В последние годы я с удивлением отмечаю, как легко стало у нас употребляться слово «великий». В любой области, особенно в области артистической и литературного творчества, у нас, оказывается, чуть не сотни великих, в том числе и ныне живущих. Не избежала этой странной легкости в присвоении «величия» и наша церковная среда. А ведь как ответственно объявлять кого-либо «великим духовным писателем»! По существу, только святые отцы, да и то не все что-либо писавшие, а имевшие от Бога выдающийся дар учительства через свои писания, могут быть названы так по праву.
Недавно мне попала в руки рекомендованная к публикации Издательским Советом Русской Православной Церкви и изданная в 2013 году книга архимандрита Тихона (Агрикова) «Чтобы душа проснулась»: я купила ее в подарок своим знакомым. И до сих пор книгу можно видеть в церковных лавках и магазинах. Автор представлен издателями — учреждением культуры, искусства, науки и образования «Духовное преображение» — как «поистине великий духовный писатель двадцатого столетия». Несколько лет назад я с интересом прочла воспоминания отца Тихона «У Троицы окрыленные». Несомненно, отец Тихон — духовный писатель. И в этой его книге — проповеди священника, поучительные рассказы из жизни. Начинаю читать, дохожу до рассказа под названием «Мудрость», о мудрости человеческой и мудрости Божественной, и вот на 82-й странице, без кавычек — странно знакомый лирический пассаж на несколько страниц… Начинается он фразой: «Один — не только без мебели, но и без скамьи, чтобы присесть, — поселился я в пустующем домике», а заканчивается словами: «Вот тут-то, в этой пустынной избушке, в эти одинокие вечера и ночи ярко вспомнился мне мой благодатный старец». И тут меня осеняет, откуда вся эта обширная цитата и о каком старце вспоминает автор: это из «Письма десятого» труда отца Павла Флоренского «Столп и утверждение истины» (перепечатано в приложении к переизданию книги отца Павла «Соль земли. Сказание о жизни старца Гефсиманского скита аввы Исидора» — М., 2010), где последняя фраза выглядит так: «Вот тут-то, в этой пустынной избушке, в эти одинокие вечера, ярко вспомнился мне покойный старец Исидор». А дальше отец Тихон, не закрыв кавычек, которые и не открывались, продолжает от себя: «Он давно умер. Его убили разбойники, но голос его явно звучал в моих ушах». Это явно не о старце Исидоре, его никто не убивал.
Согласитесь, присваивать себе почти дословно списанные три страницы другого автора никому не позволено. Но я не хочу упрекать покойного отца Тихона: книга не подготовлена им к печати, издана без авторского надзора. Мы не знаем, в каком вообще виде осталось его писательское наследие, для чего он выписал это лирическое воспоминание отца Павла Флоренского. Возможно, и он пережил нечто подобное в своей жизни. А может быть, он обладал такой исключительной памятью, что мог запоминать целые страницы текста и осознавать их как свои. Это большая редкость, но бывает. О таком свойстве, например, преподобного Гавриила (Зырянова) вспоминают составители его жития. Потому-то старец и остерегался что-либо публиковать под своим именем, что боялся невольно присвоить себе чужой текст. Но для кого я не нахожу никаких оправданий, так это для редакторов этой небольшой книжки из учреждения культуры «Духовное преображение»: их целых два — Е. Каршилов и О. Соколова. Не какое-нибудь там доморощенное издание энтузиастов, а «учреждение культуры»! Ну ладно еще «Столп и утверждение истины» не читали, и я до конца не осилила, это нелегкое чтение и требующее специальных знаний, но прекрасную небольшую книжечку, недавно переизданную, о старце Исидоре «Соль земли» как было не знать редакторам духовного издательства?
Читаю дальше. В книге много стихов, полюбившихся отцу Тихону. Это и, очевидно, монашеский фольклор, и стихи малоизвестных поэтов. Но вот дохожу до страницы 212-й, и нет предела моему возмущению! Известное стихотворение Владимира Соловьева «Бедный друг, истомил тебя путь» кем-то крайне бездарно, без соблюдения ритма, «благочестиво» исковеркано, полностью украдено четверостишие:
Смерть и Время царят на земле,
Ты владыками их не зови.
Всё, кружась, исчезает во мгле,
Неподвижно лишь Солнце любви.
Этого редакторы тоже никогда не читали? Стихи Владимира Соловьева обращены к женщине, но уж очень хорошо написал, рассудил некто, так надо бы писать только о Христе, а не о любви к какой-то особе женского пола. Что нам стоит исправить известного поэта и философа! И вот за подлинным Соловьевым следуют «благочестивые» вирши:
Бедный друг! Измотал тебя путь
И измученно сердце болит.
Так войди же ко мне отдохнуть,
Здесь Христос — наша радость и счастье любви!
Кто бы ни был их сочинителем, публиковать их не следовало, издательская культура этого не допускает, тем более если творчеству автора издатели дают такую высокую оценку: подобные ляпсусы явно роняют его авторитет. Вообще рукописи покойных авторов, не подготовленные ими к изданию, требуют, как правило, серьезной работы — по сверке цитат, по выявлению необозначенных цитат и проч. — еще до представления их в издательство, и обычно на обороте титула указывалось: подготовка к изданию такого-то. Но снижение издательской культуры до крайнего уровня — одно из печальных следствий «режима экономии» 90-х и 2000-х годов. Да и поныне в издательском деле этот режим действует, и «рабочие лошадки» выучки советских времен наконец устали. Введение цензуры тут не поможет: цензор не должен выполнять работу издательского редактора, как и нынешний Издательский Совет — он только одобряет работу в целом. А за каждым предложением, каждой буквой издаваемого текста — смотрите, уважаемые издатели, сами, давайте на рецензию специалистам, с условием внимательного прочтения, не экономьте на оплате их труда и труда ваших сотрудников. Ведь это будет также вашим вложением «в культуру».