестр книг кажется составленным не с тем только, чтобы иметь нужное, но и с тем, чтобы иметь как можно больше». 

На заботу и внимание митрополита преподаватели и учащиеся Московской академии отвечали сыновней любовью. В приветственном послании Академии по случаю 40-летия вступления на Московскую кафедру сказано: «Неусыпным взором ты следишь за всеми движениями мысли в области высшего учения и даешь немощному силу, благому - преуспеяние. Под твоим охранением процветало здесь любомудрие, послушное вере. Под твоим руководством и в уроках богословия всегда проповедовалась чистая истина Христова. Не было колебаний, не было «ей» и «ни», но всегда твердое «ей». Твоим указанием открыта в Академии возможность словом богомудрых отцов и своими учеными трудами содействовать духовному просвещению чад Церкви. Твой высокий пример, твои благовременные вразумления, твои всегдашние возбуждения и мудрые наставления сопровождают каждого из нас на пути его деятельности. Умолчим ли мы и о благосердном снисхождении твоем к нашим недостаткам и погрешностям, и об отеческом внимании к нуждам нашим... В твоих безмерных трудах мы видим обилие силы Божией». 

А ведь помимо Троицкой академии Митрополит Филарет с не меньшей заботой окормлял и две семинарии: Московскую и Вифанскую, под его надзором находились и приходские школы, в которых учились в основном крестьянские дети. В 1843 году святителем были составлены «Наставления для учителей церковноприходских школ», в которых предлагал «целью преподавания поставить не то одно, чтобы передать некоторые понятия памяти учеников, но то, чтобы в сердцах их утвердить православные понятия о Боге и Христе Спасителе... дабы учение сделалось в них основанием доброй и благополучной жизни». Считая церковно-приходские школы одним из самых надежных средств религиозно-нравственного воспитания, митрополит Филарет и всячески поощрял их открытие. 

Незадолго до кончины святитель на свои средства открыл первое в Москве учебного заведения для девиц из духовного сословия. Школа эта, располагавшаяся возле Красных ворот рядом с церковью святого Харитония впоследствии стала называться епархиальным женским училищем. Главной задачей училища архипастырь видел подготовку благочестивых, по-христиански просвещенных жен священнослужителей, которые бы могли стать верными и добрыми помощницами своим супругам. 5 августа 1867 года исполнилось 50 лет архиерейского служения митрополита Филарета. Этот юбилей стал большим событием. Имя митрополита возносилось за Литургией не только во всей России, но и на Православном Востоке. 

Сам же святитель в этот день молился в дорогой его сердцу Лавре преподобного Сергия.

Интресное свидетельство о митрополите оставил принимавший участие в торжествах Ф. И. Тютчев: «Маленький, хрупкий, - писал он, - сведенный к простейшему выражению своего физического существа, но с глазами, полными жизни и ума, он непобедимой высшей силой господствовал надо всем, что происходило вокруг него. Когда он отвечал, слышался как бы голос призрака. Губы его шевелились, но слова, вылетавшие из уст, были только веянием. Пред своим апофеозом он оставался совершенством простоты и естественности; казалось, что он принимает все эти почести только затем, чтобы передать их кому-то другому, чьим случайным представителем он теперь является. Это было прекрасно. Воистину то был праздник духа». 

Юбиляра поздравило множество почетных гостей. Обер-прокурор Синода граф Д.А. Толстой, зачитал высочайший рескрипт о предоставлении митрополиту Филарету права предношения креста за богослужением и вручил ему царские подарки: митру с крестом, драгоценную панагию и украшенные бриллиантами портреты трех последних императоров. Благодаря монаршую милость, святитель сказал: «Доложите государю-императору, что взыскиваемый всегда его милостями, я прежде говорил себе: я их не заслуживаю, но постараюсь заслужить впоследствии; теперь и этого сказать не могу: оставшееся мне время коротко, не успею». 

Действительно, земная жизнь святителя подходила к концу, но ожидал он его смиренно и спокойно. В эти закатные дни душа его была устремлена к вечности, а из всего земного владыку волновала лишь судьба паствы и дальнейший путь Православия в России. 

19 ноября 1867 года Митрополит Филарет скончался. В дни прощания с упокоившимся о Бозе владыкой в печати появилось много некрологов. И. С. Аксаков писал: «Митрополита Филарета не стало. Упразднилась сила, великая нравственная, общественная сила, в которой весь русский мир слышал и ощущал свою собственную силу, - сила, созданная не извне, порожденная помощью личного духа, возросшая на церковной народной почве. Отжита навек та величавая, долгая современность, что обняла собою пространство полвека... и как бы уже претворилась в неотъемлемое историческое достижение Москвы... Без этой силы, без этой славы какая пустота... почувствуется внезапно в Москве да и во всем русском церковном мире!.. Угас светильник, полстолетия светивший на всю Россию, не оскудевая, не померкая... Смежилось неусыпающее око мысли. Прервалось полустолетнее назидание всем русским людям - в дивном примере неустанно бодрствующего и до конца бодрствовавшего духа. Смолкло художественное важное слово, полвека, и более полувека раздававшееся в России, то глубоко проникавшее в тайны Богопознания, то строгой и мощной красотой одевавшее разум Божественных истин!..». 

Годы пребывания святителя Филарета на Московской кафедре, несомненно, были временем обновления и расцвета и церковной жизни, и духовного образования, в особенности - Московской Духовной Академии. Именно тогда к ней перешло первенство в прогрессе богословской мысли и церковной науки, именно тогда, когда в академии появилось широкое поле для ученой деятельности, расцвели такие таланты, как архиепископ Филарет (Гумилевский), протоиерей Александр Горский, протоиерей Феодор Голубинский, прославившие московскую богословскую школу.


1 Цит. по: Очерк жизнеописания Высокопреосвященнейшего Филарета, митрополита Московского и Коломенского. Изд. 3-е. // Православное обозрение. 1868. Август. C. 507-508.
2 Письма митрополита Московского Филарета к родным. М., 1882. C. 1-2
3 Цит. по: Очерк жизнеописания Высокопреосвященнейшего Филарета, митрополита Московского и Коломенского. С. 509.
4 Пензенские Епархиальные ведомости. 1868. № 2. С. 58.
5 Сушков Н. В. Записки о жизни и времени святителя Филарета, митрополита Московского. М., 1868, С. 34.
6 Цит. по: Владиславлев В. Ф. Филарет как истинный друг и товарищ. Тверь, 1894. с.17
7 Смирнов А., прот. Детство, отрочество, годы учения и учительства в Троицкой Лаврской семинарии митрополита Филарета. М., 1893. С. 49.
8 Письма митрополита Московского Филарета к родным. М., 1882. С. 79.
9 Пензенские Епархиальные ведомости. 1868. № 2. С. 62.
10 Письма митрополита Московского Филарета к родным. М., 1882. С. 73.
11 Там же. С. 82.
12 Письма Преосвященного Леонида, архиепископа Ярославского и Ростовского, к архимандриту Пимену, настоятелю Николаевского монастыря, что на Угреше. М., 1877. С. 137.
13 Пензенские Епархиальные ведомости. 1868. № 2. С. 64-65.
14 Сушков Н. В. Указ. соч. С. 277.
15 Виноградов В. П. Платон и Филарет, митрополиты Московские. СПб., 1913. С. 3.
16 Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. Париж, 1983 С. 172.
17 Журналы и протоколы заседаний Предсоборного Присутствия. Т. IV. Журналы заседаний V отдела. СПб, 1907. С. 45.
18 Флоровский Г., прот. Указ. соч. С. 231.
19 Цит. по: Владиславлев В. Ф. Указ. соч. С. 65.
20 Цит. по: Душеполезное чтение. 1906. Ч. I. № 3. С. 467.
21 Там же. С. 468.
22 Душеполезное чтение. 1906. Ч. I. № 6. С. 256.
23 Чтения в Обществе Истории и Древностей Российских. Кн. 2. 1887. С. 36-39.
24 Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. Париж, 1983. С. 206
25 Цит. по: Иоанн, еп. Сызранский. Жизнь и деятельность Филарета, митрополита Московского. Ч. 2. Куйбышев, машинопись, 1967. С. 275.
26 Филарет, митр. Московский и Коломенский. Собрание мнений и отзывов. Т. II. СПб., 1885. С. 177.
27 Цит. по:Н.Ю. Сухова. Участие святителя Филарета (Дроздова) в развитии академического богословия ХIХ века. Филаретовский альманах. Вып. 2. М.: Изд-во ПСТГУ, 2006. С. 66.
28 Письмо свт. Филарета к архим. Антонию от 09.03.1859 // Собрание мнений. Т. IV. С. 171.
29 Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. Т. I Ч. II. СПб., 1864, с. 1056. 
30 Цит. по: Иоанн, еп. Сызранский. Указ. соч. Ч. 2. С. 117.
31 Там же с. 52
32 Цит. по: Сушков Н. В. Указ. соч. Приложения. С. 125.
33 Цит. по: Савва, архиеп. Тверской и Кашинский. Хроника моей жизни. Автобиографические записки. Троице-Сергиева Лавра, 1899. Т. 2. С. 552.
34 Цит. по: Савва, архиеп. Тверской и Кашинский. Указ. соч. С. 561.
35 Там же.
36 Там же. 1901. Т. 3. С. 373-374.
37 Там же. С. 688.
38 Цит. по: Савва, архиеп. Тверской и Кашинский. Указ. соч. Троице-Сергиева Лавра, 1899. Т. 2. С. 625.
39 Цит. по: Иоанн, епископ Сызранский. Указ. соч. Ч. 3. С. 11.
40 Русский Архив. 1899. Кн. 3. Сентябрь. С. 163.
41 Цит. по: Иоанн, еп. Сызранский. Указ. соч. Ч. 3. С.184-185.
42 Цит. по: Владиславлев В. Ф. Указ. соч. С. 90.