Во второй половине 1920-х гг. в СССР после жестоких акций устрашения и подавления церковного сопротивления, предпринятых большевиками в первые послереволюционные годы и завершившихся кампанией по изъятию церковных ценностей, советское правительство перешло к обоснованной Львом Троцким[1] политике провоцирования расколов через создание в церковной иерархии враждующих друг с другом центров. При этом аресты и казни, заметно сократившиеся по своим масштабам, теперь были не столько орудием террора, сколько одним из инструментов внесения смуты в Русскую Церковь.

Так, если для организации обновленческого раскола потребовалось изолировать Патриарха Тихона[2], то для создания григорианского раскола[3] создало почву устранение от церковного управления Патриаршего Местоблюстителя митрополита Крутицкого Петра (Полянского).

При формировании двух упомянутых расколов враждебное Церкви государство опиралось на откровенных церковных самочинников и властолюбцев. Однако к 1926 г. новое разделение зрело среди духовенства, искренне отстаивавшего чистоту православной веры и церковных установлений, остававшегося верным законному церковному предстоятелю в лице Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра и его Заместителей.

Обострился вопрос об отношении Церкви к богоборческому государству. Стало очевидным, что большая часть верующих не пошла за обновленцами и другими раскольниками. Поэтому советское правительство усилило работу по установлению контроля над иерархией староцерковников[4]. Первым шагом властей в этом направлении стало осуществление через ОГПУ давления на священноначалие с целью получения гарантий в лояльности к советской власти и резкого отмежевания от антисоветски настроенной зарубежной части русской иерархии. С другой стороны, и среди части православного духовенства все тверже укреплялось мнение, что для сносного существования Церкви в Советском Союзе и успешного противостояния расколам необходимо наличие легальных, признанных государством органов центрального и епархиального церковного управления. Подход советской власти состоял в том, чтобы признавать только приходские общины верующих, в лице их «двадцаток». Вся же вышестоящая над приходами иерархия формально игнорировалась. Только в случае специального разрешения государственной власти могло существовать общецерковное и епархиальное управление. В противном случае любое церковно-административное распоряжение иерархов рассматривалось как действие противогосударственное[5].

Известно, что ОГПУ предлагало легализацию староцерковникам в обмен на заверения в лояльности властям. В частности, начальник 6-го отделения Секретного отдела Е.А. Тучков обращался с таким предложением к Патриаршему Местоблюстителю митрополиту Петру, а после ареста первосвятителя в декабре 1925 года – последовательно к замещавшим его архиереям: митрополиту Сергию (Страгородскому), митрополиту Ленинградскому Иосифу (Петровых), архиепископу Угличскому Серафиму (Самойловичу)[6]. Предложение властей подразумевало, очевидно, их вмешательство в церковное управление. Поэтому долго время не один из иерархов не решался идти на компромисс. Позже, посредством сильного давления, согласия на свое предложение Тучкову удалось добиться от митрополита Сергия (Страгородского), который в апреле 1927 г. после четырёх месяцев ареста был освобожден[7]. В скором времени он сформировал при себе признанный государством Временный Патриарший Священный Синод. Летом 1927 года была опубликована знаменитая Декларация о лояльности, начались массовые перемещения правящих архиереев и прочие церковно-административные деяния Патриаршего Синода, которые вскоре вызвали появление так называемой правой церковной оппозиции.

К настоящему времени в историографии довольно подробно освещены обстоятельства возникновения иосифлянского раскола, движения «непоминающих» и прочих групп верующих, выражавших свое несогласие с курсом митрополита Сергия. Однако и на сегодняшний день находятся не введенные в научный оборот документальные источники, раскрывающие некоторые малоизученные обстоятельства церковной жизни, предшествовавшие событиям 1927 года. К такого рода документам относятся некоторые материалы архива митрополита Ленинградского и Новгородского Григория (Чукова)[8], являвшегося одним из активных церковных деятелей первой половины XX века не только в Петроградской-Ленинградской митрополии, но и во всей Русской Церкви. В частности, представляют интерес документы, связанные с попыткой проведения в городе Епархиального собрания, имевшей место незадолго до и сразу после назначения сюда митрополита Иосифа (Петровых).

Среди опубликованных к настоящему времени свидетельств этих событий важным является написанная по горячим следам памятная записка известного петроградского протоиерея священномученика Михаила Павловича Чельцова[9]. Наиболее подробное описание данного периода церковной истории с привлечением архивных материалов советских карательных органов сделано в работах петербургских историков В.В. Антонова[10] и М.В. Шкаровского[11].

Важная проблема – зарождение разделения в Ленинградской епархии. Действительно, противостояние, которое возникло в Патриаршей Церкви осенью 1927 г. на общецерковном уровне, в Ленинграде наложилось на уже вполне проявившееся смущение в среде староцерковников. Это убедительно показывает непосредственный участник событий протоиерей Михаил Чельцов. Находя основную причину разделения в столкновении «честолюбивых» интересов ленинградских викариев, он особенно выделял сложившееся к началу 1927 г. противостояние между епископом Петергофским Николаем (Ярушевичем) и епископом Шлиссельбургским Григорием (Лебедевым)[12]. Однако рассмотрению идейных движений и противоречий в широких слоях староцерковников протоиерей М.Чельцов отводил второстепенное значение. В частности, неоднократно упоминая о деятельности группы ленинградского духовенства, объединенной вокруг протоиерея Николая Чукова, автор исторических записок не дает исчерпывающего анализа предпосылок их церковно-административных инициатив, однако, упоминает о негативной оценке их деятельности со стороны значительной части староцерковного духовенства и мирян[13].

К сожалению, недосказанность в свидетельствах протоиерея М.Чельцова иногда порождает среди исследователей, как кажется, несколько предвзятое отношение к роли в церковной истории 1920-х гг. протоиерея Николая Чукова и единомышленных с ним священнослужителей. Их обвиняют, во-первых, в симпатии к «обновленчеству», во-вторых, в сотрудничестве с ОГПУ. Так, В.В. Антонов склонен считать главной и решительной причиной противостояния среди ленинградских староцерковников интриги «либеральной» части духовенства во главе с протоиереем Николаем Чуковым, якобы послушно следовавшей указаниям ОГПУ. Несмотря на то, что В.В. Антонов неоднократно ссылается в своих исследованиях на «Неизданные дневники» протоиерея Николя Чукова за 1922–1937 гг.[14], которого относит к наиболее ярким представителям «либерального» духовенства, историк обходит вниманием ряд официальных, но малоизвестных церковно-исторических документов, касающихся попытки проведения в Ленинграде Епархиального собрания, сохраненных заботами известного ленинградского священника и святителя. В состав названных документов входит переписка по указанному вопросу ленинградского духовенства и представителей церковного управления между собой и с Административным отделом Ленинградского Губисполкома (АОЛГИ). Особый интерес представляет собой обращение группы Ленинградского духовенства, так называемых «алексиевцев», к митрополиту Иосифу (Петровых) от 1/14 декабря 1926 г., содержащее ретроспективный анализ положения в епархии с точки зрения непосредственных участников событий.

Настоящая статья имеет целью расширить представление о состоянии Церкви в Ленинграде в 1926 г. на основании исследования названной переписки и более подробного анализа церковно-административной позиции группы ленинградского духовенства, в которую входил и протоиерей Николай Чуков.

Необходимость поиска способа легализации церковных структур, которой было озадачено в 1926 г. высшее священноначалие, осознавалась православным духовенством и на местном уровне. В Ленинграде стремление к легализации подстегивалось, во-первых, наличием в городе мощных обновленческих структур, во-вторых, отсутствием с 1922 г., после казни митрополита Вениамина (Казанского), полноправного правящего архиерея.

Начало попыткам легализации структур староцерковников в Ленинградской епархии в 1926 г. было положено тем, что 2 февраля 1926 г. для беседы в Ленинградском ГПУ был вызван протоиерей Николай Кириллович Чуков[15]. По свидетельству самого протоиерея, «разговоры вращались в кругу следующих вопросов: 1/ что намерено благоразумное духовенство предпринять в виду ареста епископов?; 2/ над духовенством висит «дамоклов меч из-за контрреволюционности епископов»; 3/ для власти нежелательно расстраивать массы арестами епископов; но 4/ странным представляется то, что производятся назначения архиереев непременно с контрреволюционным прошлым, как и кандидатов к ним и благочинных, точно нет других «почтенных и авторитетных лиц, приемлемых для власти»»[16]. Очевидно, что побудительным мотивом для властей к началу нового этапа «работы» со староцерковниками было, с одной стороны, зондирование и предупреждение возможной негативной реакции церковной общественности на волну арестов архиереев, проведенных в конце 1925 г., а с другой, оказание определенного давления на церковное управление. Действительно, в декабре 1925 г. были арестованы и высланы петроградские епископы-викарии Кронштадтский Венедикт (Плотников) и Ладожский Иннокентий (Тихонов). Причем в вину им было поставлено как раз то, что «они не только священнодействуют, но и управляют»[17]. 18 декабря 1925 г. был также арестован епископ Сестрорецкий Николай (Клементьев), рукоположенный после ареста в марте 1924 г. епископа Колпинского Серафима (Протопопова)[18]. Этими событиями практически завершился период существования в городе Епископского совета, организованного в феврале 1924 г. Из четырех епископов, прежде входивших в Епископский совет, на свободе оставался лишь епископ Шлиссельбургский Григорий (Лебедев).           

Между тем, для Петроградской епархии в ноябре 1924 г. был рукоположен епископ Нарвский Сергий (Дружинин), а 12 января 1926 г. – епископ Гдовский Димитрий (Любимов). Видимо, именно их ГПУ рассматривало в качестве архиереев с «контрреволюционным прошлым». Ибо было известно, что епископ Сергий до революции являлся духовником великих князей «Константиновичей», а после революции категорически отверг обновленческое Епархиальное управление[19], епископ же Димитрий проходил и был выслан из Петрограда в 1922 г. по делу подпольной организации церковников, якобы выступавшей против обновленцев путем создания Петроградской автокефалии[20]. Так как обновленческий раскол инспирировался ГПУ, активное сопротивление обновленчеству воспринималось большевиками в качестве дела противоправительственного.

Как можно предположить, причины, по которым был вызван именно отец Николай, состояли в том, что, во-первых, спецслужбам он был хорошо известен по делу «о сопротивлении изъятию церковных ценностей» и по неизбежным контактам при организации им в городе религиозного образования[21], во-вторых, протоиерей Николай Чуков – настоятель Никольского Собора – был одним из авторитетных лиц в среде ленинградского православного духовенства. Кроме того, была известна его более мягкая, в сравнении с основной массой староцерковного духовенства, позиция по отношению к обновленчеству. Протоиерей Николай посильно способствовал организации переговоров на епархиальном уровне с лидерами обновленчества. Особенно активно эта работа проводилась в 1925 г.[22]

О содержании беседы в ГПУ 4 февраля отец Николай доложил временно управлявшему епархией епископу Шлиссельбургскому Григорию (Лебедеву). 5 марта 1926 г. «в виду неразрешения острого кризиса на месте» протоиерей Николай Чуков письменно сообщил обстоятельства этого дела Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию. Необходимым условием легализации церковных структур протоиерей признавал проведение приемлемой для властей кадровой политики в церковном управлении: «Пока ее (легализации) не будет, мы всегда будем под угрозой всяческих репрессий и подозрений, совершенно естественных вследствие конспиративности управления. А легализации не будет, пока во главе епархий не будут стоять лица, приемлемые для власти /при полной почтенности их вообще/. Но как это осуществить? Мне думается, что нам совершенно необходим настоящий правящий Митрополит, авторитетный для всех, который повел бы церковную жизнь твердо, ясно и общественно... Как было-бы хорошо, если бы Ваше Высокопреосвященство сами возглавили нашу епархию, или послали авторитетное и почтенное лицо в роде архиепископа Иосифа Ростовского»[23]. Таким образом, в создавшихся условиях давления со стороны властей в церковной среде зрело понимание неизбежности практики балансирования у канонически зыбкой черты между учетом «доброго свидетельства от внешних» (1 Тим 3:7) при избрании кандидата на церковно-административные должности и откровенным диктатом гражданских властей в вопросах церковного управления[24].

Примечательно упоминание в приведенном письме наряду с митрополитом Сергием имени архиепископа Иосифа в качестве возможного кандидата на замещение Ленинградской кафедры. Обращение к Заместителю Патриаршего Местоблюстителя было составлено вследствие собеседования в ГПУ, в ходе которого представители власти выразили недовольство последними епископскими хиротониями, потому можно предположить, что в своем письме протоиерей Николай передавал на суд священноначалия если не прямо согласованные кандидатуры, то те, которые, по его мнению, могли бы удовлетворить требованиям властей[25]. С другой стороны, то, что отец Николай Чуков ещё в марте 1926 г. высказывался за архиепископа Иосифа в качестве кандидата на Ленинградскую кафедру, опровергает последующие домыслы о поддержке его и группы близкого ему круга священнослужителей епископа Алексия (Симанского) в противовес владыке Иосифу.

Очевидно, что протоиерей Николай получил одобрение своих намерений от Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, потому что 18 мая с согласия управляющего епархией епископа Григория (Лебедева) он уже в сопровождении протоиерея Павла Антоновича Кедринского[26] обратился в ГПУ за разъяснением следующих вопросов: «1/ возможна ли легализация нашей Церкви в местном масштабе? /ответили: «вполне возможна»/; 2/ при каких условиях? /ответили: «при персональной приемлемости лиц, стоящих во главе управления»/; и 3/ каким способом? /ответили: «путем разрешения епарх. собрания для выбора органа управления»»[27]. Таким образом, переговоры представителей староцерковников с местным ГПУ наметили возможный способ легализации Церкви на епархиальном уровне – проведение Епархиального собрания.

Схема проведения епархиальных собраний для выборов органов местного церковного управления была опробована властями в 1922 г. при формировании обновленческих структур, подчиненных Высшему Церковному Управлению (ВЦУ). Такие структуры получали признание со стороны гражданской власти. Выгодный для спецслужб и интересов обновленчества состав этих органов формировался под контролем уполномоченных ВЦУ при епархиальных управлениях[28]. Видимо, в 1925 г. ленинградское ГПУ хотело методами, отработанными на обновленцах, поставить под жесткий контроль и староцерковников, причем в качестве проводников своей политики теперь спецслужбы предполагали иметь наиболее лояльную часть староцерковного духовенства.

К концу мая 1926 г. во временное управление Ленинградской епархией с благословения Заместителя Местоблюстителя вновь вступил епископ Ямбургский (Кингиссепский) Алексий (Симанский)[29], еще в марте вернувшийся в город после ссылки в Каракалинск. Хотя, очевидно, епископ Алексий не был инициатором деятельности по устроению епархиальной жизни во взаимодействии с государственными властями через созыв Епархиального собрания, этот процесс получил с его стороны благосклонное отношение. Инициативу же по проведению в жизнь намеченного плана взяла на себя группа видных ленинградских священнослужителей в составе протоиереев: П.А.Кедринского, Н.К.Чукова, А.В.Петровского[30], Н.В.Чепурина[31], М.В.Митроцкого[32], В.Ф.Лебедева[33], И.И.Заборовского[34]. Названная группа единомышленников сложилась ещё в предыдущие годы. Трое из них – Чуков, Петровский, Кедринский – в 1922 г. подвергались следствию и арестам по делу «о сопротивлении изъятию церковных ценностей». Долгое время протоиереи Чуков, Митроцкий, Петровский, Чепурин, Лебедев сотрудничали, являясь членами профессорско-преподавательской корпорации Петроградского Богословского института и Высших Богословских курсов[35]. Кроме того, именно протоиереи Чепурин, Кедринский, Митроцкий и Заборовский были ближайшими сотрудниками протоиерея Николая Чукова в попытках организации переговоров с обновленцами, за что многие из староцерковников и подозревали эту группу в сочувствии обновленчеству[36].

1 июля 1926 года группа духовенства во главе с епископом Алексием подала в АОЛГИ заявление с просьбой о разрешении созыва общего собрания клира и мирян Ленинградской епархии[37]. Указав на ненормальность существования церковных структур без легализации, авторы обращения предлагали для признания государством следующее устройство епархиального управления: «при стоящем во главе епархии Епископе совет из избранных представителей клира и мирян, действующий на основе церковных канонов и являющийся выразителем соборного мнения епархиальной церковной общины». С целью формирования обозначенной структуры епархиального управления заявители считали «совершенно необходимым испросить у государственной власти разрешения на созыв общего собрания представителей клира и мирян Ленинграда и епархии для выбора епархиального органа, который, во главе с Епископом, ответственный за направление своей деятельности в полном согласии с постановлениями государственной власти, мог бы законно руководить церковной жизнью епархии»[38]. Таким образом, речь шла о том, чтобы легальным путем сформировать структуру управления епархией, возглавить которую должен был новый правящий архиерей. Причем вопрос о его выборе или назначении в ходе самого Собрания не ставился. Однако, по мысли инициаторов его проведения, в случае успеха назначенный на кафедру архиерей получил бы реальную возможность через признанное государством епархиальное управление осуществлять свою каноническую власть в епархии[39].

Процитированное выше заявление было предварительно согласовано епископом Алексием с Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием, который при этом наложил резолюцию: «Не имею возражений. М. б., это будет почином и для других мест»[40]. Таким образом, митрополит Сергий выразил не только свое согласие, но живую заинтересованность в замысле ленинградского духовенства.

Переговоры группы священников с представителями ГПУ о проведении Епархиального собрания естественно насторожили другую часть ленинградского духовенства, ведь четыре года назад чекисты активно «работали» с обновленцами. Подозрениям способствовало и само сближение в этом деле группы протоиерея Николая Чукова с епископом Алексием, который среди значительной части православных города не пользовался репутацией активного противника обновленчества.

По свидетельству протоиерея Михаила Чельцова, среди духовенства образовалась группа, стремившаяся воспрепятствовать переговорам путем устранения от управления в епархии епископа Алексия. В связи с этим летом 1926 г. к митрополиту Сергию (Страгородскому) из Ленинграда пошел поток обращений и ходатайств с просьбой избавить епархию от епископа Алексия и дать самостоятельного правящего архиерея[41]. В частности, по сведениям самого протоиерея Николая Чукова, с такой просьбой к митрополиту Сергию ездили: настоятель Воскресенского собора (Спас-на-Крови) протоиерей Василий Максимович Верюжский, архимандрит Лев и Гурий (Егоровы), настоятель русско-эстонской Исидоровской церкви протоиерей Александр Викентьевич Пакляр, протоиерей Покровского подворья г. Гатчина Иоанн Викулович Смолин, протоиерей Преображенского собора Василий Алексеевич Венустов[42]. В ответ через ходатаев Заместитель Патриаршего Местоблюстителя предложил обеспокоенному духовенству самим подыскать кандидатуру. Проведя безрезультатные переговоры с несколькими заслуженными архиереями[43], представители ленинградского духовенства обратились, наконец, к архиепископу Ростовскому Иосифу (Петровых), который дал свое согласие. Примечательно, что размежевавшееся было по поводу взаимодействия с властями ленинградское духовенство пришло к консенсусу в вопросе о желательной кандидатуре для возглавления епархии. Ведь, как отмечалось, ещё в марте 1926 г. в письме к митрополиту Сергию протоиерей Николай Чуков высказывался за архиепископа Иосифа.

Желая преодолеть разлад в епархии, в последние месяцы своего управления епископ Алексий предпринял попытку привлечь к начатому делу о созыве Собрания прочих викариев, в связи с чем неоднократно призывал последних на совещания. Сочувствие он нашел только у епископа Николая (Ярушевича). Отказ же со стороны епископов Григория (Лебедева), Димитрия (Любимова) и Сергия (Дружинина) поддержать начатое дело определялся скорее не их принципиальным неприятием взаимодействия с властями, но недоверием лично епископу Алексию, сложившимся у них в результате ряда известных обстоятельств[44]. Тем не менее, именно вопрос о проведении Епархиального собрания отчетливо выявил наличие противостояния в ленинградском епископате.

Почти через два месяца после подачи в Губисполком заявления о проведении Епархиального собрания последовал указ Заместителя Местоблюстителя, которым 26 августа 1926 г. на Ленинградскую кафедру был назначен митрополит Иосиф (Петровых). Но после высокоторжественной со стороны верующих встречи митрополита в Ленинграде 11 сентября и последовавшего его отбытия в Ростов Ярославский для прощания с прежней паствой, власти более не позволили ему пребывать в пределах своей епархии[45]. Непосредственное управление ленинградской паствой на время своего отсутствия было передано митрополитом архиепископу Гавриилу (Воеводину)[46]. Что касается возможного созыва Епархиального собрания в Ленинграде, то при назначении митрополита Иосифа и последовавшем в то же время перемещении архиепископа Алексия (Симанского) в Новгород на Хутынскую кафедру вопрос о Собрании не был специально оговорен. По той ли причине, что положительного ответа священноначалие уже не ждало, или же считалось, что изменения в руководстве епархии не помешают разрешению Собрания властями?

Хотя назначение митрополита Иосифа в Ленинград было желанным для всего духовенства, оно явилось все-таки победой части духовенства, противившейся проведению Епархиального собрания. План, задуманный инициативной группой по его проведению, теперь был нарушен. Назначенный митрополит по-прежнему не имел легального, признанного государством способа управления епархией. Кроме того, назначение владыки Иосифа, по ходатайству партии противников проведения Собрания, делало вероятным то, что влияние на него представителей этой партии будет преобладающим. Такое опасение высказывал, в частности, протоиерей Николай Чуков, говоря о возможном чрезмерном воздействии на митрополита Иосифа «усиленно монашествующих и вообще людей «той партии»»[47].

Известно, что воодушевление в церковной среде Ленинграда в связи с назначением митрополита Иосифа встревожило местные спецслужбы[48]. Видимо, именно тогда перед ними была поставлена задача воспрепятствовать усилению ленинградских староцерковников через провоцирование новых разделений. На фоне высылки правящего архиерея поставленной цели могло бы послужить и дело о созыве Епархиального собрания. Почувствовав разномыслие в среде староцерковников, власти решили сыграть на нем. Так, в ноябре 1926 г. стало известно, что Губисполком всё-таки разрешает созыв Епархиального собрания, однако, исключительно под персональную ответственность именно тех лиц, которые подавали заявление в июле, то есть вышеуказанной группы духовенства во главе с епископом Алексием. Официальное письмо из АОЛГИ за подписью заместителя начальника Адмотдела Трушина и начальника отделения Адмнадзора Овсянникова на имя настоятеля Владимирского Собора протоиерея Павла Кедринского датировано 16 ноября 1926 г. В нем говорилось «о разрешении созыва общего собрания представителей клира и мирян гор.Ленинграда и епархии, для выбора возглавляемого епископом епархиального органа в период между 5 и 20 декабря с.г.». Подчеркивая, что разрешение дано «только под персональную ответственность лиц, подписавших заявление», представители Губисполкома предлагали представить «сведения о предполагаемых участниках собрания, программу и место работ такового»[49].

Давая разрешение с условием, игнорировавшим правящего архиерея, власти явно рассчитывали на замешательство в православном духовенстве. Канонически законный Ленинградский митрополит Иосиф находился в это время в Ростове Ярославском без права выезда. Еще в сентябре владыку Иосифа вызывали в Москву в ОГПУ, где Е.Тучков выяснял отношение его к плану легализации Патриаршей Церкви под условием жесткого контроля со стороны государственной власти. Митрополит отверг возможность легализации на таких условиях[50], потому и находился в последующее время фактически в ссылке.

Ответ советских властей не мог не возбудить с новой силой в церковной среде подозрения в адрес инициативной группы в заговоре против митрополита Иосифа[51]. Тем более, что архиепископ Алексий, приступив к управлению Новгородской епархией, остался в Ленинграде[52]. Несмотря на все усиливавшееся подозрительное к себе отношение, протоиерей Николай Чуков с единомышленниками решили не упускать открывшуюся возможность реализовать задуманное.

Ещё 15 ноября 1926 г., получив устные заверения от представителей ленинградского ГПУ о разрешении Собрания[53], отцы протоиереи, заявлявшие в Губисполком, обратились с рапортом к Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию. В рапорте сообщалось о разрешении властей на проведение собрания «под ответственностью лиц, подписавших заявление в Отдел Управления». С учетом назначения в Ленинград митрополита Иосифа, перемещения архиепископа Алексия в Новгород и принципиального игнорирования этого обстоятельства гражданскими властями авторы рапорта предлагали Заместителю Местоблюстителя дать особый указ архиепископу Алексию «собрать при помощи Ленинградского Епархиального Начальства Епархиальное Собрание под ответственностью лиц, подписавших заявление в Отдел Управления». Соответствующий указ предлагалось дать и на имя митрополита Ленинградского. Предметами занятий Собрания на тот момент рассматривались «доклад о положении Православной Церкви в Ленинградской Епархии» и «вопрос об избрании губернского и уездных органов Епархиального Управления»[54].

Строго говоря, инициаторы Епархиального собрания нарушили канонический порядок, обратившись по данному вопросу напрямую к Заместителю Местоблюстителя, миновав своего правящего архиерея. Хотя решение по докладу мог принять только предстоятель Русской Церкви, ибо касалось оно архиереев разных епархий, тем не менее подобные предложения на суд высшей церковной власти должен был бы представлять уже сам митрополит Иосиф. Необходимостью срочного подтверждения законности своих действий со стороны высшей церковной власти и, видимо, неуверенностью в одобрении со стороны митрополита Иосифа руководствовались отцы протоиереи, подавая вышеприведенный рапорт.

Митрополит Сергий не посчитал нужным следовать совету инициативной группы, однако, в ответ на их обращение указал, «что в виду состоявшегося между ним и представителем Центральной Государственной Власти соглашения /17 ноября т.г./ по общим церковным вопросам для Митрополита Иосифа Петровых открывается возможность личного исполнения возложенных на него обязанностей по Ленинградской Епархии»[55]. Таким образом, Заместитель Патриаршего Местоблюстителя подтвердил право митрополита Иосифа самому управлять Ленинградской епархией, в том числе участвовать в деле легализации Церкви на местном уровне через созыв Епархиального собрания.

Сам митрополит Иосиф был извещен о разрешении Собрания рапортом настоятеля Владимирской церкви Ленинграда протоиерея Павла Кедринского, датированным 17 ноября 1926 г.[56] На «благовоззрение» митрополита были представлены копии разрешения Ленинградским Губисполкомом созыва собрания за №22-1 и рапорта об этом на имя Заместителя Патриаршего Местоблюстителя.

О реакции митрополита Иосифа (Петровых) на сложившиеся обстоятельства по делу о созыве Епархиального собрания можно судить по его резолюции от 19 ноября 1926 г. на рапорте протоиерея Павла Кедринского, рукописная копия которой была сохранена протоиереем Николаем Чуковым: «Разрешение гражд. Властью созыва Еп. Собрания приветствую и горячо желаю его осуществления. Но при этом нахожу необходимым обратиться к Власти с дополнительным ходатайством о замене выбывшего из состава лиц Ленингр. Епархии Архиепископа Алексия (Симанского) и о включении в состав лиц, под персональную ответственность которых разрешается Собрание, меня, как канонического законного Ленинградского Епископа»[57]. Такая позиция митрополита Иосифа была вполне логична, потому что, во-первых, следовала из его иерархического статуса и из решения по данному вопросу высшей церковной власти в лице Заместителя Патриаршего местоблюстителя, во-вторых, при казавшейся в тот момент благосклонности представителей государства могла бы способствовать возвращению владыки в свою епархию. Важно также, что приведенный документ опровергает иногда встречающееся мнение[58] о том, что митрополит Иосиф был принципиальным противником предшествовавшей деятельности инициативной группы ленинградских священников по организации Епархиального собрания.

В соответствии с занятой позицией, 27 ноября 1926 г. сам митрополит Иосиф направил в АОЛГИ письмо с просьбой заменить в составе лиц, под персональнуюрархического ответственность которых разрешено Собрание, епископа Алексия (Симанского) на него самого, «как единственного законного Ленинградского епископа», разрешить ему прибытие в Ленинград и, в случае задержки, назначить новый срок для проведения предполагаемого Собрания[59]. Это прошение в начале декабря 1926 г. было поддержано отцами протоиереями – участниками инициативной группы, также обратившимися с письмом в Адмотдел с разъяснением сложившейся ситуации в церковном управлении Ленинградской епархии[60].

8 декабря 1926 г. снова на имя протоиерея Павла Кедринского последовал ответ АОЛГИ на «поданное инициативной группой и гр. Ив. ПЕТРОВЫХ ходатайство». Власти разъясняли: «Разрешение на созыв епархиального собрания дано под личную и персональную ответственность епископа А.Симанского и других граждан, подписавших заявление, как лиц, персонально известных Административному Отделу. Передача еп. Алексеем Симанским полномочий на созыв собрания митрополиту Иосифу, еп. Гавриилу или еп. Григорию является не приемлемым, так как перечисленные лица Административному Отделу не известны»[61]. Проигнорировав таким образом в очередной раз митрополита Иосифа как правящего архиерея, местные власти как будто оставляли шанс ленинградскому православному духовенству на проведение Собрания, предлагая в конце своего письма: «АОЛГИ просит сообщить, будет-ли инициативная группа, подписавшая заявление, созывать епархиальное собрание на основании выдаваемого разрешения или от созыва такового в настоящее время она отказывается»[62].

Настойчивая линия спецслужб на раскол староцерковников к концу осени 1926 г. стала приносить свои горькие для Церкви плоды. Ответ ленинградских властей не мог не смутить, находившегося вне пределов епархии владыку митрополита. Ведь через Заместителя Местоблюстителя было сообщено о разрешении центральной власти ему самому осуществлять церковное управление в Ленинграде. Если теперь возникали непонятные новые препятствия, вполне естественно было бы ему заподозрить наличие каких-то враждебных ему интриг в самом городе со стороны церковников и, вероятнее, тех, кто имел непосредственное общение со спецслужбами. Участники инициативной группы по созыву Епархиального собрания, видимо, предположив подобный ход мысли у митрополита Иосифа и почувствовав недоверие, посчитали необходимым довести до его сведения истинные мотивы своей деятельности и взгляд на текущую жизнь в ленинградской митрополии в специальном обращении, датированном 1/14 декабря 1926 г[63].

Прежде всего, в послании отвергается мнение о разделении в епархии на «Иосифлян» и «Алексиевцев». Отрицая наличие своего противостояния правящему архиерею в виде группы под предводительством епископа Алексия (Симанского), авторы послания напоминали, что ещё весной 1926 г. в качестве кандидатов на Ленинградскую кафедру предполагали митрополита Сергия (Страгородского) или же самого митрополита Иосифа (Петровых), видя в них пастырей в ««духе и славе» митрополита Антония (Вадковского)»[64]. Причем уже летом 1926 г., свидетельствовали члены инициативной группы, они имели в виду владыку Иосифа единственным желательным кандидатом. Попытки же найти других лиц на замещение должности правящего архиерея в Ленинграде авторы послания приписывали противостоящей себе группе духовенства, обозначая последних «иными представителями епархии». Этих же «иных представителей епархии» послание обвиняло в последующем ошибочном «форсировании» вступления на кафедру владыки Иосифа: «В то время как мы рассчитывали уготовить Вам хотя, может быть, и не такой быстрый, но беспечальный путь к кафедре, путь одновременно канонически законный (каковым Вы, разумеется, и пришли к нам) и в гражданском отношении расчищенный, они презрели последнее условие»[65]. Ясно, что таким канонически законным и одновременно граждански легальным путем организации епархиального управления видели отцы протоиереи свои заботы по проведению Епархиального собрания. Причиной же срыва задуманного ими летом плана стали, по мнению авторов послания, «неосторожность и неосмотрительность» действий противоположной группы ленинградского духовенства, желавшего обязать себе будущего владыку своими ходатайствами.

Говоря о нестроениях в епархии, авторы послания решительно отрицали наличие в ней раскола. Однако они свидетельствовали о «разных идейных и практических оттенках» в среде ленинградского духовенства. Свой «оттенок» члены инциативной группы охарактеризовали следующим образом: «Сохраняя и проводя строгую акривию в вопросах вероисповедных, богослужебных и канонических, мы являемся сторонниками широкой, планомерной и открытой икономии во всех остальных вопросах и случаях, которые современность выдвигает перед церковною жизнью. Задачи и идеалы подлинно религиозные мы не смешиваем с идеалами инородными, напр., национальными, государственными и проч. и первые не дерзаем приносить в жертву последним, почитая это святотатством и изменою Церкви Христовой…»[66]. Таким образом, то, что некоторой части православных казалось ущербным для Церкви соглашательством с внешними[67], авторы послания считали проявлением церковной икономийности в современных им условиях. Решительно отвергая то, что побудительными мотивами их деятельности были властолюбие, тщеславие, неправославность или страх, авторы послания свидетельствовали, что двигала ими «исключительно мысль о благе Церкви». Свое кредо в устроении церковной жизни они выразили древнеотеческим правилом: «в главном – единство, во второстепенном – свобода, а во всем – любовь»[68].

Далее, не переходя на личности, авторы послания, тем не менее, позволили себе дать характеристику оппонентам в среде православного духовенства: «Разжигатели наших внутренних распрей и нестроений как будто начинают прозревать, что их мнимо-пуританский дух стал приобретать сектантски-раскольнический акцент, а их азартная демагогия не может собрать им большинства, что немногочисленную, хотя и энергичную, порою неистовую группу близоруких и истерических женщин и мужчин, церковные идеалы и радения коих иногда очень подозрительны, нельзя никак инсценировать, как «епархию»…»[69]. Обозначив деятельность этих людей «рискованной игрой личного темперамента отдельных экстремистов из состава Ленинградской Церкви», члены инициативной группы видели главной опасностью с их стороны «их постоянное прикрывание теперь своих действий» именем митрополита Иосифа. Предупреждая владыку, авторы послания писали о своих оппонентах: они пытаются «сделать Вас орудием своей роковой церковной тактики». Заключается же послание просьбой к владыке быть «общим для всех отцом»[70]. Несмотря на то, что члены инициативной группы со стороны своего архиерея остро ощутили недоверие к себе, они не позволили себе выказать раздражение. Послание их исполнено искренней заботой о епархии и почтением своему архипастырю. Однако оно фиксирует факт поляризации староцерковного духовенства в Ленинграде по вопросу об отношении к богоборческому государству, именно по этому вопросу произойдет через год тяжелейший для Церкви разлом.

Теперь же, в конце 1926 г., поставленные в затруднительное положение организаторы Собрания могли надеяться только на то, что священноначалие найдет все-таки удовлетворительное для властей решение, позволившее бы его провести. Своей задачей в сложившихся обстоятельствах они видели необходимость выиграть время, поэтому в декабре обратились в Губисполком с просьбой перенести срок созыва Епархиального собрания на январь 1927 года. 23 декабря 1926 г. Административный отдел направил последнее известное по рассматриваемому делу письмо протоиерею Павлу Кедринскому, сообщавшее, что «отсрочка по выданному… разрешению может быть произведена лишь до 20-го января 1927 года», причем «если между 23-м декабрем и 20-м январем Епархиальное собрание созвано не будет, то выданное… разрешение считается потерявшим свою силу»[71].

Принять принципиальное решение по данному вопросу высшая церковная власть теперь не могла. Она была парализована чередой арестов Заместителей Местоблюстителя. 8 декабря был арестован митрополит Сергий (Страгородский), а уже 13 декабря – сменивший его и находившийся без права выезда в Ростове Великом митрополит Ленинградский Иосиф (Петровых). Вступивший же в должность Заместителя архиепископ Угличский Серафим (Самойлович) в своем послании к всероссийской пастве предоставил епископам право решать вопросы управления на местах, до минимума сократив переписку с ними, чтобы не давать повода властям для новых арестов[72].

 Как известно, Епархиальное собрание так и не состоялось в отведенный властями срок. Более вопрос о нем во взаимоотношениях с властями всерьез не поднимался. Попытка легализации церковного управления староцерковников в Ленинградской митрополии оказалась неудачной. Однако, к чести ленинградского духовенства, в 1926 г. и тактика спецслужб по провоцированию раскола в епархии через игру на амбициях видных её представителей не принесла им решительного успеха. Староцерковное духовенство оставалось единым, хотя семена недоверия были посеяны. Напряженность, ставшая следствием переговоров с государственными властями части духовенства по вопросу о легализации епархиального управления и недоверия к этому процессу у другой части староцерковников, приведет к тому, что в следующем 1927 г. именно в Ленинграде произойдет наиболее решительное и непримиримое размежевание в среде староцерковников на сторонников политики митрополита Сергия во взаимоотношениях с государством и правой церковной оппозицией.

Рассмотренные материалы свидетельствуют, что действия соратников протоиерея Николая Чукова не были сотрудничеством с ОГПУ по образцу обновленцев. Во-первых, инициативная группа сохраняла канонический порядок и послушание иерархии. Во-вторых, компромиссы, на которые они были готовы пойти, не предполагали вмешательства властей во внутрицерковные вопросы.

Неудачная попытка осуществления легализации Церкви «снизу» на уровне епархии показала, что этот путь давал спецслужбам дополнительные возможности вмешательства в церковную жизнь на местах. Следовательно, ещё настойчивее требовалось искать признания государством именно высшего церковного управления.

Список сокращений

Адмотдел – Административный отдел

Адмнадзор – Административный надзор

АОЛГИ – Административный отдел Ленинградского губернского исполнительного комитета

ВВЦС – Временный Высший Церковный Совет

ВЦУ – Высшее Церковное Управление

ГПУ – Государственное политическое управление

Ленгубисполком – Ленинградский губернский исполнительный комитет

ОГПУ – Объединенное государственное политическое управление

СССР – Союз Советских Социалистических Республик

Источники и литература

1.    Антонов В.В. Петроград-Ленинград 1920-1930-е. Вера против безбожия. Церковно-исторический сборник. СПб., 2011. 430 с.

2.    Архив Санкт-Петербургской епархии Ф.3. Оп.3(а). Д.44.

3.    Архив Санкт-Петербургской епархии Ф.3. Оп.3(а). Д.45.

4.    Архив Санкт-Петербургской епархии Ф.3. Оп.3(а). Д.47.

5.    Архивы Кремля. Политбюро и церковь: 1922-1925 гг. В 2 кн. / Подгот. Изд. Н.Н. Покровского и С.Г. Петрова. Новосибирск – М.: Сибирский хронограф; РОССПЭН, 1997-1998. 647 с.

6. Дейбнер А. Русские иерархи под игом безбожников // Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти, 1917-1943 / Сост. М.Е.Губонин. М., 1994. С. 401-411.

7.   Краснов-Левитин А. Лихие годы. 1925-1941. Воспоминания. Paris: YMCA-PRESS, 1977. 457 с.

8.    Православная Энциклопедия. Т.12. М.: ЦНЦ «Православная Энциклопедия», 2006. 751 с.

9.    Русская Православная Церковь. XX век. М.: Изд-во Сретенского м-ря, 2008. 800с.

10. Санкт-Петербургский мартиролог. Сост.: М.В. Шкаровский, Т.Н. Таценко, А.К. Галкин, А.А. Бовкало. Отв. редактор - проф., прот. Владимир Сорокин. СПб., 2002. 416 с.

11.  Сорокин В., прот. Исповедник. Церковно просветительская деятельность митрополита Григория (Чукова). СПб., Изд-во Князь-Владимирский собор, 2005. 736 с.

12. Чельцов М.П., прот. В чем причина церковной разрухи в 1920-1930 гг. / Публ. В.В.Антонова // Минувшее. Исторический альманах. Вып.17, М.-СПб.,1994. С. 411-473.

13.  Чельцов М.П., прот. В чем причина церковной разрухи в 1920-1930 гг. / Публ. В.В.Антонова // Минувшее. Исторический альманах. Вып.17, М.-СПб.,1994. С. 411-473.

14. Шкаровский М.В. Иосифлянское движение и оппозиция в СССР (1927-1943 гг.) // Минувшее. Исторический альманах. Вып. 15. М.- СПб., 1994. С. 446-463.

15. Шкаровский М.В. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. СПб., 1999. 99 с.

16.  Шкаровский М.В. Петербургская епархия в годы гонений и утрат 1917-1945. СПб., 1995. 207 с.

17. Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущёве. М., 2005. 424 с.

18. Шкаровский М.В. Судьбы иосифлянских пастырей. СПб.: Сатис, 2006. 600 с.