Поездка на Ближний Восток митрополита Ленинградского и Новгородского Григория 11 ноября – 16 декабря 1946 г.

По распоряжению Святейшего Патриарха была направлена на Ближний Восток делегация от Московской Патриархии. В ее состав вошли митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий, протопресвитер Н.Ф.Колчицкий и священник Н.Фомичев.

Делегация посетила города Тегеран, Дамаск, Бейрут, Иерусалим, Каир и Александрию.

В задачу делегации входило ознакомление с положением русских православных приходов на Ближнем Востоке и в беседах с Патриархом Антиохийским, Иерусалимским и Александрийским выяснить ряд вопросов, касавшихся Православной Церкви вообще и в частности церквей Ближнего Востока.

«Мы вылетели из Москвы 11 ноября, приземлились в Минеральных Водах и Баку, и – только 13 ноября были в Тегеране. Нас встретили представители советской миссии. После взаимных приветственных речей мы проехали в гостиницу и затем посетили нашего посланника И.В.Садчикова.

Русская православная община в Тегеране состоит приблизительно из 800 чел. и находится в юрисдикции Блаженнейшего Александра, Патриарха Антиохийского[i]. Во главе ее стоит иеромонах Владимир Малышев. Имеются также православные русские люди в г.г. Рейте, Пехлеви и Казвине, но, к сожалению, священник там не бывает, хотя в г.Пехлеви имеется церковь, а в г.Казвине – молитвенный дом. Это вызвало заявления и справедливые жалобы верующих на неудовлетворение религиозных нужд… Об этом мы потом доложили Патриарху Александру.

В Дамаске мы были 15-19 ноября, встреченные еще в Бейруте на аэродроме Митрополитами: Александром Холмским, Илией Ливанским (Карам), Феодосием Тиросидонским, а также представителями советской миссии, и посетив нашего посланника Д.С.Солод, мы сразу проехали в Дамаск, где были встречены Блаженнейшим Патриархом Александром и Митрополитами: Рафаилом Алеппским и Епифанием Аркадийским.

17 ноября, в воскресенье, мы совершили в Патриаршем Соборе Литургию (по русскому чину) при пении русского хора из Бейрутской православной общины. На Литургии присутствовали Блаженнейший Патриарх, Митрополиты, представители нашей миссии и масса народа. Во время причастного стиха Патриарх Александр говорил «слово», а я приветствовал собравшихся в конце Литургии от имени Святейшего патриарха Московского. При выходе из собора нас с Патриархом, по восточному обычаю, народ приветствовал рукоплесканиями и приветственными возгласами; учащиеся стройными рядами, с цветами в руках, стояли на пути.

Во время пребывания в Дамаске мы имели ряд бесед с Патриархом Александром по текущим общецерковным вопросам, а также о православных русских общинах в Тегеране и Бейруте. По всем этим вопросам со стороны Патриарха Александра мы встретили полное взаимопонимание и готовность к содействию в осуществлении мероприятий, направленных ко благу Святой Церкви.

В Дамаске мы осмотрели дом, откуда, по преданию, был спущен из окна апостол Павел, избегая преследования «языческого князя Азефы царя» (2 Кор.гл.II, ст.32); посетили также Седнайский женский монастырь с чудотворною иконой Божией Матери и прекрасным приютом для девочек-сирот; представлялись Президенту Республики и 19 ноября выехали в Бейрут, осмотрев на пути развалины огромного древнего храма Ваала и Вакха, поражающие своей грандиозностью и удивительно точной кладкой громадной величины камней на большой высоте, в те века при отсутствии нынешних технических приспособлений.

В Бейруте мы пробыли с 19 до 21 ноября у Бейрутского Митрополита Илии (Салиби).

Православная русская община в Бейруте состоит приблизительно из 130 человек и возглавляется присланным из Москвы архимандритом Симеоном Никитиным. Богослужение им совершается в Ильинском приделе собора св. Георгия, по воскресным и праздничным дням, обыкновенно с 10 часов утра, после окончания арабского богослужения, совершаемого в алтаре.

Имеется в Бейруте и другая русская община, состоящая в ведении Митрополита Анастасия, находящегося в расколе с Московской Патриархией. Возглавляется она архимандритом Гермогеном; богослужение в ней совершается в Благовещенской церкви.

о. Симеон в Бейруте недавно: всего 3-4 месяца. Около него группируются православные русские люди, стремящиеся быть в молитвенном общении с Московской Патриархией. Мы посетили собрание этой общины и в дружной беседе подробно рассказали о положении Православной Церкви в СССР, о чем за границей нашими недоброжелателями распускались самые невероятные сведения. Наши разъяснения были выслушаны с большим вниманием, радостью и благодарностью.

С Митрополитом Илией Салиби, как и раньше с Патриархом Александром, мы имели беседу об укреплении положения нашей молодой общины и о предоставлении ей отдельного храма для богослужения.

20 ноября мы были лично приняты Президентом Ливанской республики, председателем Парламента и Премьер-министром, а на другой день нам были вручены ордена «Ливанского кедра» - I степени (мне), II степени (о. протопресвитеру Н.Ф.Колчицкому) и III степени (о.Н.Фомичеву).

21 ноября мы выехали из Бейрута в Палестину.

Мы прибыли в Иерусалим 21 ноября к вечеру. Нас встретили у «Давидовых ворот» архиепископ Севастийский Афиногор, епископ Епифаний и архимандрит Наркисс, представитель Верховного Комиссара Палестины и 2 представителя губернатора города Иерусалима (англичане), монахи, монахини и группа верующих. Затем был краткий прием у Блаженнейшего Патриарха Тимофея[ii], и взаимное представление свиты, и первое знакомство с нашими русскими монахинями и монахами, живущими в здешних монастырях.

На другой день, 22 ноября, в 11 часов утра состоялось в торжественной обстановке (в предшествии 2-х кавасов, иеродиаконов и архимандритов и в сопровождении архиепископа Афинагора, архимандрита Наркисса и других, с облачением в мантию) посещение святых мест: Камня помазания, часовни Гроба Господня, Храма Воскресения и Голгофы.

«Камень помазания» – это часть той природной скалы, на которой блаженный Иосиф с Никодимом помазали миром снятое со креста Тело Господа.

С древних времен эта часть скалы обложена белорозового цвета мрамором и украшена по бокам надписью: «Благообразный Иосиф»… На этом месте обыкновенно бывают торжественные встречи Патриарха и архиереев. Здесь и мы были торжественно встречены, и после каждения Камня и благоговейного лобызания его проследовали процессией дальше, к Живоносному Гробу Христа Спасителя.

Среди обширного храма Воскресения, под высоким его куполом, устроена часовня (по-гречески Кувуклия). Она образована из природной скалы и разделена на два отделения.

Первая именуется приделом Ангела, возвестившего мироносицам радостную весть – Воскресение Христово. Посередине придела, имеющего в длину и ширину около 5 аршин, находится отделанная в мрамор часть камня, который был привален ко входу в пещеру и теперь служит вместо престола для совершения Литургии. В западной стене придела Ангела находится низкий и узкий вход в самую пещеру Гроба Господня, где направо от входа находится погребальное ложе Спасителя, покрытое со всех сторон мраморными плитами.

Пещера вся украшена священными изображениями и многочисленными драгоценными лампадами. Она не велика, всего около трех аршин в длину и ширину. Здесь, с трепетным благоговением благочестивые поклонники, склоняясь с молитвою, лобызают Живоносное земное ложе Спасителя, тридневно опочившего на нем. Здесь и мы принесли нашу усердную молитву за свою паству, за нашу Русскую Православную Церковь с ее Первосвятителем, архипастырями и пастырями за всю нашу дорогую Родину.

По выходе из пещеры Гроба Господня мы пришли к главному алтарю храма Воскресения, где обычно совершается Божественная литургия по воскресным дням. Отсюда из алтаря направо вверх устроена лестница, ведущая на Голгофу.

Голгофа!.. Чье сердце не содрогнется при мысли, что здесь был пригвожден на кресте и пролил Свою Пречистую Кровь за грешное человечество Христос Спаситель?..

Кто в благоговейном трепете не склонится в сердечном умилении к месту, где было водружено древо креста, принесшее вечную жизнь миру чрез смерть Богочеловека?..

В воспоминание этого уничижения Христа на Голгофе Патриарх и архиереи обыкновенно служат здесь Божественную Литургию без митр.

Посетив остальные святые места, находящиеся в храме Воскресения, мы возвратились в Патриархию, а затем днем посетили верховного комиссара Палестины, генерального секретаря и губернатора Иерусалима, где, по принятому порядку, расписались.

В следующие дни мы посетили город Вифлеем и поклонились месту, где всемирно-историческое событие, рождение Христа.

Вифлеемский храм (в виде базилики) – один из обширнейших в Палестине, алтарь которого устроен над самым вертепом Рождества Христова.

Храм построен еще царицею св. Еленою и украшен св. Константином Великим и императором Юстинианом. Он поражает своим великолепием и изящной архитектурой.

Мы посетили затем город Иерихон, реку Иордан (где совершили богоявленское освящение воды), Гефсиманию; были на месте древнего храма Иерусалимского (где теперь мечеть Омара).

Еще на пути из Бейрута в Иерусалим мы побывали близ г.Сихема у колодца Иакова, на месте, где Христос беседовал с самарянкой.

Здесь некогда была устроена св. Константином Великим большая христианская базилика; она впоследствии была разрушена, но колодезь остался неприкосновенным. К нему ведет большая лестница в подземелье. Как и при Спасителе, «студенец есть глубок»: его глубина свыше 30 метров…

В Иерусалиме живет много русских монахинь в монастырях «Горнем» и Елеонском; несколько русских монахов и мирских граждан, большей частью служащих в разных учреждениях.

Часть из них находится в ведении митрополита Анастасия (раскольника)[iii] и управляется архимандритом Антонием[iv], злобно настроенным против Московской Патриархии по политическим мотивам и терроризирующим монахинь, которые признают своим главой Московского Патриарха; в издаваемых им «воскресных листках» он помещает разные инсинуации против Москвы.

В полночь на 24 ноября (на воскресение) мы совершили у Гроба Господня Божественную Литургию по русскому чину, а 26 ноября днем – Литургию на Голгофе. Оба раза пел хор наших монахинь. В Гефсиманском храме нами был возложен наперсный крест на игумению Горнего монастыря Антонину.

В беседе с Блаженнейшим Патриархом Тимофеем нами были обсуждены общие церковные вопросы, как и вопросы, касающиеся окормления нашей русской колонии в Иерусалиме, и по всем ним установлена полная договоренность.

Обменявшись визитами с Армянским Патриархом и Коптским епископом, мы 28 ноября выехали в Лидду, а оттуда на самолете в Каир.

В Каир мы прибыли 28 ноября и задержались из-за самолета до 7 декабря, выезжая на несколько дней в Александрию для свидания с Блаженнейшим Патриархом Христофором (30 ноября – 2 декабря).

Нас встретили в Каире на аэродроме епископ Иларион, архимандрит Тимофей и представители Советского посольства. Остановились мы в Патриархии. Посетив посланника А.Д.Шиборина, мы расписались во дворце у Хедива[v] и были с визитом у эмира г.М.Лутфалла.

29 ноября, в день национального праздника Югославии, мы были приглашены на прием в Югославское посольство, где встретились с представителями почти всего дипломатического корпуса.

30 ноября мы выехали в Александрию – местопребывание Патриарха – и в тот же день были им приняты.

Вечером 30 ноября мы посетили нашу русскую церковь и присутствовали на всенощном бдении и на другой день (в воскресение) за Литургией, по благословению Святейшего Патриарха, я посвятил настоятеля храма иеромонаха о. Алексия Дегтярева в сан архимандрита и возложил на иеродиакона о.Н.Прозорова двойной орарь за их усердную работу по церкви и общине.

Наша Александрийская православная община состоит из 135 человек; в нее вступают наши русские люди из Каира. Состав церковного совета тесно сплочен: вся община живет дружно и спокойно. Главными деятелями по храму являются А.И.Карбоненко и церковный староста А.И.Борисов. Помещение церкви расширено, и вся она приведена в очень уютный и красивый вид. Настоятель о. Алексий Дегтярев пользуется полным и вполне заслуженным вниманием всей общины. Это – умный, образованный и духовно настроенный человек, авторитет которого в общине стоит высоко.

Вечером 30 ноября мы присутствовали на собрании общины (в помещении библиотеки при храме), рассказали о положении Русской Православной Церкви в СССР, беседовали о делах самой общины и вынесли самое светлое впечатление от того высокого настроения и патриотического духа, какой ярко вылился в нескольких речах выступавших членов общины.

И здесь есть вторая община, находящаяся в ведении митрополита Анастасия, как и в Каире; обе они питаются лживыми сведениями из «воскресных листков», издаваемых в Иерусалиме архимандритом Антонием, но ложь часто сама себя изобличает разными нелепостями, не ей побороть истину.

1 и 2 декабря мы имели несколько бесед с Блаженнейшим Патриархом Христофором[vi] по вопросам местным и общецерковным, причем выявилось ясное взаимопонимание, полная договоренность и единомыслие.

Возвратясь в Каир, мы участвовали в торжественном богослужении с Блаженнейшим Патриархом в день престольного праздника Святителя Николая (по новому стилю, там принятому), а затем были на завтраке у эмира г. Лутфаллы и вечером на большом приеме, устроенном нашим посланником А.Д.Шибориным по случаю нашего приезда.

Обменявшись визитами с архиепископом Армянским и Патриархом Коптским, а также с Шейхом – ректором Университета, мы выехали из Каира на Тегеран 7 декабря. Здесь из-за самолета мы должны были задержаться до 15 декабря, и только 16-го к вечеру возвратились в Москву[vii].

* * *

По возвращении митрополит Григорий писал в дневнике:

«24 декабря 1946 г. Вторник. Не пишу здесь подробно описание всей поездки: это описано в моем докладе Патриарху и в статье, которая будет напечатана в Журнале Патриархии. Скажу только, что результаты поездки как будто успешны. По крайней мере, так отозвался о ней Патриарх и так охарактеризовал ее Г.Г.Карпов, случайно встретившийся мне в приемном зале Патриархии (он шел от Патриарха) и поздравивший меня с успехом…

Конечно, в общем, мы сделали все, что нам было указано – и относительно наших правосл[авных] общин и относительно бесед с Патриархами. В общины надо найти подходящих людей (в Тегеран и в Иерусалим), и Патриархии обещано всякое содействие и в вопросах местных (об общинах), и в вопросах общецерковных – действовать единодушно, взаимно договариваться, собраться для этого (м[ожет] б[ыть] в Москве) – гл[авным] об[разом] относительно экуменического движения, англиканской церкви, Польской автономии и ливкидации Анастасиевского раскола.

Как это будет осуществляться дальше – видно будет, но пока Патриархи проявляют полную готовность… Везде нас встречали с честью, везде мы являлись к посланникам нашим, к представителям власти местной (президентам в Бейруте и Дамаске), к хедиву в Каире, к Верховному Комиссару и Губернатору в Иерусалиме… В Иерусалиме надарили нам много святынь – и личных, и для раздачи. Сегодня было заседание Синода, на котором я сделал доклад о поездке… Завтра прием у Карпова с докладом[…]. 16 января 1947 г. Вчера был в Вырицах у схииреом[онаха] Серафима, который просил меня побывать ввиду его сильной слабости сил. Дал мне икону Воскресения из Иерусалима, а я ему свез землю из Иордана, крест из Иерусалима и просфору, снятую мною на Гробе Господнем»[viii].

24 декабря 1946 г., после заседания Синода, на котором владыка Григорий сделал доклад о поездке на Ближний восток, патриарх Алексий I писал председателю Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров Союза ССР Г.Г. Карпову:

«По докладу митрополита Ленинградского Григория о поездке церковной делегации от Московской патриархии на Ближний Восток для успеха нашего дела нам необходимо:

1)​ предоставить патриархам Антиохийскому, Иерусалимскому и Александрийскому храмы для устройства их «Подворий» в Москве, Ленинграде и Киеве. Об этом патриархи усиленно просят, это им было обещано еще в 1945 г. и это является гарантией укрепления и наших храмов в их патриархатах;

2)​ неотложно назначить священников в Тегеран и Иерусалим для руковод​ства находящимися там русскими православными общинами. Об этом уста​новлена договоренность с патриархами Антиохийским и Иерусалимским. По выяснении лиц, которые будут туда назначены, им необходимо испросить визы для проезда и пребывания в местах назначения;

3) отпускать в достаточном количестве средства как на содержание наших церквей за границей, так и на помощь самим патриархам в их церковных нуждах. Это обеспечит прочное и соответствующее достоинству Русской Пра​вославной Церкви существование там наших храмов, укрепит наше влияние там вообще и свяжет более тесными узами взаимоотношение с нами Восточ​ных патриархов.

Кроме того, в Иерусалиме и Каире многие эмигранты обращались к нашей делегации с просьбой о содействии в получении ими советских паспортов для выезда в СССР и особенно это желательно устроить для гр. Белашевой Евдо​кии Андреевны, проживающей в Иерусалиме, так как она предполагает полу​чить визу для проезда в Константинополь, чтобы оформить там передачу нам своего дома»[ix].

14 января 1947 г. Г.Г. Карпов направил в ЦК ВКП(б) на имя И.В. Сталина и А.А. Жданова и в Совет министров СССР на имя В.М. Молотова, К.Е. Ворошилова подроб​ный доклад о результатах поездки церковной делегации на Ближний Восток[x].

13 января 1947 г. в письме Г.Г.Карпову Патриарх Алексий I поставил вопрос о созыве совещания глав Православных Церквей:

«Мысль о созыве совещания по назревшим церковным вопросам глав Пра​вославных Церквей родилась еще в период пребывания в Москве в феврале 1945 г. восточных патриархов. Этого вопроса касались мы в разговорах с пат​риархами, а также с экзархом Болгарии Стефаном при свидании моем с ними на Востоке и в Болгарии.

Наконец, при недавнем посещении Иерусалима, Да​маска и Александрии митрополитом Григорием этот вопрос снова всплыл в беседах с патриархами, которые выразили желание собраться, и именно в центре православия, в Москве, пребывание в которой в 1945 г. оставило во всех них неизгладимое впечатление. Одним из самых актуальных вопросов, требующих совместного обсуждения и решения, является, по согласному мнению всех глав Православных Церквей, вопрос борьбы с натиском католи​чества, усиливающимся во всех важнейших пунктах православия. Но и кроме этого вопроса имеются и другие, также требующие совместного обсуждения, например, вопрос так называемый экуменический.

Я полагаю, что следует удовлетворить общему желанию Православного мира и созвать в Москве Собор представителей Православных Церквей Востока, славянских церквей, а также и прочих автокефальных церквей: Румынской, Грузинской, Албанской, Афинской, Кипрской.

В случае благоприятного решения этого вопроса, именно в случае соизво​ления правительства на созыв Собора в Москве, считаю долгом представить предварительные соображения о том, что надлежит предпринять для благопо​лучного проведения предположенного Собора.

1.​ Временем для Собора я полагал бы наметить осень 1947 г., именно от 1 до 10 октября.

2.​ Теперь же образовать комиссию для разработки вопросов, предположен​ных к обсуждению на Соборе; для подготовки докладов; для оповещения и приглашения патриархов с предложением и им прислать свои соображения о вопросах, подлежащих обсуждению на Соборе.

3.​ Эта же комиссия имеет детально обсудить все вопросы, связанные с прибытием патриархов и сопровождающих их лиц, с размещением их, с ор​ганизацией служений, поездок и т.д.

[…] приезжих из-за границы следует считать не меньше как 50 человек, и по этому расчету следует заготовить номера в гостинице.

[…] Вне всякого сомнения, члены Собора пожелают посетить Троице-Сергиеву лавру, причем возможно, что и там потребуется устроить торжественное богослужение, причем небывалое в истории Русской Церкви по количеству, а главное, по значимости участников Богослужения. И потому заранее следует все предусмотреть и приготовить Лавру к прие​му гостей. Для сего необходимо заблаговременно для производства требуемого ре​монта:

1)​ освободить уже предоставленное Патриархии здание бывшей Духовной академии; 2)​так называемые Митрополичьи покои; 3)​ еще некоторые помещения – в этих зданиях можно будет устроить ноч​лег для гостей.

Самая служба будет происходить в двух величественных храмах – Успен​ском соборе и Трапезной церкви; праздничная трапеза – по монастырскому чину – в братской трапезе, и теперь уже вполне оборудованной. Нет нужды доказывать, что посещение Лавры – благоустроенной и, так сказать, церковно обжитой – будет иметь громадное значение как красноречи​вое и неопровержимое свидетельство торжества и свободы веры и исповеда​ния этой веры в нашем Союзе и как противовес инсинуациям со стороны м[итрополита] Анастасия и его последователей всякого рода.

[…] Ко времени приезда патриархов следует заблаговременно приготовить передачу обещанных подворий…»[xi].

Как известно, внешними церковными сношениями в Московской Патриархии (Отделом ОВЦС) руководил митрополит Николай (Ярушевич). В то же время первую заграничную делегацию Московской Патриархии, в апреле 1945 г. в Болгарию, как и многие последующие, поручено был возглавлять архиепископу Григорию.

К декабрю 1946 г. митрополит Григорий имел уже достаточный опыт общения с заграничными иерархами, побывав с ответственными миссиями также в Финляндии и в Париже.

Сразу по возвращении в Северную столицу из поездки на Ближний Восток митрополит возбудил ходатайство перед Советом по делам РПЦ о размещении в Симеоновской церкви на Моховой улице Антиохийского подворья[xii].

А для закрепления доверия и взаимопонимания, достигнутого с Восточными Патриархами, во имя достоинства Русской Православной Церкви, в преддверии приезда глав и представителей Пра​вославных Церквей, митрополит Григорий выступил с инициативой учредить Орден Святого равноапольстольного князя Владимира Русской Православной Церкви. Он писал в дневнике:

«20 января 1947 г. Написал доклад и Положение об учреждении ордена Св. Владимира. Представлю лично Патриарху при поездке […].

11 февраля. Патриарху сдал доклады»[xiii].

Доклад

об учреждении ордена

Святого Равноапостольного Князя Владимира

Его Святейшеству,

Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси

Алексию

Митрополита Ленинградского

и Новгородского Григория

Доклад

Общие духовные интересы Православных автокефальных Церквей требуют дружественного взаимоотношения и взаимного содействия в деле укрепления Православия, особенно в связи с наличием активной деятельности католичества и протестантства с его разветвлениями и сектами.

Как показал опыт посещения представителями Русской Православной Церкви Автокефальных Православных Церквей Востока и Запада в последнее время, взаимное содействие стоящих во главе их иерархов обеспечивается сознанием высших религиозных целей и полным взаимопониманием.

Закрепление такого взаимоотношения и сохранение его на будущее время, было бы желательно обеспечить каким либо внешним знаком выражения нашего внимания к стоящим во главе Автокефальных Православных Церквей иерархам.

Таким внешним знаком нашего внимания могло бы быть пожалование от лица Московского Патриархата этим иерархам церковного «ордена», если бы таковой был учрежден Московской Патриархией с разрешения Правительственной власти.

Учреждение такого «ордена» имело бы значение и для Русской Православной Церкви, поощряя ревностные труды на пользу Св[ятой] Православной Церкви, как ее служителей, так и всех тех, кто содействовал бы ее преуспеянию.

Исходя из изложенных соображений, имею честь представить на воззрение Вашего Святейшества и Священного Синода проект учреждения такого ордена с наименованием его орденом СВ. РАВНОАП. КН. ВЛАДИМИРА.

Рисунок этого ордена, его описание и положение о нем прилагаются.

"20 " января 1947 г.

г.Ленинград. Вашего Святейшества

покорный слуга и богомолец М.Г.

ПОЛОЖЕНИЕ

Для поощрения ревностных трудов на пользу Св[ятой]Православной Церкви и в награду за содействие ее преуспеянию, с разрешения Правительства учреждается Московской Патриархией орден Святого Равноапостольного Князя Владимира.

Награждение этим орденом производится Святейшим Патриархом Московским и всея Руси, как духовных, так и гражданских лиц, оказавших заслуги пред Св[ятой] Православной Церковью (или: Орденом Св. Равноап. Кн. Владимира награждаются Святейшим Патриархом Московским и всея Руси лица духовного (и гражданского) состояния за выдающиеся труды на пользу Святой Православной Церкви. – Редакция 1948 г.).

Орден Св. Равноап.Кн. Владимира имеет 4 степени:

1-я степень – Звезда, Лента и на ней Крест. (Лента носится гражд[анскими] чинами через правое плечо, духовными – на шее.

Звезда на левой стороне груди).

2-я степень – Звезда и Крест на шее.

3-я степень – Крест на шее.

4-я степень – Крест на груди (в петлице у гражданских чинов).

Из духовных лиц орденом 4-й степени награждаются протоиереи, прослужившие по получении палицы не менее 3-х лет.

Орденом 3-й степени из духовных лиц награждаются прослужившие по получении наперсного креста с украшениями не менее 5 лет.

Орденом 2-й и 1-й степени награждаются лица за особо-выдающиеся заслуги по усмотрению Святейшего Патриарха (лица протоиерейского сана - лишь после получения 2-х младших, 4-й и 3-й степени ордена, и митры - спустя 5 лет).

Описание знаков ордена

а) Звезда – восьмиконечная, размером 8 см. Верхняя четырехконечная – серебряная, наложенная на нижнюю золотую, в середине – круг черной эмали с изображением золотого креста и буквами С.Р.К.В. (Святый Равноапостольный Князь Владимир). Эмалевый черный круг окружен узким золотым бордюром. На эмалевом красном бордюре серебряными буквами надпись: «За труд и верность».

б) Крест - четырехконечный с увеличивающимися к краю концами. Крест – темнокрасной эмали с узким золотым, затем черным эмалевым и снова узким золотым бордюром. Круг в середине из черной эмали с золотым бордюром. В середине круга небольшой золотой крест, окруженный серебряными буквами С.Р.К.В. (как в звезде). Прикрепляется к ленте золотым кольцом; на обратной стороне круга серебряная монограмма С.В. (Святой Владимир).

Размеры Креста: 1-й степени – 6 см.

2-й степени – 5 см.

3-й степени – 4 см.

4-й степени – 3, 1/2 см.

Крест 1-й степени прикрепляется на золотом кольце поверх ленты на выпущенных ее концах.

Крест 2,3 и 4 степени прикрепляется к концу ленты.

в) Лента – ордена Св. Равноап.Кн. Владимира – красного цвета с 2-мя черными полосками по сторонам. Ширина ленты различается по степеням ордена:

Лента: 1-й степени – шириною 10 см.

2-й степени – 6 см.

3-й степени – 3, 1/2см.

4-й степени – 2, 1 /2 см[xiv].

* * *

21 марта 1947 г. Г.Г. Карпов доложил в Совет министров СССР о разработке Московской Патриархией предварительной программы проведения совещания.

Совет министров СССР постановлением № 1132-465-сс от 29 мая 1947 г. разрешил Совету по делам РПЦ дать согласие Московской Патриархии на проведение в 1947 г. в Москве Вселенского предсоборного совещания с участием глав всех Автокефальных Православных Церквей мира.

18 июня 1947 г. Г.Г. Карпов представил на утверждение И.В. Сталину и В.М. Молотову (в соответствии с распоряжением Совмина СССР № 6501-рс от 31 мая 1947 г.) план проведения совещания глав Автокефальных Православных Церквей в Москве в 1947 г.[xv].

Дата созыва совещания глав Православных Автокефальных Церквей переносилась не­сколько раз. Первоначально предполагалось его провести осенью 1947 г.

15 июля 1947 г. Патриарх писал Г.Г.Карпову: «В результате обмена мнениями по вопросу о Совещании глав Право­славных Церквей по церковным вопросам выяснилось, что в связи с заяв­лениями: 1) патриарха Александрийского; 2) патриарха Иерусалимского; 3) архиепископа Кипрского о том, что они по тем или иным причинам не могут прибыть к участию в Совещании в Москве осенью этого года, необ­ходимо Совещание перенести на более позднее время, примерно на весну 1948 г., а в настоящее время озаботиться созданием организационного ко­митета в составе по одному – два человека от каждой церкви для детальной разработки вопросов Совещания, о чем и сообщить каждому главе автоке­фальной церкви»[xvi].

Баженнейший Патриарх Антиохии и всего Востока Александр III в беседе с посланником СССР в Си­рии и Ливане Солодом (2 июля 1947 г.) рассказал, что он получил письмо от Патриарха Александрийского Христофора, в котором последний свой отказ от участия в Москов­ском совещании мотивировал «опасением наличия большевистского влияния на москов­ское совещание, тревожностью международной обстановки, наличием существенных раз­ногласий в мире и неправомочностью Патриарха Алексия на созыв подобного совещания».[xvii]

В августе 1947 г. Патриарх Алексий послал главам Автокефальных Церквей извещение, что предположенное на осень совещание по церковным вопросам откладывается «ориентировочно на лето будущего года»[xviii].

14 ноября 1947 г. в Москву в сопровождении архиманд­рита Василия Самахи прибыл митрополит Гор Ливанских Илия Карам, который 19 ноября на совещании у Патриарха обстоятельно информировал о положении Православных Церквей на Ближнем Востоке. Он сообщил, что Константинопольский, Александрий­ский и Иерусалимский Патриархи восприняли инициативу созыва Патриархом Алексием в 1948 г. в Москве совещания глав Православных Автокефальных Церквей как нарушение прерога­тив Вселенского Патриарха и опаса­ются присвоения Патриархом Алексием прав Вселенского Патриарха[xix].

13 февраля 1948 г. Совет по делам РПЦ в докладной записке в Совет министров СССР сообщал свое мнение о проведении совещания. Совет полагал, что при современ­ной международной обстановке необходимо сохранить «сложившееся единство право­славных церквей стран новой демократии путем более тесного сплочения их вокруг Рус­ской православной церкви». Также Совет считал, что необходимо выработать и принять «единое мнение по общецерковным вопросам», а удобнее всего это сделать на совещании»[xx].

Поставив вопрос о созыве Совещания в январе 1947 г. и тогда же получив соответствующий доклад митрополита Григория об учреждении ордена, Патриарх Алексий I обратился в Совет по делам РПЦ больше чем через год. 9 апреля 1948 г. он писал Г.Г.Карпову:

«При посещении представителями автокефальных церквей нашей Церкви всегда возникает вопрос о ценных подношениях с нашей стороны этим пред­ставителям и главам автокефальных церквей. Им до сего времени нами под­носились ценнейшие иконы, украшенные драгоценными камнями, золотые панагии, кресты и т.д.

Взамен с их стороны подносились как мне лично, так и нашим представи­телям их церковные ордена.

Затруднительность приобретения все новых и новых ценных подношений, с одной стороны, нежелательность выпуска из пределов Родины особо цен­ных как по материалу, так и по археологическому значению икон и других предметов, с другой, и, наконец, принимая во внимание, что для указанных членов делегаций от зарубежных церквей, как приходится слышать, дороже и приятнее всяких ценных предметов какой-либо знак, носимый как орден, побудило Священный Синод в предвидении приезда иностранных гостей на предстоящее совещание в июне с.г. поднять вопрос об установлении церков­ного знака для пожалования его как представителям нашего духовенства и мирским людям за церковные заслуги, так и заграничным гостям.

Исходя из изложенных соображений и представляя при сем образцы знака в честь Святого равноапостольного князя Владимира и положение об этом знаке[xxi], прошу Совет по делам Русской Православной Церкви исходатайство­вать разрешение правительственной власти на учреждение, изготовление и пожалование соответствующим лицам этого церковного знака в честь Св[ятого] равноапостольного князя Владимира»[xxii].

Совет по делам РПЦ поддержал данную инициативу, и 19 апреля 1948 г. направил в Совет министров СССР доклад­ную записку об обращении Патриарха Алексия I в Совет с ходатайством получить разре­шение на учреждение и изготовление нагрудного знака в честь святого князя Владимира для награждения по постановлениям Патриарха и Священного Синода духовенства и ми­рян за церковные заслуги.

Совет по делам РПЦ одобрил создание такого знака и отметил, что его изготовление позволит Московскому Патриарху укрепить отношения с другими Церквями. На докладной записке сделана помета: «В дело. Лично доложено т. Ворошило­ву, и он высказался против, не советуя ставить этот вопрос, но сказав, что это лично его мнение, с чем я и согласился. 20/IV. Карпов»[xxiii].

«Голов не вешать и глядеть вперед! Ведь с нами Ворошилов, первый красный офицер, сумеем кровь пролить за СССР», – пелось в песне «Красных кавалеристов».

Грудь «первого красного офицера» К. Е. Ворошилова, бывшего в то время заместителем председателя Совета министров СССР, украшали 8 орденов Ленина, 6 орденов Красного Знамени, орден Суворова 1-й степени и другие…

2 июля 1948 г. Патриарх Алексий получил телеграмму Патриарха Христофора, в которой сообщалось, что возникли «препятствия», и делегация от Александ­рийской Патриархии не может прибыть на празднование 500-летия автокефалии РПЦ и на совещание в Москву. В частности, в телеграмме говорилось: «Мы решили просить свя­тейшего митрополита Ленинградского Григория представлять нас на обоих празднествах. Братски просим Ваше блаженство ответить, согласны ли Вы на это представительство, чтобы прислать необходимые инструкции»[xxiv].

«Любопытно, с какими полномочиями?..» – писал митрополит Григорий в дневнике 3 июля 1948 г. Патриарх Алексий в ответной телеграмме Патриарху Христофору попросил ситуацию «разъяснить», а Г.Г. Карпов по поводу телеграммы Патриарха высказал мысль: «не ирония ли это?»[xxv].

Со­вещание глав и представителей Православных Церквей и торжества 500-летия автокефалии Русской Православной Церкви проходили в Москве с 8 по 18 июля 1948 г.[xxvi].

Участники начали съезжаться в Москву раньше. Митрополиту Григорию поручено было встречать и сопровождать на всех мероприятиях представителя Константинопольского Патриарха Максима (Метаксиса), экзарха Константинопольского престола в Западной и Центральной Европе митрополита Фиатирского Германоса, который прилетел в Москву 6 июля из Лондона (через Берлин), где он участвовал в Ламбетской конференции[xxvii].

Остальные два делегата от Константинопольского Патриархата прибыли позже. Митрополит Германос привез приветствия от Константинопольского Патриарха, Кентерберийского архиепископа, который на Ламбетской конференции, «узнав, сообщил епископам (до 300 ч.), и по их уполномочию присылает приветствие по случаю 500-летия Автокефалии»[xxviii], – писал митрополит Григорий в дневнике.

Касательно Константинопольского Патриарха, митрополит Германос сообщил, что «Максим с марта снова заболел неврастенией с меланхолией, и возможно, что уйдет на покой»[xxix].

7 июля в 12 часов митрополит Григорий с митрополитом Германосом были с визитом у Патриарха. Гость сообщил о распоряжении Константинополя представительствовать на юбилее, но не участвовать в Совещании.

«Потом обедали, – писал митрополит Григорий, – были в Музее реконструкции Москвы и проехали на Химк[инский] вокзал. Беседовали о Л[енин]гр[аде], о войне и разрушениях, о голоде и гибели людей, об Иерусалиме, Анастасии, об украин[ских] архиереях и проч.»[xxx].

8 июля торжества открылись молебном: «Оч[ень] торжественно и величественно. Все в восторге (отзыв М[итрополита] Кирилла и М[итрополита]Германоса). В Патриархии завтрак… [неразб.] Мы в столовой, где все главы и Карпов. Потом прогулка в саду. М[итрополит] Германос хотел видеть Патриарха, чтобы передать просьбу секретаря Амстерд[амской] экумен[ической] конференции[xxxi], чтобы прислали хотя бы наблюдателя… Вечером на заседании были приветствия. Карпов – от Правительства. Отзыв Германоса – «очень хорошо»… Восхищены массой народа, обращено внимание на большое количество милиции для охраны порядка. Между прочим сказал, что он 4 раза говорил на греч[еском] и на франц[узском] и на англ[ийском] языке в больших собраниях о свободе Церкви в России, и высказал пожелание, чтобы и по нынешнему поводу хорошо было бы по радио рассказать о нынешнем торжестве и еще раз подчеркнуть о свободе Церкви в России. Я на это ответил, то лучше всего это сделать из заграницы. Завтра Германос не будет на плен[арном] заседании и я с ним после 3-х час. [визит] к Карпову и осмотр церквей. На веч[ернем] заседании я читал перевод греч[еского] приветствия м[итрополита] Германоса. Вечером был прот. Шпиллер[xxxii]. Говорил, что Болг[арский] Синод делегировал всех и высказался принципиально за участие в экум[еническом] движении, но «по политич[еским] обстоятельствам до времени пока не принимать участия». Эти «полит[ические] обст[оятельства]» означают «нас заставили подписаться». Это хочет в Комиссии Шпиллер уточнить. Стефан держит нос на Запад и это единственное чем он поддерживает себя с епископским советом. Но с нами будет заигрывать, п[отому] ч[то] хочет просить у нас ден[ежной] помощи. Кстати нашу прежнюю помощь он употребил исключительно на себя, на достройку своей дачи, мотивируя это публично (в собрании священников), что П[атриарх] Алексий просил его приготовить дачу для его (Алексия) отдыха. Здесь Кирилл сколачивает блок с Сербами и Румынами, чтобы сближаться с экуменистами, пишут декларацию […].

9 июля. С утра я на пленарном заседании. […]. В 3 ч. мы с м[итрополитом] Германосом были у Карпова. Разговор общий. […]. Вечером был у м[итрополита] Стефана Болгарского. Он много говорил о м[итрополите] Кирилле[xxxiii] и М[итрополите] Никодиме[xxxiv], как врагах его, тянущих к Западу; говорил, что Кирилл писал статью с дифирамбом Гитлеру, показал декларацию, написанную ими, которую он исправляет и сглаживает… Он просил Карпова приехать к нему с м[итрополитом] Кириллом и М[итрополитом] Никодимом и заставить их высказать свои взгляды на отношение к СССР и Русской Церкви. Жаловался, что Болг[арское] Правительство притесняет Ц[ерко]вь, отняло 2 семинарии, теснит Рыльск[ий] м[онасты]рь, так что Ц[ерко]вь оч[ень] нуждается в средствах и сам он полгода не получает содержания. Он намерен просить ден[ежной] помощи у нас. По экумен[ическому] вопросу он, по его словам, не согласен с позицией экумен[ического] совета после 1938 г. и даже писал об этом Совету; с приезжавшими в Софию для переговоров экуменистами он уклонился видеться. Потом зашел к антиохийцам и говорил с М[итрополитом] .Александром и Илией Карамом об экуменизме. Они совсем не в курсе дела. Я разъяснил им суть дела и позицию болг[арских] экуменистов и их декларации, и они крепко заявили о полном согласии со мной, что и заявят в Комиссии. Карам сделал мне подарки (ладан, часы и материю)»[xxxv].

Далее владыка Григорий писал: «15 июля. Четверг. Все время был оч[ень] занят. […] 13 и 14 (вторник и среда) я работал в Комиссии по экумен[ическому] вопросу (председательствовал). Вопрос прошел оч[ень] гладко, спокойно, все были довольны. Не то, что в других Комиссиях, где были споры и разногласия. […] Шпиллер сообщил мне, что М[итрополит] Германос долго беседовал с Экзархом М[итрополитом] Стефаном, высказывая мысль, что М[итрополит] Стефан д[олжен] дать материал (англичанам?), что Совещание наше прошло под давлением Сов[етского] Правительства, им надо дискредитировать Совещание, о чем уже началась кампания на Западе. Повидимому М[итрополит] Германос [занят] сближением М[итрополита] Стефана на сторону Запада. Он указывал на возможность близкой войны, которая, по его мыслям, ликвидирует на Балканах влияние СССР, и тогда для М[итрополита] Стефана результаты будут печальны, если он не переменит позиции, и наоборот – выгодные, если он отойдет от русских… С дугой стороны, вчера на ужине у П[атриарха] Каллистрата[xxxvi] М[итрополит] Стефан мне говорил, что он просил М[итрополита] Германоса написать Конст[антинопольскому] Патриарху о необходимости быть солидарным с Совещанием и не участвовать в Амстерд[амской] Конференции, согласно постановлению Совещания… Был слух, что Болгарское Правительство потребовало от М[итрополита] Стефана, чтобы он порвал с экуменизмом… Иначе провалится его «Патриаршество». Сам М[итрополит] Стефан вчера был долго у Карпова с М[итрополитом] Кириллом и М[итрополитом] Никодимом»[xxxvii].

17 июля было последнее пленарное заседание Совещания, на котором были заслушаны резолюции всех 4 комиссий и подписаны главами Церквей и Чехословацким Экзархатом. 18 июля в 7 часов утра все выехали в Лавру к литургии, молебну и окончанию торжеств.

Александрийскую Патриархию на Совещании, в конечном итоге, представляли антиохийцы – митрополиты Эмесский Александр и Ливанский Илия.

По вопросу экуменического движения совещанием была принята резолюция: «…наше Совещание Предстоятелей и Представителей Православных Автокефальных Церквей, молитвенно призвав содействие Святого Духа, определило:

Сообщить «Всемирному Совету Церквей», в ответ на полученное всеми нами приглашение к участию в Амстердамской Ассамблее в качестве членов ее, что все Православные поместные Церкви, участники настоящего Совещания, принуждены отказаться от участия в экуменическом движении, в современном его плане»[xxxviii].

18 июля вечерним поездом митрополит Григорий выехал домой в Ленинград, а утром 20 июля встретил приехавшую из Москвы делегацию участников Совещания в количестве 33 человек и четверых сопровождающих лиц.

Гостей поселили в «Европейской» гостинице. Днем они осмотрели Петропавловскую крепость, домик Петра и город. В 16.30 гости служили всенощное бдение в Николо-Богоявленском, Князь-Владимирском и Преображенском соборах (митрополит Григорий вместе с Патриархом Румынским Юстинианом – в двух последних). 21 июля все делегации служили в тех же соборах, но в ином составе – по расписанию. В 1.30 главы делегаций посетили владыку Григория в его резиденции в Никольскои соборе. Он поднес всем по иконе и по ларцу работы Палеха, а главам Церквей свои «фотокарточки». В 3 часа дня владыка давал обед в честь гостей в «Европейской» гостинице, затем часть гостей на пароходе отправились в Петродворец, а часть – на автобусах в Ораниенбаум.

22 июля все гости посетили уполномоченного Совета по делам РПЦ в Ленинграде А.И.Кушнарева, музей Обороны города, Эрмитаж, академическую церковь и библиотеку. Вечером в актовом зале Академии для гостей был дан духовный концерт.

В 22.30 владыка проводил гостей на поезд в Москву; двое греков улетели на другой день в Стокгольм.

Позже выяснились «некоторые неприятные обстоятельства их отъезда: на аэродроме таможенные чины разворотили все вещи, отобрали все книги, здесь подаренные, и хотя через некоторое время их возвратили, но это оставило, конечно, неприятное впечатление»[xxxix], – писал владыка.

Орден Русской Православной Церкви, если бы таковой имелся, советские таможенники, возможно, не стали бы отбирать… [xl]

На Поместном Соборе 1945 г. владыка Григорий сопровождал Антиохийскую делегацию, с членами которой, и особенно с Блаженнейшим Александром III, Патриархом Антиохии и всего Востока, у него установились теплые отношения, которые укрепились во время поездки владыки на Ближний Восток.

Выпускник Киевской Духовной Академии, свободно владевший русским языком в начале XX в., игумен подворья Антиохийской Патриархии в Москве – с началом Великой Отечественной войны, Патриарх Александр обратился к христианам всего мира с просьбой о поддержке России и ее народа. В 1943 году он приветствовал избрание Патриарха Московского и всея Руси Сергия и сделал пожертвование на воинов Красной Армии.

Во время Второй мировой войны, когда была провозглашена независимость Сирии и Ливана, установивших дипломатические отношения с СССР, Антиохийская Православная Церковь активно поддерживала контакты с РПЦ и Советским Союзом.

17 июля 1948 г. в Москве вновь открылось закрытое в 1929 г. Антиохийское подворье, разместившееся в храмах св. арх. Гавриила и вмч. Феодора Стратилата. Первым настоятелем подворья стал архимандрит Василий (Самаха), с 1955 г. еп. Сергиопольский.

Патриарх Александр III деятельно поддерживал позицию РПЦ в условиях «холодной войны»[xli].

В своем письме в МИД СССР от 24 июня 1952 г. Совет по делам РПЦ писал: «начиная с 1945 г. возглавляемая патриархом Александром Антиохийская православная церковь занимает наиболее положительную позицию к Русской церкви и поддерживает все ее начинания, а патриарх Александр является по существу единственным из восточных патриархов, через которого Русская церковь имеет возмож­ность противодействовать американо-английским проискам использовать восточных патриархов в своих интересах»[xlii].

Патриарха Александра часто приглашали в СССР.[xliii]

27 июля 1950 г. митрополит Григорий вторично, через Прагу и Рим, вылетел в Дамаск к Блаженнейшему Патриарху Александру III. Сопровождали его архиепископ Краснодарский Гермоген (Кожин) и управляющий делами Московской Патриархии прот.Н.Ф.Колчицкий[xliv].

Формально (для корреспондентов) цель поездки состояла во вручении Патриарху Александру диплома почетного члена МДА и знаков доктора богословия, вместе с приглашением принять участие в конференции в защиту мира в Москве.

Фактической целью поездки было не только оказание материальной поддержки Патриарху Александру III, Церквам, православным школам и некоторым неимущим архиереям Антиохийской Церкви, но и выяснение с помощью Патриарха целого ряда важных вопросов, подготовленных митрополитом Григорием и членами делегации перед вылетом совместно с митрополитом Николаем и Г.Г.Карповым.

В первую очередь интересовал характер взаимоотношений между восточными Патриархами, их мнение по вопросу автокефалии Польской Церкви, экуменизму, отношение к энциклике нового Константинопольского Патриарха Афинагора (Спиру) от 26 февраля[xlv], отношение к Ватикану и др.

Рассчитывали на получение поддержки со стороны Патриарха Александра в решении с Константинопольским Патриархатом целого ряда вопросов, омрачавших отношения Русской и Константинопольской Церквей, среди них: положение русских приходов в Западной Европе, вмешательство Константинополя в область юрисдикции РПЦ в Финляндии, его позиция по вопросу об автокефалии Православных Церквей в Польше и Чехословакии, каноническое урегулирование православной церковной жизни в Америке, положение русского монашества на Афоне.

В ходе поездки, однако, не все вопросы удалось прояснить. Так, Патриарх Александр сообщил владыке Григорию, что с Константинопольским Патриархом Афинагором у него «нет сношений, кроме официальных». По поводу энциклики: «текста здесь нет, не зная текста, Патриарх не реагирует, поэтому никаких сношений еще не было у Ал[ександра] III с другими»[xlvi].

«К Ватикану общее отношение в[есьма] отрицательное, но без больших денег никакая борьба не будет реальна… Экум[енического] движения здесь нет»[xlvii], – записал митрополит ответы Патриарха Александра.

Еще одной целью делегации было прозондировать вопрос о возможности встречи с Патриархом Иерусалимским Тимофеем и решить параллельно вопрос о возможности паломникам из России попасть к Святым местам в Иерусалиме.

Патриарх Александр на это ответил, что «там нет хороших архиереев, думают только о деньгах, а не о Хр[истовом] деле…»[xlviii].

Патриарх принимал делегацию на своей даче в Седнайском монастыре в 28 километрах от Дамаска. «Чудная погода, высоко – 1400 метров над уровнем моря»[xlix], – писал владыка.

Поездка заняла почти две недели, митрополит участвовал в богослужениях и 8 июля в епископской хиротонии. Он писал: «После церемонии с жезлом, Патриарх обратился ко мне с краткой речью и поднес церковный орден Св. Ап. Петра и Павла (звезду и большую через плечо красную ленту с просинью). В 1 час дня был большой обед (ок[оло] 35 чел[овек]) с участием 3 дам (благотворительниц) и светских»[l].

На аэродром 8 июля к вечеру проводить делегацию приехал сам Патриарх Александр, несколько митрополитов, игумен Марк и две сестры из Седнайского монастыря.

***

В 1946 г., во время пребывания митрополита Григория в Северной Америке, митрополит Афинагор, возглавлявший тогда Греческую Православную Церковь в Америке, пожелал встретиться с полномочным послом Московского Патриарха. Архиереи обменялись визитами, и затем митрополит Афинагор устроил в честь митрополита Григория обед, разговор на котором не касался общецерковных событий, а лишь церковной жизни в Северной Америке. В отношении митрополита Григория со стороны митрополита Афинагора было проявлено чрезвычайное внимание и любезность[li].

Когда в ноябре 1948 г. митрополит Афинагор был избран Константинопольским Патриархом, митрополит Григорий не знал о времени его выезда из Америки, поэтому не приветствовал его. Но воспользовавшись наступлением праздника Пасхи, 20 апреля 1949 г., он поздравил нового Патриарха Константинопольского телеграммой, на которую Патриарх Афинагор 23 апреля ответил также телеграммой, а 23 мая прислал митрополиту письмо, в котором говорилось о необходимости (или желательности) «общения»[lii].

В дальнейшем желание «общения» с Русской Православной Церковью Патриарха Афинагора выразилось в его намерениях созвать Вселенский Собор, которые успехом не увенчались[liii].

***

Относительно просьбы Александрийского Патриарха Христофора II, чтобы митрополит Григорий представлял Александрийский Патриархат на Совещании 1948 г., вскоре и Патриарх Алексий I, и Г.Г.Карпов убедились, что это не было «иронией».

21 мая 1952 года митрополит Григорий писал Патриарху Алексию: «я получил письмо от Секретаря Патриарха Александрийского Архимандрита Парфениуса письмо (на французском языке), копию которого в русском переводе при сем прилагаю. Речь идет о предположении Александрийского Патриарха Христофора созвать на Синае Собор для обсуждения общих вопросов Православной Церкви и ему желательно по этому поводу знать мнение Вашего Святейшества. Как можно понять из письма архимандрита Парфениуса, он обращается ко мне по поручению Патриарха Христофора, чтобы предварительно официальных сношений, частным порядком, узнать мнение Русской Православной Церкви (как и других связанных с нами Церквей) по поводу вопросов, поднимавшихся еще в 20-х годах на Афоне и других позднейших.

Осторожность понятная, потому что и вопросы большие и серьезные, требующие тщательной продуманности и предварительных сношений.

Благословите, дорогой Владыка, что можно ответить о. Архимандриту Парфениусу для сообщения Патриарху Христофору относительно намерения о созыве Собора, и, в частности, о согласии Вашего Святейшества на участие в Соборе, если бы он состоялся»[liv].

3 июня 1952 г. Патриарх Алексий I писал Г.Г.Карпову, что «От м[итрополита] Григория получил копию письма к нему главного сек­ретаря Александрийской патриархии архим[андрита] Парфения, который по поручению п[атриар]ха Христофора осведомляет его о том, что Христофор собирается созвать Вселенский Собор на Синайской Горе, и просит выяснить отношение к этому акту Моск[овской] п[атриар]хии и, в частности, сообщить, «прибудет ли лично его бл[аженст]во Алексий». По этому случаю можно вос­кликнуть: «В чем дело?!» Почему беспокойный Христофор берется за это дело и почему необходим теперь Вселенский Собор, задачей коего всегда было главным образом вырабатывать догматические положения. Я написал м[итрополи]ту, чтобы он сообщил Парфению, что его письмо он получил и что оно будет доложено п[атриар]ху, который в настоящее время отдыхает и лечится в Одессе. Письмо этого Парфения я Вам пришлю»[lv].

Митрополит Григорий получил из канцелярии Патриарха письмо от управделами Патриархии прот.Н.Ф.Колчицкого о том, что Патриарх положил на его письмо резолюцию: «1952 июня 1. Преосвященного Митрополита прошу сообщить секретарю Патриарха Христофора – архим. Парфению, что его письмо от 28 апреля с.г. им поучено 21-го мая и будет доложено Святейшему Патриарху Алексию, который в настоящее время находится на лечении в г. Одессе»[lvi].

12 июня митрополит Григорий отправил соответствующий резолюции Патриарха ответ в Александрию[lvii]. [lviii]

В докладной записке в Бюро Президиума Совета министров СССР от 22 июля 1952 г. по поводу инициатив Патриархов Афинагора и Христофора по созыву Вселенского обора Г.Г.Карпов писал: «в настоящее время необходимость созыва такого собора признают все 14 авто­кефальных православных церквей, но, в то же время, большинство церквей представляет себе и затруднительность, почти невозможность Собора по ряду причин»[lix].

В 1951 г. Патриарх Антиохийский Александр III был в Москве с визитом у Патриарха Алексиия. Поскольку в 1952–1953 годах состояние его здоровья и некоторые другие причины, не позволили ему принять приглашения Московского Патриарха, он направил в Россию делегацию митрополитов. В мае 1953 г. в Северной столице митрополита Григория посетили митрополиты Епифанийский Игнатий, Хауранский Афанасий и Эмесский Александр.[lx]

В 1953 г. скончался И.В.Сталин, сменилось политическое руководство СССР. Начавшиеся в 1950–1953 гг. антирелигиозные выступления в советской печати, к 1954 г. достигли широких масштабов.

7 июля 1954 г. вышло постановление ЦК КПСС «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения».

31 августа митрополит Григорий подготовил Патриарху Алексию доклад для передачи в Совет по делам РПЦ. В докладе он изложил факты нарушений законодательства при закрытии храмов, увеличения числа хулиганских выходок в отношении духовенства и верующих, вандализма и поджогов церквей и молитвенных домов и др., указав в целом на нежелательные результаты антирелигиозной пропаганды.

11 ноября он писал в дневнике: «В «Правде» появилось постановление «Об ошибках в проведении научно-атеистической пропаганды среди населения». Впечатление большое и значение громадное. Это, по-видимому, прямой ответ на представленный Патриархом Правительству (Карпову) мой доклад от 31 августа. За ужином у Карпова были разговоры общего характера по этому поводу. Во время ужина молчал по этому поводу только м[итрополит] Николай… 12 декабря 1954 г. Сегодня по радио сообщили, что Патриарх был на приеме у Маленкова. Это хорошо, я усиленно настаивал ему на этом, когда подал ему доклад по поводу травли газетной на Церковь и религию»[lxi].

Т.А.Чумаченко считает, что принятие постановления ЦК КПСС от 10 ноября 1954 г. «Об ошибках в проведении научно-атеистической пропаганды среди населения» определили главным образом интересы внешнеполити­ческого характера, поскольку новое руководство СССР выходило на международную арену с программой смягчения международной напряженности. Обострение взаимоотношений с Русской Церковью, и через нее – со всем православным миром, могло повредить имиджу советских лидеров.

Официальная власть старалась продемонстрировать и новый ха­рактер взаимоотношений с Русской Православной Церковью: иерар­хи Московской Патриархии становятся частью политического исте­блишмента советского государства. С июня 1955 г. на приемах в честь иностранных гостей впервые присутствуют церковные руководители. Журнал Московской Патриархии, начиная с 10 номера за 1955 г., даже ввел отдельную рубрику — «Присутствие представителей РПЦ на приемах в честь иностранных гостей»[lxii].

По масштабам активности Русской Православной Церкви на ме­ждународной арене и включенности ее во внешнеполитические ак­ции советского правительства 1955 год превзошел все предыдущие. В этом году Московская Патриархия приняла рекордное число зару­бежных делегаций — 11 (в 1954 г. — 5) в составе 57 человек (в 1955 г. — 28), которые провели в стране в общей сложности 220 дней. В свою очередь 8 делегаций РПЦ в составе 41 человека выезжали в тот год за границу[lxiii].

В 1954 году Северную столицу в сопровождении митрополитов Феодосия Трипольского[lxiv], Нифонта Селевского, Илии (Карама) Ливанского и архимандрита Василия Самахи посетил сам Патриарх Александр III.

Митрополит Григорий писал, что антиохийцы 17 августа прибыли самолетом из Хельсинки (путь: Дамаск, Рим, Женева, Франкфурт, Копенгаган, Стокгольм, Хельсинки). Остановились высокие гости в гостинице «Астория» и на другой день посетили митрополита, который принимал их в роскошном колонном зале митрополичьего дома в Св.-Духовском корпусе Лавры. Вечером архиереи участвовали во всенощном бдении в Николо-Богоявленском соборе, а 19 августа – в день 200-летия освящения собора – на Литургии в Спасо-Преображенском соборе. Перед молебном владыка Григорий приветствовал Антиохийского Патриарха, тот ответил и передал митрополиту орден Ап.Марка 1 степени от Патриарха Александрийского Христофора II и от себя медаль в честь 50-летия своего епископства. Днем владыка Григорий дал парадный обед у себя в покоях.

Митрополит Григорий писал в дневнике: «Поднес им подарков (иконы, конфетки, портреты, четки Патриарху»[lxv].

Затем митрополит пригласил гостей на духовный концерт в Академию. Вечером владыка посетил гостей в гостинице и попрощался. Сопровождать гостей на вокзал были направлены викарный епископ Таллиннский Роман (Танг) и прот.А.Медведский.

Только в августе 1954 г. митрополит Григорий принял несколько делегаций – 19 августа, не успел он проводить Патриарха Александра, как пароходом прибыл из Нигерии архиепископ Лукас, а перед приездом антиохийцев митрополит принимал финляндскую делегацию.

Последнюю в своей жизни делегацию владыка Григорий встретил 26 августа 1955 г. Приезжали Патриарх Румынский Юстиниан, митрополит Варшавский Макарий, 2 архимандрита Александрийской Церкви, архимандрит Болгарской Церкви Максим, 2 епископа (Румынский и Польский) и сопровождающие лица – всего 14 человек[lxvi].

С 7 по 28 октября 1955 г. митрополит Григорий возглавлял делегацию РПЦ на торжествах 70-летия автокефалии Румынской Церкви, прославления и обобщения культа некоторых местночтимых святых. Константинопольскую Патриархию на торжествах представляли архиепископ Фиатрийский Атанагорас и епископ Мелетинский Якоб, с которыми, по их просьбе, митрополит Григорий имел частную беседу.

13 октября из Ясс он послал Патриарху Алексию I телеграмму: «Вчера Констан[тинопольские] делегаты в интимной беседе высказали желание получить Ваше официальное приглашение посетить Советский Союз для выяснения некоторых церковных вопросов. Мною были затронуты факты, нарушающие наши прерогативы. Тон беседы вполне дружественный»[lxvii].

Иконы, книги, ларцы, четки, портреты, «конфетки»… – не довелось митрополиту Григорию, как он задумал еще в 1947 г., вручать от Московского Патриарха орден Русской Православной Церкви ни высоким гостям дома, ни главам Автокефальных Церквей во время поездок заграницу.

Из командировки в Румынию в Ленинград владыка уже не вернулся. 5 ноября 1955 г. на 86-м году жизни митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий почил о Господе в Москве, в помещении Московской Патриархии.

***

В 1955 г. в Совет по делам РПЦ поступила «ре­комендация» председателя Комитета информации при МИД СССР А. А. Громыко о том, чтобы «в целях оказания влияния на харак­тер и направление деятельности Всемирного Совета Церквей можно было бы рассмотреть вопрос об участии в этой организации Русской православной церкви»[lxviii].

На протяжении 1955—1956 гг. проходили активные неформальные встречи с представителями различных протестантских церквей — участ­никами экуменического движения. Их следствием явилось предложе­ние (июнь 1956 г.) со стороны Центрального комитета ВСЦ об органи­зации официальной встречи представителей РПЦ и ВСЦ.

Московская Патриархия по согласованию с Советом по делам РПЦ приняла предложение экуменистов. Однако намеченные планы расстроили события в Венгрии осенью 1956 г., и встреча была отложена.

Сама Московская Патриархия под давлением Совета уже не возражала против пересмотра решений 1948 г. об отношении к экуменическому движению, но не могла решить вопрос о сбли­жении с экуменистами самостоятельно. Патриарх Алексий I и митро­полит Николай считали, что следует получить согласие всех Автоке­фальных Церквей — участниц совещания 1948 г., выработать единую позицию. С этими доводами был согласен и Совет по делам РПЦ.

Отношение руководителей Православных Церквей к экуменизму, точнее, их отношение к изменению позиции 1948 г., по рекоменда­ции Карпова «осторожно выяснялось» на протяжении 1956 г. во вре­мя визитов церковных делегаций в Москву и ответных визитов де­легаций РПЦ, в переписке с главами Церквей. К концу 1956 г. руководству Совета стало ясно, что назрел со­зыв нового всеправославного совещания глав Церквей.

В январе 1957 г. Г.Г. Карпов «ориентировал» митрополита Николая: «Главной за­дачей по внешней работе Московской патриархии в 1957 году явля­ется созыв совещания глав и представителей православных церквей для решения вопросов об отношении к экуменическому движению»[lxix].

Учитывая опыт подготовки совещания 1948 г., митрополит Николай и Г.Г.Карпов посчитали, что совещание целесообразно приурочить к какому-либо церковному празднику. В письме от 21 мая в ЦК КПСС Карпов отмечал: «...Учитывая, что от поездки на специально созванное совещание не­которые церкви могут уклониться, патриархия намечает пригласить глав и представителей церквей на церковные торжества в связи с ис­полняющимся в ноябре 40-летием восстановления патриаршества в Русской православной церкви и использовать приезд делегаций для проведения совещания»[lxx].

Постановлением Секретариата ЦК КПСС от 13 июля 1957 г. проведение совещания глав Автокефальных Православных Церквей в Москве в ноябре 1957 г. по случаю 40-летия восстановления патри­аршества в РПЦ было санкционировано.

Первоначально намеченное на июнь 1957 года и затем на ноябрь, совещание и празднование 40-летия восстановления патри­аршества, согласно «пожеланию восточных па­триархов перенести торжества на более теплое время», было перенесено на май 1958 г.[lxxi].

По информации митрополита Николая, принципиаль­ная позиция высшего клира ряда Церквей за 10 лет не изменилась: «румы­ны, сербы, болгары, антиохийцы, греки категорически против уча­стия в экуменическом движении, они все, за исключением греков, сторонники наших соглашений 1948 года»[lxxii].

На проведенном в сентябре 1957 г. совещании представителей социалистических стран линия Москвы на сближение с экумениста­ми поддержки у коллег не получила, и Совет продолжил работу в этом направлении уже на уровне двусторонних встреч.

7—9 мая 1958 г. в Москву по приглашению Московской Патриархии на празднование 40-летия восстановления патриаршества в Русской Православной Церкви прибыли 13 деле­гаций Православных Церквей мира: Константинопольской, Александрийской, Антиохийской, Грузинской, Сербской, Румынской, Болгарской, Элладской (Греция), Албанской, Польской, Чехословацкой, Финляндской и Армянской.

13 мая 1958 г. в здании Московской духовной академии в Троице-Сергиевой лавре со­стоялось торжественное собрание всех членов делегаций и духовенства Московской Патри­архии. 16 мая большая часть членов делегаций выехала в Ленинград, Сталинград и Киев[lxxiii].

Вопрос об отноше­нии к экуменическому движению и контактах с ВСЦ на торжествах не обсуждался. Лишь Русская Православная Церковь, от лица которой на торжест­венном акте в Московской духовной академии митрополит Нико­лай выступил с докладом «Православие и современность», выразила свое отношение к экуменизму. Иерарх, обозначив «признаки эволю­ции» экуменического движения, заявил, что «Русская православная церковь считает возможным пойти навстречу желанию Всемирного Совета Церквей и встретиться с его руководителями, — пока с един­ственной целью взаимного ознакомления со взглядами на целесоо­бразность и формы дальнейших отношений»[lxxiv].

Таким образом, задача подвести Православные Церкви — по край­ней мере Церкви стран народной демократии — к ревизии антиэку­менических установок совещания 1948 г. не увенчались успехом.

Немало­важную роль в этом сыграла, в частности, отрицательная позиция Г.Г.Карпова по отношению к идее вхождения РПЦ во Всемирный Совет Церквей. Он обоснованно полагал, что стремление ВСЦ к контак­там с РПЦ и активно выражаемое желание о ее членстве определялись политическими целями. Еще в процессе подготовки московской встречи Карпов обратился с просьбой в Комитет информации при МИД СССР подготовить справку о деятельности ВСЦ. Знако­мясь с документом, председатель Совета особо выделил — подчер­кнул красным карандашом — следующий тезис: «ВСЦ весьма активно выступает за урегулирование отношений между Востоком и Западом, полагая, что нормализация этих отношений даст западным церквям возможность сильнее воздействовать на духовенство стран социали­стического лагеря»[lxxv].

При таком положении дел, войдя в ВСЦ, Рус­ская Церковь без поддержки других Православных Церквей не только не смогла бы, по мнению председателя Совета, влиять на характер и направление деятельности экуменического движения, но и проти­востоять «западному воздействию». Этой точки зрения Карпов при­держивался плоть до своего увольнения с поста председателя Совета[lxxvi].

Независимая позиция председателя Совета по делам РПЦ, соб­ственное видение характера и перспектив сотрудничества РПЦ и Православных Церквей стран содружества на международной аре­не, несовпадающие с точкой зрения Кремля, вызывали раздражение и недовольство власти.

Контакты председателя Совета по делам РПЦ с главами органов власти, зани­мающимися вопросами религиозных культов в странах Восточной Европы, динамично развивавшиеся в 1956—1957 гг., с 1958 г. правительством были «заморожены». Карьера Г.Г.Карпова близилась к закату.

Закончился и очередной короткий период «оттепели», и власть начала новое наступление на цер­ковь, духовенство и верующих.

***

Возвращаясь к итогам Совещания 1948 г. и сравнивая их с совещанием 1958 г., можно с уверенностью присоединиться к словам современника: «Это совещание, ставшее достоянием мирового общественного мнения, являлось, по существу, вселенским. Таких совещаний не было в истории Русской церк­ви еще никогда»[lxxvii].

«Рука Кремля», которую только и видит в решениях Совещания 1948 г. автор статьи «Вынужденность решений московского Совещания глав и представителей Православных Церквей 1948 года» М.В. Артеев[lxxviii], в 1958 г. «дала осечку» («не сработала»).

Из дневника митрополита Григория становится ясно, под чьим давлением и с какой целью для дискредитации резолюций Совещания 1948 г. католиками и протестантами на Западе была начата специальная мощная кампания в прессе. И практически словами представителя Константинопольского Патриархата митрополита Германоса шестидесятилетней давности современный отечественный автор ее продолжает, отказывая в независимости решениям не только Русской, но и другим Поместным Церквам[lxxix].

Из живого текста уникального церковно-исторического источника ясно видно, что решения, и особенно единодушные по вопросу экуменического движения, на Совещании были приняты соборно, а проблемы если и были, то только внутри делегации Болгарской Православной Церкви, архиереи которой решали их между собой и с правительством своей страны.

На Московском Совещании Глав и представителей Православных Церквей 1948 г. были решены не только насущные богословские и канонические, но, в условиях «холодной войны», и геополитические вопросы.

***

«Положение о наградах Русской Православной Церкви», принятое на Архиерейском соборе Русской Православной Церкви 5 февраля 2013 г., говорит, что орден святого равноапостольного князя Владимира был учрежден в 1957 году в память 40-летия восстановления патриаршества в Русской Православной Церкви[lxxx].

Однако торжества 40-летия восстановления патриаршества в РПЦ проходили не в ноябре 1947 г., а в мае 1958 года.  

Вопрос о награде РПЦ Патриарх Алексий I  повторно возбудил в своем обращении в Совет по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров Союза ССР в апреле 1958 года. Он писал Г.Г.Карпову:

«22 апреля 1958 г… Прошу Совет возбудить ходатайство перед Правительством об утверждении нагрудного знака Русской православной церкви в честь Святого Равноапостольного Великого князя Владимира и препровождаю при этом Статут и рисунки знака»[lxxxi].

Председатель Совета по делам РПЦ, вновь получив хода​тайство Патриарха об учреждении нагрудного знака, счел «целесообразным» поставить этот вопрос перед вышестоящей инстанцией исходя из политических соображений, если рассматри​вать государственные интересы в смысле престижа Русской Церкви заграницей, а так​же принимая во внимание усиливавшийся обмен делегациями.

14 мая 1958 г. Совет по делам РПЦ обратился в ЦК КПСС с ходатайством о разреше​нии Московской Патриархии учредить и изготовить нагрудный знак Русской Православной Церкви в честь Святого Равноапостольного Великого князя Владимира четырех степеней для награждения им (с вручением специальной грамоты) отечественных и зарубежных церковных деятелей за многолетнее служение в духовном сане или за заслуги перед Церко​вью. Совет счел целесообразным дать согласие Московской Патриархии, мотивируя это тем, что ряд иностранных Автокефальных Православных Церквей имеют аналогичные на​грудные знаки.

Предполагалось, что этот знак будет изготовлен за счет средств Московской Патриархии и в ее мастерской, а грамота отпечатана на Московской печатной фабрике Главного управления Гознака Министерства финансов СССР.

На документе помета: «Справка. Вопрос о нагрудном знаке разрешен на приеме у тов. Хрущева Н.С. 17/V с.г. патриарха Алексия и митр[ополита] Николая. Озерская». На копии письма Патриарха помета: «В дело. Ходатайство было возбуждено. Подлинное письмо патриарха передано в инстанцию. Вопрос положительно решен т. Хрущевым Н.С. при приеме им патриарха Алексия 17 мая 1958 г. И. Репин»[lxxxii].

Если ходатайство возбудить в апреле, то и при положительном решении вопроса т. Хрущевым Н.С. маловероятно было ожидать его осуществления в мае.

Так оно и вышло: прибывшие на торжества 40-летия восстановления патриаршества главы и представители Церквей, так же как и участники Совещания 1948 г., наград не получили.

Более чем кто-либо ордена Русской Православной Церкви был достоин Патриарх Антиохийский Александр III, последний визит которого в СССР в сопровождении митрополитов Епифания Аккарского, Александра Холмского и Афанасия Хауранского состоялся на майские торжества 1958 года. Вскоре после возвращения в Дамаск, 17 июня 1958 г., Блаженнейший Александр III, Патриарх Антиохии и всего Востока, скончался.

Первые награждения орденом святого равноапостольного князя Владимира начались в июле 1959 года, когда в Москву прибыл с визитом его преемник, Патриарх Антиохии и всего Востока Феодосий VI с митрополитами дружественного Антиохийского Патриархата, а также последний император Эфиопии Хайле Селассие I[lxxxiii].

***

Орден святого равноапостольного князя Владимира Русской Православной Церковью празднуется 28 июля (15 июля ст.ст.), в день памяти святого.

Инициатива учреждения первого ордена Русской Православной Церкви принадлежала митрополиту Григорию, а процесс занял «всего» одиннадцать лет. Статут ордена за это время изменился. В 1958 г. он назывался наградным знаком, но имел, как и в проекте 1947 г., 4 степени. В настоящее время орден имеет три степени.

Звезда ордена равноап. кн. Владимира 1-й степени

Звезда ордена равноап. кн. Владимира 1-й степени[lxxxiv]

Ордену святого Владимира присвоена церковь святого равноапостольного князя Владимира в Санкт-Петербурге. В данном храме хранятся орденское знамя, списки орденоносцев и регалии ордена. Настоятель, на время своего служения в качестве такового, имеет право ношения ордена святого Владимира 1 степени по должности. Храм святого равноапостольного князя Владимира г. Санкт-Петербурга имеет право использовать орденскую символику в различных элементах декорации, росписи и орнамента. Лицам, награжденным орденом святого равноапостольного князя Владимира, поручается попечение о духовных академиях, семинариях и училищах Русской Православной Церкви.

На сайте Князь-Владимирского собора представлены многие кавалеры ордена[lxxxv].

В день праздника ордена святого равноапостольного князя Владимира лица, награжденные этим орденом, надевают его ленту чрез плечо, хотя бы они имели орден Андрея Первозванного.