Возрождение духовного образования в СССР началось после исторической встречи Сталина с церковными иерархами в 1943 году. Многие епархии переживали тогда свое второе рождение, в числе которых была Молотовская (Пермская) епархия. Одной из ступеней преобразования разоренной епархии стало открытие Богословско-пастырских курсов. Об этом предприятии, реализация которого осложнялась многочисленными трудностями, пишет зав. кафедрой теологии ПГУ, доктор исторических наук протоиерей Алексий Марченко.

После исторической встречи Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского), митрополитов Алексия (Симанского), Николая (Ярушевича) с И.В. Сталиным, В.М. Молотовым, Л.П. Берией, состоявшейся в ночь с 4 на 5 сентября 1943 г., наступил новый этап церковно-государственных отношений в СССР. Его характеризует дозированное возрождение религиозной жизни на советской территории: избрание патриарха, открытие приходов, епархиальных управлений, возобновление издательской деятельности, возрождение духовных учебных заведений[1].

Запись ночной беседы иерархов с вождем, сделанная председателем Совета по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР полковником государственной безопасности Г.Г. Карповым, свидетельствует, что вторым по важности вопросом, поднятым церковным руководством, стала проблема подготовки кадров духовенства. Митрополиты Сергий и Алексий просили Сталина, чтобы им было разрешено организовать богословские курсы при некоторых епархиях.

«Тов. Сталин, согласившись с этим, в то же время спросил, почему они ставят вопрос о богословских курсах, тогда как Правительство может разрешить организацию духовной академии и открытие духовных семинарий во всех епархиях, где это нужно.

Митрополит Сергий, а затем еще больше митрополит Алексий, сказали, что для открытия духовной академии у них еще очень мало сил и нужна соответствующая подготовка, а в отношении семинарий – принимать в них лиц не моложе 18 лет они считают неподходящим по времени и прошлому опыту […] В последующем, когда церковь будет иметь соответствующий опыт работы с богословскими курсами, встанет этот вопрос, но и то организационная и программная сторона семинарий и академий должна быть резко видоизменена.

Тов. Сталин сказал: «Ну, как хотите, это дело ваше, а если хотите богословские курсы, начинайте с них, но Правительство не будет иметь возражений и против открытия семинарий и академий»»[2].

Из документа видно, что, вопреки мнению Сталина, церковное руководство решило не форсировать сложный и многоплановый процесс возрождения богословского образования. Сочтя неуместными «большевистские темпы» в решении этого вопроса, иерархи предпочли следовать принципу постепенности. Насколько эта стратегия была оправданной, свидетельствуют документы, содержащие сведения о попытке открыть в годы войны Богословско-пастырские курсы в Молотовской епархии.

Как и многие другие епархии Русской Православной Церкви, во время Великой Отечественной войны Молотовская (Пермская) епархия переживала свое второе рождение. 7 сентября на возобновленную Молотовскую (Пермскую) кафедру был назначен находившийся в ссылке епископ Александр (Толстопятов)[3].

Обустраивая разоренную епархию, Владыка Александр сразу обратил внимание на низкую образованность духовенства. На 1 июля 1944 г. в штате Молотовской епархии числилось 70 клириков: 40 священников, 30 диаконов и 12 псаломщиков, 38 из них ранее отбывали срок в сталинских лагерях[4]. Среднее (семинарское. – прот. А.М.) образование имели 24 клирика епархии. Высшее богословское – только 4 священнослужителя: епископ Александр (Толстопятов), священники Михаил Лукканен, Леонид Зубарев, протоиерей Борис Попов[5].

Чтобы повысить уровень образованности духовенства и организовать подготовку кадров священнослужителей, епископ Александр решился поставить перед Советом по делам Русской Православной Церкви вопрос об открытии в Молотовской епархии годичных Богословско-пастырских курсов.

Создание в Молотове курсов с дальнейшей перспективой перерегистрации их в духовную семинарию приветствовалось Московской Патриархией и лично патриархом Сергием, так как духовное образование в Прикамье имело богатые традиции. В дореволюционное время Пермская епархия располагала целым рядом духовных учебных заведений (Пермское и Соликамское духовные училища, Пермское епархиальное женское училище, Пермская епархиальная церковно-учительская школа при братстве св. Стефана). Среди них видное место занимала Пермская Духовная Семинария, открытая вместе с учреждением Пермской епархии в 1800 году[6].

Пермская Духовная Семинария известна своими выдающимися выпускниками. В разные годы здесь получали духовное образование: начальник Русской Духовной Миссии в Иерусалиме архимандрит Антонин (Капустин), изобретатель радиосвязи А.С. Попов, писатели Д.Н. Мамин-Сибиряк и П.П. Бажов, последний обер-прокурор Святейшего Синода, министр исповеданий Временного правительства, церковный историк и богослов А.В. Карташев и другие видные церковные и общественные деятели России.

Идея возрождения духовной школы оказалась близка образованным священнослужителям Молотовской епархии. По свидетельству епископа Александра, одним из энтузиастов открытия в Молотове богословских курсов стал священник Всехсвятского храма г. Молотов Александр Осипов – будущий профессор Ленинградской Духовной Академии и известный ренегат. В 1941 г. в Таллине отец Александр был мобилизован в одну из тыловых частей Красной Армии. Его военная служба продолжалась недолго. В 1942 г. он был демобилизован, после чего был назначен вторым священником Всехсвятской Новокладбищенской церкви г. Молотов. Пермякам Осипов запомнился сострадательным, бескорыстным, искренним человеком, желавшим помочь ближнему, талантливым проповедником. В 1944 г., когда советские войска освободили Таллин, Осипов получил возможность вернуться в Эстонию[7].

Несмотря на всестороннюю поддержку церковного центра и гражданской власти, неожиданно дело создания Богословско-пастырских курсов в Молотове приняло неблагоприятный оборот.

В декабре 1943 г. принес покаяние и воссоединился с Русской Православной Церковью монах Сергий (Ларин) – бывший обновленческий епископ. В январе 1944 г., после рукоположения в иеродиаконы, а затем в иеромонахи[8], он был направлен Священным Синодом «ради послушания» в Молотовскую епархию для оказания помощи епископу Александру в организации епархиальных Богословско-пастырских курсов[9].

Отношения иеромонаха Сергия (Ларина) с епископом Александром сразу же не сложились. Опасаясь дискредитации планируемых к открытию в Молотове курсов, Владыка запретил иеромонаху Сергию распространяться относительно своего обновленческого прошлого. Однако иеромонах Сергий в общении с духовенством и мирянами не стал скрывать, что он «воссоединен из обновленцев», за что получил от епископа нарекание.

Поведение отца Сергия свидетельствовало о его архиерейских амбициях и недовольстве скромным саном иеромонаха. На первой же архиерейской службе иеромонах Сергий, нарушив субординацию, занял место у Святого Престола выше схиигумена Кукши (Величко)[10]. Епископ Александр вновь был вынужден сделать ему замечание и велел встать на свое место – иеромонаха.

Вскоре отец Сергий (Ларин) был уличен Преосвященным Александром в откровенной лжи. Желая скрыть, что окончил обновленческую академию, возглавляемую А. Введенским, иеромонах Сергий (Ларин) выдавал себя за выпускника Петроградского Высшего Богословского Института под управлением протоиерея Николая Чукова. Однако ложь иеромонаха Сергия быстро обнаружилась, так как епископ Александр (Толстопятов) сам окончил этот Богословский институт и хорошо знал большинство его выпускников. Петроградский Богословский институт был открыт в 1920 г. и просуществовал до 1923 г., сделал только два выпуска, из чего следовало, что иеромонах Сергий (Ларин) его окончить не мог.

В Свято-Троицком кафедральном соборе и Молотовском епархиальном управлении приезжий иеромонах появлялся в рясе с кандидатским академическим значком, носить который не имел права. Подобным образом поступали многие священники, окончившие обновленческие учебные заведения: носили знаки дореволюционных духовных школ, в том числе академические значки, чем вызывали недоумение и протест духовенства со старым академическим образованием.

Указом Московской Патриархии епископу Александру и другим архипастырям было разъяснено, что «академические значки, как присвоенные лицам, окончившим курс Духовных Академий: Московской, Петербургской, Киевской и Казанской, - могут употребляться только теми священниками, которые окончили курс Духовных Академий до 1918 года включительно, после которого академии, как таковые, уже не функционировали, и что лица, окончившие Богословские курсы, Богословский институт и Богословские академии после 1918 г., право на ношение академического значка не имеют»[11].

В феврале 1944 г. иеромонах Сергий был временно направлен епископом Александром на приход г. Лысьвы, где из-за его поведения возникли серьезные нестроения. В Иоанно-Богословском кладбищенском храме г. Лысьвы служил настоятелем протоиерей Владимир Лычников – воспитанник Белогорского Свято-Николаевского мужского миссионерского монастыря, отбывший срок в сталинских лагерях. Пожилой священник по собственной инициативе и желанию народа совершал продолжительные уставные службы, которыми стал тяготиться приезжий иеромонах. За спиной у старца-настоятеля иеромонах Сергий (Ларин) сумел сагитировать псаломщика, ранее никогда не возражавшего против длинных уставных служб. После разговора с Лариным тот стал требовать от настоятеля сокращения богослужения. По замечанию епископа Александра, «так было брошено злое семя там, где царили мир и любовь»[12]. Окончательно рассорившись с епископом Александром, в конце декабря 1944 г. иеромонах Сергий уехал в Москву[13].

Об этом одиозном церковном деятеле в своих письмах к епископу Молотовскому Александру не раз упоминал патриарх Сергий (Страгородский). Приведем некоторые строки этой переписки.

 «Иеромонах Сергий (Ларин) пока еще в Москве. Между прочим, он высказывал удивление, что вы попеняли ему […], что он воссоединен из обновленцев. Но ведь ложь – конь во спасение […], например Павел апостол даже хвалился тем, что Бог обратил его из гонителя. Все зависит от искренности обращения»[14].

В ответном послании к патриарху Сергию епископ Молотовский Александр писал: «Вторая часть письма Вашего Святейшества вызвала во мне негодование против отца Сергия (Ларина), в корне исказившего наш с ним разговор и не постеснявшегося бросить камушек в мой огород. Я никогда не держался и не держусь народной пословицы (искажение текста псалма) «Ложь – конь во спасение». Я отлично понимаю, что ложь всегда отвратительна. А потому не может служить оружием в руках пастыря. Вы, Ваше Святейшество, пишете, что Ларин, между прочим (значит и другие камушки хитро бросил в мой огород), высказал удивление, что я попенял ему […], что он воссоединен из обновленчества. Меня не поражает, что свое удивление отец Сергий выразил не мне, так как к тому не могло быть повода. Он высказал его за тысячу километров от меня, в Патриархии, предполагая, что его наговоры не дойдут до меня […]. Он поставил меня в очень неловкое положение, и за это я ему попенял […].

Наконец, проповеди Ларина не понравились народу. Он уехал в Москву недовольный и Молотовым и Лысьвой и покинул наш богоспасаемый город, заявив уполномоченному СНК, что едет в столицу, где будет преподавать в Богословском Институте. Я так подробно остановился на отце Сергии (Ларине), так как вижу из письма Вашего Святейшества, что Ларин в Патриархии постарался выставить мою деятельность в весьма невыгодном свете. Мне известна личность отца Сергия с самого его детства, поэтому, когда он прибыл в Молотов, я сразу почувствовал, что он причинит мне немало огорчений, хотя с моей стороны, кроме помощи (материальной) и внимания, ничего не знал[…]»[15].

В другом письме патриарх Сергий вновь сообщал епископу Александру о досадившем ему иеромонахе Сергии (Ларине): «[…] Ваш «приятель», возвратившись в Москву, сначала как будто был немного разочарован, что архиерейство не так близко, как бы хотелось, и как он надеялся. Теперь, пожалуй, предстоит и еще отсрочка. Собираемся его послать в […] и другие […] области для ознакомления с положением там церковных дел. Посмотрим, что он привезет нам […]. Прошу Ваших молитв. Преданный Вам о Христе Патриарх Сергий»[16].

После отъезда из Молотовской епархии иеромонаха Сергия (Ларина) дело открытия Пастырско-богословских курсов в Молотове стало продвигаться вперед. В феврале 1944 г. в Молотове состоялось совещание, в котором приняли участие епископ Александр, уполномоченный Совета по Молотовской области Л.И. Смирнов и приехавший из Москвы инспектор Совета Г.Г. Уткин. Епископу было разъяснено: «Если епархия располагает достаточной базой для такого рода курсов: помещениями, преподавательским составом, контингентом слушателей, пособиями, то необходимо обратиться с мотивированным ходатайством к патриарху. Если патриарх поддержит ходатайство, то Совет по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР рассмотрит это дело и примет соответствующее решение»[17].

Однако предпринимая последовательные шаги на пути открытия в Молотове Пастырско-богословских курсов, епископ Александр не был до конца уверен в успешности этого дела. 15 марта 1944 г., докладывая патриарху Сергию состояние вопроса, он делился с ним своими сомнениями на этот счет. «Довожу до сведения Вашего Святейшества, что протокол нашего заседания от 3 февраля уполномоченный Смирнов отправил в Москву, а приставленный к нам член Совета Уткин сообщил 9 марта, что Москва принципиально не возражает против открытия этого учебного заведения.

С открытием курсов мы не намерены спешить, и будем ждать, пока не начнут функционировать в Москве духовные учебные заведения. А затем препроводим Вашему Святейшеству материалы наших работ. Будем ждать или разрешения открыть курсы или указаний, добавлений и изменений. Открыть курсы, конечно, можно, и я сам с большим удовольствием стал бы на них преподавать апологетику. Но, к сожалению, у меня совершенно нет свободного времени. Затем, меня беспокоит вопрос, будут ли курсы долговечны?

Сейчас у меня имеются три академика[18], к тому же преподавать пение и регентовку сможет о. протодиакон Рыбаков. При законном курсе великолепно сможет преподавать богословские дисциплины протоиерей Леонид Зубарев […]. Но я и протоиерей Зубарев уже старцы и может быть очень скоро перейдем в загробный мир. Священник Александр Осипов слаб здоровьем, хотя он и является ярым сторонником открытия курсов. Остается один лишь кандидат богословия о. Михаил Лукканен. Что тогда произойдет с курсами?! А открывать учебное заведение, чтобы оно было через 2-3 года закрыто, нет смысла. Вот эти соображения меня тревожат. Другое дело, в Москве, где имеется много кандидатов богословия и конечно большое число лиц, желающих преподавать. Таким образом, хотя я и преступил к организационной работе по подготовке богословских курсов, о чем меня усердно просят жители Молотова, но решение вопроса об открытии еще впереди»[19].

Вскоре, учитывая неблагоприятные обстоятельства, указанные в переписке епископа Александра с патриархом Сергием, прежде всего – по причине отсутствия преподавательских кадров и резкого ухудшения состояния здоровья самого епископа Александра, вопрос об открытии в Молотовской епархии Пастырско-богословских курсов был снят.

В 1944–1945 гг. система духовных учебных заведений Русской Православной Церкви была воссоздана. 14 июня 1944 г. в Москве были торжественно открыты Богословско-пастырские курсы и Богословский институт, 15 июня они начали свою работу. Кроме них были открыты Богословско-пастырские курсы еще в восьми епархиях. В дальнейшем они были преобразованы в две духовные академии и восемь семинарий. Впервые после разгрома своих учебных заведений Церковь получила возможность легальной профессиональной подготовки священнослужителей[20].

Попытка возродить духовное образование в Прикамье в годы Великой Отечественной войны оказалась неудачной. Несмотря на ряд благоприятных факторов, насущную необходимость подготовки кадров епархиального духовенства, содействие органов государственной власти и руководства Русской Православной Церкви, открытие в Молотове Пастырско-богословских курсов, а в дальнейшем и духовной семинарии не состоялось. Непреодолимыми препятствиями для осуществления этого проекта оказались недостаток интеллектуальных сил в Молотовской епархии и чрезмерная осторожность ее управляющего епископа Александра (Толстопятова), более 17-ти лет проведшего в лагерях и ссылках. Владыка Александр опасался дискредитации создаваемых духовных школ иерархами и священнослужителями, воссоединенными из обновленчества, и не был уверен в продолжении прагматического сталинского курса религиозной политики после окончания войны.