Дитрих Бонхеффер (1906-1945) — фигура весьма примечательная для богословия ХХ века. У людей, интересующихся богословской проблематикой, знакомство с ним часто начинается — а порой и заканчивается — чтением «Сопротивления и покорности». В результате создается искаженное представление о Бонхеффере, его взглядах и месте в современной богословской науке.
«Сопротивление и покорность» — не богословский трактат, а сборник последних писем из тюрьмы, в которых высказаны неожиданные, и может показаться, даже не христианские идеи. Это письма к близкому другу, тоже пастору, хорошо знающему душу и глубокую религиозность Бонхеффера. Это письма, в которых богословская мысль ввиду новизны проблемы только обретает свое выражения, терминология только нащупывается и не претендует на итоговое выражение.
Хорошо помню свое первое впечатление от «Сопротивления и покорности». Было это более двух десятилетий назад. Недоумение и разочарование владело мной. И это — христианство? «Безрелигиозное христианство» — да о чем он говорит! Да понимает ли этот «протестант», что христианство, как связь с Богом, — по определению — не может быть безрелигиозным? Так это же капитуляция перед греховным миром и оправдание атеизма! Неужели он этого не понимает?!
Лишь значительно позже его «безрелигиозное христианство» встало на свое место, когда пришло понимание, что для самоидентификации протестантизма важнейшую роль имеет противостояние «спасающей веры» протестантизма — формальной религиозности католицизма. С точки зрения лютеранства, в «безрелигиозном христианстве» не было ничего нового[1].
Бонхеффер – мыслитель образцово лютеранский, в этом сложность его прочтения, а с другой стороны — одновременная естественность и открытость для православной традиции. О Бонхеффере в опоре на «Сопротивление и покорность» обычно складывается впечатление как о богослове, чье значение единственно обусловлено неожиданностью и скандальностью его суждений о секуляризации и «совершеннолетии мира». Однако, если обратиться к другим его произведениям, к примеру, «Хождению вслед» и «Этике», то перед нами предстает несколько другой Бонхеффер, в свете которого «Сопротивление и покорность» обретает свое действительное место. Мысли Бонхеффера близки, свежи и подчас удивительны. Перед их спокойствием и уверенностью мало кто устоит. И дело отнюдь не в риторическом мастерстве. Сила его мысли — в принципиальной христологичности. Иисус Христос — Воплотившийся, Распятый и Воскресший — та единственная аксиома, в опоре на которую воздвигается все богословие Бонхеффера. Иисус Христос — не как далекое и почти невидимое основание теологической системы, а как Ближайший, Действительный, Действующий, здесь и сейчас, всегда и в каждое мгновение. Для Бонхеффера Иисус Христос в богословском плане все: и пример, и образ, и исток, и суть, и структура, и вопрос к человеку, требующий ответа и ответного действия[2]. Он единственный центр, в свете которого обретают обоснованность все богословские положения.
Беды ХХ века заставили христиан пристально вглядеться в происходящее вокруг себя. И диагноз был нелицеприятным – в первую очередь, по отношению к самим себе. Глядя на мир, нельзя не признать, что христианство уходит из него. Если Иисус Христос — это Жизнь, то ответственность за случившееся лежит на самих христианах и Церкви. И даже не на современных христианах, а проблема более укорененная — в воспринятом христианством противопоставлении, как взаимоисключающих, мира Божественного и мира земного; в глубоко воспринятом и некритичном богословском антагонизме этих миров, где один —мир добра, второй — зла; когда спасение понимается как бегство от земного[3]. В этом Бонхеффер видит роковую ошибку. И путеводная звезда здесь — Иисус Христос. Приход Иисуса Христа в мир, Распятие и Воскресение есть одновременно осуждение и прославление именно земного человека. Как свидетельствует Писание и традиция, Иисус Христос есть Бог, воспринявший всю полноту человеческой природы, и тем самым, действительно — не символически или фигурально! — принявший и освятивший все земное. Воплощение, Распятие и Воскресение — каждая из сторон события Иисуса Христа свидетельствует о принятии земного[4]. Здесь имеет место глубоко диалектическое отношение: хотя мир и во грехе лежит (и нет ему конца), но именно такой мир угоден Богу.
Современный уход Бога из мира для Бонхеффера не означает Его отсутствия в мире. «Жить без Бога, но перед Богом и с Богом»[5] есть новый способ Его присутствия, подвигающий современного человека к акту веры, то есть, – в лютеранской традиции – к единению с Иисусом Христом. Не нам решать, почему все происходит именно таким способом. Бог так желает и делает[6]. Бог не должен давать отчет человеку. Но это не снимает ответственности человека перед своим Творцом.
Призыв веры обращен не к небесному, а к земному человеку, действующему здесь и сейчас, ответ которого подразумевает реализацию в посюстороннем мире. «Только в полноте посюсторонности можно научиться веровать»[7].
Иисус Христос пришел в мир, страдал и воскрес — не для себя, а для людей, для каждого. Как Христос был человеком «для других», так и христианин является ответственным за других, что подразумевает активное действие в мире в опоре на действительную основу жизни – Иисуса Христа.
Богословие не есть фиксация атрибутов и свойств Божиих, не есть и систематизация с помощью разума действительных божественных событий. Богословие есть обращение Бога к человеку, в ожидании ответа от человека — не идеального, но земного человека – по отношению, в том числе, и к окружающему миру.
Многие современные богословские направления движутся по путям, намеченным Бонхеффером. Теология смерти Бога, разного рода теологии освобождения (от «социального евангелизма» до феминизма), постметафизическая и деконструктивистская теологии — далеко не полный перечень радикальных направлений, готовых признать связь своих идей с Бонхеффером.
Однако позиция Бонхеффера еще более радикальна, чем кажется на первый взгляд. И его радикализм особого рода — это радикализм христологический. Именно это делает его столь востребованным в наши дни.
Беда современного момента, как видится это Бонхефферу, в отсутствии ответственности, принятии на себя вины мира и решимости действовать. Не «христианская» или «религиозная» культура должна найти оправдание перед современным миром, вытеснившим ее на периферию, а мир должен найти свое оправдание, обратившись к своему единственному истоку — Иисусу Христу[8].
И наша задача в сегодняшней ситуации— здесь и сейчас — вновь научиться «произносить имя Иисуса Христа»[9].
[1] «В церкви речь идет не о религии, а об образе Христа» (Бонхеффер Д. Этика. М.: ББИ. 2013. С. 76).
[2] «”Действительность” не есть нечто нейтральное, но Действительный» (Этика. С. 21, сноска 14; также С. 266).
[3] «До тех пор, пока Христос и мир осмысляются как два пространства, сталкивающиеся друг с другом и друг друга отвергающие, у человека остается только две возможности: отказаться от целостной действительности, остаться в одном из этих пространств, стремиться ко Христу без мира или к миру без Христа» (Этика. С. 30).
[4] «Христос умер за этот мир, и только посреди этого мира Христос есть Христос» (Этика. С. 41). «Поскольку во Иисусе Христе Бог и Человек соединились, через Него в делах христиан “мирское” и “христианское” становятся чем-то единым» (Этика. С. 256).
[5] Бонхеффер Д. Сопротивление и покорность. М.: Издательство Сретенской семинарии. 2020. С. 247.
[6] «Бог возжелал именно этот мир (курсив. – С. П.), который Он возлюбил, судил и примирил» (Этика. С. 229).
[7] Сопротивление и покорность. С. 254.
[8] «…подлинная мирская жизнь возможна и реальна не в противоречии с возвещением, а также не наряду с ним в некоей автономности мирского, но именно “в, с и при” возвещении Христа» (Этика. С.423).
[9] Этика. С. 356.