Сегодня «миссионерство» – не только модное слово в православной среде, это сегодня модный тренд. О нем говорят на всех уровнях – от Предстоятеля Церкви до простых прихожан. Все ощущают себя миссионерами, несущими Слово Жизни людям, светильниками горящими, солью земли. С готовностью мы пишем и рассказываем о вере, о христианстве, мы навострились говорить нужные и правильные слова. Священники научились читать гладкие, риторически грамотные проповеди, прихожане научились объяснятся с захожанами любезно и приветливо. Мы объясняем, куда нужно ставить свечи и как писать записки, как исповедоваться и как причащаться.
Кажется, что мы открыты миру, что идем к нему со своим словом. Но он убегает от нас, ускользает из рук, и наш улов – ничтожен. Никудышные ловцы человеков, мы не хотим признать свое поражение, объясняем все оскудением любви в мире и вражеским противостоянием. И неутомимо продолжаем свое дело. А как же! Ведь мы – миссионеры!
Сегодня существует множество «миссионерских проектов» и братств. Там, на недавно прошедшем Бу!фесте выступали с презентацией книги представители Преображенского содружества малых православных братств. Они чувствовали себя просветителями, они были идеальными миссионерами – открытыми, приветливыми, с готовностью отвечающими на вопросы. Они один в один напоминали протестантских проповедников, знающих ответы на все вопросы, решивших для себя все проблемы. И в этом знании был какой-то неуловимый привкус рекламной компании. Мол, мы расскажем вам все о чудо-пылесосе – мы знаем до последнего винтика как он устроен и как действует. Мы вам улыбаемся, чтобы вы купили наш пылесос. А если вы отвернетесь и уйдете, мы не будем в обиде – просто вы еще не доросли до нашей продукции. Кукольность и какая-то отстраненная готовность говорить с вами. Вроде бы человек рассказывает о себе, а кажется, что о персонаже книги. И ты не видишь его самого – страдающего, ищущего, он спрятался за «миссионерством». Ты протягиваешь руку, чтобы ощутить человеческое тепло, а чувствуешь ручку пылесоса.
И так – все наше миссионерство, взятое из головы, превращенное в проект, в презентацию, в масштабную кампанию с акциями, показом слайдов и раздачей бонусов в виде приветливости. Поэтому все попытки «обратить неверующих» кажутся неуместными и навязчивыми. Почему? Ведь мы хотим как лучше? Мы учим богословие, догматику, экзегетику, мы читаем умные книжки, научились гладко говорить, знаем, когда во время Таинства Литургии сходит Святой Дух и как он претворяет вино и хлеб в Кровь и Тело Христовы. Мы изучили основы веры, как советовал нам протодьякон Андрей Кураев, а толку нет…
Сегодня весь мир живет словами. Нет, не Словом, а именно словами, идеями, фразами, парадоксами, словесными играми. Наше время можно назвать бла-бла-бла-эпохой. Люди видят мир через рекламу, демотиваторы, через новостные выпуски и политические выступления. Фактически, мы все непрестанно живем в информационном потоке – как рыбы в воде. Информационный шум окружает нас со всех сторон – на работе, дома, в пути. Причем он разнонаправлен и хаотичен, он напоминает броуновское движение, и все магистрали и пути в нем давно исчезли – какие пути могут быть в каше? Или супе? Мы пробуем на вкус то одно, то другое – мы стали гурманами-потребителями. Потребителями информации.
Где в этом шуме голос Церкви? Слышен ли он? И что сделать, чтобы он был слышен? Громче кричать? Кричать на другом языке? Нацепить яркие значки и махать флажками? Выйти на демонстрацию? Может быть, надо говорить что-то такое, чего никто еще не слышал?
Честно сказать, голос Церкви в этом информационном шуме – просто один из его умножающих факторов. Наши миссионерские проекты – не более чем еще один информационный поток, довольно слабый и зачастую непрофессиональный, тонущий и теряющийся среди других, довольно вялый и скучный. Сделать его веселее? Разукрасить картинками? Не поможет. Потому что мы – всего-навсего одни из толпы.
Мы обижаемся, что нас не слышат, не слушают, объясняем это бесами, духами злобы поднебесной, несовершенством церковных СМИ и отсутствием профессионалов. Но на самом деле мы просто одна из фигур информационного поля. Мы – такие же, как все. Мы не отличаемся от тех, кто бьется за президентское кресло, кто под благовидным предлогом законодательно грабит пенсионеров и малоимущих, кто выступает против абортов и за аборты, кто разваливает образование или выпускает новостные программы по принципу «чем страшнее – тем круче».
Ну да, для нас самих мы другие, мы-то знаем, что несем Благую весть. Но, к сожалению, об этом знаем только мы. Для других мы похожи на коммивояжеров или страховых агентов, которые стучатся в двери с предложением выгодно застраховать вашу жизнь, потратиться сейчас, чтобы после смерти не оказаться на плохом курорте.
При этом нам кажется, что нас должны слушать и услышать. Ведь мы столько знаем (см. выше). К тому же, мы вспоминаем опыт первых христиан, которые вышли с проповедью и обратили весь мир. И мы, и мы должны быть такими же.
Но, во-первых, все мы нагружены таким мощным культурно-историческим багажом, что никак не можем почувствовать себя бедными, нищими, гонимыми и презираемыми евреями, этакими «понаехавшими тут», чтобы обрести достаточно смирения в наших речах.
Первые христиане были «идущими мимо», а не хозяевами «огромного культурно-исторического достояния»: кто-то их услышал, кто-то нет: они не были испорчены имперским благоволением и опытом симфонии государственной и церковной власти, им представлялось, что христиане являются странниками и пришельцами на земле.
Древнейший вид церковной общины, управляемой епископом, носил греческое название «парикиа» (в славянском и позже украинском языках это звучало как «парохия» и «парафия», а в русском получило имя «прихода»; слово «парикия» изменилось на «епископия» с умножением христиан). Слово это означает поселение известного рода людей среди других, им чуждых, т.е. колонию. Этим выражалась та мысль, что христиане, составляя общину среди язычников какого-то города, были как бы пришельцами между ними. Практически каждому взрослому человеку известен т.н. эффект чужого города, – вот с этим ощущением, по идее, и должны были жить первые христиане.
Что произошло позднее? Мы стали доминировать. Идеологически, культурно, архитектурно, материально и т.д., что естественным образом изменило наш менталитет. А что произошло ещё позднее? Достаточно сравнить самую высокую церковь города с его даже не обязательно самыми высокими светскими зданиями. Церкви, как городские архитектурные доминанты, остались в глубоком прошлом. То же самое соотношение коснулось и прочих сторон нашего существования. Но у нас остались претензии на это доминирование.
По сути, и мы все это знаем, первые христиане были вызовом миру, парадоксом, чем-то необъяснимым. И если мы хотим «уподобиться» им, мы должны не идти с миссией, которая сегодня стала сродни рекламной кампании, а действовать вопреки – парадоксальным богословием могло бы стать умолчание. Не умножение информационного шума, а его уничтожение. Церковь должна предстать миру как территория необычайной, небесной тишины и покоя, а не суеты и неумолчной болтовни, далекой от жизни тех, кто об этом говорит заученно-попугайским повторением того, что было написано за двухтысячелетнюю историю христианства.
А как же проповедь Христа? Разве не к этому мы призваны? Да, она должна быть, но только делом. Только жизнью. Только ежедневным самостоятельным существованием (пусть и кривым, и спотыкающимся) в вере и любви.
Попробуйте быть христианами, не произнося при этом слов – пост, молитва, исповедь, проповедь. Говорите человеческим языком. О том, что понятно людям. И то, только когда вас спросят. Плачьте с плачущими и радуйтесь с радующимися. Будьте с людьми рядом, по-настоящему – всем сердцем, всей крепостью своею. А не словами. И бескорыстно, а не с целью обратить в веру. Попробуйте быть христианами, не говоря об этом ни слова.