Собрание II. 13 октября, понедельник
Андрей Родосский. С милостивого [соизволения] блаженнейшего отца и разрешения милостивейшего императора и святейшего патриарха мы вернемся к тому, о чем говорили.
Марк Эфесский. Мы начали [свою речь] и хотели бы высказать все до конца.
Андрей Родосский. С позволения досточтимых отцов я отвечу. Меня удивляют твои слова. На прошлом заседании ты уже предложил [обсудить вопрос о том], каким образом была сделана прибавка. После этого ты испросил дозволения высказаться относительно этого предмета, что мы тебе и разрешили.
Марк Эфесский. В тот день мы просили, чтобы сперва были зачитаны определения Соборов, чего сделано не было. Так что, как кажется, это нужно сделать сейчас; это необходимо, поскольку тогда они не были зачитаны.
Андрей Родосский. Вы прекрасно знаете, отцы, что вы предложили и сказали, что считали нужным. Вы попросили также, чтобы мы дали ответ [на сказанное вами], а поскольку времени тогда не хватало, мы перенесли свою защиту на сегодняшний день. Ваши нынешние слова удивляют нас. Начинать с того, что вы предложили, не подобает и не подобает зачитывать определения [Соборов].
Марк Эфесский. Что подобает и чего не подобает говорить при обсуждении — решать не слушающему, а говорящему. Говорящий непременно должен иметь право говорить все, что считает нужным; а слушающий должен либо согласиться с говорящим, либо оспорить его и показать, что его доводы не имеют доказательной силы (οὐκ ὄντας ἀναγκαίους) и неверны. Поэтому мы непременно должны иметь право сказать все то, что, как мы считаем, относится к предмету обсуждения, а затем уже и вы, выслушав [нас], скажете то, что следует сказать. Так что я не понимаю, по какой причине вы не хотите выслушать нас, но вместо этого затягиваете [обсуждение] длинными речами и твердите, что сказанное нами вас «удивляет». Что касается нас, мы, как думается, милостью Божией, не дали вам никакого повода удивляться тому «диву», о котором вы говорите. Поэтому нам кажется, что, сколько бы вы вслух ни говорили об удивлении, про себя вы вовсе не удивлены. Мы же, напротив, даже если ничего не говорим вслух, про себя удивляемся и пребываем в недоумении относительно вас; однако молчим. И вот, про себя удивляясь, мы вслух об этом не говорим, а вы, очевидно, поступаете в точности обратным образом: говорите вслух об удивлении, про себя не удивляясь; да мы и не дали вам, по милости Божией, никакого повода.
Относительно же вашей манеры говорить я бы хотел сказать, что такое многословие мне кажется неуместным в обсуждении. Так мы никогда не придем ни к какому выводу и ни в чем не согласимся. Следует вести дискуссию в виде диалога, обмениваться вопросами и ответами и таким образом приходить к заключению.
Итак, необходимо, чтобы, коль скоро мы выдвинули свое утверждение, вы сперва выслушали доводы [в его поддержку], а потом уже дали ответ. Ведь мы не просили вас отвечать, как вы говорите, [прямо сейчас]. Да и как бы мы могли просить об этом, не изложив наперед своих доводов?
Кардинал Джулиано. Мне понравилось предложение почтеннейшего митрополита Никейского аргументировать как можно более кратким образом. Я согласен, чтобы в каждом отдельном вопросе так и делалось, и оратор, высказывая то или иное утверждение, приводил и доказательства. Но всегда нужно соблюдать соглашения; без этого ничто делаться не должно.
Митрополит Эфесский сказал, что Римская Церковь стала причиной схизмы и что нам нужно заранее знать, какой вопрос мы будем обсуждать. Затем он сказал, что если кажется уместным, чтобы колоссянин[1] дал ответ сразу, это хорошо; если же нет, ответ можно дать на следующем заседании. Поэтому я считаю уместным, чтобы вы позволили колоссянину дать ответ. После этого вы сможете ответить сами — или сейчас, или, если вам угодно, на следующем заседании — и сказать все, что считаете нужным.
Виссарион Никейский. Мы условились, что выслушаем ваш ответ не сейчас, но после того как мы скажем все, что хотели, иначе вы попросту не будете знать, на что отвечать и что говорить. Итак, сперва нам нужно высказаться, после же мы выслушаем ваш ответ. Мы и вашего ответа попросили только с тем предварительным условием, чтобы сперва нам изложить свои [доводы]. Из-за того что тогда не хватало времени, почтеннейший митрополит Эфесский и спросил, может ли он сразу высказаться и затем выслушать ваш ответ; если же это было бы неудобно, [он просил разрешения] на следующем заседании сперва высказаться, а затем выслушать ответ с вашей стороны.
Андрей Родосский. Почтеннейшие отцы, мы не дали сколько-нибудь достаточного ответа и на те утверждения, которые вы озвучили [в прошлый раз]. Так что я прошу разрешения взять слово и дать ответ в трех положениях.
Исидор Российский. Я скажу кратко, ибо краткие речи яснее всего выражают истину. Вы предложили нам выбрать один из двух [вопросов] и предложить его к обсуждению, и мы, в соответствии с вашим желанием, предложили [к обсуждению утверждение], что [в Символ] нельзя было вносить прибавку. Поэтому позвольте нам доказать, что прибавку вносить было нельзя, а затем уже дайте ответ. Ведь вы сказали все, что могли сказать в ответ на наше вступительное слово. Теперь мы должны объяснить, почему прибавку было недопустимо вносить.
Андрей Родосский. Я дам ответ в трех положениях. Во-первых, у нас есть Аристотель как свидетель [того, как следует строить доказательство] propter quid, и я сейчас покажу, что вы уже сказали и о причине, необходимой для [доказательства] propter quid. Вы сказали, что нельзя вносить прибавку; затем что эта прибавка стала причиной раскола между Церквами. Еще вы сказали, что воссоединение не может состояться, пока не устранена причина [разделения], пусть даже Римская Церковь и посылала [на Восток] множество посольств.
Тем не менее, не сочтите это оскорблением вашей чести, я утверждаю, что запрета [на внесение слов в Символ] нет. Мы докажем это и из древних, и из новых писаний. Ведь мы утверждаем, что это вовсе не прибавка, а раскрытие и разъяснение. И сколько бы ни приводилось доказательств [обратного], я тем не менее утверждаю, что докажу и посредством определений, и посредством иных [свидетельств], что дозволено и прибавлять, и разъяснять.
Марк Эфесский. Мы не можем слушать [тебя], пока не изложим свои доказательства.
Виссарион Никейский. Для всякого утверждения дозволено привести и доводы в его пользу, не так ли?
Андрей Родосский. Положим.
Виссарион Никейский. Но мы даже не коснулись обоснования! Итак, скажите нам, имеем ли мы право изложить наши доказательства в обоснование высказанного нами положения или вы хотите, чтобы мы вовсе не отстаивали [свои] позиции? Ведь ты же сам только что дозволил нам изложить свои доказательства!
Андрей Родосский. Я утверждаю, что блаженнейший отец и все [присутствующие] дали вам позволение говорить все, что вы хотите, однако не раньше, чем мы дадим вам ответ, о котором вы просили.
Виссарион Никейский. Не нужно утверждать как нечто само собой разумеющееся, что мы будто бы просто просили вас об ответе. Мы просили об этом с предварительным условием — чтобы сперва нам изложить все, что, на наш взгляд, относится к делу. Мы утверждаем, что прибавку вносить недопустимо; с опорой на [свидетельства] святых мы докажем это — что они воспрещают прибавку не только в отношении смысла, но и в отношении буквы. И доказать это мы можем не иначе, как посредством определений святых Отцов, которые нужно сперва зачитать, чтобы после и вы могли дать ответ.
Андрей Родосский. Вы и прежде говорили об этом; говорите и сейчас. Именно на это мы и хотим привести возражения и показать, что сказанное вами ничего не доказывает, поскольку если, как вы говорите, прибавки воспрещены, отсюда будет следовать три нелепицы: выйдет, что все люди повинны и обречены идти в погибель; также что святые Отцы находятся под анафемой; а также что великий вред последует для верных из-за того, что не дозволено вводить разъяснения.
Магистр Иоанн. Почтенные отцы, мы собрались здесь, движимые любовью, чтобы устранить различие между нами, если даст Бог, поэтому и вести дело нам следует в мире и с любовью — ведь любовь высоко ценили все святые. И в Песни Песней говорится, что любовь есть невеста истинного Жениха — Христа. Итак, вести речи нам нужно с любовью, и потому следует соблюдать порядок, ибо «порядок есть расположение равных и неравных вещей, уделяющее каждой вещи ее место»[2], как говорит великий учитель Августин. Поскольку вы говорили первыми, теперь наш черед говорить.
Вы прекрасно знаете, что в любом вопросе возможны два способа рассуждения, как говорит уже упомянутый Аристотель: первый — когда мы движемся посредством простого изыскания, второй же — когда мы прибавляем propter quid, т. е. [движемся в своем рассуждении к следствию от] причины. И в случае, если в обсуждении кто-либо использует второй метод, ему необходимо сперва сказать и о причинах, а затем уже слушать отвечающего. Если же он пользуется первым способом, он должен сразу же выслушать ответ собеседника. Именно так обстоит дело в нашем случае, и потому, как кажется, сейчас должны говорить мы.
Виссарион Никейский. Ты хорошо сказал, отче, и весьма мудро. Что касается любви и того, что ее нужно сохранять во всех обсуждениях, это неоднократно говорили и мы, так что не нужно и повторяться: это и так всем ясно. И порядок также необходимо соблюдать, как ты и сказал.
Относительно же последнего — тех двух способов рассуждения во всяком вопросе, мы скажем следующее. Если бы мы просто изложили наше затруднение и спросили, почему вы внесли прибавку, следуя первому способу обсуждения, вам бы следовало сразу же и дать нам ответ. Но мы следовали второму способу и выдвинули против вас обвинение, спрашивая, почему вы сделали то, чего делать нельзя; при этом мы еще не доказали, что делать этого было нельзя. Поэтому мы должны сперва изложить причины, почему этого делать нельзя, и только тогда выслушать ваши ответы. Это и необходимо, и соответствует порядку дела.
Кардинал Джулиано. Милостивейший император, блаженнейший отец велит мне сказать нечто тебе и всем остальным. Относительно сказанного [на предыдущем заседании] и отец, и все прочие полагали, что архиепископ Родосский даст ответ сегодня. Если бы это было не так, мы бы позволили вам говорить более пространно. Поэтому и архиепископ Родосский готов объяснить, по какой причине была сделана вставка. Он многократно просил [дать ему высказаться], но коль скоро [вам] это не было угодно, хорошо, чтобы между нами сохранялся мир. Как мы приступили [к обсуждению] с любовью, так с любовью мы должны и окончить его. Посему великому понтифику кажется правильным, чтобы сегодня уже ничего не делалось, а вместо этого избранные [представители обеих сторон] побеседовали бы наедине.
Император. На это наш таков: если вам угодно, давайте прекратим заседание. Сверх того, скажем только, что следует рассудить, как все устроить ко благу и мирно; это нужно должным образом рассмотреть. Пусть избранные [с обеих сторон] побеседуют наедине, как ты и говоришь, а не публично и в собрании.
На следующий день, 14 числа того же месяца, в доме, в котором пребывал патриарх, произошло собрание, на котором присутствовали император, кардиналы, некоторые епископы, все архиереи, должностные лица (ἐξωκατακήλων) и еще некоторые иные. С обеих сторон был сказано многое. Латиняне всеми силами упорно добивались того, чтобы определения [Соборов] либо вовсе не были зачитаны, либо были, но на частном заседании. Греки же настаивали и говорили, что они ни при каких условиях не согласны на продолжение [обсуждений], если определения и Символ не будут зачитаны при всех. И это мнение победило: [было решено] так и сделать и зачитать [определения] соборным образом.
Собрание IIΙ. 16 октября, пятница
Марк Эфесский. Мы просили и получили от Вашего преосвященства (а через вас — и от самого блаженнейшего отца) разрешение зачитать определения святых и Вселенских Соборов, чтобы тем самым был соблюден порядок и обычай этих Соборов (ибо на каждом из них зачитывались [постановления] предыдущих, особенно же Первого и Второго, составлявшие как бы основание кафолической веры), а также чтобы все мы ясно увидели их образ мысли, их согласие и благоговение, которое они сохраняли по отношению к общему исповеданию и вере, и чтобы их молитвы содействовали нам в предпринятом начинании. Мы уже приготовили книги, и, если вы даете свое позволение, они будут зачитаны.
Кардинал Джулиано. Преосвященнейшие отцы, с распоряжения блаженнейшего отца и этих преосвященнейших отцов, я объявляю, что справедливость требует, чтобы мы исполняли соглашения, заключенные нами позавчера. Поэтому, конечно, время позволяло высказаться архиепископу Родосскому, который был готов дать ответ на сказанное [на первом заседании] митрополитом Эфесским, но пусть будет так, как вы хотите. Если вы хотите зачитать определения [Соборов] и так настаиваете, пусть они будут зачитаны, но не как с нашего или всеобщего изволения.
Митрополит Эфесский продолжил свою речь и сказал следующее: Мы будем зачитывать не определения целиком (это было бы слишком долго), а отрывки из них, относящиеся к обсуждаемому вопросу. Поскольку у Первого и Второго Соборов нет определений о Божественных догматах, кроме самих изложений веры — Символов, или, точнее сказать, Символа (ибо они были приняты и утверждены последующими Соборами как один Символ), мы начнем с книги деяний Третьего Вселенского Собора. В этой книге стоит на первом месте и озаряет [все своими лучами] Символ Никейских Отцов, а за ним следует определение самих Отцов, собравшихся в Эфесе, определяющих, что этот Символ должен оставаться неколебимым и неизменным. Итак, мы просим вас со всевозможным терпением выслушать слова этих блаженных мужей, столь многочисленных и столь великих в добродетели, а также наши доводы, которые мы будем приводить и во время чтения, и после его окончания, в доказательство нашего изначального утверждения, что у всех христиан должна быть одна кафолическая вера, к которой нельзя ничего прибавлять и от которой нельзя ничего отнимать.
Затем был зачитан Символ I Вселенского Собора.
Изложение веры 318 святых Отцов, собравшихся в Никее
«Веруем во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца всего видимого и невидимого; — и во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единородного, рожденного от Отца, т. е. из сущности Отца, Бога от Бога, Свет от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, не сотворенного, Отцу единосущного, чрез которого все произошло, как на небе, так и на земле, ради нас человеков и ради нашего спасения нисшедшего, воплотившегося и вочеловечившегося, страдавшего и воскресшего в третий день, восшедшего на небеса, и грядущего судить живых и мертвых; — и в Духа Святого.
Говорящих же, что было время, когда не было (Сына), что Он не существовал до рождения и произошел из не сущего, или утверждающих, что Сын Божий имеет бытие от иного существа или сущности; или что Он создан, или изменяем, или преложим (τρεπτός), таковых предает анафеме кафолическая и апостольская Церковь»[3].
После этого митрополит Эфесский сказал следующее: После того как эти слова были зачитаны на Третьем Вселенском Соборе, прочитан был и «символ», измышленный последователями Нестория, и озвучены суждения отцов относительно этого «символа». После же всеобщим согласием было вынесено постановление, согласно которому Никейский Символ должен пребывать неколебимым и неизменным, и никому не позволено ни прибавлять к нему, ни отнимать от него, ни вообще каким-либо образом проповедовать иную веру. Вот оно:
Из определения Третьего Собора
«Итак, по прочтении сего, святой собор определил: не позволять никому произносить, или писать и слагать иную веру, кроме определенной святыми отцами, со Святым Духом сошедшимися в Никее, а кто дерзнет или составить иную веру, или произносить, или предлагать желающим обратиться к познанию истины из язычества, или из иудейства, или из какой-нибудь ереси, то таковые, если они епископ или клирики, да будут отлучены — епископ от епископства, клирики от клира, а миряне да подвергнутся анафеме»[4].
Когда это было зачитано, митрополит Эфесский сказал следующее: В этом месте нам нужно исследовать два вопроса: во-первых, зачем этот Собор ограждает Символ такими выражениями и определяет, что никому нельзя его изменять, чего о самих себе не определяли предшествующие Соборы? Ведь нельзя найти, чтобы что-то подобное о себе самом определил Первый Собор или Второй — о Первом или себе самом. Во-вторых, почему Отцы Третьего Собора упомянули только о Символе Первого Собора и вынесли определение о нем, ничего не сказав о Символе Второго?
Относительно первого вопроса мы можем ответить, с одной стороны, от самой природы вещей, ведь она требует, чтобы все было именно так, как оно есть. Если бы те же самые Соборы, которые изложили Символ, сами о себе определили, что их изложение [веры] должно оставаться неизменным и что никому не позволено ни прибавлять к нему, ни отнимать от него, это показалось бы надменным, гордым и неприятным. Зато было вполне разумно, правильно, приемлемо для слышащих об этом и в целом необходимо, чтобы последующие Отцы, которые и числом, и добродетелью либо вовсе не уступали им, либо уступали весьма немного, запечатлели и утвердили их изложение [веры], определив, что оно должно оставаться неизменным. Точно так же было и со святыми Евангелиями, и с апостольскими речениями, и со всем вообще Новым Заветом: сами они о себе не говорят, что нельзя ни единого слова и ни единой буквы ни убавить, ни прибавить, зато апостольские преемники и последующие Отцы воздали им эту честь. И никто из дерзнувших что-либо прибавить или, скажем, отнять не будет считаться христианином. Посредством зачитанных слов ту же честь воздали эти Отцы и Символу, изложенному Отцами Первого и Второго Соборов. То же самое делали посредством своих определений, как будет показано далее, и последующие Отцы на прочих Соборах.
С другой стороны, ответ можно дать и исходя из обстоятельств (ἐκ τῶν συμβεβηκότων). Между Первым, провозгласившим свое изложение веры, и Вторым Соборами прошло немало лет, и за эти годы в разных местах состоялось множество частных соборов, составивших больше тридцати различных исповеданий веры. Эти изложения были в целом весьма сходны с изначальным, но не включали слова «единосущный», которое для многих составляло предмет соблазна. Потому-то Второй Собор, имевший в силу приобретенного им вселенского достоинства на то куда бόльшее право, чем они, изъяснил (ἀνέπτυξε) Символ Первого: против пневматомахов пространнее изложил богословское учение о Духе Святом, а также разъяснил догмат о домостроительстве Бога Слова, прибавив к «воплотившегося» слова «от Духа Святого и Марии Девы», которых нет в Символе Первого Собора [направленного против] ереси Аполлинария. Второй Собор сделал это, поскольку имел на это право — ведь тогда еще не существовало запрета — и так как был Вселенским. Но и он, произведя это разъяснение и изменение в отношении словесных выражений, не установил запрета на прибавку или сокращение — по тем причинам, которые мы указали выше, и чтобы не показалось, что предписания Собора противоречат его собственным действиям. Однако эта свобода изменять Символ принесла Церкви вред. Воспользовавшись отсутствием запрета, последователи Нестория исказили Никейский Символ, внеся в него чуждые Церкви учения, и преподавали его крещаемым для наставления в вере. Этот искаженный Символ был зачитан на Третьем Соборе и подтолкнул Отцов к тому, чтобы пресечь эту свободу изменений. Они определили, чтобы впредь никто не имел права хоть как-то изменять Никейский (он же Константинопольский) Символ; сила этого запрета распространяется на оба Символа, так что они считаются одним, как будет показано дальше. А свободу, которая существовала до того момента, они отняли и у самих себя, и у всех остальных, как будет показано далее. Собственно, свои слова они и подтвердили своими делами. Ведь они не дерзнули слово «Богородица» (Θεοτόκος), ими же самими утвержденное против пустословия Нестория, прибавить к Символу, несмотря на всю необходимость этого [слова] для догматического учения о домостроительстве спасения.
Теперь перейду ко второму вопросу. Итак, почему эти Отцы вынесли определение только о Символе Первого Собора, не упомянув о Втором? Что они считали два Символа одни, очевидно и из самой вещи, и из последующих Вселенских Соборов. Ясно, что они не могли быть в неведении относительно Второго Собора. Не могли они также, зная о нем, отнестись к нему с презрением: могло ли нечто, впоследствии принятое, утвержденное и до сего дня господствующее по всей вселенной, быть тогда с презрением [отброшено]? Но Третий Собор, как и все последующие, принимал эти два [Символа] как один; упомянул же только об первом по причине особого авторитета Первого Собора, превосходившего прочие числом Отцов и бывшего первым и как бы основанием всех последующих. Во-вторых, [Никейский] Символ был больше распространен среди христиан и большинство крестились, [читая именно] его. Итак, они упомянули о нем, поскольку он был широко распространен, а о втором не сказали, так как в отношении смысла (δυνάμει) он содержался в первом. В-третьих, точно так же, как произносящие речи в суде выбирают из книг выражения, относящиеся к разбираемому делу, и здесь провозглашается запрет на изменение даже первого [Символа] и принимается как неизменяемый именно он, поскольку ему подчинен и второй [Символ], представляющий собой скорее не изменение, а разъяснение его.
В книге Деяний Третьего Собора содержатся различные послания блаженного Кирилла, бывшего экзархом этого Собора и местоблюстителем, [выражающим] суждение святейшего папы Целестина. Из их числа будет зачитан отрывок послания к Иоанну Антиохийскому, именуемого «Объединительным», которое вслед за соборным определением утверждает, что ни в едином слове или слоге нисколько нельзя изменять упомянутый святой Символ. Там сказано следующее: «Решительно терпеть не можем, чтобы кто-нибудь потрясал веру или Символ веры, изданный некогда св. Отцами Никейскими. И решительно не позволим ни себе, ни кому-нибудь другому изменять хоть одно слово, там поставленное, ни пропасть хоть одному слогу, помня слова сказавшего: “Не прелагай предел вечных, яже положиша отцы твои” (Прит. 22:28). Ибо не сами они говорили, а Сам “Дух Бога и Отца” (Мф. 10:20), который и исходит от Него, хотя не чужд Он и Сына, — разумеется относительно сущности»[5].
Когда этот отрывок был зачитан, митрополит Эфесский вновь продолжил: Вы слышали, отцы? Этот святой не допускает прибавки или сокращения ни в едином слоге или слове. Он говорит: ни самим себе, ни другим не даем такого права. Это послание в числе прочих было зачитано на Четвертом Соборе, принято и утверждено как второе после Символа основание веры.
Теперь перейдем к Четвертому Собору. Пусть будет прочитано его определение (ὅρος), в котором изложены оба Символа веры и приняты как один; и Собор определяет, что никто ни при каких обстоятельствах не имеет права что-либо прибавлять к этому Символу, отнимать от него, каким-либо образом изменять его или заменять на другой Символ.
Определение святого и Вселенского Четвертого Собора
«Святой великий и вселенский собор, по благодати Божией и повелению благочестивейших и христолюбивых императоров наших, Маркиана и Валентиниана августов, сошедшийся в Халкидоне, митрополии области Вифинской, в мученическом храме святой и добропобедной мученицы Евфимии, определил нижеизложенное.
Господь наш и Спаситель Иисус Христос, утверждая в учениках (своих) познание веры, сказал: “Мир Мой оставляю вам, мир Мой даю вам” (Ин. 14:27), чтобы никто не разногласил с ближним в догматах благочестия, но чтобы равно всем возвещал проповедь истины. А так как диавол не перестает своими плевелами вредить семенам благочестия и изыскивать всегда что-нибудь новое против истины: то поэтому Господь, всегда промышляющий о человеческом роде, подвиг к ревности благочестивейшего сего и благовернейшего императора, и он отовсюду созвал к себе предстоятелей священства, чтобы, при помощи благодати Господа всех нас Христа, удалить от овец Христовых всякую заразу лжи и утучнить их отпрысками истины. Это мы и сделали, изгнав общим решением догматы заблуждения и восстановив непогрешимую веру отцов, проповедуя всеми символ 318-ти, и причислив к нашим отцам тех принявших это изложение благочестия, которые после того собирались в великом Константинополе (в числе) 150-ти и сами утвердили ту же веру. Итак, и мы, сохраняя порядок и все постановления о вере бывшего прежде в Ефесе святого Собора, на котором были председателями святейшие (блаженной) памяти Келестин Римский и Кирилл Александрийский, определяем, чтобы блистало преимущественно изложение правой и непорочной веры 318-ти святых и блаженных отцов, собиравшихся в Никее при благочестивой памяти Константине, бывшем императоре, но чтобы имело силу и то, что́ определено 150-ю святыми отцами в Константинополе для уничтожения возникших тогда ересей и утверждения той же кафолической и апостольской нашей веры»[6].
После прочтения этих [слов] митрополит Эфесский прибавил: Сей Собор прочитал оба изложения веры, но принял их как один Символ веры.
Изложение веры 318 святых Отцов, собравшихся в Никее
«Веруем во единого Бога…» и далее. Это было зачитано выше.
Изложение веры 150 святых и богоносных Отцов, собравшихся в Константинополе
«Веруем во единого Бога, Отца, вседержителя, творца неба и земли, всего видимого и невидимого; и во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия единородного, рожденного от Отца прежде всех веков, Свет от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, не сотворенного, единосущного Отцу, чрез которого все произошло, ради нас человеков и ради нашего спасения нисшедшего с небес, и воплотившегося от Духа Святого и Марии Девы, и вочеловечившегося, распятого за нас при Понтии Пилате, и страдавшего, и погребенного, и воскресшего в третий день по писаниям, и восшедшего на небеса, и сидящего одесную Отца, и опять грядущего со славою судить живых и мертвых, которого царству не будет конца; и в Духа Святого, Господа и животворящего, от Отца исходящего, со Отцом и Сыном спокланяемого и сславимого, глаголавшего чрез пророков; в единую святую, кафолическую и апостольскую Церковь; исповедуем единое крещение во оставление грехов; чаем воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь.
Итак, достаточен был бы для совершенного познания и утверждения благочестия этот мудрый и спасительный Символ благодати Божией; потому что об Отце и Сыне и Святом Духе научает в совершенстве, и воплощение Господа представляет верно принимающим»[7].
По прочтении митрополит Эфесский сказал: Достаточен для совершенного познания истины этот чтимый и блаженный Символ Божественной веры, «потому что об Отце и Сыне и Святом Духе научает в совершенстве». И очевидно, что совершенство ни в чем более нужды не имеет.
Затем было зачитано окончание определения: «Когда таким образом со всею тщательностью и стройностью это изложено нами, святой и вселенский собор определил никому не дозволять другую веру произносить, или писать, или составлять, или мудрствовать, или учить других. А тем, которые дерзнут или составлять другую веру, или проповедовать, или учить, или преподавать другой символ желающим обратиться к познанию истины из язычества, или из иудейства, или из какой-нибудь ереси, таковым, если будут епископы или клирики, епископам быть чуждыми епископства, а клирикам — клира; если же будут монашествующие или миряне, таковым быть под анафемою»[8].
Также было зачитано из Деяний Святого и Вселенского Пятого Собора.
Из речи святейшего Иоанна, патриарха Константинопольского
«Посему мы приложили усердие к тому, чтобы основание веры пребывало неколебимым по Преданию святых Отцов благодатью Владыки и Спасителя Иисуса Христа, надеясь, что [оная благодать] соединит ныне разделенные Церкви, и во всем законно сохраняя порядок божественных канонов. Ибо недопустимо учинять какие-либо колебания и вовлекать верных в тщетные умствования, но [подобает] держаться святого Символа, с которым мы все крестились, провозглашенного со Духом Святым Никейским Собором, утвержденного собранием святых Отцов в Константинополе, подтвержденного Эфесским священным Собором и запечатленного также и велими и святым Халкидонским Собором. Сию веру никому не позволено каким-либо образом колебать хоть в едином слове, ибо она устраняет всякий предлог к зловерию. Держась ее неколебимо, не сомневайтесь [в нас], дабы прославили мы едиными устами Святую и единосущную Троицу, отбросив всякое пустословие, всякие новшества и всякие умствования»[9].
Затем было зачитано из последующих Деяний того же святого и Вселенского Пятого Собора.
Из послания святейшего Вигилия, папы Римского, к Евтихию,
святейшему патриарху Константинопольскому
«Потому, стараясь сохранить единение с апостольскою кафедрою, мы делаем известным вашему блаженству, что мы всегда хранили и храним веру, от начала преданную великим Богом и Спасителем нашим Иисусом Христом святым Его апостолам и ими проповеданную во всем мире, и изъясненную святыми отцами, особенно теми, которые собирались на четырех святых соборах, которым мы во всем и всецело следуем и которых приемлем; а именно: (приемлем) триста восемнадцать богоносных отцов, которые собирались в Никее, и изложили святой символ или учение веры, и анафематствовали Ария и тех, которые мудрствовали или мудрствуют одинаково с ним. Приемлем и сто пятьдесят святых отцов, собиравшихся в Константинополе, которые изъяснили то же святое учение, и раскрыли (учение) о божестве Святого Духа, и осудили ересь Македония духоборца и нечестивого Аполлинария вместе с теми, которые мудрствовали или мудрствуют одинаково с ними. Приемлем также и двести святых отцов, собиравшихся на первом ефесском соборе, которые во всем следовали тому же святому символу или учению и осудили нечестивого Нестория, и его нечестивое учение, и тех, которые одинаково с ним когда-либо мудрствовали и мудрствуют. Кроме того, приемлем и шесть сот тридцать отцов, собиравшихся в Халкидоне, которые и сами всецело соглашались с тремя вышеупомянутыми соборами и следовали вышеупомянутому символу или учению, изложенному триста восемнадцатью святыми отцами, и изъясненному сто пятьюдесятью святыми отцами, и анафематствовали дерзавших провозглашать или излагать или передавать святым Божиим Церквам иной Символ, кроме вышеупомянутого»[10].
Затем было зачитано определение святого и Вселенского VI Собора.
Определение святого и Вселенского Шестого Собора
«Святой великий Вселенский Собор, собранный по благодати Божией по всечестному повелению благочестивейшего и благоверного великого императора Константина в сем богохранимом и царствующем Константинополе, новом Риме, в судебной палате императорского дворца, так называемой Трулле, постановил нижеследующее.
Единородный Сын и Слово Бога Отца, ставши человеком, во всем подобным нам, кроме греха, Христос, истинный Бог наш, ясно возвестил в Евангелии: Аз есмь свет миру: ходяй по Мне не имать ходити во тме, но имать свет животный (Иоан. 8, 22); и еще: мир оставляю вам, мир мой даю вам (Иоан. 14, 27). Руководясь богомудро этим божественным учением мира, наш кротчайший император, поборник правомыслия и противник неправомыслия, собравши настоящий наш святой и вселенский собор, соединил во едино весь состав Церкви. Посему наш святой и вселенский собор, отвергнув заблуждение нечестия от прежних времен доселе и неуклонно следуя по прямому пути святых и славных отцов, во всем благочестиво присоединился к голосу пяти святых и вселенских соборов, именно — собора 318-ти святых отцов, собиравшихся в Никее против неистового Ария, собора 150-ти богоносных мужей, бывшего после него в Константинополе против духоборца Македония и нечестивого Аполлинария, также Собора 200 достопочтенных мужей, собиравшихся в Ефесе в первый раз против иудействующего Нестория, Собора 630-ти богопросвещенных отцов, бывшего в Халкидоне против богопротивных Евтихия и Диоскора, кроме того, последнего из них, Пятого святого Собора, собранного здесь против Феодора Мопсуестского, Оригена, Дидима и Евагрия, против сочинений Феодорита, написанных в опровержение двенадцати глав достохвального Кирилла и против так называемого послания Ивы к Маре Персу, — возобновил без всяких нововведений определения благочестия и отверг самоизмышленные догматы нечестия. И Символ, изложенный 318-ю отцами и снова богомудро утвержденный 150-ю отцами, который охотно приняли и подтвердили и прочие святые соборы для уничтожения всякой душевредной ереси, и наш святой и Вселенский Собор богодухновенно запечатлел»[11].
Затем было зачитано определение того же Собора, т. е. Шестого.
«Итак, после того как все сие уставлено нами со всевозможным тщанием и вниманием, определяем, что никому не позволяется проповедовать другую веру, или списывать, или составлять, или держать в уме, или иначе как-нибудь учить. А тем, которые дерзнут или составлять другую веру, или распространять или учить, или преподавать другой символ желающим обратиться к познанию истины из язычества, или иудейства, или ереси какой-нибудь, или вводить новые слова, или изобретать чтение, к превращению ныне нами определенного, — тем, если они епископы или клирики, быть чуждым — епископам епископства, клирикам клира, если же монахи, или миряне, быть под анафемой»[12].
Затем было зачитано из книги Деяний того же Собора.
Отрывок из послания к императорам ромеев святейшего Агафона, папы Римского
«Мы сохраняем законно составленные определения святых и апостольских наших предшественников и досточтимых святых соборов, — определения в простоте сердца и без всякой двусмысленности отцами преданной веры, желая и стараясь всегда иметь одно и главное благо, чтобы ничто из законно определенного не убавлялось, ничто не изменялось и не получало прибавлений, но чтобы сохранялось одно и тоже, неизменным по букве и по смыслу»[13].
Отрывок из иного послания того же святейшего Агафона, папы Римского,
к императорам ромеев
«Все наше знание состоит в том, чтобы всеми силами своего ума сохранять определения кафолической и апостольской веры, которые доселе апостольский престол вместе с нами содержит и передает. Мы веруем во единого Бога Отца всемогущего, Творца неба и земли, видимых всех и невидимых, и в Сына Его единородного, рожденного от Него прежде всех веков, Бога истинного от Бога истинного, света от света, рожденного, не сотворенного, единосущного Отцу, т.е. одного естества с Отцом, чрез которого сотворено все, что на небе и что на земле; и в Духа Святого, Господа животворящего, от Отца исходящего, со Отцом и Сыном споклоняемого и сславимого»[14].
Определение святого и Вселенского Собора Седьмого, второго собравшегося в Никее
«Святой великий и Вселенский собор, Божиею милостию и по повелению благочестивых и христолюбивых государей наших, Константина и матери его Ирины, второй созванный в славной митрополии никейской в области Вифинской в святой Церкви Божией, называемой Софийскою, следуя преданию кафолической Церкви, определил следующее.
Христос Бог наш, даровавший нам свет познания и избавивший нас от мрака безумной приверженности идолам, обручивши Себе Кафолическую Церковь, не имеющую скверны или порока, обещал ей охранять ее и подтвердил это обещание ученикам Своим, говоря: Аз с вами есмь во вся дни до скончания века (Мф. 28:20). Это обетование Он даровал не только им, но и нам, по их слову уверовавшим во имя Его. И вот некоторые, оставив без внимания этот дар, как бы по возбуждению коварного врага отпали от истинного учения; восстав против предания кафолической Церкви, они погрешили в понимании истины и, как говорится в Притчах, заблудились в границах возделываемого ими поля и собирают руками своими неплодие (Пр. 9:12). Они дерзнули отвергать богоугодные священные Приношения и назвали себя иереями, тогда как сами не были такими. Об них Бог возвещает чрез пророка, говоря: пастырие мнози растлиша виноград Мой, оскверниша часть Мою (Иерем. 12:10). Следуя людям нечестивым и руководясь своими помыслами, они оклеветали украшенную Христом Богом святую Церковь Его и не положили различия между святым и позорным; так что икону Господа и святых Его сочли за одно с истуканами сатанинских идолов. Поэтому Господь Бог, не терпящий зрети, чтобы покорные Ему были заражаемы такою язвою, по Своей благости, ревностию и повелением благочестивейших государей наших Константина и Ирины, отовсюду созвал сюда нас, представителей священства, да утвердится общим определением божественное предание кафолической Церкви. Итак, мы исследовали и рассмотрели дело весьма тщательно и, следуя истине, ничего не убавляем и ничего не прибавляем, но сохраняем все, что есть в Церкви лучшего, и следуем святым шести вселенским соборам и прежде всего собиравшемуся в славной митрополии никейской, а затем и бывшему после него в богохранимом царствующем городе (Константинополе).
Итак, мы веруем во единого Бога Отца, Вседержителя…»[15].
Пока мы читали это [определение], латиняне приготовили другую древнюю книгу, написанную на латинском языке, которая содержала то же соборное определение. В ней там, где речь шла о Божестве Духа Святого, значилось «От Отца и Сына исходящего», как и читают латиняне. Они долго говорили об этом, указывая нам, что якобы эта книга древняя, и сравнивали ее с греческой, проверяя, согласуются ли в них подписи и все прочее. И обнаружив во всем, кроме этой прибавки, полное согласие, они, казалось, были крайне удивлены[16].
Затем было зачитано окончание этого определения: «Святой собор провозгласил: все мы так веруем, все так думаем, все мы в этом согласны и подписались. Это вера апостольская; это вера православная; эта вера утвердила вселенную. Веруя во единого Бога в Троице воспеваемого, мы с любовию принимаем честные иконы. Поступающие иначе да будут анафема! Думающие иначе да будут изгнаны из кафолической Церкви! Мы следуем древнему законоположению кафолической Церкви. Мы сохраняем определения отцов. Прибавляющих что-либо к (учению) кафолической Церкви, или убавляющих от него, мы предаем анафеме. Мы анафематствуем нововведение, сделанное обвинителями христиан. Мы с любовию принимаем честные иконы. Поступающих иначе мы подвергаем анафеме…
Кто уничижает какое-либо предание Церковное, писанное ли то, или неписанное, тому анафема»[17].
Затем митрополит Эфесский прибавил, как делал он и после предыдущих чтений: Вы сейчас выслушали, досточимые отцы, определения святых Отцов о вере — и вынесенные ими сообща на общих собраниях, и отдельно изреченные экзархами Соборов самими по себе, и написанные частным образом, и входящие в состав писем, которые [Отцы] посылали друг ко друг, и составленные ими, когда они богословствовали сами по себе, но зачитанные самими Соборами, явленные и утвержденные как всеобщее учение.
Итак, мы, почитая отцов наших, храня их определения и страшась их проклятий, не можем принять прибавку к Символу. Теперь пришел час выслушать ваш ответ относительно этой прибавки, если, конечно, еще позволяет время. Впрочем, еще мы сразу хотели бы сказать, что именно по этим (и подобным) причинам мы так упорно добивались, чтобы были зачитаны определения Вселенских Соборов, которые необходимо было прочесть все по порядку, как они и были зачитаны. А после вашего ответа мы приведем в качестве свидетельств [высказанные] вне оных Соборов речения тех же и иных отцов, которые они изложили в письмах друг ко другу, в проповеди перед народом или богословствуя сами по себе.
Мы также просим вас давать ответ и возражения по главам, разделяя их на части, как это принято в диспутах. Таким образом наши опровержения на них будет проще составить и удобнее воспринимать. Как вы знаете, мы не отличаемся ни хорошей памятью, ни способностью к разделению и счету и не хвалимся тем, чтобы на всякое возражение казаться имеющими ответ. Но есть в нас одна простая и благородная черта: мы, как сказал еще кто-то из древних, всякую правдивую речь с радостью готовы принять; а что нам покажется ложным, то мы немедленно и со всей очевидностью опровергаем и отвергаем.
Кардинал Джулиано. Милостивейший император, зачитанный нами Символ Седьмого Собора содержится в очень древней книге, так что невозможно заподозрить в ней какого-либо подлога. Кроме того, есть у нас и древний историк, муж мудрый, который писал о многом ином, но упоминает и о том, что Символ именно так был изложен и зачитан Седьмым Собором, так что мы утверждаем это с опорой на его слова.
Что же до вашей просьбы, почтеннейшие отцы, чтобы наш ответ был кратким и разбитым по главам, мы тоже это одобряем. Однако, чтобы мы могли ясно ответить на каждое [из озвученных вами положений], нам нужно перечитать все то, что было сказано сегодня и записано нашими нотариями. После же того, как мы таким образом освежим все это в памяти и согласуем, на следующем же заседании дадим исчерпывающий ответ.
Частное заседание
Восемнадцатого числа того же месяца в храме святого Франциска частным образом состоялось еще одно заседание.
К. Дж. Мы хотим, чтобы вы предоставили нам в письменном виде зачитанное на прошедшем заседании. Что же до сказанного устно, то запишут нотарии.
Философ Гемист. Пусть дело мира совершается в мире и согласии.
К. Дж. Мы просим дать нам те из ваших книг, которые могут быть нам полезны; мы же по необходимости предоставим вам наши.
В. Н. Мы настолько далеки от того, чтобы скрывать истину, что будь она сокрыта, мы бы старались ее изыскать.
К. Дж. Чтобы все исполнить в совершенстве, зачитайте сразу по порядку и иные изречения святых, которые, как вы говорили, у вас имеются, чтобы наше обсуждение не прерывалось, и мы могли таким образом ответить на все [одновременно].
М. Э. Мы просили, чтобы обсуждения у нас шли по главам и с разделением на части, чтобы ответы на вопросы и доказательства были [яснее для восприятия], и вы дали на то свое согласие; но изложить разом все основания [нашей позиции] и доводы значило бы поступать противоположно [этой договоренности]. Если бы мы собирались так поступить, нужно было бы изложить все в письменном виде, чтобы было яснее. Но на Соборах так никогда не делали, и кроме того, это не принесет пользы для обсуждения. Приведенное нами [сейчас] мы собрали вместе и по порядку, поскольку [зачитанные нами отрывки] происходили из одних и тех же или подобных источников. Что же касается всего прочего, то оно будет зачитано и рассмотрено по частям, как мы и просили.
К. Дж. Не хочу возражать в этом и создавать неудобства. Но все же лучше, чтобы обсуждение не было разбито по главам, а было непрерывным; это мне кажется удобнее.
М. Э. Мы можем согласиться и не пользоваться, с Божьей помощью, другими изречениями в будущем, если истина [и так] будет [всем] ясна.
Таким образом речения святых были поданы в письменном виде, а сказанное устно с обеих сторон было сверено и выправлено.
Перевод Петра Пашкова
[1] Очевидно, кард. Чезарини считает, что г. Колоссы, в действительности находящийся в малой Азии, находится на Родосе.
[2] Augustinus. De civitate Dei, 19.13 // PL. 41. Col. 640.
[3] Вселенский I Собор. Соборное изложение веры // Деяния Вселенских Соборов. Казань, 1910. Т. 1. С. 69-70.
[4] Вселенский III Собор. Определение святого собора о вере, и о том, что донес Харисий (за подписями всех епископов) // Деяния Вселенских Соборов. Казань, 1910. Т. 1. С. 334.
[5] Кирилл Александрийский, свт. Послание к Иоанну, епископу Антиохийскому, отправленное с Павлом, епископом Эмесским // Деяния Вселенских Соборов. Казань, 1892. Т. 2. С. 151.
[6] Вселенский ΙV Собор. Деяние V // Деяния Вселенских Соборов. Казань, 1908. Т. 4. С. 46.
[7] Там же. С. 47.
[8] Там же. С. 48.
[9] Как отмечает издатель греческих актов Ферраро-Флорентийского Собора Дж. Джилл, этого текста нет в Деяниях Пятого Собора, однако по содержанию он близок к посланию патр. Иоанна Каппадокийца к папе Гормизду (см. с. 77).
[10] Акты Пятого Вселенского Собора на греческом языке сохранились лишь в отрывках; данный текст по-гречески был озаглавлен как «Из послания святейшего Вигилия, папы Римского, к Евтихию, святейшему патриарху Константинопольскому». Однако в действительности эти слова представляют собой цитату из обращенного к папе более раннего письма св. патр. Евтихия. Послание зачитывалось целиком на I заседании Пятого Собора, как видно из латинской версии актов.
В русском переводе Деяний Пятого Собора, таким образом, этот текст воспроизводится дважды: в составе I деяния (Вселенский V Собор. Деяние I // Деяния Вселенских Соборов. Казань, 1913. Т. 5. С. 23) и отдельно по цитации этого отрывка свт. Марком в Ферраре (Там же. С. 223-224).
[11] Вселенский VI Собор. Деяние XVIII // Деяния Вселенских Соборов. Казань, 1908. Т. 6. С. 219.
[12] Там же. С. 222.
[13] Агафон, свт. Послание благочестивейшим государям Константину верховному императору, Ираклию и Тиверию августам // Там же. С. 32.
[14] Он же. Послание Агафона и римского собора 125 епископов, которое было как бы инструкцией легатам, посланным на шестой собор // Там же. С. 57.
[15] Вселенский VII Собор. Деяние VII // Деяния Вселенских Соборов. Казань, 1909. Т. 7. С. 283.
[16] Вставке эта была, разумеется, подлогом, на что латинянам, по сообщению Сиропула, немедленно указал Гемист Плифон: «Если бы Римская Церковь могла доказать то, что вы сейчас говорите из книг и от историка, написавшего об этом, то тщетным бы делом занимались писавшие в пользу латинян, имею в виду Фому [Аквинского] и бывших перед ним, которые многими словами и книгами старались показать, что прибавление разумно и по праву сделано вашей Церковью, опуская главное доказательство того, о чем они собирались говорить, как ничего им не прибавляющее. Ведь вместо всех доказательств, какие они приводили, и силлогизмов, достаточно было сказать, что прибавка к символу была прежде, и что с прибавкой был прочитан и утвержден Символ на Седьмом Вселенском Соборе. Но поскольку на Седьмом Вселенском Соборе не произошло ничего из того, что вы говорите, то по этой причине и писавшие в пользу латинян ничего об этом не вспомнили». (Сильвестр Сиропул. Воспоминания о Ферраро-Флорентийском соборе, 6.31. СПб., 2010. С. 171). См. также: Siecienski E. The Filioque: History of a Doctrinal Controversy. Oxf., 2010. P. 154.
[17] Там же. С. 293, 294.