«О людях и богах» — фильм, основанный на реальных событиях, в котором рассказывается история о смерти восьми французских монахов цистерцианского ордена из монастыря Божией Матери в Атласских горах Алжира (Abbaye Notre-Dame de l'Atlas), решивших не покидать свою обитель, когда в 1996 г. там поднялась новая волна исламского экстремизма. Помимо своей художественной ценности и документальной достоверности (в создании фильма принимали участие множество консультантов из цистерцианского ордена, помогавших воссоздать точную атмосферу жизни монастыря и менталитет монахов), данный фильм можно рассматривать в более общем плане – это важный и глубокий фильм о христианстве и монашестве в целом как вещах нераздельных (в данном случае), один из тех фильмов, которые побуждают подумать о своей собственной жизни, о себе лично. Несмотря на трагический финал, весь фильм строится на идее возрождения, преображения души, поэтому он оставляет ощущение внутреннего обновления и радости.
Сквозь сюжет фильма просматривается евангельская история, воплощённая в жизни простых монахов: отклик на зов Божий, служение, испытание, ситуация выбора, избрание креста, вечеря любви, смерть и воскресение. Каждый из этих этапов представляет собой архетип, лежащий в основе веры как свершения (а не пассивного религиозно-психологического переживания), и без этих архетипов невозможно говорить о полноценном формировании христианина. Особо хочется отметить постановку: диалоги, крупные планы лиц, демонстрирующие пестроту характеров, разнообразие реакций на события: всё это показывает, что речь идёт о людях, самых разных и обычных людях, которые и умирают в конце как люди. Но их единство в уповании, вера и восприятие жизни (благодаря выбору) через события Распятия и Воскресения превращает их повседневность в событие причастности божественному. Эпиграф к фильму взят режиссёром из 81 Псалма: «Я сказал: вы — боги, и сыны Всевышнего — все вы; но вы умрете, как человеки, и падете, как всякий из князей». И эти слова обращаются в конце в свою противоположность, поэтому можно сказать, что фильм заканчивается своего рода антицитатой: «Вы умерли как люди, но остались богами». Писание исполняется и, как обычно, наполняет события новыми уровнями смысла, обогащая каждого, кто оказывается затронутым божественным откровением и призванием.
Помимо религиозного я вижу в фильме ещё и философский смысл. Философия, какие бы метаморфозы она ни претерпевала в продолжение веков, остаётся по своей сути тем, чем ей определил быть Платон, — упражнением в смерти. Именно поэтому философия неотделима от жизни, ведь всякое сущее обречено на смерть и разрушение: отношение к жизни становится в каком-то смысле неотделимым от отношения к смерти. Одним из немногих современных философов, включавших вопрос о смерти в свою философию, был М.К. Мамардашвили. Здесь его подход совпадает с тем, который близок и мне самому. Он говорил, что философия не сообщает знаний, она учит способу мысли, который должен воссоздаваться человеком на свой страх и риск. Это воссоздание подразумевает исход из сцепления натуральных причин и действий, выпадение из цепи зависимости от своих природных качеств, олицетворяемых в мифологии посредством космической катастрофы, — такое воссоздание подразумевает действие, благодаря которому человек сам становится в основание своих поступков, разрывая цепь зависимости от хода естественной жизни (в данном случае, например, сбежать от смерти — наиболее естественный поступок органического существа). Зло всегда происходит спонтанно, само собой, а добро — как специальный намеренный поступок, часто вопреки естественному движению природы. Философия в этом смысле обрекает человека на поступок, выбивая его из естественной предопределённости и понуждая нарушать цепь космического сползания бытия к хаосу через некую невозможность — акт свободной воли. Свобода, в таком ключе, есть некая невозможность в природной необходимости вещей. Наибольшая же необходимость (на уровне инстинкта) связывает человека со страхом смерти. Поэтому греки говорили, что раб отличается от свободного тем, что раб — это человек, который не решился умереть. Смерть как философское упражнение даёт возможность стать свободным человеком: выживший в силу инстинктивной необходимости выбирает небытие, распад, течение природного хаоса, поэтому остаётся пуст и умирает как раб, а решившийся на смерть получает свободу и обретает высшее достоинство, поскольку становится в исходную точку своих поступков.
На каком уровне сочетается философия и христианский контекст фильма? На мой взгляд, контекст определён самой жизнью, и он получил свою интерпретацию уже в первые века (даже десятилетия) существования христианства. Для греческой философии было важно жить согласно избранному учению (тех, кто только рассуждал об истинах, но не жил по ним, называли софистами), поэтому не случайно первые же христиане стали называться истинными философами (то есть теми, кто учит истинной вере и живёт согласно с ней). Первоначально философское мышление греков усматривало подлинную философию в мученическом подвиге, затем — в аскетической жизни пустынников и монахов, отрекшихся от мира. В более поздний период появились и другие концепции отношений философии и богословия, и это почти всегда определялось пониманием как самой философии, так и самого богословия. Хайдеггер, начавший с попытки философского осмысления теологии как способа прояснения христианского существования, пришёл к решительному отделению философии как до-христианского исследования онтологических категорий от богословия как науки о наличном данном, то есть том сущем, которое открыто верой в откровении. Такое отделение, пожалуй, я бы мог назвать наиболее продуманным и глубоким анализом отношений между теологией и философией в ХХ веке. Тем не менее, от Хайдеггера странным образом ускользнул вопрос о смерти, который, как это ни странно, никогда не был включён им в спектр проблем философии как таковой (насколько мне известно, конечно). С моей точки зрения, это привело Хайдеггера к осмыслению глобальных вопросов бытия, но увело его от осмысления жизни как свершения и поступка, отражающегося на непосредственном опыте проживания данного лично отрезка времени. Античное и изначально христианское отношение к смерти как тому вопросу, без которого невозможно понять жизнь, возвращается часто даже без специального обращения к философии и богословию. Философию делает не текст, а поступок. Точно так же и богословие рождается не в интерпретации текста Священного Писания или церковного авторитета, а в акте веры. В этом смысле фильм возвращает к исконному тождеству христианства и философии, не демонстрируя никаких решений вечных вопросов, а показывая только поведение человека в ситуации свободного выбора между личным христианским призванием с неизбежной смертью и уходом от смерти с неизбежным отказом от личного призвания. В фильме есть несколько эпизодов, в которых монахи обдумывают, какой смысл в «случайной» смерти, когда первоначально их желание было совершать некие хорошие и полезные поступки. Однако сама угроза, надвигающаяся на монастырь в виде возможной смерти, угроза, рождающая естественный страх, вдруг проясняет для самих монахов смысл их изначального отклика на божественное призвание, который они во многом и сами ещё не осознавали и до той поры не видели. В очередной раз видимая, но обманчивая бессмысленность события сообщает невидимый, но подлинный и реальный смысл конкретным жизням конкретных людей.
В заключение хотелось бы сказать, что написанное выше — не рецензия на фильм, не попытка его трактовки. Фильм взят как метафора, помогающая выразить собственное видение тех реальностей, которые затронуты рассказанной историей. Просмотр самого фильма, возможно, вызовет у читателя новые и более глубокие мысли и переживания.