Подлинные отношения с Богом, это главное устремление человеческого существования, вектор земной жизни, оправдание творения, конечно, не могли бы остаться за пределами кругозора подростка в том возрасте, когда он ищет самое главное. Можно было бы даже сказать, что это как раз тот возраст, в котором человек особенно жаждет личного смысла в этих отношениях.

Но естественным образом отношения подростка с Богом сопровождаются его психологическими переживаниями, поскольку материальной основой для религиозности всегда и для всех является психика. Так что взаимосвязь личности и религиозности совершенно необходимо осознавать, особенно тем, на кого по положению (родителям, клирикам, преподавателям, катехизаторам) возложена эта трудная, но чудесная миссия служения юношеской религиозности.

Религиозность подчиняется всем законам межличностных отношений, и действие благодати не упраздняет человеческую личность со всеми особенностями индивидуального характера. Понятно, что незрелое сознание окажет соответствующее влияние и на то, как человек будет воспринимать Бога и с Ним общаться, поскольку отношения с Богом не перестают быть отношениями между двумя личностями. Болезненная религиозность препятствует психическому развитию и может превратиться в патологию. Пуританское отношение к телу, создание патологического чувства вины и превращение его в рычаг управления подростком; авторитарное воспитание и тренировка самоподавления, лицемерие и фарисейское чувство собственного нравственного превосходства; отношения с Богом, построенные на страхе или торге; нетерпимое и надменное отношение к ближним, параноидальное отношение к людям «извне», к людям вне религиозной группы; культивирование зависимости от идеализированного вождя и черпание ощущения всесильности от воображаемого единства с ним – это и многое другое может мучить подростка и среди религиозного большинства, и – намного чаще – в религиозных группах разрушительного и эксплуататорского характера (cults).

С другой стороны, имеет место и обратная взаимосвязь: «Религия может являться очень эффективной внешней формой для личности… Ей сопутствуют этические системы, которые помогают самосознанию выстроить шкалу основных ценностей, отличить правильное от неправильного, хорошее от плохого и определять поведение человека в отношении других людей»[1].

Если вера не всегда переходит из детской формы в более зрелую форму в подростковом возрасте и молодости, то это происходит потому, что она сталкивается с каким-то препятствием, похожим или идентичным тому, что вызвало замедление формирования личности… Важно включить развитие веры в число критериев формирования зрелого сознания[2].

Можно без преувеличения говорить о том, что в юношеском возрасте возникают как раз идеальные условия для появления и возможного решения экзистенциального вопроса вообще (частью которого является и религиозная проблематика). Возрастающее осознание себя самостоятельной личностью[3], ощущение трагизма[4], открытие социальной потребности и любовной способности, непосредственность эмоций, стресс, влечение, развитие способности мыслить, любопытство – все это способствует увеличению интереса к таинственному,потустороннему, трансцендентальному. Даже тогда, когда протест подростка, кажется, отдаляет человека от традиционной религии, в которой он был воспитан в семье, внутри у него идет напряженный процесс поиска личного смысла.

Развитие личной религиозности – это длительная и часто болезненная трансформация. Ребенок исповедует какую-то религию, потому что ее исповедуют родители, и обычно для его веры характерны то же качество и образ мыслей. Личная же религиозность развивается не раньше окончания подросткового возраста. И задача состоит в том, чтобы она, перестав быть данностью, развилась и обрела личный смысл.

Разумеется, с духовной точки зрения развитие отношений с Богом не является утилитарным, но имеет своей целью святость и спасение. Однако для общества, воспитания невозможно игнорировать тот факт, что религиозность способна служить показателем психического развития вообще. Здоровая религиозность и соответствующее воспитание способствуют более здоровым взаимоотношениям, формированию идеалов и воспитанию альтруизма в молодом человеке, творческому развитию, уменьшению эгоцентризма и нарциссизма.

В любом возрасте существует болезненная и здоровая религиозность. В нашу задачу не входит их анализ, но мы должны отметить, что пока личность не обрела еще и нравственную ответственность – даже в том случае, когда поведению подростка свойственна нравственность – его нравственность остается поверхностной, а не укорененной; противоречивой, а не подлинной; она является источником недовольства, а не созидательным началом. До тех пор пока у подростка не укоренились личные отношения с Богом, его религиозность по существу остается некой данностью.

По сути дела, мы наблюдаем здесь некоторую аналогию и сходство с отношениями вообще и с любовными отношениями в частности. Характер отношения подростка к Богу можно проанализировать и исследовать на примере отношений с противоположным полом. Это пример, который подростки, естественно, понимают лучше нас всех. Другими словами, существуют как здоровые отношения с противоположным полом, основанные на любви и жертвенности, так и болезненные отношения, основанные на страхе и торге.

Поскольку самоосознание определяется социальными условиями, религиозности, чтобы расцвести, необходима соответствующая среда. Исследования показали, что участие молодых людей в богослужениях и юношеских церковных программах не столько связано с их отношением к Церкви и религии, сколько с качеством отношений, которые они поддерживают с другими членами Церкви[5]. Таким образом, «поскольку самоосознание не строится на пустом месте, Церкви важно уделять внимание личным отношениям между подростками при помощи групп сверстников. Ведь когда они делятся друг с другом своим опытом Бога, их вера укрепляется и становится осязаемой»[6].

Стремление к личному смыслу и наполненности отношений с Богом, вероятно, будет сопровождать странное явление: подросток отойдет от своих прежних отношений с Церковью. Пресловутый протест против привычной церковной жизни (посещение храма, участие в Таинствах, молитва, воскресная школа), так сильно мешающее недоверие родителям и преподавателям-богословам в вопросах веры, его явно оборонительная рациональность направлены не на что иное, как на то, чтобы дать ему необходимую психологическую отстраненность от вопроса для того, чтобы он смог сформировать собственные предпосылки и сделать веру своею. Даже если он сам этого не знает, его дальняя цель – сформировать собственные живые отношения с Богом, отбросив в вере все то болезненное и вредное, с чем он, вероятно, столкнулся. К сожалению, проблема в том, что последнее может в конце концов одержать верх и твердо удерживать его на расстоянии от веры...

Но протест не обязательно связан с желанием подростка отказаться от трудных вопросов веры, с которыми он столкнулся; его сопротивление может быть просто естественным процессом обретения самостоятельности. «Даже если подросток вырос внутри «идеальной Церкви», велика вероятность, что он найдет какую-то причину «восстать»... Это разочарование в Церкви иногда может быть необходимой частью самого процесса роста, особенно для подростков, которые были воспитаны в христианских семьях. На самом деле уже принято считать, что период неуверенности и сомнений – это естественная часть подросткового возраста; для некоторых же, если не для всех, такой период считается необходимым для достижения полного развития зрелой, личной, укорененной и твердой веры... Если же сомнение наталкивается на осуждение, это может подтолкнуть подростка к обострению поведения, его сомнения могут приобрести постоянный характер, а протест упрочится»[7]. То есть критичным моментом является именно то, как в такой ситуации поведут себя родители и Церковь вообще...

Они не должны смеяться над этими явлениями. Нам приятно думать, что наш подросток ходит в храм сознательно, потому что это нам льстит. Но если подросток не протестует, это вовсе не означает, что он обладает зрелой верой. Возможно, он все еще привязан к формальной вере и нравственности[8], точно так же, как случается задержка в развитии самосознания.

Кроме того, в подростковом возрасте происходит ослабление психических защитных механизмов, которые были налажены до этого, в результате чего подростки испытывают постоянный стресс, они чувствуют себя беззащитными и уязвимыми. Поэтому они прибегают к новым защитным механизмам, иногда более жестким: интеллектуализации, аскетизму, идеологии (чаще всего национализму). Часто это защитные механизмы, которые направлены против распыления личности. Итак, когда религиозность используется в качестве защиты, то она ненадежна и обычно испаряется; а в том случае, если длится до конца жизни, становится фанатичной, агрессивной, косной верой, которая противится любой перемене.

Кризис веры у подростка часто является результатом многих факторов. О’Шелтон приводит некоторые из них[9]:

• Давление сверстников: подросток придает значение их словам или не хочет отличаться от других.
• Отчужденность от института Церкви: богослужения в большинстве случаев кажутся подросткам бессмысленными и утомительными, и в том, как устроена приходская жизнь и церковное управление, совсем не учитываются особенности подросткового возраста.
• Отделение от родителей: поскольку родители обычно занимают одинаковые позиции относительно церковных установлений и ценностей, желание подростка отойти от этих установлений и ценностей отражает его стремление освободиться от родительского авторитета и понять, что Бог означает для него самого.
• Протест: часто появляется, чтобы помочь формированию самосознания. Возможная негативная реакция на это родителей создает замкнутый круг и укрепляет подростка в его представлении, что «это мой собственный путь, и я не нуждаюсь в вашем».
• Поиск смысла жизни: для новых экзистенциальных вопросов старых ответов недостаточно, а взрослые не в состоянии повысить уровень своих ответов. Они отвечают подросткам так, как отвечали бы младшим школьникам, это, к сожалению, очень распространено.
• Изобличение во лжи и разочарование: непоследовательность многих взрослых христиан вызывает гнев и уныние.
• Личностные трудности: эмоциональные противоречия, чувство беззащитности, проблемы адаптации могут затруднять более глубокую связь с верой. Тут требуется пастырская забота, которая в первую очередь поможет разрешению личных проблем.
• Окружение: окружающая социальная и культурная атмосфера не благоприятствует настоящим и последовательным отношениям с Богом.

Вопрос – это мать учения. Возможно, многие взрослые не осознали этого в пору своей собственной юности. «К сомнению нужно относиться как к части юношеского поиска смысла и истины... Оно может ускорить взросление, а не замедлить его. Естественно, взрослые, которые заботятся о духовном развитии подростков, не должны порождать ненужное сомнение и отрицание»[10].

Религиозное воспитание не должно стремиться к результату любой ценой. Цель не оправдывает средства. К тому же авторитарное воспитание становится в конце концов наиболее верным способом не достигнуть желаемого результата. «Подавление со стороны родителей снижает вероятность развития самостоятельного сознания. И, стало быть, может привести к внешней, но не укорененной нравственности. Но подростки, чьи родители предпочитают демократический подход, подразумевающий общение, скорее примут свои собственные решения и сделают своими ценности родителей»[11].

Как отмечает Фуллер, «протест подростков часто выражается в отталкивании от религиозных взглядов их родителей. Некоторые из них, возможно, будут удовлетворять свои потребности в самоосознании, обратившись к религии или секте, совершенно отличной от родительской. А другие, возможно, утвердятся в вере родителей с особенной фанатичностью... Сомнение – не враг веры, а часто, наоборот, самый большой союзник, поскольку помогает вынашиванию личной и осмысленной веры»[12].

Именно жажда личного смысла порождает протест. Внутренне приняв экзистенциальный выбор своих родителей и желая ему следовать, многие подростки не могут делать это, не нанеся болезненный удар по ощущению своей самостоятельности, поскольку еще не обрели психологической независимости. Личность является зрелой настолько, насколько она создана самим подростком, в той мере, в какой он чувствует ее своей. Конечно, мы можем заметить, что протест иной раз выражается и противоположным образом: подростки прибегают к вере из упрямства, вопреки семейным установкам. Обычно они именно по этой причине не долго верны своему выбору[13].

…Феномен религии во всем мире, да и у нас тоже, включает в себя и всякие разрушительные культы (секты), в которых личность отчуждается и является ненужной. В основе подобного заблуждения часто может лежать стремление к независимости, а не трагически противоположный результат. Но и в Церкви случается превращение духовника в кумира, вследствие чего молодой человек может оказаться его безвольным последователем, иногда даже стать монахом/монахиней без подлинного монашеского призвания. Последнее может произойти не только ради психологического отделения от семьи, но и как крайняя форма проявления скованного и неразвитого самосознания. При этом родители просто замещаются другими авторитетами.

Мы считаем, что нам всем необходимо понять, что переживают подростки, и принять на себя возложенную на нас ответственность таким образом, чтобы наставление подростков в таинстве спасения и любви Божией стало плодотворным. Самокритичный взгляд на свою веру клириков и родителей, обновление богослужения, свободное воспитание, включение в наше богословие темы физической любви и личностиприведут к более эффективному духовному руководству в отношении подростков…

Но главное, нечто первоначальное, что еще ждет своего воплощения, – это устроение Церкви как Тела, выявление ее общинного характера. Даже если богословия недостаточно для убеждения подростков, наша личная забота об их духовном развитии, вероятно, принесет больше плодов. «Участие в жизни Церкви – нечто большее, чем просто какой-то отдельный факт в жизни подростка. Это явное выражение принадлежности к религиозной общине. Большинство людей, которые регулярно принимают участие в церковной жизни, ощущают эту свою принадлежность: видят, что их знают, или что их не хватает, когда они отсутствуют. Многие находят в Церкви своих лучших друзей и наслаждаются ощущением семьи во время совместного богослужения»[14].

Пастырское попечение о подростках должны иметь не только собственно пастыри, клирики, но и все те, кто соприкасается с ними во имя Господне и во имя веры: родители, родственники, катехизаторы, богословы в школе. Для большей точности скажем, что каждое проявление этих людей выражает определенную пастырскую позицию, хотим мы того или нет, заботу о духовном развитии, которая может быть спасительной, а может быть разрушительной.

Наша пастырская позиция по отношению к подростку имеет определяющее значение для его веры по той причине, что она неизбежно отображает отношение к нему Бога. Даже если подросток мобилизует свой разум, чтобы отличать Бога от людей, которые о Нем говорят, на бессознательном уровне Бог олицетворяется всеми нами, всеми теми, кто Его «рекламирует» и предлагает подростку последовать за Ним.

Вообще любой человеческий опыт влияет на представление о Боге. В большом исследовании, которое проводилось с американскими подростками, был задан вопрос: чувствуют ли они, что Бог – Личность и что он заботится о них? Характерно, что утвердительно ответили 70-75% подростков, у которых было более десяти друзей, и только 40-45% среди тех, кто не имел ни одного друга[15]. Очевидно, что у таких бывает ощущение, что Бог их не понимает и не заботится о них, иначе они не испытывали бы одиночества. То же самое происходит, когда они чувствуют, что мы, старшие, их не понимаем.

Формы церковной жизни имеют тенденцию – а в нашей стране больше, чем в других – оставаться неизменными в том виде, как их сформировали предыдущие поколения. Считается само собой разумеющимся, что подросток, который поверит в Бога и доверится Церкви, автоматически должен будет принять и формы, оставленные в наследство предшественниками. Однако же для подростков это может означать «преданность ценностям кого-то другого, принятие ориентиров кого-то другого, потерю индивидуальности... Конечно же, отделение от традиции опасно для ее последующей передачи и угрожает самому выживанию общины. Совершенно новые символы, которые не связаны с общиной и которых раньше не было в ее ценностях, несут в себе опасность разрушения самой общины. Это тонкие вещи и необходимо соблюдать равновесие. Не следует давать полной свободы, чтобы они изобретали заново колесо, но сначала посмотреть на старые колеса, а потом уже создавать свои[16].

Вероятность того, что подростки запутаются в своих инициативах и уклонятся в ощущения того нового, что они привносят в Церковь, сильно возрастает из-за непоследовательности в религиозной жизни взрослых. Тогда подросток задыхается и ищет, как освободиться от них, чтобы сформировать свою веру таким образом, чтобы он не ощущал ее чужой, как веру взрослых. «Подростки быстро понимают, что слова, ради которых мы сохраняем старые привычки и некоторую практику в ядре нашей веры, всего лишь традиционны. Часто они лишь в малой степени основываются на богословской истине... Подростки видят непоследовательность взрослых, как и свою собственную. По мере того, как их вера становится все более личной, они больше всего опасаются лицемерия»[17].

Необходимость для современной молодежи самоосознания и борьба за него застают врасплох Церковь, которая не привыкла отделять формирование личности от веры. Наоборот, на протяжении нескольких веков именно вера (особенно в коллективной форме деревенской или маленькой городской общины) определяла самосознание. Закономерным результатом этого было то, что она принималась необработанная, только и только для того, чтобы функционировать как механизм встраивания [в общество].

Это явление продолжает существовать и, наверное, еще долго будет существовать, порождая формалистскую и магическую религиозность. Но в молодом поколении уже созрела потребность в том, чтобы вера и церковная жизнь сочетались с полноценным развитием самосознания. К такому изменению существующий механизм передачи веры (клирики, родители, катехизаторы), по моему мнению, оказывается совершенно неподготовленным, поскольку вся его философия должна быть пересмотрена и переобдумана. Ведь будущее – за этим новым подходом, который не закрывает глаза на созревание личности в подростковый период и опасность ее разложения в последующие годы.

Такая активная переработка не оставит незатронутым и богословие. Углубление в истины веры и их новое объяснение в современных терминах мысли станет для Церкви главной задачей впоследствии. На любой вызов со стороны молодежи должно отвечать углубление в богословие с нашей стороны, со стороны взрослых.

«Христианским служением молодежи должно быть углубление богословия. Акцент должен стоять не на решении проблем подростка, а на том, чтобы помочь ему приобрести знание возможностей, которые можно найти в отношениях с Иисусом Христом. Нужно суметь донести до него, что Господь его любит, что он важен, что дорога перед ним открыта и он может расти»[18].

Какой смысл в вере, если она не стала личными отношениями? «Особенно важно, чтобы подросток почувствовал Иисуса своим другом, и только в юности такие отношения могут развиться... Дружба – это пригласить другого в свою жизнь. Юношеские отношения с Иисусом становятся приглашением к углублению отношений»[19]. Естественно, для того чтобы передать личное отношение, нужно предварительно поработать внутри души того, кто передает.

(…) Итак, как подросток живет с сознанием греха? Этот тонкий вопрос. «Часто подросток чувствует себя очень виноватым за какой-нибудь проступок, не зная в то же время о других сторонах в самом себе, которые препятствуют самоуничижению. Именно потому, что отсутствие целостного представления о самом себе – очень частое явление, многие подростки боятся чувства личной греховности, предпочитая видеть себя всесильными и принижать значение греха... Поскольку в юности способность к самооценке слаба, они часто смешивают то, что они совершили, с тем, кем они являются (не «я сделал что-то плохое», а «я плохой»)... Иногда грех для них означает отчуждение от Бога и от других, а это особенно болезненно»[20].

Автор этой книги полагает, что слова о грехе, с которыми мы будем обращаться к подростку, должно сопровождать сострадание, любовь, чуткость. Если мы преуменьшаем сам факт греха из желания не подавлять этим виновного, то мы лишаем его шанса насладиться прощением, которое исходит от Христа[21]. Они смогут преодолеть чувство вины, если мы поможем им сосредоточиться на будущем, на том, как хорошо они будут поступать с другими в дальнейшем, на том, что знание, которое они получили о самих себе, позволит им в будущем вести себя более ответственно[22].

Итак, какими же чертами должен обладать подходящий для подростков «пастырь»? Может быть, широкой образованностью (нечто совершенно необходимое, конечно)? «Это должны быть люди, которые нашли себя и готовы поделиться собой с другими. Важно, что они собой представляют, во что верят; важно, чтобы они были чуткими и открытыми к возможностям других людей. Это должны быть люди, способные «влезть в шкуру другого» и также легко вернуться в свою»[23].

«Часто в духовной заботе о подростках мы усложняем для них принятие решений. Как взрослые мы должны дать совет; у нас есть ответы, твердые убеждения, основанные на трудном жизненном опыте. Во имя любви мы стараемся говорить с другими об их ошибках и сообщить им нечто для улучшения. Часто нам действительно необходимо сказать что-то другому человеку. Или мы отвечаем ему, не понимая его. Советы помогают человеку повзрослеть тогда, когда они даются с уважением к его свободе... В некоторых храмах составляют списки фильмов, которые «разрешаются». Подростки, наверное, смеются над таким видом цензуры... Некоторые Церкви из любви даже стараются ограничить умственные интересы подростков, скорее налагая запреты, чем предлагая образец для жизни»[24].

«Родители, как правило, не спрашивают себя, как они сами определяют Бога, пока у подростков не возникают вопросы: «Почему я должен верить в Бога?» или «Кто такой Бог?» или «Почему Бог позволяет зло?» Разными способами дети становятся катализатором зрелости взрослых в вопросах веры»[25]. «Родитель, катехизатор, клирик должен спросить себя: «Какое изменение внес Бог в мою жизнь?» Потом он может поделиться своим ответом с подростком[26]. «Сомнение подростка может помочь «испытанию на прочность» взглядов и привычек семьи. Например, подросток, который отказывается ходить в Церковь по воскресеньям, вынуждает родителей ответить на вопрос, почему они сами ходят в Церковь[27]. Один студент написал: «Каждое утро я видел, как мой отец берет Библию и идет в свой кабинет, чтобы помолиться в одиночестве. Я чувствовал, что раз это важно для него, взрослого, значит и для меня это должно быть так»[28].

«В семье, которая серьезно заботится о нравственном воспитании, правила не просто даются, а объясняются. В противном случае подросток в какой-то момент станет сомневаться в правиле. Необходимо понять разницу между авторитетом и авторитарностью. Для первого характерна твердость, справедливость и готовность объяснить. Вторая же сосредоточена, главным образом, на правилах, правила – это все. Подростки будут уважать первое и воспротивятся второму. Пока они растут, им необходимо, чтобы мы их уважали. Их только что сформировавшаяся способность мыслить, так же как и растущее осознание себя членами общества и необходимость играть в нем какую-то роль, требует от родителей «выслушивать» их мнение и делиться с ними причинами, по которым они устанавливают какие-то ограничения»[29].

«В таких семьях никто не ждет от другого совершенства... Когда нет готовности прощать, нереалистичные ожидания и ощущение неполноценности становятся постоянными... Взрослый, который признает свои ошибки, способствует нравственному развитию своего ребенка»[30].

Автор книги акцентирует внимание на том, что должно быть очевидным для всех: семья не становится нравственной только путем запретов, но необходимо утверждать и положительные ценности[31]. Авторитарная семья в действительности дает ложное представление о Боге.

То же самое касается и Церкви. «Пока Церковь остается «законнической», то есть привязанной к формальной стороне веры, это будет препятствовать духовному и психологическому развитию ее членов и не даст им пережить «полноту Христову». Уход подростка из Церкви бывает связан еще и с тем, как она реагирует на эту стадию развития человека… Случается и обратное явление, когда подросток восстает против равнодушных или неверующих родителей, обращаясь к Церкви. Было бы неразумно и нечестно к такому изменению всегда относиться положительно, а к отдалению подростка от Церкви – всегда отрицательно. Необходимо с осторожностью смотреть и на то и на другое явление, чтобы правильно понять, где тут здоровая, а где болезненная религиозность»[32].

Подростки ставят Церковь перед необходимостью дать им то, чем должен обладать каждый ее член: личное отношение к вере. Если же они воспринимаются как шестеренки большого механизма, являющегося самоцелью, то верное представление о Церкви теряется.И она не способна помочь человеку в развитии личности. «Одно из самых главных дел Церкви – это способствовать развитию личной веры. Это особенно необходимо тем, кто переживает первую половину своей юности… Религиозный опыт должен иметь смысл сейчас. В случае с подростками нереалистично использовать в качестве мотивации к религиозной жизни будущее утешение – ведь они живут только новым… Так что если мы хотим, чтобы опыт Бога получил для подростка личный смысл, мы должны способствовать созреванию и развитию личности… Если религия не оказывает влияние на настоящее, она не может влиять и на будущее»[33].

Может быть, фраза из притчи о блудном сыне «придя в себя» образно отражает процесс формирования личности. Отец позволил ему уйти и, когда он возвратился, не осудил его. Возвратится ли в конце концов подросток, зависит в значительной степени от реакции Церкви на необходимые для него поиски смысла. Возможно, небольшие шансы на возвращение подростка являются результатом неспособности Церкви преодолеть формализм в вере и ответить на потребность развития, связанную с подростковым возрастом[34]. Возможно, вера большей части членов Церкви так никогда и не перешла за детский уровень, так что они не в состоянии понять проблемы, которые переживают подростки, осмысляя свою веру.

Что касается сексуальной стороны жизни подростка, то настоящее духовное руководство не станет ограничиваться указаниями, что делать и нужно ли это делать, но примет во внимание его стадию развития, всю его личность, то, как он любит вообще и как вопросы пола сочетаются у него с устремлением к зрелости; что в нем доминирует – эгоцентризм или внимание к другим, и многие другие факторы...[35]

Отношения с подростками – это экзистенциальное обновление, и поэтому не все их выдерживают. Они нарушают внутреннее равновесие, но одновременно являются благословением и даром. Они обращают к токам истинной жизни, пусть даже с нашими забытыми и ослабевшими силами. «Я часто спрашиваю родителей: «Что ты узнал от своего подростка на этой неделе?» или «Что ты узнал о себе самом, живя дома с подростком?» Такие вопросы заставляют внимательно вглядеться в самих себя»[36].

Самое главное, что подростковый возраст оказывает благотворное действие на наше собственное богословие и призывает нас к ответственности за нашу Церковь. «Кажется, что взрослые сегодня относятся к подростковому возрасту как к внутреннему автобусу в аэропорту. Он забирает их из одного здания под названием «детство», чтобы перевезти в другое, которое называется «взрослая жизнь». Взгляд на подростковый возраст как на промежуточный – не плодотворен. Юность не должна быть лишь подготовкой к взрослой жизни, но ее началом. Она заслуживает уважения, а не снисхождения»[37].

Ведь подросток получил Крещение и Миропомазание. Следовательно, с пастырской точки зрения мы приходим к выводу, что к подросткам надо относиться не как к будущим взрослым, которые должны храниться в «морозилке», пока не вырастут, но как к активным и равным членам Церкви и потенциальным гражданам Царствия Божия. На практике это означает, что их мнение не только учитывается, но даже весьма желательно, чтобы они ощущали Церковь своим радушным домом.