Оккупационные румынские власти были склонны трактовать назначение епископом Бессарабской Церкви румынского епископа Никодима как своего рода коллективное наказание, наложенное на верующих молдаван. «Молдаване, – отмечено в передовой статье газеты «Ромэния ноуэ», выпускаемой в Кишиневе О. Гибу, бывшим резидентом королевского правительства в Бессарабии[1], – должны знать, что они виновны в этом, так как не решились отречься от русского архиерея, которого Румыния терпеть не может после того, как он охаял ее, будучи в Москве»[2]. Это было только начало. Епископ Никодим еще в 20-е годы, как отметил бывший член «Сфатул цэрий» П. Казаку, «национализировал все административные церковные службы»[3], изгнав русских священников и малорусов. С рядовыми священнослужителями румынские власти обходились еще более жестко. Монахинь монастыря Речула за участие в богослужении, проведенном на русском языке, румынские жандармы высекли розгами, а пожилого священника села Горешты, обвиненного в сочувствии крестьянам-участникам антирумынского выступления, они до потери сознания истязали мокрыми веревками; от пережитых мук священник сошел с ума[4]. Опасаясь подобной участи, члены Комитета освобождения Бессарабии – и священнослужители, и земцы, – бежали из Кишинева в Одессу.
Церковь в Румынии спешно консолидировалась. 4 февраля 1925 г. на Соборе Румынская Православная Церковь была провозглашена Патриархатом. Вначале этот акт рассматривался Константинопольской Патриархией как «умаление престижа Вселенского Патриарха в политических целях», но в дальнейшем выяснилось, что между Фанаром и Бухарестом было достигнуто негласное соглашение о даровании патриаршества взамен принятия Румынской Церковью новоюлианского календаря[5]. Законность акта от 4 февраля была подтверждена Томосом Константинопольского Патриарха от 30 июля 1925 г., дарующим Румынской Церкви статус патриархата[6].
Учреждение патриархата было одобрено румынским парламентом[7]. Государство законодательно оградило интересы Церкви. Согласно закону №97 от 6 мая 1925 г., Румынская Православная Церковь, исповедующая «религию большинства румын», провозглашалась (ст. 1) «доминирующей в Румынском государстве». Внешне церковная жизнь налаживалась и в Бессарабии. В 20-е – 30-е гг. в области было построено около 100 храмов, еще столько же обновлено. Число действующих храмов оставалось на уровне 1090, число монастырей и скитов – около 30. Имелось 1104 священников и 2400 монахов. Кроме Кишиневской семинарии, еще в 1813 г. основанной митрополитом Гавриилом (Бэнулеску-Бодони), были учреждены семинарии в Единцах и Измаиле, а в Кишиневе открыт богословский факультет Ясского университета. Но нравственная, духовная жизнь области, пережившей революционные потрясения и смену государственной и канонической власти, находилась в упадке[8]. А главное, Православную Церковь в Бессарабии сотрясал навязанный Бухарестом национально-политический конфликт.
С аннексией Бессарабии и подчинением Румынскому Патриархату бессарабский клир, как и большинство населения области, мирился с трудом. В 1918-1919 гг. прорумынские коллаборационисты сетовали, что «еще находятся священники, которые не только не хотят упоминать во время святой литургии короля, королевскую семью и Священный Синод, но и подстрекают народ к избавлению от румынской пакости. Нам пишут, что такие есть и среди священников молдавской национальности»[9].
Занимать патриотическую позицию некоторых священников вынуждала паства. По сведениям сигуранцы[10], в первые месяцы оккупации из уездов поступали сведения о том, что среди крестьян поднялась волна ненависти против священников и учителей, заговоривших по-румынски; сельские интеллигенты из этой категории бежали в населенные пункты, где располагались румынские войска[11].
Но в основном священнослужители были настроены к румынским властям оппозиционно. 8 февраля 1918 г. в помещении Епархиального управления священники провели совещание, на котором заявили, что «не желают присоединения церквей Бессарабии к церквам Румынии, поскольку не желают быть под властью румынского митрополита»[12]. Вот донесение агента политической полиции о епархиальном съезде, состоявшемся в Кишиневе 12-14 ноября 1918 г.: «Съезд постановил: принять меры против священников, прибывших из королевства, возбуждающих народ против бессарабских священников… Жандармы и вообще румыны должны относиться к священству более уважительно и не устанавливать плату за богослужения и требы без разрешения архиепископии, как делали во многих селах. Поскольку вмешательство властей в церковные дела производит болезненные недоразумения, им следует знать, что если молдавский язык сохраняется и сегодня, то этим обязаны только священникам, которые в царское время проводили службу на молдавском языке…»[13]. Полицейские службы доносили об уклонении священников, наряду с учителями и примарами (старостами – Н.С.) сел, от участия в проведении румынской пропаганды. «Честь имею довести до Вашего сведения, – докладывал в ноябре 1919 года начальник штаба корпуса жандармов, – что учителя и священники не оказывают жандармам в антибольшевистской пропаганде никакого содействия»[14]. Подчиняясь приказу, священники и учителя ходили на проводимые румынскими жандармами «собрания», но «только в качестве присутствующих, не участвуя в беседах»[15].
Эта ситуация была использована оккупационными властями как предлог к ускорению этнического гонения на бессарабское духовенство. Начало ему было положено насильственным ограничением использования русского языка в богослужении. Как в Румынии конца XIX века, когда после перевода письменности с традиционной кириллицы на латинскую графику было запрещено упоминать имена русских святых в молитвах. Из церквей власти изымали книги на церковнославянском языке[16]. Министерство культов и искусств Румынии предписало сделать это даже Свято-Вознесенскому Ново-Нямецкому монастырю в селе Кицканы, в котором располагался богатый фонд старинных книг, представляющих историческую и культурную ценность. Однако монахи спасли от расхищения и вероятного уничтожения древнейшие старопечатные и рукописные книги на русском, молдавском и греческом языках.
В Кишиневской духовной семинарии и духовных училищах Бессарабии Румынская Патриархия отменила преподавание русского и церковнославянского языков, желая, чтобы в области не осталось священников, способных проводить службу на этих языках. Не ожидая решений правительства и приказов командования, офицеры румынской полиции и армии «своей властью» запрещали священникам читать проповеди на русском языке. В сентябре 1924 г., не рассчитывая на покорность монахов в этом вопросе, командир дислоцированной в Бендерах жандармской бригады предписал кицканскому жандармскому посту добиться неукоснительного исполнения этого распоряжения в Ново-Нямецком монастыре. В Измаильском уезде, где русские и другие славяне составляли около 70 процентов населения, командующий румынскими войсками генерал Штирбеску запретил священникам проводить богослужение в отсутствие жандармов[17].
В начале 20-х годов требование проводить богослужение только на румынском языке было распространено и на чисто русские приходы. «Почти во всех церквах Бессарабии, даже там, где все население – русской национальности, – свидетельствовал в 1931 году руководитель бессарабского «Объединения русского меньшинства» Г.М. Цамутали, – богослужение на древнем церковнославянском языке было прекращено, а для проведения этих служб введен румынский язык. Священники немногих церквей, где был оставлен русский язык, были обязаны часть богослужения проводить на румынском языке. Все обращения русского населения о сохранении его права на национальную Церковь остались и продолжают оставаться и поныне безрезультатными»[18]. Не находя понимания у Румынской Патриархии, верующие прибегали к бойкоту богослужения на румынском языке. По национальным мотивам в нем участвовало и молдавское население. «Молдаване, – докладывала в 1919 году сигуранца г. Бельцы, – враждебно относятся к румынской администрации, избегают румынского духовенства […], священникам угрожают, когда они упоминают в храме имя короля»[19].
У бессарабского духовенства имелись серьезные основания для социального недовольства. Церковные учреждения, построенные на церковные же средства, румынским государством были у Церкви изъяты. У Бессарабской Церкви были отобраны земельные владения, а жалованье священников было по сравнению с временами развития Бессарабии в составе России урезано вдвое. Общественно и материально, утверждал в 1920 г. известный публицист священник Иеремия Чекан, «духовенство низведено ниже народного учителя»[20]. Поэтому сторонники автономии Бессарабской Церкви говорили, что румынские власти посягают на благосостояние епархии и духовенства и «стращают» клириков румынской кабалой[21]. Бессарабские священнослужители были возмущены попытками румынских военных управлять внутрицерковными делами. Большинство священников, включая молдаван, не приняло запрет на использование русского языка в богослужении и церковном общении. Что касается внутрицерковной жизни, полагает современный автор-румынист, в менталитет бессарабского священства, проникло представление о «свободе», т.е. «большевистская» идея о необходимости предоставить полные права священникам в ущерб власти епископа[22].
Политические обвинения в приверженности священнослужителей «большевизму» вряд ли имели основания. Движение за автономию возглавил священник Александр Балтага, бывший член «Сфатул цэрий», неформальный лидер бессарабского духовенства, уже 20 лет председательствующий на епархиальных съездах. Его поддерживал многочисленный актив. Влияние автономистов среди священников было столь велико, что священник Иеремия Чекан обвинил священника Александра Балтага и протоиереев Андроника, Бежана, Гавриловича в том, что они «под видом автономии Бессарабской Церкви создали в ней свое самодержавие»[23].
Запрету на использование русского языка в богослужении противились не только русские священнослужители, но и священнослужители-молдаване. Поскольку выступающие то и дело переходили на русский язык, на епархиальном съезде священников Бессарабии осенью 1919 г. председательствующий постоянно одергивал их, требуя говорить по-румынски. По этой причине 13 делегатов покинули съезд, а лидера церковных автономистов, бывшего члена «Сфатул цэрий», священника Александра Балтага и еще нескольких священников удалил со съезда председательствующий епископ Никодим. Мера не возымела ожидаемого действия. После этого, отмечено в реферате сигуранцы, дискуссия некоторое время велась на двух языках – румынском и русском, а потом – только на русском. И наконец по-русски заговорил и сам Никодим. 8 октября комиссия клириков предложила обеспечить в Епархиальном женском училище обучение на двух языках – румынском и русском. Директор училища Елена Алистар упрекнула священников в отсутствии у них румынского национализма. Священники, если и были националистами, то молдавскими, и к использованию русского языка относились лояльно. Возражений и, тем более, оправданий не последовало.
Несмотря на изгнание лидеров, священники-автономисты огласили на съезде свои требования. Священник Леу сообщил участникам съезда, что во главе Измаильского епархиального училища поставлен уроженец Старого королевства[24], и, протестуя против его назначения, все преподаватели-бессарабцы подали в отставку. Затем Леу огласил написанное ими письмо протеста и сообщил, что епископ Никодим проигнорировал протест. Священник Александр Балтага был заочно избран делегатом на съезд духовенства Румынии. Автономистом являлся и глава делегации священник Владимир Димитриу. Съезд одобрил представленные ими требования к Румынской Патриархии:
- Бессарабская Церковь должна быть автономной;
- архиепископом (кириархом) должен быть молдаванин;
- его надлежит избрать на Чрезвычайном съезде всего духовенства Бессарабии;
- Бессарабская Церковь должна иметь митрополию в Кишиневе.
Офицер сигуранцы, подводя итог докладу о съезде, рекомендовал начальству установить наблюдение за Александром Балтагой и еще шестерыми священниками, еще раз отметив их авторитет среди священников и влияние последних на верующих[25].
Священнослужители Бессарабии понимали, что Румынская Церковь выступает как учреждение Румынского государства, и это порождало среди них и капитулянтские настроения. «Теперь каждый из нас рассудит, – размышлял священник Иеремия Чекан, – если Бессарабии суждено навсегда быть с Румынией, то не будет ли борьба этой группы за автономию бесполезной? […] Всякая борьба бессарабцев с румынским правительством за какую-то эфемерную автономию только ухудшает положение жителей Бессарабии; она бесцельна и непроизводительна во всех случаях»[26]. Однако автономистам удалось нейтрализовать капитулянтов. Взгляды Чекана не нашли поддержки среди клириков. В то же время Румынской Патриархии требовалось создать видимость поддержки церковной аннексии священнослужителями Бессарабии. Епископ Никодим с этой задачей не справлялся. «Тогда, – отметил в мемуарных записках архимандрит Варлаам (Кирица), – установилось взаимное недоверие между представителями Бесс[арабской] Церкви и высшего духовенства и правящих политических кругов Бухареста»[27].
Никодим в этом был явно невиновен, однако уже в 1919 г. он был смещен скандальным образом: лишен кафедры, титула архиепископа и отправлен в Нямецкий монастырь, где стал настоятелем и посвятил себя богословским трудам и организационно-хозяйственной деятельности[28]. В 1920 г. на Кишиневскую кафедру был возведен архиепископ Гурий (Гроссу)[29].
Инициатива его выдвижения принадлежала автономистам, желавшим видеть во главе Бессарабской Церкви молдаванина. После удаления Никодима почетная делегация бессарабского духовенства выехала в Яссы, где в то время служил владыка Гурий, и просила его занять Кишиневскую кафедру[30]. Выбор этой кандидатуры также Румынским Патриархатом раскрывает перспективные планы Румынской Церкви. Гурий был главным среди клириков Бессарабии адептом румынизма. Летом и осенью 1917 г. он cостоял в «школьной комиссии», которая по указанию румынского политического резидента О. Гибу добивалась перевода молдавской письменности с традиционной кириллицы на румынскую графику. На съезде солдат-молдаван в октябре Гурий выступил против использования русского языка в образовании[31]. Митрополит Зарубежной Русской Церкви Евлогий (Георгиевский) писал о Гурии, что, несмотря на русское церковное образование, тот был воинственный румынский шовинист и приветствовал оккупацию Бессарабии. После захвата Кишиневской кафедры епископ Гурий был запрещен в священнослужении Русской Православной Церковью, к которой ранее принадлежал[32].
Впрочем, полного политического доверия к Гурию в Бухаресте не было, не существовало и уверенности в его способности держать под контролем бессарабский клир. Поэтому вес епархии в системе Румынской Церкви Синод постарался уменьшить.
Взаимодействуя при осуществлении оккупационной политики с румынской государственной администрацией, Румынская Церковь устроила в 1920-е гг. этническое гонение на бессарабских священнослужителей, исключила из богослужения и церковного обихода церковнославянский и русский языки, антиканоничным образом перевела богослужение с традиционного юлианского календаря на новый (григорианский), превратила церковные учреждения в инструмент румынизации населения Бессарабии. Однако превращение Кишиневской епархии Русской Православной Церкви в епархию румынскую было осуществлено ценой замены значительной части местного клира на румынский. Пропагандируя официальную идеологию Румынского государства – румынизм, отрицающий молдавскую национальную идентичность, навязывая верующим румынское национальное сознание и обязательное использование румынского языка, добиваясь исключения славянского языка из богослужения и разрыва бессарабских священнослужителей и верующих с Московским Патриархатом, Румынская Патриархия вошла в конфликт с местной общественностью, а в бессарабском духовенстве своими действиями спровоцировала раскол.
[1] A se vedea: Ghibu O. Pe baricadele vieţii în Basarabia revoluţionară, 1917-1918: Amintiri / Ediţie îngrijită, prefaţă, tabel cronologic, note, bibliografie şi indice de nume de О.Ghibu. Chişinău: Editura Universitas, 1992. 635 p.
[2] Romănia Nouă [Chişinău]. 1918. 10 iulie.
[3] Cazacu P. Zece ani dela Unire. Moldova dintre Prut şi Nistru. 1918-1928. Bucureşti: Universul, 1928. P. 232.
[4] Лунгу В.Н. Политика террора и грабежа в Бессарабии 1918-1920 гг. Кишинев: Картя Молдовеняскэ, 1979. С. 150; Борьба трудящихся Молдавии против интервентов и внутренней контрреволюции (1917-1920 гг.): Сб. докум. и мат. / Редкол. Н.В. Березняков и др. Кишинев: Картя Молдовеняскэ, 1970. С. 194.
[5] Шкаровский М.В. Православная Церковь Румынии и церковная жизнь на занятых румынскими войсками территориях с 1918 по 1940-е гг. Часть 1. [Электронный ресурс.] http://www.bogoslov.ru/text/637896.html (дата обращения: 8.03.10).
[6] См.: Скурат К.Е. Румынская Православная Церковь // История Поместных Православных Церквей: в 2-х т. Т. 1. М.: Русские огни, 1994. С. 205.
[7] По поводу этих решений, сообщает историк Мирча Пэкурариу, патриарх Мирон (Кристя) направил всем братским Православным Церквам письмо, в котором извещал об учреждении в Румынии Патриархата. Якобы от всех Церквей были получены в ответ братские поздравления (A se vedea: Păcurariu Mircea, pr., prof., dr. Istoria Bisericii Ortodoxe Romăne. Chişinău: Ştiinţa, 1993. Р. 420). От Русской Православной Церкви таких поздравлений, очевидно, не поступило. О каких-либо контактах Румынской и Русской Церквей в период с 1918 по 1944 гг. автор не упоминает.
[8] Иосиф (Павлинчук), иером. Кишиневско-Молдавская епархия в период с 1944 по 1989 гг. Ново-Нямецкий монастырь, 2004. С. 25.
[9] Сuvînt Moldovenesc. 1918. 3 august.
[10] Тайная полиция в королевстве Румыния, существовавшая с 1921 по 1944 гг.
[11] Stratan V., Gorun A. Moş Ion şi «Unirea». Chişinău-Iaşi, 2003. P. 146.
[12] Păcurariu Mircea, pr., prof., dr. Istoria Bisericii Ortodoxe Romăne. Chişinău: Ştiinţa, 1993. P. 426.
[13] Stratan V., Gorun A. Moş Ion şi «Unirea»… P. 86, 146, 147.
[14] Шорников П.М. Борьба за автономию Бессарабской Церкви… С. 89.
[15] Там же.
[16] Там же.
[17] Там же.
[18] Шорников П.М. Кризис Православной Церкви в Бессарабии… С. 94.
[19] Цит. по: Лунгу В.Н. Политика террора и грабежа в Бессарабии 1918-1920 гг. Кишинев: Картя Молдовеняскэ, 1979. С. 97.
[20] Шорников П.М. Кризис Православной Церкви в Бессарабии… С. 89.
[21] Там же.
[22] Enache G. Amestecul puterii politice în organizarea şi activitatea Bisericii Ortodoxe Romăne. Consideraţii istorice // Mitropolitul Gurie: misiunea de credinţă şi cultură. – Chişinău: Epigraf, 2007. P.286, 287.
[23] Цит. по: Шорников П.М. Иеремия Чекан, его «дело» и деяния // Русское слово. 2008. №14 (178). Апрель.
[24] Так называли тогда Румынию в границах 1913 года – без Трансильвании, Бессарабии и Северной Буковины, аннексированных после окончания Первой мировой войны.
[25] Там же.
[26] Там же.
[27] Православие в Молдавии: власть, церковь, верующие… С. 114.
[28] Архимандрит-молдаванин Варлаам (Кирица) дал в 1945 году другую версию биографии епископа Никодима: якобы в Нямецкой обители на протяжении 15 лет он находился на положении рядового монаха. Будь это так, Никодим вряд ли мог создать свои богословские труды. Правда, Нямецкий монастырь действительно использовался Румынским Патриархатом как место ссылки неугодных иерархов. В 1940 г. туда был в наказание за финансовые злоупотребления отправлен митрополит Буковины Виссарион (Пую) (См.: Православие в Молдавии: власть, церковь, верующие… С. 139,151).
[29] Архиепископ Гурий (Гроссу) родился в 1877 г. Образование получил в Кишиневской семинарии и Киевской Духовной Академии. В 1902 г. принял монашество и был назначен епархиальным миссионером в Кишиневе. В канун революции был настоятелем монастыря в Смоленске. Затем бежал в Румынию, в г.Яссы. В 1919 г. был хиротонисан во епископа Ботошанского, викария Ясской митрополии (См.: Орзул И. История Кишиневско-Молдавской епархии в период ее нахождения в составе Русской Православной Церкви: Дис. … канд. богословия. Л., 1958. С. 208).
[30] Păcurariu Mircea, pr., prof., dr. Istoria Bisericii Ortodoxe Romăne. Chişinău: Ştiinţa, 1993. Р. 424.
[31] Anghel L. Strategii lingvistice de creare a «dublului semantic». Cazul Mitropolitului Gurie al Basarabiei (1928-1941) // Mitropolitul Gurie: misiunea de credinţă şi cultură. Chişinău: Epigraf, 2007. P. 214, 215.
[32] См.: Правда о религии в России. М.: Московская Патриархия, 1942. С. 159.