Теоретические обоснования необходимости религиозного образования и практические пути — методы и формы его включения в образовательно-воспитательный процесс в школе — имеются в мировой и отечественной педагогике.
В классической педагогической науке установлено положение, что каждый отдельный человек в своем развитии должен проходить тот путь, которым шло всё человечество. Так как религия, по общему признанию ученых, является могущественным фактором в истории развития человечества, то все известные педагоги (верующие и неверующие) сходились в утверждении той мысли, что дни человеческой юности должны проходить под лучезарным влиянием христианства. Великие педагоги человечества Я.А. Коменский, И.Г. Песталоцци, И. Кант и русские педагоги К.Д. Ушинский, Н.И. Пирогов, С.А. Рачинский, В.Я. Стоюнин, П.Ф. Каптерев и др., обладая панорамным видением проблем школьного воспитания, признавали необходимость преподавания Закона Божия, а в основе всякого воспитания усматривали обязательное формирование религиозного начала в учащихся[i].
Таким образом, в мировой и российской педагогической классике религиозному просвещению придавалось первенствующее значение, ставившее его в центр образовательно-воспитательной деятельности школы по формированию нравственной и духовно озарённой личности учащегося.
Церковь также имела свой взгляд на процесс воспитания и образования личности. В христианстве и с позиции Церкви целью всякого религиозного образования является не бесполезное приобретение суммы знаний, а — христианское воспитание граждан и отдельной личности, которое определяется как «процесс формирования человеческой личности, способной к активному творческому усвоению ценностей христианской жизни». Императив христианского воспитания находит обоснование в церковном учении о назначении человека и призвании его к идеальной норме бытия, актуально достигаемой им в состоянии богоподобия и святости в соответствии с общей мировоззренческой парадигмой христианства. В целом в теоретическом и практическом отношении традиция христианского воспитания вписывается в рамки христианской антроподицеи — оправдания человека[ii].
Проявляя заботу о христианском воспитании детей, Церковь не только обучала и давала им необходимые религиозные знания, но и вводила их в область христианских нравственных добродетелей, в стихию литургической жизни, богослужения и молитвы. «Привитое в детстве христианское воспитание становится фундаментом духовного формирования человека в последующие периоды жизни, от ранней юности до поздней зрелости. Воспитание христианское покоится на сознательном отношении человека к своей душе и заботе о её спасении с самого раннего возраста. Забота о душе проявляется двояко: в отказе от непроизвольного и вольного потакания страстям и в стремлении к духовной жизни. Научение духовной жизни происходит через приобщение к ней благодаря регулярному чтению Священного Писания, посещению храма, исповеди и причащению, посту и молитве»[iii].
Целью православной проповеди, православного образования и катехизации Церковь всегда считала вложение «в сердце человека, в его сознание, во всё его существо веры любящей Бога». Принципами православного религиозного образования считались: христоцентричность, педоцентричность, опережение морально-нравственным образованием рационально-информационного, воцерковление учащихся, исполняемость ими заповедей, раскрытие Православия как радостной полноты жизни во Христе[iv].
Необходимость отмены религиозного обучения и замены его антирелигиозным образованием и воспитанием получила своё теоретическое обоснование в сочинениях К. Маркса, Ф. Энгельса и В.И. Ленина, которые бросили вызов мировой и российской педагогической классике и учению Церкви о воспитании и образовании. Новая школа виделась основоположникам марксизма и их последователям только как светская в антирелигиозном понимании, поэтому, не ограничиваясь изгнанием религии из образовательных учреждений, по их убеждению, следовало насаждать безбожие как в стенах школы, так и вне её. Советская власть восприняла наследство классиков марксизма-ленинизма и задачу по созданию новой школы, решала в контексте установки на полное искоренение религии.
Представления К. Маркса о религии как о превратном и фантастическом мире, созданном воображением человека, легли в основу марксистской концепции беспощадной критики религии. В свою очередь, неприятие религиозных начал жизни послужило отправной точкой для совершённых К. Марксом «открытий» теории классовой борьбы, революционной роли пролетариата в начертании плана будущего коммунистического мироустройства. Социально-экономические проекты, предложенные им, предполагали в своей основе безрелигиозное и антирелигиозное общество. В соответствии с этим тезисом отрицалась и сама возможность религиозного образования и воспитания.
Марксово определение религии стало фундаментальным принципом социал-демократической, а в последующем и большевистской доктрины: «Религия — это вздох угнетённой твари, сердце бессердечного мира, подобно тому как она — дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа»[v]. В том же духе он писал далее: «Религия есть лишь иллюзорное солнце, движущееся вокруг человека до тех пор, пока он не начинает двигаться вокруг себя самого». Всей своей жизнью, трудами и деятельностью К. Маркс стремился погасить это «иллюзорное солнце» и задачу критики религии, то есть отказа от иллюзий, видел в том, чтобы критику неба превратить в критику земли, а критику религии обратить в критику права и политики[vi].
Политология и право, философия и социология, политическая экономия и коммунизм К. Маркса начинались и завершались атеизмом. В ненависти к религии он разрушал в сознании человека религиозные основы жизни и беспощадно низвергал в пропасть духовные стремления и чаяния.
В.И. Ленин, будучи страстным поклонником К. Маркса, любил повторять высказывание последнего о религии как «опиуме» и предложил свой вариант определения религии, назвав последнюю особым «родом духовной сивухи»[vii].
Вообще К. Маркс считал, что «религия будет исчезать в той мере, в какой будет развиваться социализм. Её исчезновение должно произойти в результате общественного развития, в котором крупная роль принадлежит воспитанию»[viii]. Из сказанного следует, что воспитание членов общества в процессе развития социалистических начал должно быть направлено на исчезновение религии.
Взгляды К. Маркса на образование весьма упрощены. Можно сказать, что он не разрабатывал глубоко тему школы и образования[ix]. Но если даже и говорить о марксовой теории обучения и воспитания, то она весьма примитивна и состояла в следующем. Ребёнок с 9 лет должен работать не только головой, но и руками. Обучение и воспитание ребёнка должно соединяться с физическим трудом и возможно начинать его ранее 9-летнего возраста. Труд, ограниченный законодательством и защищённый от злоупотреблений, рассматривался им как необходимейший элемент воспитания. Под воспитанием К. Марксом понимались «три вещи»: умственное воспитание, физическое воспитание и техническое обучение[x]. Не случайно то, что в указанной им воспитательной триаде не нашлось места воспитанию нравственного чувства.
Критикуя систему образования современной ему Англии и отрицая религиозную основу воспитания в принципе, друг и соратник К. Маркса Ф. Энгельс писал о том, что религия в Англии «стала важнейшим предметом преподавания, и память детей забивается непонятными догматами и различными теологическими тонкостями, сектантская нетерпимость и фанатическое ханжество развиваются с ранних лет, а умственное, духовное и нравственное развитие остаётся в позорном пренебрежении»[xi]. Рабочие, по его утверждению, требовали от парламента Англии системы чисто светского народного образования[xii].
Существовавшая система образования Англии беспощадно им критиковалась и особенно в части религиозного обучения: «Эти подростки, которых в течение 4-5 лет пичкают религиозными догматами, под конец знают не больше, чем знали сначала». Внимание Ф. Энгельса привлекли факты из «Отчёта комиссии по обследованию детского труда», которые он обильно цитировал: «Один подросток "в течение пяти лет регулярно посещал воскресную школу; он не знал, кто такой Иисус Христос, хотя имя это слышал; он никогда не слышал ни о двенадцати апостолах, ни о Самсоне, Моисее, Аароне и др."»[xiii]. «К счастью, — писал он, — самые условия жизни этого [рабочего] класса таковы, что они дают ему своего рода практическое образование, которое не только заменяет весь школьный хлам, но и обезвреживает связанные с ним вздорные религиозные представления...». Будучи категоричным и непримиримым противником религии, он сделал вытекающий из его предпочтений вывод: «Нужда учит молиться и — что гораздо важнее — мыслить и действовать»[xiv]. По логике рассуждений Ф. Энгельса, моральное воспитание, неразрывно связанное с религиозным, не приводит к желаемым результатам, поэтому мораль следует связывать не с религией, а с борьбой рабочего класса, для которого нет нужды молиться, а необходимо мыслить и действовать. Пусть для английского рабочего «остаются совершенно неясными, несмотря на все старания попов, вопросы царствия небесного, зато тем яснее для него вопросы земные, политические и социальные»[xv]. Пренебрежительная оценка Ф. Энгельсом религиозного образования и воспитания как «школьного хлама» заставляет усомниться в компетентности автора в вопросах школьного образования и педагогики.
Педагогическое бесплодие и несостоятельность классиков марксизма очевидны, несмотря на приписываемое им и якобы разработанное ими учение о воспитании[xvi]. Во всяком случае, классовое воспитание, производимое на основе классовой коммунистической морали и отрицания религиозных основ, являлось шагом назад в педагогике и отступлением от природы и сущности педагогического воздействия.
Если теория строительства новой школы, предложенная К. Марксом и Ф. Энгельсом, бедна и по-настоящему не разработана, то положения и выводы марксизма о религии и Церкви в государстве, о свободе совести и отделении Церкви от государства, а также программные документы рабочей партии в отношении религии складываются во вполне стройное учение, значительно развитое и дополненное В.И. Лениным.
Классики марксизма внесли значительный вклад в развитие атеистического учения. Так, К. Маркс выдвинул новую формулировку понятия «свободы совести», различая буржуазное и пролетарское отношение к ней: «Буржуазная "свобода совести" не представляет собой ничего большего, как терпимость ко всем возможным видам религиозной свободы совести, а она, рабочая партия, наоборот, стремится освободить совесть от религиозного дурмана»[xvii]. Известно, что под «религиозным дурманом» имелись в виду стыд, страх Божий, сомнения и мучения, этические вопрошания и т.д. К. Маркс предложил простой и лёгкий способ освобождения от всего этого. «Свобода совести» в марксизме понималась именно в этом плане её «освобождения» и раскрепощения — в смысле свободы безрелигиозного и антирелигиозного выражения её содержания, но никак не в смысле свободы её религиозного проявления. От неверного толкования марксистского тезиса о свободе совести следуют все недоразумения и заблуждения.
При разработке общей линии рабочей партии в религиозном вопросе классики марксизма высоко ставили опыт деятельности Парижской Коммуны, ссылаясь на неё как на положительный пример. К. Маркс отмечал: «Коммуна немедленно взялась за то, чтобы сломать орудие духовного угнетения, "силу попов", путём отделения церкви от государства и экспроприацией всех церквей». А в области просвещения Коммуна добилась того, что «все учебные заведения стали бесплатными для народа и были поставлены вне влияния церкви и государства»[xviii].
Ф. Энгельс настаивал на полном отделении Церкви от государства, что означало лишение Церкви «всякой поддержки из государственных средств и всякого влияния на государственные школы». Он также высоко отзывался о первых мероприятиях, проведённых Парижской Коммуной сразу после её провозглашения 28 марта 1871 г.: тогда был «издан декрет об отделении церкви от государства и об отмене всех государственных расходов на религиозные цели, а также о превращении всех церковных имуществ в национальную собственность; 8 апреля было в соответствии с этим отдано распоряжение, которое и стало постепенно проводиться в жизнь, — об удалении из школ всех религиозных символов, изображений, догматов, молитв, — словом, всего того, что касается совести каждого отдельного лица»[xix]. Коммуна своим важнейшим делом считала «проведение в жизнь принципа, что по отношению к государству религия является частным делом»[xx].
Свои предложения в виде программных требований социал-демократии 1891 г. в Эрфуртской программе по религиозному вопросу Ф. Энгельс сформулировал следующим образом: «5) Полное отделение церкви от государства. Ко всем религиозным обществам без исключения государство относится как к частным объединениям. Они лишаются всякой поддержки из государственных средств и всякого влияния на государственные школы (Ведь нельзя же запретить им создавать собственные школы на собственные средства и преподавать там всякий вздор)»[xxi].
Оговорка, заключённая в скобки, свидетельствует о том, что Ф. Энгельс всё же признавал за религиозными обществами право на создание «собственных школ на собственные средства» и на преподавание в них религии (по словам Энгельса — «всякого вздора»). В советской России тезис Ф. Энгельса о запрещении религиозного образования в школах будет «творчески развит» и расширительно истолкован: под запрет попадут все неподконтрольные государству формы внешкольного религиозного обучения (частные, кружковые, храмовые, домашние и т.д.), а также и духовные школы Церкви.
В.И. Ленин поддерживал позицию Ф. Энгельса, считая, что германская социал-демократия уклонилась от примера Коммуны, объявив религию частным делом по отношению к рабочей партии. По его убеждению, правильное решение вопроса оставалось за Ф. Энгельсом, незамедлительно выступившим тогда с поправками; он утверждал принцип: религия — частное дело по отношению к государству[xxii].
В работах В.И. Ленина неоднократно упоминается положительный с его точки зрения опыт Парижской Коммуны, которая «провозгласила отделение церкви от государства, уничтожила бюджет культов (т.е. государственное жалованье попам), придала народному образованию чисто светский характер — и этим нанесла сильный удар жандармам в рясах»[xxiii]. Эта последняя мера считалась им образцово-показательной по исполнению. Заметим, что Коммуна в плане отделения Церкви от государства создала исторический прецедент, а ленинский декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви 20 января 1918 г. в своих формулировках был точной копией декрета Коммуны.
В.И. Ленина всегда крайне раздражали мысли об обращении к высшему, к идее Бога. Критикуя богдановский идеализм, в письме к А.М. Горькому он привёл своё отрицательное определение божества: «Бог есть (исторически и житейски) прежде всего комплекс идей, порождённых тупой направленностью человека и внешней природой и классовым гнётом, — идей, закрепляющих эту придавленность, усыпляющих классовую борьбу». И далее: «Идея бога всегда усыпляла и притупляла "социальные чувства", подменяя живое мертвечиной, будучи всегда идеей рабства (худшего, безысходного рабства). Никогда идея бога не "связывала личность с обществом", а всегда связывала угнетённые классы верой в божественность угнетателей». О народном православии вождь российских социал-демократов с нескрываемым презрением отзывался как о «народной тупости»: «"Народное" понятие о боженьке и божецком есть "народная" тупость, забитость, темнота ...»[xxiv]. В стремлении опустить сознание вниз, на землю, обратить к нуждам, разбудить социальное чувство, лишив его небесной религиозной основы, вызвать возмущение и озлобление В.И. Ленину, пожалуй, не было равных.
В связи с представлением В.И. Ленина о религии как «одном из видов духовного гнёта»[xxv] перед «современными сознательными рабочими», по его убеждению, не могла не встать задача, состоящая в том, чтобы бесповоротно и с презрением отбросить религиозные предрассудки, «предоставив небо в распоряжение попов и буржуазных ханжей», завоевать себе лучшую жизнь здесь, на земле[xxvi].
Уже в проекте программы РСДРП, написанном В.И. Лениным и опубликованном в «Искре» (1 июня 1902 г.), выдвигалcя принцип отделения Церкви от государства и школы от Церкви. Требования неограниченной свободы совести и отделения Церкви от государства вошли в программу РСДРП, принятую II съездом партии.
Все относящие себя к партии, по мнению В.И. Ленина, не имели права безучастно, как наблюдатели, относиться к религии, а были «должны бороться с религией». Эту борьбу он считал «азбукой всего материализма и, следовательно, марксизма». И пояснял далее: «Но марксизм не есть материализм, остановившийся на азбуке. Марксизм идёт дальше. Он говорит: надо уметь бороться с религией, а для этого надо материалистически объяснить источник веры и религии у масс. Борьбу с религией нельзя ограничивать абстрактно-идеологической проповедью, нельзя сводить к такой проповеди; эту борьбу надо поставить в связь с конкретной практикой классового движения, направленного к устранению социальных корней религии»[xxvii]. Долг социал-демократии состоял в проведении наступательной и активной атеистической пропаганды, подчинённой её основной задаче — «развитию классовой борьбы эксплуатируемых масс против эксплуататоров»[xxviii]. Этой последней фразой выпускались злые духи революции, всякому человеку внушалась мысль о том, что причиной и виной всех его бед и нужд являются эксплуататоры. И весь вопрос состоит в борьбе против буржуазии, попов, классов и людей.
В программной статье «Социализм и религия» В.И. Ленин провозгласил принципы свободы атеизма, непризнания государством религии, обозначил обязательный разрыв связей государства с религией и желательное освобождение народа от религиозного мироощущения. «Государству не должно быть дела до религии, религиозные общества не должны быть связаны с государственной властью. Всякий должен быть совершенно свободен исповедовать какую угодно религию или не признавать никакой религии, т. е. быть атеистом, каковым и бывает обыкновенно всякий социалист»[xxix]. В формуле «каждый свободен верить или не верить» приоритет отдавался неверию, в чём и заключалась новизна: право на непризнание религии и исповедание атеизма должно было быть закреплено юридически. В отличие от буржуазного отделения Церкви от государства, во многом условного, В.И. Лениным продумывалось и предлагалось единственно возможное и должное «полное отделение церкви от государства», как радикальное «требование, которое предъявляет социалистический пролетариат к современному государству и современной церкви»[xxx].
Вместе с тем, как осторожный политик, он предостерегал от открытых и публичных заявлений об атеизме: «Мы не заявляем и не должны заявлять в нашей программе о нашем атеизме... мы не запрещаем и не должны запрещать пролетариям, сохранившим те или иные остатки старых предрассудков, сближение с нашей партией...»[xxxi].
До октябрьского переворота в смутном 1917 г. лидером партии большевиков с упорной настойчивостью повторялось требование о том, что «конституция демократической республики российской должна обеспечить»: «5. Неограниченную свободу совести»; «13. Отделение церкви от государства и школы от церкви; полную светскость школы»[xxxii].
С захватом власти большевиками в октябре 1917 г. перед партией В.И. Ленина и государственными органами открылись широкие перспективы для претворения в жизнь теорий, проектов, программ партии в религиозном вопросе. Неслучайно все положения декрета об отделении Церкви от государства от 20 января 1918 г. и программы партии разрабатывались В.И. Лениным лично, который не скрывал истинной цели и направленности государственной политики в отношении Церкви и религии, утверждая, что не следует «удовлетворяться декретированным отделением церкви от государства и школы от церкви», а необходимо двигаться далее — «к полному разрушению связи между эксплуататорскими классами и организацией религиозной пропаганды, а также к фактическому освобождению трудящихся масс от религиозных предрассудков»[xxxiii]. На более понятном языке последнее означало разрушение связи между Церковью и народом, отделение Церкви и её служителей — священников, законоучителей, проповедников — от народа, т.е. расцерковление народа средствами принуждения и переубеждения.
В области народного просвещения программа РКП(б) 1919 г. включала требование превращения школы «из орудия классового господства буржуазии в орудие разрушения этого господства. Школа должна стать орудием диктатуры пролетариата»[xxxiv]. Если до октября 1917 г. школой закладывались в учащихся религиозные основы христианской нравственности, пусть и не всегда успешно, то в условиях новой советской действительности в той же школе намеревались распинать религию и её Бога. Однако возникшие уже в 1918 - 1919 гг. затруднения на пути реализации законоустановлений правительства показали, что невозможно одними декретами отменить веру народную.
В своей речи на III Всероссийском съезде РКСМ 2 октября 1920 г. В.И. Ленин, в противоположение вечной нравственности, сформулировал и изложил учение о новой коммунистической морали. Отвечая оппонентам из буржуазного лагеря, он говорил: «Но существует ли коммунистическая мораль? Существует ли коммунистическая нравственность? Конечно, да. Часто представляют дело таким образом, что у нас нет своей морали, и очень часто буржуазия обвиняет нас в том, что мы, коммунисты, отрицаем всякую мораль». Объясняя, в каком смысле РКП(б) и коммунисты отрицают мораль и нравственность, В.И. Ленин рассуждал: «В том смысле, в каком проповедовала её буржуазия, которая выводила эту нравственность из велений бога. Мы на этот счёт, конечно, говорим, что в бога не верим, и очень хорошо знаем, что от имени бога говорило духовенство, говорили помещики, говорила буржуазия, чтобы проводить свои эксплуататорские интересы. Или вместо того, чтобы выводить эту мораль из велений нравственности, из велений бога, они выводили её из идеалистических или полуидеалистических фраз». Общечеловеческую и внеклассовую нравственность он назвал «обманом», «надувательством» и «забиванием умов», противопоставив ей «нашу», коммунистическую нравственность, подчинённую классовым интересам борьбы пролетариата и выводимую и неё[xxxv]. Переформулировав это выражение, не нарушая и не искажая его смысла, можно сказать так: всё, что объединяет трудящихся против всякой эксплуатации и эксплуататоров, против всякой мелкой собственности, что служит для того, чтобы человечеству подняться выше — нравственно[xxxvi].
В наставлениях молодёжи В.И. Ленин утверждал: «Мы в вечную нравственность не верим и обман всяких сказок о нравственности разоблачаем»[xxxvii]. Обвинения, бросаемые коммунистам и В.И. Ленину в отрицании ими общечеловеческой, вечной и основанной на религии нравственности, в покушении на законы бытия, революционный вождь и глава правительства не опровергал. В.И. Ленин отрицал ценности и нормы, заставляющие человека оставаться человеком, не позволявшие ему превратиться в зверя. Но, видимо, создателя учения о новой коммунистической морали обвинения эти ничуть не задевали и не смущали.
В.И. Ленин далеко продвинул учение К. Маркса о строительстве нового коммунистического общества в связи со сломом старой государственной машины, с усилением и обострением классовой борьбы, особенно в области религии и просвещения, применив и развив это учение в условиях практики социалистического государства. «Величайшей и худшей ошибкой» он считал возможность думать, что народные массы, обречённые «на темноту, невежество и предрассудки», можно вытащить из темноты только путём «чисто марксистского просвещения»: «этим массам необходимо дать самый разнообразный материал по атеистической пропаганде..., заинтересовать, пробудить их от религиозного сна, встряхнуть их с самых различных сторон, самыми различными способами»[xxxviii]. В программной статье «О значении воинствующего материализма» В.И. Ленин не пояснил, каким образом следовало «встряхнуть» верующие народные массы, но по действиям и результатам видно, что встряска предполагала со стороны государства меры не только просветительные, агитационные или пропагандистские, но главным образом законодательно-запретительные и репрессивные.
Ключом к разгадке скрытых от наблюдателя причин отделения Церкви от государства в форме беспощадной и умело организованной борьбы с религией в государственном масштабе служит ленинский тезис о диктатуре пролетариата. В числе многих определений диктатуры пролетариата обращает на себя одно, раскрывающее сущность политики большевиков: «Диктатура пролетариата есть упорная борьба, кровавая и бескровная, насильственная и мирная, военная и хозяйственная, педагогическая и администраторская, против сил и традиций старого общества»[xxxix]. Характерно, что указанное ленинское определение применимо ко всем областям деятельности советского государства, включая образовательную политику партии и государственных органов. В связи с этим понять и объяснить проводимую реформу школы, со сменой акцентов и направленности воспитания, с перетряхиванием программ преподавания и т.п., можно только в контексте политики диктатуры пролетариата.
Исходя из ключевого тезиса марксизма о диктатуре пролетариата как неизбежной и единственно возможной эффективной форме пролетарской власти, следует заключить, что отмена и запрещение религиозного образования, а затем и антирелигиозная школьная пропаганда есть формы осуществления диктатуры пролетариата, а школа, проводящая такое воспитание есть орудие диктатуры пролетариата. Всякие послабления государства в отношениях с Церковью и особенно отступления в вопросе антирелигиозной пропаганды и просвещения рассматривались как прямая измена делу диктатуры пролетариата[xl].
Вождь партии большевиков и глава советского правительства настаивал на политизации школы. Исходя из задач коммунистического воспитания, на его взгляд, нельзя было ограничиваться одной только узко учительской деятельностью: «Школа вне жизни, вне политики — это ложь и лицемерие». «Школа должна стать орудием диктатуры пролетариата, т.е. не только проводником принципов коммунизма вообще, но и проводником идейного, организационного, воспитывающего влияния пролетариата на полупролетарские и непролетарские слои трудящихся масс, в интересах полного подавления сопротивления эксплуататоров и осуществления коммунистического строя»[xli].
Таким образом, по замыслу основателя советского государства, вся страна превращалась в воспитательный полигон, а всё население её от мала до велика — в воспитуемых и перевоспитуемых. Школа виделась В.И. Ленину инструментом политики. В обозримом и ближайшем идеале школа представлялась ему огосударствленной, как и вся система образования и воспитания, с недопущением преподавания в ней религиозных учений, очищенная от религиозных пережитков и всякого религиозного духа, тотально-единообразная в проповеди атеизма, не приемлющая религиозных догм, но активно ведущая революционную пропаганду «вечно живого» коммунизма.
Но как же быть с прежними идеями о «свободном образовании» и «свободе веры»? Ещё в статье «К деревенской бедноте» В.И. Ленин утверждал в качестве принципов следующее: «Нам нужно настоящее, свободное образование, а не такое, какого хотят чиновники и попы»; «Каждый должен иметь полную свободу не только держаться какой угодно веры, но и распространять любую веру и менять веру»[xlii]. На самом деле нет никакого противоречия в словах и делах, касающихся свободы религии и совести, в высказываниях, относящихся к разным периодам; напротив, В.И. Ленин был твердым и последовательным, как никто другой.
Свобода образования и религии понималась В.И. Лениным односторонне и своеобразно, не как «свобода чего-либо», а как «свобода от чего-либо». И поэтому свобода образования превращалась в свободу от религиозного образования, свобода религии — в свободу от религии, а свобода совести — в свободу от совести, т.е. в атеизм. И если человек не принимал такой свободы, то его представления определялись как «старорежимные» и классово-враждебные. Фактическое объявление свободы от религии означало для неокрепших и слабых духом снятие с них моральных обязательств, отмену совести, чувства нравственного долга, обязанностей перед людьми, обществом и перед самим собой (среди которых главная обязанность человека — оставаться человеком), раскрепощало совесть, не обременяло её мучениями и сомнениями. Такой путь измены назначению человека есть путь, ведущий к духовной катастрофе. От такой свободы до рабства — всего лишь один шаг. Многие революционеры в области духовно-религиозной жизни начинали с объявления безграничной свободы веры и безверия и заканчивали требованием тотальной несвободы и рабства.
Работникам образования для изучения предлагалась книга Г. Шульца о предполагаемой школьной политике германской социал-демократии в недрах капиталистического общества. Книга представляла собой, по словам А.В. Луначарского, «довольно оппортунистическую» программу реформ, но содержала и такие уничтожающие заключения по вопросу о преподавании Закона Божия в низшей и средней школах: «За государством... признаются права и обязанность заботиться о научном, техническом и нравственном образовании детей, но не об образовании догматически-религиозном». Метафизические представления религии «не соответствуют более знанию и мышлению нашего времени», поэтому «бессмысленно в первые годы обучения мучить детей обычаями, нравственностью и идеями..., изречениями и стихами из молитвенника»[xliii].
Не только теоретиками и идеологами борьбы с религией в школе, но и практиками антирелигиозной работы в самом широком смысле были А.В. Луначарский, Н.К. Крупская, Ярославский, занимавшие важнейшие партийные и государственные посты.
Народный комиссар просвещения А.В. Луначарский, названный в эмигрантской прессе «известным культурным садистом», отнимающим «у советских детей их веру»[xliv], и, похоже, гордившийся таким прозвищем, целиком придерживался ленинских взглядов на религию, Церковь и религиозное образование. Его масштабную деятельность следует условно разделить на текущую государственно-практическую каждодневную работу, совершаемую им на посту народного комиссара просвещения, и на невидимую теоретическую разработку основных вопросов школьного строительства.
А.В. Луначарский, как и полагалось «культурному садисту», то есть разрушителю христианской культуры в школе, не скупился на негативные характеристики религиозного образования и Закона Божия в старой школе, подбирая к этому учебно-воспитательному предмету ругательные эпитеты и определения: «псевдообразование», «ядовитый закон божий», «бесполезный и вредный школьный предмет», «мусор», «уродство, бросающееся в глаза», «религиозный разврат», «орудие развращения сознания масс», «отрава», «метод отравления сознания» детей и взрослых, «христианский яд» и т.д.
Он неоднократно разъяснял позицию В.И. Ленина в отношении религии в школе и указывал на то, что «Владимир Ильич рекомендовал самым решительным образом отделение школы от церкви, настаивая, например, на обязательности выноса из школ икон, на изгнании из неё всяких религиозных обрядов, на строгом запрещении религиозному учительству вносить в преподавание и в отношения к своим ученикам какой бы то ни было религиозный оттенок». И добавлял от себя, что само преподавание в школе как в сфере естествознания, так и в сфере обществоведения должно быть направлено к тому, чтобы «приобретаемые учениками знания как можно решительнее разгоняли в их головах всякий религиозный туман»[xlv].
Школьная политика и вся работа в школе разделялась руководителем Наркомпроса на две части — разрушительную и созидательную. Первая часть работы состояла в разрушении старого, расчистке и хирургическом удалении одиозных с точки зрения советской власти моментов старой школы. И только потом следовала созидательная часть работы. В статье А.В. Луначарский сравнил совершаемую в школе работу с трудом чистильщика и врача-хирурга, реаниматора и оздоровителя, строителя и созидателя. Но ненамеренно приходят другие сравнения в отношении проделываемой Наркомпросом работы по отравлению сознания детей, убийству веры в учащихся, разрушению школы, в которой было немало полезного.
В 1919 г. А.В. Луначарский писал о том, что «...преподавание в религиозном духе абсолютно недопустимо за государственный счёт ни в какой форме, ни в каком просветительном аппарате. Оно свободно, однако, если выступает как частное преподавание и не носит черт преступности»[xlvi]. Преподавание же атеизма и безбожия под видом различных нововведённых дисциплин за государственный счёт допускалось по причине того, что государство провозглашало и утверждало принципы атеизма.
Отвечая критикам советской системы преподавания, говорившим, что большевики хотят подчинить науки тенденциям определённой партии и обучение народа приносят в жертву митинговому воздействию на него путём агитации, А.В. Луначарский отвечал: «Но мы знаем, что школа обязана... преподать детям и юношам прошлое человечества, дать картину настоящего и осветить надежды будущего и что сделать это с абсолютной объективностью не может никто на свете, ибо эта абсолютная объективность скрыта от человеческих глаз». Буржуазная школа, как он писал, «под видом объективности детям и юношам старается преподать эту историю с отсталой точки зрения, с точки зрения отсталых классов (помещиков, буржуазии) или... с точки зрения разных мелких интеллигентских идеалов». Объективность, по мнению А.В. Луначарского, категория гибкая и изменяемая, в зависимости от того, кому и зачем она нужна: «Требуя из соображений пролетарской тактики наполнения школьного и внешкольного обучения духом научного социализма, мы, положа руку на сердце, могли бы требовать того же и исходя из соображений наивысшей научной объективности». Поэтому, отрицая буржуазную объективность, нарком просвещения утверждал новую, пролетарскую объективность во имя «духа научного социализма»[xlvii].
В статье «О классовой школе» А.В. Луначарский обращался к противоречиям в целях и средствах воспитания, имевшимся в старой буржуазной школе и говорил о двусмысленном положении в ней религиозного обучения, которое рассматривалось им не иначе, как «религиозный разврат», а внушаемые на уроках Закона Божия идеи, «вдалбливаемые в головы крестьянина», были ничем иным как «методами отравления сознания»[xlviii].
Направленность буржуазной школы была неприемлема для него — практика и теоретика новой коммунистической школы — потому, что в ней «не давалось народу полного знания», в ней нужно было «выдрессировать..., чтобы он умел читать, писать, но надо, чтобы тут же поп вложил возможно большее количество своего христианского яду». «Там преподаётся история в «патриотическом» классовом духе, — продолжал нарком-теоретик, — там преподаётся закон божий, который отравляет сознание ребёнка, затем там преподаются и все науки в примитивном виде»[xlix].
А.В. Луначарский указывал на противоречия в
буржуазной педагогической науке, на отсутствие единства во взглядах на
религиозное обучение и преподавание Закона Божия. В западной буржуазной
педагогике действительно имелись различные мнения в отношении роли и места
Закона Божия в общем учебно-воспитательном процессе школы. По мнению одних
известных педагогов, Закон Божий противоречил научным предметам и поселял в
учениках недоверие к школе, поэтому его, как слабейший пункт, следовало
выбросить из числа преподаваемых предметов[l]. Но
были и другие, которые видели недостаточность научного компонента обучения,
понимали необходимость вненаучных объяснений, обращённых к сердцу учащегося, и
считали, что нельзя привить детям ценности гражданственности и патриотизма без
Закона Божия[li].
По мнению А. Луначарского, буржуазная политическая и педагогическая мысль находилась в «метаниях», запуталась в противоречиях: «С попами трудно, и без попа не проживёшь; с делом воспитания действительно всё труднее и труднее». И как практик, он видел предназначение советской школы в том, что она должна «сорвать дело попа, убить религиозные предрассудки»[lii].
Рассуждая от противного, в преподавании истории А.В. Луначарский требовал отказаться от приёмов и методов её преподавания в старой школе, отбросив мертвящие школьную историю факты, цифры, хронологию, идею постепенности, задачи формирования национального чувства гордости и патриотизма, высокие образцы для подражания[liii].
Им высказан ряд ценных мыслей о развитии марксистской аксиологии и антропологии, о целях воспитания и чертах нового человека[liv]. Только марксизм, по мнению А.В. Луначарского, даёт человеку реальную идею и рецепт бессмертия. Вся история человечества состоит в борьбе, в которой и заключается весь пафос и достойная человека романтическая цель[lv].
Что необходимо воспитывать в человеке согласно воззрениям наркома просвещения? Его ответ прост: «Мы будем воспитывать в человеке исторические горизонты. Не ту мягкую, дряблую любовь, которая боится причинить боль себе и другим и к которой зовут нас люди, не понимающие, что мы находимся в периоде борьбы, что сейчас от нашего поведения зависит, быть может, на столетия количество жертв, которые будут принесены. Мы воспитываем в человеке идею того, что он ответственен перед массами, что ему и его братьям дана возможность строить дальше и всякая слабость с его стороны роковым образом скажется на дальнейшей постройке»[lvi].
Статья А.В. Луначарского «Антирелигиозная борьба в школе» (1929 г.) является непревзойдённым образцом злобы и ненависти, манифестом антирелигиозного воспитания. Содержание статьи позволяет говорить о её авторе как о разрушителе школы и враге семьи, родителей и детей-учащихся. В ней народный комиссар просвещения чётко и концентрированно сформулировал масштабную и системную программу нравственного разложения детей, проводимую фактически с начала 1920-х гг. по всем направлениям деятельности Наркомпроса[lvii]. Так случается, что чёткие формы теоретического осмысления практических шагов формулируются не до, а в ходе и после проведённых мероприятий.
1) Лучшей формой антирелигиозной борьбы в школе нарком просвещения считал «заряжение программ обучения достаточным количеством антирелигиозного духа», готовых выстрелить как заряженные пушки и особенно усиление антирелигиозного воздействия по линии естествознания, вырабатывающего «основы материалистического воспитания», и по линии обществоведения, уясняющего происхождение и развитие религии, её социальную роль.
2) Задача борьбы с семьёй формулировалась А.В. Луначарским как одна из приоритетных[lviii].
3) По его убеждению, все сферы обучения и воспитания должен был пронизывать «антирелигиозный дух», и для этого следовало использовать и пускать в ход все средства организованного школьного и внешкольного воздействия — уроки, учебники, саму атмосферу школьной жизни, прессу, радио, театры, кино, музеи, детскую литературу — «для великой цели скорейшего превращения всего грядущего поколения в абсолютно атеистическое»[lix].
4) Антирелигиозное воспитание следовало направлять и по линии миросозерцания, этики и эстетики[lx].
Сопоставления антирелигиозного воспитания и изучения Закона Божия в старой дореволюционной школе находим в рассуждениях Н.К. Крупской и Е.М. Ярославского. Н.К. Крупская в статье «Об антирелигиозном воспитании» рассказала о своих детских переживаниях в связи с религией и о том, как марксизм в юности «радикально излечил её от всякой религиозности». И сделала из собственного жизненного опыта вывод, который необходимо приложить к антирелигиозной пропаганде: во-первых, «антирелигиозная пропаганда должна начинаться очень рано, ещё в дошкольном возрасте, потому что эти вопросы очень рано начинают интересовать теперь детей»; во-вторых, «надо изгнать из этого дела всякую официальщину и принуждение, иначе можно рисковать добиться прямо противоположных результатов: как раньше принудительное религиозное воспитание убивало всякую религиозность, так принудительная в отношении ребят антирелигиозность может породить стремление к религиозности, по крайней мере, в известном возрасте»; в-третьих, «с орудием насмешки надо обращаться весьма осторожно»; в-четвёртых, «громадное значение имеет метод преподавания естествознания и обществоведения»[lxi].
При постановке задач по антирелигиозному воспитанию Е.М. Ярославский также прибегал к неизбежным сравнениям старого религиозного обучения и нового антирелигиозного воспитания — не в пользу Закона Божия. В брошюре 1925 г., приводя свой комментарий к ст. 9 декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви, Е.М. Ярославский указывал на положение Закона Божия до революции: «А как было дело до революции? Кроме того, что существовали школы церковно-приходские в руках попов, где попы, поповны и попадьи царствовали и обучали, или, вернее, калечили умственно наших детей, во всех школах преподавали так называемый закон божий, т.е. наряду с наукой, которая немножко просвещала, давали изрядную порцию. Религиозного дурмана, который снова затемнял головы. Школа — для воспитания борцов и строителей нового мира, вооружённых всеми достижениями науки, а не для затемнения голов детей религией — вот что сказал наш закон. Школа не должна стоять в стороне от вопросов борьбы с религией — она должна воспитывать детей в антирелигиозном духе. Не следует забывать, что в религиозном духе пока ещё ребёнка воспитывает семья и улица. Противодействие этому религиозному влиянию должна оказывать школа»[lxii].
В сочинениях К. Маркса и Ф. Энгельса были даны обоснования отмены религиозного обучения, бесполезного и вредного Закона Божия в рамках и в контексте беспощадной борьбы с Церковью и религией в целом. Однако целостной концепции новой школы и, тем более, педагогической теории школы в их трудах нет, если не считать отдельных одиозных суждений о будущей школе и обучении подрастающего поколения. К. Маркс и Ф. Энгельс не ставили перед собой такой задачи и были не в силах предугадать контуры будущей школы, в которой должны учить детей коммунизму, основанному на безбожии. Приписываемые им заслуги в разработке законченной теории образования и политически выверенной линии государства в этом отношении являлись плодом воображения комментаторов К. Маркса и Ф. Энгельса, первым среди которых был В.И. Ленин, задавший тон и направление исследований. Поэтому формула «педагогическое наследие Маркса и Энгельса» не наполнена каким-либо конкретным содержанием. Основоположники нового учения лишь декларировали намерения и формулировали принципы и общую линию в отношении школьного образования.
Не приходится сомневаться и в том, что у В.И. Ленина также не было чёткого и внятного представления или плана реформирования школы, а была цель и страстное желание скорейшей ликвидации религии и её института — Церкви, вытеснения «религиозных предрассудков» из сознания народа и отдельные пожелания относительно основной направленности воспитательной и образовательной политики государства.
Большевистским руководителям в Наркомпросе как при жизни Ленина, так и после его смерти приходилось продвигаться в этом направлении «вслепую» и «на ощупь», отступать от заранее намеченной линии, совершать попятные движения, лавировать, сообразуясь с конкретной обстановкой и реальными условиями.
Все действительно революционные «открытия», концепции, теории и учения Маркса и Энгельса были совершены и созданы ими в области социологии и «научного коммунизма» как теории и практики переустройства общества на антирелигиозных началах.
Ненависть к религии и Церкви, возведённая в ранг «научной» истины, была основополагающим жизненным принципом классиков марксизма-ленинизма и их последователей в советской России. В соответствии с этим принципом было сформулировано «правильное и единственно верное» отношение к религиозному образованию: Закон Божий подлежал немедленному изъятию, школа превращалась в абсолютно светскую, с постепенным введением в ней антирелигиозного обучения. Помимо школы атеистическая государственная власть захватила внешкольные области образования и воспитания не только учащихся детей разных возрастов, но и взрослых. Наконец, согласно линии нового законодательства о браке, был нанесён удар по семье как общественному институту первичного образования и воспитания детей в отношении лишения родителей возможности передать религиозные знания и навыки своим детям.
Поскольку свобода совести трактовалась не как
действительная свобода вероисповедания, а как безграничная свобода атеизма, то
и практическое воплощение в жизнь теоретических положений учения К. Маркса, Ф.
Энгельса и В.И. Ленина о религии в советской России осуществлялось в точном
соответствии с задуманным и привело к полной свободе самого разнузданного
воинственного атеизма, к закабалению религиозной свободы. Поэтому в годы
советской власти Русской Православной Церкви пришлось пережить настоящий
геноцид[lxiii].
В отличие от своих идейных предшественников (К. Маркса и Ф. Энгельса), В.И. Ленин, оставаясь теоретиком коммунизма, имел возможность в первые годы советской власти реализовывать идеи в конкретно-исторической среде, прикладывая теорию к практике. Значительный вклад в дело обезбоживания детского и взрослого населения внёс нарком просвещения А.В. Луначарский. О том, что из этого вышло, говорит дальнейшая судьба религиозного образования, до конца столетия вычеркнутого из школы и всей воспитательной системы.
[i] Коменский Я.А. Великая дидактика // Коменский Я.А. Избранные педагогические сочинения: В 2-х т. Т. I. М.: Педагогика, 1982. С. 242-476; Он же. О религиозном воспитании // О целях образования. (Религиозно-философская библиотека). Вып. VII. СПб., 1905. С. 53-54; Ушинский К.Д. О нравственном элементе в русском воспитании // Ушинский К.Д. Собрание сочинений в 2-х тт. Т. 2. М.-Л., 1948; Стоюнин В.Я. Мысли о наших гимназиях // Стоюнин В.Я. Избранные педагогические сочинения. М.: Педагогика, 1991. С. 63; Он же. Заметки о русской школе // Там же. С. 160; Он же. Заметки о русской школе [VIII. Школа и церковь] // Там же. С. 186-189; Рачинский С.А. Заметки о сельских школах // Рачинский С.А. Сельская школа: Сб. статей. М.: Педагогика, 1991. С. 32-65; Каптерев П. Религия детей // Воспитание и Обучение. 1905. № 9. С. 289-316; Его же. Вопросник по религии детей // Там же. С. 316-319; Он же. О религиозном воспитании (По поводу брошюры Н. Казмина-Вьюгова) // Воспитание и Обучение. 1908. № 4 (апрель). С. 105-133.
[ii] Платон (Игумнов), архим. Воспитание христианское // Православная энциклопедия. Т. IX. Вл.-Вт. М., 2005. С. 461.
[iii] Шичалин Ю.А. Воспитание христианское // Православная энциклопедия. Т. IX. ... С. 466-467.
[iv] См.: Каледа Г., прот. Задачи, принципы и формы православного образования в современных условиях // Журнал Московской патриархии. 1994. № 7-8. С. 30-31.
[v] Маркс К. К критике гегелевской философии права. Введение // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. изд 2-е. Т. 1. С. 415.
[vii] В работе «Социализм и религия» В.И. Ленин писал: «Религия есть один из видов духовного гнета <...>. Религия есть опиум для народа. Религия - род духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свой человеческий образ» (Ленин В.И. Социализм и религия // Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 12. С. 142.). В другой работе он писал: «Религия есть опиум для народа, - это изречение Маркса есть краеугольный камень всего миросозерцания марксизма в вопросе религии». (Ленин В.И. Об отношении рабочей партии к религии // Полн. собр. соч. Т. 17. С. 416.)
[viii] Маркс К. Интервью корреспонденту американской газеты «Chicago Tribune» в первой половине декабря 1878 г. // К. Маркс и Ф. Энгельс об атеизме, религии и церкви. М., 1971. С. 470.
[ix] На неразработанность темы новой коммунистической школы у К. Маркса и Ф. Энгельса и на скудость педагогического наследия классиков марксизма указывал А.В. Луначарский: «Работ по социалистической школе в мировой литературе крайне мало. И нам как теоретикам пришлось выступать здесь на почти невозделанном поле. ... Какой же у нас был источник света для того, чтобы не заблудиться на этих путях? Полторы страницы, написанные Марксом для Женевского конгресса, и несколько отдельных фраз в других сочинениях» (Луначарский А.В. Доклад на III сессии ВЦИК 7-го созыва [1920 г.] // Луначарский А.В. О воспитании и образовании / А.В. Луначарский; под ред. А.М. Арсеньева [и др.]; сост. Э.Д. Днепров [и др.]. М., 1976. С. 66.
[x] См.: Маркс К. Инструкция делегатам Временного центрального совета по отдельным вопросам // Соч. Т. 16. С. 198.
[xi] Энгельс Ф. Положение рабочего класса в Англии // Соч. Т. 2. С. 344-345.
[xvi] См.: Константинов Н.А., Медынский Е.Н., Шабаева М.Ф. История педагогики: Учебник для студентов пед. ин-тов. М., 1982. С. 96-113.
[xvii] Маркс К. Критика Готской программы // Соч. Т. 19. С. 30.
[xviii] Маркс К. Гражданская война во Франции // Соч. Т. 17. С. 343.
[xix] Энгельс Ф. Введение к работе К. Маркса «Гражданская война во Франции» Маркса // Соч. Т. 22. С. 194.
[xxi] Энгельс Ф. К критике проекта социал-демократической программы 1891 г. [Эрфуртской программы] // Соч. Т. 22. С. 240.
[xxii] См.: Ленин В.И. Подготовительные материалы к книге «Государство и революция». Марксизм о государстве // Полн. собр. соч. Т. 33. С. 153.
[xxiii] Ленин В.И. Памяти Коммуны // Полн. собр. соч. Т. 20. С. 220.
[xxiv] Ленин В.И. А.М. Горькому, вторая половина ноября 1913 г. // Полн. собр. соч. Т. 48. С. 232.
[xxv] Приводим это классическое определение религии В.И. Лениным: «Религия есть один из видов духовного гнёта, лежащего везде и повсюду на народных массах, задавленных вечной работой на других, нужною и одиночеством. Бессилие эксплуатируемых классов в борьбе с эксплуататорами так же неизбежно порождает веру в лучшую загробную жизнь, как бессилие дикаря в борьбе с природой порождает веру в богов, чертей, в чудеса и т.п. Того, кто всю жизнь работает и нуждается, религия учит смирению и терпению в земной жизни, утешая надеждой на небесную награду, А тех, кто живёт чужим трудом, религия учит благотворительности в земной жизни, предлагая им очень дешёвое оправдание для всего их эксплуататорского существования и продавая по сходной цене билеты на небесное благополучие. Религия есть опиум народа. Религия - род духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свой человеческий образ, свои требования на сколько-нибудь достойную человека жизнь» (Ленин В.И. Социализм и религия // Полн. собр. соч. Т. 12. С. 142-143).
[xxvi] См.: Ленин В.И. Социализм и религия // Полн. собр. соч. Т. 12. С. 142-147.
[xxvii] Ленин В.И. Об отношении рабочей партии к религии // Полн. собр. соч. Т. 17. С. 418.
[xxix] Ленин В.И. Социализм и религия // Полн. собр. соч. Т. 12. С. 143.
[xxxii] Ленин В.И. Материалы по пересмотру партийной программы // Полн. собр. соч. Т. 32. С. 154-155.
[xxxiii] Ленин В.И. Проект программы РКП(б). Пункт программы в области религиозных отношений // Полн. собр. соч. Т. 38. С. 118.
[xxxiv] Ленин В.И. Проект программы РКП(б). Пункт программы в области народного просвещения // Там же. С. 116.
[xxxv] Ленин В.И. Задачи союзов молодёжи // Полн. собр. соч. Т. 41. С. 309.
[xxxvi] См.: Там же. С. 309-313.
[xxxviii] Ленин В.И. О значении воинствующего материализма // Полн. собр. соч. Т. 45. С. 26.
[xxxix] Ленин В.И. Детская болезнь «левизны» в коммунизме // Полн. собр. соч. Т. 41. С. 27.
[xl] Один из авторов сборника статей (1933 г.), раскрывающего характер антирелигиозного движения в СССР, писал: «...Было бы изменой диктатуре пролетариата, изменой духу и смыслу декрета об отделении церкви от государства не организовать борьбу с религией в государственном масштабе силами и средствами самого государства. Декрет был рассчитан на действие его в рамках и условиях диктатуры пролетариата, и притом всесторонней диктатуры... Антирелигиозная пропаганда, антирелигиозное воспитание в школе есть не что иное, как мирная, педагогическая форма осуществления диктатуры пролетариата» (Мащенко В., Шишаков В. Религиозное и антирелигиозное движение в СССР // Религиозное и антирелигиозное движение в СССР и за границей. Сборник статей / под ред. Ф.Н. Олещука; Центральный заочный антирелигиозный ин-т НКП РСФСР. М., 1933. С. 15-16).
[xli] Ленин В.И. Речь на I Всероссийском съезде по просвещению 28 августа 1918 г. // Полн. собр. соч. Т. 37. С. 77.
[xlii] Ленин В.И. К деревенской бедноте // Полн. собр. соч. Т. 7. С. 173.
[xliii] Г. Шульц писал: «Проведение отделения церкви от государства и в области школы обосновывается самим ходом развития. За государством, правда, признаются права и обязанность заботиться о научном, техническом и нравственном образовании детей, но не об образовании догматически-религиозном. Религия немыслима без известного круга метафизических представлений. Но метафизические представления и связанные с ними предания господствующих религиозных систем, которые возникли тысячи лет тому назад, в существенной своей части не соответствуют более знанию и мышлению нашего времени, тем более, что и вероисповедания борются друг с другом, и даже теологи одного и того же вероисповедания не могут сговориться друг с другом». «Бессмысленно в первые годы обучения мучить детей обычаями, нравственностью и идеями сирийско-арабских бедуинов доисторических времён; бессмысленно мучить их библейскими изречениями и стихами из молитвенника, в которых им непонятно почти каждое слово, и они теряют всякую охоту к предмету, если им в течение восьми лет приходится беспрерывно работать сызнова всё один и тот же материал». (Шульц Г. Школьная реформа социал-демократии. Пер. с нем. Н. Олигер. Пг., 1918. С. 101-102.; Десницкий В.А. (Строев В.) Церковь и школа. Берлин: РСФСР, Государственное издательство, 1923. C. 26).
[xliv] А.В. Луначарский в докладе на девятом заседании XIV Всероссийского съезда Советов 15 мая 1929 г. признавался: «Я с удовольствием прочёл в эмигрантских газетах фразу, что "известный культурный садист Луначарский теперь занялся тем, чтобы отнять у советских детей их веру". С удовольствием подписываюсь, что я хочу самым садистским образом это самое зелье как-нибудь вытравить и выполоть с наших полей и огородов» (Луначарский А.В. [Доклад о культурно-просветительной работе 15 мая 1929 г. на девятом заседании съезда] // XIV Всероссийский съезд Советов. М.: Изд. ВЦИК, 1929. Бюллетень № 12. С. 25).
[xlv] Луначарский А.В. Антирелигиозная борьба в школе // Луначарский А.В. О воспитании и образовании. М., 1976. С. 329-330.
[xlvi] Луначарский А.В. Об антирелигиозной пропаганде [1919 г.] / А.В. Луначарский // Религия и просвещение / А.В. Луначарский; сост. и примеч. В.Н. Кузнецова. М., 1985. С. 195.
[xlvii] См.: Луначарский А.В. Коммунистическая пропаганда и народное просвещение [1919 г.] // Луначарский А.В. О воспитании и образовании М., 1976. С. 38-39.
[xlviii] См.: Луначарский А.В. О классовой школе (Буржуазная и коммунистическая трудовая школа)[1920 г.] // Там же. С. 43. А.В. Луначарский писал: «Вспомните, как твёрдо солдат был уверен, что положить жизнь за царя - величайший подвиг. Видите, как приручили людей! Их приручили так, что они до мозга костей становились рабами и благословляли своё рабство. Это делалось при помощи религиозного разврата, через священников. С малых лет начинали иногда накачивать в мозги подчинённых, что мир не есть настоящий мир, а есть ещё другая, загробная жизнь, в которой всё иначе и которую нужно знать, чтобы понять, как нужно вести себя здесь. Самая хитрая религия учит, что мир так построен, что бедняк покорно влачит здесь злосчастную жизнь, чтобы на том свете получить великую награду, что, наоборот, если будете в какой-нибудь мере бунтовать против судьбы, на том свете будете мучиться в страшных пытках» (Там же.).
[xlix] Луначарский А.В. О классовой школе ... С. 47-48.
[l] «С законом божиим у буржуазии выходит недоразумение. Так, например, знаменитый немецкий педагог Паульсен заявляет, что преподавание закона божия в школе, явно расходясь с научным преподаванием других учителей, поселяет в учениках недоверие к школе. Поняв, что россказни библии, которые им преподаются, являются антинаучными вымыслами, дети не верят уже и остальным учителям и их «патриотической» и тому подобных проповедях. Вот почему, по мнению Паульсена, необходимо из классовой школы, задачей которой является обработать в интересах правящих классов маленьких людей, выбросить её слабейший пункт, а именно закон божий». (Луначарский А.В. О классовой школе ... С. 48-49).
[li] А с другой стороны, другой знаменитый педагог Ферстер, настаивает, что «все попытки поставить школу без закона божия не удаются привилегированным классам. Никак нельзя, - сетует он, - уверить малолетних крестьян и пролетариев, что они должны проливать кровь за свою родину, в которой они являются эксплуатируемыми партиями. Разумно разъяснить справедливость такого порядка невозможно, и только привлечение воли божией и потустороннего мира даёт возможность настоящим образом просветить «патриотически», т.е. отравить, по существу, головы и сердца учеников. Французы, отказавшись от закона божия приблизительно по тем же соображениям, какие указывает Паульсен, постарались заменить его буржуазной гражданской моралью. Учебник этой морали... представляет собой верх идиотизма» (Там же. С. 49).
[lii] Луначарский А.В. О классовой школе ... С. 49, 69.
[liii] «Мёртвая история, загромождающая память фактами и цифрами хронологии, должна быть отброшена, преподавание истории с той точки зрения, чтобы научить людей «идее» постепенности, эволюции, должно быть отброшено; преподавание истории в направлении сознания «народного гордости», «национального чувства» и т. д. должно быть отброшено; преподавание истории, жаждущей в примерах прошлого найти «хорошие образцы» для подражания, должно быть отброшено. И поскольку эти четыре основы должны быть отброшены, остаётся очень мало от преподавания истории в старой школе» (Луначарский А.В. О преподавании истории в коммунистической школе // Там же. С. 445).
[liv] «Основная черта нового человека, которого мы хотим воспитать, должна заключаться в том, чтобы он чувствовал себя строителем, чтобы он помнил, что силы, которыми он располагает, должны быть развёрнуты до максимума не для того, чтобы ему быть счастливым, чтобы господствовать, а для того, чтобы строить, чтобы вложить от себя какую-то ценность в то вечно человеческое, что существовало до него и будет существовать после него, то вечно человеческое, которое не может быть создано усилиями единицы, а создаётся усилиями масс» (Там же. С. 446).
[lv] «Подросток должен знать, что человек смертен, что человек преходящ. Неважно, несущественно собирать сокровища на этом свете для самого себя, чтобы сказать: много у меня добра, ешь, пей и веселись, душа, и чтобы потом в отчаянии увидеть перед собою костяное лицо смерти. С этой точки зрения безотрадность полная. Бессмертия наука дать не может, она либо ставит знак вопроса, либо более честно отвечает: «Нет!». Поэтому если бы человек чувствовал себя только личностью, то был бы действительно жертвой безотрадности. Совсем другое дело, когда вы разворачиваете историю во всей её мучительной борьбе и в целом ряде эпизодов этой строительной борьбы человечества раскрываете внутренний смысл этого процесса, который есть процесс борьбы за человеческое совершенство, который есть процесс борьбы за богатство человеческого рода, за развитие всех заложенных в человеке способностей; когда вы раскроете эту внутреннюю сущность в её былом проклятии, в её внутренних муках, в сопротивлении косных элементов, когда вы раскроете всю эту картину перед ребёнком, вы внушите ему то, что, я бы сказал, свойственно солдату в рядах вдохновенной армии, когда он, поставленный в первые ряды полка, идущего в атаку, знает, что, наверно, умрёт и не увидит победы, но думает о том лишь, чтобы победил его полк, его армия. В данном случае этой армией является международный пролетариат. Вот это есть настоящее историческое самосознание, это есть новый этап, этот есть то, в чём новый человек ищет и находит бессмертие» (Там же. С. 453-454).
[lvii] Луначарский А.В. Антирелигиозная борьба в школе [1929] // Луначарский А.В. О воспитании и образовании. М., 1976. С. 328-333.
[lviii] Как считал А.В. Луначарский, «школа... не может ограничиться достаточно ярким антирелигиозным обучением. Она должна, опираясь на другие формы просвещения, идущие по линии борьбы с религиозностью взрослых, захватить и семью, поддерживая тех, кто освобождает ребёнка от религии, разгоняя в самой семье мрак, который мог бы парализовать усилия школы по отношению к ребёнку или поставить ребёнка в положение мучительного раздвоения (Там же. С. 331-332).
[lix] «Всякого рода времяпровождение: театры, концерты, кино, радио, посещение музеев, богато иллюстрированные научные и в особенности антирелигиозные лекции, хорошо поставленная периодическая и непериодическая детская литература - всё это должно быть пущено в ход, развёрнуто, усовершенствовано или создано для великой цели скорейшего превращения всего грядущего поколения в абсолютно атеистическое» (Там же. С. 332-333).
[lx] «Школа должна резко столкнуться с религией по линии воспитания, разъясняя внутреннюю лживость религиозной морали, указывая на то, как мало под влиянием религии изменяется человек в сторону высшей нравственности». Все эстетические силы советского общества «должны быть организованно противопоставлены церкви» (Там же. С. 332).
[lxi] Крупская Н.К. Об антирелигиозном воспитании // Крупская Н.К. Педагогические сочинения в 10 т. Т. 3. Обучение и воспитание в школе. М., 1959. С. 199-203.
[lxii] Ярославский Е.М. Коммунисты и религия // Ярославский Ем. О религии. М., 1957. С. 189-190.
[lxiii] См.: Миронов А.В., Бабинов Ю.А. Основы религиоведения: Рабочая книга преподавателя и студента: Учебное пособие. М., 1998. С. 206.