Революция в России вынудила многих покинуть страну и искать прибежища за границей. Так случилось и с воспитанницами Харьковского института благородных девиц. В 1919 г. все они уехали в Сербию и обосновались там. В 1939 г. несколько девушек по приглашению архимандрита Николая (Гиббса) приехали в Англию, а начавшаяся Вторая мировая война вынудила их там остаться. Статья рассказывает о судьбе этих девушек.

Архимандрит Николай Гиббс (1876–1953) – англичанин, воспитатель детей царя-мученика Николая II. После революции и гражданской войны он уехал жить в Харбин, Маньчжурия, где в 1934 году в возрасте 58 лет принял православие, а затем священнический сан. В 1936 году отец Николай вернулся в Англию. Митрополит Серафим (Лукьянов) назначил его заштатным священником в лондонский приход Русской Православной Церкви в изгнании[1]. В конце 1938 года отец Николай начал проводить богослужения на английском языке в русской церкви на Букингем-Палас-роуд. А в начале 1939 года для проведения англоязычных православных богослужений ему была предоставлена англиканская часовня Вознесения Господня близ Мраморной арки в Лондоне. Теперь отец Николай хотел найти хор. Владимир Родзянко, который тогда учился в Лондонском университете, познакомил отца Николая с Марией Алексеевной Неклюдовой[2], главой студенческого общежития в Белграде, Сербия. Она смогла отправить в Лондон десять своих учениц, девушек из семей русской интеллигенции. Их родители покинули Россию после революции и жили в изгнании в Сербии. Это история о том, как этих девушек приняла Англия и что с ними случилось после начала Второй мировой войны.

Прибытие «Белградских соловьев»[3]

28 апреля 1939 года в Лондон на вокзал Виктория прибыла группа русских девушек. Их встречали архимандрит Николай Гиббс и несколько англиканских монахинь, которые должны были помочь в размещении гостей. Девушки приехали из Белграда, где жили в общежитии, известном как «Общество содействия бывшим воспитанницам Харьковского института императрицы Марии Федоровны», которым руководила Мария Алексеевна Неклюдова (1866–1948). Многие из них были сиротами. Мария Алексеевна некоторое время переписывалась с архимандритом Николаем и сумела организовать поездку десяти своих учениц в Лондон, где они должны были начать петь по-английски в церковном хоре, организованном отцом Николаем, и в целом улучшить свой английский. По словам Зины Роган, дочери Елены Родзянко, одной из хористок, знакомство произошло через Владимира Родзянко (впоследствии священника, а затем епископа), который учился в Англии. Он узнал, что отцу Николаю нужен хор, а Мария Алексеевна как раз очень хотела отправить некоторых своих учениц в Англию подучить английский язык. Зина Роган пишет: «Можно только гадать, как они собирались петь литургию в Лондоне, ведь единственными английскими словами, которые тогда знала моя мать и, вполне возможно, другие девушки, были "Tveenkle Tveenkle Leetle Starr"»[4].

Часовня Вознесения Господня, где отец Николай служил с июня по август 1939 года под пение
«Белградских соловьев» на английском языке.

Первое богослужение в часовне Вознесения Господня, проведенное отцом Николаем и его хором, состоялось 23 апреля/6 мая 1939 года, в праздник святого Георгия Победоносца. Вероятно, это был молебен. На следующий день отец Николай написал отцу Николасу Беру в Бристоль: «Итак, по крайней мере в Лондоне будут регулярно проводиться православные службы на английском языке. Мы скоро начнем с литургии по воскресеньям в 11 часов утра и постепенно увеличим количество богослужений по мере того, как хор станет более компетентным. Затем будет вечерняя служба в 6.30 вечера по субботам…»[5]

В начале июня архимандрит Николай советовался с митрополитом Серафимом насчет того, какое название дать хору, так как планировалось, что он будет давать публичные концерты. В письме к Р. Френчу, секретарю Ассоциации Англиканской и Восточной Церквей (A&ECA), отец Николай пишет: «Название хора [предложенное митрополитом Серафимом – Н.М.] дословно переводится как “Русский женский церковный хор памяти императрицы Александры Федоровны”, сокращенно – “Хор Александры”, но я назову его “Русский церковный хор женских голосов памяти императрицы Александры Федоровны”».

Архимандрит Николай Гиббс

Отец Николай особо отмечает тот факт, что оказаться в Лондоне хору помогла Ассоциация Англиканской и Восточной Церквей, представители которой содействовали девушкам в получении виз. «Мы с благодарностью принимаем покровительство A&ECA. Как именно мы будем работать вместе, нужно еще обсудить, но я не думаю, что с этим возникнут какие-то проблемы…»

Англоязычная белградская газета «Южнославянский Вестник» в июне 1939 года опубликовала приведенный ниже отчет о прибытии русского хора в Лондон:

«Белградские девушки будут петь в лондонской церкви

Десять русских девушек прибыли в Англию из Белграда. В течение года они будут жить в различных монастырях в Лондоне, изучать английский язык и знакомиться с английской жизнью. Некоторые из них будут петь в хоре в лондонских церквях.

Новость была встречена в лондонской прессе с большим интересом. Это первая группа белградских девушек, отправившихся в Лондон по плану, который разработала их наставница в Белграде Мария Неклюдова. Поездку организовали мадам Неклюдова, архимандрит Николай Гиббс, бывший наставник детей российской императорской семьи, а также Ассоциация Англиканской и Восточной Церквей (Лондон). Епископ Лондонский также проявил заботу о благополучии девушек и помог в получении английских виз на год.

Первоначально планировалось, что поедет двенадцать девушек, но одна из них вышла замуж, а второй помешала поехать болезнь члена семьи.

Одна из девушек, княжна Ирена Шаховская, сопрано, этим летом будет петь в хоре Церкви Вест-Энда (церковь св. Филиппа, Букингем-Палас-роуд). Другая – мисс Елена Родзянко, внучка последнего председателя русской Государственной Думы (парламента)…

Подарок королевы

Поездку русских девушек финансировала королева Югославии Мария. Она является покровительницей “Общества содействия бывшим воспитанницам Харьковского института императрицы Марии Федоровны”, которое забоится о дочерях аристократических семейств, нашедших убежище в Югославии. Многие из них сироты. Десять русских девушек в восторге от пребывания в Лондоне и уже написали письма мадам Неклюдовой, заменившей им мать, 70-летней бывшей руководительнице Смольного института в России, где воспитывались дочери русских аристократов. Среди ее бывших учениц – нынешняя королева Италии, а также принцесса Черногории.

Грандиозное путешествие

Мадам Неклюдовой пришлось в одиночку, испытывая постоянную нужду в средствах и даже в еде, перевезти 157 осиротевших русских девушек, воспитанниц Харьковского института, с юга России сначала в Болгарию, а затем в Югославию[6]. Три холодных зимних месяца девочки в возрасте от 8 лет и старше провели в занесенных снегом вагонах на запасном пути в Новороссийске на Кавказе, ожидая возможности отплыть в Варну. Местные жители подкармливали детей и делились дровами.

И вот десять девушек в Лондоне. “Всем этим мы обязаны нашей мадам Марии Неклюдовой, которую мы никогда не устанем благодарить. Сотни русских девушек обязаны ей всем, в первую очередь образованием и воспитанием”, – говорят они».

В июне и июле 1939 года в часовне Вознесения Господня проводились богослужения на английском языке. В начале августа газета «Черч Таймс» опубликовала следующую заметку, почти наверняка написанную каноником Джоном Дугласом:

«Русский хор женских голосов изучает английский

Русский хор только женских голосов – это в некотором роде новинка. Несколько русских молодых женщин приехали в Лондон из Югославии, оказать им гостеприимство выразили желание несколько монастырей в Лондоне и его окрестностях. Планируется, что девушки изучат наш язык и познакомятся с нашей церковной жизнью. С английской стороны в этой работе участвует архимандрит Николай Гиббс под эгидой Ассоциации Англиканской и Восточных Церквей. Вторая сторона, в Белграде, представлена комитетом, который пользуется покровительством королевы Югославии.

Этот хор регулярно поет в часовне Вознесения Господня на Бейсуотер-роуд, которую настоятель церкви святого Георгия на Ганновер-сквер любезно предоставляет о. Николаю Гиббсу для совершения православной литургии на английском языке. Ведь некоторые члены Русской Православной Церкви, живущие в Лондоне, не понимают церковнославянского языка. Хор также будет петь церковные и светские произведения на мероприятиях, организованных Ассоциацией Англиканской и Восточных Церквей.

Вполне вероятно, есть и другие приходы, которые хотели бы пригласить к себе этот русский женский хор, но не имеют для этого финансовой возможности. Если это так, просьба написать преподобному Р.М. Френчу, секретарю Ассоциации Англиканской и Восточной Церквей, по адресу: Сент-Джеймсский викариат, Уэст-Хэмпстед, северо-западный Лондон, 6»[7].

Затем, в августе 1939 года, часовня была закрыта из-за ежегодных англиканских праздников, и некоторые члены хора покинули Лондон, чтобы отдохнуть за городом или на побережье.

Начало Второй мировой войны

К сожалению, остановившийся с началом войны в сентябре 1939 года проект с участием женского церковного хора так никогда и не возобновился. В Великобритании постоянно ожидали, что немецкие люфтваффе будут бомбить столицу, в связи с этим началась масштабная эвакуация Лондона, названная «Операция Крысолов». Архимандрит Николай распорядился, чтобы десять хористок из Белграда, которые находились в англиканских монастырях в Лондоне, были переселены в монастыри, расположенные в сельской местности. Девушки, теперь ставшие беженками, были очень расстроены своим положением. Ведь они были далеко от дома, отрезаны от общения с Марией Алексеевной Неклюдовой и своими родственниками в Сербии, у большинства из них совсем не было денег, и они полностью зависели от доброй воли монахинь. Более того, из-за войны жизнь в англиканских монастырях была еще более суровой, чем в стране в целом. Все девушки отчаянно хотели вернуться в Белград и забрасывали отца Николая письмами, умоляя о помощи.

Однако он считал, что их желание вернуться домой было неразумным. По его мнению, остаться в Великобритании было гораздо безопаснее, ведь путешествие в Югославию во время войны очень опасно, и даже если бы им удалось благополучно добраться до Белграда, неизвестно, как там сложилась бы их судьба. Тем не менее он попытался договориться с Югославской дипломатической миссией[8] на Куинс-Гейт, Лондон, а также с представительством Лиги Наций относительно оказании помощи своим «Белградским соловьям». В первую неделю сентября 1939 года отец Николай посетил главу дипмиссии. Девушкам он сообщил, что консультировался с югославским послом, который не рекомендовал им возвращаться домой в настоящее время. Отец Николай писал Марии Родзянко, руководителю хора: «Все, что я хочу сказать, это то, что он [посол] не видит никакой необходимости возвращаться в Югославию сейчас, тем более что они здесь хорошо устроены. Поскольку найти деньги на железнодорожные билеты для них совершенно невозможно, и я не жду, что родственники пришлют им что-нибудь, все, по-видимому, стоит оставить как есть».

Месяц спустя, в начале октября 1939 года, архимандрит Николай снова написал руководителю дипломатической миссии «относительно десяти (10) девушек из Югославии, которые теперь находятся на моем попечении». Он предоставил полные сведения об их возрасте, данные паспортов и так далее и при этом просил, чтобы его держали в курсе всех мер, которые могут быть приняты для защиты их интересов. Отец Николай получил ответ, в котором говорилось, что одна из девушек уже даже побывала в дипмиссии. Руководитель дипмиссии писал: «Мы, к сожалению, не в состоянии оказать финансовую помощь ни ей, ни другим находящимся под вашим присмотром девушкам, которые желают вернуться домой. Все, что может сделать дипмиссия, — это помочь им с паспортами». Одной из хористок отец Николай написал: «Из дипломатической миссии меня известили, что не смогут выделить средства на билеты, поэтому я не знаю, как вы можете их получить, если только ваши родители не убедят Министерство иностранных дел в Белграде принять какие-то деньги там и переслать их в дипмиссию в Лондоне».

Через несколько дней отец Николай получил копию письма из Белграда, написанного по-английски Яковом Илляшевичем, отцом одной из девушек, адресованного «высокочтимому сэру Верховному комиссару по делам беженцев». В письме содержалась просьба оказать финансовую помощь десяти девушкам, застрявшим в Англии:

«Весной 1939 года 10 девушек из знатных русских семей отправились из Югославии в Лондон для изучения английского языка, чтобы впоследствии работать в английских конторах здесь [в Белграде]. Это девушки-эмигрантки, они приехали из России и не имеют вообще никаких денежных средств.

Их приютили монастыри, но у них нет денег на необходимые вещи — на одежду, почтовые марки, бумагу для писем, школьные учебники, на дорогу до церкви, где они поют и т. д. Теперь из-за политической ситуации их родственники не могут обеспечить их этими деньгами, так как: 1) деньги не могут быть высланы из Югославии, 2) многие теперь без работы.

Итак, положение этих молодых девушек действительно плачевно. Между тем, все они — члены Братства[9], которые помогали ему разными способами, пели на церковных службах, встречах и т. д.

Считая своим священным долгом помочь этим бедным девушкам, Братство обращается к Верховному комиссару, взявшему на себя труд оказывать денежную помощь русским беженцам, и просит его назначить каждой из девушек определенную ежемесячную сумму на вышеупомянутые необходимые расходы.

Вышеназванные молодые девушки были размещены в вышеназванных монастырях по просьбе Преосвященного архимандрита Николая Гиббса, бывшего учителя наследника русского престола, сына покойного императора Николая II. Архимандрит Николай знает, где в данный момент находится каждая из девушек, поэтому Братство просит Верховный комиссариат в случае выдачи пособия любезно направить его Преосвященному архимандриту Николаю Гиббсу, чтобы он передал эти средства девушкам-эмигранткам».

В октябре 1939 года отец Николай написал заместителю главы югославской дипмиссии господину Д.П. Суботичу, что две девушки «чрезвычайно склонны» к возвращению в Югославию. Отец Николай поинтересовался, можно ли будет друзьям этих девушек заплатить деньги за поездку какому-нибудь министерству в Белграде, а девушки в свою очередь получат билеты на поезд в здешней дипмиссии, при этом расходы миссии будут покрыты суммой, депонированной в Белграде. Параллельно Мария Алексеевна Неклюдова в Белграде делала аналогичные запросы в различные государственные ведомства. Некоторого успеха все-таки удалось достигнуть. К концу октября Мария Алексеевна отправила банковский ордер на сумму чуть более 4 фунтов стерлингов[10] на имя одной из девушек, Ирины Шаховской. Ее родители передали эти деньги через коммерсанта, у которого был счет в Лондоне. Отец Николай при этом утверждал, что 4 фунта — это даже не половина стоимости дороги из Белграда в Лондон[11].

Историк-исследователь железных дорог Марк Смит предполагает, что, возможно, путешествие поездом из Лондона в Белград в начале 1940 года не было таким опасным, как думал отец Николай. Он пишет: «Я не вижу никакой проблемы доехать до Парижа или даже до Кале, а оттуда до Белграда. Немцы оккупируют Францию [май 1940 года], Италия — их союзник, США еще не вступили в войну, поэтому над Германией пока нет самолетов B-17, да и у Королевских ВВС нет тяжелых бомбардировщиков. Итак, в 1940 году, вероятно, вполне можно было проехать по железной дороге, и наиболее вероятный маршрут был бы такой: Париж-Лозанна-Милан-Загреб-Белград»[12].

Что касается стоимости проезда, архивариус Национального железнодорожного музея в Йорке Питер Торп делает следующее замечание: «Для путешественников, которым не хватало денег, тарифы на прямые маршруты между крупными европейскими столицами не подходили. Однако даже в Великобритании можно было найти тарифы дешевле стандартных (существовали скидки на групповые поездки, экскурсионные поезда, тарифы для рабочих и т. д.). Вполне можно было бы совершить путешествие с меньшими затратами, используя дешевые тарифы на коротких маршрутах»[13].

К концу года архимандрит Николай совсем перестал как-либо содействовать возвращению хористок в Югославию. Следует отметить также, что, по-видимому, ни от Ассоциации Англиканской и Восточных Церквей, ни от самого отца Николая, которые, напомним, были покровителями девушек в Лондоне, предложений оплатить билеты на поезд до Белграда не поступало. Однако девушки не сдавались. Как мы увидим далее, некоторым из них, например, руководителю хора Марии Родзянко с мужем и ребенком, удалось добраться до Белграда к марту 1940 года.

«Белградские соловьи»

Итак, кто же такие были «Белградские соловьи»? Ниже будет кратко рассказано о каждой из десяти молодых женщин. Я смог найти сведения о том, как сложилась жизнь некоторых из них в дальнейшем; но чьи-то следы после 1940 года, к сожалению, теряются. Буду рад любым дополнительным сведениям о жизни этих женщин и приношу искренние извинения за ошибки, которые мог допустить.

Юлия Бурачек

Юлии Бурачек (прим. — в написании этой фамилии, мы придерживаемся общепринятого русского написания Бурачек, хотя в британских и американских юридических документах это имя пишется как Буратчок (Buratchok) и Буратчек (Butachek). Для окончательного решения этого вопроса необходимо нахождение написания фамилии Юлии на русском языке) было 23 года, когда она приехала в Англию с хором «Белградских соловьев» в апреле 1939 года. Она путешествовала по югославскому паспорту, который был выдан в Панчево, и была просто студенткой, но не певицей, судя по записям архимандрита Николая. Вместе с Еленой Родзянко Юлия жила в монастыре Святого Спасителя на Грейт-Кембридж-стрит в районе Хаггерстон, Лондон. В начале Второй мировой войны Юлия и Елена уехали из Лондона в Литтлмор, местечко рядом с Оксфордом, и жили в «Доме пресвятой Девы Марии»[14]. Как и все хористки, Юлия писала отцу Николаю, прося его помочь ей вернуться домой. Ее просьбы были встречены отцом Николаем не слишком сочувственно. В октябре он писал Юлии: «Я очень рад, что вы получили такое разумное письмо от ваших родителей. Я полностью согласен со всем, что они говорят. Более того, Королевская Югославская дипломатическая миссия говорит ровно то же самое. Зачем продолжать настаивать? Вы закрываете глаза на то, что во Франции идет ужасная война, а вам придется пересечь эту страну, вдобавок вражескую. Это безумие — идти на такой риск без очень веской причины. К тому же у вас будут проблемы с получением визы, и я не думаю, что вы сможете найти деньги на покупку билета. Из дипломатической миссии меня известили, что не смогут выделить средства на билеты, поэтому я не знаю, как вы можете их получить, если только ваши родители не убедят Министерство иностранных дел в Белграде принять какие-то деньги там и переслать их в дипмиссию в Лондоне. Но почему бы не последовать совету родителей? Вы исключительно удачно устроились недалеко от Оксфорда и вполне довольны жильем. Поэтому я не могу понять, почему вы противопоставляете свою волю неумолимой судьбе. Почему бы не смириться с тем, что послал Бог? Будет намного лучше, если вы покоритесь. Ведь все это послано вам с определенной целью».

Однако Юлия была настойчива в своем желании уехать домой, и к декабрю стало ясно, что ей предстоит рискованное путешествие в Югославию. Затем, в марте 1940 года, отец Николай сообщает мадам Неклюдовой в Белград: «Ирина Шаховская и Юлия Бурачек планируют вернуться домой. Для путешествия Ирины все готово, а Юлия пока продолжает учебу. (Они поедут вместе, когда прибудут средства на дорогу для Юлии)». Вскоре Юлия действительно отправилась в Югославию. К концу апреля 1940 года она вновь жила в общежитии Харьковского института мадам Неклюдовой в Белграде.

Ирина Демьянкова

Когда Ирина приехала в Лондон, ей было 27 лет. Ирина путешествовала по нансеновскому паспорту[15], который был выдан в Белграде, и числилась участницей хора. Жилье для Ирины было устроено в Доме Милосердия в самом центре города, по адресу Грик-стрит, 1[16]. Этим домом управляли англиканские монахини из Общества святого Иоанна Крестителя, которое базировалось в Кливере, к западу от Лондона. Изначально главным направлением деятельности сестер в Лондоне было оказание помощи бездомным. Во время Второй мировой войны лондонский Дом Милосердия был реквизирован правительством, и все монахини вернулись в Кливер. Но пока этого не случилось, сестры постоянно расширяли свою благотворительную деятельность, заботились «о людях, которые хотели эмигрировать в Австралию и ожидали долгого морского путешествия, о тех, кто прибывал в Лондон на операцию в госпиталь, о слугах, потерявших работу, об учителях, ожидающих должности, и об эмигрантах из России и с Балкан… Эта деятельность продолжается по сей день [2020]. Кроме того, раз в месяц в часовне [Святого Варнавы] проводит службу Македонская православная церковь»[17].

Похоже, однако, что Ирина недолго оставалась на Грик-стрит. Вскоре она переехала в Общину святой Анны на Деламер-террас, район Мейда-Вейл, Лондон. Эта община являлась частью Общества святой Девы Марии в Уэнтедже, графство Беркшир[18]. Монахини занимались благотворительностью и жили на Деламер-террас, в домах 34 и 35, которые вместе назывались Общиной святой Анны. Для ежедневных молитв они использовали часовню недалеко от католической церкви святой Марии Магдалины.

Начало войны означало, что Ирине снова пришлось переехать – на этот раз подальше от Лондона. Известно, что Ирина уехала в графство Кент, но нет никаких записей о том, куда именно. Вполне возможно, что англиканские монахини из Общества сестер Церкви, Килберн, нашли место для Ирины в огромном, на 300 коек, Госпитале для выздоравливающих и сиротском приюте Святой Марии в городе Бродстерс, Кент.

То, что Ирина в сентябре жила в каком-то монастыре, ясно из письма, написанного ей архимандритом Николаем Гиббсом. В письме от 2 октября отец Николай поздравляет ее с именинами (память святой мученицы Ирины Египетской совершается 1/18 октября) и пытается подбодрить: «Конечно, мы не совсем отрезаны от Югославии, которая все еще является дружественной страной. Я уверен, проблема в том, что обычно почта идет через Италию, которую (несмотря на ее нейтралитет) едва ли можно считать дружественной!.. Есть еще цензура, о которой нельзя забывать, а это наверняка занимает много времени.

В своем последнем письме вы выразили беспокойство по поводу пребывания в монастыре. Действительно, первоначально мы рассчитывали разместить вас там на шесть месяцев, но из-за войны все изменилось. Когда вопрос будет поднят, я найду вам новое место, нет смысла беспокоиться об этом сейчас!.. Вы, вероятно, скоро поймете, что здесь вам гораздо лучше, чем если бы вы были в Югославии!..»

В конце октября в письме к Ирине Шаховской отец Николай пишет: «Единственная, о ком у меня сейчас мало новостей, – это Ирина Демьянкова, которая находится в Кенте».

В середине декабря 1939 года отец Николай сам планировал переехать в Оксфорд. В письме корреспонденту в Белграде он пишет: «Три девушки сейчас в Оксфорде: Елена Родзянко, Татьяна Яковлева и Юлия Бурачек. Последняя не поет, но она собирается уезжать, и вместо нее приедет Ирина Демьянкова. И тогда у меня будет три хористки».

Судя по всему, Ирина не вернулась в Белград вместе с семьей Родзянко в начале 1940 года. В марте в письме к Елизавете Александровне Нарышкиной относительно различных приготовлений, необходимых в связи с началом служения Божественной Литургии в Оксфорде, архимандрит Николай замечает, что намерен написать «госпоже Демьянковой» и попросить ее приехать в Оксфорд по окончании карантина. Вероятно, Ирина была больна и сейчас выздоравливала. 6 апреля 1940 года отец Николай писал: «Ирина Демьянкова отправится в монастырь в Оксфорде, который является сестринской обителью того, в котором она сейчас находится. Хор еще не готов петь в Оксфорде, потому что, во-первых, Ирина Демьянкова еще не переехала туда, и сопрано, которое там есть, не может петь в одиночку».

В 1942 году Ирина вышла замуж за Вячеслава Остроумова. Вячеслав родился в 1899 году, он жил в Фулхэме, западный Лондон, и работал на транспорте. У Ирины и Вячеслава родилось двое детей – Наталья и Андрей. В мае 1947 года семья Остроумовых эмигрировала в Буэнос-Айрес, Аргентина. Они путешествовали третьим классом на круизном судне «Хайленд Чифтейн» Королевской судоходной почтовой компании. При регистрации на рейс отмечено, что вся семья была «без гражданства» и записан их последний адрес в Великобритании: Сент-Дунстанс-роуд, 14, Лондон. Это, конечно, был адрес лондонского дома причта Русской Православной Церкви в изгнании.

Ольга Илляшевич

Ольга родилась 24 июля 1910 года, она была дочерью Якова Валериановича Илляшевича (1870­–1953), председателя белградского «Братства в память о. Иоанна Кронштадтского». Когда Ольга приехала в Лондон, ей было 28 лет. Она путешествовала по нансеновскому паспорту, выданному в Белграде. Хористку поселили на Норманд-роуд, Лондон, в главном монастыре Общины святой Катарины Египетской, англиканского монашеского ордена, основанного в 1879 году[19]. На протяжении многих лет сестры Общины святой Катарины заботились о благополучии сирот, особенно молодых девушек. В 1939 году при монастыре на Норманд-роуд находилось общежитие для девушек на испытательном сроке. Место жительства Ольги было наиболее удобным, потому что подворье (дом причта) и часовня Всех святых, в которой проходили православные службы, находились менее чем в полутора километрах отсюда, на Сент-Дунстанс-роуд.

Как и других девушек из Белграда, с началом войны Ольгу эвакуировали из Лондона в монастырь в сельской местности. Однако менее чем через неделю архимандрит Николай написал регенту хора Марии Родзянко: «Все девушки уехали, кроме Ольги Илляшевич, которая вернулась несколько дней назад. Навсегда или только временно, я не могу сказать».

До 27 октября 1939 года отец Николай обдумывал возможность возобновления богослужений в часовне Вознесения Господня, несмотря на угрозу немецких бомбардировок. Он снова пишет Марии Родзянко: «Я размышляю, можно ли будет устроить Татьяну Яковлеву где-нибудь в Лондоне. Она очень хочет приехать, и, если приедет, их будет две (с Ольгой Илляшевич). А вместе с Ананьиной[20] и Панаевой – уже четверо». Вскоре после этого возникла возможность служить в Оксфорде, и все дальнейшие мысли о возобновлении служб в лондонской часовне Вознесения были оставлены.

В том же письме отец Николай еще пишет об Ольге: «Илляшевич совсем не нравилось в провинции, и с разрешения настоятельницы она вернулась в Лондон. Я побеседовал с преподобной матерью-настоятельницей, и она сказала, что рада ее возвращению».

В ноябре 1940 года появилась возможность устроиться в Оксфорде, и отец Николай, по-видимому, обратился к Ольге с просьбой приехать. Она вежливо отказалась: «Как трудно мне отказаться от вашего любезного предложения и как я благодарна вам за все, что вы для меня сделали! Только моя бедность вынуждает меня делать то, чего я не хочу. Мне очень жаль, но я не смогу присоединиться к вашему хору, чего мне бы искренне хотелось... Но будущее как Лондона, так и Оксфорда нам неизвестно».

По-видимому, отцу Николаю не слишком понравилось ее решение, и он продолжал настаивать на том, чтобы она покинула Лондон. Ольга снова написала ему 6 декабря 1939 года: «Я хотела бы попросить вас не сердиться на меня... Настоятельница попросила меня написать вам и просить вас от моего и от ее имени позволить мне остаться здесь [в Лондоне – Н.М.] на Рождество. Она спросила меня, почему вы хотите отослать меня отсюда. Ее брат служит в одном из военных ведомств, и он сказал ей, что Лондон – самое безопасное место, так как он хорошо защищен от воздушных атак. Также она сказала, что если здесь действительно станет опасно, то она немедленно отошлет меня в Танкертон [Кент], где сейчас живут наши монахини.

Настоятельница сказала мне, что ей было бы жаль посылать меня туда без особой нужды, так как там живут только старые дамы и больные, а все остальные уже уехали оттуда. Там не с кем поговорить, так как все они пожилые и общаются друг с другом, а все вместе собираются только за столом. Я просто в отчаянии, ведь там нет никакой возможности практиковать язык. На мой взгляд, Танкертон ничуть не безопаснее Лондона, и поэтому я хотела бы попросить вас не отсылать меня туда. Мой отец не имеет ничего против моего пребывания в Лондоне. Я написала ему, что если здесь будет опасно, настоятельница отошлет меня.

С моими уроками мне помогает женщина, которая тоже живет здесь. Она даже хочет оплатить курсы для меня, если они начнутся. Мне обещали работу до Рождества – шить платья, и я надеюсь, что смогу хоть что-то заработать. Кроме того, Фока Федорович [Волковский; руководитель хора русской церкви] немного платит мне за мое пение. Все это вместе взятое заставляет меня категорически просить вас разрешить мне остаться здесь».

В черновике письма, которое должно было быть отправлено в декабре 1939 года некой Татьяне в Белград, отец Николай писал об Ольге: «Вместе с остальными [Ольга] была эвакуирована из Лондона в провинцию, но, ни с кем не посоветовавшись, вернулась обратно. В ответ на мой вопрос она сказала, что никогда не была там счастлива так, как в Лондоне. Я предложил ей найти другой монастырь, но она отказалась. Я предупредил ее о возможной опасности, которой она себя подвергает, оставшись в Лондоне, даже если пока там безопасно. Королевские министры так часто призывали покинуть Лондон (см. прилагаемую выдержку из речи премьер-министра). Я не могу взять на себя такую ответственность и держать хор в Лондоне. Поэтому я заранее хочу снять с себя всякую ответственность за то, что может случиться с Ольгой Илляшевич. Буду очень рад, если вы будете так добры и сообщите об этом ее отцу».

Неясно, было ли это письмо отправлено. Однако отец Николай написал еще одно письмо, на этот раз Марии Алексеевне Неклюдовой в Белград, 12 марта 1940 года. Он повторил, что Ольга отказалась покинуть Лондона и что он снимает с себя всякую ответственность, если что-то случится с ней, когда Лондон будут бомбить, а также попросить передать это ее отцу.

Действительно, в 1940 году отец Николай «умыл руки» и снял с себя всякую ответственность за Ольгу. Снова он написал Марии Алексеевне в апреле 1940 года, и его раздражение, граничащее с гневом, ясно видно в этом письме: «Должен вам также сказать, что Ольга Илляшевич избрала своим духовником протоиерея Михаила Польского. Поэтому я считаю, что она ipso facto стала прихожанкой не моего прихода. Я не возражаю против того, чтобы она поступала так, как ей нравится, но я не могу принять в свой хор или взять под свою защиту духовных детей какого-либо другого священника. Поэтому я предлагаю передать заботу об Ольге Илляшевич отцу Михаилу Польскому. Я еще не говорил с Ольгой на эту тему. Я бы предпочел, чтобы вы написали ей и сообщили об этом переводе. Пожалуйста, немедленно сообщите об этом Ольге и дайте мне знать, как только вы это сделаете. Тогда она будет исключена из моей организации. Возможно, было бы лучше прояснить этот вопрос для всех девушек. Они вольны делать то, что им нравится, но тот, кто является их духовным отцом, должен будет взять на себя ответственность и труд заботиться о них».

Ольга Илляшевич оставалась в Лондоне на протяжении всей войны. В марте 1940-го ей разрешили остаться в Великобритании бессрочно, а гражданство она получила в 1951 году. Автор этой статьи впервые встретился с Ольгой в начале 1970-х годов, когда она жила на Ноттинг-Хилл-гейт, западный Лондон. Раньше она работала машинисткой-стенографисткой в одной из страховых компаний. Ольга пела в церковном хоре в Лондоне и была членом православного Сестричества святой Ксении до своей кончины в 1987 году в возрасте 76 лет. Похоронена она на кладбище Ганнерсбери, Лондон.

Татьяна Яковлева

Татьяна родилась в России в 1914 году. В Англию она приехала по нансеновскому паспорту, ей было 24 года. Вместе с Софией Квачадзе они поселились в англиканской Общине святого Петра в Килберне, северный Лондон[21]. Татьяна была участницей хора. В сентябре 1939 года Софья и Татьяна были эвакуированы из Лондона и снова поселились в Общине святого Петра, на этот раз в Мейбери-Хилл, недалеко от Уокинга, графство Суррей. В октябре архимандрит Николай обдумывал идею привезти Татьяну обратно в Лондон, чтобы заново начать службы в часовне Вознесения Господня. Однако к декабрю Татьяне удалось найти себе жилье в Оксфорде, но не в монастыре, а в частном доме, что означало, что она может остаться там и продолжать учиться. В марте 1940 года Министерство внутренних дел сообщило Совету Англиканской церкви по международным отношениям, что Татьяне не нужно обращаться за дальнейшим разрешением остаться в Великобритании, пока она не может вернуться в Югославию. К августу 1940 года она переехала в Килберн, где получила работу, которая позволяла ей посещать курсы, которые она хотела.

Татьяна Яковлева

В 1943 году Татьяна вышла замуж за Джорджа Кнапффера. У Джорджа и Татьяны было трое детей – Михаил, Марина и Алексей. Семья Кнапффер проживала в Чизвике, западный Лондон. Все они были преданными членами лондонского прихода Русской Православной Церкви в изгнании, а Джордж в течение многих лет состоял в Приходском совете. Он был хорошо известен своими правыми взглядами, опубликовал несколько брошюр о мировой политике, а в 1963 году – книгу под названием «Борьба за мировую власть» (The Struggle for World Power, London, Plain-Speaker Publishing Co.). Джордж умер в 1990 году в возрасте 82 лет. Татьяна скончалась 12 лет спустя, в 2002 году, в возрасте 87 лет. У них осталось четверо внуков. Джордж и Татьяна похоронены на Новом кладбище в Чизвике, Лондон.

София Квачадзе

Софья Квачадзе (все всегда звали ее просто Соня) родилась 10 ноября 1908 года. В 1939 году, когда Соня приехала в Англию, ей было уже 30 лет, что делало ее самой старшей из «Белградских соловьев». Как и большинство из девушек, Соня не имела гражданства и путешествовала по нансеновскому паспорту. Она не была ни певицей, ни студенткой. Предполагаем, что она имела некоторую компетенцию в писании икон, но, по мнению в первую очередь самой Сони, эту ее способность преувеличивали. Точно неизвестно, где она жила в Лондоне изначально, скорее всего в Общине святого Петра в Килберне, северный Лондон. Эта община англиканских монахинь (большинство из которых имели сан диаконисс) была основана в 1861 году. Из-за войны району Килберн был нанесен значительный ущерб, вследствие чего община нашла новую штаб-квартиру – в Уокинге, графство Суррей[22]. Однако почему-то вскоре после прибытия в Общину святого Петра Соня переселилась в новое жилище – Общину святой Марии в Чизвике, западный Лондон. Это был монастырь Общества святой Маргариты, еще одного англиканского ордена[23]. Монастырь святой Марии и дом престарелых по-прежнему находятся в Чизвике, недалеко от нового лондонского собора Русской Православной Церкви заграницей на Гарвард-роуд.

В конце августа Соня упоминается в письме руководителя хора Марии Родзянко к архимандриту Николаю Гиббсу. Мария с мужем собирались возвращаться из Корнуолла в Лондон, чтобы она могла больше заниматься хором. Однако Марии нужна была няня. «Я думал о Соне Квачадзе, но она так занята в своем монастыре, и я боюсь, что это вряд ли возможно. Не думаю, что ей будет позволено отсутствовать в течение очень длительного времени, как это случилось бы, например, если бы мы поехали давать концерт в Хоув [в Восточном Сассексе, примерно в 80 километрах от Лондона]». Но началась война, семья Родзянко не вернулась в Лондон, и, конечно, концерт в Хоуве был отменен.

После эвакуации из Лондона Соня переехала в Уокинг (примерно в 50 километрах от Лондона) и жила в Общине святого Петра в Мейбери-Хилл[24]. Как и Татьяна Яковлева, которая также жила в этой общине, Соня в письмах к отцу Николаю выражала свое недовольство сложившейся ситуацией. Они считали, что им могли бы платить за их работу в монастыре: «Мы боимся остаться без гроша в монастыре... Мы обе умеем работать, и нам хотелось бы работать за деньги, а не заниматься благотворительностью». Как и другие молодые женщины из Белграда, Соня была озабочена поисками денежных средств для возвращения в Белград. Отец Николай в этом отношении ее не обнадежил.

В марте 1940 года она еще раз написала отцу Николаю, вновь выразив свое недовольство, которое усилилось с отъездом ее близкой подруги Татьяны Яковлевой, которая в декабре покинула монастырь и переехала в Оксфорд, где могла продолжить учебу: «Пожалуйста, простите меня за то, что я снова пишу вам и беспокою вас вопросами. Я снова оказалась в неудобном положении в монастыре. С тех пор как Таня уехала, они постоянно кладут спать в мою комнату гостей, которые приезжают в монастырь на время. Иногда на одну ночь, иногда на две и более. Это крайне неприятно, тем более что эти люди мне совершенно незнакомы. Главная проблема заключается в том, что я никогда не могу заранее знать, буду ли я сегодня одна и как часто будут приходить эти гости».

Последний раз Соня упоминается в бумагах отца Николая в марте 1940 года, когда Министерство внутренних дел сообщило, что София Квачадзе может остаться в Великобритании на неопределенный срок.

1977: в Соборе Русской Православной Церкви в изгнании, Лондон SW7,
архиепископ Антоний (Бартошевич) держит крест; слева - София Квачадзе.

Соня в действительности осталась в Лондоне до конца своей жизни. Автор статьи познакомился с ней в начале 1970-х годов, когда Соня уже жила в одном из домов престарелых, управляемых Российским Красным Крестом[25], в Бедфорд-парке, Чизвик, Лондон. Соня была прихожанкой лондонского прихода Русской Православной Церкви в изгнании, а также активным членом Сестричества святой Ксении. Она умерла 17 сентября 1990 года в возрасте 81 года. Останки Софии Квачадзе покоятся на кладбище в Чизвике, Лондон.

Марина Лямина

Марина родилась 16 июля 1916 года. В Лондон 22-летняя девушка приехала по нансеновскому паспорту, который был выдан в Белграде. Марина не была членом хора, она приехала учиться. Вместе с Ниной Семеновой их сначала приютило англиканское Общество сестер Церкви на Рэндольф-Гарденс, Килберн, где у монахинь был большой приют для сирот[26]. В начале войны Марина вместе с Ниной Семеновой отправились в Школу святого Михаила в Уэст-Гринстед[27].

Оттуда Марина и Нина писали многочисленные письма отцу Николаю, умоляя его помочь им вернуться домой в Белград. Как будет упомянуто в разделе, посвященном Нине Семеновой, они даже посетили Югославское дипломатическое представительство в Лондоне с просьбой о финансовой помощи. Им было очень одиноко в Школе святого Михаила. В октябре Марина написала отцу Николаю письмо: «Что касается нашей жизни здесь, то нет никаких изменений к лучшему. Весь день мы совершенно одни, и из-за этого в нашем пребывании здесь нет никакой пользы. Мы знаем, что оформление виз может занять очень много времени, и нам хотелось бы извлечь больше пользы из пребывания здесь. Мы были бы вам очень признательны, если бы вы сделали то, что намеревались сделать для улучшения условий нашей жизни здесь. Единственный человек, с которым мы можем перекинуться парой слов по вечерам, – это кухарка. Сейчас она увольняется, и наша изоляция будет полной. Нам по-прежнему не разрешается общаться с 10 преподавательницами, которые живут в этом доме. Мы приходим в отчаяние при мысли о совершенно бесполезно проведенном времени…»

Отец Николай решил попытаться улучшить положение девушек. Весь этот инцидент кратко иллюстрирует царящие в то время классовые предрассудки. Он написал чрезвычайно деликатное письмо настоятельнице Ист-Гринстеда: «Я получил письмо от одной из двух моих духовных детей, которые сейчас живут с вами, и я не знаю, что делать. Показать вам это письмо – значит предать их доверие, но, с другой стороны, оно так хорошо выражает “чувства” обеих, что я думаю, для вас будет полезно прочесть его. Поэтому я прилагаю его для вашего сведения (конфиденциально).

Очевидно, девушки очень чувствительны, и в даже таком замечательном заведении, как ваше, они чувствуют себя довольно “потерянными”. Это обычное чувство для всех маленьких мальчиков и девочек, впервые идущих в большую государственную школу. И хотя эти девочки на самом деле уже выросли, обстоятельства поставили их в аналогичное положение. Они не понимают, и им невозможно объяснить, что такое преподавательский коллектив в Англии. Индивидуально все учителя добры и просты, как коллектив же – очень консервативны и сдержанны, и им не понравились бы, а то и вовсе вызывали бы раздражение незнакомые люди вокруг.

Еще одна трудность, по-видимому, состоит в том, что у вас они делают работу, которая ставит их в один ряд со слугами, тогда как по рождению и образованию они действительно принадлежат к высшему классу. Все девушки, которые приехали ко мне из Югославии, из благородных семей, а те, что живут у вас, как и большинство других, уже поступили в университет.

Могу ли я предоставить вам решить, возможно ли что-то сделать, чтобы исправить положение? Если нет, дайте мне соответствующий совет, и я постараюсь организовать их проживание каким-то другим способом. И эта переписка никогда не должна стать достоянием общественности. Я очень боюсь каким-либо образом злоупотреблять вашей добротой. С вашей стороны было очень любезно сразу согласиться принять их, и я был более чем благодарен вам за то, что вы так быстро откликнулись на мою просьбу в это трудное время. Девочки очень благодарны за всю ту заботу, которую вы проявляли к ним с тех пор, как они оказались под вашей крышей. И только ужасное чувство одиночества заставляет их писать мне. Сначала я не обратил особого внимания на их жалобу, так как надеялся, что со временем все наладится само, но поскольку этого не произошло, я осмелился написать вам. Прошу ваших святых молитв, остаюсь искренне ваш в нашем Господе…»

Копии ответного письма от настоятельницы, увы, не сохранилось. 4 ноября отец Николай снова пишет ей: «Очень благодарен вам за то, что вы так любезно отнеслись к моей просьбе. Я был убежден, что все это – оплошность, и потому осмелился довести ее до вашего сведения. Однако я очень рад, что сделал это, так как уверен, что девочки теперь будут вполне счастливы».

Несмотря на улучшение условий жизни в Школе святого Михаила, обе девушки упорно стремились вернуться в Белград. В декабре Марина написала письмо Дж. Кульману, заместителю верховного комиссара Лиги Наций в Лондоне. После этого 19 декабря 1939 года г-н Кульман обратился к архимандриту Николаю с письмом. Отец Николай ответил так: «Что касается письма мисс Ляминой, копия которого прилагается к вашему письму от 19-го числа, то я могу сказать только, что совершенно не знал о ее намерении обратиться непосредственно к вам. Факт в том, что девушки, приехавшие из Югославии, по-разному планировали свой срок пребывания в Англии. Этот срок варьировался от шести месяцев до двух лет. Однако только одна из девушек собиралась остаться на короткий срок шесть месяцев – это была мисс Лямина. Я говорю это, чтобы показать, что решение мисс Ляминой вернуться домой вызвано не паникой или капризом, а вполне соответствует ее планам.

Я очень хорошо помню, как вы мне писали, что у лиги нет средств, чтобы помочь девушкам вернуться домой, и я передал им эту информацию. Должен также заявить, что не думаю, чтобы ее действительно кто-то заставлял покинуть тот монастырь, где она сейчас живет, или что невозможно найти ей другое место жительства. Дело в том, что ей и мисс Семеновой не особенно нравится жить там. Хотя, должен сказать, мне удалось улучшить условия их проживания, и теперь они никоим образом не “невыносимы”.

При этом мне известно, что обстоятельства требуют возвращения мисс Ляминой домой, и именно по этой причине она прилагает такие решительные усилия, чтобы достичь своей цели. Лично мне очень жаль, что она хочет уехать, потому что она хористка[28], но я чувствую, что не должен стоять у нее на пути. Хотел бы узнать, сможете ли вы помочь ей найти средства из других источников, кроме Лиги? Я, конечно, вполне отдаю себе отчет в том, насколько это трудно, особенно в настоящее время».

Несмотря на трудности – войну, опасное пересечение Ла-Манша и нехватку средств, Марина добралась до Белграда в начале 1940 года. В письме от 25 апреля 1940 года Марина Алексеевна Неклюдова сообщила отцу Николаю: «Марина Лямина бывает в общежитии [Харьковского института] в те дни, когда приезжает в Белград на лекции... Марина уже ведет уроки английского языка; она должна помогать своей тете, с которой они вместе живут и которая для нее как мать».

Елена Родзянко

Елене было 18 лет, когда она приехала в Англию в апреле 1939 года по нансеновскому паспорту. Елена была внучкой последнего председателя российской Думы Михаила Родзянко (1859–1924), шестой из восьми детей и первой, кто родился за пределами России, после того как семья бежала в Сербию в 1920 году.

В Лондоне Елену поселили в монастыре Святого Спасителя на Грейт-Кембридж-стрит, в районе Хаггерстон. Это дочерний монастырь Общества святой Маргариты[29]. Филиал в восточном Лондоне был основан в 1868 году. Сестры много молились, а также помогали бедным местным жителям. Поначалу для Елены, должно быть, было шоком жить в таком бедном районе.

В начале Второй мировой войны Елена переехала в Литтлмор, Оксфорд, и жила в «Доме пресвятой Девы Марии». Ранее это здание называлось Лоун-Аптон-хаус. В XIX веке здесь жил англиканский священник Джон Генри Ньюмен (ум. 1890), позднее канонизированный Римско-католической Церковью. В 1836 году по его инициативе рядом была построена церковь святой Марии и святого Николая, которая стала центром англо-католицизма. «Дом пресвятой Девы Марии» был одним из многочисленных учреждений, принадлежащих Обществу святого Иоанна Крестителя, Кливер. С 1929 по 1953 год община занимала Лоун-Аптон-хаус и основала там приют для «падших женщин».

В конце сентября 1939 года отец Николай пишет Елене с просьбой вернуть ему ключи от церкви святого Филиппа и нотные сборники. На самом деле Елена случайно оставила их в монастыре Святого Спасителя в восточном Лондоне, но в конце концов все это было возвращено отцу Николаю посылкой, присланной из Литтлмор. Поблагодарив Елену, он пишет: «Я рад, что вы обосновались в Оксфорде. Вам очень повезло оказаться в таком хорошем месте. Надеюсь, вы значительно продвинетесь в обучении. Если вам потребуется какая-либо помощь или совет по учебе, вы можете проконсультироваться с г-ном Суботичем, инспектором по вопросам образования из Югославского дипломатического представительства, который сейчас также находится в Оксфорде…»

Приезд Елены и еще одной хористки, Татьяны Яковлевой, в Оксфорд побудил местную русскую общину пригласить архимандрита Николая в Оксфорд, чтобы он служил Божественную Литургию по крайней мере с малой частью хора «Белградских соловьев». В конце декабря 1939 года он пишет корреспонденту в Белграде: «Три девушки сейчас в Оксфорде: Елена Родзянко, Татьяна Яковлева и Юлия Бурачек. Последняя не поет, но она собирается уезжать, и вместо нее приедет Ирина Демьянкова. Тогда у меня будет три хористки. Это вдохновило некоторых русских, живущих в Оксфорде, попытаться организовать там проведение православных богослужений. Приготовления уже завершаются, и когда все будет готово, проект, который начинался у нас в Лондоне, будет перенесен в Оксфорд».

О Елене довольно критически отзывается Елизавета Александровна Нарышкина (ум. 1945), которая помогала отцу Николаю устраивать православную общину в Оксфорде. Елизавета Александровна была весьма обеспокоена отсутствием нотных сборников для хора. Она пишет: «Удивительно, насколько немузыкальны Елена и Таня. Хотя они знают мелодию, они не могут правильно петь ее без нот».

Дочь Елены Зина вспоминает: «Каждую субботу вечером отец Николай появлялся у ворот ее колледжа в подряснике, с длинной седой бородой и посохом в руке. Он приходил спросить, будет ли она завтра в церкви, ведь “Белградские соловьи” разлетелись кто куда, и она была тем малым, что осталось от его хора»[30].

1944: Елена (Рапп) Родзянко

В Оксфорде Елена изучала английский язык, а затем получила дипломом с отличием по русскому языку в колледже Леди-Маргарет-Холл, Оксфорд. Она стала президентом Русского общества Оксфордского университета. Именно тогда она познакомилась со своим будущим мужем, в то время тоже изучавшим русский язык в Оксфорде. Его звали Джордж Рапп (ум. 1982), он был евреем, бежавшим в Англию из Германии в 1935 году. Через девять месяцев после начала Второй мировой войны британские власти выслали его в Австралию как гражданина враждебного государства. К 1944 году Джордж вернулся в Англию. Они с Еленой, к тому моменту уже скорее Хелен, поженились, скромная гражданская церемония проходила в Виллсден-Таун-холл, северо-западный Лондон.

В 1950-х годах Хелен получила докторскую степень в лондонской Школе славянских и восточноевропейских исследований и вернулась в Оксфорд преподавать русский язык. В 1962 году в соавторстве с Фрэнком Сили (ум. 2000) она написала самый популярный учебник по русскому языку. В 1960 году Хелен начала работать на Би-би-си продюсером программ об искусстве для радио, и работала там до 1969, пока не перешла в недавно созданный Открытый университет, где стала ответственной за учебные программы по радиовещанию. Именно в это время они расстались с Джорджем.

Хелен умерла в 1998 году в возрасте 78 лет. Ее похороны состоялись в русском соборе в Эннисмор-Гарденс (Московская Патриархия). Она похоронена на кладбище Сент-Панкрас и Ислингтон в Ист-Финчли, на севере Лондона. У Хелен две дочери ­– Мириам Ньюман (ум. 2000) и писательница Зина Роган, а также пятеро внуков.

Нина Семенова

Нина приехала в Англию по югославскому паспорту, выданному в Белграде, в возрасте 22 лет. Она родилась 29 июля 1916 года. Нина приехала учиться, в хоре она не пела. Общество сестер Церкви предоставило ей место проживания в Рэндольф-Гарденс, Килберн. Там был главный монастырь этого широко известного англиканского ордена, в ведении которого были десятки приютов и школ как в Великобритании, так и за рубежом. В 1939 году на Рэндольф-роуд располагался монастырь и большой приют для сирот. Через год все это было разрушено в ходе нацистских бомбардировок, и сестры перенесли штаб-квартиру ордена в Хэм-Коммон, графство Суррей[31]. Как мы знаем из рассказа о Софии Квачадзе, руководитель хора Мария Родзянко искала няню для своего ребенка. В итоге она выбрала Нину Семенову. Мария писала архимандриту Николаю в конце августа: «Нина Семенова, если она будет в Лондоне, я думаю, единственная, кто мне подойдет, так как она более-менее свободна. Я написал ей, спросила, хочет ли она побыть няней, если вы согласитесь оставить ее в Лондоне. Она сразу же ответила мне, что будет очень рада сделать это для меня».

Однако с началом войны Нина вместе с другой девушкой из Белграда, Мариной Ляминой, была вынуждена переехать в Школу святого Михаила в Уэст-Гринстед, Сассекс[32], примерно в 80 километрах от Лондона. Нина и Марина очень хотели вернуться в Югославию, они часто писали отцу Николаю, прося его о помощи. В октябре 1939 года они даже ездили по этому вопросу в Югославскую дипмиссию в Лондон.

В ноябре, благодаря вмешательству Марии Алексеевны Неклюдовой в Белграде, отец Николай смог передать Нине денежный перевод на сумму около 120 фунтов стерлингов (в сегодняшних ценах), который он получил через лондонский банковский счет русского коммерсанта из Белграда.

В ноябрьском письме Елены Родзянко к отцу Николаю упоминается Нина: «Мы очень счастливы здесь [в Оксфорде]; мы стараемся много учиться и надеемся скоро увидеть Нину Семенову и Марину Лямину. Скажите, нельзя ли разместить и их где-нибудь в Оксфорде?» Месяц спустя отец Николай ответил на письмо Г. Кульмана, заместителя верховного комиссара Лиги Наций. Письмо в основном касалось Марины Ляминой. Однако отец Николай пишет и о Нине: «[Марине Ляминой] и мисс Семеновой не особенно нравится жить там. Хотя, должен сказать, мне удалось улучшить условия их проживания, и теперь они никоим образом не “невыносимы”».

В письмах, касаясь положения Нины и Марины Ляминой, отец Николай не скрывает своего разочарования ими: «Они находятся в одной из самых лучших школ Англии, я считаю, что им очень повезло, хотя не уверен, что они осознают, насколько это ценный опыт». Далее он пишет: «Они были здесь [на подворье в западном Лондоне] во вторник, оформляли документы для поездки, и сообщили мне, что со вчерашнего дня чувствуют, что их положение [в школе] становится лучше. Они впервые с сожалением говорили о том, что им скоро придется покинуть Англию»[33].

Как бы там ни было, Нина и Марина получили необходимые документы, и в начале 1940 года, несмотря на то что Европа находилась в состоянии войны и пересечение Ла-Манша было делом рискованным, им удалось вернуться домой в Белград. Из письма Марии Алексеевны Неклюдовой отцу Николаю от 25 апреля 1940 г. известно, что на тот момент Нина снова жила в общежитии Харьковского института в Белграде.

Ирина Шаховская

Об Ирине мы узнаем из англоязычного «Южнославянского вестника» за июнь 1939 года (см. выше), где сказано, что она – княжна, которая будет петь сопрано в русской церкви в Лондоне. В 1939 году Ирине было 22 года, у нее, так как у большинства девушек из Югославии, был нансеновский паспорт. По прибытии в Лондон Ирина стала гостьей Общества сестер Вифании на Ллойд-сквер, Клеркенуэлл, Лондон. Этот англиканский религиозный орден основан в 1866 году[34]. На Ллойд-сквер монахини организовали приют для женщин, а также творили дела милосердия и благотворительности в соседних бедных районах. Кроме того, общество прославилось своей школой вышивания, и, возможно, в этом деле Ирина могла помочь сестрам. Общество сестер Вифании существует по сей день, но монастырь на Ллойд-сквер был закрыт в 1962 году.

Несомненно, монахини должны были рассказать Ирине, как их монастырь в ноябре 1937 года посещали архиепископ Парижский Серафим (Лукьянов), архимандрит Николай Гиббс и протоиерей Михаил Польский, которые привезли с собой Курскую Коренную икону Божией Матери. В монастырской часовне тогда был отслужен молебен, а затем икону отвезли в больницу святого Варнавы, где на лечении находился монастырский священник отец Бартлетт. Православные гости благословили этой иконой его и всех остальных пациентов и медсестер[35].

С началом Второй мировой войны Ирину отправили в Борнмут, графство Дорсет. Это популярный морской курорт примерно в 180 километрах от Лондона. Там она жила в одном из домов Общества сестер Вифании, который был частично монастырем, а частично гостевым домом, где иногда проводились мероприятия. Однако она была глубоко несчастна там и несколько раз писала отцу Николаю с просьбой помочь ей вернуться в Белград.

В конце октября 1939 года отец Николай написал ей пространное письмо, в котором просил не желать того, что, по его мнению, было недостижимо. Он заверил Ирину, что проконсультировался с представительством Лиги Наций и понял, что в нынешних обстоятельствах невозможно перевести деньги для покупки билетов из Белграда в Англию. Кроме того, заместитель комиссара Лиги Наций и глава Югославской дипмиссии, по словам отца Николая, единодушно не советовали сейчас отправляться в путешествия. К тому же ей «посчастливилось находиться в Борнмуте, который всегда считался одним из лучших английских курортов». Вскоре отец Николай получил ответ Ирины, в котором она сообщала, что ее мать и сестра требуют, чтобы она вернулась в Белград. Они узнали, что семья Родзянко собирается вернуться в Белград, и наказали Ирине ехать с ними. Отец Николай решил, что если таково их желание, то лучше подчиниться. Он также сообщил Ирине хорошую новость: Мария Алексеевна Неклюдова устроила так, чтобы деньги для оплаты дороги Ирине были отправлены через отца Николая. Их переслали через лондонский банковский счет русского коммерсанта (около 250 фунтов стерлингов на сегодняшний день).

Ирина благополучно вернулась к своей семье в Белград где-то в конце марта 1940 года. В несвойственной ей критической манере Мария Алексеевна Неклюдова в письме к отцу Николаю (от 25 апреля 1940 г.) пишет об Ирине: «Только Ирина Шаховская поспешила вернуться домой не доучившись, а это необходимо получения хорошего места. Я этого не одобряю».

Людмила Ведринская

Людмила Сергеевна Ведринская родилась 7 января 1918 года[36] в Войновке, ныне республика Башкортостан. В 1939 году Людмиле исполнился 21 год. У нее был югославский паспорт. Из записей отца Николая следует, что Людмила приехала в Лондон учиться, но не умела петь и поэтому не входила в хор.

Людмилу сначала поселили в Сент-Эндрюс-Хаус, Уэстборн-Парк[37]. Однако в июне того же года она заболела, ей сделали операцию. После ее ненадолго отправили в Борнмут, в госпиталь Герберта для выздоравливающих. 29 июня Людмила переехала в Труро, графство Корнуолл, где находился монастырь Общины Богоявления. Это примерно в 400 километрах от Лондона. Община Богоявления – еще один монашеский англиканский орден. Сестры общины занимались просветительской работой, рукоделием, следили за состоянием собора в Труро и церкви святого Павла. Вполне вероятно, Людмила могла зарабатывать в общине, занимаясь вышивкой.

В сентябре 1939 года англиканский капеллан монастыря предложил Людмиле принять англиканское Причастие, так как православного храма в Труро не было. Отец Николай написал, что не может дать на это благословения. Он объясняет, что «хотя в отдельных случаях взаимное причащение действительно разрешается, это все еще (к несчастью) не разрешено в нашей ветви [sic!] Святой Православной Церкви». То есть Отец Николай не ставит под сомнение действенность англиканского Святого Причастия. Вместо этого он пишет: «Так что даже для того, чтобы вы получили такую неоценимую пользу, я не могу сделать то, что он [англиканский капеллан – Н.М.] предлагает, как бы мне этого ни хотелось…»

По счастливой случайности руководитель хора Мария Родзянко жила в городе Бодмин, примерно в 50 километрах от Труро. В октябре 1939 года Мария написала отцу Николаю: «Вчера ко мне приезжала Людмила Ведринская, и очень хорошо мы провели день. Она произвела на меня хорошее впечатление, она действительно очень изменилась к лучшему. Очевидно, ей очень хорошо в Общине Богоявления. Я надеюсь иногда навещать ее там. Мне так нравится монастырская атмосфера. Она рассказала мне о вашем письме и о проблеме Причастия. Мы с нетерпением ждем, что вы или отец Михаил приедете к нам. Тогда мы сможем организовать службу, и английский хор будет петь все литургию на английском языке».

В ответном письме отец Николай пишет, что получил хорошее письмо «от Ведринской»: «Как хорошо, что мы послали ее в Труро, даже против ее воли. Теперь ей, кажется, там очень нравится. Ей безусловно стало лучше. Возможно, хорошая еда и хороший воздух укрепили как ее дух, так и ее тело, ведь на земле они неразделимы».

Людмила получила разрешение на постоянное проживание в Великобритании в марте 1940 года. О ней известно следующее: 5 июля 1944 года в Хай-Уикоме, графство Беркшир, Людмила Ведринская вышла замуж за американского солдата Бориса Максимова. Семь месяцев спустя, в феврале 1945 года, она отплыла в США на американском военном корабле «Томас Х. Барри». При сборе данных пассажиров отмечено, что в то время Людмиле было 27 лет, она была домохозяйкой и умела читать и писать не только по-английски и по-русски, но также по-сербски и по-французски[38]. В марте 1945 года судно приплыло в Бостон. Вскоре Людмила с мужем переехали жить сначала в Чикаго, а затем в Дейтон, штат Огайо, где в городском справочнике за 1946 год она значится под своей девичьей фамилией. Также указано, что она профессиональный переводчик[39]. В сентябре 1977 года Людмила скончалась в Спринг-Вэлли, Нью-Йорк. У нее остались муж Борис (ум. 2009) и трое детей – Сергей, Николай и Екатерина. Людмила похоронена на Новодивеевском русском православном кладбище, Нью-Йорк.

Мемориальный крест на могиле Людмилы Максимовой (урожденной Ведринской),
Новодивеевское кладбище, Нью-Йорк.

Мария Родзянко

Мария Васильевна Родзянко не принадлежала к числу «Белградских соловьев», она приехала в Англию в 1938 году вместе с мужем Владимиром. Однако архимандрит Николай Гибсс назначил Марию руководителем хора, и было бы непростительным упущением не описать ее участие в проекте.

Мария Кулюбаева, дочь священника, вышла замуж за Владимира Родзянко в 1938 году в Белграде. Владимир в 1937 году окончил богословский факультет Белградского университета, и затем они с Марией переехали в Англию, где Владимир начал работать над диссертацией в Лондонском университете. При этом он много путешествовал по Англии при содействии Братства святого Албания и святого Сергия, рассказывал англичанам о Православной Церкви. В 1939 году у Марии и Владимира родился первый ребенок, которого назвали Владимир.

В анонимном документе, хранящемся в архиве отца Николая, говорится: «Регентом [«Белградских соловьев»] является очень талантливая госпожа Мария Васильевна Родзянко, которая не только сама обладает удивительно чистым контральто, но и дирижирует хором с большим умением и чуткостью».

В 1939 году Мария с маленьким сыном переехала в Бодмин, графство Корнуолл, в дом отца А. Каннера, англиканского священника прихода Тинтагель. Ее муж сначала обосновался в Лондоне, где жил в доме друзей архимандрита Николая, князя и княгини Голицыных, и много путешествовал. Затем, в июле 1939 года Владимир поехал к жене и сыну в Корнуолл.

Семья Родзянко планировала скоро вернуться в Лондон. Предполагалось, что они будут жить в пансионе в Белсайз-парк (северный Лондон), но начало Второй мировой войны перечеркнуло все планы. Теперь Мария и Владимир Родзянко решили вернуться в Белград как можно скорее. Очевидно, Мария написала хористкам и сообщила об этих планах. Это огорчило о. Николая, так как он считал, что у этой мечты мало шансов стать реальностью. 9 сентября 1939 года он довольно резко пишет Марии: «Поскольку найти деньги на железнодорожные билеты для них совершенно невозможно, и я не жду, что они смогут получить их из дома, все, по-видимому, стоит оставить как есть. Поэтому не делайте больше таких предложений. Ваши письма по этому вопросу очень их растревожили. Бесполезно предлагать им вернуться в Югославию, если у вас нет денег на железнодорожные билеты для них».

Почти месяц спустя Мария ответила: «Большое вам спасибо за ваше последнее письмо. Мне очень жаль, что мои письма так сильно расстроили девушек. Но я должна сказать, что некоторые из них написали мне задолго до того, как я начала думать о том, чтобы отправиться в Югославию. Они были очень обеспокоены тем, что с ними будет. Лямина и Семенова очень хотели вернуться в Белград. Я написала вам, но вы не смогли быстро ответить мне, и я подумала, что будет нехорошо не обсудить этот вопрос с самими девушками, ведь мне казалось, что нам легко удастся получить визы, и я могла себе представить, что бы сказали мне родители девушек в этом случае. Поэтому я решила написать им и спросить, хотят ли они поехать в Югославию, есть ли у них какие-либо средства для поездки, могут ли их родители помочь им и так далее. Я никогда не советовала им ехать, а только спрашивала их и говорила, что они должны делать, если захотят уехать. Конечно, теперь очевидно, что никто из нас не может уехать, и поэтому все должно остаться так, как есть.

Мне очень жаль, что я доставила вам столько хлопот своими письмами, но я не думала, что так случится.

К сожалению, Володя не получил работу в Би-би-си, мы не знаем почему. Мы, конечно, очень разочарованы. Но я надеюсь, он сможет устроиться работать на ферму [неразборчиво] или садовником где-нибудь недалеко от Бодмина».

Отец Николай на это ответил: «Я не перестаю задаваться вопросом, как Володя справляется с ролью “мальчика с фермы”. (Есть очень известная песня с таким названием: поет ли он ее теперь?) Жаль, что он не получил работу в Би-би-си, но ее нелегко получить. Я думаю, дело в том, что его английский недостаточно хорош. Он должен улучшить свою грамматику, которая (хотя он едва ли верит в это) плоха. Передайте ему мои слова».

В начале 1940 года семья Родзянко благополучно вернулась в Югославию. В Белграде в марте 1941 года Владимир был рукоположен в сан священника. В 1951 году о. Владимир вышел из тюрьмы и воссоединился со своей женой Марией и двумя сыновьями Владимиром и Михаилом. После его освобождения они отправились во Францию, а затем поселились в Англии, где протоиерей Владимир стал священником Сербской Православной Церкви в Лондоне. Ему предложили должность ведущего на службе Би-би-си, и более 30 лет он составлял религиозные программы, которые транслировались на Советский Союз. Мария Родзянко также работала на Би-би-си много лет в качестве радиоведущей русских программ. Она скоропостижно скончалась в 1978 году в возрасте 62 лет. Ее похоронили на Новом кладбище в Чизвике, западный Лондон. После смерти жены отец Владимир принял монашество и в 1980 году стал епископом Вашингтонским Василием (Православная Церковь в Америке), затем епископом Сан-Францисским, а в 1984 году ушел на покой. Он скончался в 1999 году в возрасте 84 лет[40].

Эпилог

Менее чем через шесть месяцев после того, как «Белградские соловьи» прибыли в Англию, война заставила их разделиться. Некоторые совершили опасное путешествие обратно в Белград, где в свое время им предстояло испытать ужасы вначале нацистского режима, а затем коммунистического. Другие остались в Англии, где пережили Вторую мировую войну и немецкие бомбежки. Трое отправились в Оксфорд, и это вдохновило небольшую русскую общину основать там приход и пригласить архимандрита Николая переехать из Лондона. И он служил Божественную Литургию для оксфордской общины, поддерживаемый какое-то время тремя своими «соловьями». Сначала отец Николай служил в часовне св. Варфоломея, а через несколько лет смог приобрести здание для церкви в собственность. Ныне это приход св. Николая Чудотворца в Оксфорде. В марте 1940 года отец Николай написал митрополиту Серафиму в Париж и рассказал ему обо всех этих событиях: «Мало-помалу хористки потянулись в Оксфорд – сначала две, потом третья, и, я надеюсь, четвертая тоже скоро прибудет. Это дало возможность небольшой общине русских, живущих в Оксфорде, просить меня регулярно служить православные службы.

Главная трудность состояла в том, чтобы найти подходящее место для служения, но даже это теперь преодолено милостью Божьей – небольшая и очень древняя часовня в честь Святого Варфоломея предоставлена в наше распоряжение. Часовня принадлежит одной из оксфордских приходских церквей, и викарий разрешил нам пользоваться ею. Мы ждем только официального разрешения епископа, и после этого сможем там служить. Я имею честь сообщить обо всех этих фактах и смиренно просить Вашего епископского благословения на все, что было сделано, а также просить официального разрешения на проведение русской и/или английской православной службы в часовне Св. Варфоломея в Оксфорде».

Часовня Св. Варфоломея в Оксфорде, где отец Николай служил с 1940 по 1945 год,
первоначально с хором из трех «Белградских соловьев».

В то время отец Николай все еще находился в юрисдикции Русской Православной Церкви в изгнании, а в 1943 году он перешел в Московский Патриархат[41].

Что касается часовни Вознесения Господня, то, к сожалению, 18 июня 1944 года она была занесена в список «разрушенных в результате действий врага». Ее так и не восстановили. Руины часовни были полностью ликвидированы в 1969 году.

Перевод с английского: О. Емельянова

Источник: http://www.rocorstudies.org/ 

 

Библиография

Архив

Архив архимандрита Николая Гиббса в храме св. Николая Чудотворца в Оксфорде. (Свято-Николаевский приходской архив (СНПА).

Книги

Peter Anson, The Call of the Cloister, London, 1955.

Christopher Birchall, Embassy, Emigrants, and Englishmen, New York, 2014.

Журналы

Church Times, London, 1^st August, 1939, 123.

1977. Salter “The Sisters of Bethany and the Eastern Churches.” Eastern Churches Newsletter, 5, Autumn 1977.

South Slav Herald, Belgrade, Yugoslavia, June, 1939.

Онлайн-ресурсы

Ancestry.com. Massachusetts, Passenger and Crew Lists, 1820-1963 [база данных онлайн]. Provo, UT, USA: Ancestry.com Operations, Inc., 2006.

Ancestry.com. U.S. City Directories, 1822-1995 [база данных онлайн]. Provo, UT, USA: Ancestry.com Operations, Inc., 2011.

Nicolas Mabin, Archimandrite Nicholas Gibbes: From the Russian Orthodox Church in Exile to the Moscow Patriarchate https://www.rocorstudies.org/2020/03/26/archimandrite-nicholas-gibbes-from-the-russian-orthodox-church-in-exile-to-the-moscow-patriarchate/ (дата доступа: май 2020 г.).

Николас Мабин, Архимандрит Николай Гиббс: из Русской Православной Церкви в изгнании в Московский Патриархат. https://bogoslov.ru/article/6026809 (дата доступа: май 2020 г.).

https://en.wikipedia.org/wiki/House_of_St_Barnabas (дата доступа: май 2020 г.).

In Memory of Maria Alexeevna Nekludova. Published on the ROCOR Studies website, April, 2020. https://www.rocorstudies.org/2020/04/09/in-memory-of-maria-alexeevna-nekludova (дата доступа: апрель 2020 г.).

https://www.northumbria.ac.uk/media/7245181/daniel-harold-russian-exiles-in-britain.pdf (дата доступа: июль 2020 г.).

http://www.rodzianko.org/english/life/ (дата доступа: июнь 2020 г.).

http://zinarohan.squarespace.com/family-article/ (дата доступа: июнь 2020 г.).

Благодарности

Приношу благодарность тем, кто оказал мне помощь при написании этой статьи: протоиерею Стивену Платту, диакону Андрею Псареву, Андрею Родзянко, д-ру Алексею Коляденко, Эдде Корнхард, Ханне Брайтман, Юлии Броклесби, преподобной Маргрит Армитстид, Николасу Кнапфферу, Марку Смиту (https://www.seat61.com/), Мэри Стил, Питеру Торпу (Национальный железнодорожный музей, Йорк), Уолкеру Томпсону, Зине Роган.

 

[1] В 1930-х годах то, что сейчас называется Русская Православная Церковь Заграницей, в Великобритании называлось по-разному – Русская Православная Церковь в изгнании, Карловацкий Синод. В 1950 году закрепилось официальное название – Русская Православная Церковь Заграницей (РПЦЗ). В этой работе я буду использовать название Русская Православная Церковь в изгнании; использование названия РПЦЗ в данном контексте было бы исторически неуместно.

[2] О жизненном пути Марии Алексеевны Неклюдовой можно подробнее узнать из статьи: Николас Мабин. В память о Марии Алексеевне Неклюдовой. URL: https://www.rocorstudies.org/2020/07/07/v-pamyat-o-marii-alekseevne-neklyudovoj/.

[3] Протодиакон Кристофер Бирчелл упоминает об этом хоре в своей книге «Посольство, эмигранты и англичане» (Embassy, Emigrants, and Englishmen, Нью-Йорк, 2014), стр. 283-284. За основу он взял воспоминания регента хора Кафедрального собора в Лондоне Антонины Ананьиной (ум. 2006). Из этой книги и взято название «Белградские соловьи», именно так называли хористок в русской общине Лондона.

[4] http://zinarohan.squarespace.com/family-article/ (дата доступа: июнь 2020 г). «Сияй, сияй, маленькая звездочка» – известная английская колыбельная. Название написано с ошибками, вероятно, чтобы подчеркнуть, насколько минимальным было знание английского языка. – Прим. пер.

[5] Архив архимандрита Николая Гиббса хранится в храме св. Николая Чудотворца в Оксфорде – Свято-Николаевский приходской архив (СНПА). Все цитаты в этой статье взяты из материалов архива СНПА за 1939-1941 годы, если не указано иное.

[6] В ноябре 1919 года, во время гражданской войны в России.

[7] «Черч Таймс», Лондон. 1 августа 1939 г., стр. 123.

[8] Дипломатическая миссия — вид постоянного дипломатического представительства, которое возглавляется посланником или постоянным поверенным в делах. Поскольку дипломатическую миссию возглавляет дипломат с рангом несколько ниже по сравнению с чрезвычайным и полномочным послом, то статус дипломатической миссии несколько ниже, чем посольства. https://goo.su/1tuq

[9] Яков Валерианович Илляшевич (1870-1953) был председателем «Братства в память о. Иоанна Кронштадтского», которое в 1931 году благословил воссоздать в Сербии Патриарх Сербский. Братству покровительствовало югославское правительство. Через братство издавались и распространялись лекции и книги о Православной Церкви, о святом Иоанне Кронштадтском, а также оказывалась помощь нуждающимся.

[10] Около 250 фунтов стерлингов на сегодняшний день.

[11] Это не совсем верно. Отец Николай, по-видимому, имел в виду какой-то стандартный тариф. Однако можно было поискать более дешевые варианты, собственно, как и сегодня.

[12] Из электронного письма автору от 01.05.2020 г.

[13] Из электронного письма автору от 11.05.2020 г.

[14] Более подробно о монастыре Святого Спасителя и о доме в Литтлмор см. в разделе, посвященном Елене Родзянко.

[15] Нансеновские паспорта, официально удостоверявшие личность держателя, были международно признанными документами, впервые выданными Лигой Наций беженцам без гражданства. Названы в честь норвежского государственного деятеля Фритьофа Нансена, который их разработал и ввел в обращение.

[16] Грик-стрит, Греческая улица, была связана с греческой общиной, которая в XVIII веке построила православную церковь на Чаринг-Кросс-роуд.

[17] https://en.wikipedia.org/wiki/House_of_St_Barnabas.

[18] Peter Anson, The Call of the Cloister (London, 1955), p. 242-259.

[19] Anson, Cloister, 1955, p. 455-457.

[20] Ананьина, которую упоминает о. Николай, – это Антонина Владимировна Ананьина (ум. 2006), крестная мать автора статьи. Антонина не была одной из «Белградских соловьев», но с удовольствием пела в хоре о. Николая. С 1970 по 1996 год Антонина Владимировна была регентом хора лондонского Кафедрального собора Русской Православной Церкви в изгнании.

[21] Больше информации об этой англиканской общине см. в разделе о Софии Квачадзе.

[22] Anson, Cloister, 1955, p. 385-393.

[23] Anson, Cloister, 1955, p. 336-355.

[24] Anson, Cloister, 1955, p. 385-393.

[25] https://www.northumbria.ac.uk/media/7245181/daniel-harold-russian-exiles-in-britain.pdf (дата доступа: июль 2020 г.). Российский Красный Крест много и успешно помогал русской общине в Лондоне. Первоначально РКЦ располагался в бывшем посольстве, а затем переехал в «Русский Дом», где часто устраивались благотворительные ярмарки, чтобы собрать средства для беженцев и поддержать Церковь.

[26] Anson, Cloister, 1955, p. 439-446.

[27] Основатель общины в Ист-Гринстеде отец Джон Мейсон Нил (1818-1866) – священник Англиканской Церкви, ученый и исследователь восточного православия. Он был одним из главных основателей созданной в 1864 году Ассоциации Восточных Церквей, предшественницы Ассоциации Англиканской и Восточных Церквей. Среди книг, написанных Джоном Нилом, были «История святой Восточной Церкви» (1847) и «Гимны Восточной Церкви» (1865). В 1855 году отец Джон основал в Ист-Гринстед Общество святой Маргариты, главной миссией которого было ухаживать за больными. Позже были основаны сиротский приют, а также Школа святого Михаила в соседнем Уэст-Гринстед. В 1865 году, за год до своей смерти, отец Джон Нил руководил закладкой первого камня в фундамент монастыря святой Маргариты. В этих церемониях участвовал капеллан Российского Императорского посольства протоиерей Евгений Попов. Отец Евгений был капелланом посольства с 1842 года до своей смерти в 1875 году. Он известен многими достижениями, не в последнюю очередь тем, что руководил постройкой часовни при Императорском посольстве на Уэлбек-стрит в Лондоне, которая была открыта за несколько месяцев до его визита в Ист-Гринстед.

[28] Вероятно, тут о. Николай говорит неправду. Согласно его записям от августа 1939 года, Марина не пела.

[29] Anson, Cloister, 1955, p. 336-355. См. примечание 27.

[30] http://zinarohan.squarespace.com/family-article/ (дата доступа: июнь 2020 г.).

[31] Anson, Cloister, 1955, p. 439-446.

[32] Anson, Cloister, 1955, p. 336-355. См. примечание 27.

[33] О том, какие именно проблемы были у девушек в Школе святого Михаила, см. в разделе, посвященном Марине Ляминой.

[34] Anson, Cloister, 1955, p. 405-412.

[35] J. Salter. “The Sisters of Bethany and the Eastern Churches.” Eastern Churches Newsletter. 5. Autumn 1977. P. 23. Солтер ошибочно предполагает, что приезжал митрополит Евлогий (Георгиадис).

[36] Это ее дата рождения из британских архивов. Однако на могильном камне Людмилы указана другая дата рождения – 24 января 1919 года.

[37] Anson, Cloister, 1955, p. 457-462.

[38] Ancestry.com. Massachusetts, Passenger and Crew Lists, 1820-1963 [база данных онлайн]. Provo, UT, USA: Ancestry.com Operations, Inc., 2006.

[39] Ancestry.com. U.S. City Directories, 1822-1995 [база данных онлайн]. Provo, UT, USA: Ancestry.com Operations, Inc., 2011.

[40] См. http://www.rodzianko.org/russian/life/ (дата доступа: июнь 2020 г.).

[41] См. Николас Мабин. Архимандрит Николай Гиббс: из Русской Православной Церкви в изгнании в Московский Патриархат. https://bogoslov.ru/article/6026809.