Мы приветствуем проект документа о благословении воинов, который сейчас обсуждается в Московском Патриархате. Крайне важно, чтобы Церковь по этому серьезному вопросу дала руководство, так как не только в Русской, но и в других Православных Церквах в этой области существуют самые различные практики. Временами практика далеко расходится с описанными в документе Межсоборного присутствия каноническими нормами.
В частности, мы приветствуем разграничение таких понятий, как молитва о воинах и их благословение и благословение оружия. Очень важно отметить – как это и делается в документе – что, хотя практика благословения воинов достаточно хорошо описана в православных письменных источниках, практика благословения любого вида оружия возникла сравнительно недавно и является заимствованием из латинских источников.
Мы приветствуем предписание об исключении из пастырской практики благословения оружия неизбирательного действия и оружия нападения. В то же время хотелось бы, чтобы этот акцент в документе был усилен, так как любое предложение о проведении границы между теми видами оружия, которые можно благословлять, и теми, которые благословлять нельзя, кажется сомнительной идеей. Мы предлагаем распространить запрет на благословение на все виды оружия, ибо любое оружие может быть использовано либо неизбирательно, либо не в целях обороны, в зависимости от того, в чьи руки оно попадет. Нам кажется, что любые подобные различия между видами оружия могут лишь внести некую размытость в четкую систему ценностей, которую представляет собой наше Предание. Наша история указывает на то, что не существует иной системы ценностей, в которой могла бы существовать Церковь, кроме жизни Богочеловека, дарованной Церкви. Само понятие гуманности определяется одной личностью – Иисусом Христом.
Как и любой другой аспект нашего существования, война должна рассматриваться в соотношении с этой Богочеловеческой жизнью. Война является проблемой здоровья души, не более и не менее. Следовательно, такое разделение на виды оружия, какое предлагается в проекте документа, представляет собой опасный отход от традиционной системы православных ценностей. Более того, мы также обеспокоены тем, что такой подход неизбежно приведет к нереалистичному взгляду на войну, к ее обелению и к маскировке ее реальности за абстрактными идеологиями. Здесь возникает опасность вытеснения сущности нашего Предания, когда, вопреки призыву апостола Павла иметь «те же чувствования, какие и во Христе Иисусе» (Фил. 2:5-8), мы можем принять новый образ мышления, не Христов, который заключает в себе опасность для наших верующих.
Высказав эти опасения, мы приветствуем отмеченный в документе факт, что в соответствии с канонами любое пролитие крови, в том числе и лишение жизни во имя защиты собственной общины, рассматривается как событие, приводящее к «нечистоте рук». Многие святители, в частности свт. Василий Великий, говорили о том, что убивший не может быть рукоположен в священный сан. Также священнослужителям в любом сане запрещается причинять физический вред другому человеку, даже просто посредством удара: «Повелеваем епископа, или пресвитера, или диакона, бьющего верных согрешающих, или неверных обидевших, и чрез сие устрашать желая, извергать от священного чина. Ибо Господь отнюдь нас сему не учил: напротив того Сам быв ударяем, не наносил ударов, укоряем, не укорял взаимно, страдая, не угрожал» (27-е апостольское правило, см. также ап. 83, 1 Всел. 7).
Позднейший комментарий на это правило четко описывает соответствующую ему систему ценностей: «Господь и Бог наш, преподавая своим ученикам заповеди, сказал: яже вам глаголю, всем глаголю (Марк. 13:37). Между божественными заповедями Его есть и такия, которыя повелевают: ударившему в правую щеку подставить и левую (Мф. 5:59). Если же это заповедано всем, то гораздо более должны соблюдать это священные лица [...] И великий Павел, заповедуя – каков должен быть епископ, между прочим, говорит, что он должен быть не убийца» (Тим. 3:3).
Также необходимо подчеркнуть, что даже если наше Предание и может воспевать благочестие наших воинов и их готовность служить в вооруженных силах как форму служения ближнему, в нем, тем не менее, никто не канонизируется за военную доблесть. Например, святой благоверный князь Александр Невский был внесен в святцы не благодаря своим воинским подвигам, а благодаря подвижнической жизни, которую он избрал, приняв монашеский постриг.
Кроме того, в великолепной русской православной традиции, люди, погибшие на войне или ставшие жертвой человеческой жестокости, канонизируются как страстотерпцы, потому что они более уподобились Христу в страданиях и смерти, нежели в делах своей жизни. Несмотря на то что служение другим, в том числе и на военной службе, заслуживает всяческих похвал, наше Предание рассматривает военное служение как явление, несколько удаленное от христианской жизни. Например, Правило 12 І Вселенского Собора гласит: «Благодатию призванные к исповеданию веры, и первый порыв ревности явившие, и отложившие воинские поясы, но потом, аки псы, на свою блевотину возвратившиеся, так что некоторые и сребро употребляли, и посредством даров достигли восстановления в воинский чин: таковые десять лет да припадают в Церкви, прося прощения, по трилетном времени слушания писаний в притворе».
Наше Предание знает, что это так, ибо любое убийство, даже неумышленное, оставляет в душе человека глубокую рану: «Убиение на брани отцы наши не вменяли за убийство, извиняя, как мнится мне, поборников целомудрия и благочестия. Но, может быть, добро было бы советовати, чтобы они, как имеющие нечистые руки, три года удержалися от приобщения токмо святых таин» (13-е правило свт. Василия Великого).
Окружающая нас культура прославляет войну. Это прославление привело к огромному страданию, не только от физических ран, но также от психических и духовных. Такое прославление в конце концов служит извращенной цели и помещает наших воинов в рамки недостижимого «идеала» ложной аксиомы «справедливой войны», подвергая их таким образом еще большим страданиям, ведущим к глубокому чувству одиночества и оставленности, и при этом давая остальным из нас – тем, кто не служит в армии, – ложное чувство морального превосходства, как будто бы наши руки чисты.
Святые отцы, в том числе святитель Василий Великий, видят войну в ином свете. Блаженные святые знают о том, что лишение другого человека жизни во время войны наносит рану самому воину. В эсхатологическом свете – в свете Христа – воины не нуждаются в нравственном искуплении, они нуждаются в исцелении. По своей природе лишение жизни – всегда грех. А грех всегда наносит рану совершившему его. Более чем естественно, что лишение другого человека жизни приводит ко внутренней травме: она является естественным последствием противоестественного поступка. И проблема в данном случае не в последующем страдании. Напротив, боль (как ни парадоксально) в данном случае входит в процесс исцеления, как знак существенной доброты души. Проблема в том, что лишение жизни, совершаемое воином, совершается от имени всех нас.
Поэтому именно безразличие к лишению жизни – более или менее непреднамеренное последствие романтизации войны – является злом, тяжелой духовно-психологической болезнью. И именно поэтому, согласно нашему Преданию, важно было в течение определенного срока не допускать воинов, ранивших или убивших кого-либо во время военных действий, к причастию, как это указано в канонах. Это не наказание за то, что они совершили (лишать жизни во исполнение приказа не является умышленным убийством), а, напротив, предоставление времени для выздоровления ума и сердца, времени на лечение, на то, чтобы дать ране исцелиться самой по себе, соединяясь со здравием Самого Христа.
Мы дерзнем прямо высказать то, что изначально было известно нашим великим подвижникам и на чем они заостряли внимание: лишение жизни другого человека наносит ущерб совершившему и даже приводит к его собственному частичному умерщвлению. Мы ни в коем случае не толкуем слова Господа «все взявшие меч, мечем погибнут» (Мф. 25:62) в том смысле, что убивший сам достоин смерти (Боже сохрани!), но считаем их указанием на то, что лишение жизни всегда удаляет совершившего от Того, Кто сам есть Жизнь (Ин. 14:6). Это знание нашло отражение в канонах и в практике нашего Предания. Христос научил таких великих подвижников и мистиков, как преп. Дионисий Ареопагит и Макарий Великий, а также великих мыслителей, как Федор Достоевский, тому, что все люди составляют одно целое, и невозможно нанести вред другому человеку, не пострадав при этом самому.
Мы также приветствуем подчеркнутый в документе факт, что целью молитв о воинах в первую (и главную) очередь является мир на земле и защита жизни, не важно, идет ли речь о невинных или воюющих. Соглашаясь с этим, мы хотели бы подчеркнуть, что традиционно тех, кто готов умереть за родину, в конце концов благословляли с целью предотвратить убийство с обеих сторон. Наши молитвы перед началом военных действий – это отчаянный вопль к Небесам с мольбой о недопущении войны, которая готова начаться исключительно вследствие человеческой гордыни, по словам апостола Иакова (Иак. 4). Наши бедные храбрые воины получали благословение не на убийство других человеческих существ, а на возвращение домой в целости и сохранности.
Молитвенно надеемся, что здесь окажется уместным привести в пример множество святых, которые различными способами призывают нас с большой осторожностью относиться к тому, что именно благословляется. В качестве примера предлагаем отрывок из жития великого ирландского игумена, преп. Колумбы Ионского (521-597 гг.).
«[...] Некий брат по имени Молва [...] приходит к святому, который в то время писал, и говорит ему: "Прошу, освяти меч, который я держу в руке". Тот немного вытянул святую руку с пером и, знаменовав меч, освятил его, будучи обращен лицом в книгу, из которой переписывал. Когда он произнес вышесказанное, и брат с благословленным мечом ушел, святой спрашивает его: "Что за меч я освятил брату?" Диормитий, его благочестивый служитель, ответил: "Ты освятил кинжал для забоя скота". Святой же ответил: "Надеюсь, в Господе моем, что меч, который я освятил, не повредит ни человеку, ни скоту". Это вернейшее слово святого тотчас подтвердилось. Ибо этот брат, покинув монастырскую ограду, пытался заколоть быка три раза сильными ударами, однако не смог даже пронзить его шкуру. Узнав об этом на своем опыте, монахи жаром огня расплавили кинжал и, разделив его железо, покрыли им все железные монастырские орудия, чтобы впредь никакое из них не могло ранить плоть в силу пребывающего на нем благословения святого». (Святой Адамнан Ионский «Житие святого Колумбы Ионского», книга 2, глава 30[1]).
Кроме того, наше Предание безоговорочно утверждает, что оружию не место в Храме. Святые отцы запрещают кому бы то ни было, женщине или мужчине, независимо от сана и положения, входить в храм, имея при себе оружие. Деяния Третьего (Ефесского) Вселенского Собора учат нас, что воинов, носящих оружие (только воинов, не оружие!), можно благословлять не в храме, а только вне его.
В заключение хотелось бы добавить, поскольку проект документа Межсоборного присутствия содержит руководящие принципы пастырского попечения о воинах, что было бы полезно предоставлять тем, кто возвращается с войны, психологическую поддержку и помощь по ресоциализации в гражданскую жизнь, сознавая, что многие из них страдают не только от телесных, но и от серьезных внутренних ран.
Разрешите закончить наше письмо, немного перефразируя слова Игнатия Богоносца: «Наша Любовь распялась. Нет для нас сладости в пище тленной, ни в удовольствиях этой жизни. Хлеба Божия желаем, хлеба небесного, хлеба жизни, который есть плоть Иисуса Христа, Сына Божия, родившегося от семени Давида. И пития Божия желаем, – крови Его, которая есть любовь нетленная» (Послание св. Игнатия Богоносца к римлянам, гл. 7).
Нижеподписавшиеся выражают глубокую благодарность авторам проекта документа Межсоборного присутствия.
[1] Цитата приведена по изданию: Святой Адамнан Ионский «Житие святого Колумбы Ионского» / Никулин М.С., свящ., Афанасьев А.М., свящ..- СПб.: Изд-во СПбДА, 2019, с.174.
Перевод: Аня Тьяллема