Могут ли быть для историка запретные темы? В принципе, конечно же, нет. Наука не знает запретов. Она знает только одну мотивацию – стремление к истине во всём. Именно поэтому протоиерей Георгий Митрофанов, сам профессор истории, поставил слово «запретные» в названии своей новой книги в кавычки. Но хотя «в принципе» в истории нет и не может быть запретных тем, в действительности они очень долго были. В коммунистический период нашей жизни нельзя было говорить о жестокостях красного террора и о государственных программах белых правительств, о голодоморе 1922-23 гг. и об уничтожении всей почти церковной общественности, как мирян, так и духовенства, в 1937-43 годах. Нельзя было вспоминать перепись января 1937 г. и секретные приложения к советско-германскому пакту от 23 августа 1939 г. Нельзя было говорить о расстреле рабочих в Новочеркасске в июне 1962 г. и о депортации народов в 1943-45 гг. Нельзя было и слова писать о бесчинствах Красной армии в Восточной Европе в 1944-45 гг., и о насильственном перемещении многих десятков тысяч немцев, финнов и румын из стран Восточной Европы в СССР в 1946-47. Ни словом нельзя было анализировать пражскую декларацию Комитета Освобождения народов России 1944 г. или решения всеэмигрантского съезда 1926 г. Полагалось забыть о многих людях – писателе и генерале Краснове, генерале Андрее Власове, генерале Корнилове, писателе Владимире Набокове, философе Иване Ильине, богослове Сергии Булгакове, поэте Георгии Иванове, художнике Борисе Григорьеве.
Но то была эпоха коммунистической тоталитарной идеологии, когда старцы политбюро и «товарищи в погонах» на Лубянке решали за нас, что нам знать, во что верить, что читать. Время это, слава Богу, в далёком прошлом. Запретных тем в истории не остались, хотя многие тома архивных материалов советского периода засекречены до сего дня, порождая среди историков догадки, а порой и ошибки. «Секретят» же архивы советского времени по одной причине – чтобы историческая правда, выявленная документами, не опорочила коммунистическое государство, его руководителей и иных «деятелей». Казалось бы, что нынешней, свободной России до этих мрачных и часто кровавых фигур, зачем беречь их покой? Ан нет, берегут на государственном уровне и ныне берегут больше, чем пятнадцать лет назад. И берегут потому, что нынешнее государство юридически объявило себя продолжателем именно большевицкого СССР, а не той исторической России, которая большевиками была изничтожена в пятилетней Гражданской войне 1917-22 годов. И вот поскольку коммунистический период для нынешней государственной власти в России является своим, его и оберегают от излишних поношений, а поскольку тогдашний режим был жесток и бесчеловечен, и избежать поношений никак не может, то его оберегают от правды. И потому сохраняется гриф секретности на многих папках архивного хранения, и потому немало тем отечественной истории ХХ века перестав быть запретными, остались нежелательными, а некоторые их интерпретации, всё более недопустимыми.
И вот против этого и восстаёт отец Георгий. Восстаёт как священник, как христианин. Он знает прекрасно из повседневной пастырской деятельности, сколь пагубны для человека грехи сокрытые, не исповеданные, грехи, которые постарались забыть, грехи, которые как будто сняты самооправданием, отговорками, что и не грех это вовсе, а жизнь, что и другие грешат также, да и ещё хуже. Только искреннее, со слезами покаяние исправляет волю и исцеляет душу, только честное вглядывание в свое прошлое, последовательное высвечивание в нём темных пятен, позволяет грешнику изменить свой ум и, став «новой тварью», вновь войти в Церковь, стать членом тела Христова. И это пастырское знание побуждает историка протоиерея Георгия обратить свой взгляд на Россию, на народ русский и подвергнуть его столь же пристальному христианскому нравственному анализу. Тем более что для русского человека народ русский – это не что-то внешнее, это ты сам. И твое трезвое и покаянное вглядывание в историю твоего отечества исцеляет не только тебя, но и весь твой народ: «Страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены». [1Кор. 12,26]. Книга отца Георгия, это духовный пастырский самоанализ, вглядывание в недавнюю историю русского народа, как в собственную, им самим прожитую жизнь.
«Бог явился людям именно в истории… и поэтому для любого христианина история – это форма откровения Божия» - пишет отец Георгий в заключительных строках своей книги. Но к откровению Божьему нельзя подходить без трепета и благоговения. С ним не совместима никакая ложь; нелепо, пошло и греховно любое цензурирование, украшательство, ретушь истории. И отец Георгий старается следовать принципу исторической правды со всем благоговением, свойственным христианину в отношении откровения Божия. Некоторые его оценки, своей трезвостью и твёрдостью могут заставить вздрогнуть, даже – отшатнуться. Но вслед за тем, они заставляют задуматься, а, продумав их, трудно не согласиться с большинством утверждений отца Георгия.
«Большевизм, следует воспринимать прежде всего не как политическую идеологию и не как экономическое учение, которое по каким-то причинам овладело массами, но главным образом как величайший духовно-исторический соблазн, который, к сожалению, сумел овладеть умами значительной части русского народа» (с.8). Доказательство этому тезису многообразны – от художественной литературы большевиков, от их песен, до кровавых гонений на веру в Бога, до «тряски» ненависти и одержимости «перед Боженькой», до сознательного и радостного нарушения всех заповедей, до решительной замены евангельского «возлюби», ленинским «возненавидь» и Бога и ближнего.
Отсюда пастырский вывод – «отсутствие сопротивления <коммунизму> есть не подлежащий прощению грех» (с.10). Вывод этот страшен, но он и важен. В нём причина нашего бессилия в преодолении советского, в его решительном отвержении, в нём причина нашей полной неспособности возродить русской общество и российское государство. В нём причина нашего согласия на продолжательство СССР нынешней Россией. Те, кто не хотели совершать этот тяжкий грех подчинения духовному соблазну большевизма, поднялись на борьбу с ним в рядах Белого движения, в исповедничестве новомучеников, в общественно политической деятельности изгнанничества. Немало человеческих грехов было и у этих борцов с большевизмом, но не было на них самого страшного, неисцелимого без огненного покаяния греха – согласия с сатаной. И потому они шли не к гибели, но к спасению, а их делами, их кровью, их подвигом сохранялась Россия. Но их было мало, слишком мало. Белое движение было движением праведным, но оно сражалось против большинства жителей России. Тысячи против миллионов. И в этом не столько трагедия Белых, сколько трагедия России – утверждает отец Георгий. «Очевидно, что русский народ, не поддержав в основной своей массе Белое движение, невольно пошел по пути духовно-исторического самоубийства» (с.127). Россия погибла «от рук своих погрязших в хамовом грехе заблудших сыновей» (с.31).
И опять же, разве это не так, хотя вывод предельно резок и жёсток? Разве миллионы, десятки миллионов умерших в лагерях, замученных в голодоморах, убитых на расстрельных полигонах и в подвалах НКВД, бесчисленное множество, отказавшихся создавать семьи, рождать детей в страхе за них и за себя, погибших на фронтах, развязанных или спровоцированных большевиками войн от Гражданской до Афганской, разве все они не подтверждают своими судьбами этого страшного в своей голой правде утверждения протоиерея Георгия Митрофанова?
И после этих утверждений отец Георгий ставит свой главный вопрос. Вопрос и гражданина, и пастыря – С кем мы сами? Продолжателем чего мы являемся – тысячелетней исторической России, с ее грехами и слабостями, но в основании своём христианской, православной страны, или мы продолжатели в основании своём порочного богоборческого коммунистического государства? Продолжателями и того и другого мы быть не можем в принципе. Мысль, что одновременно можно служить и Богу и мамоне – есть безусловный духовный соблазн и гибельное заблуждение. Увы, приходится с горечью согласиться, что Российское сегодняшнее государство бесстыдно объявляет себя продолжателем СССР de jure. И фактически следует этому выбору, сохраняя статуи большевиков на площадях и их имена в названиях улиц, храня их честь, ценой засекречивания национальной истории, празднуя на государственном уровне юбилеи Комсомола, ВЧК-НКВД-КГБ и иных не менее ужасных богоборческих преступных сообществ.
Но народ, с кем он связывают себя? Освободился ли народ от «хамового греха» презрения к отечеству, оплевания его? Прошло активное россиеборчество советского времени, когда по воле воистину сатанинской власти люди жгли тысячами иконы, разбивали древние колокола, взрывали и разоряли монастыри и храмы, продавали в США и Великобританию ценнейшие картины, древние рукописные Евангелия, шедевры ювелирного искусства, а, главное, выдавали власти, убивали и истязали лучших людей России – священников и мыслителей, честных судей и трудолюбивых земледельцев, мужественных воинов и преданных родине государственных служащих. Это страшное время прошло, но ему наследовало беспамятство. Русский народ не желает знать своего прошлого, не желает помнить, что сотворили его отцы и деды. Мы затыкаем уши и зажмуриваем глаза, чтобы забыть грехи отцов и, тем самым, делаем их грехи нашими грехами. Мы не исправляем последствия их пагубных для отечества дел, но солидаризируемся с грехами предков, оправдывая или замалчивая их.
Как оценить действия военачальников, которые перешли на сторону нацистов в годы Второй Мировой войны, спрашивает отец Георгий. Они кто – предатели или герои? Ответ, казалось бы, очевиден. И отец Георгий твёрдо говорит – они предатели, но предали они не Сталина и СССР в 1942 году, но историческую Россию в 1917-20, когда, совершив «хамов грех», пошли служить богоборцам большевикам, «товарищам» Троцкому и Вацетису в Красную армию. Пошли добровольно. И стали красными командирами, получали звания и награды из рук «товарища» Калинина и «товарища» Ворошилова. Вот когда они стали предателями. И то своё предательство они осознали и попытались преодолеть, перестав защищать коммунистический богоборческий режим и перейдя на сторону врагов Сталина. Но шаг этот - шаг отчаяния: нацизм был не менее враждебен России, чем коммунизм. Грех, совершенный теми, кто выбрал в революционные годы сторону большевиков, был столь страшного свойства, что во Вторую Мировую войну он не оставил им возможности нравственно безупречного выбора. Защищая родной народ от нацистов – они защищали и коммунистический режим, растоптавший и растливший Россию, и утверждали его власть над русскими людьми. Переходя на сторону врагов режима, они попадали не в ряды Белых патриотов, как во время Гражданской войны, а в стан ненавистников России, стремившихся истребить русскую государственность и поработить народ. Из огня да в полымя. На этот раз нравственно безупречного выхода не было. Шанс был упущен на полях Гражданской войны.
Почему президент Борис Ельцин, став последовательным антикоммунистом и обретя высшую государственную власть в России настоящим народным волеизъявлением, так и не решился разорвать правовую связь с большевицким СССР, объявить коммунистическую партию и идеологию вне закона, упразднить КГБ и создать из новых людей службу государственной безопасности новой России? Отец Георгий видит причину этой непоследовательности и слабости опять же в измене. Нет, не в измене своим коммунистическим клятвам, а в измене своим отцам и дедам – русским крестьянам, раскулаченным и загубленным коммунистами. «Решив реализовать себя в партийной номенклатуре, Ельцин, конечно, переступил через трагедию своей семьи, всего многомиллионного русского крестьянства, ставшего жертвой коммунистического тоталитарного режима. Так переступали через память своих отцов очень многие наши современники» (с.179-180).
Ельцин изменил памяти предков, пойдя добровольно служить коммунистам, став функционером КПСС, делая партийную карьеру. И это прислуживание убийцам России, убийцам отцов обессилило его – могучего, волевого человека. Раздвоенность терзала Бориса Ельцина, толкая президента на ошибочные решения, неправедные поступки, неверные персональные выборы, приносившие потом немало огорчений и ему и его семье. Но он был умным и мужественным человеком и не боялся додумывать до конца. Уже в отставке он написал: «Сейчас я думаю: а что бы было, если бы новая Россия пошла другим путем и восстановила свое правопреемство с другой Россией, прежней, загубленной большевиками в 1917 году? ... От 1991-го к 1917 году?... Мы бы жили по совершенно другим законам - не советским законам, построенным на идее классовой борьбы и обязательного диктата социалистического государства, а по законам, уважающим личность. Отдельную личность. Нам бы не пришлось заново создавать условия для возникновения бизнеса, свободы слова, парламента и многого другого, что уже было в России до 1917 года. … А главное, мы, россияне, совсем по-другому ощущали бы себя - ощущали гражданами заново обретенной Родины. Мы бы обязательно гордились этим чувством восстановленной исторической справедливости! Иначе бы относился к нам и окружающий мир. Признать свои исторические ошибки и восстановить историческую преемственность - смелый, вызывающий уважение шаг… Несомненные выгоды от такого решения, такого поворота событий, мне кажется, тогда, в 91-м, были нами, вполне возможно, упущены. Да, не все так просто, не все так гладко получается в жизни, как в политической схеме. Быть может, когда-нибудь россияне захотят сделать такой шаг». (Б.Н. Ельцин. Президентский марафон. М.: АСТ, 2000. С.196 - 197). И с этим политическим завещанием Ельцина вполне соглашается отец Георгий. Только если для политика признать исторические ошибки и восстановить ответственную преемственность - «смелый шаг», то для священника – «духовно спасительный», возрождающий из греховной смерти в жизнь Божественную.
«Можно ли из развалин СССР сразу же перепрыгнуть в Святую Русь?» - задаёт вопрос отец Георгий (с.234) и решительно говорит – «нет». Он пастырь и прекрасно знает, что без покаяния нет возрождения. «Настоящее порождается не только отдаленным, но и близким прошлым». Прошлое отдаленное ныне не особенно владеет нами. Старая Россия умерла – это автор повторяет не раз. А вот недавнее, советское прошлое еще как живо, и от того, как мы будем соотносить себя с ним, что примем, а что отвергнем – зависит судьба новой России.
Трезвый анализ знающего историка и духовный взгляд опытного священника намечают для всех нас нравственно правильный путь из прошлого в будущее.