Исходя из понимания духовного руководства как естественного и закономерного компонента христианского аскетизма, мы можем яснее понять, кто в конкретной исторической обстановке может быть назван старцем. Ранняя апологетическая литература о старчестве специально не ставила этого вопроса, опираясь на конкретные примеры старцев, как правило, представителей черного духовенства. Все оптинские наставники были и священниками, и духовниками братии (или ее части) и паломников. Такое же положение занимал и выдающийся вдохновитель русского старчества того времени преподобный Паисий Величковский. Некоторые из исследователей также проводили идею о тесной связи старческого руководства и сакраментального духовничества. Так, профессор С.И. Смирнов в своем фундаментальном труде во многом увязывал возникновение исповедальной практики Православной Церкви с феноменом древнего старчества[1]. Такая трактовка оказывала заметное влияние на авторов, которые в последующем обращались к теме старчества[2]. Вместе с тем она, поставив старчество в тень общей истории духовничества, осложнила поиск его специфики.
Между тем, практика церковной жизни, а вслед за ней и жизнеописания подвижников благочестия, выступавших в качестве духовных руководителей, уже в начале XIX века знали довольно большое разнообразие тех статусов и положений, которые занимали подлинные старцы. Поэтому, думается, не случайно следующий этап в осмыслении старчества начался именно с размежевания старческого руководства и сакраментальной исповеди, что будет сделано в упоминавшейся выше работе В.И. Экземплярского. Киевский богослов последовательно различает старческое окормление и делание священника-духовника, старчество и таинственную исповедь, показывая, что большинство древних старцев не были священниками. Это не означает, что в конкретных людях благодать старчества не может соединяться с благодатью священства, но дары эти принципиально разные, суть их различна. Это особенно подчеркивает автор[3].
Возможное разнообразие положений старцев было вполне осознано русским монашеством рубежа XIX-XX веков. В этом отношении показательны фигуры подвижников, которых в качестве старцев почитали духовные наставники Свято-Смоленской Зосимовой пустыни — известного в начале ХХ века центра старчества — и чьи биографии и писания они рекомендовали для прочтения своим ученикам. Имена этих духовных руководителей мы узнаем из книг о старчестве монахини Игнатии (Пузик; *1903-†2004), которая находится в русле зосимовской традиции, поскольку к ней принадлежал ее духовный отец — преподобномученик Игнатий (Лебедев; †1938). Перечень старцев, которые встречаются на страницах ее произведений, исключительно интересен. Опираясь на него, мы можем выделить среди духовных руководителей следующие категории.
1) Монахи, облеченные священным саном: преподобный Серафим Саровский, преподобный Паисий Величковский, старцы Оптиной пустыни, преподобный Гавриил (Зырянов), старец Седмиезерной пустыни и позднейшие зосимовские старцы[4]. 2) Монахи, не имеющие священного сана: преподобный Зосима (Верховский) и его наставник — преподобный Василиск. Здесь же должен быть упомянут и наставник, имеющий лишь постриг в рясофор — затворник Георгий Задонский[5]. 3) Женщины-монахини: схимонахиня Ардалиона и игумения Арсения (Себрякова)[6]. 4) Старцы-святители: исключительно почитаемый в зосимовской традиции Игнатий (Брянчанинов) и Феофан Затворник[7]. 5) Некоторые белые священники: отец Петр Томаницкий[8]. 6) Наконец, подвижники, не имеющие ни пострига, ни сана, то есть миряне: Иван Иванович Троицкий[9].
Первые две категории духовных руководителей нам уже знакомы. Старцы — монашествующие священники — наиболее распространенный тип наставников в новейшей истории старчества, а старцы — монашествующие, не облеченные саном — самый древний тип руководителей, как это показал В.И. Экземплярский. Наставницы-монахини менее известны, однако их появление — вполне закономерный результат развития женского иночества. Принципиально они ничем не отличаются от предшествующей категории старцев — монашествующих, не облеченных саном. Наибольшее внимание привлекают последние две категории старцев — белые священники и миряне, тем более что каждая из них в приведенном списке представлена только одним духовным наставником. На обстоятельствах их жизни и подвига следует остановиться подробнее.
Упоминаемый монахиней Игнатией в качестве старца священник Петр Томаницкий (*ок. 1782-†1866) был подвижником трагической судьбы. Будучи священником приходской церкви в Иерусалимской слободе города Углича, он подвергся настоящему гонению со стороны собственного причта, поскольку требовал бескорыстного и тщательного исполнения обязанностей. Конфликт этот продолжался несколько лет. Отца Петра пытались отравить, после чего он страдал расстройством психики. В конце концов это обстоятельство стало причиной его увольнения в 1814 году от должности и лишения священнической грамоты. После этого отец Петр уже не служил, но нес подвиг юродства, а с начала 1850-х годов — и старчества[10]. Таким образом, духовное руководство в жизни отца Петра не совмещалось с духовническим служением: как лишенный священнической грамоты, права совершать таинства он не имел. Тяжкие жизненные испытания, выпавшие на его долю, сделали его опытным и глубоким руководителем. Очевидно, что отец Петр был исключительным явлением среди русских старцев, столь же исключительным, как и старец-мирянин Иван Иванович Троицкий.
«Великий раб Божий», как наименовали его издатели его писем, И. И. Троицкий (*1828-†1897) (Спасский по отцу[11]) происходил из семьи сельского священника Тверской губернии. Он закончил Тверскую духовную семинарию и желал посвятить себя монашеству. Но родные требовали, чтобы он женился и определился на приход. Это заставило Ивана Троицкого покинуть родной дом и какое-то время служить домашним учителем. В 1850 году он стал ближайшим учеником старца иеромонаха Адриана Югского[12]. Однако старец не благословил его поступать в монастырь, сказав: «Тебе здесь не дадут свободы для истинного пути, а Бог готовит тебя для многих скорбных сердцем». В этих словах мы слышим суровый приговор тому положению, что существовало во многих русских монастырях синодального периода. С этого момента И.И. Троицкий жил под непосредственным руководством отца Адриана, ежедневно приходя в монастырь и встречаясь со старцем. После смерти наставника за советом к Ивану Ивановичу стали обращаться многие духовные дети старца, с которыми у него завязалась обширная переписка. В этот период Иван Иванович вел образ жизни, который сам называл странническим. У него не было своего дома, и несколько раз в год он менял место жительства, переходя от одних духовных детей к другим. Очевидно, так в особых условиях своей жизни он стремился реализовать обет нестяжания. В 1860-х гг. он помогал в организации женских монастырей в Рыбинске и Бежецке, во главе которых стояла духовная дочь отца Адриана, а в числе монахинь было много духовных детей Ивана Ивановича. Похоронен был «великий раб Божий» на городском кладбище города Бежецка[13]. Как видим, И.И. Троицкий — это опытный духовный наставник, прошедший школу послушания, в своем личном подвиге ориентированный на монашество. Лишь непростые обстоятельства его жизни и современной ему церковной действительности не позволили Ивану Ивановичу принять постриг.
Таким образом, приведенные примеры старцев снова возвращают нас к самой сердцевине старческого руководства: подлинный старец — это прежде всего опытный духовный руководитель, лично прошедший по пути духовного восхождения и способный поделиться этим опытом с другими. Если старец удовлетворяет этому, главному условию, то в принципе нет и не может быть никаких других формальных, внешних требований, которые могли бы быть предъявлены к нему. Среди старцев могут быть мужчины и женщины, монахи и миряне, священники и люди, не облеченные саном, подвижники преклонного возраста и сравнительно молодые[14]. Это и понятно. Как элемент христианского аскетизма духовное руководство принципиально не связано ни с иерархическим, ни с проповедническим служением (и, в частности, потому открыто и для женщин), ни даже с монашеским образом жизни. Оно, как и другие аскетические практики, открыто для всех подвизающихся. Вспомним, что для одаренных мирян не закрыта и высота умной молитвы. Ведь, например, углубленным делателем Иисусовой молитвы был отец святителя Григория Паламы — византийский сенатор, а история русской святости знает пример праведной Иулиании Лазаревской, которая имела особый дар молитвы, не покидавшей ее даже во сне:
«Она бо безпрестани, в рукахъ имея четки, глаголя молитву Иисусову. Аще ядяше и пияше, или что делая, непрестанно молитву глаголаше. Егда бо и почиваше, уста ея движастася, утроба ея подвизастася на словословие божие: многажды видехом ю спящу, а рука ея отдвигаше четки»[15].
Также не закрыта для мирян и возможность быть верными послушниками и опытными руководителями. Однако преобладание среди признанных Церковью духовных руководителей именно иноков нельзя объяснить простой случайностью, и мы снова должны поставить вопрос, на который по-разному отвечали В.И. Экземплярский и автор «Пастырства монастырского»: старчество — это сугубо монашеская или общехристианская дисциплина?
Духовное руководство — один из элементов духовного трезвения (духовного делания, как часто выражаются отцы-аскеты). Само же это делание родилось вместе с христианством и было достоянием любого христианина[16]. Мы вполне можем согласиться с автором «Пастырства монастырского», показывающего, что духовное руководство неофитов более опытными христианами имело место еще до монашества. Монашество же было призвано хранить первохристианский идеал святости в новую эпоху, поэтому духовное делание стало его главным, грубо говоря, профессиональным занятием и призванием. Понятно, что молитва и духовное руководство имели настолько важное значение для раннего монашества, что получили мощный импульс для своего дальнейшего развития. Из поколения в поколение иноки упражнялись в духовном делании, а монашество стало тем церковным «сословием», которое хранит тонкую и высокую культуру духовного трезвения, совершенствуя составляющие ее аскетические практики — молитву, духовное руководство, внешние подвиги и т. д. Хранение духовной культуры Православия стало назначением и основным призванием монашества в Церкви.
Вместе с тем, монашество в Церкви — не замкнутая каста посвященных, знания и опыт которых недоступны иным церковным сословиям. Духовные дары монашества в принципе доступны всем верующим — от мирянина до епископа. Появление духовно одаренных мирян — наглядное подтверждение того, что Церковь — не эзотерический орден, как утверждали гностики, манихеи и теософы, где сакральное знание раскрывается лишь посвященным. В ней самые высокие духовные дары, как и в первохристианские времена, открыты каждому христианину. Но в силу исторических условий такие примеры есть и, видимо, останутся до конца земной истории только исключениями, а в качестве хранителя этой культуры духа в повседневной жизни Церкви выступает монашество. Поэтому и культура старческого руководства хранится, углубляется, развивается преимущественно этим церковным сословием. Именно в этом смысле прав В.И. Экземплярский, воспринимавший духовное руководство как монашескую практику[17].
Мы установили основную характеристику старца, которая заключается в его духовной опытности. Вместе с тем, старческое руководство занимается совершенно особое место среди других христианских аскетических практик. Действительно, большинство из них направлены, так сказать, на самого подвижника. Личная молитва, пост, чтение Писания требуют его собственных усилий; совсем иначе обстоит дело с духовным руководством. Оно в принципе существует только тогда, когда есть двое — учитель и ученик. Поэтому для характеристики старчества описание подлинного ученика и его действий не менее важно, чем описание истинного старца.
[1] Смирнов С.И. Духовный отец в древней Восточной Церкви. История духовничества на Востоке. Ч. 1. Сергиев Посад, 1906.
[2] Например, под сильнейшим влиянием труда С.И. Смирнова находился автор «Пастырства монастырского», который значительную часть своего повествования об истории старчества, фактически, свел к истории духовничества, исповедальной практики, а не старческого руководства.
[3] Экземплярский В.И. Старчество // Дар ученичества. Сборник / Сост. П.Г. Проценко. М., 1993. С. 153, 213.
[4] Игнатия, монахиня. Старчество на Руси. М., 1999. С. 39-44, 63-82, 95-99, 141-158, 159-163 .
[5] Там же. С. 100-109.
[6] Там же. С. 137-140; Игнатия (Петровская), монахиня. Слово о старчестве // Альфа и Омега. 1996. № 2/3 (9/10). С. 198-202.
[7] Игнатия, монахиня. Старчество на Руси. С. 113-129.
[8] Там же. С. 130-131.
[9] Там же. С. 130-135.
[10] О нем: Жизнь и деяния прозорливого старца отца Петра Томаницкого, заштатного священника в слободе Входо-Иерусалимской, близ города Углича. Ярославль, 1886; Жизнеописания отечественных подвижников благочестия XVIII-XIX вв. Сентябрь. М., 1909 (переиздание: Козельск, 1994). С. 19-61.
[11] В учебных заведениях духовного ведомства фамилии учеников часто менялись, например, в случае, если в заведении были однофамильцы.
[12] Иеромонах Адриан (*1800-†1853), сын сельского диакона, в 1819 г. поступил в пошехонский Адриановский монастырь, в 1826 г. пострижен и рукоположен во священника, на подвиг старчества вступил в нач. 1830-х; из-за конфликта с игуменом, запретившим принимать народ (его указание старец неукоснительно выполнял), в 1851 г. перешел в Югскую Дорофееву пустынь, где и скончался. (Югская Дорофеева пустынь ныне находится на дне Рыбинского водохранилища.) О нем: Сказания о жизни и подвигах старца Адриана, иеромонаха Югской Дорофеевой общежительной пустыни. М., 1885; Жизнеописания отечественных подвижников благочестия XVIII-XIX вв. Август. М., 1909 (переиздание: Козельск, 1994). С. 113-159.
[13] См.: Собрание писем великого раба Божия Ивана Ивановича Троицкого. С приложением краткого его жизнеописания и двух портретов. Вып. I. [1882.] Шамордино, 1913; Собрание писем великого раба Божия Ивана Ивановича Троицкого. Вып. II. 1881 и 1883 гг. Шамордино, 1914; Собрание писем великого раба Божия Ивана Ивановича Троицкого. Вып. III. [1871-1897.] Шамордино, 1915. Переиздание: Руководство к духовной жизни старца Адриана иеромонаха, подвижника Югской Дорофеевой пустыни, или в вопросах и ответах на разные случаи и нужды Христианской жизни переписка старца с лицами всякого возраста, пола и звания, пользовавшимися его душеполезными советами с присовокуплением писем духовным чадам его ученика Иоанна Троицкого. М.-Рига, 1995.
[14] В момент начала старческого служения преподобному Паисию Величковскому и И.И Троицкому не было и 30 лет, старцу Адриану Югскому было чуть более 30-ти, преподобному Гавриилу (Зырянову) - 37 лет, преподобномученику Игнатию (Лебедеву) - чуть более 40-ка, преподобному Зосиме (Верховскому) - 50 лет, а отцу Петру Томаницкому - почти 70 лет.
[15] Повесть об Ульянии Осорьиной // Памятники литературы Древней Руси: XVII век. М., 1988. С. 102.
[16] Например, учение о молитвенном трезвении и борьбе с помыслами, которое детально будет разрабатываться отцами-пустынниками, в целом намечено уже в сочинениях Оригена. См.: Сидоров А.И. Древнехристианский аскетизм и зарождение монашества. Б. м., 1998. С. 103-104.
[17] Экземплярский В.И. Старчество. С. 214.