Перевод Библии или любого другого произведения предполагает определение его смысла. С древнейших времен и до сего дня существуют различные точки зрения на то, что такое смысл текста. В частности, в эпоху Просвещения и модерна доминировала точка зрения, что смысл текста сводится к намерению его автора. В дальнейшем мнения ученых начали разделяться. Тексты являются якорями для интерпретации, но подлежат индивидуализированному толкованию со стороны каждого читателя. Ведь именно тексты, а не намерения служат объектами перевода. Задача переводчика заключается в том, чтобы проанализировать смысл текста и попытаться выбрать наиболее значимую и подходящую интерпретацию для доведения до аудитории его смысла через перевод. Статья рассказывает о значении текста и о том, как оно должно соотноситься с переводом.

Введение в проблему

Среди наиболее глубоких философских вопросов, касающихся языка и перевода, что может быть глубже понятия смысла? Можно перевести либо смысл текста, либо нечто другое. Конечно, не все переводы одинаково хороши, и переводчики могут иметь различные точки зрения на переводимые ими тексты. Где же человек находит смысл, который ему необходимо перевести? Темой настоящего исследования является взаимосвязь между переводом и герменевтикой, изучение того, как мы приписываем смысл тому или иному тексту[1].

Существует общее мнение переводчиков Библии, что смысл, который необходимо перевести, является тем смыслом, который изначально хотел вложить в текст его автор. В настоящей статье подробно изучается эта концепция для того, чтобы ответить на вопрос: является ли предлагаемый способ единственно правильным или лучшим взглядом на смысл при переводе текста. Опора на авторское намерение в попытке установить смысл рассматривается в свете различных способов понимания сущности смысла текста в прошлом и настоящем. В этом анализе также разбираются взгляды на значение текста различных авторов, работающих за рамками мира библейского толкования, например, занимающихся литературной и юридической интерпретацией.

Перевод является важным, но сложным вопросом, и ученые имеют различные точки зрения на его природу. Цель этого эссе состоит в том, чтобы выполнить глубокое и четкое исследование социальных и межличностных факторов в переводе. Перевод обладает социологическими, психологическими, лингвистическими, историческими, богословскими, литературными и другими аспектами. Подход к переводу фокусируется на целокупном человеке, наблюдаемом взаимодействии людей друг с другом и общепринятых концепциях о людях (например, что они способны общаться и понимать друг друга, использовать язык, а иногда и более одного, приписывать смысл языку и формировать впечатления о тождестве различных языковых единиц с точки зрения того, как вещи соотносятся друг с другом).

Из этого анализа можно сделать следующий вывод. Неверно думать, что готовый текст является или должен являться переводом первоначального замысла, который подразумевал автор при его написании. Изначальный замысел автора действительно является важным фактором в переводе; тем не менее не совсем правильно говорить, что все сводится к переводу изначальной задумки. В основной части статьи разъясняется этот тезис и предлагаются альтернативные взгляды на смысл текста. Перевод, конечно, неизбежно и неминуемо основывается на интерпретации смысла текста, но сам смысл не может находиться только в одном месте. Основой и якорем перевода должен быть текст, а не мысли или намерения его автора. Отправной точкой при переводе текста является трезвый анализ его лингвистического значения.

Где находится смысл?

Имеют ли смысл слова? Есть ли смысл в текстах? Принято считать, что это так. Если человек хочет знать, что означает слово, он ищет его в словаре. Однако те, кто работал над созданием словарей, знают, что они являются всего лишь изложением того, как слова используются среди членов языкового сообщества. Реальную власть над смыслами имеет не справочник, а носители языка и их взаимодействие друг с другом.

Более изощренный взгляд на лингвистическое значение заключается в том, что смысл находится только в головах людей. Слова и другие компоненты языка являются носителями смысла. Язык — это обычная система знаков, которая изучается и используется сообществом с целью общения. Человеческий язык заслуживает более полного анализа, но для целей настоящего исследования, в котором речь идет о значении текста и о том, как оно соотносится с переводом, достаточно просто сказать, что коммуникация происходит посредством текстов, которые включают слова, используемые в рамках грамматических конструкций. Термин «текст» имеет в данном случае широкое значение как единица коммуникации, которая может быть либо устной, либо письменной, либо выражаться при помощи жестов. В работах по герменевтике, которые рассматриваются в настоящей статье, основное внимание уделяется письменным текстам, в частности опубликованным литературным произведениям и юридическим документам.

Если смысловые значения на самом деле находятся только в головах людей, можно ли сказать, что они существуют только в голове человека, инициировавшего написание текста, то есть говорящего или автора, или они также пребывают в головах у аудитории? Значения, которые передаются через язык, должны быть в головах как говорящего, так и слушающего, автора и аудитории, иначе общение не состоится. Помимо автора текста и изначальной аудитории, к которой он обращается, есть ли кто-нибудь еще, кто мог бы принять это во внимание? Кто-то может подслушать разговор, который не предназначался для его ушей, и получить хотя бы частичное понимание того, о чем шла речь. Кто-то может извлечь смысл из текста, который был написан поколениями раньше, и даже перевести его. Значение находится в головах говорящих/авторов, слушателей/читателей и всех остальных, кто сталкивается с текстом, если они разделяют один языковой код. Смыслы распределены между многими людьми, но они действительно есть только в их головах, а не в самом коде. Случайный, но определенный договором код — это способ общения и появления смыслов в головах людей.

Каким же образом смысл пребывает в тексте? Хотя язык как система знаков является произвольным, он также является обусловленным. Это — общая собственность языковой общины. Коммуникация возможна, когда люди разделяют код. Принимая во внимание тот факт, что слова сами по себе не содержат смысла, стоит отметить, что люди приписывают значения словам и текстам, фактически наделяя их смыслом. Поскольку общины относятся к словам и лингвистическим конструкциям как к смыслам, они могут использовать этот языковой код для взаимодействия друг с другом. Даже человек, удаленный от контекста, в котором пребывают говорящий и слушающий, может перехватить сообщение и извлечь из него смысл. Насколько человек может понять текст, который не предназначен для него, будет зависеть от различных факторов, в том числе от того, насколько ясно автор сообщения выражает свои мысли и в какой степени первоначальное сообщение было сформулировано в ситуационном контексте, недоступном для непосвященного.

Дело в том, что значения находятся в головах людей, и когда речь идет о тексте, смысл, приписываемый этому тексту, находится в головах всех читателей, разделяющих один и тот же языковой код. Поскольку язык является собственностью общины и люди разделяют общепринятую систему знаков этого языка, существует смысл, в котором значения могут вращаться вокруг текста.

Ниже приведен обзор мнений о месте текстового значения в трудах авторов разных эпох. В данном исследовании будет показано, что современная концепция автора как регулятора значения текста не универсальна, но находится в рамках определенного мировоззрения.

Теории интерпретации

Традиционная еврейская герменевтика

Будучи «людьми Книги», евреи были и остаются озабочены как самим текстом Писания, так и его значением. В их среде было принято считать, что, независимо от того, является ли Писание повествованием о тех или иных событиях, псалмами, изречениями мудрости или пророчествами, оно имеет отношение к современности. Естественным образом возникает вопрос: «Что говорит нам Писание сегодня»? И это «сегодня» длится сотни и тысячи лет.

Традиционный еврейский способ понимания смысла текста Писания базировался на том, что это — послание Бога, обращенное ко всем поколениям. В традиционной еврейской герменевтике не было никакой озабоченности фигурой изначального автора и его аудиторией. Считалось, что Священное Писание должно быть интерпретировано в каждом поколении и контекст для его понимания должен быть полным. Бог является активным участником, а интерпретация — это метод, с помощью которого кто-то пытается понять, что Бог говорит о текущей жизненной ситуации через Писание[2].

Мидраш — термин, используемый для обозначения метода толкования, используемого иудеями. Для нас с нашим современным герменевтическим подходом, казалось бы, мидраш может включать ненадлежащее выдергивание вещей из контекста или вчитывание в текст дополнительного смысла. C библейских времен мидраш для евреев был одновременно и приемлемым, и убедительным методом толкования, осмысления Писания и рассуждения о нем. Мидрашическая аргументация присутствует в писаниях или косвенной речи Матфея, Иисуса и Павла. Например, когда Иисус процитировал Исход 3:6: «Я Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова», чтобы доказать, что жизнь продолжается после смерти (Мф. 22:31-32; Лк. 20:37-38), Его аудитория, состоящая из иудейских лидеров, приняла обоснованность этого аргумента: «Хороший ответ, Учитель!». После этого они больше не осмелились задавать Ему вопросы (Лк. 20:39-40).

Подобным образом способ, которым Павел толкует Пс. 68:18 для обоснования утверждения в Послании к Ефесянам (4:8) о том, что Бог дает (духовные) дары, сегодня может показаться странным. Или подумайте, как в Послании к Галатам (3:16) Павел излагает свою точку зрения, проводя различие между «семенем» в единственном и множественном числе, ссылаясь на Быт. 12:7 в качестве доказательства, которое совершенно неочевидно при простом чтении еврейского текста. Таковы примеры мидрашических рассуждений и аргументации[3]. Евангелист Матфей (2:18) назвал убийство невинных во время рождения Христа исполнением пророчества Иеремии: «В Раме слышен голос, траур и великий плач, Рахиль плачет о детях своих и отказывается утешиться, потому что их больше нет» (Иеремия 31:15)[4]. Пророчество Иеремии, когда оно было первоначально дано, по-видимому, было обращено к другому событию, но в некотором смысле его можно считать пророчеством о Христе. Это соответствует приемлемому методу рассуждения, используемому евреями в то время. Интересно отметить, что Эдершайм говорит о разумности использования цитаты Иеремии 31:15 в Евангелии от Матфея: «Вдохновленному писателю, а точнее, вдохновленному еврейскому читателю Ветхого Завета вопрос в отношении любого пророчества не может стоять таким образом: “Что имел в виду пророк?”, но, “Что значило это пророчество?”» (1883:215). Иными словами, авторские намерения не были определяющим фактором в интерпретации Писаний (не «Что имеет ввиду пророк?»), а скорее сам текст («Что означает само пророчество?»), в том числе о том, как эти слова могут применяться к новой ситуации.

 

Используемая литература

Arichea, Daniel C. and Eugene A. Nida. A Handbook on Paul’s Letter to the Galatians. New York: UBS, 1976.

Barthes, Roland. “The Death of the Author.” Aspen, 5–6 (1967).

Bork, Robert H. The Tempting of America: The Political Seduction of the Law. New York: Free Press, 1990.

Derrida, Jacques. De la Grammatologie. Paris: Les , Editions de Minuit, 1967.

Edersheim, Alfred. The Life and Times of Jesus the Messiah. Grand Rapids: Eerdmans, 1883.

Gadamer, Hans-Georg. Truth and Method. New York: Seabury, 1975.

Hirsch, E.D. The Aims of Interpretation. Chicago: University of Chicago Press, 1976.

Ricoeur, Paul. Interpretation Theory: Discourse and the Surplus of Meaning. Fort Worth: Texas Christian University Press, 1976.

Sanneh, Lamin. Whose Religion is Christianity? Grand Rapids: Eerdmans, 2003.

Scalia, Antonin. A Matter of Interpretation: Federal Courts and the Law. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1997.

Schleiermacher, Friedrich. “Ueber die verschiedenen Methoden des Uebersezens.” In Das Problem des Übersetzens, edited by Hans Joachim Stцrig, 38-70. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1963[1813].

Vanhoozer, Kevin J. Is There Meaning in This Text? Grand Rapids: Zondervan, 1998.

Walls, Andrew F. “The Translation Principle in Christian History.” In The Missionary Movement in Christian History: Studies in the Transmission of Faith, edited by Andrew F. Walls, 26–42. Maryknoll, NY: Orbis Books, 1996.

Wimsatt, William K. and Monroe C. Beardsley. “The Intentional Fallacy.” Sewanee Review 54 (1946), 468–488.