Выяснение скрытых целей какого-либо участника исторического процесса задача крайне сложная. Помимо хорошего знания самого процесса она требует от историка чёткого понимания логики развития каждого субъекта и умения "взвешивать" внешние проявления скрытых целей. Ситуация осложняется ещё и тем, что при достаточно большом количестве публикаций на тему церковно-государственных отношений, историческая наука ещё не выработала взвешенной академической позиции по данной проблеме. Автор предлагаемой статьи достойно справился с этой сложной задачей.

Взаимоотношениям атеистической советской власти с религиозными организация­ми историками уделяется значительное внимание. С начала 1990-х гг. появилась воз­можность исследовать не только официальную политику власти в отношении религии и Церкви, но и ее скрытые цели. Благодаря этому появился ряд фундаментальных ис­следований по теме церковно-государственных отношений в советский период. Однако в них преимущественно рассматриваются либо первые послереволюционные годы (до 1925 г. включительно), либо военное и послевоенное время1.При этом недостаточно изученным остается вопрос: какие скрытые цели преследовала власть, допустив в 1927 г. легализацию Московской патриархии - руководства организации, не принимающей коммунистической (атеистической) идеологии.

Советская власть изначально не скрывала своего отношения к Церкви. Декретом СНК РСФСР «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» Церковь ли­шалась прав юридического лица, т.е. de jure как единой организации ее больше не бы­ло. Легально могли существовать только местные религиозные общины, с которыми власть заключала договоры о пользовании церковным имуществом2. VIII отдел Нар­комата юстиции, который должен был проводить в жизнь ленинский декрет, прямо был назван «Ликвидационным». Именно ликвидация Церкви, а не легализация ее как социального института была целью правительства «народных комиссаров». Однако ликвидировать Церковь сразу, всю целиком и в короткий срок, большевикам не уда­лось. Тогда с начала 1920-х гг. власть перешла к тактике разложения ее изнутри и уни­чтожения по частям. Для этого внутри Церкви усиленно формировался осведомитель­ный аппарат. Другим инструментом борьбы с Церковью стала легализация - реги­страция тех церковных групп, которые могли помочь власти в решении ее тактических задач. Примерами таких групп могут служить обновленческий и григорианский раско­лы в Русской Православной Церкви, возникшие в 1922-1925 гг.

Однако влияние подобного рода расколов в широких кругах верующих было мини­мальным, по-настоящему расколоть Церковь с их помощью власти не удалось. По этой причине наряду с использованием в своих целях раскольнических групп власть оказы­вала давление на руководство патриаршей («тихоновской») Церкви, чтобы принудить его пойти на такие шаги, которые вызвали бы возмущение церковных масс и спрово­цировали бы новые разделения в Церкви.

Отсутствие легального статуса высшего управления патриаршей Церкви создавало большие проблемы «тихоновцам». Любая административная деятельность церковного руководства была, с точки зрения советских законов, неправомерна и даже преступна. Обновленцы же и другие, подобные им раскольники, стремились максимально исполь­зовать свою привилегию советской легальности. И патриарху Тихону, и его преемнику (с 1925 г.) патриаршему местоблюстителю митрополиту Петру (Полянскому) власть предлагала легализацию высшего церковного управления при условии, что его состав будет согласован с ОГПУ и вся его дальнейшая деятельность будет осуществляться под контролем этой организации. В первую очередь, власть стремилась взять в свои руки кадровую политику Церкви. Также ее сильно раздражала деятельность русской цер­ковной эмиграции, на которую Московская патриархия должна была обрушиться с жесткими прещениями. От патриарха Тихона, например, потребовали выступить с об­ращением, в котором были такие слова об иерархах-беженцах: «Мы отрекаем, отлуча- (114) ем и анафематствуем их, объявляя их врагами не токмо родины и ее народов, но и свя­той православной Церкви нашей»3. Примерно то же власть требовала и от митрополи­та Петра. Однако ни патриарх Тихон, ни митрополит Петр этих условий легализации не приняли. В частности, церковных эмигрантов они не только не «анафематствовали», но даже не стали, к негодованию власти, увольнять их главу митрополита Антония (Храповицкого) с Киевской кафедры, которую тот формально занимал4.

Взгляд ОГПУ на проблему церковной легализации хорошо изложен в обвинитель­ном заключении по делу митрополита Петра, составленном в мае 1926 г. уполномочен­ным 6-го отделения Секретного отдела А.В. Казанским: «Церковь, с первых дней су­ществования Соввласти и до последнего времени вела себя по отношению к таковой как непримиримая антисоветская организация. Поэтому наиболее реакционная часть ее до сего времени не имела своих церковно-административных органов и была на по­лулегальном положении. Необходимость к переходу на нормальные взаимоотношения с Соввластью в последнее время стала особенно велика, и напор сторонников мирных взаимоотношений с властями увеличился. Для установления этих нормальных отноше­ний было необходимо, чтобы (Церковь. -А.М.) отказалась впредь от всякой антисовет­ской деятельности. Поэтому для нее вопрос о легализации означает, в первую голову, раскол на непримиримую (эмигрантскую) и на "лояльную" части, причем вполне есте­ственно, что второй придется очень энергично отмежеваться от первой, закрепив это отмежевывание каким-либо серьезным актом, вроде выдвигавшегося некоторыми церковными деятелями осуждения заграничников за их контрреволюционную дея­тельность»5.

Митрополит Нижегородский Сергий (Страгородский), ставший заместителем пат­риаршего местоблюстителя после ареста митрополита Петра, летом 1926 г. также по­вел переговоры с органами власти о легализации своего управления. В июне он распро­странил проект своего обращения к архипастырям, пастырям и пасомым Московского патриархата, в котором обосновывал необходимость легализации следующим обра­зом: «Отсутствие свободной регистрации для наших церковно-правительственных ор­ганов создает для иерархии много практических неудобств, придавая для ее деятельно­сти какой-то скрытный и даже конспиративный характер, что, в свою очередь, порож­дает много всяких недоразумений и подозрений»6. Митрополит Сергий, таким образом, прозрачно намекал, что главная виновница «недоразумений» - сама власть. Перегово­ры продолжались до осени 1926 г., но результата не принесли: власть желала сделать высшее церковное управление орудием борьбы со своими политическими противника­ми, а митрополит Сергий стоял на той же позиции, что и его предшественники. «Не мо­жем мы взять на себя функции экзекуторские и применять церковные кары для от­мщения», - твердо заявил он в том же проекте обращения и в 1926 г. не сходил еще с этой позиции7. Такое нежелание «открыться» власти делало практически неизбежным скорое отстранение митрополита Сергия от руководства Церковью. В ноябре, после провала попытки тайно избрать патриарха (инициаторами выборов были близкие мит­рополиту Сергию епископы, а главным кандидатом митрополит Казанский Кирилл (Смирнов), ничего про выборы не знавший), власть получила прекрасный повод рас­правиться с заместителем местоблюстителя и теми, кто его поддерживал. Митрополит Сергий был арестован в Нижнем Новгороде и затем, в середине декабря 1926 г., пре­провожден в Москву во Внутреннюю тюрьму ОГПУ на Лубянке8.

Вслед за этим началась серия секретных переговоров представителей ОГПУ (в первую очередь начальника 6-го отделения его Секретного отдела Е.А. Тучкова) с высшими иерархами православной Церкви. Яркое описание одного из эпизодов этих переговоров сохранилось в составленном Е.В. Апушкиной очерке «Крестный путь преосвященного Афанасия (Сахарова)»: «Перед тем как митрополит Сергий стал за­местителем местоблюстителя, его роль Тучков предлагал тем архиереям, имена кото­рых стояли в завещании патриарха, т.е. митрополитам Агафангелу и Кириллу. Расска­зывали, что митрополиту Агафангелу запретила идти на это одна блаженная (слепая Ксения) из г. Рыбинска, которую он очень почитал, сказав: "Если согласишься, то по-(115)

 теряешь все, что раньше приобрел". Когда же Тучков вызвал митрополита Кирилла, последний дал согласие на занятие этой должности, но не принял предложенного усло­вия. "Если нам нужно будет удалить какого-нибудь архиерея, Вы должны будете нам помочь", - сказал Тучков. "Если он будет виновен в каком-либо церковном преступле­нии, да. В противном случае я скажу: "Брат, я ничего не имею против тебя, но власти требуют тебя удалить, и я вынужден это сделать". "Нет, не так. Вы должны сделать вид, что делаете это сами и найти соответствующее обвинение!" Владыка Кирилл от­казался. Говорят, он ответил: "Евгений Александрович! Вы не пушка, а я не бомба, ко­торой вы хотите взорвать изнутри Русскую Церковь!"»9.

Не добившись желаемого от митрополитов Агафангела (Преображенского) и Ки­рилла (Смирнова)10, Тучков обратился к архиепископу Угличскому Серафиму (Самойловичу), управлявшему в тот момент Русской Церковью. В составленном в 1930 г. ки­евским церковным деятелем Г.А. Косткевичем «Обзоре главнейших событий церков­ной жизни России за время с 1925 года до наших дней» об этом эпизоде было сказано так: «В это время арх[иепископ] Серафим Угличский вызван был в моск[овское] ГПУ, где Тучков предложил ему принять известные условия "легализации". На это арх[ие­пископ] Серафим ответил отказом, мотивируя его тем, что не считает себя полномоч­ным решать основные принципиального характера вопросы без находящихся в заклю­чении старших иерархов. После трех дней содержания арх[иепископа] Серафима в ГПУ Тучков отпустил его в Углич»11. Важную деталь переговоров Тучкова с архиепи­скопом Серафимом сообщил в своих воспоминаниях его келейник М.Н. Ярославский: «Владыка мне говорил, что ему, как главе Церкви, власти тогда предложили Синод... И указали кого - членами Синода. Он не согласился... И сразу получил три года соло­вецких лагерей... Но он Церковь никому не передал, а написал или сказал, что объяв­ляет автокефалию каждой епархии... Так как глава Церкви - лишний кандидат в тюрь­му... И его после этого тут же освободили... Но когда они это ему предлагали, владыка Серафим выдвинул своих всех членов... Я знаю, что он называл митрополита Кирил­ла... "Так он же, - говорят, - сидит". "Так он же у вас сидит, освободите его"»12.

Согласно письму самого архиепископа Серафима, написанному через несколько дней после беседы на Лубянке, Тучков «на прощанье» сказал ему: «Ну, мы не злопа­мятны - мы освобождаем Вас и даем местожительство в Угличе, можете служить, где угодно, но управлять - ни-ни. Ни назначать, ни перемещать, ни увольнять, ни награж­дать». «А как же запросы с мест, по делам текущим, - спросил архиепископ Серафим, -жизни не остановите - она потребует своего». «Ну, можете отписываться. Да ведь Вы же объявили автономию. Что же Вам нужно? Ведь Вы не оставили после себя замести­телей. Так и действуйте - бумаг о новом порядке управления отнюдь не рассылать. Мо­жете писать на места, что "т[ак] к[ак] я, мол, лишен управления, то управляйтесь на ме­стах". А если что вздумаете написать - то с верным человеком пошлите ко мне, а я про­смотрю и передам Вам свое мнение... А пока - до свидания. Мы купим Вам билет, проводим до вокзала, а там - уезжайте в Углич и сидите спокойно»13. Как видно, под­чиняться диктату Тучкова Угличский архиепископ не хотел, отговариваясь тем, что он «человек маленький». В итоге из-за грубейшего вмешательства ОГПУ во внутрицерковные дела наличный заместитель патриаршего местоблюстителя фактически был лишен возможности управлять Церковью.

Проводя на рубеже 1926-1927 гг. секретные переговоры с высшими иерархами Рус­ской Церкви (как с заключенными, так и с остававшимися еще на свободе), Тучков, ко­нечно, не мог обойти вниманием и бывшего заместителя местоблюстителя митрополи­та Сергия. Бежавший из России священник Михаил Польский, впоследствии ставший видным деятелем Русской Православной Церкви за границей, в 1931 г. описал перего­воры «агента ГПУ» с Нижегородским митрополитом следующим образом: «Агент жа­ловался на то, что союз с обновленцами власти ничего не дал, а союз с православной Церковью до сего дня не налажен. Митрополит со своей стороны сетовал, что Церковь до сего времени не имеет легального центрального управления. В общем, обе стороны установили, что существующие отношения Церкви и государства невыгодны для них.(116) Тогда агент предложил условия, с принятием и осуществлением которых церковное управление получит легализацию, свой журнал и прочие свободы. Митрополит должен организовать при себе коллегию для управления или Синод; все дела канцелярии Си­нода всегда должны быть открыты для агентов ГПУ; назначения архиереев на места должны происходить с ведома и согласия ГПУ; митрополит должен издать послание к Русской Церкви, соответствующее новому курсу ее жизни, и должен обратиться к за­граничной Русской Церкви с предложением прекратить противосоветскую пропаганду и дать обязательство в лояльности к советской власти. Митрополит на все эти условия согласился»14. Правда, священник Михаил, ссылаясь на некое письмо, не уточнял, от­куда ему стали известны подробности этих секретных переговоров. Весьма вероятно, что они проходили не столь спокойно и деловито15. Не исключено, что «многозначи­тельную беседу с агентом ГПУ» митрополита Сергия священник Михаил реконструи­ровал сам, основываясь на последующих фактах.

Факты же таковы. 2 апреля 1927 г. Коллегия ОГПУ, заслушав дело по обвинению митрополита Сергия, постановила: «Страгородского из-под стражи освободить под подписку о невыезде из гор[ода] Москвы. Дело следствием продолжать»16. В тот же день, согласно «Обзору главнейших событий церковной жизни России», Нижегород­ский митрополит был выпущен на свободу17. Церковный историк 1960-х гг. М.Е. Губонин, касаясь этого момента, писал: «Говорили тогда, что, склонный вообще к юмору заместитель, по выходе из ГПУ сказал будто бы близким лицам, радостно встретив­шим его, перефразируя известную сказку о "Колобке": "Да: я от дедушки ушел, я от ба­бушки ушел, я... от ГПУ ушел!"»18. Примечательно, однако, что, как и патриарх Тихон в 1923 г., митрополит Сергий был освобожден без прекращения следствия по его делу. Далеко «уйти от ГПУ» он не мог. Видно, что власть ему не доверяла и не отказывалась от возможности его дальнейшего шантажа: в любой момент, пока продолжалось след­ствие, мера пресечения в отношении митрополита Сергия могла быть изменена: вме­сто подписки о невыезде вновь могло последовать взятие под стражу. Спустя 5 дней по­сле освобождения митрополита Сергия архиепископ Серафим передал ему управление Русской Церковью. Еще через 6 дней, 13 апреля 1927 г., митрополит Сергий уведомил управляющего Московской епархией епископа Алексия (Готовцева) о своем вступле­нии в должность заместителя патриаршего местоблюстителя19.

Неожиданное освобождение митрополита Сергия многих церковных людей приве­ло в смущение, которое усиливалось оттого, что другие арестованные с ним епископы, получив сроки, отправлялись в ссылки и лагеря. Так, например, епископ Афанасий (Сахаров) за «принадлежность к группе архиереев, возглавляемой митрополитом Сер­гием», получил 3 года Соловецких лагерей20. Сам же глава «группы архиереев» не только вышел на свободу, но и получил право проживания в Москве, которого не имел до своего ареста. Конечно, возникало подозрение, что все это неспроста и что между митрополитом Сергием и ОГПУ заключено какое-то тайное соглашение.

Через полтора месяца после освобождения митрополиту Сергию было позволено созвать епископское совещание (такой возможности в первый период своего замести­тельства в 1926 г. он также не имел). Совещанию предшествовало обращение, направ­ленное митрополитом Сергием в Административный отдел НКВД 16 мая 1927 г.: «Имея в виду возбудить ходатайство о регистрации церковного управления православ­ной Церкви (так называемой тихоновской ориентации), прошу разрешить мне устро­ить 18-го сего мая в моей квартире предварительное совещание по вопросу об указан­ном ходатайстве. В совещании будут участвовать шесть-семь человек архиереев, кото­рых я предполагаю пригласить в состав проектируемого Синода»21.

В ответ митрополиту Сергию была дана справка: «Административный отдел ЦАУ НКВД сообщает, что для устройства 18 V 1927 г. в доме № 3/5 по ул. Короленко (Москва, Сокольники) в кв. № 1 гр. Страгородского предварительного совещания 6-7 служителей культа ("архиереев") об учреждении проектируемого ими т[ак] н[азывае­мого] "Синода тихоновской ориентации" разрешения от адморганов не требуется. За­явление о собрании учредителей принято к сведению. Гербовый сбор за выдачу насто- (117) ящей справки в размере 1 рубля взыскан»22. Так, с рублевой справки начиналась исто­рия легализованной Московской патриархии.

18 мая 1927 г. совещание семи архиереев («служителей культа») состоялось. Со­гласно официальному документу, к приглашенным им епископам митрополит Сергий обратился со следующим предложением: «Сознавая необходимость иметь при себе, как временном заместителе первого епископа Российской Православной Церкви, по­ложенный определением Собора 1917-1918 гг. вспомогательный орган в виде Священ­ного Синода, я решил, по примеру почившего святейшего патриарха, образовать при себе такой Синод путем приглашения мною некоторых преосвященных архипастырей, участие которых в работах Синода мне представлялось возможным и полезным»23. Со­бравшиеся архиереи согласились с данным предложением и постановили преобразо­вать свое совещание во временный патриарший Священный Синод.

Персональный состав нового Синода при заместителе вызвал большие нарекания в церковных кругах. «Когда стали известны имена епископов, призванных им в Синод, о капитуляции м[итрополита] Сергия перед Советской властью не могло быть больше сомнений, - писал в своем "Обзоре" Косткевич. - В Синод вошли: арх[иепископ] Силь­вестр, быв[ший] обновленец, арх[иепископ] Алексий Хутынский, быв[ший] обновле­нец, назначенный на Петроградскую кафедру от живой церкви после казни митр[опо­лита] Вениамина, арх[иепископ] Филипп, быв[ший] беглопоповец, т.е. переходивший из православной] Церкви в секту "беглопоповцев", митр[ополит] Серафим Тверской, человек, о связях которого с ГПУ знала вся Россия, которому никто не верил»24. Со­гласно воспоминаниям келейника архиепископа Серафима (Самойловича), в Синод во­шли именно те иерархи, которых Тучков пытался навязать Угличскому владыке: «Вскоре был освобожден митрополит Сергий... И им был создан Синод из всех тех чле­нов, которых власти предлагали владыке Серафиму»25.

Видимо, и сам митрополит Сергий поначалу не без подозрения относился к ново-учрежденному органу высшей церковной власти. Что если ОГПУ его снова арестует, а Синод будет объявлен его преемником? В своей жестокой игре с митрополитом Сер­гием ОГПУ подстраховалось тем, что освобождая его, не закрыло на него следствен­ное дело. Митрополит Сергий, вступая в эту игру, тоже предпринял меры предосто­рожности и «во избежание всяких недоразумений» сразу оговорил: «Проектируемый при мне Синод ни в какой мере не полномочен заменить единоличное возглавление Российской Церкви, но имеет значение лишь вспомогательного органа лично при мне, как заместителе первого епископа нашей Церкви. Полномочия Синода проистекают из моих и вместе с ними падают»26.

В тот же день, когда состоялось самоучреждение Синода, его председатель подал в НКВД СССР заявление, в котором «покорнейше просил»: «I. Зарегистрировать меня и временный при мне патриарший Священный Синод для заведования делами Русской Православной Церкви (патриаршей ориентации) в пределах СССР с правом иметь при Синоде канцелярию, употреблять бланки и печать... П. Сделать распоряжение мест­ным властям о разрешении по епархиям регистрировать состоящих в моем духовном ведении епархиальных и викарных архиереев (староцерковников) с епархиальными при них советами и канцеляриями. Впредь до получения регистрации прошу разрешить мне и вышеуказанному Синоду приступить к нашей деятельности»27.

20 мая 1927 г. митрополит Сергий получил справку о временной регистрации Сино­да. «Заявление и.д. "Местоблюстителя Московского Патриаршего Престола", митро­полита Нижегородского Сергия, гр. Страгородского, - говорилось в ней, - и список об­разовавшегося при нем временного, так называемого "Патриаршего Священного Си­нода" в составе: митрополита Новгородского Арсения Стадницкого, митрополита Тверского Серафима Александрова, архиепископа Вологодского Сильвестра Братановского, архиепископа Хутынского Алексия Симанского, архиепископа Костромско­го Севастиана Вести, архиепископа Звенигородского Филиппа Гумилевского и еписко­па Сумского Константина Дьякова в Административном Отделе ЦАУ НКВД получе­ны и приняты к сведению. Препятствий к деятельности органа, впредь до утверждения(118) его, не встречается»28. При этом митрополит Арсений (Стадницкий) - иерарх, который мог бы придать Синоду авторитет в глазах верующих, - вошел в его состав только на бумаге. Доверием власти он не пользовался и в Москву допущен не был, оставаясь в ссылке в Средней Азии.

Конечно, новоучрежденный Синод был совсем не таким, каким многим бы в Церк­ви хотелось. Это хорошо понимал и сам митрополит Сергий. В мае 1928 г. в письме эк­зарху Украины митрополиту Михаилу (Ермакову) он изложил побуждения, которыми руководствовался при учреждении своего малоавторитетного Синода: «Пишут, что ле­гализацию мы не можем принять до тех пор, пока нам не будет дано все, что нужно для вполне независимого существования Церкви. В частности, "Синод должен состоять из тех, что теперь в заключении". Конечно, все эти пожелания близки всем нам, но нельзя же быть настолько наивным, чтобы ожидать их исполнения на практике, притом путем ультимативных требований. Нельзя же ожидать, чтобы государство, до сих пор считав­шее нас контрреволюционерами, вдруг раздобрилось: отпустило бы всех на свободу и дало бы потом нам самим решать, что угодно нам предложить государству. Ясно, что такой ультиматум будет иметь своим последствием только разложение нашей неле­гальности в бесконечность. А уже теперь все чаще и чаще появляются признаки уста­лости в наших рядах, все эти местные автокефалии, декларации и проч. Объяснить эту усталость одним малодушием было бы слишком односторонне. Она говорит о том, что непримиримость переходит уже известные границы и становится для большинства ма­ло обоснованной и непонятной. Когда не требуется изменять ни вере, ни канонам, то у всякого рассуждающего человека возникает вопрос - в чем же дело? - и естественно, пропадает желание терпеть неизвестно из-за чего. И вот одни за другими наши епархии будут автокефализироваться, мы будем объявлять их в расколе и т.д. Кому все это нужно и кому на руку? Явно, что мы в центре не исполним своего долга, если не сдела­ем все возможное, чтобы предупредить этот развал. Не можем же мы приносить цер­ковное благополучие в жертву тому настроению, по которому чем у нас будет хуже -тем лучше. В частности, и облегчения участи наших ссыльных ожидать можно только после легализации, притом не вдруг, а постепенно. Во всяком случае, я сознаю, что я был вправе созвать Синод и принять меры к легализации, точнее говоря, это был мой долг (раз явилась возможность к тому)»29. «Когда преосвященный Сергий принял на себя управление Церковью, он подошел эмпирически к положению Церкви в окружа­ющем мире и исходил тогда из существующей действительности, и я был совершенно согласен с ним», - разъяснял позднее своему биографу патриарх Алексий I (Симанский)30

После легализации высшего церковного управления (довольно своеобразной, надо заметить) должна была начаться легализация органов церковного управления на уров­не епархий, викариатств и благочиний. 25 мая 1927 г. Временный патриарший Священ­ный Синод при заместителе патриаршего местоблюстителя постановил: «Об учрежде­нии при и.д. местоблюстителя Временного патриаршего Священного Синода в выше­указанном составе и с вышеизъясненными полномочиями уведомить епархиальных преосвященных к руководству и предписать им подать со своей стороны, с ссылкой на настоящее постановление со справками, заявление местной власти о регистрации их, преосвященных, с состоящими при них епархиальными советами (каковые образовать временно путем приглашения указанных преосвященными лиц, впредь до избрания по­стоянного состава на епархиальных съездах), а равно и о регистрации преосвященных викариев; о составе же уездных органов (при викариях) и благочиннических советах, как не подлежащих по закону регистрации, сообщается уездным властям к сведе­нию»31.

На первый взгляд, условия предложенной митрополитом Сергием легализации всех уровней церковного управления были вполне приемлемыми: епархиальным преосвя­щенным, согласно синодальному постановлению, предстояло самим (без вмешатель­ства извне) решить, кого приглашать в епархиальные советы. По этой причине поста­новление от 25 мая 1927 г. было довольно спокойно принято правящими епископами к(119) исполнению. Части из них такой поворот событий открывал возможность приступить, наконец, к исполнению своих обязанностей по управлению вверенными им епархиями. Так, например, с архиепископа Вятского Павла в марте 1926 г. властями была взята подписка: «Я, архиепископ Вятский и Слободский, Павел Петрович Борисовский, даю настоящую подписку-обязательство вятскому губернскому ОГПУ в том, что я впредь до организации вятского епархиального управления и зарегистрирования его в вятском губернском исполкоме обязуюсь не управлять епархией, в частности, не буду назна­чать, перемещать и увольнять служителей культа, не буду рассылать по епархии воз­звания от имени управляющего епархией, не буду давать санкции (благословения) на запросы духовенства в области административно-организационной и не буду разре­шать брачных дел. За нарушение данной подписки-обязательства беру ответствен­ность на себя как за неподчинение органам власти»32. Полтора года архиепископ Павел жил под гнетом этой подписки, пока в сентябре 1927 г. не получил от митрополита Сер­гия письмо: «Ввиду состоявшейся фактической легализации при мне, как заместителе патриаршего местоблюстителя, высшего церковно-административного органа - Вре­менного патриаршего Священного Синода - долгом почитаю уведомить Ваше прео­священство, что Вы можете свободно прибыть в кафедральный город вверенной Вам епархии и вступить в отправление своих архипастырских обязанностей. Вместе с этим предлагаю Вашему преосвященству по прибытии на место, немедленно войти в надле­жащее отношение с местной гражданской властью на предмет организации епархиаль­ного управления на началах, изложенных в указе патриаршего Священного Синода от 25 мая с.г. и о последующем, равно и вообще о положении дела во вверенной Вам епар­хии донести мне»33. Понятно, как должен был отнестись затравленный властью Вят­ский архиерей к предложению митрополита Сергия. Как говорилось в докладной за­писке священника Николая Дулова начальнику 6-го отделения СО ОГПУ: «"Теперь мы можем писать резолюции за столом и в кабинете", - сказал один из иерархов Сергиева "синода", когда появился этот "синод"»34.

Даже митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский) у которого были весьма непростые отношения с митрополитом Сергием, без промедления подал в Ад­министративный отдел ярославского губисполкома заявление о регистрации его само­го в качестве митрополита Ярославской епархии и епархиального совета при нем. Дальнейшая история этого заявления, однако, хорошо показывает, какие цели в дей­ствительности преследовала власть в начавшейся кампании легализации православной Церкви. По поводу обращения митрополита Агафангела из ярославского Адмотдела был послан срочный запрос в центр о том, «допустима ли данная регистрация». Про­шло более месяца, прежде чем был получен ответ из Центрального административно­го управления НКВД. Этот ответ подтверждал, что «справка о принятии к сведению списка членов т[ак] н[азываемого] Св. Синода при т[ак] н[азываемом] и.о. "местоблю­стителя патриаршего синода"... действительно выдана». При этом подчеркивалось, что вопрос «согласован с ОГПУ». Смысл последующего разъяснения заключался в том, что торопиться с выдачей аналогичных справок о «регистрации» епархиальных управ­лений «тихоновской ориентации» не следует, нужно ждать, когда «по этому вопросу, по согласовании его с ОГПУ, на места будут преподаны от НКВД исчерпывающие ука­зания и распоряжения»35. Не торопились с ответом на обращения «тихоновских» архи­ереев и в других местах. Так, например, на заявлении временно управлявшего Сверд­ловской епархией епископа Аркадия (Ершова) с просьбой зарегистрировать его и со­стоящий при нем временный епархиальный совет была положена резолюция: «Временно оставить без ответа»36. Очевидно, там тоже ждали разъяснений из центра, как поступить.

Только 31 октября 1927 г. из ОГПУ за подписями начальника Секретного отдела Т.Д. Дерибаса и Е.А. Тучкова в Админотдел ЦАУ НКВД было послано долгожданное «разъяснение»: «По затронутому Вами вопросу о возможности регистрации в подве­домственных НКВД органах епархиальных управлений (тихоновских) аналогично с ре­гистрацией так наз[ываемого] Сергиевского синода СО ОГПУ считает необходимым(120)

сообщить нижеследующее: 1) в настоящих условиях необходимо отказывать в офици­альной регистрации вышеназванных управлений; 2) однако в тех условиях, когда по об­стоятельствам времени и места кое-где могут возникать епархиальные управления, местные органы НКВД, не регистрируя таковых, одновременно не должны препят­ствовать их функционированию». Наконец, 17 ноября 1927 г., в полном соответствии с полученным от Секретного отдела ОГПУ «разъяснением», НКВД (в лице заместителя наркома и и.д. начальника ЦАУ), в свою очередь, преподал «исчерпывающие указа­ния» местным административным отделам, разослав им следующий циркуляр: «Вслед­ствие поступающих с мест запросов о регистрации т[ак] н[азываемых] епархиальных управлений тихоновской ориентации в связи с оформлением т[ак] н[азываемого] Сер­гиевского синода НКВД РСФСР, по согласованию вопроса с ОГПУ, считает необходи­мым сообщить». Далее дословно приводились два пункта из «разъяснения» Дерибаса-Тучкова с добавлением, что следует воздерживаться от выдачи не только справок о ре­гистрации, но даже и просто о принятии к сведению списков членов «т[ак] на[зывае­мых] епархиальных управлений»37.

Замысел властей и смысл согласования вопроса с ОГПУ хорошо иллюстрируют до­несения в центр из ленинградского представительства этого учреждения. Донесения шли с надписанием «лично тов. Тучкову» и имели гриф «сов. секретно». Видно, что в планы ОГПУ вовсе не входило регистрировать епархиальные управления патриаршей Церкви в тех составах, которые предлагались «тихоновскими» иерархами. Задача бы­ла навязать управления, угодные самим органам госбезопасности. 26 ноября 1927 г. Тучкову сообщалось, что еще 26 августа временно управляющим Ленинградской епар­хией епископом Николаем (Ярушевичем) было послано в Административный отдел за­явление с просьбой зарегистрировать епархиальное управление. Из семи протоиереев, предложенных епископом Николаем для включения в него, по указанию ОГПУ было отведено трое, в том числе настоятель кафедрального собора протоиерей Василий Верюжский. Почти 3 месяца власти тянули с официальным ответом епископу Николаю. Сделано это было, как объяснили Тучкову ленинградские «товарищи», «в целях выяв­ления противников»38. Подобным образом ситуация складывалась и в других епархиях, где возникли епархиальные управления. В результате, легализация на местах прошла весьма избирательно. «Ясно, почему вместе с легализацией Синода не легализуется тем самым и вся Церковь, - комментировал происходившее один из оппонентов мит­рополита Сергия в августе 1927 г. - Так бы оно должно быть, если бы Синод был дей­ствительно центром Церкви, единым с нею в мысли и в жизни. Но не так на самом деле, и с легализацией Синода Церковь продолжает пребывать в бесправном состоя­нии, ибо легализуется не Церковь, а всего лишь новая ориентация, носящая, к слову сказать, ярко политический характер»39. Действительно, начатая в мае 1927 г. кампа­ния по легализации органов управления Русской Православной Церкви фактически вылилась в секретную работу ОГПУ по подбору и фильтрации состава этих церков­ных органов.

В 1929 г., когда результаты сергиевской легализации были уже очевидны, епископ Дамаскин (Цедрик) писал в «Письме к легализованным»: «Отцы и братья! Пока еще не поздно, подумайте, вникните в сущность милостиво дарованной вам "легализации", чтобы впоследствии не раскаиваться горько в совершаемой всеми вами во главе с м[ит­рополитом] С[ергием] ошибке! То, что принимается вами под названием "легализация" в сущности является кабальным актом, не гарантирующим для вас решительно ника­ких прав, на вас же налагающим тяжкие обязательства. Иного и ожидать было наивно. Коммунистическая советская власть откровенна и последовательна. Она открыто за­явила себя враждебной религии и государственной целью своей поставила уничтоже­ние Церкви. Она не перестает открыто и ясно заявлять о своих богоборческих задачах, как через представителей высшего правительства своего, так и через всех своих мел­ких агентов. Поэтому весьма наивно и преступно думать, что так наз[ываемая] легали­зация со стороны соввласти  хоть частичной целью своей поставляет благо Церкви»40.(121) Справедливость данной здесь епископом Дамаскином характеристики легализации как кабального акта, не гарантирующего решительно никаких прав, но налагающего тяжкие обязательства на легализованных, подтверждается тем, что полноценной реги­страции не получил даже сам Синод митрополита Сергия. Ничего более существенно­го, чем приведенная выше справка из Административного отдела НКВД о том, что его заявление об образовании Синода «принято к сведению» и «препятствий к деятельно­сти органа, впредь до утверждения его, не встречается», митрополит Сергий («гр. Страгородский»), судя по всему, так и не получил41. По советским законам (а именно, по инструкции НКЮ и НКВД РСФСР от 27 апреля 1923 г.) Синод как центральная ор­ганизация мог быть должным образом легализован лишь в качестве «исполнительного органа всероссийского съезда религиозного общества»42. Именно так был легализован обновленческий «Священный Синод». «Но у м[итрополита] Сергия, - говорилось в од­ном из полемических документов 1928 г. - так называемом "Каноническом исследова­нии деяний митрополита Сергия", - этих церковных съездов не было, и Сергиев Синод составлен им единолично, по-видимому, по соглашению с каким-нибудь органом совет­ской власти, играющим в РСФСР роль бывшего обер-прокурора. Как можно думать, весь процесс регистрации Синода свелся к тому, что список членов Синода был предо­ставлен м[итрополитом] Сергием в НКВД, а здесь он был присовокуплен к делу. Во всяком случае, у м[итрополита] Сергия нет никакой официальной бумаги НКВД об утверждении Сергиевского Синода в качестве исполнительного органа староправо­славной Церкви. Таким образом, дефективный, с точки зрения канонов Церкви, Сер­гиев Синод не имеет никакого юридического значения и по гражданским законам»43.

Догадку автора «Канонического исследования» о том, что у митрополита Сергия не было никакой официальной бумаги НКВД об утверждении Синода, подтверждают ма­териалы переписки заместителя с управлявшим западноевропейскими русскими при­ходами митрополитом Евлогием (Георгиевским). Когда в октябре 1928 г. митрополит Евлогий для своих нужд запросил среди прочего акт легализации временного патриар­шего Синода гражданской властью, митрополит Сергий попытался отмолчаться. Оче­видно, высылать абракадабру о том, что «препятствий, впредь до утверждения, не встречается», ему было неудобно. Митрополит Евлогий, однако, не понимая, в какое неловкое положение он ставит своего иерархического начальника, продолжил «усерднейше просить» о высылке необходимых ему документов. Тогда, в феврале 1929 г., митрополит Сергий выслал ему копию постановления Предварительного совещания от 18 мая 1927 г. об учреждении временного Синода и далее пространно заметил: «Что же касается просимого Вами акта о легализации нашего Синода, то я должен объяс­нить, что, вступив в управление православной Церковью в СССР на основании канони­чески несомненного распоряжения патриаршего местоблюстителя, ни я, ни образован­ный мною временный патриарший Синод в какой-либо особой гражданской легализа­ции и не нуждались; так как и ранее православная наша Церковь в СССР и ее управление отнюдь не были в "нелегальном" положении, а существовали и действова­ли вполне легально в пределах, предоставленных религиозным организациям закона­ми Союза. Покойный св. патриарх вполне легально пользовался правами главы нашей Церкви, имя его открыто возносилось во всех православных храмах Союза; он имел особую патриаршую печать и пользовался в управлении содействием находившегося при нем Синода. Тем же пользовался при управлении и местоблюститель, да и теперь имя его продолжает беспрепятственно возноситься в церквах по всему Союзу. Разница между прежним и теперешним нашим положением заключается лишь в том, что ныне при мне существует Синод в большем составе, чем то было при покойном патриархе»44.

Таким образом, митрополит Сергий фактически признавал, что легализация 1927 г. Церкви была не нужна, для нее вполне приемлемым было и то положение, в котором она находилась при патриархе Тихоне и патриаршем местоблюстителе митрополите Петре. Легализация нужна была не Церкви, а власти; нужна была, чтобы поставить церковное управление под полный контроль и выявить тех, кто этого контроля без­божного государства над Церковью не хотел.(122)

Примечания

1Кривова Н.А. Власть и Церковь в 1922-1925 гг.: Политбюро и ГПУ в борьбе за церковные ценности и политическое подчинение духовенства. М., 1997; Архивы Кремля. Политбюро и Церковь: 1922-1925 гг. В 2 кн. Новосибирск; М., 1997-1998; Васильева О.Ю. Русская Православная Церковь в политике советско­го государства в 1943-1948 гг. М., 1999; Кашеваров АН. Церковь и власть: Русская Православная Церковь в первые годы Советской власти. СПб., 1999; Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь при Ста­лине и Хрущеве: (Государственно-церковные отношения в СССР в 1939-1964 годах). М., 2000; Петров СТ. До­кументы делопроизводства Политбюро ЦК РКП(б) как источник по истории Русской церкви (1921-1925 гг.). М., 2004; Одинцов М.И. Власть и религия в годы войны. (Государство и религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.). М., 2005.

2См.: Гидулянов П.В. Отделение церкви от государства в СССР: Полный сборник декретов, ведом­ственных распоряжений и определений Верховного Суда РСФСР и других социалистических республик. Изд. 3. М., 1926. С. 617, 623.

3Следственное дело патриарха Тихона: Сборник документов по материалам ЦА ФСБ РФ. М., 2000. С. 404.

4См.: Мазырин А., иерей. Вопрос о замещении Киевской кафедры в 1920-е гг. // Вестник ПСТГУ. Сер. II: История. История Русской Православной Церкви. М., 2007. Вып. 2(23). С. 58-67; Вып. 3(24). С. 118-131.

5 ЦА ФСБ РФ, д. Н-3677, т. 5, л. 247-248.

6Акты святейшего Тихона, патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и перепис­ка о каноническом преемстве высшей церковной власти, 1917-1943 / Сост. М.Е. Губонин. М., 1994. С. 473.

7Там же. С. 474.

8 ЦА ФСБ РФ, д. Р-31639, л. 44.

9Крестный путь преосвященного Афанасия (Сахарова) // Вестник РСХД. 1973. № 1 (107). С. 187.

10О позиции митрополитов Агафангела и Кирилла подробнее см.: Мазырин А., иерей. Высшие иерар­хи о преемстве власти в Русской Православной Церкви в 1920-х - 1930-х годах. М., 2006.

11[Косткевич Г.А.] Обзор главнейших событий церковной жизни России за время с 1925 г. до наших дней / Публ. О.В. Косик // Вестник ПСТГУ. Сер. II: История. История Русской Православной Церкви. М., 2007. Вып. 2(23). С. 117.

12Воспоминания М.Н. Ярославского (в записи священника Михаила Ардова) // Надежда: Душеполез­ное чтение. Вып. 18. Базель; М., 1994. С. 167.

13Архиепископ Серафим (Самойлович) и Е.А. Тучков: подробности взаимоотношений / Публ. П.В. Каплина // Вестник ПСТГУ. Сер. II: История. История Русской Православной Церкви. Вып. 3(20). М., 2006.С. 131-132.

14[Польский] М., свящ. Положение Церкви в Советской России: Очерк бежавшего из России священ­ника. Иерусалим, 1931. С. 24.

15В литературе встречаются сообщения (со ссылкой на митрополита Сергия (Воскресенского) о том, что митрополиту Сергию угрожали расстрелом сестры (она была впоследствии расстреляна в 1937 г.), а также арестованных архиереев и священников (Цыпин В., прот. История Русской Церкви. Кн. 9. М., 1997. С. 157).

16 ЦА ФСБ РФ, д. Р-31639, л. 55.

17 См.: [Косткевич Г.А.] Указ. соч. С. 117. В самом «Обзоре» дата указана по старому стилю - 20 марта.

18Губонин М.Е. Современники о патриархе Тихоне. Машинопись. (Готовится к печати в издательстве

19ПСТГУ.)

См.: Документы патриаршей канцелярии 1926-1927 годов // Вестник церковной истории. 2006. № 2. С. 99-100.

20 Акты святейшего Тихона... С. 844.

21  Декларация митрополита Сергия (Страгородского): Документы и свидетельства современников / Публ. М.И. Одинцова//Диспут. 1992. № 1. С. 190.

22 Архив Санкт-Петербургской епархии, ф. 3, оп. За, д. 51, л. 1-2.

23 Акты святейшего Тихона... С. 499.

24 [Косткевич Г.А.] Указ. соч. С. 118.

25 Воспоминания М.Н. Ярославского... С. 167.

26 Акты святейшего Тихона... С. 499.

27 Декларация митрополита Сергия (Страгородского)... // Диспут. 1992. № 1. С. 190-191.

28Акты святейшего Тихона... С. 498.

29 ГА РФ, ф. 5919, оп. 1, д. 1, л. 415-416.

30Казем-Бек А.Л. Жизнеописание святейшего патриарха Московского и всея Руси Алексия I // Бого­словские труды. Юбилейный сборник: к 120-летию со дня рождения святейшего патриарха Алексия I. К 80-летию восстановления патриаршества. Вып. 34. М., 1998. С. 98.(123)

31Акты святейшего Тихона... С. 499-500.

32 Архив УФСБ РФ по Кировской обл., д. СУ-11383, т. 1, л. 5.

33Государственный архив Кировской области, ф. 237, оп. 77, д. 1, л. 6-6 об.

34 ЦА ФСБ РФ, д. Н-7377, т. 6, л. 255.

35 Декларация митрополита Сергия (Страгородского)... //Диспут. 1992. № 1. С. 192-193.

36Смутное время в Русской Православной Церкви: документы уральских епархий 1920-х годов / Публ. П.В. Каплина // Архивы Урала. 2006. № 9-10. С. 128-129.

37Декларация митрополита Сергия (Страгородского)... // Диспут. 1992. № 2. С. 201-202.

38«Сов. секретно. Срочно. Лично. Тов. Тучкову»: донесения из Ленинграда в Москву, 1927-1928 гг./ Публ. А.В. Мазырина // Богословский сборник. Вып. 10. М., 2002. С. 366.

39О Церкви и государстве: материалы полемики конца 1920-х гг. / Публ. А.В. Мазырина // Богослов­ский сборник. Вып. 10. С. 350.

40«Совершается суд Божий над Церковью и народом русским...»: архивные материалы к житию священномученика Дамаскина, епископа Стародубского (1877-1937) / Публ. О.В. Косик// Богословский сбор­ник. Вып. 10. С. 438-439.

41Советский религиовед А.А. Шишкин (а за ним и некоторые церковные историки) писал, что «в ав­густе [1927 г.] он [Синод] был утвержден». См.: Сущность и критическая оценка «обновленческого» рас­кола Русской Православной Церкви. Казань, 1970. С. 303. Однако никаких документов при этом не приво­дилось. В сборнике М.Е. Губонина «Акты святейшего патриарха Тихона» в перечне документов упомина­ется указ заместителя патриаршего местоблюстителя митрополита Нижегородского Сергия № 380 от 22 сентября 1927 г. о легализации патриаршего Священного Синода, но текста самого указа нет. На осно­вании этого упоминания нельзя сделать вывод о том, что «в сентябре центральное церковное управление патриаршей Церкви наконец получило постоянную регистрацию в органах государственной власти». (Бег­лов А.Л. Епархии и епископы Российской Церкви в 1927 году, или почему митрополит Сергий (Страгородский) стал перемещать епархиальных преосвященных? // Альфа и омега. 2007. № 2(49). С. 172).

42 См.: Гидулянов П.В. Указ. соч. С. 123.

43 ГА РФ, ф. 5919, оп. 1, д. 1, л. 370.

44Из переписки заместителя патриаршего местоблюстителя митрополита Нижегородского Сергия (Страгородского) и митрополита Евлогия (Георгиевского), управляющего православными русскими церк­вами в Западной Европе. Январь 1928 года - март 1929 года: Архив Отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата // Церковь и время. 1998. № 3(6). С. 110, 116, 119.(124)