Современные нравственные и религиозные проблемы в глубинной своей сути не так уж и новы. В творчестве писателей XX столетия мы видим, как мучительно они искали ответы на вопросы, связанные с нравственным выбором, стоящим перед каждым человеком вне зависимости от того, в какую эпоху и в каком обществе он живет. Формы этого выбора могут быть разными, но суть неизменна. Жан Поль Сартр писал в «Словах»: «Я долго принимал перо за шпагу, теперь я убедился в нашем бессилии. Неважно: я пишу, я буду писать книги; они нужны, они все же полезны. Культура ничего и никого не спасает, да и не оправдывает. Но она – создание человека: он себя проецирует в нее, узнает в ней себя; только в этом критическом зеркале видит он свой облик. Весь человек, вобравший всех людей, он стоит всех, его стоит любой». Философия экзистенциализма не дает возможности заявить о том, что мир может быть изменен в результате свободного выбора конкретного человека, который порой может казаться очень странным тем, кто его окружает. Но писатели-христиане заявляли об этом – как очень прямо и открыто, так и посредством художественных образов.
Клайв Стейплз Льюис – один из наиболее выдающихся христианских мыслителей и писателей ХХ века. В молодости он начал терять всякую веру, но после духовных поисков на 33-м году жизни стал убежденным христианином. Характерно, что его считают едва ли не единственным христианским писателем, который не является православным, но чьи труды при этом неизменно положительно оцениваются православными богословами. Человек энциклопедических знаний и пытливого ума, уверовав, он приложил много сил для изучения истории религий, в том числе первоисточников, прежде чем его христианские убеждения стали осмысленными и непоколебимыми.
В статье «О рыцарстве», опубликованной в Time and Tide 17 августа 1940, года Клайв Стейплз Льюис писал: «Люди просвещенные (или "либеральные") думают, что все воинственное – пережиток и чистое зло. Есть и поборники геройства, презирающие всякие чувства; им бы очень хотелось выманить из могилы дохристанскую ярость. <...> К счастью, мы <…> лучше, чем заслужили. Многие из нас видят, что двадцать лет цинизма и коктейлей не вытравили отваги и мужества. Слышу я и о вежестве – молодые летчики, которым мы обязаны жизнью, учтивей и скромней моих сверстников в 1915 году. Словом, жива еще традиция, порожденная средневековьем. Она и не умрет, если мы не забудем, что рыцарство противно естеству, что это – подвиг. Особенно важно помнить об этом, когда мы становимся все свободнее. <...> Идеал, воплощенный в Ланселоте, поможет "уйти от жизни" в особом, неслыханном смысле этих слов – так и больше никак мы не уйдем от мира глупых волков и жалких овец, неспособных защитить все, без чего и жить нельзя. Правда, лет сто назад поговаривали, что волки почему-то перемрут; но ошиблись»[1].
«Рыцарство», «сказочная страна» – казалось бы, странные сегодня образы, но они широко использовались и другим известным английским писателем, современником Льюиса. Гилберт Кийт Честертон – христианский рыцарь ХХ века не только по своим образу мыслей и поступкам, но и в самом прямом смысле – рыцарь-командор со звездой ватиканского ордена Святого Григория Великого. Его творчество диалектично, полемично и одновременно сказочно, все вместе это рождает очень необычные образы: «Я чувствовал, что нужно поститься сорок дней, чтобы увидеть дрозда; пройти через огонь, чтобы добыть первоцвет. Любители прекрасного не могут даже протрезвиться ради дрозда, претерпеть обычное христианское бракосочетание в уплату за первоцвет. За необычайные радости надо платить соблюдением обычной морали»[2], – пишет Честертон в 34 года в своей знаменитой книге «Ортодоксия». Ощущение жизни как самой прекрасной из сказок, где добро побеждает зло, где есть место героизму и есть место повседневности, Честертон вынес из детства: «Мою первую и последнюю философию, в которую я твердо верю, я усвоил в детской от няни – величественной, вдохновенной жрицы демократии и традиции. Крепче всего я верил и верю в волшебные сказки. Они кажутся мне удивительно разумными. Это не фантазия, рядом с ними все остальное фантастично, даже религия и рационализм: религия невероятно права, рационализм невероятно не прав. Страна чудес – не просто солнечный край здравого смысла. Не земля судит небо, а небо землю, и точно так же, по-моему, землю укоряет сказочная страна»[3]. «Я чувствовал и чувствую, что жизнь ярка, как бриллиант, но хрупка как оконное стекло, и когда небеса сравнивали с кристаллом, я вздрагивал – как бы Бог не разбил мир вдребезги. Но помните, бьющееся не обречено на погибель. Ударьте по стеклу – оно не проживет и секунды, берегите его – оно проживет века. Такова радость человека; как в стране эльфов, так и на земле счастье продлится, пока вы не сделаете чего-то, что вы можете сделать в любую секунду, часто не понимая, почему этого делать нельзя»[4]. Проповедь Честертона казалась безумием многим из его современников. Не случайно образ Дон Кихота был близок писателю; возможной реализации этого образа в современной ему Англии он посвятил одну из своих книг. Один из героев романа «Возвращение Дон Кихота» говорит: «Ваша техника стала такой бесчеловечной, что уподобилась природе. Да, она стала второй природой, далекой, жестокой, равнодушной. Рыцарь снова блуждает в лесу, только вместо деревьев – трубы. Ваша мертвая система так огромна, что никто не знает, где и как она сломается. Все рассчитано, и потому нельзя ничего рассчитать. Вы оправдали наваждение Дон Кихота: мельницы ваши – великаны»[5].
Льюис и Честертон по-разному доносили свои мысли до читателей, но сила их воздействия на умы была схожей. Льюис не только в своих художественных произведениях, но и в статьях затрагивал многие острые проблемы, стоящие перед современным ему английским обществом – можно только поражаться, насколько актуально его слова звучат в современной России. Статья «Христианство и культура» была опубликована Льюисом в марте 1940 года в журнале Theology[6]. В ней он, в частности, пишет: «В молодости я верил, что "культурная жизнь" (то есть интеллектуальная и эстетическая деятельность) хороша сама по себе, во всяком случае – хороша для человека. Когда я обратился, лет под тридцать, я все еще в это верил, не задумываясь о том, согласуется ли такая вера с моими новыми убеждениями. В этом туманном состоянии я пребывал до тех пор, когда мне показалось, что поклонники культуры что-то преувеличивают. Тогда я очнулся и начал преувеличивать другую сторону. Я усомнился в ценности культуры»[7]. Интересен ответ на вопрос, почему профессор Льюис сам занимается тем, что обобщенно называет «культурой»: «Сам я занимаюсь культурой потому, что мне надо зарабатывать на жизнь. Тут я с облегчением вспомнил, что при всем своем максимализме, при всей своей мятежности, христианство бывает утешительно простым. Иоанн Креститель не говорил воинам и мытарям о том, что они обязаны сейчас же разрушить экономическую и военную систему древнего мира; он просто напомнил им, что надо быть честными (о чем они, несомненно, слышали от матерей и нянек), и отправил заниматься своим делом. Апостол советует фессалоникийцам "делать свое дело и работать собственными своими руками" (1 Фес. 4:11) и осуждает тех, которые "ничего не делают" (2 Фес. 3:11). Словом, нужда в деньгах – простейшее, хотя и невысокое оправдание для многих видов деятельности. Спрос на культуру есть, она еще не насквозь преступна, а значит, я могу ею заниматься – преподавать, читать лекции, писать статьи, тем более что ни на что другое я, кажется, не способен»[8].
Для понимания внутренних побудительных мотивов широкой апологетической деятельности мыслителя важна следующая его мысль: «Культурой уже злоупотребили, ее уже испортили и продолжают портить независимо от того, участвуем мы в ней или нет. Поэтому лучше, чтобы среди "культуртрегеров" было больше христиан. Быть может, некоторые христиане даже обязаны заниматься культурой. Чтобы избежать недоразумений, скажу: я не предлагаю христианам брать деньги за одно (культуру), а давать другое (проповедь). Это было бы воровством. Я просто считаю, что они хоть портить культуру не будут, станут каким-то противоядием»[9]. То есть он четко отделял в своей жизни то, что делал из-за убеждений, от того, что делал, потому что это его работа, которая оплачивается и которую он должен выполнять, потому что надо жить.
Очень современно звучит следующее утверждение: «В наши дни очень трудно обратить необразованного человека, потому что ему все нипочем. Популярная наука, правила (или "нарушения правил") его узкого круга, политические штампы и т. п. заключили его в темницу искусственного мира, который он считает единственно возможным. Для него нет тайн. Он все знает. Человеку же культурному приходится видеть, что мир очень сложен и что окончательная истина, какой бы она ни была, обязана быть странной»[10].
Представляется, что многим, связанным с образовательной сферой, окажутся близки мысли рассказа «Баламут предлагает тост», который был впервые опубликован в The Saturday Evening Post 19 декабря 1959 года: «Нынешнее образование стоит на том, что тупиц и лентяев нельзя унижать, другими словами, нельзя, чтобы они догадались, что хоть чем-то отличаются от умных и прилежных. Школьникам, которым не по уму грамматика или арифметика, позволяем заниматься тем, чем они занимались дома, – скажем, лепить куличики и называть это "моделированием". Мало того, успевающих учеников скоро будут оставлять на второй год, чтобы не травмировать прочих»[11]; «...Когда демократический принцип ("Я не хуже...") внедрится как следует, можно рассчитывать на то, что образования вообще не будет. Исчезнут все резоны учиться и страх прослыть неученым. Тех немногих, кто все-таки жаждет знания, поставят на место, чтобы не высовывались»[12].
Вопрос о том, какое место занимают вера и религия в жизни его современников, очень волновал Льюиса, что находило отражение в его статьях: «Упадок веры, принесший столько горя одним и радости другим, доказывается тем, что церкви теперь пустуют. И правда, в 1900 году они были полны, а сейчас, в 1946-м, там никого нет. Но случилось это не постепенно, а сразу, как только людей перестали заставлять. В сущности, это не упадок, не падение, а прыжок. Шестьдесят человек, приходивших в храм из-под палки, больше туда не ходят; пятеро верующих ходят, как ходили. Случилось это не в одном Оксфорде, а во всей Англии. <...> Как обычно, считают, что за последние полвека наш народ перешел от христианского миросозерцания к мирскому. Но, судя по книгам, люди XIX века смотрели на мир точно так же»[13].
Статья «Упадок веры» была опубликована 29 ноября 1946 года в The Cherwell. Некоторые ее тезисы звучат очень остро и в современной России: «Я смотрю на оксфордских студентов и вижу, что с одинаковым правом можно сделать два вывода о "подрастающем поколении", хотя на самом деле студенты по всем статьям отличаются друг от друга не меньше, чем от нас, преподавателей. Множество фактов доказывает нам, что вера – при последнем издыхании; ровно столько же, что вера возрождается. И то и другое правильно»[14]. «Перейдем к христианскому возрождению. Те, кто о нем толкуют, ссылаются на успех явно и даже яростно христианских писателей, на популярность лекций о христианстве и на частые и отнюдь не враждебные споры о нем. Словом, они имеют в виду то, что один мой друг назвал "интеллигентской шумихой вокруг христианства". Явление это трудно описать бесстрастно; но всякий признает, что христианство "в ходу" у молодых интеллектуалов, которые лет пять назад о нем не думали. <...> Времена простого неверия также мертвы, как времена простой веры»[15]. «С нами еще не боролись всерьез. Если успех наш возрастет, этого не миновать. Враг еще не удостоил нас битвы, но скоро удостоит. Так бывало в христианстве всегда, с самого начала. <...> Выдержать христианство может лишь тот, кто даст ему все, чего оно хочет, то есть – попросту все. И те, кто не с ним, встают против него. Вот почему не надо тешить себя надеждой на мирные, разумные и крупные победы. Задолго до этого против нас встанет истинный враг, и верность христианству будет стоить по меньшей мере мирского преуспеяния. Но помните: скорее всего, враг этот примет имя христианства (вероятно, с каким-нибудь прилагательным)»[16].
В статье «Возрождение или упадок», опубликованной 9 июля 1958 года в Punch, Льюис писал про Запад: «Существует ли однородный Запад? Не думаю. Религии, словно комары, жужжат вокруг нас. Одна из них – серьезное поклонение полу, которое не надо путать с бездумным поветрием фривольности. Какие-то зачатки религий возникают в научной фантастике. Как всегда, есть и христиане. Разница только в том, что теперь христианином не надо притворяться. К этому, в сущности, и сводится так называемый упадок веры. А в остальном – так ли уж отличается наше время от других времен и наш Запад – от других частей света?»[17].
«У нас нет права на счастье» – последняя статья К.С. Льюиса, которая была опубликована в конце декабря 1963 года, через месяц после его смерти[18]. В ней он писал: «Когда я был очень молод, все прогрессивные люди говорили как один: "К чему это ханжество? Надо смотреть на половую потребность как на все прочие наши потребности". По простоте своей я им верил, но понял потом, что они имеют в виду совсем другое. Они имеют в виду, что к вышеупомянутой потребности надо относиться так, как мы ни к одной потребности не относимся. Цивилизованный человек всегда считал, что свои инстинкты и желания надо сдерживать. Если вы никогда не будете сдерживать инстинкта самосохранения, вас сочтут трусом. Если вы не будете сдерживать тяготения к наживе, вас сочтут жадным. Даже сну нельзя подчиняться, если вы часовой. Но любая жестокость и любое предательство оправданны, если речь идет о влюбленности и страсти. <...> Если же вы начнете возражать, вам ответят рассуждениями или возгласами об истинности, красоте и даже святости страсти и обвинят вас в пуританском гнушении любовными радостями»[19]. И в этой статье он уже видел приближение предсказанного Освальдом Шпенглером «Заката Европы»: «...Я не думаю, что мы на этом остановимся. Если мы хоть где-то возведем в абсолют "право на счастье", рано или поздно принцип этот заполонит все. Мы движемся к обществу, в котором признают законным всякое человеческое желание. А тогда, даже если техника и поможет нам сколько-то еще продержаться, цивилизацию нашу можно считать мертвой и (я даже не вправе сказать "к несчастью") она исчезнет с лица земли»[20].
Писатель обличает распространившееся уже в его время в западном мире восприятие религии, как чего-то прикладного, призванного удовлетворять «потребности человека». В «Письмах к Малькольму» он писал: «Рабский страх, конечно, низшая из форм религии. Но бог, который ни при каких обстоятельствах не станет причиной даже для рабского страха, безопасный бог, ручной бог – фантазия, и здравый ум ее быстро разоблачит. Я не встречал людей, которые, совершенно отрицая существование ада, имели бы живую и животворящую веру в рай»[21]. В «Хрониках Нарнии» Льюис писал об Аслане, что это не ручной Лев. Вера, в которую человек не верит, вера, которая существует для него лишь для того, чтобы прикрыться ей, в итоге не преминет обличить и наказать кощунника. В завершающей серию книг писателя «Хроники Нарнии» «Последней битве» есть персонаж обезьян, который учил, что добро и зло – одно и то же, и мучительно погиб от вызванного им духа, в которого не верил. Но там же мы видим и другой пример. Юноша – воин, всю жизнь искренне служил злу, полагая его добром, всю жизнь творил благородные поступки во имя этого зла. Но когда перед лицом смерти он оказывается рядом с воплощенным Добром (у Льюиса – Аслан) и Злом (у Люиса – Таш), то зло не может его коснуться, а Добро говорит, почему принимает его: «Не потому я принял твое служение, что мы (добро и зло) – одно, а потому, что мы противоположны, я и она столь различны, что если служение мерзко, оно не может быть мне, а если служение не мерзко – не может быть ей. Итак, если кто клянется именем Таш и держит клятву правды ради, мной он клянется не ведая, и я вознагражу его. Если же кто-то совершит зло во имя мое, пусть говорит он “Аслан” – Таш он служит и Таш принимает его служение»[22].
Говоря о смерти, Льюис, оценивая весь ее ужас и неестественность для человеческой природы, тем не менее пишет: «Это – спасение, ибо для падшего человека телесное бессмертие было бы ужасным. Если бы ничто не мешало нам прибавлять звено за звеном к цепям гордыни и похоти и класть камень к камню нашей чудовищной цивилизации, мы превратились бы из падших людей в истинных дьяволов, которых, быть может, и Богу не спасти. Люди должны свободно принять смерть, свободно склониться перед ней, испить ее до дна и обратить в мистическое умирание, сокровенную основу жизни»[23]. «Но лишь Тому, Кто разделил добровольно нашу невеселую жизнь; Тому, Кто мог бы не стать человеком и стал Единым Безгрешным, дано умереть совершенно и тем победить смерть. Он умер за нас в самом прямом смысле слова, и поистине умер, ибо Он один поистине жил. Он, знавший изначально непрестанную и блаженную смерть послушания Отцу, принял во всей воле Своей, во всей полноте, столь ужасную для нас смерть тела. Предстательство – закон созданного Им мира, и потому смерть Его – наша смерть. Чудо Воплощения и Смерти Господней, не отрицая ничего, что мы знаем о природе, пишут комментарий к ней, и неразборчивый текст становится ясным»[24].
О Воскресении Христа Льюис писал не только в философских трактатах, но и аллегорически, в форме его всемирно знаменитых сказок «Хроники Нарнии». Как он написал в первой, самой известной книге этой серии «Лев, колдунья и платяной шкаф»: «Когда вместо предателя на жертвенный Стол по доброй воле войдет тот, кто ни в чем не виноват, кто не совершал никакого предательства, Стол сломается и сама смерть отступит перед ним»[25]. О важности принятия для каждого человека добровольной жертвы Христа Спасителя Льюис пишет такими словами: «Самый первый шаг на этом пути – постараться забыть о себе. Ваше подлинное новое "я" (личное "Я" Христа, но и ваше, и ваше только потому, что оно – Его) не придет к вам до тех пор, пока вы стараетесь найти его. Оно придет, когда вы станете искать Христа. Принцип этот пронизывает всю жизнь. Отдайте себя – и вы обретете себя. Будете искать "себя" – и вашим уделом станут лишь ненависть, одиночество, отчаяние, гнев и гибель. Но если вы будете искать Христа, то найдете Его, и "все остальное приложится вам"…»[26].
Литературное и публицистическое наследие Льюиса помогло многим людям стать христианами, так как он сам прошел мучительный и долгий путь от неверия к глубокой искренней вере. И сегодня в мире, как его иногда называют, «постхристианских ценностей» оно приобретает особую значимость, помогая людям уверовать во Христа.
[1] Льюис К.С. О рыцарстве // Собр. соч. в 8 т. Т. 2. М., 2004. С. 264-265.
[2] Честертон Г.К. Ортодоксия // Г.К. Честертон. Вечный человек. М., 1991. С. 397-398.
[3] Честертон Г.К. Ортодоксия // Г.К. Честертон. Вечный человек. М., 1991. С. 390.
[4] Честертон Г.К. Ортодоксия // Г.К. Честертон. Вечный человек. М., 1991. С. 396.
[5] Честертон Г.К. Возвращение Дон Кихота // Г. К. Честертон. Перелетный кабак. Возвращение Дон Кихота. СПб., 1992. С. 406
[6] См.: К.С. Льюис. Собрание сочинений в 8 томах. Т. 2. М., 2004. С. 374.
[7] Льюис К.С. Христианство и культура // Собр. соч. в 8 т. Т. 2. М., 2004. С. 249.
[8] Льюис К.С. Христианство и культура // Собр. соч. в 8 т. Т. 2. М., 2004. С. 254-255.
[9] Льюис К.С. Христианство и культура // Собр. соч. в 8 т. Т. 2. М., 2004. С. 255.
[10] Льюис К.С. Христианство и культура // Собр. соч. в 8 т. Т. 2. М., 2004. С. 255.
[11] Льюис К.С. Баламут предлагает тост // Собр. соч. в 8 т. Т. 8. М., 2000. С. 118.
[12] Льюис К.С. Баламут предлагает тост // Собр. соч. в 8 т. Т. 8. М., 2000. С. 118-119.
[13] Льюис К.С. Упадок веры // Собр. соч. в 8 т. Т. 2. М., 2004. С. 316.
[14] Льюис К.С. Упадок веры // Собр. соч. в 8 т. Т. 2. М., 2004. С. 316.
[15] Льюис К.С. Упадок веры // Собр. соч. в 8 т. Т. 2. М., 2004. С. 318.
[16] Льюис К.С. Упадок веры // Собр. соч. в 8 т. Т. 2. М., 2004. С. 319.
[17] Льюис К.С. Возрождение или упадок? // Собр. соч. в 8 т. Т. 2. М., 2004. С. 346.
[18] См.: К.С. Льюис. Собрание сочинений в 8 томах. Т. 2. М., 2004. С. 381.
[19] Льюис К.С. У нас нет права на счастье // Собр. соч. в 8 т. Т. 2. М., 2004. С. 363.
[20] Льюис К.С. У нас нет права на счастье // Собр. соч. в 8 т. Т. 2. М., 2004. С. 365.
[21] Льюис К. С. Письма к Малькольму // Собр. соч. в 8 т. Т. 8. СПб., 2000. С. 391.
[22] Льюис К. С. Последняя битва // Собр. соч. в 8 т. Т. 6. СПб., 2000. С. 315.
[23] Льюис К. С. Чудо // Собр. соч. в 8 т. Т. 7. СПб., 2000. С. 235-236
[24] Льюис К.С. Чудо // Собр. соч. в 8 т. Т. 7. СПб., 2000. С. 238.
[25]Льюис К.С. Лев, колдунья и платяной шкаф // Собр. соч. в 8 т. Т. 5. СПб., 1999. С. 103.
[26] Льюис К.С. Просто христианство // Собр. соч. в 8 т. Т. 1. СПб., 2004. С. 200-201.