На мой взгляд, правильнее свести религии к «единой субъектности» – то есть к общей человеческой природе. Да, объект религиозного поклонения может быть до неузнаваемости разным, но глубины человеческой природы, включающие религиозный поиск, интерес к Невидимому, одинаковы во всех культурах и цивилизациях.
Анализируя историю человеческой цивилизации, можно также обнаружить, что религия не только обслуживала в разных культурах поиск высшего, метафизического смысла, но и объясняла природу или логику обыденных, видимых вещей и явлений. Баланс между «высшим» и «низшим» в религии часто менялся в ту или другую сторону. Иногда религиозное чувство – в силу сложности и абстрактности метафизического поиска – редуцировалось до видимого, материального культа. В качестве homo religiatus человеку было легче объяснить самому себе смысл и природу своего религиозного чувства онтологической необходимостью и житейской практичностью. Так, религия обеспечивала не только индивидууму, но и институциональным сообществам в первую очередь решение онтологической задачи выживания. Болезнь и смерть, устройство Вселенной и особенности климата – все относилось к религиозной сфере и обладало почти той же степенью таинственности, как и сама метафизика. Для древнего человека движение звезд на небе, неожиданные болезни и смерть были такой же тайной, как и само существование потустороннего, трансцендентного мира. Онтология и метафизика стали единой реальностью благодаря религии.
Совершенно понятен конфликт человека со своим религиозным чувством, начавшийся в Новое время. Стало понятно, что чума – всего лишь плод деятельности микроорганизмов, смерть и старение – процесс окисления клеток, а движение звезд описывается единым объективным законом. В этих условиях человек смог отстраниться от своего религиозного чувства и поставить критический вопрос о его смысле. Падение религиозности по всему миру, прежде всего в технологически развитых странах, объясняется именно этим. Религиозное чувство, когда-то обращенное к онтологии повседневности, стало для человека источником мировоззренческого конфликта в процессе научного познания онтологических процессов.
Для большей ясности необходимо повториться: религиозная реальность и религиозная практика связаны с врожденным религиозным чувством каждого человека, присущи человеческой природе как таковой. Они обеспечивают психологическую и даже материальную связь человека с метафизической реальностью.
В течение нескольких лет я проводил своего рода статистическое исследование в России. Я спрашивал верующих разных полов, возрастов и социального положения, о чем они молятся. Вопрос я задавал во время доверительного общения, поэтому с большой вероятностью могу предположить, что ответы были искренними. Основная доля опрошенных – почти 95 % – отвечали, что молятся как в церкви, так и дома о своих бытовых потребностях. О здоровье – своем и близких, об их благосостоянии, о том, чтобы Бог свел с будущем супругом или помог родить детей, о налаживании отношений с близкими и так далее. Получается, что метафизика (спасение души, наследование Царства, даже очищение от грехов) в молитве рядового верующего стоит как минимум на втором плане. Даже когда он молится словами канонических литургических текстов, читает Библию, Коран или Тору, в основном он мотивирован житейскими проблемами...
Два года назад «Яндекс» и Google заявили о том, что искусственный интеллект, или алгоритм, способный к пониманию текста, – как печатного, так и устного – создан. Соответственно, интернет-поисковики уже способны анализировать информацию не только по символам текста, но и по его значению. Что это значит для миллиардов живущих на планете людей и прежде всего для пользователей интернета? Нынешние интернет-алгоритмы способны за доли секунды проанализировать любой запрос и сравнить его с миллиардом похожих, поступивших от пользователей из разных стран и в разные годы, выдав ответ, который с вероятностью в 99,99 % полностью подойдет пользователю.
Возьмем пример с молодой девушкой, ищущей мужа. Ее гаджет, если она им часто пользуется, уже знает о ней больше, чем она сама или ее психолог. Гаджет невозможно обмануть. По количеству секунд, которые она тратит на просмотр фотографий молодых людей, он с математической точностью может определить ее типаж. По тому, какие она делает интернет-покупки и заказы, где она бывает, какой образ жизни ведет, ее девайс может составить точный психологический портрет этой девушки и проанализировать, в каком именно браке она будет счастлива. Тот же алгоритм может проанализировать миллиарды данных о молодых людях, посещающих социальные сети, и с большой долей точности дать ответ, за кого именно из них ей стоит выходить замуж. Этот же девайс даст максимально точный совет по поиску работы и, не назначая собеседований, представит ее как идеальную кандидатуру для работодателей. Торжество подобных алгоритмов и связанного с ним кардинального изменения образа жизни – вопрос ближайших 10 лет.
А теперь вопрос, имеющий прямое отношение к нашей теме. Пойдет ли эта девушка молиться о поиске супруга или работы в церковь, или ее религиозное чувство сублимируется взаимодействием с интернет-технологиями и всемирным алгоритмом? Вопрос скорее риторический. Но при этом повисает в воздухе другой, более важный вопрос: удовлетворит ли девайс врожденное религиозное чувство девушки? Найдя прекрасную работу и прекрасного мужа, она рано или поздно спросит у интернета, есть ли Бог, и вот тут интернет не сможет ей точно ответить ни на какой стадии своего развития. Он лишь представит множество возможных ответов на этот вопрос и ранжирует их по популярности. Это абсолютный вопрос, на который невозможно дать ответ материальными средствами, поскольку он метафизичен. И у той же девушки всегда будет выбор: отложить решение этого вопроса или начать новый, чисто метафизический поиск.
Таким образом, религиозные институты больше не смогут конкурировать с блокчейном в удовлетворении повседневных житейских потребностей и научного познания. Но блокчейн не имеет власти над метафизикой. Религия, очистившая религиозное чувство от бытовых и коммерческих наслоений, помогающая человеку в его метафизической навигации, вновь станет жизненно необходимым институтом для общества будущего.
Но ведь еще сохраняется риск, что под влиянием «бытовой религии», строящейся на житейских суевериях и обмане, будет произведена попытка отключения человечества или хотя бы отдельно взятого общества от системы блокчейновой коммуникации. В России с высоких амвонов иногда звучат такие призывы, и закон о «суверенном интернете» выглядит как шаг в этом направлении. Но человек (а тем более общество), отказавшийся от использования этой технологии, станет настолько неконкурентоспособным в современном мире, что его технологический и научный разрыв с пользователями глобальной сети будет намного ощутимее, чем разрыв между индейцами и отрядом Кортеса с его конкистадорами.
Мощь блокчейнового алгоритма так же несравнима с интеллектом отдельного человека, как мощь лошади и двигателя межпланетного корабля. Ведь речь идет о технологии решения любой задачи коллективным разумом растущего в геометрической прогрессии числа пользователей интернета, включающего весь опыт и все знания человечества, накопленные еще задолго до создания самого интернета.