Доклад священника Александра Мазырина на конференции «Единство Святой Руси: прошлое, настоящее, будущее» (г. Бердянск Запорожской обл. 30 августа 2010 г.) посвящен важным эпизодам новейшей церковной истории, в которых выявилось единство православной иерархии России и Украины в борьбе с инспирированными богоборческой властью расколами – лубенским и григорианским.

В первую половину 1920-х гг. церковная жизнь Украины была потрясена двумя большими расколами, поддержанными большевистской властью, – самосвятским-липковским и обновленческим. Первый из них, оформившийся в 1921 г., характеризовался радикальным разрывом с каноническим преданием Православной Церкви вплоть до отказа от сохранения апостольского преемства иерархии (отсюда название «самосвяты»). Второй на его фоне выглядел более прилично, но генетически был связан с российским обновленческим расколом и поэтому для церковного сознания также являлся беззаконием. Разумеется, ни провозглашенная в явочном порядке «автокефалия» «самосвятов», ни полученная от московских самочинников «автокефалия» обновленцев не были каноничными. Однако эти два раскола не вобрали в себя всех националистически настроенных украинских церковных деятелей, и в середине 1920-х гг. домогательства «канонической автокефалии» Украинской Церкви продолжились.

Положение церковных дел на Украине в середине 1920-х гг. усугублялось еще и отсутствием там православного Киевского митрополита. Избранный в мае 1918 г. на Киевскую кафедру митрополит Антоний (Храповицкий) с 1920 г. находился в эмиграции. В 1921 г. Патриарх Тихон назначил Экзархом Украины и временно управляющим Киевской епархией митрополита Гродненского Михаила (Ермакова), но титул митрополита Киевского и Галицкого остался за митрополитом Антонием. Чтобы сместить его и утвердить митрополита Михаила новым Киевского митрополитом требовался Всеукраинский Собор, созыву которого препятствовали власти. Дело застопорилось, тем более что в 1923 г. за сопротивление обновленцам митрополит Михаил был из Киева выслан, Патриарх Тихон тогда тоже находился в заключении[1].

В марте 1924 г. Патриарх Тихон назначил в ставший столицей Советской Украины город Харьков своего представителя архиепископа Иоанникия (Соколовского)[2]. При этом новое назначение было облечено в такую форму, что им не только не затрагивалась проблема замещения Киевской кафедры, но даже не упразднялись формально и полномочия Экзарха митрополита Михаила. Однако новоназначенный патриарший представитель архиепископ Иоанникий оказался человеком недостойным в нравственном отношении. В результате в том же 1924 г. по убедительной просьбе харьковских клириков и прихожан за свое соблазнительное поведение архиепископ Иоанникий был Патриархом Тихоном от Харьковской кафедры отрешен. От назначения в Омск он отказался и учинил в Харькове еще один локальный раскол, названный по его имени «иоанникиевщиной»[3]. Тогда по распоряжению святителя Тихона от 16 февраля 1925 г. архиепископу Иоанникию было запрещено священнослужение в пределах Харьковской и Екатеринославской епархий. Вслед за этим Патриарх подтвердил это запрещение своим определением от 25 марта[4]. Запрещенный архиепископ Иоанникий выехал в Москву и оказался там как раз ко времени кончины Святейшего Тихона и его похорон, состоявшихся 12 апреля, в Вербное воскресение. Согласно свидетельству самого архиепископа Иоанникия, в Москве новоутвержденным Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Крутицким Петром ему не было разрешено «помолиться в дни св. Страстной Седмицы и Св. Пасхи», и тогда он, считая свою вину «высосанной из пальцев», написал 14 апреля Местоблюстителю «докладную записку», в которой объявил, что уезжает на Екатеринославщину и до будущего Собора вступает с разрешения гражданской власти в управление епархией[5]. ОГПУ (которое, собственно, и стояло за демаршем Иоанникия: он не случайно акцентировал, что действует с разрешения гражданской власти) с удовлетворением сообщило начальству о первом отколе архиерея от Местоблюстителя. В «Обзоре политического состояния СССР» за апрель 1925 г., подготовленном Лубянкой для Кремля, говорилось, что «недовольство Петром вылилось в объявлении Екатеринославским епископом Иоанникием своей епархии “независимой”, в чем его поддержали два других украинских епископа»[6].

Под одним из поддержавших Иоанникия украинских епископов, скорее всего, имелся в виду викарий Полтавской епархии епископ Лубенский Феофил (Булдовский), начавший к тому моменту играть роль главного радетеля «канонической автокефалии» Украинской Церкви. Еще при жизни Патриарха Тихона епископ Феофил сформировал «инициативную группу собора православных епископов на Украине», которая в феврале 1925 г. выпустила обращение «всiм вiрним святiй Всесвтiнiй Церквi». «Iнiцiативна группа певно вiдмижовуеться вiд так званноi тихоновскоi течii», – говорилось в этом обращении[7]. Правящий Полтавский архиепископ Григорий (Лисовский) сообщил Патриарху о раскольнических действиях своего викария. Ответ архиепископу Григорию, последовавший в один день с запрещением архиепископа Иоанникия, стал одним из последних деяний святителя Тихона. В послании от 25 марта 1925 г. Святейший Патриарх предложил епископу Феофилу раскаяться, воздержаться от священнослужения и в течение месяца явиться в Москву для объяснения с отзывом правящего архиерея о нем, предупреждая, что в противном случае он будет судим заочно[8].

Как нетрудно догадаться, призыв Патриарха к покаянию епископом Феофилом, уже «вiдмижовавшимся вiд так званноi тихоновскоi течii», услышан не был. Тем временем архиепископ Иоанникий действительно отбыл в Екатеринослав и начал там не только священнодействовать, но менять благочинных. Узнав об этом, митрополит Петр 19 мая 1925 г. издал распоряжение о его запрещении уже «в пределах всея Православныя Российския Церкви»[9]. Вскоре после этого союз двух украинских расколотворцев оформился уже организационно.

Поддерживаемые властью, они 4–5 июня 1925 г. провели в Лубнах «Всеукраинский Собор», на который прибыло около двухсот представителей духовенства и мирян. Итогом «Собора» стало очередное провозглашение «автокефалии Украинской Церкви»[10]. «Собор епископов на Украине, – сообщалось в «Обзоре политического состоянии СССР» за июнь 1925 г., – признал самостоятельность Украины и тем самым придал каноническую законность совершившемуся факту»[11]. Внимание лубянских составителей обзора к «канонической законности» происходившего в Церкви выглядит, конечно, очень «трогательно». При этом они по своему обыкновению несколько преувеличили свои достижения в деле провоцирования церковных нестроений. «Самостоятельность Украины» (то есть Церкви на Украине) вовсе не была «совершившимся фактом», поскольку провозгласивший ее «Всеукраинский Собор» выразителем голоса всей Украинской Церкви очевидным образом не был. Вообще постановления «Собора» в Лубнах по сути означали отказ его организаторов от «канонической автокефалии» и их окончательный переход на неканонический путь. Инспирированная властью новая раскольничья организация легко получила легальный статус, которого было лишено управление Патриаршей Церкви как на Украине, так и в Москве.

Патриарший Местоблюститель митрополит Петр должен был реагировать на продолжение раскольнической деятельности епископа Феофила. 25 июня 1925 г. Местоблюститель направил ему грамоту: «Ввиду того, что Вы пренебрегали призывом к покаянию, обращенным к Вам в Бозе почившим Святейшим Патриархом Тихоном в его грамоте от 12/25 марта сего года, и продолжаете пребывать в своеволии, Вы запрещаетесь в священнослужении и предаетесь суду»[12]. Суд архиереев над епископом Феофилом и другими главарями лубенского раскола действительно состоялся, но уже после насильственного отстранения митрополита Петра от управления Церковью.

Между тем печальный опыт Иоанникия (Соколовского) и Феофила (Булдовского) вразумил на Украине не всех. Оставались еще те, кто питал иллюзию, что решение возникших проблем может быть найдено путем предоставления Украинской Церкви так называемой канонической автокефалии. В июле 1925 г., вскоре после лубенского «Собора», архиепископ Полтавский Григорий (Лисовский) провел вместе с несколькими видными протоиереями своей епархии совещание, на котором было составлено обращение к митрополиту Петру. В обращении проводилась мысль об автокефалии как о единственном выходе из сложившегося положения. Везти обращение в Москву было поручено одному из протоиереев – участников совещания. «Постояв в очереди примерно с час, он, наконец, получил аудиенцию у митрополита Петра. Она была довольно краткой. Он вручил прошение. Митрополит Петр прочел его и кратко сказал: “Тут не автокефалия нужна”. Потом добавил: “Идите, резолюцию я пришлю потом”»[13]. Прислал ли затем митрополит Петр официальный ответ, неизвестно, но отношение его к идее украинской автокефалии понятно и так. Оно было таким же, как и у Патриарха Тихона.

Интригам Феофила (Булдовского), Иоанникия (Соколовского) и их пособников противодействовал, как мог, православный украинский епископат. После ареста митрополита Михаила в феврале 1923 г. православную иерархию на Украине фактически возглавил его викарий епископ Уманский Макарий (Кармазин). В январе 1925 г. епископ Макарий был арестован и роль негласного координатора православных украинских епископов стал играть другой Киевский викарий – епископ Таращанский Георгий (Делиев). Несколько украинских епископов находились в Москве (не по собственной воле). Несмотря на такую высылку они, как могли, продолжали принимать участие в церковных делах Украины. Связь между епископами осуществлялась в значительной степени посредством специальных посыльных и не без конспирации, поскольку действовать приходилось в условиях нелегальности. Одним из таких посыльных был молодой киевлянин Г. А. Косткевич. В 1931 г. им были даны весьма подробные следственные показания о нелегальной деятельности украинского епископата в 1920-е гг. При всей своей ангажированности эти показания являются очень информативным источником.

Одной из мер, направленных на укрепление Православной Церкви на Украине, было совершение значительного числа новых нелегальных епископских хиротоний. При этом рукоположения совершались не самостийно, а с благословения священноначалия Патриаршей Церкви: до апреля 1925-го – Патриарха Тихона, после – митрополита Петра. В своих показаниях Г. А. Косткевич достаточно подробно описал, как на практике с помощью посыльных (его самого, в частности) достигалась согласованность действий православных украинских архиереев между собой и с московской церковной властью. «Сущность поручений, данных мне [епископом Георгием] Делиевым, – рассказывал Косткевич о своей конспиративной поездке летом 1925 г. по Украине и в Москву, – сводилась к тому, чтобы выработать единый фронт против попыток соглашения с Сов[етской] властью, крепче связать с Киевом, т. е. со всеукраинским центром, организации Полтавы и Харькова, для чего обменяться адресами для переписки и получить санкцию Всесоюзного центра на такую тактику». (Специфика следственных показаний объясняет постоянное использование в них таких терминов, как «центр», «организация» и т. п. Сомнительно, чтобы сами церковные деятели ими тогда пользовались.) «Конкретно, – пояснял далее Косткевич, – это сводилось к мысли о роспуске сепаратных “прогрессивных групп” (групп, ратовавших за легализацию Православной Церкви на кабальных условиях власти, – свящ. А. М.), бойкот Лубенского съезда. Кроме того, мне же поручалось обсудить вопрос о новых тайных епископах, т. е. о пополнении руководящих кадров организации. […] Не посвящая никого в свою поездку, я отправился в Харьков с остановкой в Полтаве. В Полтаве я виделся с [архиепископом Григорием] Лисовским […]. Изложивши ему мысли Делиева, я получил от него ответ, что он присоединяется к точке зрения Делиева, обещает поддерживать её, считает, что постоянную связь с Киевом надо поддерживать и ничего не решать без предварительного соглашения. Связь эту он обещал поддерживать не по почте, а присылая в Киев специальных курьеров к Делиеву. По вопросу о пополнении кадров руководства он высказался за посвящение на Полтавщину [священника Василия] Зеленцова и [иеромонаха Иоасафа] Жевахова». Примечательно, что архиепископ Григорий (Лисовский), хотя и задумывался временами о «канонической автокефалии» для Украинской Церкви, выдвинул во епископы едва ли не самого ревностного борца с ней – священника Василия Зеленцова.

«В Харькове, – продолжал свои показания Косткевич, – я виделся с [епископом Константином] Дьяковым […] и с [епископом Дамаскином] Цедриком […]. Оба они также присоединились к точке зрения [епископа Георгия] Делиева […]. Т[аким] обр[азом], в итоге моей поездки по Украине я достиг, согласно директивам [епископа Георгия] Делиева того, что руководящие церковные круги приняли тактику возглавляемого Делиевым центра организации в важнейших вопросах – о взаимоотношении с Сов[етской] властью, условились поддерживать связь и контакт с этим центром, т. е., иначе говоря, произошло то, что можно назвать консолидацией церковных групп Украины вокруг организации и распространением ее влияния на церковную жизнь всей Украины». Возможно, несколько увлекшись, Г.А. Косткевич в чем-то преувеличил свои личные заслуги («я достиг») в деле церковной консолидации. Надо полагать, что кроме него в этом направлении потрудились и другие люди. Но в том, что результат всех этих усилий – единение православных на Украине перед лицом разного рода соглашателей с безбожной властью (так называемых прогрессивных групп) – был тогда именно таким, как его охарактеризовал Косткевич, нет оснований сомневаться.

Далее киевский курьер описывал свою поездку в Москву и свидание там с украинскими епископами и митрополитом Петром: «В Москве, куда я поехал из Харькова, я виделся с [епископом Парфением] Брянских и [епископом Амвросием] Полянским в Даниловом монастыре, с [архиепископом Пахомием] Кедровым и [архиепископом Николаем] Добронравовым […] и с митр[ополитом] Петром Полянским […]. При этом, как инструктировал меня [епископ Георгий] Делиев, я должен был сперва повидать перечисленных членов тайного патр[иаршего] совета, т. е. центра организации, а затем лишь, договорившись с ними, идти к м[итрополиту] Петру.

Все перечисленные лица подтвердили правильность взятой Делиевым линии, настаивали на немедленном роспуске прогресс[ивной] группы, на полном бойкоте Лубенского съезда. Они обещали, что добьются и церковного запрещения этого съезда. Контакт между церковными руководящими группами Украины на почве единого фронта против Сов[етской] власти они также приветствовали, санкционируя и почин и главенство в этом Всеукр[аинского] центра в Киеве под руководством Делиева. Мысль о пополнении кадров руководства организации тайно поставленными епископами они также одобряли […]. Они лишь настаивали на предварительном церк[овно]-админ[истративном] утверждении их м[итрополитом] Петром. М[итрополит] Петр, которому я сообщил мнение [епископа Парфения] Брянских, [архиепископа Николая] Добронравова, [епископа Амвросия] Полянского и [архиепископа Пахомия] Кедрова, согласился с ним»[14]. Судя по рассказу Косткевича, благословение Местоблюстителя на новые епископские хиротонии давалось устное. Не все задуманные поставления удалось сразу осуществить, но монашеский постриг священника Василия Зеленцова и его рукоположение во епископа Прилукского, викария Полтавской епархии было совершено уже в августе 1925 г. В результате именно епископ Василий сыграл в борьбе с лубенским расколом важнейшую роль.

В сентябре 1925 г. митрополит Михаил вернулся из среднеазиатской ссылки и временно поселился в Москве[15]. Такой выбор местожительства Экзархом Украины, очевидно, определялся воздействием власти. Возвращение его в Киев и возглавление им православных украинских епископов явно не отвечали ее интересам. Напротив, ОГПУ рассчитывало вовлечь митрополита Михаила в новый раскол в Москве, который уже несколько месяцев к тому времени готовил епископ Можайский Борис (Рукин). Епископ Борис, имевший крайнюю личную неприязнь к Патриаршему Местоблюстителю, пытался организовать в Москве свою «прогрессивную группу» из числа сторонников легализации Церкви на условиях ОГПУ. В этом он двигался в том же направлении, что и деятели лубенского раскола на Украине. Митрополит Михаил в принципе тоже не был противником церковной легализации, на чем рассчитывало сыграть ОГПУ. Кроме того оставался не разрешенным вопрос о титуловании митрополита Михаила. Сам он считал, что, как Экзарх Украины, он вправе уже именоваться «митрополитом Киевским и Галицким», а эмигрировавший митрополит Антоний (Храповицкий) право на этот титул давно утратил. Не дожидаясь решения Собора или хотя бы Местоблюстителя на этот счет, митрополит Михаил в явочном порядке стал подписываться как «митрополит Киевский» и носить положенные иерарху с таким титулом две панагии, в чем был поддержан епископом Борисом (Рукиным). Ситуация с украинско-московскими церковными делами, к радости богоборческой власти, стала приобретать новый тревожный оборот. В подготовленном ОГПУ «Обзоре политического состояния СССР» за октябрь 1925 г. было сказано: «Видный противник митрополита Петра тихоновец Борис Можайский, поддерживаемый киевским митрополитом, сорганизовал группу, которая предъявляет требования Петру о необходимости легализации тихоновщины как единственного выхода из обострившегося положения […]. Возможен раскол»[16].

В этой сложной ситуации митрополит Петр прибег к совету православных епископов с Украины. К осени 1925 г. их в Москве сосредоточилось уже достаточно большое число (некоторые были вышеупомянуты в показаниях Косткевича). Помимо митрополита Михаила сюда входили архиепископы Черниговский Пахомий (Кедров) и Херсонский Прокопий (Титов), епископы Каменец-Подольский Амвросий (Полянский) и Ананьевский Парфений (Брянских). Последним в сентябре 1925 г. к ним присоединился епископ Глуховский Дамаскин (Цедрик). В итоге число православных украинских епископов в Москве стало сопоставимым с их числом на самой Украине. Среди высланных в Москву украинских иерархов были и те, кому Местоблюститель особенно доверял. Позднее, в 1926 г., митрополит Петр показал на допросе: «Что касается епископов, с мнением которых я считался особенно, то это: Николай Добронравов, Пахомий, Прокопий, Амвросий и другие»[17]. Видно, что из четырех особо отмеченных святителем Петром архиереев трое были украинскими (оставшийся – архиепископ Николай – занимал Владимиро-Суздальскую кафедру). Состоявшееся в Даниловом монастыре неформальное совещание Местоблюстителя с московскими украинскими архиереями достаточно однозначно высказалось о невозможности титулования митрополита Михаила «Киевским», более того, даже на должность Экзарха в ходе обсуждения была предложена другая кандидатура – епископа Дамаскина (Цедрика). Митрополит Петр прислушался к голосу украинских православных епископов и утверждать митрополита Михаила на Киевской кафедре не стал, хотя полномочия Экзарха за ним сохранил с прежним титулом митрополита Гродненского. Митрополит Михаил хотя и был несколько обижен таким решением, но смирился и перестал носить две панагии[18].

Несколько запоздало споры о титуле митрополита Михаила отозвались и на самой Украине. Среди еще недавно единомысленных украинских православных епископов начались определенные трения. Где-то, видимо, в начале декабря 1925 г. епископ Макарий (Кармазин), ранее управлявший Киевской епархией, вернулся из заключения с готовностью вновь приступить к исполнению своих прежних обязанностей, но епископ Георгий (Делиев), занявший его место в январе 1925 г., отказался передавать ему церковное управление, что вызвало недоумение у других украинских епископов. Тогда епископ Георгий, видимо, зная, что в Москве в отношении украинских дел также не все обстоит гладко, решил привлечь на свою сторону митрополита Михаила. По свидетельству Г. А. Косткевича, епископ Георгий отправил к митрополиту Михаилу гонца с особым письмом. «Смысл этого секретного письма [епископа Георгия] Делиева [митрополиту Михаилу] Ермакову, – показал Косткевич на допросе, – сводился к тому, что Делиев стремился возбудить недоверие Ермакова к тем находившимся в Москве лицам, членам центра, с которыми до сих пор он работал вместе, и уговаривал его приезжать в Киев и здесь на месте решать все дела, уклончиво ссылаясь на какие-то обещания Карина (ГПУ) и заверяя Ермакова в своей преданности ему. Кроме того, Делиев писал, что Ермакова хотят лишить его кафедры и указывал, что Москва прочит на его место [епископа Дамаскина] Цедрика или [епископа Бориса] Рукина»[19].

Что касается епископа Дамаскина, то его действительно в одно время прочили на место Экзарха Украины[20]. Но кому могла бы придти в голову идея отправить в Киев епископа Бориса – непонятно. Едва ли православные украинские епископы могли бы пожелать себе такого предводителя. Разве только чтобы, пожертвовав собой, избавить от него митрополита Петра в Москве, где деятельность Можайского епископа становилась все более одиозной. Возвращаясь же к письму епископа Георгия, можно заметить, что его попытка сыграть на недоразумении вокруг митрополита Михаила была предпринята тогда, когда это недоразумение в основном уже улеглось. К середине ноября 1925 г. ситуация с Экзархом Украины нормализовалась. Интрига, замышленная властью, сорвалась. Титулование же митрополитом Киевским и Галицким в результате было негласно оставлено за митрополитом Антонием (Храповицким) – известным своей резкой антисоветской позицией Председателем Зарубежного Архиерейского Синода. Понятно, что ОГПУ посчитало такое решение вопроса о Киевской кафедре деянием откровенно контрреволюционным, и в конце 1925 г. и Патриарший Местоблюститель, и московские украинские иерархи были арестованы.

После ареста Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра в декабре 1925 г. в соответствии с его завещанием во главе управления Русской Православной Церкви встал его заместитель, митрополит Нижегородский Сергий (Страгородский). Направляемый же ОГПУ епископ Борис (Рукин) свою работу по организации нового раскола довел до конца, в результате в том же декабре 1925 г. в Москве на свет появился самочинный «Временный Высший Церковный Совет» (ВВЦС). Поскольку епископ Борис в православных кругах себя к тому времени уже изрядно скомпрометировал, на роль председателя ВВЦС был выдвинут другой архиерей – архиепископ Екатеринбургский Григорий (Яцковский), по имени которого новый раскол стал именоваться григорианским (впрочем, наименование «борисовщина» к нему также применялось). Также как лубенцы на Украине, поддерживаемые ОГПУ григориане практически сразу же были легализованы властью. Однако Заместитель Местоблюстителя митрополит Сергий, выждав незначительное время, повел в январе 1926 г. активную борьбу с ВВЦС. В развернувшихся событиях, также как и в 1925 г., украинский фактор вновь стал играть важную роль.

Как было сказано, по делу митрополита Петра были арестованы все украинские иерархи, ранее высланные в Москву (за исключением Экзарха): архиепископы Пахомий и Прокопий, епископы Амвросий, Дамаскин и Парфений. Но на самой Украине еще оставалось более десятка православных епископов, занятых тогда в первую очередь борьбой с лубенским расколом. В декабре 1925 г. они, в количестве двенадцати человек, подписали акт о лишении сана и отлучении от Церкви Булдовского и других лубенских расколоучителей и обратились в Москву к Экзарху Украины за поддержкой[21]. Митрополит Михаил 24 декабря, после ряда вызовов на допросы по делу митрополита Петра, был отпущен под подписку о невыезде из Москвы[22]. Григориане пытались вовлечь его в свой самочинный ВВЦС, причем чуть ли не в качестве председателя. Об этом епископ Борис писал в 1927 г.: «Епископы сначала обратились к митрополиту Киевскому Михаилу, но тот отклонил от себя возбуждение ходатайства пред Гражданской Властью о разрешении собрания и об устроении самого собрания Епископов»[23]. Глядя на ту титулатуру, которую использовал епископ Борис, видно, что, если бы Украинский Экзарх принял тогда предложение возглавить ВВЦС, этот новоявленный орган высшей церковной власти не замедлил бы с официальным утверждением его на кафедре Матери городов русских. У Высокопреосвященного Михаила был выбор: либо возглавить новый раскол и стать вполне легальным, но не вполне каноничным митрополитом Киевским, либо присоединиться к гонимым православным епископам Украины в их борьбе с раскольниками-лубенцами, тоже вполне легальными, но совсем не каноничными. К немалой своей чести, митрополит Михаил выбрал второе. В том же декабре 1925 г. он поддержал акт двенадцати украинских епископов об отлучении Булдовского и компании от Церкви[24].

Митрополит Сергий 5 января 1926 г. утвердил постановление тринадцати архиереев Украины о «главарях лубенского раскола»[25], оказав, с одной стороны, весьма нужную им каноническую поддержку, с другой, продемонстрировав свои собственные полномочия, тогда еще мало кем признанные. «Главари», однако, не успокоились и подали жалобу в ВВЦС, который в пылу борьбы с митрополитом Сергием 8 марта 1926 г. объявил их восстановленными в сане[26], чем навсегда отсек от себя подавляющее большинство православных Украины. Ответ последовал незамедлительно. 12 марта того же года находившиеся в Киеве православные украинские епископы направили Экзарху Украины донесение по вопросу о мерах канонического воздействия в отношении организаторов ВВЦС: «Настоящим честь имеем почтительнейше донести Вашему Высокопреосвященству, что мы, нижеподписавшиеся, вполне разделяем мнение Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и Вашей Святыни по вопросу о епископах, дерзнувших в декабре 1925 г. нарушить мир церковный и вновь поднявших смуту в январе 1926 г., – узурпаторов власти Патриаршего Местоблюстителя и его канонических преемников. Находим необходимым против нарушителей церковного правопорядка немедленное принятие самых решительных мер»[27]. Митрополит Михаил без промедления присоединился к этому осуждению ВВЦС[28]. Так, в каком-то смысле само собой, произошло размежевание: с одной стороны – православные украинские иерархи во главе с Экзархом митрополитом Михаилом и поддерживающий их Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий, с другой – блокирующиеся друг с другом лубенские и григорианские раскольники.

Для митрополита Сергия поддержка украинских епископов, как и его для них, была весьма существенна, тем более что в их рядах тогда действовал выделявшийся своей особой активностью епископ Прилукский Василий (Зеленцов), бывший член Поместного Собора 1917–1918 гг. от мирян. Епископ Василий еще до того, как митрополит Сергий успел вступить в полемику с григорианами, оперативно (4 января 1926 г.) отправил ему рапорт, в котором подробно (хотя и не совсем точно) описал историю поручения Собора Святейшему Тихону назначить себе заместителей, что Патриарх незамедлительно и сделал[29]. Митрополиту Сергию этот рапорт весьма пригодился и в споре с архиепископом Григорием, и в последующей борьбе с теми, кто отвергал его полученные по завещанию заместительские полномочия. Также Заместителем была взята на вооружение и отработанная епископом Василием в 1925 г. на лубенцах тактика борьбы посредством сбора подписей православных епископов.

Г.А. Косткевич в своих показаниях описал роль украинских епископов в борьбе с григорианами следующим образом: «Оценивая ВВЦС как группировку, взявшую курс на соглашение с соввластью, организация приложила все усилия и все свое влияние, дабы решить этот спор в пользу м[итрополита] Сергия. С этой целью всеукраинский центр в Харькове составил ряд обращений к м[итрополиту] Сергию, требуя от него решительной борьбы с ВВЦС, наложения на его участников церковных запрещений и выражая ему полную поддержку и доверие. Эти обращения, подписанные членами центра, епископами в Харькове, были затем привезены специальным курьером св[ященником] Пискановским в Полтаву, Киев и Житомир, в каковых городах Пискановский собирал подписи епископов под этим обращением. Затем он уехал в Москву и Нижний Новгород к м[итрополиту] Сергию. На обратном пути он же привозил информацию о ходе событий»[30].

В результате активных действий российских и украинских православных епископов уже к апрелю 1926 г. григорианский раскол был локализован. За исключением ряда периферийных епархий его успехи оказались минимальными. Также и на Украине лубенский раскол практически не вышел за пределы Полтавской епархии. И григорианский, и лубенский расколы оказались лишенными исторической перспективы.

 

Подводя итог, можно сделать из событий середины 1920-х гг. следующие выводы:

1. Идея «канонической автокефалии» Украинской Церкви эксплуатировалась преимущественно нездоровыми церковными силами, ищущими поддержки у враждебной Православной Церкви власти.

2. Столкнувшись с неприятием своей идеи в церковных кругах, сторонники «канонической автокефалии» не остановились и провозгласили автокефалию неканонически, пополнив тем самым ряды уже имевшихся раскольников-автокефалистов.

3. Не имея канонической опоры, новоявленные украинские раскольники обратились за поддержкой к политически близким им раскольникам в Москве, пытавшимся в то время захватить власть в Православной Российской Церкви.

4. Совместными усилиями православные российские и украинские иерархи, несмотря на поддержку расколов властью, объединили вокруг себя здоровые силы Церкви, вслед за чем произошла быстрая маргинализация раскольнических движений как на Украине, так и в России.