Прослеживая эволюцию идеи императорской власти, автор исследует обстоятельства ее появления при Октавиане Августе. Император (он же принцепс, т.е. первый среди равных) получил пожизненную и чрезвычайную власть: высшее военное командование, управление международными отношениями и административная власть, управление провинциями, в которых размещались римские войска, и право общего проконсула в сенатских провинциях. Вскоре у него появились собственные чиновники и казна, он начинает чеканить свои монеты. С позиций права император и его аппарат казались добавлением к старому республиканскому аппарату, даже полномочия он получал вовне, но фактически именно у принцепса сосредоточивалась реальная власть. Такая политическая система была логична и востребована историей, она возникла естественным образом.
Как римский гражданин император был обязан подчиняться римским законам, но уже при Августе и Домициане на практике были признаны его свобода от закона (диспензация) и право решать вопросы об устройстве колоний, даровать права гражданства и толковать законы. Вскоре ему передаются и другие полномочия, в том числе право вето. Взаимоотношения с сенатом зависели от личности императора и основывались или на договоре, или на жесткой воле принцепса. Принципат заканчивался со смертью или с низложением императора, поэтому всякий раз открытым оставался вопрос о престолонаследии.
Принадлежащий императору титул верховного жреца проистекал не из сакральных основ, а из правовых прерогатив, т.к. император не был царем. Дореспубликанский царь Древнего Рима был порождением религии. Даже позднее этот титул был священным, поэтому захватчики власти не осмеливались его принимать. Верховный жрец от имени государства руководил делами религии через священнослужителей и разрешал вопросы осквернения святынь и проступков против веры, а также был верховным цензором нравов. Эта старинная обязанность императора заставляла его позднее вмешиваться и в вопросы христианского вероучения. Евсевий Кесарийский в связи с этим сравнивает единоличную власть монарха и Бога.
Император Диоклетиан присоединил к своему титулу наименования государя и царя, а также возложил на себя диадему в традициях персидского двора. Синонимом для царя стали титулы императора и августа, а впоследствии — василевса. У первых христианских императоров еще не было специального обряда посвящения их на царство, т.к. они крестились лишь перед смертью. Однако они широко использовали ветхозаветное толкование царской власти, в частности: «Где слово царя, там власть, и кто скажет ему “Что ты делаешь?” (Еккл. 8:4); «Сердце царя — в руке Господа, как потоки вод; куда захочет, Он направляет его» (Притч. 21:1).
В эпоху принципата сенат нередко представлял собой оппозицию императору, а в IV в. вокруг сената сгруппировались сторонники язычества и латинских традиций (в противовес христианству и греческой философии и литературе). Император на словах не отрицал старые республиканские традиции и еще долго носил титул консула В основанном св. Константином Константинополе был свой сенат, но этот император открыл широкий путь к получению сенаторского статуса и для представителей служилых сословий, в том числе вышедших из низов. При Констанции ядро сената составили служилые аристократы и даже бывшие рабы.
Принцип народного суверенитета проявлялся в процедуре избрания императора армией, несмотря на ее наемный, варварский и даже неправославный характер. Впоследствии все большее значение в выборах императора приобретали Церковь и Константинопольский патриарх.
Византийское понимание царской власти было основано на словах св. Константина, назвавшего себя «внешним епископом» Церкви, что означало подобие царского сана епископскому в части сакральных основ власти, а также по отношению к управлению Церковью и обязанности осуществлять власть учительства. Источником царской власти св. Константин и его преемники считали непосредственно Бога. По слову свт. Григория Богослова, они положили основание царской власти в христианстве и в вере. Автор полагает, что император являлся августейшим, верным, живым воплощением Божества на земле[1]. Согласно св. Феодосию Младшему, высшая цель императора — не просто забота обо всем общеполезном, но преимущественно о благочестии.
В условиях наличия множества ересей требовалась государственная защита учения Христа, поэтому императоры стали высшими хранителями Православия и защитниками Церкви. С IV в. они утверждают вероисповедание и догматы, законодательно запрещая ереси. Различие литургической и дисциплинарной практики разных церковных общин, прекращение евхаристического общения поместных церквей требовало высшего центра церковной власти. Даже решения Вселенских Соборов признавались не сразу, поэтому их повсеместное признание обеспечивал император. Ложные или еретические догматы рано или поздно отвергались Церковью, что препятствовало политической власти проводить в жизнь решения лжевселенских соборов. С другой стороны, при преодолении ересей именно императорская власть позволяла Церкви сохранять свою целостность и единство вероучения.
У царя были высшие полномочия по управлению Церковью, в том числе в области вероучения, что сделало его верховным покровителем и главой Церкви. Св. Константин говорил, что исследует истину наравне с епископами, тогда как Констанций и его братья оставляли за собой последнее слово при богословских спорах и при разрешении канонических прецедентов. Церковь сама вменила императору в обязанность налагать на государство церковный закон. Эта традиция была продолжена при св. Феодосии Великом. Благодаря сильной власти империя успешно противостояла врагам, церковным расколам и местному сепаратизму. В описываемый период эти полномочия еще не стали признанным каноническим обычаем и имели лишь характер устойчивой тенденции. При стабильном состоянии дел в Церкви императоры не стремились наглядно проявлять свою власть.
Иногда цари заблуждались (Зенон) или использовали богословские споры для эгоистических целей (Василиск). Однако это не меняло характера взаимоотношений царя и Церкви. В цитатах из актов Третьего и Четвертого Вселенских Соборов, из Евсевия Дорилейского, пап Целестина и Льва Великого показана просьба к императору заботиться о священнодействующих, прилагать попечение о догматах, уничтожать разногласия и укреплять правильное учение, покровительствовать благочестию.
Вскоре, при св. Льве Великом появляется чин коронования на царство, который все более наполняется христианским содержанием и превращается в церковный обряд. Однако остатки республиканских традиций не позволяли четко урегулировать вопрос о престолонаследии. Положительной стороной этого было установление более тесного контакта между императорами и народной массой, т.е. самой Вселенской Церковью. В критических ситуациях престолонаследования поддержка Церкви имела очень большое значение. При престолонаследовании учитывались право крови, благородство происхождения, признание армией и сенатом, а также Церковью и народом.
Кроме того, под влиянием христианских идей женщины получают титул августы (начиная с Евдоксии, жены императора Аркадия) и даже фактически управляют империей (св. Пульхерия).
[1] Здесь мысль автора хронологически неясна. Судя по контексту, слова о воплощении Божества в лице императора относятся не к языческим, а к христианским императорам. Ниже А.М. Величко говорит, что император — «ставленник Бога на земле, Его прообраз» (ср. с. 572 и 574).