История регулирования брачных отношений людей в правовой системе идет к нам из глубины веков. Все цивилизации отмечали брачные отношения как основу и фундамент крепкого государства. В связи с этим появлялись законы, определяющие нормы и порядок заключения брака. На правовом уровне, на основании нравственного и физического законов, определялись те препятствия и те отклонения, которые могли вести не только к беспорядочным отношениям, но и к вырождению нации, как таковой.

Византийская империя значительно дополнила и переработала римское брачное право, в соответствии с нормами христианской веры. Установленные на Соборах правила стали незыблемой основой для решения спорных вопросов в последующие века. Русская Церковь, как преемница Византии, также восприняла эти нормы, переработала их и ввела в общее употребление. Среди прочих сборников следует отметить Кормчую книгу, как каноническое руководство Русской Церкви. Для регулирования брачных отношений в ней была отведена 50-й глава.

Профессором А.С. Павловым, русским канонистом и исследователем церковного права XIX века, была тщательно исследована история происхождения 50-й главы Кормчей книги. Он, найдя подлинный греческий текст этой главы и собрав все известные историко-канонические данные по ее содержанию, издал ее отдельным трудом. Как отмечает профессор Н. Заозерский, «благодаря тщательнейшим изысканиям А.С. Павлова, стал известен в подробностях весь процесс образования этого источника»[1].

Труд профессора Павлова снабжен, кроме многих подстрочных примечаний, обширными приложениями, в которых, прежде всего, помещен текст 50-й главы Кормчей, параллельно с её источниками; включены и другие статьи, извлеченные из разных источников, в том числе и из дел Святейшего Синода, имеющие отношение к брачному праву. Это исследование Алексей Степанович посвятил архиепископу Литовскому и Виленскому Алексию, который сам много трудился над разработкой материала по брачному праву, хранящегося в архиве Святейшего Синода.

Благодаря изысканиям профессора Павлова, мы знаем о том, что 50-я глава Кормчей книги, содержащая в себе две статьи – «О тайне супружества» и «О сродствах в тайне супружества», является компиляцией текстов из разных источников, которые были внесены сюда из Требника Киевского митрополита Петра Могилы еще в эпоху её первого печатного издания (1649–1653)[2].

В «Тайне супружества» излагается понятие о Таинстве браке и дается наставление священнику о порядке и условиях его совершения, в «Сродствах…» речь идет о различных видах родства, составляющих препятствие к браку.

Первоисточником для второй части 50-й главы Кормчей – «О сродствах в тайне супружества», является трактат хартофилакса Константинопольской Церкви Мануила Ксанфянина, написанный во второй четверти XVI века, в патриаршество Иеремии I (1525–1540 годов), который – Эктезис Мануила распространился в Греческой и других Церквах Православного Востока.

Самым важным дополнением митрополита Петра Могилы Алексей Степанович считает новое определение брака, приводящее все отдельные правила статьи к одному общему догматическому началу[3].

50-ю главу Кормчей книги профессор А.С. Павлов рассматривает как «техническое» руководство к точному определению степеней родства и свойства, содержащее в себе все юридические нормы древних византийских статей о родстве и свойстве, как препятствии к браку, помещенные в 51-йглаве Кормчей, дополняет их новыми определениями и нормами.

В результате анализа 53-го правила Трулльского собора, Алексей Степанович дает каноническое основание тому, что духовное родство является  препятствием к браку. Он выражает ее в следующих положениях: восприемник, независимо от пола и от пола крещаемого младенца, вступает в духовное родство как с воспринятым, так и с его родителями. Это родство составляет для восприемника безусловное препятствие к браку с означенными лицами.

В результате своего исследования Алексей Степанович пришел к следующим выводам: происхождение составных частей 50-й главы из источников, не имеющих для православной и, в частности, для Русской Церкви законодательного авторитета, не может служить предосудительным основанием её канонического достоинства, поскольку:

o       как источник русского брачного права, эта глава происходит из Требника митрополита Киевского Петра Могилы, который внес ее в свой Требник в качестве обязательного руководства для духовенства своей митрополии при совершении браков.

o       в юридическом смысле она происходит от святейших патриархов Иосифа и Никона, которые приняли ее с тем же значением, какое она имела в Киевском Требнике, в состав изданной от их лица печатной Кормчей [4].

Профессор Павлов полагает, что не историческое, а юридическое происхождение норм церковного права должно служить основанием для решения вопроса об их обязательной силе. Нормаможет быть инославного или вовсе не христианского происхождения, но если она усвоена законодательной властью данной Поместной Церкви и издана ею от своего лица, то она и принадлежит этой власти, от неё в юридическом смысле и происходит[5].

Святитель Петр Могила принял в свой Требник статью католического ритуала, но внес значительные перемены по смыслу православного догматического учения о браке и по требованию современной практики русского брачного права. Сочинение константинопольского хартофилакса послужило для Киевского иерарха только материалом, для составления своего руководства местному духовенству при совершении браков. Всероссийские патриархи, принимая статью Киевского Требника в Кормчую, внесли поправки и сокращения в обе части и приспособили ее к особенностям местной церковной практики[6].

Учение 50-й главы Кормчей о форме совершения таинства брака было общепринятым в православной догматике XVI-XVII веков. Хотя это учение было сформулировано не Церковью на соборах, а западнорусской богословской школой под влиянием католической схоластики, однако внесенное в «Православное Исповедание» митрополита Петра Могилы, получило признание и со стороны всей иерархии Восточной Церкви и таким образом из школьного догмата сделалось общецерковным.

Собственно русское церковное законодательство ослабило обязательную силу византийских церковных законов, касательно различных видов родства, изложенных в 50-й и 51-й главах Кормчей. И в некотором отношении уклонилось от норм православного брачного права, которые содержатся в канонах Вселенской Церкви. Установленная в 50-йглаве Кормчей полная аналогия между родством духовным и родством по усыновлению должна быть выдерживаема в действующем брачном праве. Родство физическое или незаконное должно быть признаваемым препятствием к браку в той же мере, как и родство законное, то есть до 4-й степени включительно. Новый способ счисления степеней свойства, по которому каждый из супругов в отношении к кровным родственникам другого принимается за особую степень, должен быть отвергнут навсегда, как антиканонический[7].

Профессор А.С. Павлов указывает на то, что дни и времена в году, в которые не положено совершать венчание, окончательно не установлены, вследствие чего в практике Русской Православной Церкви возможны случаи несогласия в этом отношении[8].

В начале первой части своего труда автор проводит сравнение определения брака по 50-й главе Кормчей с тем определением, которое было внесено в Кормчую из Градского закона. Указывает места в Таинстве супружества, которые были внесены из латинских источников в Требник Петра Могилы.

Алексей Степанович касается учения греческой и русской православной догматики о сохранении прежнего нормативов в канонической доктрине, судебной практике и законодательных актах Священного Синода о решении вопросов формы и совершения таинства брака на основании Священного Писания и Предания древней Вселенской Церкви. Рассматривает структуру и содержание статьи «О тайне супружества» 50-й главы Кормчей книги, которая предусматривает публичное оглашение предстоящего брака; испытание брачующихся в знании необходимых молитв и начал христианского вероучения; правила, предписывающие священнику удостоверяться во взаимном согласии жениха и невесты на брак; а так же времена в году, в которые должно совершаться венчание браков.

В определении брака статья «О тайне супружества» указывает на установление этой тайны, её материю и форму, содержание и цель супружеского союза. Из чего следует, что «брак есть установленное Христом Богом таинство, в котором мужчина и женщина (материя), вследствие выраженного ими перед священником и церковью взаимного согласия быть супругами (форма), вступают в нерасторжимый союз любви и дружества, для взаимной помощи, для избегания греха любодеяния и для рождения и воспитания детей к славе Божией (содержание и цель брака)»[9].

Кормчая содержит и другое определение брака, находящееся в 1-й главе 4-й грани Градского закона: «брак есть мужеви и жене сочетание, событие всей жизни, Божественные же и человеческие правды общение»[10]. Это определение таинства брака было высказано задолго до издания Градского закона, принятого из Юстиниановых Дигестов в канонический кодекс Восточной церкви, и принадлежит римскому языческому юристу Модестину. В сравнении с определением 50-й главы Кормчей, в Градском варианте не хватает только названия брака Таинством и прямого указания на взаимное согласие брачующихся лиц, как на необходимую форму заключения их союза. Однако «если юрист-язычник не мог говорить о браке, как о таинстве, то естественная природа брака, как жизненного, а не чисто договорного отношения, определена им так полно и правильно, что это определение оказалось совершенно пригодным и для христианского понятия о браке»[11]. Определение брака Градского законодательства не находило себе соответственного выражения в принятом из Византии церковном обряде совершения брака, то оно не только в русской, но и в греческой церкви, не могло оказать заметного влияния на установление религиозно-догматического учения о браке в Восточной Православной Церкви, поскольку Западная Церковь всегда придерживалась мысли о совершении брака самими брачующимися, и теоретически обосновывала эту мысль как церковный догмат. Поэтому большинство католических ритуалов выражало в самой формуле, произносимой брачующимися лицами перед священником, само совершение брака. Таким был и Ритуал, которым воспользовался Петр Могила при издании своего Требника[12].

Восточная Православная Церковь не принимала такого понимания совершения Таинства Брака, как в Требнике Петра Могилы, однако эта мысль присутствовала в Русской Церкви в канонической доктрине, судебной практике и законодательных актах Священного Синода[13].

Профессор А.С. Павлов показывает, что Вселенская Церковь всегда видела в браке одно из Таинств Нового Завета, основываясь на послание апостола Павла (Ефес. 5, 32), где брак представлен – «делом христианской жизни, которое должно совершаться под действием искупительной силы Христовой»[14]. Определенной формы для совершения брака, как Таинства, Господь не дал, но подтвердил закон о браке, соединяя в одну плоть мужа и плоть жены (Быт. 2, 23-24; Мф.19, 5-6). «Естественная природа брака, определенная этим законом в смысле неразрывного союза двух, и только двух лиц разного пола, осталась неизменной и в Новом Завете»[15]. Брак в Кане Галилейской и присутствие на нем Иисуса Христа свидетельствует, что брак, заключенный по законам еврейского обычая, есть истинный. Святые отцы Церкви подтверждают такой взгляд на форму совершения таинства брака.

Алексей Степанович исследовав данный вопрос, приходит к выводу, что каждый христианский брак является Таинством не по особой форме своего заключения, а «в силу общей благодати искупления, соделывающей христиан новой тварью (2 Кор. 5, 7)»[16]. Заключение брака принадлежит взаимному согласию брачующихся лиц, однако, поскольку жизнь христианина проходит во Христе и должна поддерживаться Церковью, то и «христианский брак, как Таинство, не может быть делом только одной личной воли сочетающихся, но должен совершаться при деятельном участии Церкви, устроительницы Таин Божиих (1Кор. 4, 1), без чего супружеский союз был бы Таинством без Благодати или даже, в случае нарушения ими Закона Божия, – поруганием, осквернением Таинства»[17].

Далее автор приводит перевод статьи римского Ритуала ole sacramentom arimoni – инструкции священнику, в котором содержится 17 правил о порядке и условиях совершения брака[18]. Автор дает краткую справку о происхождении некоторых правил, которые были совершенно неизвестны прежним источникам русского брачного права.

Во второй части своего труда о 50-й главе Кормчей книги профессор А.С. Павлов подвергает научному исследованию статью «О тайне супружества». Для XVII века это был новый источник русского брачного права, поэтому Алексей Степанович проводит сравнение с прежними источниками, принятыми в печатную Кормчую. Практическое применение этих источников вместе с 50-й главой Кормчей в синодальный период было связано с возникновением вопроса об издании собственно русского закона о браке и синодских указах относительного этого вопроса.

50-ю главу Кормчей книги автор рассматривает как техническое руководство к точному определению степеней родства и свойства, содержащую в себе все юридические нормы древних византийских статей о родстве и свойстве, как препятствии к браку, помещенных в 51-й главе Кормчей, которая дополняет их новыми определениями и нормами. Если сравнивать прежние источники, принятые в печатную Кормчую, то статья «О сродствах в тайне супружества» частично повторяет их буквально, а частично изменяет по смыслу современную догму византийского брачного права.

В Русской Церкви практическое применение источников брачного права по Кормчей или подобным ей статьям, никогда не имели широкого распространения, так как «русские нравственно-юридические воззрения на родство и свойство как препятствия к браку расходились с соответственными византийскими церковно-гражданскими законами»[19].

Во второй половине XVII века в России возник вопрос об издании собственно русского закона о браках, запрещенных по родству и свойству. Императрица Екатерина Великая 6 июня 1765 года издает указ о составлении и издании такого закона Священным Синодом[20]. Составил его архиепископ Санкт-Петербургский Гавриил (Кременецкий), от лица Священного Синода, что было первым опытом написания трактата о порядке и условиях заключения брака. В трактате сделано значительное сокращение препятствий к браку, выводимых в 50-й главе Кормчей книги. 28 июля 1767 года утвержден наказ Синода, который содержал в себе две главы о порядке и условиях совершения брака[21].

В XIX столетии в Русской Церкви был поднят вопрос о пересмотре старых церковных законов о браках, запрещенных по родству и свойству. Последовали синодские указы 1810, 1841, 1859 гг., которые Алексей Степанович критикует с канонической точки зрения, поскольку с некоторыми их положениями не соглашается и настаивает на их исправлении.

Священный Синод 16 апреля 1874 года издал указ за № 932, в котором разрешается брак восприемнику девочки с матерью воспринятой, а указом от 31 октября 1875 года разрешается брак восприемнице мальчика с отцом воспринятого[22]. В обоих случаях Священный Синод ссылается на 53-е правило Трульского собора, который «не определяет того, чтобы при крещении одного младенца надлежало быть не одному восприемнику»[23], и на Требник, в котором указано, что «един довлеет восприемник, аще мужеский пол есть крещаемый; аще же некий, - токмо восприемница»[24]. Профессор Павлов считает указы Священного Синода неканоничными, а безымянное правило Требника говорит лишь о числе и поле восприемников, само же по себе не имеет никакого отношения к брачному праву, а для того, чтобы установить каноническую догму «о духовном родстве, как препятствии к браку, нужно иметь дело с одним только каноном»[25].

Анализируя 53-е правило VI Вселенского собора, Алексей Степанович поясняет это правило, которое запрещает восприемникам вступать в брак с овдовевшими матерями воспринятых детей. Воспринятых же детей правило без различия обозначает одним именем, равно обозначая детей обоего пола. Это правило подтверждает Юстинианов закон, по которому «никому не дозволяется вступать в брак с той женщиной, которую он воспринял от святого Крещения, так как ничто не может в такой мере возбуждать отеческой любви и установлять правомерное препятствие к браку, как этот союз, через который, при Божием посредстве, сочетаваются их души»[26]. В древней христианской Церкви крещаемых воспринимали как мужчины, так и женщины, при этом они вступали в духовное родство с воспринимаемыми[27]. Профессор А.С. Павлов приходит к выводам, что во – первых, восприемник, какого бы он не был пола и крещаемый младенец необходимо вступают в духовное родство как с воспринятым, так и с его родителями, и во – вторых, – это родство составляет для восприемника безусловное препятствие к браку с означенными лицами[28].

Касаясь числа восприемников при Крещении одного младенца, автор приводит историческую справку. В христианской церковной практике поначалу был один восприемник, в ходе истории было допущено, особенно при крещении детей императоров, несколько восприемников, а в Русской Церкви утвердился обычай участвовать двум восприемникам по аналогии с плотским рождением – мужчине и женщине. Институт восприемничества был создан жизнью древнехристианского (римского) общества, преимущественно под влиянием гражданских законов об усыновлении, вследствие чего является институтом обычного права Церкви, но не церковного законодательства. По поводу духовного родства между восприемником и восприемницей одного младенца, он указывает, что  «не оба восприемника вступают в отношение духовного родства к воспринятому и его родителям, а только тот, который есть одного пола с крещаемым»[29].

Законодательство Русской Церкви в сравнении его с 53-м каноном Трульского собора, сужает объем этого родства, оставляя только запрещение восприемнику мальчика вступать в брак с его овдовевшей матерью и восприемнице девочки — с ее овдовевшим отцом. Практика Греческой Церкви и ее законодательство впадает в другую крайность, распространяя духовное родство, то есть безусловное препятствие к браку до 7-й степени включительно по нисходящей линии от восприемника и воспринятого. Автор видит проблему в том, что, «принятое в 50-й главе  нашей Кормчей, было плодом неправильного понимания и толкования начальных слов 53-го правила Трульского собора»[30]. Разбирает вопросы о родстве физическом (незаконном) и родстве по усыновлению. В указе Священного Синода, как и в других источниках русского брачного права, ничего не сказано об этом.

Профессор Павлов получил положительные отзывы на свой труд со стороны компетентных ученых: профессора Н. Заозерского, профессора Н. Суворова, профессора Т. Барсова и других ученых.

Особого внимания требуют выводы, которые сделал Алексей Степанович в своем исследовании 50-й главы Кормчей книги[31]. Они нуждаются в отдельных комментариях, поскольку не всегда понятно, о чем идет речь в тексте автора, и не все его заключения являются верными. А. С. Павлов делает следующие выводы:

1.) Происхождение составных частей 50-й главы Кормчей из источников, не имеющих для православной каноники Русской Церкви законодательного авторитета, нисколько не умаляет достоинства ни самой главы, ни правил, которые были оттуда заимствованы, поскольку это не историческое, а юридическое происхождение норм церковного права. Да и само содержание норм должно служить основанием для решения вопроса об их обязательной силе. Если та или иная норма права была заимствована законодательной властью конкретной Поместной Церкви и издана ею от своего лица, то эта норма в юридическом смысле и принадлежит этой власти, от которой происходит. Такие нормы права заслуживали принятия в Кормчую, т.к. противоречий канонам Вселенской Церкви в них нет. Относительно других статей, 50-я глава Кормчей имеет бесспорное преимущество по полноте и ясности своего содержания (как единственное руководство к точному определению степеней родства и свойства запрещенный для брака), даже если в ней и встречается некоторые неточности и даже противоречия (правила о духовном родстве), то эти недостатки настолько незначительны, что вовсе не умаляют достоинства всей главы.

2.) Значение 50-й главы Кормчей определяется мерой принятых из нее норм церковного права как обязательных к исполнению в современной церковной канонике.

3.) Мнение профессора А.С. Павлова о том, что учение 50-й главы Кормчей о «форме тайны супружества» хотя и берет свое начало не из постановлений соборов, а скорее из богословских выводов западных схоластов, стало общецерковным и полностью оправдывается преданием древней Вселенской Церкви[32], является спорным. Некоторые исследователи считают сделанный им вывод неоднозначным.

4.) Русское церковное законодательство ослабило обязательную силу византийских церковных законов в 50-й и 51-й главах Кормчей, в некоторых моментах отклонилось и от норм православного брачного права Вселенской Церкви. В частности это касается постановления русского церковного законодательства, в котором прямо позволяется брак во второй степени духовного родства и косвенно в первой, что идет вразрез полному логическому смыслу правил Вселенской Церкви; сюда же относятся и все те указы Священного Синода, которыми, благодаря неправильному счету степеней свойства, разрешаются браки в таких комбинациях, которые, по числу содержащихся в них степеней, совершенно равны последней, из приведенных в 54-м каноне VI вселенского собора, то есть содержат в себе четыре степени родства.

В настоящее время степени духовного родства высчитывается, как в XIX веке, когда был поставлен этот вопрос. Существующие отклонения от права Вселенской Церкви являются локальным правом Русской Православной Церкви, и до сих пор действуют.

5.) Установленная в 50-й главе полная аналогия между родством духовным и родством по усыновлению должна иметь место и в действующем брачном праве. Если действующий церковный закон не допускает брака между лицами, состоящими в духовному родстве друг к другу, в отношении родителей и детей, братьев и сестер, то есть в первой и второй степени, то даже сам нравственный закон требует, чтобы эти две степени были запрещены для брака и в родстве по усыновлению.

Поскольку в России усыновление регулируется гражданским, а не церковным законом, постольку формально не считается препятствием к браку. Однако, «уже простое нравственное чувство запрещает усыновителю вступать в брак с усыновленной дочерью и усыновителя. В этом объеме родство по усыновлению признается безусловным препятствием к браку в законодательстве всех христианских народов»[33].

6.) Вопрос о физическом родстве или незаконном (если становится известным) в той же мере, что и о родстве законном, как препятствие к браку, не требует разрешения в связи с изменением законодательства Российской Федерации.

7.) Новый способ вычисления степеней свойства, по которому каждый из супругов в отношении к кровным родственникам другого принимается за особую степень, должен быть отвергнут, как антиканонический.

8.) Периоды и дни в году, в которые можно совершать венчание браков, не определены с достаточной точностью ни в одном законодательном акте Русской Церкви и ждут своего законодательного разрешения.

В настоящее время, хотя и остаются еще некоторые спорные вопросы относительно практики совершения венчаний в те или иные дни года, сам вопрос о днях совершения таинства венчания урегулирован в практике Русской Церкви.

Поскольку в настоящее время заключение церковного брака лишено гражданской юридической силы, то, по сложившийся практике, Таинство брака совершается священником только после оформления гражданского брака. Многие из существующих канонических препятствий (наличие близкого кровного родства, несовершеннолетие, отсутствие согласия одной из сторон, слабоумие, родство по усыновлению)[34] являются препятствием и к заключению гражданского брака. Те канонические препятствия, которые в гражданском кодексе не обозначены, в частности духовное родство, но являются таковыми с точки зрения Права Церкви должны быть исследуемы священником перед совершением Таинства брака. В этом случае священник может и должен полагаться лишь на признание самих вступающих в брак.

В каноническом творчестве профессора А.С. Павлова вопрос брачного права занимает довольно существенное место. В связи с тем, что он особое внимание уделял вопросам истолкования соответствующих глав, регулирующих брачное право, его наследие является актуальным и востребованным на сегодняшний день.