На статью иеромонаха Евфимия (Моисеева) можно было бы не обращать внимания, если бы ее не опубликовал сайт «Богослов.ру». Мало ли что может быть сказано на конференции в одной из провинциальных российских семинарий. Но публикация текста на столь уважаемом и читаемом научно-богословском портале заставляет задуматься.
Иеромонах Евфимий популяризирует далекие от христианства идеи «суперэтноса», популярные в России благодаря наукообразным писаниям Льва Гумилева. Русский народ как «суперэтнос», составляющий, согласно автору, основу «русского мира», формируется «на основе восточно-славянского этноса по конфессиональному принципу», — пишет отец Евфимий. Однако автор пошел дальше Льва Николаевича. Гумилёв по поводу суперэтноса писал: «Подобно этносу, суперэтнос в лице своих представителей противопоставляет себя всем прочим суперэтносам». Отец Евфимий провозглашает, что существует лишь один суперэтнос — русский, который на настоящем этапе развития мировой истории является «единственным в мире православным суперэтносом».
«Многоконфессиональность русского мира — такой же миф, как и его полиэтничность», — заявляет автор. Русский мир — моноэтничен и моноконфессионален. Мир этот включает в себя один суперэтнос — русский, и одну конфессию — русское православие. Заметим, не просто православие, а именно русское православие. Этот тезис оказывается принципиальным для автора.
Не имея желания полемизировать со странной для духовного лица геополитической концепцией и оставляя ее на рассмотрение более искусных в сем деле исследователей, хочется обратить внимание на богословские изыскания отца Евфимия. От идеи суперэтноса автор приходит к отрицанию кафоличности Церкви и утверждению филетизма.
Отец Евфимий пишет: «Для идентификации той или иной Церкви как поместной важна была не столько территория, на которую она распространяла свою юрисдикцию, сколько тот народ, который являлся носителем национальной духовной традиции. Территория в данном случае понималась как ареал проживания того или иного народа». И далее: «Важно понять, что именно православный народ является субъектом церковно-исторического процесса, поэтому традиционно каждая из Поместных Церквей идентифицируется как Церковь того или иного народа, а не как Церковь, находящаяся на той или иной территории. Территория, как мы уже сказали, никогда не рассматривалась как самодовлеющая единица церковного права, она всегда понималась как место, где осуществляет свою жизнедеятельность тот или иной православный народ».
Что это: сознательная ложь или искренняя ересь? Автор откровенно попирает основополагающий принцип церковного устройства, вытекающий из догмата о кафоличности Церкви. Существование отдельной церкви «для русских» в корне подрывает саму идею Церкви Христовой.
Ekklesia — а именно так называется Церковь Божия в Новом Завете — означает «общество призванных». Апостол Петр называет христиан «народом святым», «царственным священством», «некогда не народом, а ныне народом Божиим». Этот новый Израиль, собранный от всех концов земли, объединяет не происхождение по плоти от одного предка, не этнические узы, не какие-то отвлеченные ценности, но верность призыву Христа. Церковь на земле является образом Царства Божия. Являющая и исполняющая себя в Евхаристии, Церковь есть опыт предвкушения Царства, которое «грядет», но уже сейчас может быть принято и пережито нами. Нигде на страницах Нового Завета или у раннехристианских авторов мы не найдем отождествления Церкви Божией с каким-либо народом или этносом. Напротив, в Царстве Божием, образом которого является Церковь, нет «ни эллина, ни иудея».
В Символе веры мы исповедуем Церковь «единой, святой, кафолической и апостольской». Концепция отца Евфимия не дает места двум из четырех основных свойств Церкви. Постулируя этнический принцип церковного устройства вместо территориального, автор по сути отрицает и единство, и кафоличность.
Единство Церкви на видимом уровне всегда выражалось в основополагающем принципе «один город — один епископ — одна церковь». Это предполагало закрепление за каждым епископом определенной территории. «Определяя границы церковных областей, Отцы Древней Неразделенной Церкви принимали во внимание гражданское территориальное деление, установленное светскими властями», — пишет епископ Иларион (Алфеев) в статье о понимании канонической территории в православной традиции. В частности, именно с гражданским делением империи на Запад и Восток связано и историческое деление единой и неделимой по сути Церкви на Восточную и Западную.
Возникновение же на одной территории параллельной иерархии наряду с существующей всегда было следствием признания еретичности той церкви, на территории которой возникала параллельная структура. Так, в шестом веке параллельная иерархия возникла в ряде областей Восточной Римской империи и на прилегающих территориях вследствие монофизитства. А в одиннадцатом веке разрыв между Константинопольским патриархом Михаилом Керулларием и кардиналом Гумбертом вплоть до нашего времени не привел к поставлению православного епископа Рима, что свидетельствует о непрекращающейся надежде Восточной Церкви на возобновление общения со своей Западной сестрой. (Кстати, Западная Церковь придерживалась иного взгляда: в 1097 году латинский патриарх был поставлен в Антиохии, в конце 1099 — в Иерусалиме, а в 1204 — и в Константинополе.)
Церковь есть там, где есть Евхаристия. Достаточно долго Церковь позволяла иметь одно евхаристическое собрание в одном городе. Как пишет протопресвитер Николай Афанасьев, «Евхаристическое собрание выявляет Церковь Божию во Христе во всей полноте ее единства. Поэтому оно является единственным принципом единства местной церкви и единства Церкви Божьей, существующей в каждой местной церкви». Даже когда впоследствии Церковь допустила существование многих евхаристических собраний в одном городе, единство ее выражалось в служении епископа, попечению которого вверены все городские церкви. Даже в маленьких городах и захолустных поселках (вспомним святителя Григория Богослова, рукоположенного в местечко Сасимы) были епископские кафедры. А в Константинополе еще долгое время в дни больших праздников на богослужение, включающее в себя процессии из храма в храм, собиралось все население города вместе с архиепископом и императором.
Церковь едина, и она же кафолична. Слово «кафолическая» наиболее адекватно на современный русский язык можно перевести как «универсальная», то есть такая, которая по своим качествам может подходить всем без исключения. Классическое определение кафоличности от святителя Кирилла Иерусалимского утверждает внешнюю и внутреннюю универсальность Христовой Церкви:
«Церковь называется кафолической, потому что она в целой вселенной, от пределов земли до пределов ее, что во всеобщности и без всякого опущения преподает все долженствующие входить в состав человеческого ведения догматы...что подчиняет благочестию весь человеческий род... и что, как повсеместно врачует и исцеляет она всякого рода грехи, совершенные душою и телом, также в ней приобретается все именуемое добродетелью, какого бы то ни было рода: и в делах, и в словах, и во всяком духовном даровании» (Слово Огласительное, XVII, 23. // ЖМП, 1987, №3.— С. 36.).
Если Церковь кафолична, то для нее не может существовать ни национальных, ни социальных, ни культурных границ. Она должна быть обращена ко всем без исключения, а не к отдельному народу или даже «суперэтносу». Однако искушение национальным элементом для Церкви уже не ново. На рубеже XVIII-XIX столетий Церковь столкнулась с филетизмом, который осудила как ересь. Стремление сделать Церковь «национальной» возникло на волне освободительных движений на Балканах, помноженных на идеи Просвещения. До того времени «нация» определялась через религию и культуру, а не через этнос. Так осознавали (и осознают) себя древние греки, римляне-язычники, римляне-христиане, евреи и мусульмане. Однако когда в XIX веке стали возникать новые европейские государства, особенно на Балканах, это привело к появлению нового феномена Автокефальных Церквей, которого не знало древнее церковное устройство.
На Великом Поместном соборе 1872 года в Константинополе был осужден этнофилетизм, который к тому времени стал не просто «отклонением» от здравого патриотизма и любви к своей стране, а превратился в «наибольшего врага единства Церкви», по выражению митрополита Пантелеимона (Родопулоса) (см.: «Территориальные юрисдикции в соответствии с православным каноническим правом. Феномен этнофилетизма в наше время»).
Соборный орос констатировал:
1) Мы отвергаем и осуждаем филетизм, то есть племенные различия, народные распри, соперничества и раздоры в Христовой Церкви, как нечто противное евангельскому учению и канонам блаженных отцов наших, которые составляют собою опору Церкви и, украшая ее общество, ведут к божественному благочестию.
2) Приемлющих филетизм и дерзающих основывать на нем племенные сборища мы провозглашаем — согласно священным канонам — чуждыми Единой, Святой, Кафолической и Апостольской Церкви или, что то же, схизматиками.
Однако отвергнутый и осужденный соборно филетизм продолжил победное шествие на так называемых диаспорных территориях. Так, на территории США сегодня существует 14 православных юрисдикций. Немногим лучше ситуация и в Западной Европе. Все чаще поговаривают о развитии подобного сценария и в Украине в случае открытия Константинополем параллельной структуры наряду с существующей УПЦ Московского патриархата. Кроме того, действующие уставы некоторых Поместных Церквей дают повод говорить о «вавилонском пленении» православного богословия Церкви со стороны национальной и государственной идеологии.
В таком пленении пребывает и богословие иеромонаха Евфимия. Постулирование необходимости особой Церкви для русского «суперэтноса» («в идеале предполагается, что русский народ должен жить в русском государстве и окормляться Русской Церковью», — пишет автор) отрицает и новозаветное, и раннехристианское предание. В Новом Завете и церковной традиции мы встречаем определение Церкви как Церкви для данной местности: Церковь в Коринфе (1 Кор. 1:2, 2 Кор.1:1), Церковь Галатии (Гал. 1:2), патриархат Иерусалима, патриархат Рима, Православная Греко-Кафолическая Российская Церковь и пр. И никогда вплоть до новейшей истории слово «церковь» не использовалось с предшествующим качественным прилагательным (напр.: Коринфская Церковь, Галатская Церковь, Римская Церковь, Русская Церковь, и т.п.), как отмечает архимандрит Григорий (Папатомас) («Наша пост-экклезиологическая эпоха»). Теперь же дошло до того, что мы с легкостью говорим: «Украинская Церковь в США», «Сербская Церковь во Франции», «Русская Церковь Заграницей». Последняя юрисдикция вообще представляет собой первый в истории феномен автономной Церкви без собственной территории. «В Париже одновременно существуют 6 православных епископов, с эквивалентными или синонимичными — а иногда даже омонимичными — накладывающимися церковными юрисдикциями «несмотря на то, что это четко запрещено экклезиологией Первого Вселенского Собора и Четвертого Вселенского Собора», — отмечает архимандрит Григорий. В то время как на протяжении девятнадцати веков для всех христиан было очевидно, что мы можем иметь только одну Церковь в Коринфе, только одну Церковь в Иерусалиме и только одну Церковь в Константинополе — и это не три разных церкви, но единое Тело Христово, рассеянное по миру как «соль земли».
Православное христианство, на деле отказавшееся от универсальной кафолической экклезиологии и заменившее ее экклезиологией национальной, все же осудило филетизм как ересь против Церкви. Статья же иеромонаха Евстафия (Моисеева) пытается подвести теоретическую базу под существование отдельной Церкви для русских. Вероятно, в условиях жестко навязываемой «дружбы» со стороны властей российского государства Церкви трудно сохранить внутреннюю свободу. Велик соблазн пойти на поводу у идеологических запросов постсоветской и пост-экклезиологической эпохи. Но от того, сохранит ли Церковь принцип кафоличности в своем богословии, зависит ее будущее как Тела Христова.