В приписываемом св. Кириллу/Константину «Прологе» к Евангелию сказано: «[Славянские народы], услышьте Слово, ибо Оно пришло от Бога, Слово, кормящее человеческую душу, Слово же, укрепляющее сердце и ум, Слово сие приготавливающее к познанию Бога. Яко без света не может быть радости... [яко] без лепоты, так всякая душа без книг, не знающая закон Божий, который открывает нам Божий рай».
Широта миссионерско-просветительского подхода святых братьев Кирилла и Мефодия подтверждается сравнением лепоты или красы с письменами или книгами. Нужна ли красота слова и дела, нужна ли природная красота, или она должна быть отвергнута как нечто чувственное и потому препятствующее духовному постижению Творца? Чтобы приблизиться к ответу, процитируем отрывок из исследования, посвященного «эстетике» св. Фотия: «Согласно эстетическим представлениям св. Фотия ценность Прекрасного или Красоты осуществляется и воплощается не только в Искусстве, но и во всем мироздании, в предметах неодушевленных или одушевленных, вещественных или духовных, реальных или идеальных, находящихся в миру или сверхъестественных, земных или небесных. Носителями эстетических ценностей могут быть не только Природа или Искусство, но и вообще каждое частичное проявление, или даже полнота вещественного и духовного творения...».
При таком подходе, думается, легче воцерковлять народы, уловляя их также красой строгого подвига и отречения от мира, реализуемого, прежде всего, в монашестве.
В нашем докладе мы и постараемся рассмотреть деятельность св. братьев Кирилла и Мефодия не обособленно, но в теснейшей связи с еще более широкой миссионерской деятельностью св. Фотия Константинопольского - как в историческом, так и в содержательном отношении.
1. Миссии
Св. Фотий, вступив на патриарший престол, проявил огромную ревность в обращении народов «вплоть до пределов земли» (Деян. 1, 8). В «Окружном послании» 867 г. св. Фотия упоминается о просвещении армян, болгар и россов, а в «Славянских житиях св. братьев» центральное место посвящено миссии Кирилла и Мефодия хазарам и моравам. Данные сочинения вместе с посланием св. Фотия болгарскому царю Борису являются одними из самых важных источников, в которых непосредственно говорится о миссиях и миссионерских подходах.
Ученые неоднократно отмечали историческое «смирение» св. Фотия, проявившееся в частности в том, что никто из древних писателей не составил его жития и не описал по порядку события его жизни. Более того, многие авторы писали о св. Фотии уничижительно, не замечая или принижая его великие свершения. Такой отрицательный подход был, в известной степени, обусловлен конфликтом между церковными партиями зилотов и гуманистов-просветителей, противостоянием Востока и Запада и апологетическими установками историографов Македонской династии, при втором представителе которой, Льве Мудром, св. Фотий был отправлен в пожизненную ссылку. В результате его миссионерско-просветительскую деятельность приходится восстанавливать буквально по крупицам.
По оценкам византологов и церковных историков в круг миссионерских задач св. Фотия входила миссия среди: 1) мусульман и иудеев, 2) еретиков или инославных, а именно иконоборцев, четыредесятников, монофизитов и павликиан, 3) народов, живших на Балканах, за пределами северных границ империи, которые по преимуществу были язычниками-идолопоклонниками. Недаром Захария Халкидонский в похвальной речи св. Фотию на заседании собора 879 г. констатировал: Фотий обратил «многих из еретиков, многих из неверных. Да что говорить об этом? Более того, он целые народы побудил возвратиться в христианскую веру».
Наиболее плодотворным оказалось третье направление - миссия, обращенная к народам, жившим в центральной и восточной Европе. Византийские миссии были отправлены к хазарам, моравам, россам, болгарам, сербам, влахам, полякам, венграм и аланам, а также, возможно, и ко многим другим народам, о которых в настоящее время у нас нет надлежащих сведений.
«Программа и вся организация миссионерского дела была личным начинанием св. Фотия, который определил цели, заранее подготовил содержание проповеди и методы действия, подобрал подходящие лица подготовленных миссионеров, предусмотрел отличную организацию своего дела, следил неусыпающим оком за всем ходом своей деятельности и вступался при каждом неблагоприятном исходе событий», - пишет современный греческий историк Церкви и канонист Власий Фидас. Хазарская и Моравская миссии имеют достаточно определенные хронологические рамки - 860-861 и 864-867 гг. соответственно. Они проходят на фоне других миссионерских «проектов» - крещения Болгарского царя Бориса с именем Михаил (864 г.), а также 1-го крещения россов (во временном промежутке с 860 до 867 г.). Возможно, что в связи организацией миссии к хазарам св. Фотий был прозван «хазароликим» (Χαζαροπρόσωπος).
«Когда Константин прибыл в Моравию, с великою честью принял его Ростислав и, собрав учеников, отдал их на учение. В скором времени Константин перевел весь церковный чин и научил учеников утрене, часам, вечерне, повечерию и литургии. И отверзлись, по слову пророка, уши глухих, и услышали слова Писания, и ясен стал язык косноязычных». В этом фрагменте из 15 главы «Жития Константина/Кирилла» кратко передана суть миссионерско-просветительского подвига св. братьев в Великой Моравии, в географических пределах которой находятся современные страны Чехия и Словакия. «Но даже и варварский и христоненавистный народ болгар склонился к такому смирению и богопознанию, что, отойдя от бесовских отеческих оргий и отстав от заблуждений языческого суеверия, паче всякого чаяния перепривит был к христианской вере». Христианизация болгарского народа осуществлялась поэтапно. Монах Арсений, посланный св. Фотием, организовывал монашеское житие, уча «безмолвию и любомудрой жизни». Впоследствии ученики Мефодия во главе с Климентом Охридским использовали самые разные методы для миссии, включая «красоту зданий» и насаждение «садовых деревьев».
О 1-м крещении Руси у св. Фотия сказано следующее: «Так называемый народ Рос - те, кто ... подняли руки на саму Ромейскую державу, ... переменили языческую и безбожную веру, в которой пребывали прежде, на чистую и неподдельную религию христиан, сами себя с любовью (ἀγαπητῶς) поставив в положение подданных и гостеприимцев вместо недавнего против нас грабежа и великого дерзновения. И при этом ... приняли они у себя епископа и пастыря и с великим усердием и старанием встречают христианские обряды».
Миссия к россам окутана и поныне покровом неразрешимой до конца тайны. Оставляя в стороне всевозможные гипотезы о характере и локализации данной миссии, отметим, что новообращенный народ или значительная его часть относился к византийскому епископу - как видно из свидетельства св. Фотия - с исключительной любовью, которая могла покрывать все другие возможные трудности.
2. Миссионерско-богословские подходы
Возникает вопрос, почему к нашим предкам, россам, практически сразу был послан епископ, а во главе важнейшей моравской миссии, результатом которой могло стать обращение многих славянских народов, был поставлен только тогда еще мирянин Константин, будущий монах Кирилл (его старший брат игумен Мефодий был определен ему помощником). При этом император Михаил и патриарх Фотий не исполнили дословно просьбу моравского князя Ростислава, который просил прислать ему епископа. Помимо ответа, обусловленного церковной каноникой того времени, существует также ответ, учитывающий аксиологический принцип. «И мы послали к вам того, кому Бог открыл эти письмена, мужа достойного и благоверного, знающего книги философа. Прими этот дар, больший и честнейший всякого злата и серебра, драгоценных камней и богатства преходящего». Св. Фотий не действовал наугад, он выбрал самых достойных. Тех, кто не просто мог со временем стать во главе местной Церкви, но был способен помочь новообращенному народу обрести свою духовную культуру, что, как нетрудно понять, значительно сложнее. Сам св. Фотий, который «изучил, как немногие, культуру, духовный уровень и предания в ежедневной жизни соседних с Византией народов...», всегда был для св. братьев живым примером для подражания.
1) Свобода в единстве
Самыми характерными и яркими чертами славянской миссии святых братьев оказалось их положительное отношение к самобытной культуре славян и богослужебно-литургическое творчество без отступления от основополагающих традиционных ценностей византийского православия.
Еще св. Ириней Лионский писал: «Хотя диалекты в мире отличаются друг от друга, сила предания одна и та же. И основанные в Германиях Церкви верят не иначе, или не иначе учат, ни в Иверии, ни среди кельтов, ни на востоке, ни в Египте, ни в Ливии, ни те, которые основаны посреди мира. Но как солнце, творение Божие, во всем мире, одно и то же, так и проповедь истины везде светит и просвещает всех людей...». Известно, что св. Иоанн Златоуст благословил совершение богослужения в храме готов в Константинополе на готском языке. В свою очередь блж. Августин сравнивал многоязычие с разноцветным хитоном: «Каковым является этот хитон царской славы Церкви, этот многоценный и пестрый хитон? Это целое вероучительных таинств, которые запечатлены на всех известных языках. В результате у нас есть одно изложение на африканском языке, другое - на сирийском, иное - на греческом, разное - на еврейском, и прочие - на других языках. ... При этом эта разноцветность хитона всецело гармонирует с единством...».
На возможность сосуществования разных богослужебных обычаев и, в частности, на допустимость местных языков при совершении богослужения указывал и св. Фотий. В послании к игумену Феодору он писал о существовании разных языков Священного Писания: «Ибо какие слова Евангелия или какое Евангелие целиком вы назовете богодухновенным? Ведь из одних образов и начертаний букв состоит римское, из других - индийское, из иных - еврейское и эфиопское». И они не только по-разному пишутся, но и «по-разному произносятся». В том, что представители этих народов - эллины, римляне, индусы и эфиопы - считают Христа подобным себе, нет ничего зазорного.
Наиболее ярко принцип обрядового многообразия при сохранении полного единства в вере прозвучал в так называемом апологетическом послании св. Фотия папе Николаю: «Ибо действительно является общим для всех, что всем необходимо хранить - прежде всего то, что относится к вере, где и малое ошибочное уклонение является смертным грехом. Но существуют и особые обычаи (παρεπόμενα), чье преступление теми, кому они вверены для обладания, вредно, а для тех, кто не принял их, непредосудительно. И то, что запечатлено вселенским и общим решением, подобает соблюдать всем. А то, что кто-либо из отцов особо изложил, или поместный собор определил, не делает мысль соблюдающих суеверной, а для непринявших неисполнение не опасно».
Однако всего лишь через несколько лет в «Окружном послании» 867 г. римские обряды, насаждаемые в Болгарии, св. Фотий подверг жесточайшей критике. Эта критика была обусловлена не столько изменением позиции самого св. Фотия (который и ранее допускал, но не поощрял римские обряды), сколько оскудением любви у римских миссионеров, жестко проводивших свою линию без учета особого склада славянских народов. На Константинопольском соборе 879-880 г., когда между Востоком и Западом снова установились дружественные отношения, была подтверждена свобода в исполнении литургических обычаев и обрядов Местными Церквями в пределах своей юрисдикции: «Каждый престол обладал некими древними преданными обычаями, и не следовало относительно них друг с другом соперничать и спорить. Ибо Римская Церковь (досл. ромеев) блюдет свои обычаи, как и подобает. И Константинопольская Церковь также соблюдает свои некие обычаи, получив их свыше, так же как и престолы Востока».
Для живущих в «варварской земле», т. е. среди мусульман, св. Фотий допускал канонические послабления - так, крещенный мирянином не должен был перекрещиваться, а также не должно отказывать в крещении «сарацинских младенцев». «Если же варварское воспитание, кажется, являет тщетным Божественное Крещение, то это вина не Крещения, а того, кто его отверг». Данные канонические правила вполне подтверждают гибкий миссионерский подход.
И, наконец, св. Фотий писал еще об одной свободе, будто бы самоочевидной современным людям, но далеко не столь очевидной в рамках средневекового менталитета, - о свободе поиска истины. В послании «Против теопасхитов», адресованном армянскому «царю царей» Ашоту, сказано: «Ибо если кто-нибудь не захотел тотчас постичь точность благочестия (τῆς εὐσεβείας ἀκρίβειαν), он еще не изгоняется нами в область безнадежно потерянных и больных разумом... А также и противоречие, если оно происходит не в результате зловредного мнения, а появляется в рассуждении помыслов, еще не укрепленных в истине, но усердно выведывающих и стремящихся отыскать ее, то оно становится основанием для направления небезнадежного помысла к призыву благочестия». Однако в конце концов ни для какой ереси и вольномыслия, по мысли Святителя, не оставалось места. Сила истины столь велика, что способна привлечь к ней всех уклоняющихся за исключением тех, которые умерли. После победы в решительной апокалиптической битве православный царь «соберет великий Вселенский собор... он обратит всех еретиков к православной вере великой горы Сион, ..., но тех, которые умерли с еретическими душами запятнанного исповедания, он пожрет огнем». Последний отрывок, заимствованный из «Послания католикосу Захарии», принадлежность которого свт. Фотию спорна, так или иначе выражает византийский менталитет, который можно было бы выразить формулой: «Единая империя - единая вера».
2) Содержание миссионерской проповеди
На чем же основывается единство веры, позволяющее многообразие традиций в духе христианской любви? Ответ на этот ключевой для миссии вопрос содержится в назидательном послании св. Фотия Михаилу-Борису Болгарскому о том, как он должен исполнять свое царское служение. Это послание можно было бы назвать не только «княжеским зерцалом», но и «миссионерским катехизисом» св. Фотия. В первой части послания преподается «священный и богомудрый урок веры», т. е. излагается Никео-Цареградский символ веры и кратко по порядку излагается учение «святых и вселенских семи соборов, как ограждения этого Божественного и православного урока». «Через них изгоняется всякое нововведение и ересь, а внедряется неиссякаемое и издревле переданное мудрование в души благоговеющих в несомненное благочестие». «Сие есть веры нашей христианской чистое и непорочное исповедание; сие незапятнанного и искреннего служения нашего и относящихся к нему пречистых таинств богомудрое тайноводство; согласно нему вплоть до уз жизни и мыслим, и верим, и живем, устремляясь к востоку умопостигаемого солнца, яснее и совершеннее вкусив оттуда от невечернего блеска и сияния».
В одном из своих посланий св. Фотий кратко объясняет, почему мы исповедуем одного, а не трех богов. Троебожие означает отделение каждого из трех Лиц от «всецелого и пресущественного Божества». «Воистину справедливо значит вкупе вместе с другими не три бога, но единый Бог прославится в трех». В свете триадологии Святителя легче представить апологию догмата о Святой Троице, представленную св. Константином/Кириллом в дискуссии с арабами-мусульманами. «Священные изображения наших образов не являются ни серебром, ни златом, ни медью, ни цветами, ни делами (да не будет сего) рук человеческих, но древнего апостольского и отеческого предания Божественная и безошибочная проповедь как некая одушевленная мудрость, воспринявшая материю, ... предоставляет нам священнолепно и священнообразно явления первообразов», - наставлял св. Фотий бывшего иконоборца, отказавшегося от ереси, скорее всего, не без помощи святителя. Когда юный Константин- Кирилл вступил в диспут с опытнейшим в споре бывшим иконоборческим патриархом Иоанном Грамматиком, он одержал решительную победу, также настаивая на том, что образы - это не кумиры или нечто «недостойное». Быть может, этому научила его таинственная Мудрость, по-гречески София (Σοφία), некогда увиденная им во сне, когда он был еще 7-ми летним отроком...
«Искушения становятся искушениями искушаемых, а для неискушаемых они -виновники венцов и наград», - таков полный текст одного из кратчайших писем св. Фотия. Евангельский стих «Тако да просветится свет ваш пред людьми, да видят ваши добрые дела и прославят Отца вашего на небесех», согласно объяснению Константинопольского святителя, является призывом «к совершеннейшей добродетели», и не имеет ничего общего с тщеславием. Приведем попутно несколько других аскетических мыслей из наставлений св. Фотия болгарскому правителю: «Подобает Божественное искренне любить и почитать». «Жертвы нашего священного служения возложены на священников. ... Но ты тоже смог бы совершить Богу прекраснейшую и любезнейшую жертву, жертвенно принося Ему чистое житие и правильность мысли». «Молитва сочетает и сближает с Богом, будучи Божественной беседой и разумным сопребыванием, всего наилучшим и драгоценнейшим, от чего ... всякое совершенство и очищение от страстей». Об этом же совершенстве проповедовал сам Константин, когда, полемизируя с арабами-мусульманами, указал им на аскетическое богатство и глубину христианского учения по сравнению с учением мусульман, которое «не возвышается нисколько над земными привычками». «Христос подвигами веры и добродетели постепенно возводит человека от низшего к высшему, до полного совершенства».
Таким образом получается, что содержание миссионерской проповеди св. Фотия и св. братьев Кирилла и Мефодия составляло: свободное и осмысленное принятие веры в Бога и Слова Божия; доминирование духовного над телесным, вечного над временным; торжество аскетического подвига, по сути дела определяющего судьбы мира. В послании царю Борису сказано и о том, что в других народах из-за «нерассудительных и пришедших в смешение мудрований относительно догматов» «не видно ни православие, ни искажение вероучения». Очевидно, что для св. Фотия, также как и для прп. Симеона Нового Богослова, жившего веком позднее (X-XI в.), теплохладность в вере была ничуть не меньшим грехом, нежели открытая ересь. Кого бы ни имели в виду данные слова, еще в большей мере они относятся к тем равнодушным христианам, которые согласно обличительному слову св. Симеона утверждают о невозможности «в наши времена соблюсти евангельские заповеди и жить согласно Отцам».
Преподанный св. Фотием «урок» веры (которому вполне подобало бы посвятить не только маленький доклад, но и пространную монографию) позволяет, хотя бы отчасти, реконструировать содержание обращенной к нашим предкам и современникам миссионерской проповеди св. братьев, которые, согласно греческому чинопоследованию (воспеваемому на их родине в Салониках), «Утешителя светом, яко священному Фотию сопребывавшие, душу просветив, светилами всемирными явились, и, тайноводимые в лучшем, получили Божественными его руками священную миссию». Св. братья Кирилл и Мефодий, также как и св. Фотий, претерпели как при жизни, так и по смерти немало несправедливых гонений. Однако, непреодолимое величие великих миссионерских начинаний трех равноапостольных мужей выразительно передается речением св. Иоанна Златоуста: «Церковь сильнее неба. Где враждовавшие (с ней)? Умолкли и преданы забвению. Где Церковь? Светит превыше солнца».
Литература
Россейкин Ф. М. Первое правление Фотия, патриарха Константинопольского. СПб., 1915.
Μητροπ. Σηλυβρίας Αιμιλιανοῦ Τιμιάδου. Ο ιερός Φώτιος υπέρμαχος της λειτουργικῆς ελευθερίας. Θεσσαλονίκη, 1994 (ανάτυπον εκ της Κληρονομίας 23. Α΄- Β΄ 1991).
Ταρνανίδης. Ο πατριάρχης Φώτιος και η διάδοση χριστιανισμού στους Σλάβους // Μνήμη αγίων Γρηγορίου του Θεολόγου και Μεγάλου Φωτίου αρχιεπισκόπων Κωνσταντινουπόλεως. Πρακτικά επιστημονικού συμποσίου (14-17 Οκτωβρίου 1993). Θεσσαλονίκη, 1994. Σ. 483-491.
Φειδᾶς Β. Ο πατριάρχης Φώτιος και το κήρυγμα της βυζαντινής ιεραποστολής // Μνήμη αγίων Γρηγορίου του Θεολόγου και Μεγάλου Φωτίου αρχιεπισκόπων Κωνσταντινουπόλεως. Πρακτικά επιστημονικού συμποσίου (14-17 Οκτωβρίου 1993). Θεσσαλονίκη, 1994. Σ. 475-482.
Φειδᾶς Β. Οικουμενική διάσταση και διαχρονική σημασία της Ορθοδοξίας κατά τον ιερόν Φώτιον. Αθήνα, 1996. (ανάτυπον εκ του περιοδικού Εκκλησία. 1996). Σ. 5-35, особо Σ. 17-24.
Βάντσος Χ. Τὸ ἱεραποστολικὸ ἔργο τὴς Ἐκκλησίας κατὰ τὴν ἐποχὴ τοῦ μεγάλου Φωτίου // Πρακτικά ΙΕ΄ θεολογικοῦ συνεδρίου «Μέγας Φώτιος». Θεσσαλονίκη, 1995. Σ. 75-88.
Κραλίδης Α. Ὁ «Χαζαροπρόσωπος» Πατριάρχης. Ἡ συμβολή τοῦ Μεγάλου Φωτίου στήν ἀποστολή τῶν Ἁγίων Κυρίλλου καὶ Μεθοδίου στη χώρα των Χαζάρων (860 μ. Χ.) // Πρακτικά ΙΕ΄ θεολογικοῦ συνεδρίου «Μέγας Φώτιος». Θεσσαλονίκη, 1995. Σ. 269-299.
Avenarius A. Die byzantinische Kultur und die Slaven. Zum Problem der Rezeption und Transformation (6. bis 12. Jahrhundert). Wien-München, 2000.
Тахиаос А.-Э. Н. Святые братья Кирилл и Мефодий просветители славян / Пер. с новогр. иером. Дионисия (Шленова), иером. Леонтия (Козлова), игум. Тихона (Зайцева), С. Кима. Под редакцией иером. Дионисия (Шленова) и В. Л. Шленова. Сергиев Посад, 2005.
Πρωτοπαπάς Α. Κύριλλος καὶ Μεθόδιος ανάμεσα στους Σλάβους. Λευκωσία, 2006.