“но в жизнь вечную ведущий узкий и скорбный путь возлюбившие, какового началом и первым этапом является пост, восхвалим с силою эту четыредесятницу постных дней”

(Свт. Григорий Палама. Гомилия 10,2)

“Сегодняшний день – преддверие поста. Осквернившийся при входе не достоин войти во святыню”.

(Свт. Василий Великий. О посте (гомилия 2))

“сырная (седмица) – предтеча Великого поста”

(Евстафий Фессалоникийский. Об исправлении монашеской жизни 66)

Если постараться найти единую логику в трех эпиграфах к докладу, то получится следующая картина. Если великий пост – по свт. Григорию Паламе – начало узкого пути в жизнь вечную, то масленица – «преддверие» (по свт. Василию Великому) или «предтеча» (по свт. Евстафию Фессалоникийскому) этого начала.

Считается, что масленица на Руси является своеобразной контаминацией христианских и языческих традиций. При этом акцент делается, как это ни парадоксально, на языческой обрядовой стороне. Вспоминают и про гуляния, и про блины, которые являются отголоском культа солнца. Вспоминают про культ Волоса, скотья бога, и его отражение в народных обычаях, связанных с памятью уже христианского святого Власия (11 февраля по ст. ст.)[1]. Исследователь XIX в. И. Н. Божерянов достаточно характерно писал: «Итак, масленица есть чисто русское детище…»[2]

Прямое происхождение сырной седмицы из Византии и то, как относились к ней сами византийцы, оказывается и ныне вне достаточного внимания. Наиболее подробные сведения по истории масленицы в составе постной Триоди содержатся  у профессоров дореволюционных духовных академий Ивана Даниловича Мансветова (МДА) и Ивана Алексеевича Карабинова (СПбДА)[3].

1. О разных сроках Великого поста

В сути вещей история происхождения Великого поста и подготовительного времени такова. Первоначально пост появляется для того, чтобы подчеркнуть событие Воскресения. Самый древний Пасхальный пост, установленный апостолами по заповеди Христа, — поститься в тот день, когда отнимется у них Жених[4], мог быть однодневным или двухдневным, о чем писал св. Ириней Лионский в письме к папе Виктору: «По мнению одних, следует поститься один день, по мнению других — два дня, по мнению третьих —даже больше; некоторые продолжают пост сорок часов дня и ночи»[5]. Однако этот краткий пост было не так просто выдержать, поскольку он обозначал полное неядение.

В конце III века на Востоке возникает новая традиция, увеличивающая количество дней пасхального поста, прибавляя к обозначенному времени еще 7 дней[6]. Дальнейшее увеличение поста отражено в «Апостольских постановлениях»[7] и в постановлении I Вселенского Собора, в 5-м правиле которого определено проводить первый ежегодный областной собор перед началом Четыредесятницы. Следующие слова о посте прп. Симеона Нового Богослова подтверждают, что впоследствии в Византии помнили о начальных этапах становления поста: «Сему, братья мои, не возможно совершиться ни в один день, ни в течение одной седмицы, но за многое время и с большим трудом в соответствии с намерением и произволением каждого»[8].

В целом, традиция проведения Великого поста, предшествующего событиям Страстной Седмицы, проникнута стремлением к более достойному приготовлению к Пасхе. В Древней Церкви этот пост мог длиться 3, 6, 7 или даже 8 недель. Так, по описанию Никифора Каллиста Ксанфопула, в Риме постились 3 недели, в Элладе и Александрии – 6 недель, наконец, в Константинополе - 7 недель[9]. Страстная седмица или включалась в число постных дней, как, например, в Палестине[10], месте появления традиции святой 40-цы,  или исключалась, как например у Михаила Пселла, который насчитывал 48 дней[11], или у прп. Неофита Затворника, который исчислял общее время поста 47 днями[12]. При этом в выходные дни или не постились, или делались определенные послабления.

По схеме, предложенной И. Мансветовым, за вычетом субботы и воскресенья или только субботы сложились следующие практики:

1. При 6 неделях по 6 дней в неделю (без сб.) получался 36-дневный срок, усиливавшийся постом в Великую субботу, итого 37 дней.

2. При 7 неделях по 5 дней в неделю (без сб. и вс.) получается 35-дневный срок, усиливавшийся постом в Великую субботу, итого 36 дней.

3. При 8 неделях по 5 дней в неделю (без сб. и вс.) получается 40-дневный срок, усиливавшийся постом в Великую субботу, итого 41 день.

Первоначально фактическое несоответствие строго 40-дневному сроку[13] компенсировалось представлениями о Великом посте как о десятине времени, приносимой Богу в течение года (36 из 365 дней), о чем замечательно написано в 15-м «Душеполезном поучении» аввы Дорофея[14]. «Семь седмиц без воскресений и суббот становятся тридцатью пятью днями. Итак если добавить пост в великую субботу и половину яркой и светлой ночи, то становятся тридцатью шестью с половиной днями, что является десятой частью триста шестидесяти пяти дней в году с большой точностью» . Впоследствии в Византии появилось осознание целостности поста (ср. у свт. Кирилла Александрийского: «Для доказательства достаточен постоянный сорокадневный пост»)[15] и необходимости включения или неисключения в этот срок выходных дней. Такая позиция в более строгом виде привела к консолидации восточной практики, для реализации которой стало достаточно 6 недель (6 на 7 = 42 дня), и в менее строгом виде – западной, для реализации которой достаточно 7 недель (7 на 6 = 42 дня)[16], в то время как восьминедельный срок (8 на 6 = 48 или 8 на 7 = 56) оказался излишним.

2. Малые предварительные посты еретиков и их «антиподы» в Византии

Однако в мире древних восточных Церквей, придерживавшихся, в частности, монофизитской доктрины, именно самый длинный срок из 8-ми недель получил наибольший авторитет. Этот авторитет усиливался и другими традициями малых постов, предшествовавших великому посту. Яковитская монофизитская церковь отмечала трехдневный Ниневийский пост, а Армянская – пятидневный Арцивур или Арачаворк. Особый срок для поста стал очень удобен как один из атрибутов или символов защиты своей веры.

В ответ на малые дополнительные посты ориентальных церквей православным византийцам пришлось сформулировать предельно ясное противовесное решение[17].

С одной стороны, отдельные подвижники по строгости превосходили любые самые строгие практики. Так, например, св. Петр Атроатский с 18-летнего возраста не ел хлеб, вино, сыр и масло, и часто не пил воду от Богоявления до Пасхи[18]. Такой особый пост можно было бы назвать постоянным постом[19]. Также в апофтегмах пост – первая из 4-х добродетелей, необходимых для спасения[20]. А сам Великий Пост стал настоящей альтернативой для этих малых постов, как видно из слова Германа II, патриарха Константинопольского, который невольно сопоставлял трехдневный Ниневийский пост и Великий – в пользу того, который более эффективен. Общая мысль свт. Германа такова: Нам, в отличие от ниневитян, не грозит наказание в трехдневный срок, и поскольку наше покаяние слабее, то поститься подобает дольше[21].

С другой стороны, практически Церковь должна была приучить своих чад не поститься в предлагаемые монофизитами сроки. Теоретически Церковь должна была проповедовать и проповедовала об умеренности и не-необходимости максимальной практики. Так, прп. Иоанн Дамаскин в «Слове о святых постах»[22] доказывал нормальность практики поститься 7 недель и чрезмерность 8-ми недельной. «Итак, увидев восстание о святых постах, которое поднимается вплоть до воздухов, я страшно разволновался, что и через благо грех совершает мне смерть. Какова польза поста для тех, кто постится ради ссор и сражений? Ибо я советовал не соревноваться с теми, кто говорит о семи седмицах святых постов, и не восставать на благое тело Христово, то есть на Церковь. Но более подчиняться тем, кому вверено председательство и домостроительство Слова. Ведь иметь преизобилие в благе и преуспеяние, и восходить к большему и высочайшему, и прилагаться ко всякой хвале Господа – свойственно благоденствующим. Но для законополагающих о восьми седмицах я предположил, что благо не благо, если не добре деется. Хорошо девство, но если ты вступишь в брак, не согрешил. Хорошо не есть во всякий день. Но не ядущий да не судит ядущего. В таковом подобает не законодательствовать, не применять насилие, не принудительно вести вверенную паству, но более убеждением, и кротостью, и словом, осоленным солью, – это и таковым предлагаем»[23]. Здесь ясно сформулирован основной аргумент против еретических постов – правило меры во всем, в какой-то стрепени восходящее к диалектическим речам святых каппадокийских отцов. Эта золотая мера и станет самым главным внутренним лейтмотивом масленицы.

Одним из практических средств стала сплошная седмица после Недели о мытаре и фарисее (автор XVI в. Дамаскин Студит именовал ее также «исповедальной»[24]), другим – масленица, мясопуст или сырная седмица.

3. Из истории сырной седмицы или масленицы

Первое упоминание о мясопустной седмице относится к 546 году: «…В этом году произошло разногласие относительно праздника св. Пасхи. Народ сделал мясопуст 4-го февраля, император же приказал продавать мясо еще одну неделю. Мясоторговцы заготовляли мясо и продавали, но никто его не покупал и не ел. Пасха же была, как повелел император, и таким образом народ пропостился одну неделю лишнюю»[25]. Несмотря на распоряжение императора Юстиниана народ не понял его и не захотел нарушать установленного Церковью канона[26].

Существует также версия, согласно которой сырная неделя или мясопуст была установлена императором Ираклием в Сирии[27] – после успешного возвращения из персидского похода при посещении Иерусалима в 629 г.[28] – как особое дополнительное покаянное время[29].

В сочинении прп. Иоанна Дамаскина «О святых постах» (VIII в.) говорится о традиции мясопустной «предпостной» седмицы как дошедшей из устного предания – на ней не вкушали мяса и ничего не вкушали до 9-го часа[30].

В начале X в. патриарх Николай Мистик в сочинении «О монашеской жизни» писал о том, что веком раньше его предшественник св. Никифор Константинопольский ввел сырную седмицу в противовес яковитам, которые всю масляную седмицу вкушали только хлеб и воду[31]. Действительно, в 4-м правиле свт. Никифора сказано:

«Что подобает поститься монахам в среду сырной седмицы и в пятницу и после отпуста литургии преждеосвященных даров есть сыр, где бы они ни находились. Это правило опровергает учение Иакова и ересь тетрадитов»[32].

Таким образом, при свт. Никифоре Константинопольском в начале IX в. во время между 1-м и 2-м иконоборчеством появилась сырная седмица как таковая в противовес тем ересям, которые в ту эпоху были для Византии значительно менее актуальными, нежели в предшествующую эпоху.

4. Пост/разрешение поста как полемический прием

Пост или нарушение поста – один из характерных приемов практической полемики в защиту веры. С богословской точки зрения вера защищается правильным вероучением и формулированием догматов. Однако, теории без практики недостаточно. Для того, чтобы кого-то чему-то научить, его нужно отучить от тех обычаев, которые дополнительным образом удерживают его в круге собственных представлений. Примером установления поста вопреки языческим постам может послужить Успенский пост, введенный по указу патриарха Николая Мистика в начале X в. Примером упразднения поста или, если сказать точнее, действия внешне противоположного практике поста являются Седмицы сплошная и сырная.

А сам пост и абсолютен, и относителен – в особом хорошем смысле этого слова, ведь ради любви к братии по речениям древних апофтегм его можно нарушить. В апофтегмах читаем: «Пришли некогда два брата к некоему старцу, а обыкновение старца было не есть каждый день, и, когда он увидел двух братьев, обрадовался и сказал: пост имеет награду, и ядущий по любви снова исполняет две заповеди, ибо он оставил свою волю, и исполнил заповедь, и упокоил братьев»[33].

По аналогии с преодолеваемой опасностью в виде особых постов, которые соблюдали уклонившиеся от истинной веры, сплошная седмица была более значима, чем масляная, по-гречески сырная.

В большинстве исторических описаний и древних типиконах акцент делается на возникновении практики сплошной седмицы – в противовес древнему трехдневному Ниневийскому посту, который совершался в третью неделю перед Великим постом в память событий во времена пророка Ионы (Иона 3, 5-9) (он заканчивался в пятницу третьей недели до Пасхи символично в день памяти пророка Ионы – но не как праздник пророка, а как воспоминание о примере покаяния)[34], или пятидневному армянскому Арцивуру.

В «Церковной истории» Никифора Каллиста Ксанфопула[35] содержится одно из поздних описаний-пересказов традционных для византийцев представлений о происхождении Арцивурова поста[36].

Здесь приведены четыре версии. Арцивуров пост установлен:

1. В честь поста, посвященного оплакиванию изгнания Адама.

2. В честь Ниневийского поста

3. По инициативе некого духовного вождя монофизитов Сергия (с историей о провозвестнике и его трагичной смерти). – Действительно, в субботу третьей недели до Великого поста армянами отмечалась память св. Сергия или Саргиса.

4. Георгием Просветителем.

Пост Арачаворк был весьма строгим – как и другие монофизитские посты – на одном хлебе и воде (μὴ ἄλλο τι ἐσθίειν πάρεξ ἄρτου καὶ ὕδατος)[37]. Установленный свт. Григорием Просветителем пост называется «первым» или «передовым», поскольку появился ранее других постов[38].

А Сырная седмица соответстует «другой некой ереси», а именно, скорее всего, ереси четверобожников («тетрадитов») – тех восточных христиан, которые обвинялись в четверобожии как сторонники еще одной литургической традиции – прибавления прибавки «распныйся за ны» к Трисвятой песни и тем самым ее не триадологической, а христологической интерпретации[39]. Об этом одними и теми же словами говорится, в частности, в Типиконах монастыря св. Маманта (Константинополь) и Махерасе (Кипр)[40]. В более поздних типиконах будет сказано более общим и неопределенным образом – ὡσαύτως καὶ τῆς τυροφάγου διά τινας αἱρέσεις[41]. Будет использоваться и формула “против неверных”[42]. Так или иначе, очевидно, что обычай вкушения яиц и сыра на сырной седмице восходит к древней восточной традиции поститься в течение 8-ми недель.

5. Дискуссия о строгости соблюдения среды и пятницы в праздничные дни/сроки как ключевая для понимания исторического характера сырной седмицы

Парадоксально, что такое малое послабление, как разрешение вкушения молочных продуктов по средам и пятницам после девятого часа в течение многих веков было своеобразным символом Православия вопреки традции ведения поста у христиан-монофизитов. Однако, внутри Православной традиции строгость пощения в среду и пятницу и сама возможность отмены этой строгости в дни или в кануны больших праздников, включая длительные посты, неоднократно вызывала споры и длительные дискуссии – досточно вспомнить строгое отношение к соблюдению этих дней прп. Афанасия Афонского (X в.), вызывавшее неприятие со стороны его оппонентов[43].

Данная дискуссия естественно восходила к оценке четвертого правила свт. Никифора, которое оценивалась как положительно – к примеру, у Марка монаха, так и отрицательно – к примеру, у Никифора Влеммида. По типикону Марка монаха на сырной седмице полное разрешение – после 9-го часа и вечерни[44], а на сплошной – частичное. Этому дается богословское объяснение: «Яковиты и тетрадиты хранят ее (= сырную седмицу) в полной чистоте. Поэтому Никифор Константинопольский канонически предал разрешать ее». В этом же типиконе говорится, что в монастырях после 9-го часа и вечерни в трапезной по средам и пятницам вкушают сыр, рыбу и вино[45].

Однако Никифор Влеммид подверг критике правило свт. Никифора, не называя самого святителя по имени. Приведем полностью пространный отрывок, напрямую относящийся к теме доклада:

«Поскольку длинным постам отцы предпочли ежедневно есть по малу, то есть без жадности и чрезмерности, и я присоединяюсь к суждению отцов и не принуждаю каждый день воздержанно питать монашествующих, но принимаю; это и надмение изгоняет и вселяет в тело силу к духовным трудам. А некоторые среды и пятницы, как субботы и воскресенья, ради жирной пищи расценивать в связи с радостью владычних праздников или ради опровержения еретических басен, мне кажется совершенно не необходимо. Ибо божественно наслаждаться, но не телесно на божественных праздниках мы научены Богом. А о еретических постах мы знаем, что они осуществлялись не только по средам и пятницам, но в течение всех тех седмиц…»[46]

6. Покаянный настрой масляницы

Анализ и обобщение исторических и гомилетических свидетельств может сделать более рельефными пост и ослабление поста как практическую сторону византийской полемики, методология которой, возможно, может иметь свое применение и в современном мире.

В пятницу Сырной седмицы прп. Феодор Студит произнес слово, в котором призвал молиться за мир и за еретиков: «…не только о себе будем целеустремленно молиться, но и за мир, проявляя милость и щедрость к тем, кто живет грешной жизнью, и к тем, кто погряз в ересях…»[47].

Таким образом, смысл сырной седмицы и творимых в течение нее молитв не в том, чтобы только посрамить и опровергнуть, а в том, чтобы с любовию вернуть отпавших в лоно Церкви.

Не обходилось и в Византии без гуляний и языческих традиций. Так, на сырной седмице издревле практиковалось «переодевание». Недаром у Франциска Скуфа находим, в целом, характерное для Византии, а не только для Запада: «Образ, через который мужи и жены оказываются с масками, по обыкновению мясопустной седмицы»[48].

Следует отметить и то, что в Византии – как и впоследствии в лучшие времена на Руси – настрой сырной седмицы был подлинно покаянным, а не шуточно-балагурским. Это подтверждают слова прп. Феодора из того же слова:

«Но что? Ночью и днем мы воспеваем Господа согласно преданному нам святыми нашими отцами законодательству. Псалмопение сменяет псалмопение, чтение – чтение, молитва – молитву. В помышлении предстательство помыслов, в сердце изучение Божественных словес, благовременное безмолвие, приносящая пользу речь»[49].

Но еще и ранее, в начале V в., свт. Иоанн Златоуст писал накануне Великой четыредесятницы, то есть тоже в период сырной седмицы: «Сегодня у нас яркий праздник и собрание ярче обычного. Но какова сему причина? Это достижение поста, я знаю, поста не настоящего, а ожидаемого… Если и ожидаемый он произвел в нас такое усердие, то явившись и осуществившись, какое он в нас вызовет благочестие?...»[50] Таким образом, масляница – это не столько гуляние и веселие, сколько благочестивое преддверие поста или проекция поста на стремящуюся к подвигам и созерцанию жизнь.

Таким образом, сырная седмица, вошедшая в церковный обиход при Ираклии (VII в.), получившая особый устав при свт. Никифоре (IX в.) и трансформировавшаяся на Руси в масляницу с бурными гуляниями, кулачными боями, маскарадами и прочее (а на западе одно из ее ярких проявлений – венецианский карнавал) означала не празднование или аскезу саму по себе, а некое действие, которое в крайне целомудренном исполнении стремилось подчеркнуть чистоту веры.

7. Аскетическо-мистический характер масляницы

Поставленный в начале доклада вопрос – о значимости навыка – в свете предложенного решения приобретает особое значение. В одно и то же время Церковь не отказалась от сути древней традиции и постаралась своими средствами сохранить аскетический настрой масляной недели, придав этому настрою особый праздничный характер.

Это сочетание радости и скорби, праздничного настроения с будничным вообще очень характерно для Православия, которое, избегая прямолинейных подходов, старалось осолить светом своего благовестия всю жизнь. Свт. Василий Великий в слове о посте, продолжая евангельский призыв поститься с радостными лицами, писал о необходимости «показать радостность души…»[51].

В этом слове, сказанном накануне поста против упивания вином – тем самым так или иначе посвященном именно периоду масленицы – свт. Василий не просто запрещал винопитие, но объяснял богословский смысл невинопития – через приобщение чаше с Божественной мудростью. «Все да приобщимся бодрственному кратиру, который мудрость, смешав, предложила нам равным образом, насколько каждый может вместить и почерпнуть»[52].

Мысли о посте как средстве, приводящем к Боговидению, приводит прп. Симеон Новый Богослов: «Пост делает нас способными умопостигаемо увидеть духовный воздух, в котором не воссиевает, а всегда светит незаходимое солнце Христос Бог наш»[53]. Слова прп. Симеона Нового Богослова «будем радостно стоять на твердом основании поста»[54] также выражают этот настрой – сочетания радости и скорби.

Подобно тому, как масляница стала противовесом языческим постам, так и сам пост, к которому она готовила, приобретает свой высочайший смысл в свете духовной радости, пира и торжества. Иными словами, если перебросить прямой мост от масляницы к этим возвышенным описаниям, то можно сказать и так: пир, радость, блины – это тоже земной отблеск того небесного пира, который должен осуществиться благодаря христианской аскезе.