Игумен Адриан (Пашин): Михаил Вадимович, расскажите, когда и как Вы определились со своими научными интересами. Почему именно история и почему именно история Византии? 

Михаил Вадимович Бибиков: По образованию я классический филолог, заканчивал отделение классической филологии филологического факультета МГУ. Но уже со второго курса определились мои интересы в области изучения византийской литературы, византийского рукописного наследия. Я считаю, что собственно как византинист я начался, когда стал ходить Государственный Исторический музей в конце первого — начале второго курса и начал изучать рукописи. Сначала это были рукописи античных авторов и византийские рукописи комментариев к античным авторам. В частности примечателен наш список комментариев Евстафия Солунского к Гомеру. Этот список является, как недавно выяснилось, автографом Евстафия. 

Итак, я бы определил свои научные интересы как русско-византийские культурные связи, отражение этих связей в письменности, в реально сохраненных письменных памятниках, изучение рукописного наследия, изучение заимствований, преобразования византийского материала на русской почве. Хотя, конечно, в основе своей я прежде всего византинист. И когда ко мне обращаются с просьбой консультации по вопросам, касающимся чисто русской истории, то я отвечаю, что я не смогу оценить чисто русские аспекты. А вот там, где идет речь о взаимоотношениях, о взаимозависимостях Руси и Византии, и когда идет речь о конкретных письменных памятниках, — то это мои сюжеты. 

Я изучал византийский прототип Изборника Святослава 1073 года, нашел более сотни рукописей, в которых целиком или частично находится тот греческий пласт, из которого вырос славянский перевод. Это «Вопросо-ответы» преподобного Анастасия Синаита плюс дополнительные святоотеческие тексты, так же, как и «Вопросо-ответы», нравственно-поучительного характера. 
 

Игумен Адриан: Кого Вы можете назвать своими учителями? 

М.В. Бибиков: С точки зрения византийского рукописного материала это Борис Львович Фонкич. Он занимался с нами на втором курсе. Как византинист — это Александр Петрович Каждан. Как русист и вообще историк — это прежде всего Владимир Терентьевич Пашуто. 
 

Игумен Адриан: Насколько значителен вклад русских ученых в мировую византологию? 

М.В. Бибиков: Очень значителен. При возникновении в конце XIX века византиноведения как собственно научной дисциплины фактически спорили немецкая и российская школы. Недавно наш немецкий коллега Петер Шрайнер в немецких архивах и Игорь Павлович Медведев в Санкт-Петербургском архиве Академии наук обнаружили переписку, которая касалась возникновения первого профессионального византоведческого журнала. Из этой переписки видно, как немцы, готовя свой журнал по византистике, очень спешили, боясь, что их опередят русские с «Византийским временником». Это самые истоки византинистики как науки. 

Начало XX века — это период становления национальных школ византинистики в европейских странах: в Болгарии, в Румынии, в Англии, и, наконец, в 1930-е годы в Соединенных Штатах. Кто там стоял у руля? Это были все русские византинисты. Острогорский был в Сербии, А. Васильев в США, почти все болгарские византинисты закончили Санкт-Петербургский университет — Златарский, В. Бешевлиев. О чешской школе я вообще не говорю — семинар, а затем институт Никодима Павловича Кондакова, который там оказался после эмиграции. После аншлюса Чехословакии с Германией институт перебрался в Югославию. Этот институт стал и профессиональным, византиноведческим центром, он существует до нашего времени, они с того времени издают очень популярный у нас журнал «Византинославика». Этот институт позже стал вообще центром русской интеллигенции, оказавшейся в эмиграции после революции. 
 

Игумен Адриан: А в самой России после революции, в Советском Союзе, продолжались ли исследования византийской истории?

М.В. Бибиков: Какое-то время продолжались. Прежде всего, это связано с именем академика Федора Ивановича Успенского. Он умер в 1928 году, и еще год после этого существовала комиссия по византиноведению при Академии наук. Там готовился проект по изданию книг. 

Я смотрел протоколы их заседаний за 1918-1919 годы. На улице идет стрельба, кругом голод, а они заседают на Васильевском острове друг у друга на квартирах и обсуждают планы издания текстов византийских авторов. Это только, наверно, в России возможен такой стоицизм — в окружении голода, стрельбы, насилия сохранять свое научное достоинство и свои научные принципы. 

1930-е годы — это период разгрома византиноведения. Арест В. Бенешевича и многих других ученых византоведческой, восточноведческой ориентации. Работы многих из них заканчиваются 1937-1938 годами и ничего о них неизвестно было. И вот когда я был на Соловках в музее Гулага, то неожиданно увидел их имена в мартирологе. Но не все, конечно, оказались в лагере, многие продолжали заниматься наукой и преподавать. 

Но во время войны, когда было позволено избрать Патриарха, когда власти по-другому начали относиться к Церкви, встал вопрос и об изучении Византии. В конце 1940-х годов возобновилось издание «Византийского временника», был создан сектор византиноведения в Институте истории Академии наук. К этому новому поколению византологов принадлежат и те ученые, кого я могу считать своими учителями, — Александр Петрович Каждан, Геннадий Григорьевич Литаврин, недавно скончавшийся Георгий Львович Курбатов — он в 1952 году защитил кандидатскую диссертацию. 

Среди них и основатель уральской византинистики Михаил Яковлевич Сюзюмов. Он был туда сослан, причем сослан не за политические убеждения, а за коллекционирование марок. Он был страстным коллекционером марок, таким теоретиком этого дела, основателем этого движения в России. Я читал даже его статью «Тематическое коллекционирование марок» в журнале «Коллекционер». И вот благодаря тому, что он переписывался, что пересылал марки за границу, он и оказался на Урале. Сюзюмов, наверно, единственный в России человек, который знает наизусть всю «Энеиду». Там на Урале он ходил за водой каждый день, а это довольно далеко, и еще надо долго стоять в очереди. И он, чтобы не тратить время, брал с собой «Энеиду» и выучил ее наизусть. 
 

Игумен Адриан: Много ли сейчас в России центров изучения истории Византии? 

М.В. Бибиков: Очень много и центров изучения Византии, и центров изучения церковной византино-российской истории. Мы сейчас разговариваем с Вами в РАГСе, я сам тут еще год назад читал лекции по истории Византии. И вот сейчас в этом светском вузе защищаются молодые люди по литургике в контексте культурных связей России и Греции. Это преподаватель РАГСа и МГИМО Печатнов Валентин Владимирович, тема диссертации — «Конфессиональный аспект российско-греческого межкультурного диалога на примере формирования различий чина Божественной литургии в Русской и Элладской Православных Церквах». Я, как оппонент, с удовольствием дал положительный отзыв. 

Еще есть центры в Санкт-Петербурге, в Екатеринбурге, в Барнауле, во Владивостоке, в Нижнем Новгороде, в Белгороде. 
 

Игумен Адриан: Это связано, наверно, с общим интересом к Церкви? 

М.В. Бибиков: Конечно, возрождение православия в стране подталкивает людей изучать свои корни — историю Византии. Причем это не только в рамках нашей сегодняшней страны, но и в рамках нашей бывшей страны. Так, меня пригласили читать лекции истории Византии эстонские студенты. А ведь в Эстонии теология протестантская, значит, вся история Церкви там начинается с Мартина Лютера. Хотя, естественно, и у православной традиции в Эстонии глубокие корни. И вот студенты потребовали, чтобы им поставили лекции по истории раннего христианства и Византии. Поскольку у меня были старые связи с Тартусским университетом, то они сразу обратились ко мне. И я с удовольствием уже несколько лет подряд езжу туда преподавать. 
 

Игумен Адриан: Два года назад в России был снят фильм «Гибель империи. Византийский урок». С одной стороны, он вызвал всплеск интереса к истории Византии, но, с другой стороны, были и многочисленные критические оценки этого фильма. Какова Ваша позиция по отношению к этому фильму? 

М.В. Бибиков: Все это время я избегал давать оценки. Меня приглашали выступить в полемике и на радио, и на телевидении, но я всегда отказывался. Дело в том, что одним из инициаторов этого фильма был мой друг, ныне уже покойный, Игорь Чичуров, старший товарищ со студенческих времен. 

Когда такие проекты осуществляются, они всегда имеют амбивалентный результат. С одной стороны, это, конечно, возбудило интерес к истории Византии, к нашим православным корням. В нем все было популярно объяснено и хорошо показано. Но, с другой стороны, я, конечно, не могу никак принять, когда пользуются современной терминологией, современным политическим жаргоном для характеристики явлений глубокой древности. Обратный вариант, когда для современности используют примеры и древности, возможен. Но не наоборот. Всякое приклеивание ярлыков сегодняшнего дня к событиям прошлого есть искажение. Мы не можем описывать древность в категориях современных бандитских разборок, в категориях современной политической борьбы. Это, конечно, очень оживляет рассказ, это легко представить современному человеку — вот «византийский олигарх» Михаил Малеин. Ну, какой там олигарх? О чем говорить! Вот эта сторона мне неприятна. 

Но тем не менее даже то, что люди стали спорить, стали читать — это очень хорошо. 
 

Игумен Адриан: Мы знаем о взаимоотношении Византии и Руси в основном в церковной области. Был ли взаимный интерес в других областях? 

М.В. Бибиков: Конечно, был. У меня есть двухтомник «Byzantinorossica», где я постарался собрать все упоминания о Руси и о русских. Были военные интересы — князь Владимир присылает варяжский корпус. В истории Византии этот варяжский корпус императорской охраны участвовал в решающие моменты истории Византии. Были русские наемники на службе Византии, русский монастырь на Святой Горе, отдельные русские в истории Византии, даже греки, имеющие в корне фамилии слово «рос» — Росопулы, например, что тоже дает некоторую пищу для размышления. Вот это все я пытался собрать в этом двухтомнике. 
 

Игумен Адриан: Насколько опыт Византии в различных областях жизни государства, Церкви и общества был важен для России? 

М.В. Бибиков: Как при всяком процессе рецепции, византийский опыт и использовался, но и перерабатывался. Ведь процесс рецепции имеет как пассивную сторону — восприятие, так и активную — выбор, ведь выбирается что-то. Это я изучал на примере «Изборника Святослава». Из греческого прототипа бралось же не все, шел отбор при процессе перевода. 

Была рецепция права — и церковно-канонического, и гражданского — оно пришло к нам из Византии. «Мерило праведное», «Закон судный», «Кормчая книга» — все это имеет греческую основу. 

Такой же отбор шел и в политической области. Ведь самодержавие, автократия — это византийская идея. Но она перерабатывалась с учетом русской традиции. 

Русская Православная Церковь тоже восприняла греческую богослужебную традицию, но чем дальше, тем больше она преобразовывалась уже в соответствии с собственно русскими традициями. Об этом мы сегодня говорили в процессе защиты. 

Все митрополиты домонгольского периода на Руси были греками. Большинство игуменов монастырей тоже были греками. Это касается и культурных влияний. В IX - X веках в России трудились греческие архитекторы, греческие миниатюристы. 
 

Игумен Адриан: Вы сказали, что совсем недавно были в качестве оппонента на защите кандидатской диссертации. В такой светской организации как РАГС защищается диссертация не просто по церковно-исторической проблематике, а практически по литургике, хотя и с историческо-культурологической точки зрения. Как, по-Вашему, это разовое явление? 

М.В. Бибиков: Думаю, что это тенденция. Не удивлюсь, если вскоре и в МГИМО появятся такие защиты, ведь нынешний диссертант — преподаватель МГИМО. Он может создать школу вокруг себя и в МГИМО.  


Игумен Адриан: Большое спасибо за беседу, уважаемый Михаил Вадимович.

Беседовал игумен Адриан (Пашин)