Бежавшие из России после революции представители Русской Православной Церкви оказались в разных странах. Некоторое время они не могли договориться о своей юрисдикционной принадлежности и существовали как независимые экзархаты. Предлагаем читателям ознакомиться с перепиской Первоеиерарха РПЦЗ митрополита Анастасия (Грибановского) и главы Западно-Европейского экзархата, митрополита Владимира (Тихоницкого), который предлагал объединиться под омофором Константинопольского патриархата.

От публикатора

На проходившем в Сербии в 1935 г. Архиерейском Соборе РПЦЗ c митрополита Западно-Европейского Евлогия (Георгиевского) было снято запрещение, наложенное Синодом в январе 1927 г. и подтвержденное на проходившем в том же году Архиерейском Соборе. Достигнутое на Архиерейском Соборе 1935 г. решение о вхождении митрополита Евлогия в состав РПЦЗ так и не было ратифицировано. Тем не менее факт снятия прещений положительно повлиял на вопрос о передаче нацистским режимом «евлогианских» приходов в Германии в ведение РПЦЗ для окормления. В 1945 г. митрополит Евлогий воссоединился с Московским Патриархатом, а в 1946 г. он преставился. Преемник митрополита Евлогия, архиепископ Владимир (Тихоницкий), не спешил развивать отношения с Московским Патриархатом, в частности, в связи с тем, что 9 августа 1946 г. на место митрополита Евлогия был назначен митрополит Серафим (Лукьянов), в прошлом состоявший в РПЦЗ и активно выступавший против «евлогиан». Первое письмо из переписки перевоиерархов двух эмигрантских церквей относится к 30 октября 1946 г. (т. е. спустя 11 дней после окончания епархиального собрания, подтвердившего желание оставаться во Вселенском Патриархате).

Хотя оба митрополита считали невозможным подчинение Церкви на родине ввиду ее несвободы, тем не менее в отношении практических выводов они не смогли достичь единомыслия. Парижский экзархат стоял на позиции, что церковная жизнь должна строиться по территориальному принципу, в то время как РПЦЗ состояла из приходов и епархий, объединенных по этнически-культурному принципу. Последняя позиция была обоснована протоиереем Михаилом Польским в изданной в 1948 г. книге «Каноническое положение высшей церковной власти в СССР и Заграницей». На нее в 1949 г. священник Александр Шмеман написал отзыв. В том же 1949 г. на эту работу отозвался Брюссельский и Западно-Европейский епископ РПЦЗ Нафанаил (Львов), а также протоиерей Михаил Помазанский и управляющий делами Синодальной канцелярии протоиерей Георгий Граббе (статьей «Каноническое основание Русской Зарубежной Церкви)». О. Александр в 1950 г. ответил статьей «Спор о Церкви». Реакцией на нее в том же году была статья Брюссельского и Западно-Европейского епископа РПЦЗ Нафанаила (Львова) «Поместный принцип и единство церкви». После чего, в 1952 г., о. Михаил Польский опубликовал в расширенном виде часть своей вышеупомянутой книги под названием «Очерк положения русского экзархата вселенской юрисдикции»[1].

Комментируя отзыв о. Александра Шмемана на свою книгу, о. Михаил писал епископу Флоридскому Никону (Рклицкому): «Что касается ответа Шмеману, то я его уже приготовил. Более глупой вещи трудно представить. Судите сами: он говорит о невозможности юрисдикции национальной, а только допускает территориальную, а сам экзархат русский находится в Западной Европе рядом с греческим экзархатом того же Германоса, который всячески протестовал после смерти м. Евлогия против такого русского экзархата, независимого от него. И все остальное уже само по себе нелепо, и ничего от этой глупости [не?] остается»[2]. Ответ о. Александра Шмемана – «Эпилог» – стал точкой в дискуссии, в основе которой лежала возможность воссоединения двух эмигрантских Церквей.

Именно высокой вероятностью соединения двух церковных образований в этот начальный период холодной войны обусловлен необычный, внимательный тон дискуссии на страницах печати. Хотя было бы странно ожидать другого тона от таких святителей Русской Церкви, как митрополиты Анастасий и Владимир. Эта переписка имела место в период с 1946-го по 1949 г., и если черновики писем митрополита Владимира были подготовлены о. Александром Шмеманом[3], то затруднительно говорить о том, что для митрополита Анастасия подобную роль фактотума выполнял о. Георгий Граббе[4]. Очевидно, что переписка зашла в тупик, и для РПЦЗ актуальность объединения между с Парижским экзархатом сошла на нет после переезда Архиерейского Синода из Мюнхена в Нью-Йорк в 1950 г.

Оригиналы писем находятся в деле 53/38 («Евлогияне») Архива Архиерейского Синода РПЦЗ в Нью-Йорке. Все письма – на пишущей машинке по дореволюционному правописанию. В квадратных скобках – примечания публикатора. Выражаю глубокую благодарностью Николаю Алексеевичу Охотину, сотруднику канцелярии митрополита Илариона, первоиерарха РПЦЗ, за всегдашнюю помощь в архивных изысканиях.

диакон Андрей Псарев, 24 июля, 2020 г.

1

 

[копия] Париж, 30 октября 1946 года

Его Высокопреосвященству,
Высокопреосвященнейшему Митрополиту
АНАСТАСИЮ

Ваше Высокопреосвященство, Милостивый Архипастырь и Отец,

Еще раз прошу Ваше Высокопреосвященство принять мою глубокую сердечную благодарность за добрые пожелания, переданные нам от Вашего имени Преосвященным Серафимом [Ивановым, рукоположенным в женевском соборе РПЦЗ 9 марта, 1946 г.] в самом начале занятий нашего Епархиального Собрания. Господь Бог не оставил своею благодатною помощью, и все заседания нашего Епархиального Собрания протекли в исключительном единодушии и мире. И духовенство, и миряне в ясном сознании всей непревосходимости Церкви Божией изо всего существующего на земле твердо встали на защиту свободы церковной жизни и церковного устроения. И как было бы прекрасно, а для нашего общего дела необходимо, если бы мы все, русские изгнанники, где бы мы ни находились и к каким бы подразделениям, времен­ным и преходящим, ни принадлежали, достигли, милостью Божией, главного и существенного в нашей церковной жизни – свободы Церкви от всех земных, мирских, нецерковных влия­ний.

Полагаю, что достигнуть этого мы могли бы скорее и успешнее тогда, когда совместно стали бы противодействовать общему источнику зла и неправды. В этом мы едины, и это единство нужно всеми силами беречь и утверждать. И потому не следовало ли именно теперь оставить совершенно всякое подчеркивание наших расхождений – путем ли открытия новых приходов в местах, где уже имеются приходы, хотя бы и не наши, путем ли каких угодно словесных и письменных выступлений. Все это теперь, полагаю, нужно совершенно оставить. Всех убедить в своей правоте невозможно. Всегда останутся непримиримые. А главное – это стремление к осуществлению и утверждению своей правоты неизбежно будет вызывать противодействие, озлобление и вражду, и потому раз мы имеем уже нечто нас объединяющее и существенно важное, не лучше ли утвердиться на этом и не стремиться непременно к открытию своих организа­ций и приходов в местах, где церковная работа, с нашей со­гласная, уже ведется, хотя бы и не нашими приходами. Господь управит и устроит Свою клирономию [в данном контексте – наследие], лишь бы мы не отошли на пути мирские, увлекшись какими угодно нецерковными соображе­ниями и основаниями. Милостью Божией и в области вашего Высокопреосвященства, и у нас в душах и сердцах всего церковного народа первое место занимает Церковь Божия, в Ее непороч­ной чистоте и святости. И станем на этом, молясь друг о дру­ге, как мы это и делаем все время. И потому, может быть, не нужным и излишним является приезд Епископа Нафанаила [Львова][5] в Париж или Игумена Феодосия [Трушевича][6] на Юг Франции. Вместо пользы появление новых церковных деятелей может вызвать совершенно ненужные и вредные споры, вражду и горение страстей.

Буду очень признателен Вашему Высокопреосвященству, если Вы не оставите меня уведомлением по этому поводу.

Испрашивая ваших молитв, с братской во Христе любовью Вашего Высокопреосвященства покорнейший послушник Архиепископ Владимир.

[Приписка от руки] P.S. Вырезка из газеты Советский патриот от 1-го нб. [ноября] 46 г., к сему прилагаемая, является иллюстрацией к вышеперечисленному. А.В.

Журнал заседания Архиерейского Синода [РПЦЗ] от 1/14 ноября 1946 г.

Ст. 1. Слушали: копию письма Архиепископа Владимира, состоящего в юрисдикции Константинопольского Патриарха, на имя Председателя Архиерейского Синода от 30 октября с.г. об успешном прохождении и закончании Епархиального Собрания подведомого ему духовенства в Париже и о необходимости восстановления общения представителей Соборной и Константинопольской юрисдикций, с каковой точки зрения поселение в Париже Преосвященного Епископа Нафанаила представляется Архиепископу Владимиру очень нежелательным, как могущее возгревать рознь.

Постановили: принять к сведению.

2

[оригинал на бланке
ARCHEVÉQUE WLADIMIR
12, RUE DARU-PARIS. ??? февраля. Пометка рукой митр. Анастасия: 1947 11/24 февраля. К докладу А. Синоду М. Анастасия.]

Ваше Высокопреосвященство,
Милостивый Архипастырь,

Очень благодарен Вам за предупреждение относительно епископа Сергия Охотенко [получившего архиерейскую хиротонию от украинских автокефалистов][7], но считаю нужным сообщить, что ни в какие сношения с ним я не входил и вопроса о его вхождении в нашу епархию не поднимал. Я действительно получил от одного лютеранского пастора из Швейцарии сообщение о том, что в Констанце живет епископ Мелитопольский и Крымский Сергий, который хотел бы войти со мною в переписку. Я ответил, что готов войти с ним в переписку, если он сам обратится ко мне и пришлет подробные сведения о себе и о своей службе, в частности, точно укажет, где, когда и от кого получил как иерейское, так и архиерейское рукоположение и, если возможно, пришлет соответствующие документы. При этом я добавил, что в последние годы на юге России было столько незаконных рукоположений, что при общении с неизвестными иерархами нужно быть более чем осторожным. От самого Сергия Охотенко я получил лишь краткое письмо к Рождеству, но не ответил на него, т.к. он о себе никаких сведений не дает, а ответ мой на его письмо мог быть истолкован как признание его.

[приписка от руки] С любовью во Христе Вашего Высокопреосвященства покорный слуга и богомолец Архиепископ Владимир.

3

Копия.
29 мая/11 июня 1948 г.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
АРХИЕРЕЙСКОГО СИНОДА
№ 1689

Его Высокопреосвященству
Высокопреосвященному
Митрополиту Владимиру

Ваше Высокопреосвященство,
Милостивый Архипастырь!

Озабоченный тяжелым материальным и часто бесправным положением наших пасомых в оккупированных зонах [Германии], вынуждающем их стремиться к переселению за океан в надежде найти там более благоприятные и прочные условия для устройства своей жизни, наша Церковь приняла на себя попечение об организации переселенческого дела для наших соотечественников.

Для этого она создала в Германии, Австрии и Италии местные переселенческие комитеты, возглавленные Центральным комитетом при Архиерейском Синоде.

Последний вступил в сношения с правительствами тех стран, которые открывают двери для наших переселенцев, особенно с правительством Аргентины, предоставившим по нашему ходатайству уже не одну тысячу въездных виз для наших беженцев.

Преосвященный Епископ Нафанаил сообщил мне о тяжелом положении беженцев во Франции и о том, что там и стремление к переселению охватывает широкие слои русских людей. Он сообщил мне, к большому моему удовлетворению, что и Ваше Высокопреосвященство готовы сотрудничать с нами в деле помощи эмиграции путем создания общего Комитета, в котором будут участвовать представители обеих юрисдикций. Ныне сообщение Владыки Нафанаила подтверждается еще полученным мною письмом Преосвященного Епископа Кассиана и устным докладом Т.А. Шауфусс [представитель в Европе благотворительной организации Толстовский фонд].

Со своей стороны я горячо приветствую деловое сотрудничество представителей наших юрисдикций в деле помощи беженцам и усердно прошу Ваше Высокопреосвященство оказывать Ваше авторитетное содействие предполагаемому к организации объединенному Комитету.

Кроме несомненной пользы для прямой цели комитета, это наше братское сотрудничество на почве оказания помощи нашей православной пастве, как я надеюсь, будет иметь оздоровляющее влияние и на всю русскую зарубежную общественность, столь страдающую от постоянных разделений в ее среде.

Подлинное подписал: Вашего Высокопреосвященства

преданный во Христе собрат Митрополит Анастасий.

4

[Оригинал на бланке ARCHEVÉQUE des Eglises Orthodoxes Russes en Europe Occidentale EXARQUE DU PATRIARCHE OECUMÉNIQUE. 12, Rue Daru- Paris 8˚.]

9 августа 1948 г.

Его Высокопреосвященству
Высокопреосвященнейшему
Митрополиту Анастасию

Ваше Высокопреосвященство, Милостивый Архипастырь,

Тот обмен письмами, который произошел в недавнее время между нами, и равно те письма, которыми Вы обменялись с моим викарием Епископом Кассианом [Безобразовым][8], свидетельствуют о том, что объединение церковных сил для согласованных действий в пользу новых русских беженцев сознается как неотложная задача и с Вашей и с нашей стороны.

Вам, может быть, известно, что сознание неотложности этой задачи возникло и в более широких общественных кругах, группирующихся вокруг издаваемой в Париже газеты национального направления «Русская Мысль».

Весьма показательно, что и эти попытки объединения стре­мятся его осуществить под знаком Церкви. Но мне, и моим сотрудникам представляется несомненным, что единение, к ко­торому мы стремимся, может оказаться действительным не иначе, как при условии, что оно распространится на все пра­вославно и национально мыслящие русские группировки за ру­бежами России.

Первым шагом к этому объединению было бы, по моей мы­сли, личное свидание возглавителей трех основных частей Русской Зарубежной Церкви: я разумею Ваше Высокопреосвященство, Митрополита Феофила [Пашковского, первоиерарха Северо-Американской митрополии] и себя. Доказывать целесообразность такой встречи мне представляется излишним.

Вопрос о переселении «Ди-Пи» [от английского displaced persons – перемещенные лица] за океан делает необходимым деятельное участие в этом начинании и Русской Цер­кви в Америке. Зная болезненное состояние Митрополита Феофила, я был бы, со своей стороны, совершенно готов, чтобы намечаемое мной свидание состоялось бы Америке.

По обсуждении этого вопроса с моими ближайшими сотрудни­ками я пришел к решению братски предложить Вашему Высоко­преосвященству нашу встречу втроем в Соединенных Штатах. Одновременно об этом пишу Высокопреосвященнейшему Феофилу.

Буду Вам, Владыка, очень благодарен за скорый ответ на настоящее мое письмо. Мне было бы очень ценно выслушать Ваши соображения по этому затронутому мною вопросу.

Прошу Ваших св. молитв и с глубоким уважением и любовью остаюсь покорный слуга Вашего Высокопреосвященства Митрополит Владимир.

5

[Оригинал на бланке ARCHEVÉQUE des Eglises Orthodoxes Russes en Europe Occidentale EXARQUE DU PATRIARCHE OECUMÉNIQUE. 12, Rue Daru- Paris 8˚.]

10 января 1949 г.

 

Ваше Высокопреосвященство, Глубокочтимый Владыка,

От всего сердца взаимно приветствую Вас в эти великие дни Рождества Господа нашего Иисуса Христа и с полным едино­мыслием возношу молитвы свои Родившемуся нас ради в Вифлеемском Вертепе, да обновит Он святую любовь и единомыслие в сердцах наших и да сохранит Вас в грядущее лето в добром здравии и благоденствии.

Но глубоко скорбит сердце мое при мысли, что и в эти святые дни, когда Святая Церковь зовет нас вместе с Ангелами воспевать «Слава в Вышних Богу, на земле мир, в человецех благоволение», нет мира у нас в Церкви...

Я разумею все то же марсельское дело. Что касается до перехода самого священника Малиновского в Вашу юрисдикцию, то это было личным делом Епископа Нафанаила – принять или не при­нять его; что же касается меня, то я уволил его от должности настоятеля незаконно захваченного им храма и исключил его из списков епархии с запрещением служить в приходах ее.

Другой вопрос, связанный с этим, – это захват прихода. Священник Малиновский, пользуясь случайным большинством на общем собрании, специально для этого созванном, захватил храм. Этот акт я не могу назвать иначе, как незаконный на­сильственный захват.

Не буду останавливаться на тех подробностях, которыми Епископ Нафанаил тщетно пытается оправдать этот захват. Факт остается фактом, и что еще печальнее, нам угрожают и в дальнейшем такие же явления.

Долгом считаю прямо указать на причину этого крайне опасного для Церкви явления, а именно пребывание в Париже Епископа Нафанаила. Когда он приехал в Париж, то посетил меня, в присутствии свидетелей заверил меня, что приехал не для устройства параллельных приходов и не для организации параллельной епархии, а по делам ди-пи, и что надеется работать в мире и согласии, и я принял его по-братски.

Когда организация «Витязей» просила меня разрешить Епископу Нафанаилу сослужить мне на их съезде, я сразу дал свое согласие, и мы вместе совершили Божественную Литургию. Во время Великого Входа Епископ Нафанаил поминал меня как «Архие­пископа Западно-Европейских Русских Православных Церквей», с этим же титулом (впоследствии митрополитом) поминал меня всегда, когда приезжал служить в лагеря для молодежи (хотя и без моего ведома).

Но оказывается, что и сам Епископ Нафанаил пользуется титулом «Епископа Западно-Европейских Русских Православных Церквей», и его канцелярия называется «Епархиальное Управление». Не нужно быть кано­нистом, чтобы знать элементарное правило, что двух законных епи­скопов на одной и то же кафедре быть не может.

Считая себя в марсельском деле правым, Епископ Нафанаил гро­зит и в будущем поступать так же. В то время как я не брал под свое руководство ни одного «чужого» прихода, активные действия по отношению к моей епархии со стороны священнослужителей Вашей юрисдикции и Епископа Нафанаила продолжаются (Бельгия).

Я позволю себе препроводить Вам два письма, одно по моему поручению написанное моим секретарем Архимандритом Саввой, другое – ответ на него Епископа Нафанаила. Это последнее до глубины души огорчило меня. Ни на чем не основанные нападки на лицо, пользующееся моим полным доверием и действующее по моему поручению, я рассматриваю как направленные лично против меня.

Вы, Владыка, могли еще по нашей прежней переписке убедиться, что я все время стремлюсь к укреплению мира, и еще после кончины Митрополита Евлогия, обращался по этому поводу к Вам, а недавно опять предлагал с той же целью нашу встречу совместно с Митрополитом Феофилом. И не меня упрекать в том, что мира нет.

Вы пишете в прошлом письме, что уверены, что я найду способ укрепления миролюбивых братских отношений, но я не вижу другого, как основанного на канонах и укрепленного тысячелетним церковным сознанием: на одном и том же месте, на одной и той же кафедре двух законных архиереев быть не может...

Только устранение этого незаконного явления может обновить святую любовь и единомыслие в сердцах наших, дабы мы от полноты сердца возносили Славу в Вышних Богу и проповедовали благоволение в человецех.

[приписка от руки] С братской во Христе любовью Вашего Высокопреосвященства сомолитвенник и покорный слуга Митрополит Владимир.

6

[Оригинал на бланке ARCHEVÉQUE des Eglises Orthodoxes Russes en Europe Occidentale EXARQUE DU PATRIARCHE OECUMÉNIQUE. 12, Rue Daru- Paris 8˚.]

7 февраля 1949 г.

Ваше Высокопреосвященство, достоуважаемый Владыка,

Позвольте мне в ответ на ваше письмо от 25/12 января с. г. высказать Вам ряд мыслей, вызванных тем, что Вы пишете.

Я очень ценю то миролюбие и подлинную церковную любовь, кото­рую Вы неизменно проявляете по отношению ко мне и которою я чувствую и в последнем вашем письме по поводу прискорбных событий в марсельском приходе. Со своей стороны прошу и Вас верить мо­ему чувству почитания, любви и искреннему желанию пребывать с Вами в мире и единомыслии, и поверьте, что не просто полемика руководит мной в трудном и больном вопросе взаимоотношений наших двух юрисдикций.

Увы, совершенно верно, что, как Вы пишете, констатировать бо­лезнь легче, чем найти средства к ее уврачеванию. Только Вы, должно быть, согласитесь, что это не значит, что болезнь следует признать нормальным состоянием. А если так, то нельзя и не искать средств к ее врачеванию в твердой вере, что Господь Пастыреначальник поможет нам в этом святом деле, коль скоро мы искрен­но возжелаем исполнить всякую правду.

Я твердо верю, что невозможное человекам возможно Богу и что по неложному обещанию Господа Дух Святый в Святой Церкви неизменно немощное врачует и оскудевающее восполняет. Эта вера и заставляет меня снова и снова искать путей к излечению болезни, вот уже мно­го лет терзающей церковное тело. Я чувствую, что на нас, иерархах, лежит долг приложить все усилия к возвращению мира и единства в церкви, без которых немыслима нормальная церковная жизнь и так страдает церковное дело.

Не могу скрыть от Вас, что я со скорбью читал в Вашем письме те строки, в которых вы как будто готовы примириться с разделе­нием Русской Церкви в Западной Европе и признать это разделение неизбежным. Я согласен с вами, что условия, в которых мы живем, трудны и непривычны, но разве это значит, что толкование и применение канонов может быть различным в зависимости от разных то­чек зрения? Ведь это значило бы оправдать все возможные разделения и всяческий индивидуализм в подходе к церковному устройству. Но да не будет сего. Церковь всегда применяла каноны и правила к действительности и всегда неизменно находила единый канонический путь в любых условиях и обстоятельствах.

Вы пишете, Владыка, что наш канонический путь является неприем­лемым для канонического сознания подчиненных Вам епископов, клириков и паствы и что было бы напрасно пытаться их переубедить, но ведь это наш долг старших иерархов указывать путь... Но увы, в большинстве доходящих до меня высказываний представителей воз­главляемой вами юрисдикции я неизменно слышу не столько голос канонического сознания, сколько обвинение нас в измене Русской Церкви, в отказе от участия в русской церковной судьбе и т.д. Между тем, саму такую постановку вопроса я считаю несовместимой с каноническим сознанием, поскольку каноническое сознание всегда основывается на Церкви и на ее Божественной природе, а не на внешних фактах, как бы ни были близки и важны они нам по человечеству.

Что же касается пересланного Вами мне письма украинского митрополи­та, то я не отрицаю возможности ошибок со стороны Вселенского Патриарха. И наш долг свидетельствовать перед всей Православной Церковью о тех сложных вопросах, которые нам лучше известны, и разъяснять истинное положение вещей. В этом я вижу подлинную соборную природу Церкви и полагаю, что свидетельство это настойчиво требует участия в соборной и вселенской жизни Церкви, а не отчуждения от нее.

Во время пребывания Святейшего Патриарха Афинагора в Париже я имел с ним беседу, и он сказал, что перед отъездом из Америки последнюю литургию совершал в сослужении с украинским епископом Богданом, а его экзарх митрополит Германос о епископе Мстиславе высказался как о незаконном и самосвяте.

Поверьте, досточтимый Владыка, что все написанное мною продиктовано только горячим желанием найти путь не только к «добрососедским» отношениям, но и к тому органическому единству в жизни, которое есть неотъемлемое требование Св. Церкви.

И не настало ли время перед лицом страшных событий, в которых с такой силой чувствуется действие князя мира сего, с ревностью и неотступно искать «единаго на потребу» – Церкви, Ее правды, Ее силы, которыми движемся и есмы…

[приписка от руки] Испрашивая святых молитв Ваших, остаюсь Вашего Высокопреосвященства покорный слуга и преданный во Христе собрат Митрополит Владимир.

7

[На бланке Епархиального управления

Православных Русских Церквей в Европе,

Administration diocesaine des elgises orthodoxes Russes

En Europe. 12, Ruedaru, Paris (VIII).]

21 марта 1949 г.

№ 695.

Его Высокопреосвященству
Высокопреосвященнейшему
Митрополиту Анастасию

Ваше Высокопреосвященство, Милостивый Архипастырь,

Разрешите обратить Ваше внимание на случай числящегося в Вашей юрисдикции священника Григория Свечина.

О. Григорий Свечин, некогда учившийся в нашем Богословском Институте в Париже, связан тесными личными узами с нашими церковными кругами и уже давно просится в нашу юрисдикцию.

Я его лично знаю, готов его принять и могу предоставить ему священническое место в пределах Парижа и его окрестностях, но не считаю возможным это сделать, пока он не получит канонического отпуска от своего церковного начальства.

Я имею сведения, что он давно уже обратился к Преосвященно­му Нафанаилу с письменной просьбой о каноническом отпуске, но просьба эта остается без ответа в течение свыше двух месяцев, насколько знаю, он тогда же писал и Вашему Высокопреосвященству.

Желая ему помочь, я и обращаюсь к Вам с настоящим письмом с просьбой ускорить разрешение этого затянувшегося вопроса, а если бы Вы признали возможным, то и оказать Ваше содействие в получении священником Григорием Свечиным просимого им канонического отпуска.

В надежде на благоприятный ответ остаюсь Вашего Высокопре­освященства покорнейший слуга и собрат во Христе М. Владимир.

8

26 марта/8 апреля 1949 г.

№ 275

Его Преосвященству
Высокопреосвященнейшему Нафанаилу,
Епископу Брюссельскому и Западно-Европейскому

Ваше Преосвященство, Милостивый Архипастырь,

Я получил письмо от Высокопреосвященнейшего Митрополита Владимира, в котором он выражает сожаление по поводу неполучения от Вас свыше двух месяцев ответа на письменную просьбу о предоставлении канонического отпуска священнику Григорию Свечину.

Не знаю, имеете ли Вы в нем нужду в настоящее время, но во всяком случае прошу Вас дать тот или иной ответ Владыке Владимиру. Если у Вас для о. Г. Свечина нет места, то Вы могли бы дать ему просимый отпуск, тем более что в некотором отношении это могло бы для Вас служить некоторым облегчением, ввиду его некоторых недостатков.

9

[копия]

26 марта/8 апреля 1949 г.

№ 276

Его Высокопреосвященству
Высокопреосвященнейшему
Митрополиту Владимиру

Ваше Высокопреосвященство, Милостивый Архипастырь,

Я получил письмо Вашего Высокопреосвященства от 21 марта относительно священника Григория Свечина. Не имея сведений о том, как обстоит его дело, я одновременно с сим пишу Преосвященному Владыке Нафанаилу, прося его ускорить свое решение и незамедлительно сообщить о нем Вашему Высокопреосвященству.

10

Копия

Мюнхен, 19 октября / 2 ноября 1949 г.

Председатель Архиерейского Синода

Русской Православной Церкви заграницей

№ 1029

Письмо.pdf

Ваше Высокопреосвященство, Милостивый Архипастырь,

Долгом считаю подтвердить получение вашего письма от 28 октября текущего года, в коем Вы приглашаете меня совместно с Вами обратиться к Святейшему Патриарху Вселенскому, дабы он своим высоким авторитетом водворил мир в Русской Зарубежной Церкви.

Ваше Высокопреосвященство сообщает при этом что Ваше обращение ко мне с таким предложением вызвано теми «выражениями неутолимой сердечной скорби и душевного смятения» по поводу нашего церковного разделения, кои Вы наблюдали у участников очередного епархиального собрания духовенства и представителей от мирян окормляемого Вами Западно-Европейского Русского экзархата Вселенского патриарха. Эти чувства Ваше Высокопреосвященство разделяете и сами. Изъявления их, по вашим словам, доходят до Вас и от членов нашей паствы.

Нам должны быть понятны эти скорбные чувства нашего церковного народа. Утомленный постоянными общественными раздорами, сделавшими наше имя притчей во языцех, он хотел успокоиться под сенью Церкви как стихии мира, который она должна благовестить всему миру, но, увы, и в ее собственной ограде миряне находят те же разделения, споры и неразделяемые с ними человеческие страсти, коими насыщена ныне вся наша общественная жизнь.

Не подлежит никакому сомнению, что наше внутренне церковное разделение умаляет авторитет нашей церкви и в глазах «внешних», т. е. у представителей других наций и христианских исповеданий, среди которых, по воле Промысла мы живем ныне.

То и другое обстоятельство обязывает нас внимательно вдуматься в это явление, сделавшееся нашим тяжким недугом, чтобы определить причины, его породившие: диагноз болезни везде обычно предшествует ее лечению.

Итак, в чем же причины прискорбных разделений в нашей Зарубежной Церкви?

Первоисточник их надо искать в нас самих, в недостатке любви и взаимного доверия между нами. В своем стремлении восстановить наше нарушенное единство, мы хотим создать церковный мир рациональным путем, тогда как «разум кичит, и только любовь созидает». Она одна ведет нас к единомыслию, как мы об этом всегда слышим на Божественной Литургии. Через нее мы привлекаем благодать Св. Духа, силой которой и творится в нас единение духа и союз мира.

При свете любви и взаимного уважения легко могут быть разрешены противоречия, вызывающие споры и разногласия в нашей среде. Наши церковные расхождения не имеют глубокого принципиального значения, они означают скорее различные направления практической церковной жизни, какие мы наблюдаем в разных частях Зарубежной Русской Церкви, их надо всецело приписать, как это делают некоторые, только влиянию мирских стихий, которые, вторгаясь в Церковь пытаются обратить ее в орудие для достижения своих земных целей и тем искривляют ее царственные свободные пути.

Влияние мирян в Церкви действительно стало более значительно за рубежом, потому что они стали принимать более активное участие в строительстве церковной жизни, но и авторитет Церкви и духовенства так­же значительно вырос в новой обстановке.

Вокруг Церкви именно собираются на чужбине русские изгнанники: чувствуя себя часто одинокими и беспомощными, они в ней видят ныне свое единственное прибежище, свою заступницу и покровительницу. Она знаменует для них родной дом в чужих странах. Под ее покровом стро­ится почти вся наша общественная и культурная жизнь, особенно в лаге­рях Д. П. Она же часто должна представлять русскую эмиграцию пред лицом местных иностранных властей и международных благотворительных организаций.

Политические партии и другие общественные группировки, раздробившись на части и лишенные материальных средств, настолько утратили свое прежнее значение, что они не могут оказывать серьезного давления на духовенство и сами часто должны искать у него поддержки. С другой стороны, церковное самосознание последнего настолько возросло под влиянием пережитой нами катастрофы, что оно уже не захочет жертвовать своим церковным первородством ради призрачных земных благ, хотя бы это бы­ли все царствия мира, ибо мы видим, как они рушатся на наших глазах. Апокалиптический характер наших дней сам по себе невольно отвлекает взоры духовенства и паствы от земли и устремляет их к вечным нетленным ценностям, к которым прежде всего должна вести верующих Цер­ковь. Первое из этих благ это церковный мир, которого, увы, мы лиши­лись и в котором нуждаемся ныне.

Очень показательно, что народ – хранитель благочестия – сам на­стойчиво заговорил о необходимости восстановления нашего церковного един­ства и побуждает своих пастырей как ответственных церковных домо­строителей, найти для этого необходимые средства. Это доказывает, что почва для церковного мира подготовлена, и мы без особого труда могли бы преодолеть наше разделение, если бы вполне искренне и вдумчиво стали искать путей для примирения.

Мы сами, при помощи Божией, можем и должны исцелиться от недугов разделения. Нам не нужно для этого идти в Константинополь и отдавать на суд Вселенского Патриарха наши печальные внутренние распри, к чему Ваше Высокопреосвященство призываете нас в своем письме. Если бы Константинопольский Первоиерарх и соединил нас формально под своею юрисдикцией, это не давало бы нам того единомыслия и единодушия, без которых такой союз был бы непрочен. Но вступая на этот путь, мы берем на себя большую ответственность же только перед всей Русской, но отчасти и Вселенской Церковью, ибо перед нами восстает чрезвычайно важный канонический вопрос: имеет ли право Вселенский престол подчинить себе всю русскую диаспору в Европе?

Для Вашего Высокопреосвященства такого вопроса, по-видимому, не существует, вы наперед считаете его решенным в политическом смысле, исходя из выставленного Вами тезиса, что «территория Западной Европы, за исключением частей ее, подведомым другим автокефальным Церквам, по древним канонам окормляется Патриархом Вселенским».

Такова, действительно, каноническая претензия Вселенского престола, выявившая себя особенно ярко после ослабления Русской Церкви от тяжких ран, нанесенных ей революцией, но она не оправдывается ни древними каноническими правилами, ни историей Православной Церкви.

Мы высоко чтим Константинопольскую Церковь за славу ее великих первоиерархов, среди которых сияют такие светила и столпы Церкви, как Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, Прокл, Флавиан, Фотий, мы воздаем ее дань уважение и благодарности за то, что она 860 лет назад приобщила русский народ к христианству и за это по достоинству считаем ее нашей матерью, мы высоко ценим ее твердость в защите пра­вославной веры во время еретических смут и волнений и за ее многовековые страдания под турецким игом, среди которых она сумела сохра­нить неповрежденным святое Православие, но все это не обязывает нас признавать за ней те права, которые не даны были ей древней Церковью. Константинопольскому Патриарху издавна было предоставлено только первен­ство чести среди других глав Автокефальных Церквей, но не первенство власти.

Напрасно защитники противоположного взгляда указывают на присвоен­ный ему титул издавна титул «вселенского»: этот титул дан был, как и некоторые другие преимущества, Константинопольскому Патриарху как «епископу Нового Рима – града Царя и Синклита», и потерял свое реальное содержание после падения Византии, оставаясь с тех пор не более как историческим воспоминанием.

Мы не хотели бы углубляться в исследование тех канонических пра­вил, на которых греческие канонисты пытаются обосновать исключительные канонические права Константинопольского Патриарха, сравнительно с други­ми главами автокефальных церквей, ибо это слишком удлинит наше письмо.

Мы укажем только на то, что 28-е правило Халкидонского Собора, кото­рым ему предоставлено право поставлять митрополитов для «областей Понтийской, Асийской и Фракийской, и епископов у иноплеменников вышереченных областей», не дает ему право распространять свою власть на всю диаспору, находящуюся вне границ других автокефальных церквей, даже по мнению авторитетных греческих канонических толкователей Аристина, Зонары и Вальсамона. «От Цареградского епископа, – говорить Аристин, – должны принимать рукоположение только митрополиты Понта, Асии и Фракии, а также епископы иноплеменных, «буквально варварских народов, которые нахо­дятся в этих диоцезах».

Известный профессор канонического права С.В. Троицкий посвятил две обширных статьи («Юрисдикция Цареградского Патриарха в области диаспоры» и «Дымное надмение мира и Церковь» – см. «Церковные ведомости» 1924 года) специальному исследованию этого вопроса и пришел к выводу, что 28-е прав. Халкидонского Собора вовсе не дало Константинопольской Церк­ви исключительное право посылать епископов in partes infidelium и вовсе не лишило другие автокефальные церкви делать то же. Что это именно так, об этом свидетельствуют: 1) авторитетное мнение православных канонистов и старого, и нового времени, 2) все авторитетные канонические сборники Православной Церкви и, наконец, вся история православной миссии, начиная от 451 года – года Халкидонского Собора, до 1922 года – года учреждения Фиатирской митрополии в Лондоне с целью лишения всех православных автокефальных церквей искони и канонически присущего им права («Церковные ведомости» №№ 17-18, 1923 года).

Отрицает такое исключительное право Вселенского Патриарха на всю диаспору в Европе и Блаженнейший митрополит Антоний, невзирая на то, что он, по собственному признанию, «от дней юности своей возвышал свой голос только для прославления восточных и, в частности, Вселенских патриархов, будучи «филэллином».

Когда Вселенский Престол, пользуясь революционной смутой, оторвавшей от России Польшу и Финляндию, захотел простереть свою власть на русские православные епархии в этих странах, Митрополит Антоний восстал против этого со всей свойственной ему ревностью и написал свое известное «Скорбное послание Святейшему и Блаженнейшему Архиепископу Константинополя – Нового Рима и Вселенскому Патриарху Кир-Киру Константину VI»,

В нем он жалуется последнему на те «обиды, которые нанесены не заграничным только епископам, но и всей вселенской Российской Православной Церкви, а вернее сказать всей Христовой Церкви, его предшественником – Святейшим Патриархом Григорием VII и Святейшим Мелетием, самочинно отторгнувшим от Русской Церкви диоцезы Польши и Финляндии и пытавшимся отторгнуть и Америку и русские церкви западной Европы, совершенно извращая священные каноны, в коих не только невозможно найти ни­какого оправдания таким действиям, но и легко указать строгие воспрещения таковых, начиная с 8-го правила Второго Вселенского Собора. Ссылка же на 28-е правило IV Собора в оправдание подобных незаконных захватов Вселенским Престолом очевидна по своей лживости, ибо там речь идет только о метрополиях Понта, Асии и Фракии, принадлежавших и ранее тому же Престолу» («Церковные Ведомости» 1925 г. №№ 11 и 12).

Не менее решительно протестовал и митрополит Евлогий против посягательства Вселенского Престола на его собственную Западно-Европейскую епархию и на прежние русские приходы в Финляндии и Польше, пока неожи­данно для многих сам не стал просить того же Константинопольского Патриарха принять под свой омофор его самого и его паству. Вот что он писал в I926 г. Митрополиту Варшавскому Дионисию: «Обращение к Константинопольскому патриарху и участие его в этом деле (т.е. в определении судьбы Русской Православной Церкви в Польше) признаю при всем своем глубоком уважении к высокому положению этого православного первоиерарха, неправильным и вижу в нем неоправданный канонами акт вмешательства во внутренние дела Автокефальной Русской Церкви».

Но наиболее авторитетным для нас является голос Святейшего Патриарха Тихона, выраженный им в грамоте, отправленной на имя Вселенского Патриарха Григория VII, в 1924 г.

Поводом для нее послужило обращение к нему со стороны последнего, в котором Патриарх Григорий, наименовавшей сам ранее Патриарха Тихона «исповедником», поддавшись влиянию обновленцев, «в согласии с решением Священного Константинопольского Собора», предлагал ему, чтобы он «ради единения расколовшихся и ради паствы пожертвовал собой, немедлен­но удалившись от управления Церковью, как подобает истинному и любвеобильному пастырю, пекущемуся о спасении многих, и чтобы одновременно упразднилось Патриаршество, как родившееся во всецело ненормальных об­стоятельствах и как считающееся значительным препятствием к восстановлению мира и единения». Для исследования дела на месте он предпола­гал послать в Москву нарочитую Комиссию, но Святейший Тихон отказался принять ее.

В своей ответной грамоте Патриарху Григорию VII он выражает «немалое удивление», что «представитель Вселенской Патриархии, глава Константинопольской Церкви, без всякого предварительного сношения с ним как с законным представителем и главою всей Русской Православной Церкви вмешивается во внутреннюю жизнь и дела Русской Автокефальной Церкви», напоминает ему о том, что «священные соборы за епископом Константинопольским признавали всегда первенство пред другими Автокефальными Церквами чести, но не власти», выражает сомнение, что он в действительности мог «изучить точно течение русской церковности, чтобы правильно судить о них» и осуждает «схизматиков-обновленцев» как главных виновников смуты в Русской Церкви, вожди которых запрещены им в священнослужении.

Содержание этой грамоты и, отчасти, сам тон ее невольно напомина­ет нам послание отцов Карфагенского собора папе Целестину, написан­ное, как известно, при аналогичных обстоятельствах.

«Не соизволяйте, – писали отцы Собора, – посылать ваших клириков исследователями и не попускайте сего, да не явимся вносящими дымное надмение мира в Церковь Христову, которая желающим зреть Бога приносит свет простоты и день смиренномудрия».

Связав свою судьбу с Вселенским Престолом, Зарубежная Русская Церковь поступила бы не только вопреки заветам святейшего Тихона, но и поставила бы себя в необходимость согласовать свое отношение к Московской Патриархии и советской власти с изменчивой, как мы видели, и колеблющейся ее церковной политикой (если только она искренно хотела бы следовать каноническому водительству Константинопольского Патриарха, а по прикрываться только, когда ей это выгодно, мнением последнего), а это часто ставило бы нас в тяжкий конфликт с нашей совестью и создавало бы для нас иногда безысходное положение. Мы не можем стать на этот путь уже по одному тому, что это было бы равносильно для нас отрыву от Русского Церковного тела, органическою частью которого Зарубежная Соборная церковь была и остается доселе, невзирая на то, что она временно отдели­лась от высшего церковного управления в России, после того как последнее стало орудием в руках богоборческой власти, и организовала у себя церковную жизнь на началах самоуправления до тех пор, пока она в свое время не вольется снова в лоно свободной Матери-Церкви в России. Каноническое основание для своего бытия она видит в 39-м правиле VI Вселенского Собора, определившем каноническое положение Архиепископа Кипрского Иоанна после его прибытия «купно с своим народом по причине варварских нашествий» в Геллеспонтскую область, и известный указ 20 ноября 1920 г., изданный Святейшим Патриархом Тихоном и Св. Синодом в руководство епископам, которые, вместе со своей паствой окажутся отделенными от органов Высшего Церковного Управления в России.

Рассматривая положение дела с чисто формальной стороны, можно, конечно, возражать против того, чтобы 39-е правило VI Вселенского Собора в полной мере могло быть применено к положению нашей Зарубежной Церкви, но Церковь никогда не руководилась в устроении своей жизни, особенно при чрезвычайных исторических обстоятельствах, только буквой закона, но старалась вникать в его дух и охотно жертвовала формальной правдой ради икономии, т. е. церковной пользы, под которой разумелись, конечно, не те или другие практические выгоды, а прежде всего облегчение для осуществления ее главной миссии на земле – оцерковление по возможности всех областей жизни и руководство верующих к вечному спасению.

С этой последней точки зрения наша зарубежная церковная организация, получившая название соборной, потому что она сосредоточена вокруг Архиерейского Собора и Синода, успела уже достаточно оправдать себя после своего почти уже тридцатилетнего существования. Она сумела собрать вокруг себя духовенство и паству, сохранить их от духовного разложения и распадения, организовать их церковную жизнь на началах канонического епископского окормления и правильного устройства приходской жизни на местах и помочь им сохранить в чистоте по только свою веру, но и лучшие идеалы и предания Св. Руси, создавшие наш национальный облик. Эта организация была признана если не де-юре, то де-факто всеми Православными Церквами. Представляя собой свободную часть Русской Церкви, она могла безбоязненно обличать пред всем миром зло большевизма, бороться с его скрытым влиянием и на путях нашего изгнания защищать в меру своих возможностей за границей Родную Церковь от гонений на нас со стороны коммунистической власти и вести посильную православную миссию среди инославных.

Самой тяжелой для нее обязанностью, от которой, однако, она не могла уклониться, было обличать неправду Русской правящей иерархии, пытающейся не только оправдывать, но и возвеличивать безбожную и бесчеловечную советскую власть.

Нас нередко упрекают за то, что мы судим своих собратий в Рос­сии слишком строгим судом, ибо они несут там тяжкий крест. По чисто человеческому чувству мы невольно соболезнуем им, однако полагаем, что они сами отягчают свой жребий, связав себя тесным союзом с врагами Божьими. Их совесть не может оставаться спокойной даже тогда, если бы мы, щадя их, наложили печать молчания на свои уста.

Их судит само слово Божие и сама история Церкви. Их обличают св. отцы Соборов, подвизавшиеся за истину даже до крови, их судит и св. Николай, избавлявший неповинных от казни и темницы и св. Амвросий, заградивший путь в храм императору Феодосию за невинно пролитую им кровь его подданных, и св. митрополит Филипп, обличавший Грозного царя за его жестокие неистовства и казни, и, наконец, Святейший Патриарх Тихон, не боявшийся не только всенародно назвать большевиков «извергами рода человеческого», но и отлучить их от св. Причастия и анафематствовать.

Пастырь Церкви не должен угашать в себе пророческой ревности, направленной против атеистического учения марксизма, убивающего человеческую душу, поэтому борьба с большевизмом для представителей духовенства не есть политика, а прямой их долг как служителей христовых, если они хотят победы Церкви над силами ада и утверждения Царства Божия на земле.

Ведя неуклонно эту борьбу, сами мы хотели бы, чтобы от нее не укло­нялись наши братья в России и если не все из них способны на подвиг мученичества и исповедничества (на деле), какими прославили себя многие из служителей Церкви на нашей Родине, то, чтобы они по крайней мере не льстили и не угождали советской власти и через то не укрепляли ее пагубную силу в России.

Внутренняя сила и жизненность нашей Зарубежной церковной организации сказалась и в том, что она одна оказалась способной объединить все наше церковное зарубежье, хотя только временно. Именно на этом подлинно соборном пути могли сойтись представители всех трех юрисдикций на совещании, происходившем в 1935 г. в Сремских Карловцах, при ближайшем участии Блаженнопочившего Патриарха Варнавы, чтобы восстановить церковный мир и выработать «Положение о Русской Православной Церкви заграницей», соединившейся в один целостный организм.

По существу, здесь не было чего-либо нового для нас. Зарубежная Церковь только возвратилась тогда к тому положению, в коем она находилась до собора 1926 г., пока Митрополиты Платон и Евлогий не покинули этот собор по недовольству принятыми на нем постановлениями, что и положило начало церковной смуте Зарубежья.

К сожалению, это возродившееся единство Зарубежной Церкви было скоро нарушено выходом из нее возглавителя Западно-Европейского округа Митрополита Евлогия, не захотевшего порвать своей связи с Вселенским Престолом.

Зато каноническое единение между Американским Митрополичьим округом и Зарубежным церковным центром, имевшим свое местопребывание в Югославии и потом в Германии, продолжалось в течение 11 лет с большой пользой для церковного дела, пока известный Кливлендский [Седьмой всеамериканский] собор 1946 г. не разорвал его своей пресловутой резолюцией, вынесенной главным образом под давлением мирян, увлеченных внецерковным стихийным порывом, вылившимся из их рядов на этом соборе.

Когда мы продолжаем настойчиво защищать свой подлинной соборный строй церковного управления, который мы храним около 30 лет, что свойственно всем, кто искренне убежден в том, что он идет по правильной дороге, нам говорят, что мы считаем себя непогрешимыми. Мы, конечно, хорошо знаем, что это свойство принадлежит только всей Вселенской Церкви, между тем как мы представляем собой временную церковную организацию, обнимающую только часть Русской Церкви. Но мы уверены, что в нынешних чрезвычайных обстоятельствах общей и русской церковной жизни, которые не могли быть предусмотрены церковными правилами, наш путь является наиболее соответствующим духу канонов и практик древней Церкви и потому наиболее приемлемым и спасительным для нас. Мы не перестаем звать на него представителей других юрисдикций, особенно потому, что, по нашему убеждению, он один может привести нас к церковному единству, которого так горячо желают не только церковные, но иногда далекие от Церкви люди, со скорбью взирающие на всякие разделения в нашей среде, раздробляющие лишь народный организм на части и ослабевающие наши силы в борьбе за освобождение Родины.

Высоко ценя благо церковного мира и готовые пожертвовать ради него всем, кроме церковной правды, мы приветствуем всякий вид соборования и письменного, и еще более живого и непосредственного, какой имеет несомненные преимущества пред первым – для обсуждения вопроса о восстановлении нашего церковного единства. Мы хотели бы только, чтобы для этой последней соборной работы была обеспечена заранее полная свобода мнений, стоящая вне зависимости от посторонних влияний или определенных предвзятых предпосылок.

Еще важнее, конечно, чтобы занятия такого собора, если бы он был созван общими усилиями, протекали в атмосфере братской любви и взаимного уважения и доверия, потому что без этого они не привлекут на себя благодать Св. Духа, которая одна приводит все к согласию на церковных соборах и наставляет участников на всякую истину.

Вознося свои смиренные молитвы к Небесному Кормчему Церкви о том, чтобы Он послал нам благословение мира, с глубоким почтением и любовью остаюсь Вашего Высокопреосвященства преданный во Христе собрат Митрополит Анастасий.

 

[1] Первоиерарх РПЦЗ митрополит Анастасий возлагал надежды на то, что о. Михаил Польский сможет обосновано изложить позицию РПЦЗ в этой работе. Письмо о. Михаила Польского еп. Флоридскому Никону (Рклицкому) от 3/16 февраля, 1950 г. Архив Архиерейского Синода РПЦЗ в Нью-Йорке.

[2] 28 авг./10 сен. 1949 г. Архив Архиерейского Синода РПЦЗ в Нью-Йорке.

[3] On Christian Leadership: the Letters of Alexander Schmemann and Georges Florovsky (1947-1955), Paul L. Gavrilyuk, ed. (St. Vladimir’s Seminary Press: Yonkers, NY 2020), 148.

[4] «За кулисами» переписки о. Александр не стеснял себя дипломатическими выражениями. В письме о. Георгию Флоровскому от 22 ноября 1949 г. он пишет: «Our “situation”: as expected, the diocesan assembly [of Paris Exarchate] caused a storm. Nathanael’s response, our response to Nathanael’s response, Nathanael’s response to our response and so on. Out of all this mess, here is what is becoming clear: 1) the issue of the Karlovtsy sect has been raised acutely for the Church, and this is something that has not been done in the occasional “episcopal disputes” for the last thirty years. The letters of [Metropolitan] Anastassy to Metropolitan Vladimir are confused and embarrassed: essentially, it is clear that he has no response to make. He [Metropolitan Anastassy] is held hostage by his own fanatics and admits this openly. When he dies, and he is already old, the “sectarian Montanism” of the Munich people will finally become evident. Their last gamble is DP, but DP’s “become assimilated” faster than the old emigration, and such a foundation is not good for making much progress». Ibid. P. 187-188.

[5] https://www.academia.edu/36245652/Нафанаил_Львов_Василий_Владимирович_1906-1986_.

[6] http://zarubezhje.narod.ru/tya/F_138.htm.

[7] https://ru.wikipedia.org/wiki/Сергий_(Охотенко).

[8] https://ru.wikipedia.org/wiki/Кассиан_(Безобразов).