В продолжение дискуссии редакция портала предлагает читателям ознакомиться с еще одним отзывом на автореферат диссертации А.Ю. Митрофанова. Автор отзыва - Елена Валерьевна Казбекова, к.и.н., старший научный сотрудник Центра специальных исторических дисциплин, сравнительного и теоретического источниковедения Института всеобщей истории Российской академии наук.

Диссертация А.Ю. Митрофанова на соискание ученой степени доктора исторических наук посвящена компаративному изучению церковного права Западной Европы и Византии в период раннего средневековья.

Структура автореферата отвечает всем требованиям ВАК, но изложение материала характеризует некоторая неравномерность. Введение с обзором историографии и источников (18 из 36 стр.) и Главы 1 и 2 (8 стр.) с описанием источников и историографии занимают 26 из 36 стр. соответственно и в 3-4 раза больше по объему, чем Главы с 3 по 10 и Заключение, занимающие всего лишь от одной до половины страницы, что не позволяет в должной степени передать содержание разных частей диссертации, и в том числе Основной части, содержащей вклад автора в исследуемую проблематику, основные моменты его аргументации и выводы.

Кроме того, несмотря на заявленное внимание к общеисторической проблематике западноевропейской и византийской истории, к источниковедческим, кодикологическим, палеографическим вопросам, нельзя не отметить отсутствие в списке публикаций автора, связавшего свою научную жизнь с СПбГУ, статей в ведущих профильных изданиях "Византийский временник", "Вyzantinoslavica", "Вопросы источниковедения", имеется лишь одна статья в "Средних веках" в соавторстве с научным руководителем (2011 г., в печати, 1,5 п.л.), одна статья в Вестнике СПбГУ (0,5 п.л., 2011) и две статьи в Вестнике Православного Свято-Тихоновского Госуниверситета (2011 г., 0,5 и 0,8 п.л.). Отсутствуют публикации зарубежом и/или на иностранных языках, что, учитывая широкую включенность отечественной византинистики в постсоветский период в зарубежную научную жизнь, регулярное активное участие специалистов из России в международных византинистских конгрессах (последний 22-ой в Софии 2011 г.), странно для "докторского" уровня. Нет также данных об участии автора в Международных конгресах по истории средневекового канонического права (последний 13-ый в 2008 г. в Будапеште), проводимых каждые 4 года Институтом им. Штефана Куттнера по изучению средневекового канонического права (Stephan Kuttner Institute of Medieval Canon Law, Мюнхен), равно как и в международных конференциях палеографов и кодикологов, несмотря на заявленный в автореферате большой вклад в изучение рукописной традиции сразу нескольких сводов церковного права. Треть всех "ваковских" публикаций (9 публикаций на русс. яз. 2009-2011 гг., из них 2 в печати) сделана в малоизвестном в академических и университетских кругах журнале Академии Госслужбы при президенте РФ (3 из 9 публикаций, 2010-2011 гг., каждая по 1,5 п.л.). Из 17 не "ваковских" публикаций около половины (8) сделано в сборниках материалов конференций студентов, аспирантов и/или молодых ученых (5 статей, 2 из них 2010, 2011 гг.; от 0,3 до 0,7 п.л.) и в сборниках статей под редакцией научного руководителя диссертанта (3 статьи 2005, 2007, 2010 гг., 1,8, 0,8, 1,6 п.л.), что также не вполне соответствует "докторскому" уровню.

Занимаясь историей папского декретального права высокого средневековья, ограничусь лишь некоторыми замечаниями по общим вопросам церковной и правовой истории Запада и по истории источников западного церковного права, не касаясь более специальных вопросов источниковедения церковно-правовых сводов, в том числе "Quesnelliana" и свода Ансельма Луккского (текстология, датировки, локализация, атрибуция и т.д.), а также истории древней Церкви, вселенских соборов, истории Церкви и права в Византии. Часть замечаний с перечислением логических неувязок и фактических ошибок вынесена в Приложение к отзыву, чтобы не перегружать его текст.

Междисциплинарный характер любых исследований истории средневекового права, находящихся на стыке истории, юриспруденции, филологии, вспомогательных исторических дисциплин кодикологии, палеографии, дипломатики, а также социологии права, применительно к церковному праву еще и канонистики (как науки о церковном праве) и литургики, требует от исследователя владения терминологией и инструментарием всех этих дисциплин. Между тем автореферат демонстрирует некорректное употребление юридических терминов: "кодификация", "субъект права", "рецепция", "корпус", "вид права" (такого термина систематизации в юриспруденции и истории права нет С. 3), термина канонистики "рецепция", "декретисты" (С. 30, в историографии имеет только одно значение – комментаторы "Декрета Грациана"), филологического термина "критический текст" (С. 16 "воссоздается критический текст" применительно к реконструкции текста редакции), методологического термина "системный анализ" (С. 17 особенно учитывая, что автор провозглашает приверженность позитивистскому методу), источниковедческих терминов классификации источников, термина "декрет" (почему-то употребляется автором в значении "декреталия", passim).

Говоря на С. 11, что "Источниками диссертации служат юридические, дипломатические и эпистолярные памятники IV-XI вв., сохранившиеся в составе различных рукописных канонических сборников в списках VII-XI вв.", автор путается в принятой источниковедческой классификации источников. Классификация по содержанию ("юридические", "эпистолярные" источники) поставлена в один ряд с классификацией по форме ("дипломатические" памятники, которые по содержанию как раз в значительной степени относятся к юридическим источникам). Термин "эпистолярные источники" вообще применен здесь некорректно, так как используется в источниковедении лишь применительно к памятникам Нового и новейшего времени. Если эти памятники дипломатики сохранились в виде списков в составе такого вида источников как правовые сборники (т.е. с утратой практически всех элементов оформления грамот, так как в своды включалась, как правило, только диспозитивная часть текста или ее фрагмент, нередко опускались adressatio, arenga и др. части, построенные по формулам), и автор непосредственно не работал с грамотами (не упоминается, сколько грамот, в каких архивах, какие именно, так как число их для раннесредневекового периода очень невелико), то упоминание работы с "дипломатическими" источниками некорректно. Соответственно применение на С. 11 определения "дипломатическая характеристика" по отношению к правовым сводам не вполне корректно (в автореферате не указано, что конкретно подразумевает автор под этим), поскольку речь идет о принципиально ином виде исторического источника, который лишь с большими оговорками может применяться в исследованиях дипломатики. См. также неверное употребление автором термина "тип источника" на С. 8.

Не объяснен в автореферате один из ключевых для концепции автора терминов "географическая и хронологическая систематизация канонического права", не имеющий аналогов в правоведении и употребляемый автором в значении процесса, затрагивающего все церковное право (С. 4 "Именно в эту эпоху происходит окончательная географическая и хронологическая систематизация канонического права, как в Римской церкви, так и в Константинопольском патриархате."). Отмечу, что 15 строками выше в том же абзаце "географическая и хронологическая систематизация" рассматривалась автором как характеристика церковного права на Западе в противоположность"аналитической" систематизации, характеризующей более развитое церковное право Византии.

С учетом традиции изучения западного церковного права и различий в зарубежных историографиях XVII-XXI вв. в употреблении терминов "церковное право" и "каноническое право", как представляется, было бы корректнее использовать для рассматриваемого раннего периода термин "церковное право", поскольку "каноническое право" в специальной литературе, как правило, чаще употребляется по отношению к периоду середины XII-XVI вв. (см., напр., упоминаемые автором справочные пособия А. Ван Хове, А.М. Штиклера, П. Эрдё, passim).

Несмотря на то, что историография истории церковного права освещается автором в двух разделах вводной части автореферата ("Актуальность темы исследования" С. 6-7, "Степень изученности темы" С. 12-13) и в главе 2 диссертации "Научная традиция изучения церковно-юридической литературы раннего средневековья", материал которых частично дублируется, в автореферате отсутствуют следы анализа историографии по методологическим направлениям, национальным школам. Автор использует лишь деление на антикваров, эрудитов (судя по контексту и именам, применяются автором как синонимы) до XIX в., ученых XIX в., ученых XX в. или XIX-XX вв. Такое важное явление как наличие конфессиональных направлений в историографии истории церковного права автор не анализирует нигде, ограничиваясь лишь упоминанием вскользь о "пророманской" и "антироманской" интерпретации одной научной проблемы (С. 26) и провозглашая свою дистанцированность от них обеих (С. 26, см. ниже).

Ссылки на слабую изученность, "крайне ограниченное" введение церковно-правовых источников в научный оборот при обосновании актуальности и новизны работы (С. 12 "Большая часть рукописного церковно-юридического материала, использованного в диссертации, введена в научный оборот крайне ограниченно.", С. 8, 13, 15, 16, 17 и др.) не вполне корректны, учитывая общую историографическую ситуацию с изучением западного церковного права. Отсутствие критических изданий, невыявленность количества списков, числа редакций – общая черта всех периодов истории канонического права. По сравнению с XIII-XIX вв., ранний период истории церковного права как раз изучен относительно неплохо (здесь объединяются усилия античников, византинистов, медиевистов), по крайней мере, все без исключения упоминаемые в автореферате сборники канонического права входят в учебные справочные пособия ХХ в. по истории источников церковного права (см., напр., упоминаемые автором пособия А. Ван Хове, А.М. Штиклера, П. Эрдё; там рассматривается даже гораздо больше сводов).

Не вполне оправданным представляется и утверждение о "недостаточно введенных в научный оборот" сводах "Quesnelliana" и "Collectio Anselmi Lucensis" (С. 8), поскольку они упоминаются во всех учебных справочных пособиях, имеются их издания, по обоим сводам существует библиография. А также утверждение о "впервые" вводимом в научный оборот древнейшем Аррасском списке Quesnelliana (С. 16) – список давно известен, датирован и использовался многими исследователямипамятника, автор сам перечисляет их имена (С. 16).

Не справедливо и утверждение, что "кодификация канонического права в период раннего средневековья рассматривалась, как правило, в историографии бессистемно." (С. 12). Как раз, напротив, все без исключения общие исследования начиная с Ф. Маасена, включая учебники А. Ван Хове, А.М. Штиклера, П. Эрдё, рассматривают историю церковного права системно. Выстраивание и подача материала определяется тем или иным направлением историографии, историографическими концепциями, которых придерживаются авторы, в случае с католиком Фридрихом Маасеном, профессором католического Лувенского университета Алоисом Ван Хове, кардиналом Альфонсом-Марией Штиклером, кардиналом Петером Эрдё – конфессиональной католической историографии. Подача материала у них последовательно подчинена задаче доказательства концепции папского примата, в частности возникновения учения о папском примате в период ранней Церкви и реальности папского примата уже в поздней античности и раннем средневековье. Этой же концепции примата придерживается и автор диссертации (и в монографии 2010 г.) при изложении истории западного канонического права.

В работе прослеживается недостаточное внимание к некатолической историографии и к современной послевоенной историографии второй половины ХХ – XXI вв.

Так, в автореферате не упоминаются и не прослеживаются следы знакомства автора с обобщающими работами протестантских и старокатолических исследователей церковного права, более взвешенно подходивших в частности к изучению папского примата, У. Штутца, Э.-Ф. Файне, Й.Ф. фон Шульте и др. Не упоминаются в автореферате и в монографии автора 2010 г. и новые обобщающие работы из серии "The history of Medieval Canon Law" Д. Яспера, Х. Фурмана и Л. Кери[1].

На С. 12 при перечислении "критических исследований" канонических сводов в XIX-XX вв. автор ограничивается именами Ж. Питра, Л. Дюшена, К.Х. Турнера (на самом деле Тёрнер), Фр. Танера, Э. Шварца, Ш. Мунье (Мюнье), П. Иоанну, В.Н. Бенешевича, В.А. Нарбекова, не упоминая многих ученых – второй половины XX-XXI вв., в частности франкфуртской школы изучения византийского права (Л. Бургманн, Д. Симон, М.Т. Фёген и др., серия "Fontes minores", издания "Lexica Iuridica Byzantina", "Repertorium der Handschriften des byzantinischen Rechts" и др.).

Неясно, почему многолетний проект MGH и Исторического семинара Тюбингенского университета по изданию "Псевдо-Исидоровых сводов", осуществляемый Х. Фурманом, Г. Шмитцем, В. Хартманном и др., в том числе в Интернете (http://www.pseudoisidor.mgh.de), ассоциируется автором только с одним из издателей одного из "Псевдо-исидоровых сводов" Карлом-Георгом Шоном (Schon; почему-то Шен у автора), который модерирует упомянутый сайт (С. 13).

На С. 6 и 23 среди издателей канонических сводов и постановлений соборов XVII-XVIII вв. почему-то не упомянуты Г. Госсарт, Ж.-Д. Манси, Ж. Ардуэн.

Не ясно, почему при изложении "Цели и задач исследования" автор в качестве авторитета ссылается на Н.Д. Фюстеля де Куланжа, который не занимался церковным правом и историей права как таковой, и более уместной выглядела бы ссылка на основателя исторической школы права Ф.К. фон Савиньи или историков-канонистов XIX-XX вв. (С. 7 "Учитывая решающее значение эволюции правовых институтов в истории средневекового общества, акцентировавшееся в работах Н.Д. Фюстель де Куланжа, нами формулируется основополагающая цель исследования.").

Не все этапы истории церковного права на Западе получают в работе одинаковое освещение. Автором делается акцент на "геласианском возрождении" ("геласиевском" у автора) конца V - начала VI вв, которому посвящены главы 3-7 диссертации, и конце XI в., которому посвящена глава 8. История церковного права в VII-XI вв., включающая такие важные для формирования церковного права и истории западной Церкви в целом этапы как каролингский период и григорианская реформа (ключевое значение церковного права в борьбе за инвеституру, в процессе складывания учения о папском примате, в путях и механизмах его начавшегося проведения в жизнь, укрепления папской власти в Церкви, широкая ревизия церковных хранилищ и появление в правовых сводах ранних норм, в т.ч. неизвестных в раннесредневековых сборниках норм римского права), вопреки историографической традиции, не выделяются автором в структуре диссертации и рассматриваются лишь в связи с "геласианским возрождением" и со сводом "Collectio Anselmi Lucensis". Обоснование подобного выборочного подхода и структуры диссертации в автореферате отсутствует. Каролингский период, характеризующийся такими важными процессами, явлениями и событиями для истории церковного права как каролингские церковные реформы, создание системы имперской Церкви, развитие под влиянием германского права институтов бенефиция, патроната, частной церкви, появление Псевдо-Исидоровых сводов, освещается в диссертации в главе 7 «Влияние «геласиевского возрождения» на эволюцию римского церковного права» и трактуется автором как время между "реформами" Дионисия Малого и появлением "Псевдо-Исидоровых сводов". Указанные проблемы в автореферате не упоминаются. Основное содержание этого периода, по мнению автора, - создание и распространение свода "Hispana", "последующая рецепция дополненных редакций «Испанского Собрания» в землях франкского королевства" (каролингские своды не упоминаются вообще), создание "Псевдо-Исидоровых сводов" (С. 30).

Название главы 5 "Древнейшие сборники церковного права в ранневизантийскую эпоху и «Квеснеллово Собрание»" не вполне отражает ее содержание, поскольку речь в ней идет о рукописной традиции свода "Quesnelliana" в Западной Европе и применение периодизации византийской истории к западноевропейской истории неоправданно. Из автореферата неясно, насколько отражает содержание название главы 6 "Динамика церковно-государственных отношений в IV-V вв. и их значение для «геласиевского возрождения»". Автором рассматривается по преимуществу государственная церковная политика в Восточной части империи и ничего не упоминается о значении "церковно-государственных отношений" для "геласианского возрождения". В названии главы 9 "Формирование византийского «кодекса канонов» в свете истории", возможно, пропущено несколько слов, так как непонятно, в свете истории чего рассматривается византийский "кодекс канонов", при изложении содержания главы это также не указывается.

Раздел "Географические и хронологические рамки исследования" довольно аморфный и представляет собой краткий пересказ данных справочных пособий по истории создания некоторых основных сводов церковного права западной и восточной Церквей (С. 8-11).

В разделе "Методология исследования" автор заявляет приверженность "позитивистской" методологии (кавычки автора) (С. 14 "С этой точки зрения «позитивистская» методология, характерная для работ Л. Дюшена, К.Х. Турнера, В.Н. Бенешевича и избегающая какой-либо идеологической предопределенности, представляется нам оптимальной в диссертационном исследовании, посвященном истории любого права, в том числе канонического."). Провозглашение позитивистской методологии с историографическими примерами конца XIX – начала XX вв. и полное игнорирование наработок современной истории права второй половины ХХ - XXI вв. в сфере системной теории, в частности работ франкфуртских исследователей византийского права (Max-Planck Institut für europäische Rechtsgeschichte, Франкфурт-на-Майне) более 30 лет активно работающих в этой области (см. завершенные и продолжающиеся научные проекты на сайте Института, см. труды Мари-Терез Фёген и др.), особенно касающиеся проблем правовой коммуникации (хранение, распространение, передача, усвоение правовой информации, что непосредственным образом относится к теме и проблематике диссертации), в том числе отечественной "коммуникативной теории права" А.В. Полякова (СПбГУ), представляется несоответствующим уровню не только "докторской", но и "кандидатской" работы. Кроме того, применение позитивистской методологии в компаративном исследовании по сопоставлению двух разных систем права, изначально вызывает сомнения в его плодотворности.

Помимо этого автор не следует заявленному им в разделе "Методология" принципу историзма (С. 14), но, напротив, последовательно придерживается идеологически обусловленной концепции католической конфессиональной историографии (см. ниже).

Среди заявленных автором научных методов упоминается палеографический анализ правовых памятников "с целью их датировки и выявления географического происхождения" (С. 14) – это большие самостоятельные научные задачи, между тем в автореферате не отражены достижения автора в этой области: какие именно памятники и как он датирует/передатирует, определяет место создания.

При описании научных методов отсутствуют упоминания о применении методик искусствоведения и литургики, между тем решение исследовательской задачи, которую ставит автор, на материале церковной утвари и облачений (см. ниже) требует разработки и обоснования специальных методик. Необходимой частью исскуствоведческого исследования является приведение и интерпретация иллюстративного материала, но в автореферате не упоминаниется о наличии иллюстративных материалов в приложениях к диссертации; в списке публикаций автора статьи на данную тему отсутствуют, в его монографиях сравнительный анализ церковной утвари и облачений также не проводится. Не вполне корректным является высказывание автора о "большом количестве" известных с конца XI в. предметов церковной утвари и облачений, связанных с епископским богослужением, так как облачения этого периода сохранились в единичных экземплярах, к тому же их датировка очень сложна. Остается также неясным, на каком основании процесс унификации богослужебных книг, действительно прослеживающийся для этого периода, связывается автором с унификацией утвари и облачений. Непонятно также, о каких кардинальских "литургических прототипах" (С. 32) идет речь, учитывая, что особой формы кардинальских богослужений не существовало.

Не обосновывается в автореферате и почему рассматриваемые в работе источники права ограничиваются папскими декреталиями ("декреты" у автора), соборными постановлениями, византийским императорским законодательством, текстами Отцов Церкви (см., напр., С. 14), но нигде не рассматриваются такие важные именно для раннего периода истории Церкви источники права как приписываемые Христу и Апостолам установления (в католической и протестантской традиции "псевдо-апостольские" своды I-V вв. "Doctrina duodecim Apostolorum" (Didache), "Traditio apostolica", "Didascalia Apostolorum", "Canones ecclesiastici Sanctorum Apostolorum", "Canones apostolici", "Testamentum Domini nostri Iesu Christi"), образующие основу церковного права католической и православной Церквей. Латинские переводы "Didaskalia", "Canones eccclesiastici Sanctorum Apostolorum" и "Traditio apostolica" были созданы ок. 400 г. и сохранились в виде отдельного сборника в т.н. "Веронском своде" (Collectio latina codicis Veronensis, VI в., автором почему-то не упоминается). "Правила апостольские" (Canones apostolorum, конец IV в.) были переведены на латынь Дионисием Малым в конце V в. (первая редакция из 50 канонов) (об этих сводах см., напр., Erdö P. Die Quellen des Kirchenrechts. Eine geschichtliche Einfürhung. Frankfurt am Main, 2002. (Adnotationes in ius canonicum, Bd. 23). P. 14-26). Право древней Церкви упоминается лишь однажды вскользь (С. 20[2]).

Кроме того не отражено в автореферате и то, рассматривается ли значение византийских императорских постановлений не только для византийской, но и для западной Церкви (ср. С. 14).

Не вполне понятны (и не обосновываются в автореферате) принципы отбора рассматриваемых правовых сборников и источников. Так, не обосновывается, почему среди сводов, имеющих значение для католической и православной Церквей, называются именно "«Антиохийская Синтагма», «Испанское Собрание» св. Исидора Севильского, «Codex Vetus romanus», «Квеснеллово Собрание», «Кодекс канонов Африканской церкви»" (С. 19). На С. 19 утверждается, что

"акты соборов и постановления различных субъектов права (Римских епископов, отцов церкви, римских и византийских императоров) [некорректное употребление термина "субъект права", по контексту имеется в виду "законодатель"], ... оказывали влияние на последующую эволюцию систематических сборников канонического права: византийских «Номоканонов», «Псевдо-Исидорова Собрания» и «Армянской книги канонов»,

хотя на самом деле как основной материал сводов они "оказывали влияние" на все западные сборники без исключения. Не приводятся принципы отбора "латинских «собраний» канонов предграциановской эпохи (XI-начало XII в.)" «Декрета» Бурхарда Вормсского, «Собрания в 74 титулах», «Собрания канонов» Ансельма Луканского" для сравнения с византийским "Номоканоном XIV титулов" (С. 32). Обойдены молчанием сочинения Иво Шартрского.

Список "факторов", "позволяющих говорить об актуальности" диссертации на С. 7 демонстрирует непоследовательность. В нем объединены исследовательские задачи разного уровня и значимости: исследование таких крупных общих тем как процесс христианизации Европы, формирования церковного права, рецепции римского права поставлено в один ряд с изучением 3 второстепенных правовых сводов (второстепенных по сравнению, напр., с "Dionysiana" или "Декретом Грациана), которые до этого в автореферате не упоминались, об их значении для авторской концепции ничего не сказано. Список задач исследования на С. 7-8 не вполне понятно логически выстроен: в основном, все сосредоточено вокруг изучения правовых сборников, кроме определения темпов христианизации германских элит и "«воцерковления» восточно-римской государственности". В описании Основной части диссертации эта тема не поднимается вовсе, как это может помочь в определении "принципов и результатов" формирования церковного права, не прояснено.

Во введении с Общей характеристикой работы о формировании ("кодификации") церковного права в длительный период IV-XI вв. с широчайшим географическим охватом от Зап. Европы до Ирана и Эфиопии указываются такие характеристики исторического контекста формирования церковного права как процесс христианизации на Востоке и Западе и рецепция римского права, выделяются две географич. области Зап. Европа и Византия, где развитие церковного права пошло разными путям, излагается тезис, что это различие путей формирования церковного права в значительной степени обусловило "раскол христианского мира, завершившийся к 1054 г." (С. 3). В качестве причин этого различия автором объединяются факторы разного "веса": разность трех видов источников права на Западе и в Византии, различные принципы систематизации материала в правовых сводах (хронологический, не вполне понятный "географический" и аналитический), "непримиримое противоречие" между учением о папском примате на Западе и "византийской теорией пентархии" (С. 4). Автором выдвигается тезис, что становление учения о папском примате во многом стимулировало "разработку правовой канонической теории" (что имеется в виду, не уточняется, канонистика как наука или теория права?). В качестве специфических характеристик процесса формирования церковного права в указанный период названа только "трансляция принципов и норм римского права в «варварских» королевствах" (С. 15-16). Но в "Общей характеристике работы" нет ожидаемой характеристики:

• таких моментов исторического контекста как применяемая автором внутренняя периодизация выбранного длительного временного отрезка с кратким указанием исторических и историко-правовых критериев выделения периодов с учетом региональных особенностей (и это несмотря на заявленную цель предложить даже собственную периодизацию (С. 7, 32));
• не указаны такие характеристики церковного права как существовавшие в каждый из периодов в разных регионах источники права (в юридическом смысле, т.е. должностные лица и органы, обладающие правотворческой властью, в т.ч. законотворческой), за исключением императорских постановлений, посланий и декреталий (у автора некорректно "декретов") римских пап, постановлений соборов, равно как не охарактеризованы и виды исторических источников по истории права Церкви, а также другие правовые системы, кроме римской, оказывавшие влияние на формирование церковного права на Западе в разные периоды (ветхозаветное право; германское, кельтское право, под влиянием которых в частности сложились такие раннесредневековые институты церковного права как бенефиций, патронат, частная церковь, имперская Церковь и др.);
• не указаны наиболее активно формировавшиеся в разные периоды в разных регионах отрасли права (т.е. конституционное, имущественное, брачно-семейное, уголовное, процессуальное и т.д.); о том, что представляло собой содержание церковного права IV-XI вв., о каких нормах идет речь, в автореферате нигде не упоминается;
• не дается характеристика основных проблем истории церковного права, в том числе по периодам и регионам: пути и механизмы распространения и усвоения догматов и норм в Церкви (т.е. формирования "общецерковных" догматики и права), их зависимость от формирования таких основополагающих принципов церковного устройства как соборная коллегиальность и административная иерархия; проблема взаимоотношения устной традиции (связанная с культом traditio и правовой обычай-consuetudo) и писаного права, процесс записи местного права и традиции, формирования литургики и покаянной дисциплины в нераздельной связи с церковным правом (их слитость); проблема взаимоотношения локального и "общецерковного" права (упоминается автором лишь однажды вскользь применительно только к древней Церкви I-IV вв. (см. выше о приписываемых Апостолам сводах)); проблема использования списков правовых сводов (для чего создавались, кем и для чего использовались); доктринальный характер западного средневекового канонического права, частный характер подавляющего большинства канонических сводов, создававшихся и бытовавших без санкции церковных властей (первые официальные папские сборники появляются только в XIII в.), институциональное оформление изучения церковного права в форме самостоятельной учебной и научной дисциплины в конце XII в., появление канонистики как науки, возникновение особой социальной группы канонистов; и др.
• Важнейшая для всего средневекового церковного права проблема декларативности писаного права, соотношения писаного права и правовой практики ставится автором, судя по автореферату, применительно не собственно к праву, а к литургике причем на материале только предметов литургического обихода, очень скудно сохранившихся для раннесредневекового периода, где основными являются все же письменные источники, автором в связи с исследованием данной проблематики не упомянутые (С. 11; об их анализе см. выше). На С. 14 заявлено, но не реализовано, судя по автореферату: "В настоящей диссертации проблема рукописной истории важнейших церковно-юридических сборников, проблема их взаимодействия с нормами светского права, практическое влияние этих сборников на общественную жизнь раннего средневековья приобретает первостепенное значение." (выделение – Е.К.).
• Несмотря на заявленное большое место исследований рукописной традиции источников церковного права и важность полученных результатов, в автореферате отсутствуют некоторые важные моменты характеристики сводов церковного права как исторических источников: неясно, каково общее количество сводов, их распределение по регионам и периодам, не указывается также, каково общее количество сохранившихся списков этих сводов (не приводится даже для вплотную исследуемых сводов Quesnelliana и "Collectio Anselmi Lucensis"), их география распространения.

Неучет этих проблем в исследовании, о котором свидетельствует автореферат, заставляет предполагать, что автор не всегда до конца понимает природу исследуемых процессов и явлений.

Кроме того, автореферат не содержит информации, подтверждающей полученные автором "принципиально новые выводы" (С. 16):

• С. 16 "определены динамика и география распространения церковно-юридических сборников с IV по XI вв."; С. 17 "предпринято описание источников канонического права раннего средневековья" – в автореферате только отрывочные данные из учебных справочных пособий и отдельных монографий/статей с частично противоречащими историографии и не аргументированными комментариями;
• С. 17 "освещена степень влияния римского императорского законодательства на каноническое право в менявшихся исторических реалиях раннего средневековья" – судя по автореферату, на материале западного церковного права не только не освещена, но даже не упомянута;
• С. 17 и С. 26-27 Глава 3 "подготовлен критический текст важнейших церковно-юридических документов, выявляющих генезис теории вселенского примата Римского епископа в раннее средневековье" – в автореферате не приводится данных об изменении теории папского примата в рассматриваемый период, анализ употребления автором терминов "теория примата" и "папский примат" показывает, что они везде рассматриваются как некие данности, существующие с эпохи ранней Церкви, что является историографическим конструктом, характерным для конфессиональной католической историографии (см. ниже);
• С. 17 "выявлены уровень и характер правоприменительной практики, проистекавшей из норм канонического права, в литургической жизни и в системе администрации." – в автореферате не отражена информация об исследованиях правоприменительной практики "в системе администрации", корректность применямых методов и достоверность выводов при исследовании литургики вызывает сомнения.

Подходы, методы анализа, исходные посылки и выводы автора касательно проблемы папского примата, а также анализ контекста и соответствующей терминологии, употребляемой в автореферате, свидетельствует о том, что автор придерживается точки зрения на эту проблему, характерной для конфессиональной католической историографии, демонстрируя иногда даже менее острожный и взвешенный подход по вопросам генезиса отдельных положений теории примата и их воплощения на практике, чем представители католической историографии, осуждаемые им на словах за ненаучность и "узость взгляда" на неизменность существования папского примата (С. 26). Одновременно автор осуждает и обозначаемый им как "антироманский" подход историков, в том числе Н.В. Лосского, указывавших на отсутствие в источниках исследуемого периода данных об учении о папском примате (С. 26).

Делая на С. 27 справедливое замечание о том, что "проблема становления папского примата и споров относительно пентархии может быть разрешена лишь при адекватном понимании того богословского и канонического содержания, которое вкладывали в упомянутые концепции участники соборных дискуссий IV-V вв.", автор, судя по автореферату, не придерживается его в своей работе. Изложение содержания главы 3 "Развитие идеи первенства Римского епископа в ранневизантийскую эпоху и «геласиевская» экклесиология" (С. 26-27; С. 17 и passim), несмотря на заявленное исследование генезиса папского примата как учения, не содержит конкретных данных о процессе складывания и об изменениях этой доктрины (какие положения появлялись, менялись и как), нигде в автореферате вообще не разъясняется, какие именно положения имеет в виду автор, говоря о папском примате. Первенство чести, высшая догматическая, законодательная, судебная, исполнительная власть в Церкви, непогрешимость папы – эти положения возникли, оформились в доктрину, нашли воплощение на практике неодновременно. Существует разница между, с одной стороны, отдельными соборными канонами (даже объединяемыми под одной рубрикой), папскими litterae, частными богословскими сочинениями, отражающими представления о месте и роли папы, которые бытовали в составе частных церковно-правовых сборников (официальные папские своды появляются только в XIII в.), имевших очень разную степень распространения (тот же "Диктат папы", у автора "папский диктат", дошел в единичных списках и не был известен в средние века)[3], и, с другой стороны, четко сформулированной и структурированной на основе этих канонов, декреталий, богословских трактатов, общецерковной по своему характеру доктрины, получившей институциональное оформление в системе "высшего" богословского и правового церковного образования, прослеживающейся в унифицированном виде во всей учебной и научной правовой литературе (что впрочем не исключало ни ее дальнейшего развития, ни того, что ее отдельные положения могли оспариваться в трудах отдельных канонистов). О такой доктрине папского примата на Западе можно говорить только с конца XII-XIII вв., более определенно с Тридентского собора середины XVI в. Для раннего периода корректно говорить лишь о частных учениях/доктринах/теориях отдельных лиц (в т.ч. пап и соборов), пусть и нашедших широкое распространение. При изучении доктрины папского примата всегда необходимо учитывать проблему декларативности законодательства, то, что доктрина папского примата вовсе не идентична папскому примату как историческому явлению, т.е. тем правовым, политическим, экономическим, религиозным, социо-культурным практикам, которые определяли реальные отношения Римского епископа с другими епископскими кафедрами Запада и светскими властями и его место в этих отношениях. Понимание этих важных моментов в автореферате не прослеживается.

Наряду с представлением в автореферате доктрины и явления папского примата как неких изначальных данностей, автореферат характеризует и противоречивое упоминание отдельных "составных элементов" доктрины примата, обусловленное, вероятно, той литературой, на которую опирался автор при написании разных частей работы. Так, применительно к IV-V вв. говорится о наличествующем в реальности "первенстве чести", "верховном моральном и судебном авторитете" папы (С. 26), к V в. о "супрематии Римского апостольского престола" (С. 28), к VIII-XI вв. о "теории универсального первенства" (С. 16), а в XI в. почему-то оказывается, что на Западе даже "доктрину универсальной папской юрисдикции" необходимо доказывать (С. 30)[4].

В автореферате присутствуют также некоторые спорные и не обоснуемые автором утверждения и заключения. Так, например, тезис об использовании списков сводов VI-VIII вв. "церковными общинами Нейстрии, Австразии и Бургундии" (С. 9) - нуждается в серьезном доказательстве на основании в том числе данных рукописной традиции - количество и географическое распространение списков, владельческие пометы, иные кодикологические пометы, свидетельствующие именно об использовании этих рукописей общинами (здесь необходимо учитывать, что приходская структура в этот период еще только начинает формироваться), а не, например, об их хранении в епископских или монастырских центрах и в лучшем случае использовании на соборах.

В автореферате присутствуют также фактические ошибки, противоречия, логические неувязки.

Фактические ошибки автор допускает, говоря о "Псевдо-Исидоровых сводах". Контекст и орфография употребляемых автором названий "Псевдо-Исидорово Собрание" (С. 4, 13, 19, 25, 30) и "псевдо-исидоровы декреталии" (со строчной буквы у автора на С. 9, 10, 32, "всего корпуса "псевдо-исидоровых декреталий"" С. 23; с заглавной буквы – на С. 30) показывают, что он крайне поверхностно знает историографию вопроса и вовсе не знаком с внутренней структурой "Псевдо-Исидоровых сводов". "Псевдо-Исидоровы своды" – это условное обобщающее название, употребляющееся в историографии для группы сборников IX в., имеющих ряд общих текстологических и кодикологических характеристик – сходная идеологическая направленность, структура, датировки, регион создания списков и др. (в западной историографии "collectiones spurii saeculi IX", "gefälschte Sammlungen des IX Jahrhunderts" и т.д.). К ним относят 4 сборника: свод "Hispana Augustodunensis" (Испано-Отёнский); "Capitula Angilramni" (Статуты Ангильрамна); "Capitularia Benedicti Levitae" (Капитулярии Бенедикта Левиты, иногда Бенедикта Диакона) и 3 первых добавления-additiones к ним; "Decretales Pseudo-Isidorianae" (Лжеисидоровы декреталии) (см., напр., Erdö P. Op. cit. P. 74-81). В 90-е гг. ХХ в. был обнаружен еще один свод IX в., который по содержанию, времени и месту возникновения также отнесен к "Псевдоисидоровым сводам" – "Collectio Danieliana" (см. http://www.pseudoisidor.mgh.de). Поэтому синонимичное употребление автором названий "Псевдо-Исидорово Собрание" и "псевдо-исидоровы декреталии", в том числе при пересказе спорной гипотезы К. Цехиль-Эккеса о создании одного из "Псевдо-исидоровых сводов" - "Лжеисидоровых декреталий" в Корби и последующей "рецепции" в Риме, абсолютно некорректно (С. 4, 30). Высказывание о значении "Лжеисидоровых декреталий" В.Н. Бенешевича 1903 г., на котором автор основывает свои компаративные построения истории западного и византийского права, в отношении западного церковного права и "Псевдо-исидоровых сводов", учитывая находки и исследования XX-XXI вв., устарело.

Фактические ошибки содержит изложение автором источников и цели создания "Декрета Грациана" (С. 5). Исследования Петера Ландау 80–90-х гг.[5] ХХ в. показали, что круг источников составителя/-ей "Декрета" был значительно уже предполагавшегося ранее: "Collectio tripartita" и "Panormia" Иво Шартрского, "Polycarpus" Григория титулярного кардинала ц. св. Хрисогона, "Liber de misericordia et iustitia" Альгера Льежского, анонимные "григорианские" "Collectio trium librorum" и "Сентенции магистра А.", а также "Этимологии" Исидора Севильского и свод Ансельма Луккского. "Декрет" Бурхарда Вормсского, относимый автором к источникам "Грациана" (С. 5), в их число не входит. Определение автором "Декрета Грациана" как "полномасштабной ученой энциклопедии по каноническому праву" корректно только если понимать его в переносном смысле, поскольку "Декрет" не принадлежит к жанру средневековых энциклопедий, имеет другую структуру, подачу материала, задачи - это учебное пособие по церковному праву и в этом его значение и новизна. Автор не приводит также ссылки на место в "Декрете", где разбиралось бы указанная им правовая дилемма между следованием римскому праву и словами Апостола Павла о законе и спасении (С. 5; замечу, что "Декрет" строится с применением схоластического метода на тезисе или правовом вопросе, приведении к нему канонов "за" и "против" и суммирующем выводе).

Не корректны и утверждения автора о том, что церковное право на Западе было "в целом кодифицировано и юридически интерпретировано в период IV-XI вв." (С. 11, ср. С. 4). Официальная интерпретация (толкование) норм права в папских и соборных постановлениях – это непрерывный процесс, длящийся и в наше время. Неофициальная же интерпретация на Западе, т.е. создание частных комментариев на церковно-правовые своды, появление комментаторской церковно-правовой литературы как жанра, - это один из признаков рождения науки церковного права-канонистики, относимой в историографии только к середине XII в. До этого в сборниках интерпретации в виде систематических комментариев не прослеживается, об "интерпретации" можно говорить только на основании принципов систематизации материала, подбора и группировки канонов, т.е. не в прямом значении этого юридического термина. Абсолютно некорректно и утверждение автора о "кодификации" церковного права, учитывая, что все своды до 1917 г., в том числе официальные папские XIII – начала XIV вв. и сам "Corpus iuris canonici", представляют собой инкорпорации, кодификациями являются только современные "Кодексы канонического права" 1917 и 1983 гг. Ограничение же процесса формирования западного церковного права XI в. ошибочно, так как составление новых сводов из нового материала папских декреталий и соборных постановлений активно шло и в XII-XIV вв., "корпус" текстов определился только в начале XVI в., а официальную апробацию получил в 1582 г. (римское издание 1582 г. "Corpus iuris canonici").

Принципы анализа титулов и рубрик правовых сводов, описанные при изложении проведенного автором "сравнительно-филологического анализа" (С. 14-15), вызывают серьезные вопросы. Отражение в списках сводов, созданных в разных регионах, диалектных особенностей местной латыни и народных языков, почему-то связывается автором с местом создания самих сводов, но не учитывается, что проникновение в текст некоторых диалектных особенностей, особенно в случае ошибок запоминания и внутреннего диктанта, может быть связано с местом создания их списков и личностью переписчиков (степень владения латынью, какой родной язык). Неучет этого обстоятельства противоречит принципам палеографического и лингвистического анализа и соответственно ставит под сомнение сделанные автором выводы.

В автореферате имеются также многочисленные ошибки в транскрипции имен и географических названий: англичанин Тёрнер транскрибирован как Турнер, француз Кенель (Кеснель) как Квеснел(л), испанец Агостин как Агостино, Ансельм Луккский почему-то назван Луканским (хотя латин. название города Luca, прилаг. Lucensis; Lucanum – это Лугано), Эскориал – Эскуриалом, Бодлеянская библиотека – Бодлиенской, под Верхним Рейнландом, вероятно, подразумеваются территория соврем. земель Рейнланд-Пфальц и Баден-Вюртемберг и т.д.

Все своды, упомянутые в работе, хорошо известны в историографии, все данные по ним приводятся в общеизвестных учебных справочных пособиях, в монографиях, публикациях источников. В связи с этим вызывает вопросы достоверность заявлений автора о "полноценном введении в научный оборот" и "систематическом освещении ... тенденций развития канонического права" в качестве основных факторов научной новизны диссертации (С. 15).

При изложении фактов, при подаче материала, автор последовательно проводит концепцию папского примата в католической конфессиональной трактовке, делает ее основополагающим, полностью определяющим все развитие церковного права на Западе фактором. При этом автор допускает ряд утверждений, расходящихся с историографией и нуждающихся в отдельном детальном (часто монографическом) обосновании и доказательстве. При проведении этой концепции автором использованы некоторые устаревшие сведения, допущены фактические ошибки, применены в качестве "объясняющих моделей" не всегда вполне корректные историографические конструкты (каролингский цезаропапизм С. 16) вместо опоры на исследование источников. Как представляется, отчасти проведение автором концепции папского примата объясняется поставленной задачей сравнения западного и византийского права: поиск отличий, которые бросаются в глаза в виде доктрины папского примата и учения о пентархии, вытесняет и подменяет собой изучение сущностных характеристик западной и восточной систем церковного права (см., напр., перечень незатронутых в автореферате основных проблем истории западного церковного права).

Высказанные замечания, как представляется, указывают на недостаточную проработку некоторых важных моментов диссертации, нуждающейся в серьезной доработке. Судя по автореферату, диссертация не соответствует требованиям, предъявляемым к докторским диссертациям.

ПРИЛОЖЕНИЕ

к Отзыву на автореферат
диссертации на соискание ученой степени
доктора исторических наук
Митрофанова Андрея Юрьевича
"Кодификация канонического права
в период раннего средневековья (IV-XI вв.)"

Ниже отмечены некоторые некорректные высказывания, логические неувязки, фактические ошибки, допущенные в автореферате. 

Так, на С. 12-13 при обосновании актуальности диссертации автором делается не вполне корректное утверждение в отношении своих предшественников:

"... обобщающих описательных работ А. Штиклера, П. Фурнье, Г. Ле Бра, С.Н. Трояноса, Ж. Годме, Б. Бадеван-Годме, П. Ерде, Л. Фоулер-Магерль, посвященных истории источников канонического права и церковных институтов в средние века, как на латинском Западе, так и на византийском Востоке. Однако указанные исследователи рассматривали процесс кодификации канонического права в раннее средневековье в качестве вспомогательной иллюстрации к истории идей или религиозно-общественных движений и институтов, игнорируя необходимость реконструкции внутреннего генезиса канонических сборников и рецепции древнехристианских установлений в период активной внешней христианизации народов раннего средневековья. ..... Проблема преемства церковно-юридических сборников, вопрос об их географическом распространении и влиянии на развитие права нередко обходились вышеупомянутыми исследователями без внимания." (выделение – Е.К.)

Это совершенно несправедливый упрек по отношению к Альфонсу Марии Штиклеру, Петеру Эрдё, авторам учебных справочных пособий именно по источникам, истории идей, движений, институтов в них практически нет. У Поля Фурнье, Габриэля Ле Бра, Линды Фоулер-Магерль есть, помимо общих, монографические работы и статьи именно по "внутреннему генезису" отдельных канонических сборников и по распространению и реализации церковного права в жизни общества. 

Не соответствует действительности утверждение автора о том, что до середины IX в. на Западе преобладала систематизация по "географическому и хронологическому принципу" (С. 4; что такое "географическая систематизация" не объясняется), и первым систематическим сборником до VI в. был свод "Concordia canonum Cresconii", которое автор вразрез с историографией почему-то приписывает Дионисию Малому. Датировки этого свода – в промежутке VI-VII вв. Другой более ранний североафриканский свод "Breviatio canonum Fulgentii Ferrandi" (CCSL. T. 149. P. 283-311), датируемый ок. 546 г. и упомянутый во всех учебных справочных пособиях (см., напр., Erdö P. Op. cit. Р. 45), на которые ссылается автор, как построенный по систематическому принципу, почему-то автором не упоминается.

Утверждения автора о том, что "разработку правовой канонической теории на латинском Западе в XI в." стимулировали, во-первых, "становление учения о вселенском примате Римского епископа" и, во-вторых, "появление новых церковно-юридических компиляций, борьба между Папством и Священной Римской Империей за инвеституру, григорианская реформа" (С. 4-5) не только малопонятно, учитывая использование автором не объясняемого выражения "правовая каноническая теория", но и идет вразрез со всей историографией, в которой появление канонистики как науки (т.е. институционально оформленной учебной и научной дисциплины) относится к середине-второй половине XII в. Более ранняя датировка этого процесса нуждается в серьезных доказательствах на обширной источниковой базе, это тема для отдельного монографического исследования.

Автор допускает противоречие, называя на С. 7 и 13 древнейшим римским сводом "Vetus Romana [сollectio]" (у автора "Codex Vetus Romanus" (С. 7, 13, 16, 27), дошел в составе "Quesnelliana"; в упоминавшихся пособиях – два разных самостоятельных свода - Van Hove Р. 145-146, Stickler, Erdoe Р. 36), а на С. 16 – свод "Quesnelliana". Не совсем понятно, почему автор называет "Quesnelliana" сводом права именно Римской Церкви, тогда как он, также как и другие связываемые с Римом своды конца V-VI вв., содержит значительную часть материала восточного и североафриканского происхождения. Всеми упоминавшимися учебными справочными пособиями "Quesnelliana", напротив, помещается в группу италийских "римских" сводов, содержащих материал общецерковного характера, а совсем не местного римского права и традиции.

Логическая неувязка имеется в гипотезе автора о взаимоотношениях сводов "Dionysiana" и Quesnelliana. Последовательно проводя мысль о том, что "Quesnelliana" является первым сборником локального права Римской церкви (см. предыдущий абзац), составленным при некоем участии римского папы, что распространение и использование этого свода в VII-XI вв. (датировка списков VIII-XVI вв.) также были связаны с Римом, повышая его власть и авторитет в Церкви и отражая существование папского примата (С. 21, 27-29), на С. 22-23 автор вдруг заявляет, что "Римская церковь в VI в. обладала «Собранием Дионисия Малого» в качестве основного правового кодекса. Этот кодекс, постоянно пополнявшийся вплоть до конца VIII в., заменил собой геласиевское «Квеснеллово Собрание» ..." (выделение – Е.К.). Даже если закрыть глаза на противоречивые утверждения автора, какой из сводов был "основным", и предположить вслед за ним, что эти своды последовательно сменяли друг друга, то, учитывая датировку автором "Quesnelliana" 494-495 гг. (в историографии датируется после 495 г.), все равно непонятно, когда же собственно "Quesnelliana" успела приобрести то широкое распространение и влияние в качестве не второстепенного, а именно основного "римского" сборника, которое ей приписывает автор, поскольку свод "Dionysiana" был составлен в начале VI в. (3-я редакция в понтификат Гормизда (514–523)). Учитывая скорость распространения правовой информации в раннесредневековый период, в том числе время, необходимое для переписки рукописей, те максимум 20-29 лет (время жизни одного поколения), которые мы имеем, для заявленных целей представляются недостаточными. 

Остается только догадываться, что имелось в виду автором под определениями "правовая каноническая теория" (С. 4 канонистика как наука или теория права?), "учреждения римского права" (С. 29 "стимулировала как внутреннее развитие церковных институтов, так и адаптацию этими институтами норм и учреждений римского права", см. также С. 15, 20).