Церковь Англии в эпоху мировых войн и межвоенный период. Часть 2
Во второй части статьи автор останавливается на личности «межвоенного» архиепископа Кентерберийского Козмо Ланга. Речь также пойдет о реформе высшего церковного управления в Англии, приведшей к практической независимости Церкви от государства в большинстве внутренних вопросов и к тому, что Церкви пришлось поставить перед самой собой множество важных вопросов. Кроме того, автор рассказывает о неудачной богослужебной реформе 1927-1928 годов, послужившей поводом для дальнейшего пересмотра церковно-государственных отношений.
Статья

Козмо Ланг

В 1928 г. архиепископ Рэндалл Дейвидсон ушел на покой; его приемником был назначен архиепископ Йоркский Уильям Козмо Гордон Ланг. Он родился 31 октября 1864 г. в Абердине, в семье известного пресвитерианского богослова, главы Абердинского университета и шотландского капеллана королевы Виктории Маршалла Ланга. Строгое пресвитерианское воспитание, часто шедшее в разрез с природными склонностями Козмо, наложило противоречивый отпечаток на его характер. Многие современники не без основания считали Ланга амбициозным, светским, гордым и заносчивым. Действительно, он более всего почитал общество высших дворян, дорожил подобным окружением, любил богатые облачения и пышные церемонии и отказывался заниматься тем, что считал ниже своего достоинства. «Его взгляды были целиком патрицианскими»[1]. Ланг никогда не женился. Однако, несмотря на внешние шероховатости натуры, ему были присущи многие замечательные качества. Шведский лютеранский архиепископ Зондерблом однажды сказал в ответ на перечисление недостатков Козмо Ланга: «Таким его хотел бы видеть диавол, но, слава Богу, он не таков»[2]. Ланг совмещал логический ум с глубокой религиозностью и трепетным благоговением перед святыней. Иногда он действовал и говорил вдохновенно и профетически, как бы поднимаясь над собой. Он осознавал сложности собственного характера и прикладывал большие усилия воли для их преодоления, так что вся жизнь Ланга была наполнена напряженной внутренней борьбой и скрытой от посторонних глаз аскезой.

Козмо окончил Университет Глазго и Баллиол-колледж (Оксфорд). В Оксфорде он перешел в англиканство, в 1890 г. был рукоположен в диакона, на следующий год стал священником и начал служить в приходской церкви в Лиде. В 1893 г. Ланга избрали членом Магдален-колледжа и деканом философского факультета. На следующий год он стал викарием главной университетской церкви св. Марии. Через два года (1896 г.) Ланг оставил университетский храм и возглавил церковь в Портси – крупный приход, в котором ему помогали еще шестнадцать младших священников. Служа в Портси, Ланг привлек внимание королевы Виктории. Он стал одним из королевских капелланов, каноником в лондонском соборе св. Павла и 1 мая 1901 г. был возведен в архиерейское достоинство, будучи назначен епископом-суффраганом Степнийским (Лондонская епархия). До него эту кафедру занимал Артур Уиннингтон-Инграм, ставший в 1901 г. епископом Лондонским.

В 1909 г. Козмо Ланг был переведен на Йоркскую кафедру. Его пребывание во главе Северной провинции оказалось весьма продуктивным: были открыты несколько новых епархий, налажена церковная администрация. Несмотря на искренние симпатии Ланга к нонконформистам, сам он, несомненно, был сторонником Высокой Церкви. Он не ассоциировал себя с какой-либо англо-католической группой или богословским течением, но при этом всегда следовал принципам англо-католической традиции. Как уже упоминалось выше, едва став архиепископом Йоркским, Ланг объявил о своем намерении восстановить ряд средневековых обрядов и стал первым за несколько веков епископом Церкви Англии, который носил митру. Именно поэтому его назначение главой Южной провинции вызвало протесты крайних евангеликов во главе с Дж. Кенситом.

В 1928 г. Козмо Ланг получил от премьера Болдуина предложение занять Кентерберийскую кафедру после отставки Дейвидсона. «Он сказал мне, – писал позже Ланг, – что намерен рекомендовать меня королю в качестве следующего архиепископа Кентерберийского и что король уже ответил согласием. <…> Я спросил, можно ли немного подумать над его предложением. Он мгновенно ответил: “Это не обсуждается. Я не потерплю отказа. Вы – именно тот, кто нужен”»[3].

В целом время пребывания Ланга на Кентерберийской кафедре было спокойным для Церкви Англии. Признанный историками одним из самых замечательных архиепископов со времени Реформации, Ланг не был таким ярким явлением, как Уильям Темпл или Майкл Рамси. На его время не пришлось никаких внутрицерковных кризисов или потрясений, во многом благодаря его дипломатическому таланту, воле и личному авторитету. В области внешних церковных связей Ланг показал себя искренним сторонником сближения с Православными Церквями. В 1929 г. он отправился в большую поездку по Востоку. Ланг посетил Афины, Иерусалим и – первым из своих предшественников – Константинополь, встретился с Константинопольским Патриархом Вениамином и архиепископом Афинским Хризостомом. В ответ делегация наблюдателей от Православной Церкви приехала на Ламбетскую конференцию 1930 г., где были проведены первые официальные собеседования между англиканами и православными. В результате в 1931 г. была создана Англикано-православная комиссия по вопросам вероучения под председательством митрополита Фиатирского Германа и епископа Глостерского Артура Хедлама. В 1935 г. по договоренности между Патриархом Румынским Мироном и архиепископом Лангом состоялась плодотворная англикано-православная конференция в Бухаресте, и в том же году архиепископ принял Патриарха Мирона в Англии.

20 января 1936 г. умер король Великобритании Георг V. Козмо Ланг, которого с монархом связывала долгая и теплая дружба, был с Георгом в его последние часы. Отношения между епископом и новым королем Эдуардом VIII были откровенно плохими. Позже Ланг вспоминал: «Мысль о том, что я должен короновать этого человека, была для меня тяжелым бременем. Воистину, я не знал, смогу ли я это сделать. Но у меня было чувство, что обстоятельства могут измениться»[4]. Архиепископ оказался прав – эта коронация так и не состоялась. 1 декабря 1936 г. известия об отношениях короля и разведенной американки Уоллис Симпсон стали достоянием гласности; 10 декабря Эдуард VIII подписал отречение от престола в пользу своего брата Георга, герцога Йоркского. 13 декабря Козмо Ланг лично выступил по радио с обращением к нации, в котором призвал сограждан правильно отнестись к отречению их монарха. Георг VI более походил на своего отца, и его отношения с архиепископом складывались благополучно. Церемония коронации, которую Ланг совершил 12 мая 1936 г., отличалась торжественностью. «В этот день, – писал Ланг, – архиепископ Кентерберийский совершает свое главное служение в народной жизни, когда через него Церковь Божия освящает эту жизнь в лице короля»[5].

Козмо Ланг заранее объявил о намерении уйти на покой в возрасте 75 лет, но из-за начала войны он смог осуществить это намерение только в 1942 г. Ланг умер 5 декабря 1945 г. в Кью-Гарденс, имея титул барона Ламбетского, и был погребен в Кентерберийском соборе.

 

Реформа высшего церковного управления. Церковная ассамблея

Время пребывания Козмо Ланга на Кентерберийской кафедре было отмечено серьезной переменой в области высшего управления Церкви Англии, во многом сформировавшей ее нынешнее облик – учреждением Церковной ассамблеи. Несмотря на то что с 1858 г. была восстановлена деятельность существовавших в Англии со времени средневековья конвокаций Кентербери и Йорка, Церковь продолжала всецело зависеть от парламента. До середины XIX в., когда страна была, по крайней мере формально, англиканской, эта система могла иметь некоторое оправдание. Парламент, в который входили епископы, был как бы «поместным собором» Англии, где один христианский народ составлял одну Церковь под единым монархом и где представители этой нации-Церкви могли принимать законы для любой из сфер жизни своих избирателей, в том числе и духовной.

Следует помнить, что Англия не знала и формально до сих пор не знает различия между гражданским и церковным правом, законами государства и установлениями религии – все это составляет единый «закон земли», неписанную конституцию страны. Конвокации, представляющие только одно сословие, духовенство, плохо вписывались в эту схему. С одной стороны, они дублировали парламент, а с другой – не представляли Церковь, поскольку епископов назначал монарх, низших клириков – епископы, а представителей от себя священнослужители выбирали сами, действуя как корпорация. По укоренившейся в английском обществе теории общественного договора (человек обязан следовать только тем законам, следовать которым он согласился лично или через своих представителей), решения конвокаций были обязательны только для духовенства. Однако духовные лица голосовали и на выборах в парламент, а епископы сами входили в Палату лордов. Соответственно, парламент был законной легислатурой и в отношении клира, и в этом случае конвокации совершенно теряли смысл.

Ситуация изменилась в XIX в., когда в парламент официально вошли представители любых религий и даже атеисты. Кроме того, парламент просто не находил времени, чтобы заниматься церковными делами, которые с началом Оксфордского движения требовали самого активного участия. Восстановление деятельности конвокаций не принесло почти никаких перемен, поскольку никаких реальным полномочий им предоставлено не было – духовенство могло только совещаться, но все решения все равно оставались за парламентом. Для того чтобы Церковь Англии могла претендовать на собственную легислатуру, она должна была обеспечить выборное представительство всех своих членов – как клириков, так и мирян.

Первый национальный церковный представительный орган в Англии был сформирован в 1903 г. путем создания при каждой из конвокаций палаты мирян. Ежегодно обе конвокации вместе с представителями мирян собирались на совместное заседание под именем Представительного Церковного Совета. Но, как и прежде конвокации, Совет не имел законодательных полномочий.

Действия по организации действительно самостоятельной легислатуры для Церкви началось во втором десятилетия ХХ в. по двум направлениям. В 1913 г. архиепископ Дейвидсон инициировал создание Церковно-государственного комитета во главе с лордом Селборном. Летом 1915 г. комитет предложил государству признать Представительный Церковный Совет в качестве полномочного представительства Церкви Англии и разрешить ему издавать «постановления», которые будут направляться в Церковный комитет Тайного совета. Если совет не принимал их, постановления должны были направляться в парламент для окончательного решения по ним, а если примет, то, при отсутствии несогласия со стороны парламента, получать королевское утверждение.

Параллельно с работой официального Церковно-государственного комитета возник другой, самостоятельный очаг борьбы за автономию Церкви. 29 марта 1917 г. в доме викария лондонской церкви св. Мартина-в-полях Дика Шеппарда состоялось небольшое собрание, на котором также присутствовали Ф. Айрмонгер (королевский капеллан и биограф Уильяма Темпла) и Уильям Темпл. Они создали Движение жизни и свободы (его возглавил Темпл), которому во многом и будет обязана своим возникновением и устройством будущая Церковная ассамблея. Перед членами движения сразу встали две наиболее сложные задачи. Во-первых, надо было решить, какая именно автономия желательна для Церкви. «Любую настоящую свободу можно было получить только высочайшей ценой, и свободной в полном смысле слова Церковь могла стать только лишившись своего национального статуса»[6]. Однако большая часть движения не желала рвать связи с государством. Поэтому было решено добиваться максимального уровня самостоятельности, делегированной парламентом.

Второй проблемой было решить, кто должен иметь избирательные права в палату мирян. Возможных ответов предлагалось три: избирательные права могли получить те, кто находился «в общении» (т. е. был регулярным прихожанином и причастниками) с Церковью, кто был конфирмован в Церкви Англии или все крещеные. Поскольку критериев для определения первой категории («в общении») не существовало (Книга общественного богослужения требовала причащаться не реже трех раз в год, но это правило всеми признавалось условным), было необходимо выбирать между «конфирмованными» и «крещеными». «После долгих колебаний право голоса сделали настолько широким, насколько то было возможно, так что избирателями стали все крещеные [жители Англии], открыто заявлявшие, что они члены Церкви Англии, не принадлежат к другим религиозным группам и не состоят с ними в общении. Члены любой Ассамблеи должны были состоять “в общении” с Церковью Англии, но для их избирателей конфирмация не была обязательной. <…> Это было неизбежно, если Парламент был настроен предоставить Ассамблее полулегислативные полномочия. <…> Вес, который Ассамблея получит в глазах Парламента, будет в большой мере зависеть от количества тех, кого она представляет»[7].

В июле 1919 г. проект акта о предоставлении церковному представительному органу легислативных функций был передан в парламент, вскоре принят и 15 декабря подписан королем. Так на основе Представительного Церковного Совета возникла Национальная ассамблея Церкви Англии, более известная как Церковная ассамблея. Ее организация в целом не отличалась от прежнего Совета – обе конвокации составляли палаты епископов и духовенства, а миряне заседали в палате мирян. Общее число членов Церковной ассамблеи составляло более семисот человек. Принимаемые ассамблеей постановления направлялись в Законодательный комитет, который передавал их в Церковный комитет, состоявший из тридцати членов Палаты общин и тридцати – Палаты лордов. Комитет определял, нет ли у проекта постановления противоречий с существовавшими законами, и если их не было, направлял проект в парламент. Депутаты имели право отклонить постановление, но вносить в него поправки они не могли. Таким образом парламентарии были избавлены от необходимости самим заниматься проблемами Церкви и искать пути их решения. Они получали уже готовые тексты постановлений и могли быть уверены, что это именно то, что нужно Церкви.

Несмотря на свои многочисленные недостатки, новая система высшего церковного управления, основанная на представительстве с делегированными от государства полномочиями стала важнейшим шагом на пути к еще большей автономии Церкви Англии и к учреждению в 1970 г. системы синодального управления, которая охватила не только высший, но и все остальные уровни церковной структуры.

 

Попытка богослужебной реформы 1927-1928 годов

Необходимость срочной и серьезной реформы богослужения в Церкви Англии назрела давно, на чем, как уже упоминалось, настаивали в своих выводах члены Королевской Комиссии по церковной дисциплине. С их стороны это было своего рода подвигом, так как британскому истеблишменту и епископату было не ясно, каким образом эту реформу возможно осуществить и затем реализовать в церковной жизни. Все знали, что в конце XVII в., когда был принят действующий Служебник, Церковь Англии покинул каждый четвертый из ее клириков, несмотря на жесткое силовое давление со стороны государства. Теперь, по признанию той же комиссии, системы принуждения к богослужебному единообразию в Церкви Англии не работали. Тем удивительнее, что Церковь смогла создать такой новый Служебник, который был принят ее органами. Труд по составлению нового богослужения начался еще до Первой Мировой войны, которая и задержала его завершение.

29 апреля 1920 г. конвокации направили королю предварительные предложения по способам проведения реформы, тем положив начало внутрицерковной дискуссии об отдельных ее сторонах. В ноябре 1920 г. Церковная ассамблея назначила комитет для рассмотрения предварительных предложений конвокаций, в июне 1922 г. она представила отчет о своей работе, и только в следующем, 1923, году Палата епископов ассамблеи приняла постановление, позволившее начать реальную работу. Параллельно с этим недовольные ходом реформы церковные течения публиковали собственные проекты. Так, вышли «Зеленая книга», составленная крайними евангеликами, «Серая книга» от сторонников модернизма и «Оранжевая книга», представлявшая собой критический анализ всех существовавших вариантов группой ученых-литургистов. В результате работы ассамблеи и соответствующих ее комиссий в начале 1927 г. появился новый вариант Служебника[8]. Его стандартная копия была подписана обоими архиепископами и представлена на рассмотрение в парламент. В июле 1927 г. Церковная ассамблея в первый раз голосовала по новому Служебнику, и проект был принят 517 голосами против 133.

В Служебник 1927/28 гг., по сравнению с его предшественником 1662 г., было внесено множество изменений, причем не только в англо-католическом духе. Главными из них были реформа календаря с добавлением в него множества дней памяти святых Востока, дня поминовения всех усопших, и возведение дней св. Марии Магдалины и Преображения в ранг больших праздников, т.е. тех, которые имеют собственные элементы в богослужении. В отношении Преображения это было последствием, в частности, развития инкарнационного богословия. Для всех меньших праздников и седмичных дней Четыредесятницы вводились собственные изменяемые части службы. В дополнение к традиционным вечернему и утреннему богослужениям в новом Служебнике содержались последования часа первого и повечерия. В этом был определенный литургический парадокс, поскольку час первый и повечерие и без того входили в состав двух англиканских служб суточного круга. Самые важные и принципиальные изменения пришлись на чинопоследование Божественной Литургии. Евхаристический канон был пересмотрен полностью, и под влиянием восточных образцов в него был добавлен нисходящий эпиклесис, что радикальным образом перечеркивало любую возможность толковать чин в протестантском духе. Также было дозволено употребление богослужебных облачений и заготовка запасных Даров, однако без их особенного культа.

На новый Служебник, рассчитанный на умеренных, сразу же обрушились крайние представители как англо-католиков, так и англо-евангеликов. Первые видели в нем лишь косметическую правку старой Книги общественного богослужения и обвиняли его авторов в предательстве и намеренном провале дела реформы. По мнению евангеликов, протесты которых отличались особым шумом, Служебник был наполнен «папизмом» и включал несвойственные западной литургии элементы. В декабре 1927 г. состоялось голосование в парламенте. Проект был одобрен Палатой лордов, однако Палата общин перевесом всего в 23 голоса (238 против 205) отвергла его. «Оппозиции шотландских и ирландских парламентариев хватило, чтобы перевесить большинство английских депутатов, поддержавшее постановление»[9]. Таким образом, судьба Служебника Церкви Англии была решена небольшой группой не-англичан и не-англикан.

Епископы предприняли последнюю попытку исправить дело, внеся изменение в рубрику об употреблении запасных Даров. Исправленный вариант был одобрен конвокациями (196 голосами против 73), а затем – Церковной ассамблеей (396 голосами против 153). В июне 1928 г. Палата общин в последний раз голосовала по новому Служебнику и отклонила проект 266 голосами против 220. Через два десятилетия архиепископ Йоркский Сирил Гарбетт написал об этой ситуации: «Голосование “против” имело под собой три причины: разность во мнениях внутри самой Церкви, выраженную в заявлениях и письмах к парламентариям, глубоко укорененный страх перед Римом и то, что противники нового Служебника оказались сильнее в дебатах. Но что бы там ни было, нельзя уйти от того факта, что парламент отказал Церкви в ее законном праве служить Богу тем образом, который ее епископы, священники и миряне сочли наиболее верным»[10].

Терпению архиереев пришел конец. В июле 1928 года архиепископ Рендалл Дейвидсон от лица всего епископата заявил: «Это фундаментальный принцип, что Церковь – то есть епископы вместе с клиром и мирянами – должна в последней инстанции <…> сохранять свое неотчуждаемое право в верности нашему Господу и Спасителю Иисусу Христу формулировать свою веру в Него и устраивать выражение сей святой веры в своих богослужебных формах»[11]. Отрицание права государства на одну из опор его власти в Церкви Англии – право определять «общественное богослужение» – в 1928 г. исходило не от церковного радикала, а от предстоятеля главной кафедры этой Церкви и первого пэра Соединенного Королевства, причем человека весьма консервативного и, в общем, верного традициям церковно-государственных отношений.

Епископы решили сделать три вещи. Во-первых, они издали непринятый Служебник на правах частной книги, не забыв упомянуть в предисловии, что у него нет никакого официального статуса. Во-вторых, они заявили, что использовать его в церковном обиходе хотя и неправомерно по форме, по сути «не противоречит принципам Церкви Англии»[12]. В-третьих, иерархам стало очевидно, что для того, чтобы не повторять ситуации 1927 года, надо не только реформировать, но и что-то делать в области церковно-государственных отношений. Таким образом, реформа, в ходе которой власть должна была просто отыграть свою роль, привела к ситуации, в которой под вопросом оказалось само право власти играть подобные роли.

В результате Церкви и государству удалось заключить негласный договор, который позже обретет легальные формы: Книга общественного богослужения 1662 г. остается единственным утвержденным законом служебником и залогом единства Церкви Англии, но клир Церкви получает право беспрепятственно игнорировать этот служебник, используя «дополнительные литургические материалы». Служебник 1927/28 гг. получил широкое, хотя и неофициальное распространение в Церкви Англии. Те или иные его части употребляются и поныне, хотя как таковой он был вытеснен более современными альтернативными чинопоследованиями времени Литургического движения и после. За пределами Церкви Англии Служебник 1927/28 гг. был, с небольшими изменениями, принят в Епископальной Церкви США и в других англиканских Церквах с сильной кафолической традицией.

Неудача с новым служебником ненадолго ослабила интерес к богослужебным вопросам, однако уже во второй половине 30-х гг. он возник заново. Причиной этого стала книга англиканского иеромонаха Габриеля Геберта «Литургия и общество»[13] и изданный им же сборник статей «Приходская Евхаристия»[14]. Размышляя о таинстве Евхаристии, Геберт не скрывает негативного отношения к либерализму и индифферентности и соединяет наследие консервативного богословия, как англо-католического, так и евангелического, но не выкладки «борцов с мессой», а восходящего ко времени англиканского методизма. Перенеся центр внимания с существа Евхаристии на ее роль в общине, работы Геберта по праву могут считаться английскими первенцами зарождающегося Литургического движения, которое войдет в силу уже после войны.

 

[1] Carpenter E., Hastings A. Cantuar: The Archbishops in Their Office. L., 1997. P. 447.

[2] Lockhart J. G. Cosmo Gordon Lang. L., 1949. P. 290.

[3] Lockhart J. G. Cosmo Gordon Lang. L., 1949. P. 310.

[4] Lockhart J. G. Cosmo Gordon Lang. L., 1949. P. 398.

[5] Lockhart J. G. Cosmo Gordon Lang. L., 1949. P. 417.

[6] Iremonger F. A. William Temple: Archbishop of Canterbury: His Life and Letters. Oxf., 1948. P. 223.

[7] Garbett C. Church and State in England. L., 1950. P. 116–117.

[8] Book Proposed to Be Annexed to the Prayer Book Measure 192-. L., 1927. Вместо дефиса следовало вставить последнюю цифру того года, когда будет принято постановление с окончательным утверждением Служебника.

[9] Liturgy and Worship / Ed. W. K. L. Clarke. L., 1959. P. 789.

[10] Garbett C. Church and State in England. L., 1950. P. 119–120.

[11] Liturgy and Worship / Ed. W. K. L. Clarke. L., 1959. P. 790.

[12] Ibid.

[13] Hebert A. G. Liturgy and Society. L., 1935.

[14] The Parish Communion / Ed. A. G. Hebert. L., 1937.

Комментарии ():
Написать комментарий:

Другие публикации на портале:

Еще 9