Когда-то давным-давно, еще только переступив порог духовной семинарии, я получил от одного знакомого пастора из Америки письмо. С одной стороны, он искренне радовался моему решению встать на путь священнического служения, но при этом не смог удержаться, чтобы не уколоть: «Будь вдумчивым и внимательным: в Православии очень много догматизированных решений, случайных, необдуманных, безосновательных».
Юный семинарист, получив такое послание, лишь ухмыльнулся – сказать было нечего. Чего от них, протестантов, иного можно было бы ожидать?
Когда вчера я уходил с последнего заседания Пленума Межсоборного Присутствия, этот эпизод вдруг всплыл в памяти с удивительной ясностью. Действительно, в глазах западного человека мы так и остаёмся вне разумности, будет ли это носить негативную или положительную оценку, значения не имеет. Да, нам всегда есть чем похвалиться – глубиной и силой веры (не будем уточнять, во что), тонким образным мировосприятием, изяществом слова, нон-конформизмом как наиболее распространённым типом религиозного сознания – и не только. У нас есть ещё много чего, что у неангажированного антироссийскими настроениями иноземца вызывает, как правило, искренний восторг.
Кроме одного: разумности. Наше поколение духовенства воспитывалось в семинариях и академиях под невидимым флагом борьбы с рационализмом долгоспанием и многоядением – как наиболее простой, но и самый действенный способ противостояния тлетворному духу секуляризованного мышления, который окисью азота так и норовил проникнуть сквозь непрочитанные страницы и пропущенные лекции внутрь благочестивого студента и вытеснить собой распирающий грудь кислород вечности. «Больше спишь – меньше грешишь!» Эта юмористическая максима отражала более чем комфортную модель поведения внутри церковной ограды, причём речь, конечно, шла вовсе не о физиологическом сне. Меньше знаешь – дольше проживёшь. Как говаривал в ответ на поднятую наивным семинаристом руку один известный преподаватель, точнее, зачитыватель тонкостей богослужебного устава: «Интересуетесь? Не надо интересоваться, воздержитесь, братец!» И этот испуг был вполне искренней, даже какой-то инстинктивной реакцией на любую попытку подвергнуть исследованию основы церковного бытия: один дурак тронет, а оно вдруг возьмёт да и рухнет, с кого потом спрашивать? Лучше не трогай: дольше простоит!...
Но такой «охранительной» политике долго было не продержаться: в конце девяностых интеллектуальному натиску со стороны были подвергнуты едва ли не все положения привычной церковной жизни, казавшиеся ранее незыблемыми и простирающимися до Адама. И что тут началось: традиционалисты и реформаторы, церковные либералы и новые обновленцы, ревнители литургического возрождения и хранители церковных преданий стали мало по-малу осваивать писательское ремесло и выходить на поле духовной брани со своими сопротивниками: благо, что Интернетом к тому времени научились пользоваться почти все. Официальная церковная власть в то время заняла позицию предельно осторожную и мудрую: пока дискуссии не раскачивают церковный корабль и не мешают его благобытию – пусть идут. Но если что-то ставит под удар целостность корпуса – немедленно должно быть нейтрализовано.
То, что произошло на днях, действительно открывает новую страницу истории нашей Церкви – а, возможно, и не только нашей. Впервые сама Церковь стала не отвечать на чужие вопросы, а задавать свои – при этом в том числе и себе самой. Задавать честно и трезво. Без готовых декларативных, универсальных, а по сути – стерильных и бесполезных ответов. Казалось бы, среди принятых Пленумом Межсоборного Присутствия нет документов масштабных и конституционных: но каждый из принятых текстов рождён живой жизнью Церкви, а не борьбой виртуального Христа с виртуальным же Антихристом. Под каждой строкой этих документов – личное участие Патриарха, на протяжение всех дней работы Пленума буквально вперявшего мысль и сознание остальных членов Присутствия в каждое слово, каждый абзац, решительно отсекавшего любую неопределённость и двусмысленность. Зная, насколько пёстрый состав собравшихся членов, можно было бы ожидать споров и столкновений – но ни одной даже попытки дестабилизировать конструктивное и вдумчивое обсуждение. Как точно заметил Святейший на закрытии последнего заседания, не было ни одного спавшего или даже задремавшего, настолько все были полгощены происходившим. Всё, что невозможно было подробно разобрать и обсудить – отложено для дальнейшей работы и анализа. Быть может, кому-то и покажутся слишком частными и совсем не грандиозными некоторые из принятых документов – но главное то, что впервые в новейшей истории Церкви появился реально действующий соборный инструмент разумной постановки вопросов и разумного же создания ответов.
Итак, на днях церковный организм сделал глубокий вдох. Недолго осталось ждать, каков будет выдох.